Особенности уголовного преследования за преступления против интересов службы (Э.Н. Скрябин, "Журнал российского права", N 12, декабрь 2002 г.)

Особенности уголовного преследования
за преступления против интересов службы

Одновременно с установлением уголовной ответственности за преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях законодатель предусмотрел и особый порядок ее реализации. Однако, несмотря на это, определение порядка уголовного преследования за преступления, предусмотренные ст.201-204 УК РФ, на практике вызывало и вызывает немалые сложности, которые обусловлены, с одной стороны, недостаточной ясностью законодательных формулировок, а с другой - коллизией норм материального (п.2 и 3 примечания к ст.201 УК РФ) и процессуального (ст.23 УПК РФ) права.

В пункте 2 примечания к ст.201 УК РФ установлено, что если деяние, предусмотренное статьями гл.23 УК, "причинило вред интересам исключительно коммерческой организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием, уголовное преследование осуществляется по заявлению этой организации или с ее согласия"*(1) В пункте 3 названного примечания говорится, что если такое деяние "причинило вред интересам других организаций, а также интересам граждан, общества или государства, уголовное преследование осуществляется на общих основаниях".

Основания такого законодательного решения понятны. Как пишет А.С. Горелик, имея в виду коммерческую организацию, "государство не должно вмешиваться во внутренние дела такой организации. Если руководитель причинил вред ее интересам, то она сама должна решать, как с ним поступить: простить, принять собственные меры воздействия или же настаивать на привлечении к уголовной ответственности. Однако коммерческие организации взаимодействуют со многими иными организациями и гражданами (партнерами, клиентами и т.д.) и своими неправильными действиями могут причинить вред не только собственнику, но и чужим интересам. Государство не может относиться безразлично к подобным фактам и должно защищать интересы других организаций и граждан, в том числе путем установления уголовной ответственности за причиненный им вред"*(2).

Социальная предпосылка появления упомянутого в примечании 2 к ст.201 УК РФ условия уголовного преследования за деяния, причинившие вред интересам исключительно коммерческой организации, состоит, таким образом, в необходимости поддержания должного баланса между провозглашаемыми принципами свободы экономической деятельности (ст.8, 34 Конституции РФ) и недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела (ст.1 ГК РФ), с одной стороны, и задачей охраны публичных интересов - с другой.

С.Д. Макаров находит пребывание указанных положений в Уголовном кодексе "не вполне оправданным, так как, во-первых, определение порядка уголовного преследования не относится к задачам уголовного закона, как они определены ст.2 УК, во-вторых, данные положения детально отражены в ст.271 УПК РСФСР, в-третьих, уголовный закон в данном случае как бы вовлекает в сферу уголовно-правовых отношений лиц, которые по общему правилу субъектами таких отношений не являются, в-четвертых, данные положения противоречат принципу равенства граждан перед законом (ст.4 УК)"*(3).

С подобным выводом можно было бы отчасти согласиться, если бы особенности уголовного преследования за преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях были бы действительно детально регламентированы в уголовно-процессуальном законе и не вызывали разночтений. Однако утверждать, что это так, даже с принятием и введением в действие нового УПК РФ, нет никаких оснований. В связи с этим курьезно звучит утверждение, что предусмотренный примечанием 2 к ст.201 УК РФ порядок привлечения к уголовной ответственности за служебные преступления "был перенесен в уголовно-процессуальное законодательство с подробной (здесь и далее выделено мною. - Э.С.) регламентацией этой процедуры"*(4). Кроме того, С.Д. Макаров, обосновывая свое мнение, не учитывает того обстоятельства, что особенности уголовного преследования управленческого персонала коммерческих организаций за преступления по службе обусловлены (о чем нами уже говорилось выше) природой охраняемых нормами главы 23 УК общественных отношений, то есть имеют материально-правовые основания (корни), а потому включение их в материальный уголовный закон представляется обоснованным.

Однако применение закрепленного в примечании 2 к ст.201 УК РФ принципа диспозитивности уголовного преследования оставалось бы весьма затруднительным без подробной интерпретации его в Уголовно-процессуальном кодексе.

Так, появились сначала ст.271 УПК РСФСР, включенная в Кодекс Федеральным законом от 15 декабря 1996 года*(5), а затем пришедшая ей на смену ст.23 нового УПК РФ, принятого Государственной Думой 22 ноября 2001 года*(6), которые, однако, не только не прояснили, но, пожалуй, даже усугубили отмеченную неопределенность.

