Цивилистика в динамике (Б. Гонгало, "эж-ЮРИСТ", N 18, май 2004 г.)

Цивилистика в динамике

Гражданское законодательство - одно из наиболее стабильных в российской правовой системе. Несмотря на то, что нормы Гражданского Кодекса не претерпевали существенных изменений за истекшее с момента его принятия время, практика применения многих гражданско-правовых институтов прошла огромный путь развития, выявив и коллизии норм, и пробелы в регулировании, и иные дискуссионные проблемы. На вопросы редакции "эж-ЮРИСТ" отвечает доктор юридических наук, профессор, заместитель председателя Научного совета Института частного права Бронислав Мичиславович Гонгало.

Как вы думаете должны решаться коллизии Гражданского кодекса РФ и гражданско-правовых норм Земельного кодекса РФ? Существует ли противоречие между нормами п.2 ст.3 ГК РФ и ч.2 п.1 ст.2 ЗК РФ, и если да, то чем надлежит руководствоваться при его разрешении?

- На самом деле "за этим вопросом" стоит глобальная проблема: о разграничении предметов гражданского и земельного права. Ясно, что эту проблему не решить "в двух словах". Но, думается, решение ее должно базироваться на следующем: если речь идет о земле (земельном участке) как объекте частного интереса, то соответствующие отношения должны регулироваться гражданским правом; если требуется обеспечить публичный интерес при регулировании отношений по поводу земли (земельных участков), то соответствующие нормы должны содержаться в земельном законодательстве.

Нынешняя ситуация в этой сфере есть наследие прошлого. Земельное право, "оттолкнувшись" от права гражданского, очень скоро стало слишком "публицизированным" (а иначе и быть не могло). В настоящее время, когда земля снова возвращается в гражданский оборот и, следовательно, в гражданское законодательство возвращаются нормы, регулирующие соответствующие отношения, многими это воспринимается как экспансия частного (гражданского) права. Да неправильно это! Если земельный участок принадлежит гражданину или юридическому лицу (находится у него в собственности), то, понятно, что соответствующие отношения регулируются (должны регулироваться) гражданским правом. Если этот земельный участок становится предметом договора купли-продажи, дарения, аренды и т.п., то конечно же отношения должны регулироваться актами гражданского законодательства. (Неужели этот "медицинский факт" может вызывать сомнения?!) А вот обеспечение публичных интересов при всем этом - это дело земельного права. И не надо ничего делить. На всех хватит.

Что касается коллизий "Гражданского кодекса РФ и гражданско-правовых норм Земельного кодекса РФ", то в самой постановке вопроса содержится и ответ: не должно быть в Земельном кодексе (как и любом другом отраслевом акте) гражданско-правовых норм. (Как не должно быть в Гражданском кодексе земельно-правовых норм). Отдайте "Богу - богово, а кесарю - кесарево". Иначе зачем вообще отраслевая кодификация?

При противоположном подходе дублирование и, еще хуже, противоречия неизбежны. Надо бы удивиться, что один и тот же орган государственной власти принимает акты, противоречащие друг другу. Но, думается, увидев их и осознав негативные последствия такой практики, противоречия будут устранены. С учетом того, что ГК РФ - это акт частного права, а Земельный кодекс РФ - публично-правовой документ. Пока это не сделано, по-видимому, в соответствующих случаях должен применяться ЗК РФ - он принят позже ГК РФ. Такой подход неправилен с точки зрения концептуальной. Но он представляется верным исходя из формально-юридических позиций.

Каково ваше мнение по высказывавшимся предложениям о необходимости наделения регистрирующих органов правом внесудебной ликвидации юридических лиц?

- Подобные предложения видятся по меньшей мере неуместными. Понятно, что продиктованы они благими намерениями. Но уже давно известно, куда ведет вымощенная ими дорога. Такого рода предложения обусловлены непониманием того, что представляет собой ликвидация юридического лица. Говоря проще, примитивным подходом к проблеме. По-видимому, авторы таких предложений представляют себе создание юридического лица как внесение записи о "рождении" юридического лица в реестр. И соответственно ликвидация юридического лица при таком подходе есть всего-навсего исключение такой записи из реестра.

Между тем ликвидация юридического лица означает прекращение его деятельности без перехода его прав и обязанностей другому лицу (без правопреемства). Специальная процедура ликвидации юридического лица устанавливается с целью гарантировать интересы его кредиторов. Она призвана гарантировать стабильность гражданского оборота. И, напротив, сведение ее к росчерку пера чиновника (при всем к нему уважении) ведет к дестабилизации (а может, обрушению) гражданского оборота. При наделении регистрирующих органов правом ликвидировать юридические лица ни один участник имущественных отношений, регулируемых гражданским правом, не сможет быть уверенным в том, что его сегодняшний партнер завтра вдруг внезапно не "умрет". И ничего изменить уже будет невозможно - обязанного субъекта нет. А деньги уплачены, работа выполнена, услуга оказана.