Текст статьи 23 УПК РФ, призванной, по замыслу законодателя, раскрыть процессуальный механизм уголовного преследования по делам об интересующих нас преступлениях, имеет смысл привести здесь полностью: "Если деяние, предусмотренное главой 23 Уголовного кодекса Российской Федерации, причинило вред интересам исключительно коммерческой или иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием, и не причинило вреда интересам других организаций, а также интересам граждан, общества или государства, то уголовное дело возбуждается по заявлению руководителя данной организации или с его согласия".

Несмотря на использование в наименовании статьи несколько непривычной для правоприменителя формулы "привлечение к уголовному преследованию", на наш взгляд, заслуживает одобрения решение законодателя обусловить согласием руководителя организации возможность именно возбуждения уголовного дела о преступлении, предусмотренном гл.23 УК, а не привлечения лица в качестве обвиняемого, как это имело место в ст.271 УПК РСФСР.

Однако нетрудно заметить, что в ст.23 УПК РФ по-прежнему отлично от примечаний 2 и 3 к ст.201 УК РФ решаются вопросы о необходимости заявления или согласия некоммерческой организации на осуществление уголовного преследования лица, причинившего вред исключительно ее интересам; о лицах, уполномоченных подавать заявление или давать согласие от имени организации.

Новый Уголовно-процессуальный кодекс оставляет открытым и вопрос о правовых последствиях отзыва руководителем организации своего заявления или аннулирования им согласия на уголовное преследование служащего за деяние, предусмотренное главой 23 УК.

Известно, что в рамках института "уголовных дел, возбуждаемых по жалобе потерпевшего", к которому, по нашему мнению, и принадлежит ст.23 УПК РФ, различаются дела частного обвинения (ч.2 ст.20 УПК), которые возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего и подлежат прекращению в случае примирения его с обвиняемым, и дела частно-публичного обвинения (ч.3 ст.20 УПК), которые возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, но "прекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым не подлежат"*(7).

К какой из этих категорий дел отнести дела о преступлениях, предусмотренных гл.23 УК, то есть являются ли они делами частного или частно-публичного обвинения? От ответа на данный вопрос зависит и решение проблемы процессуальных последствий отзыва руководителем коммерческой организации заявления или аннулирования им своего согласия на привлечение лица к уголовной ответственности. Если речь идет о делах частно-публичного обвинения, то указанные отзыв или аннулирование процессуальных последствий иметь не будут, так как производство по делу продолжается в общем порядке, невзирая на изменение позиции руководителя. Именно так считает В.С. Буров, отмечающий, что "последующее изменение соответствующей организацией своего мнения (отзыв заявления и т.п.) - не влечет прекращения уголовного дела", хотя он и не приводит ни одного аргумента для обоснования своей точки зрения и не использует самого понятия "дел частно-публичного обвинения"*(8).

Если же интересующую нас категорию дел признать делами частного обвинения, то в случае отзыва заявления или аннулирования согласия дело подлежит обязательному прекращению следователем либо судом, то есть воля руководителя при любых обстоятельствах будет иметь определяющее значение для решения вопроса о привлечении лица к уголовной ответственности в ходе всего производства по делу (до его рассмотрения по существу).

К данной точке зрения, по-видимому, склоняется П.С. Яни, указывая, что "в том случае, когда пострадавшая сторона будет настаивать на возбуждении уголовного дела, а затем воспротивится осуждению лица, в отношении которого дело по обвинению по статье 23 главы направлено в суд, следственные органы будут обязаны возбудить при наличии всех иных оснований уголовное дело, а суд - прекратить его"*(9).

По нашему мнению, дела о преступлениях против интересов службы в коммерческих и иных организациях должны быть отнесены к категории дел частно-публичного обвинения, которые возбуждаются не иначе как по заявлению коммерческой организации или с ее согласия, но не подлежат прекращению в связи с отзывом заявления или аннулированием согласия.

Использование законодателем в тексте ст.23 УПК не соединительного союза "и", а разделительного союза "или" дает основания предположить, что согласие руководителя лишь приравнивается к его заявлению. Из этого следует, что, как и заявление, согласие связано исключительно с решением о возбуждении уголовного дела, а в ходе дальнейшего уголовного преследования оно не требуется. Отличие "согласия" от "заявления" сводится к тому, что если заявление является самостоятельным поводом к возбуждению уголовного дела, то согласие должно сопровождать принятие решения о возбуждении уголовного дела при наличии к тому иных поводов*(10).

Другой аргумент в пользу частно-публичного порядка уголовного преследования за преступления, предусмотренные статьями гл.23 УК, связан с уголовно-процессуальной политикой. Если предположить, что отзыв руководителем коммерческой организации заявления или аннулирование им своего согласия влекут обязательное прекращение уголовного дела, то мы сталкиваемся с ситуацией, когда следователь будет вести кропотливую работу по собиранию доказательств, зная, что его труд в любой момент может потерять смысл. Нетрудно спрогнозировать активность следователя в таком случае и степень его заинтересованности в успешном ходе предварительного следствия. Существенные затраты времени и финансов, связанные не только с деятельностью самого следователя, но и с производством экспертиз, вызовом свидетелей и т.п., окажутся совершенно лишними, если такое дело относится к категории дел частного обвинения и отзыв руководителем коммерческой организации заявления или аннулирование им своего согласия равносильны примирению потерпевшего и обвиняемого по делам частного обвинения.

Неодинаково решается в уголовном и уголовно-процессуальном законах и вопрос о пределах диспозитивности уголовного преследования. Если примечание 2 к ст.201 УК РФ связывает особый порядок уголовного преследования за преступления против интересов службы с ситуацией причинения вреда "интересам исключительно коммерческой организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием", то ст.23 УПК РФ, значительно расширяя очерченные в уголовном законе пределы диспозитивности, обусловливает возможность привлечения к уголовной ответственности за деяние, предусмотренное гл.23 УК РФ, заявлением или согласием руководителя не только коммерческой, но и "иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием", интересам которой (и только им) причинен вред названным деянием.

Обсуждаемая нами коллизия не осталась без внимания законодателя. Если статья 28 проекта УПК РФ, принятого Государственной Думой в первом чтении 6 июня 1997 года Постановлением N 1498-IIГД, текстуально воспроизводила действовавшую редакцию ст.271 УПК РСФСР, то в тексте законопроекта, направленного 25 февраля 2000 года в депутатские объединения для сбора замечаний ко второму чтению, положение о необходимости согласия "иной организации", интересы которой претерпели вред, на привлечение виновного к уголовной ответственности отсутствовало. Однако в окончательном тексте принятого Государственной Думой 22 ноября 2001 года Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации законодатель, к сожалению, вновь вернулся к первоначальной формулировке: ":если деяние: причинило вред интересам исключительно коммерческой или иной организации:".

С одной стороны, очевидно, что процессуальная норма не может подменять собой норму материального права, тем более не должна ей противоречить. С другой стороны, ст.7 УПК РФ предусматривает, что суд, прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель не вправе применять федеральный закон, противоречащий названному Кодексу, а установив в ходе производства по уголовному делу несоответствие федерального закона или иного нормативного правового акта Уголовно-процессуальному кодексу, суд принимает решение в соответствии с УПК. Несмотря на это, с точки зрения социальных предпосылок установления особенностей уголовного преследования за преступления, предусмотренные гл.23 УК, нам представляется предпочтительным подход, заложенный в материальном уголовном законе.

Наделение коммерческих организаций, не являющихся государственными или муниципальными предприятиями, особым правом воздействия на решение об осуществлении уголовного преследования не сняло актуальность вопроса о критерии, в соответствии с которым коммерческая организация может быть причислена к государственным или муниципальным. И в частности, следует ли относить к государственным предприятиям организации, созданные несколькими собственниками, в том числе государством*(11).

Ранее данный вопрос был связан с возможностью оценки различного рода нарушений в деятельности руководителей акционерных обществ как должностных преступлений. Критерием отнесения юридических лиц к государственным предприятиям на практике широко признавалась преобладающая доля государства в уставном капитале. Такая позиция находила отчасти свое правовое обоснование в ныне утративших силу нормативных правовых актах исполнительной власти*(12). Обратимся, однако, к действующему законодательству.

Важно отметить, что ч.3 ст.213 ГК РФ (так же, как и примечание 2 к ст.201 УК РФ) упоминает о государственных и муниципальных предприятиях, не сопровождая их прилагательным "унитарный". Однако, сопоставив положения названной статьи со ст.48, 66 и 113 ГК, можно с уверенностью утверждать, что единственно возможной организационно-правовой формой государственной коммерческой организации является унитарное предприятие.

Такой позиции придерживаются и большинство ученых-цивилистов. Так, Д.А. Медведев, определяя государственное (муниципальное) предприятие как "юридическое лицо, учрежденное государством либо органом местного самоуправления в предпринимательских целях или в целях выпуска особо значимых товаров (производства работ или оказания услуг), имущество которого состоит в государственной (муниципальной) собственности", подчеркивает при этом, что "государственные и муниципальные предприятия являются унитарными, а их имущество неделимо и не может быть распределено по вкладам"*(13). В.В. Чубаров указывает, что "имущество, принадлежащее хозяйственному обществу (товариществу) даже со 100-процентным государственным или муниципальным участием, является объектом частной собственности. Государству или муниципальному образованию в этом случае принадлежат на праве собственности лишь акции (вклады) такого предприятия"*(14).

Профессор Е.А. Суханов, известный отечественный цивилист, чья научная деятельность во многом связана с институтом юридического лица, полагает, что в соответствии со ст.48 и 213 ГК РФ коммерческие организации являются собственниками своего имущества, поэтому и "создание акционерного общества со 100% -ным государственным участием есть создание нового, самостоятельного частного собственника"*(15). Такая позиция представляется нам единственно верной*(16).

Статья 23 УПК РФ, процессуально конкретизируя положения примечания 2 к ст.201 УК РФ, указывает, что обращаться с заявлением о привлечении виновного к уголовной ответственности или давать на это согласие от имени организации должен ее руководитель.

Спорность такого подхода, как верно указывает Л.В. Головко, заключается, с одной стороны, в некотором преувеличении роли руководителя коммерческой организации (часто наемного работника, решения которого подчинены воле учредителей, участников, акционеров и т.п.), с другой - в создании искусственных сложностей на пути привлечения самого руководителя к уголовной ответственности в случае злоупотребления им полномочиями*(17). Действительно, весьма часто именно руководитель и является тем лицом, неправомерные действия которого причинили вред интересам возглавляемой им организации. От кого тогда должно исходить заявление или согласие, тем более что заменить такого руководителя не всегда просто с гражданско-правовой точки зрения?

Анализируя данную проблему, П.С. Яни полагает, что в подобной ситуации "участники или акционеры организации в установленном законом и учредительными документами порядке должны назначить новое лицо, которое будет представлять их интересы. И уже это лицо, таким образом, правомочно делать соответствующие заявления от имени юридического лица". Заявление же части акционеров или участников юридического лица с просьбой об осуществлении уголовного преследования в отношении руководителя организации не может рассматриваться как основание для положительного решения вопроса о возбуждении дела*(18).

По мнению Н. Егоровой, усматривающей в заявлении или согласии организации на осуществление уголовного преследования ее служащего по статьям гл.23 УК не что иное, как специфический повод к возбуждению уголовного дела, "заявление с просьбой возбудить уголовное дело о злоупотреблении лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой организации, должно признаваться поводом к возбуждению уголовного дела и в тех случаях, когда оно подано даже одним учредителем (участником) организации"*(19).

Иначе рассуждает А.С. Горелик, полагая, что "в этом случае вопрос о согласии должен решать орган управления организации, к компетенции которого относится образование исполнительных органов (общее собрание участников, акционеров, совет директоров и т.п.)"*(20). Такое решение является, на наш взгляд, предпочтительным*(21) и, как представляется, должно быть закреплено в ст.23 УПК РФ.

В юридической литературе и периодике высказывались различные соображения относительно того, следует ли признавать право инициировать (санкционировать) осуществление уголовного преследования за преступления, предусмотренные гл.23 УК РФ, лишь за теми коммерческими организациями, на службе в которых состоит виновный, либо за любыми коммерческими организациями, не являющимися государственными или муниципальными предприятиями.

Например, П.С. Яни на вопрос о том, идет ли в примечании 2 к ст.201 УК РФ речь только об уголовном преследовании лица, находящегося на службе в организации, которой его деянием причинен вред, дает положительный ответ, ссылаясь на часть третью упомянутого примечания, где говорится, что если деяние, предусмотренное статьями комментируемой главы, причинило вред интересам других организаций, а также интересам граждан, общества или государства, уголовное преследование осуществляется на общих основаниях*(22).

Похожую позицию занимает А.С. Горелик. Отмечая две возможные ситуации: во-первых, когда вред причинен исключительно той организации, в которой работает управленец, и больше никому; во-вторых, когда вред причинен интересам сторонних организаций (например, контрагентов) либо интересам граждан, общества или государства, - он полагает, что только в первом из описанных случаев вопрос об уголовном преследовании виновного следует решать с учетом мнения (то есть по заявлению либо с согласия) организации, которой причинен вред. Иначе говоря, этой организации предоставлено право самой решать, какие меры следует применить к виновному лицу: дисциплинарные (например, наложить взыскание, уволить с работы), материальные (взыскать ущерб) или же передать его в руки правосудия для привлечения к уголовной ответственности. Во втором же из указанных случаев уголовное преследование должно осуществляться на общих основаниях, то есть независимо от мнения организации, в которой работает нарушитель*(23).

В.С. Буров трактует установленное примечанием 3 к ст.201 УК РФ ограничение принципа диспозитивности уголовного преследования следующим образом: "Если соответствующее деяние причинило вред интересам других (кроме той, где служит виновное лицо) организаций, а также интересам граждан, общества или государства, уголовное преследование осуществляется на общих основаниях"*(24).

Аналогичные суждения можно обнаружить и в работах ряда других авторов*(25).

Иной точки зрения придерживается Б. В. Волженкин, по мнению которого, из примечания 2 к ст.201 УК РФ следует, что заявление или согласие организации на осуществление уголовного преследования требуется лишь тогда и только тогда, когда вред причинен интересам исключительно коммерческой организации, причем не обязательно именно той, где работало виновное лицо. Он полагает, что "другие организации", о которых сказано в примечании 3 к ст.201 УК, - это некоммерческие организации. Такое понимание текста примечаний Б.В. Волженкин обосновывает соответствием заложенной в них идее: государство по своей инициативе не вмешивается в конфликт, если вред причинен исключительно коммерческим организациям, которые к тому же не являются государственным или муниципальным предприятием*(26).

Представляется, что Б.В. Волженкин не прав. Во-первых, причинение служебным преступлением вреда интересам исключительно коммерческой организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием, возможно лишь при условии, что упомянутый вред понесла коммерческая организация, выступающая по отношению к причинителю подобного вреда в качестве работодателя, ибо только такая организация и является носителем правоохраняемого интереса, признанного законодателем видовым объектом преступлений, предусмотренных статьями главы 23 УК РФ. При отсутствии сколько-нибудь значимого воздействия на объект уголовно-правовой охраны нет и общественной опасности деяния. А кому как не носителю правоохраняемого интереса оценивать результат такого воздействия? Во-вторых, в пользу вышеупомянутой точки зрения свидетельствует использование законодателем понятия "других (то есть "не этой, не данной"*(27)) организаций" для указания на носителя правоохраняемого интереса, за причинение вреда которому уголовное преследование осуществляется на общих основаниях. Исходя из иных позиций, законодатель, очевидно, не мог бы одновременно использовать в тексте ст.23 УПК РФ понятия "иной" (то есть некоммерческой) и "других" (кроме той, в которой служит виновный) организаций.

Поэтому, на наш взгляд, не вызывает сомнения, что право инициировать или санкционировать уголовное преследование лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой организации, следует признавать только за той организацией, на службе в которой оно состоит, при условии, что соответствующее деяние не причинило вреда интересам других организаций, а также интересам граждан, общества или государства.

Отстаиваемая нами позиция нашла отражение в п.6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 года N 6 "О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе", по смыслу которого особый порядок уголовного преследования лица, совершившего коммерческий подкуп, применяется, "если вред причинен исключительно коммерческой или иной организации, где работает такое лицо"*(28).

Отдельными авторами высказывались мнения о необходимости расширения круга лиц, волеизъявление которых должно инициировать осуществление уголовного преследования за преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях.

Подобная позиция, как нам представляется, игнорирует важный гражданско-правовой принцип равенства субъектов предпринимательской деятельности, закрепленный в ч.1 ст.124 ГК РФ, а потому не может быть признана обоснованной.

Далее. Нетрудно заметить, что текст примечания 2 к ст.201 УК РФ, действие которого формально распространено на все статьи гл.23 УК, нуждается в ограничительном толковании, поскольку изложенные в нем особенности уголовного преследования могут иметь место по делам о преступлениях, предусмотренных только двумя из четырех статей гл.23 УК, а именно ст.201 и 204 УК РФ. Так, частнопрактикующие нотариусы, вне всякого сомнения, выполняют публично-правовые функции, а потому злоупотребление ими, равно как и частными аудиторами, своими полномочиями (ст.202 УК РФ) во всех без исключения случаях причиняет вред правам и законным интересам граждан, а также охраняемым законом интересам общества и государства, что в силу примечания 3 к ст.201 УК РФ исключает возможность применения в отношении них принципа диспозитивности уголовного преследования. Превышение же полномочий служащими частных охранных или детективных служб образует состав преступления, предусмотренного ст.203 УК РФ, лишь в том случае, если названные деяния сопряжены с применением насилия или с угрозой его применения, а следовательно, и с неизбежным причинением вреда интересам граждан. Таким образом, на основе анализа уголовного закона можно прийти к однозначному выводу о том, что наличие обстоятельств, которыми в примечании 2 к ст.201 УК РФ законодатель обусловил особый порядок осуществления уголовного преследования за служебные преступления, принципиально возможно только при совершении преступлений, предусмотренных ст.201 ("Злоупотребление полномочиями") и ст.204 ("Коммерческий подкуп") УК РФ.

Между тем в судебной практике с нормами, регламентирующими порядок уголовного преследования за преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях, оказался тесно связанным вопрос о конструкции состава коммерческого подкупа.

Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ в Определении от 8 сентября 1998 года по делу Шушканова и Шагалиева указала, что "коммерческий подкуп, как и взятка, считается оконченным с момента получения или передачи предмета подкупа и относится к формальным составам преступлений, не предусматривающих наступления определенных последствий. В соответствии с требованиями п.3 примечания к ст.201 УК РФ уголовное преследование за данное преступление должно осуществляться на общих основаниях"*(29).

Такую же позицию занял Президиум Верховного Суда РФ по делу Сусарева*(30).

Постановлением судьи Саратовского областного суда от 7 августа 1998 года дело в отношении Сусарева прекращено в связи с отсутствием согласия организации на привлечение его к уголовной ответственности.

Органами предварительного следствия Сусарев обвинялся в получении взятки с вымогательством ее (п."в" ч.4 ст.290 УК РФ). Государственный обвинитель в судебном заседании изменил обвинение и квалифицировал содеянное по ч.3 ст.204 УК РФ (коммерческий подкуп).

Коллегией присяжных заседателей Сусарев признан виновным в том, что, являясь председателем правления Ассоциации сельскохозяйственных кооперативов, арендаторов и крестьянских фермерских хозяйств Саратовской области "Возрождение" (АККОР), потребовал от Е. передачи ему денег в размере десяти процентов от цены выделяемого Е. по лизингу мельничного комплекса, а через несколько дней получил от него 15 млн. руб.

После оглашения вердикта присяжных заседателей председательствующий судья обратился с письмом в правление АККОР "Возрождение" с предложением рассмотреть вопрос о даче согласия на привлечение Сусарева к уголовной ответственности за получение денег при выделении по лизингу мельничного комплекса. Однако члены правления постановили такое согласие не давать. На основании решения, принятого правлением АККОР "Возрождение", судья вынес постановление о прекращении дела. Кассационная палата Верховного Суда РФ, отклонив частный протест прокурора, признала постановление судьи законным и оставила его без изменения.

Не соглашаясь с судебными постановлениями, заместитель Генерального прокурора РФ внес протест в Президиум Верховного Суда РФ по следующим основаниям.

В соответствии с п.2 примечания к ст.201 УК РФ и ст.271 УПК РСФСР уголовное преследование за деяния, предусмотренные гл.23 УК РФ, осуществляются по заявлению коммерческой организации или с ее согласия лишь в тех случаях, когда причинен вред интересам исключительно этой организации, то есть указанный порядок привлечения к уголовной ответственности распространяется на те перечисленные в гл.23 преступления, в которых причинение вреда является необходимым элементом состава преступления. Коммерческий же подкуп считается оконченным преступлением с момента получения или передачи предмета подкупа и относится к формальным составам преступлений, не требующим наступления определенных последствий. Поэтому по смыслу п.3 примечания к ст.201 УК РФ уголовное преследование за преступление, предусмотренное ч.3 ст.204 УК РФ, осуществляется на общих основаниях.

Президиум Верховного Суда РФ признал протест обоснованным и удовлетворил его*(31).

Такая позиция вызывает обоснованные сомнения, поскольку фактически дезавуирует примечание 2 к ст.201 УК РФ в части, распространяющей его действие и на деяния, предусмотренные иными статьями главы 23 УК РФ.

Представляется уместным привести хрестоматийный тезис, что беспоследственных преступлений не существует. В противном случае нет оснований апеллировать к общественной опасности деяния, которая "является характеристикой результата воздействия деяния на защищаемую определенной уголовно-правовой нормой группу отношений"*(32).

Решение законодателя о включении в уголовный закон кажущихся на первый взгляд сугубо процессуальными норм, определяющих порядок возбуждения уголовного преследования за преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях, имело глубокий смысл. Вынесение вреда, указание на который содержится в примечаниях 2 и 3 к ст.201 УК РФ, за пределы состава преступления, именуемого коммерческим подкупом, не аннулирует усматриваемой, на наш взгляд, в упомянутых примечаниях презумпции причинения известного вреда интересам организации в силу самого факта получения ее служащим незаконного вознаграждения и не исключает возможности наступления вреда в результате деяния, совершенного за указанное вознаграждение. В этой связи за коммерческой организацией, на службе в которой состоит получатель предмета подкупа, следует признать право инициировать или санкционировать уголовное преследование за коммерческий подкуп при условии, что таковой причинил вред интересам исключительно данной организации.

Именно такую позицию занял и Пленум Верховного Суда РФ, указав в п.6 Постановления "О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе" судам на необходимость иметь в виду, что обвинительный приговор в отношении лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой или иной организации, за незаконное получение денег, ценных бумаг, иного имущества, а равно за незаконное пользование услугами имущественного характера, за совершение действий (бездействия) в интересах дающего в связи с занимаемым этим лицом служебным положением может быть вынесен при наличии к тому оснований, если деянием причинен вред интересам других организаций, интересам граждан, общества или государства либо если вред причинен исключительно коммерческой или иной организации, где работает такое лицо, когда уголовное преследование осуществляется по заявлению этой организации или с ее согласия*(33).

Поскольку незаконная передача лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой или иной организации, вознаграждения имущественного характера за совершение действий (пребывание в бездействии) в интересах дающего в связи с занимаемым этим лицом служебным положением и получение указанным лицом такого вознаграждения составляют необходимое соучастие, привлечение к уголовной ответственности подкуподателя должно быть поставлено в зависимость от уголовного преследования получателя подкупа.

Подводя итог предпринятому нами анализу особенностей уголовного преследования за преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях, считаем необходимым предложить следующую редакцию ст.23 УПК РФ:

"Статья 23. Осуществление уголовного преследования по волеизъявлению*(34) коммерческой организации

Если деяние, предусмотренное статьями 201 или 204 Уголовного кодекса Российской Федерации, причинило вред интересам исключительно коммерческой организации, не являющейся государственным или муниципальным унитарным предприятием, на службе в которой состоит лицо, его совершившее, и не причинило вреда интересам других организаций, а также интересам граждан, общества или государства, то возбуждение уголовного дела допускается не иначе как по заявлению, а изменение квалификации ранее предъявленного обвинения на статьи 201 или 204 Уголовного кодекса Российской Федерации - с согласия высшего органа управления этой организации, а при невозможности его созыва в разумный срок - иного коллегиального органа организации.

Последующий отзыв организацией своего заявления о возбуждении уголовного дела или аннулирование согласия на привлечение служащего в качестве обвиняемого не являются основанием для прекращения уголовного преследования".

Э.Н. Скрябин,

аспирант кафедры уголовного права

Воронежского государственного университета

"Журнал российского права", N 12, декабрь 2002 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Установление особого порядка осуществления уголовного преследования за преступления по службе восходит историческими корнями к известному русскому дореволюционному праву - институту административной гарантии, введенному Уставом уголовного судопроизводства в 1862 г., в соответствии с которым разрешение вопроса о предании суду чиновников, совершивших преступления по должности, было отдано на усмотрение начальства этих лиц.

*(2) Горелик А.С. Преступления против интересов государственной службы и против интересов службы в коммерческих и иных организациях: Сравнительный анализ // Юридический мир. 1999. N 4. С.19.

*(3) Макаров С.Д. Коммерческий подкуп (Уголовно-правовое исследование). Иркутск, 1999. С.112.

*(4) Дорошков В.В. Материально-правовые и процессуальные аспекты частного обвинения: Автореф. дисс. : канд. юрид. наук. М., 1997. С.18.

*(5) См.: СЗ РФ. 1996. N 52. Ст.5881.

*(6) См.: СЗ РФ. 2001. N 52. Ч.I. Ст.4921.

*(7) С учетом положений ст.25 УПК РФ и ст.76 УК РФ правильнее говорить, что эти дела подлежат прекращению за примирением на общих основаниях.

*(8) См.: Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях: Комментарий законодательства и справочные материалы / Авт.- сост. В.С. Буров. Ростов н/Д, 1997. С.20.

*(9) Яни П.С. Экономические и служебные преступления. М., 1997. С.123.

*(10) Заметим, что обсуждаемый нами институт "согласия на привлечение к уголовному преследованию" актуален в тех не столь редких случаях, когда деяние переквалифицируется на одну из статей гл.23 УК уже в ходе расследования уголовного дела, возбужденного по признакам иного преступления. Учитывая возможность и распространенность подобной ситуации, следует признать обоснованным и использование термина "уголовное преследование", поскольку две рассматриваемые разновидности волеизъявления коммерческой организации могут иметь место на разных стадиях уголовного процесса.

*(11) По мнению А.С. Горелика, "государственными (муниципальными) предприятиями признаются только такие, в которых все имущество принадлежит государству (муниципалитету)" (см.: Горелик А.С., Шишко И.В., Хлупина Г.Н. Преступления в сфере экономической деятельности и против интересов службы в коммерческих и иных организациях. Красноярск, 1998. С.162-163). Б.В. Волженкин полагает, что в случае, если вред в результате злоупотребления лица, выполняющего управленческие функции, причинен коммерческой организации - акционерному обществу, часть акций которого принадлежит государству, "можно говорить о причинении вреда интересам государства и при решении вопроса об уголовном преследовании руководствоваться примечанием 3 к статье 201 УК" (см.: Волженкин Б. В. Служебные преступления. М., 2000. С. 293-294).

*(12) Подробнее об этом см.: Яни П.С. Указ. соч. С.128-131.

*(13) Гражданское право: Учебник. Т.1. Изд. 5-е, перераб. и доп. / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 2001. С.167.

*(14) Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 1995. С.260.

*(15) Цит. по: Яни П.С. Указ. соч. С.137.

*(16) Тем важнее донести указанную позицию до правоприменителя, поскольку данные проведенного нами анкетирования 200 сотрудников правоохранительных органов свидетельствуют о том, что 66,6 процента респондентов по-прежнему допускают признание государственными предприятий, в уставном капитале которых доля государства превышает 50 процентов.

*(17) См.: Головко Л. В. Особенности уголовного преследования по делам о преступлениях против интересов службы в коммерческих организациях // Законность. 1999. N 4. С.79.

*(18) См.: Яни П.С. Указ. соч. С.139.

*(19) Егорова Н. Коллизия материальных и процессуальных норм в "служебных" преступлениях // Российская юстиция. 1999. N 10. С.39.

*(20) Горелик А.С., Шишко И.В., Хлупина Г.Н. Указ. соч. С.164.

*(21) Полагаем, именно это имел в виду и Г.П. Новоселов, утверждая, что волеизъявление организации на привлечение к уголовной ответственности лица, выполняющего в ней управленческие функции, "должно иметь юридическое значение лишь тогда, когда оно исходит от физических или юридических лиц, выступающих владельцами коммерческой организации, но никак не ее администрации" (см.: Уголовное право. Особенная часть / Отв. ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамова, Г.П. Новоселов. М., 1997. С.349).

*(22) См.: Яни П.С. Указ. соч. С.139.

*(23) См.: Горелик А.С., Шишко И.В., Хлупина Г.Н. Указ. соч. С.163.

*(24) Буров В.С. Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях. Комментарий законодательства и справочные материалы. С.21.

*(25) См.: Уголовное право России. Особенная часть: Учебник / Под ред. А.И. Рарога. М., 1998. С.209; Петрухин И. Публичность и диспозитивность в уголовном процессе // Российская юстиция. 1999. N 3. С.25.

*(26) См.: Волженкин Б.В. Указ. соч. С.293.

*(27) См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1961. С.175.

*(28) БВС РФ. 2000. N 4. С.6.

*(29) БВС РФ. 1999. N 3. С.14-15.

*(30) См.: Законность. 1999. N 10. С.62.

*(31) Полагаем, что в приведенном случае уголовное преследование действительно должно осуществляться на общих основаниях, но совсем по иным мотивам, нежели те, которыми аргументировала свою позицию высшая судебная инстанция. Ассоциация сельскохозяйственных кооперативов, арендаторов и крестьянских фермерских хозяйств как объединение юридических лиц в силу прямого указания ст.121 ГК РФ является некоммерческой организацией, а потому в соответствии с примечанием 3 к ст.201 УК РФ уголовное преследование лица, посягнувшего на интересы службы в указанной организации, осуществляется независимо от ее согласия.

*(32) Пастухов И., Яни П. Квалификация налоговых преступлений // Законность. 1998. N 1. С.12.

*(33) См.: БВС РФ. 2000. N 4. С.6.

*(34) Термин "волеизъявление" как обобщающая категория, охватывающая понятия как "заявления", так и "согласия", является здесь условным по той причине, что юридическое лицо (организация) не обладает самостоятельной волей.