Если разгрузить суды от дел о ликвидации юридических лиц (не дай-то Бог!), то это не только приведет к нарушению фундаментальных идей гражданского права, но и к весьма пагубным последствиям экономического характера.

Интересен вопрос о квалификации так называемых "инвестиционных договоров", широко распространенных в сфере строительства жилья?

- Как представляется, модные ныне рассуждения о "правовом регулировании инвестиций", "инвестиционных договорах", а тем более об "инвестиционном праве" не имеют и не могут иметь более или менее определенного юридического основания. Они обусловлены смешением экономических и правовых категорий. Или, того хуже, неумением перевести на "юридический язык" экономические устремления. Ведь инвестиции, по определению, представляют собой вложение капитала в какое-либо дело. Понятно, что такое вложение осуществляется в различных правовых формах. Так называемые "инвестиционные правоотношения" есть условная, собирательная категория. Единообразного правового регулирования инвестиций нет и быть не может в силу неоднородности соответствующих отношений.

Что касается различий в позициях ВАС РФ (который квалифицирует такие "инвестиционные" договоры как договоры простого товарищества) и ВС РФ (который признает их разновидностью подряда), то необходимо отметить следующее. Как представляется, мы (юристы) нередко находимся в плену определений, терминов, а то и попросту названий (чего-либо). Суть ведь не в том, как назван тот или иной договор ("инвестиционный", "простого товарищества", "подряда" и т.д. и т.п.). Суть в самом отношении, регулируемом правом. И соответственно в том, какие права и обязанности порождаются соглашением сторон (в данном случае - предусматривающем строительство жилья). К сожалению, специфика юридического мышления часто приводит к тому, что мы ошибаемся в юридической природе того или иного соглашения под влиянием (всего-навсего) названия соглашения.

На самом деле, чтобы определить правовую природу соглашения, нужно просто внимательно прочитать текст, содержащий условия соглашения (если есть такой текст, а если его нет, то вникнуть, о чем же стороны договаривались). С этой точки зрения представляется заслуживающей внимания практика, в соответствии с которой вообще не обозначается название договора. "Договор" и все тут. А хочешь понять его - прочти.

Таким образом, упречна однозначная квалификация так называемых инвестиционных договоров, распространенных при строительстве жилья как договоров простого товарищества либо как договоров подряда. Все зависит от того, каким содержанием наполнили стороны свой договор.

Другое дело, что нельзя согласиться с тем, что соглашения, идентичные по содержанию, квалифицируются по-разному арбитражными судами и судами общей юрисдикции.

Конечно, квалификация одних и тех же отношений не может различаться из-за одного лишь различия субъектного состава. Но правовое регулирование отношений одного рода может быть различным в зависимости от того, участвуют ли в таком отношении только юридические лица или, одной стороны, выступает организация (в рассматриваемой сфере обычно специализирующаяся; ее часто называют "застройщиком"), а с другой - гражданин ("слабая сторона", гордо именуемая "инвестором"). Во втором случае к отношениям сторон уместно применение законодательства о защите прав потребителей.

Считаете ли Вы, что в настоящее время государство и публичные образования как участники гражданско-правовых отношений находятся в равных условиях по сравнению с частными лицами - прежде всего в отношении реальности возмещения вреда, причиненного публичными участниками оборота? В частности, какова ваша позиция по проблемам иммунитета бюджета, особого порядка исполнения судебных решений о взыскании с государства и т.п.?

- С точки зрения формально юридической государство (и другие публичные образования) выступает в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, на равных началах с иными участниками этих отношений - гражданами и юридическими лицами (п.1 ст.124 ГК РФ). Думается, однако, что это только тот идеал, к которому следует стремиться. Вопреки едва ли не общепринятому мнению о существовании (или необходимости существования) оптимального сочетания (баланса) частных и публичных интересов вряд ли оно есть. И вряд ли оно может быть. Соотношение частного и публичного скорее всего можно представить как единство и борьбу противоположностей. Поскольку правовые нормы творятся государством - субъектом публичного права, постольку нередко делается "крен" в сторону публичных (а не частных) интересов. Зачастую используется "административный ресурс". Реального равенства нет и едва ли оно возможно: публичное образование - "сильная сторона", а потерпевший - "слабая". (Кстати, рассматриваемые отношения в какой-то мере напоминают отношения с участием потребителей). Вероятно, при регулировании соответствующих отношений в определенных пределах можно отходить от принципа формального равенства, с тем чтобы обеспечить защиту "слабой стороны". А эти пределы должны устанавливаться федеральным законом именно для того, чтобы торжествовало оптимальное сочетание (баланс) частных и публичных интересов. Как представляется, к проблеме иммунитета следует подходить именно с таких позиций. Особый порядок исполнения судебных решений о взыскании с государства должен воплощаться только в юридико-технических нормах. Материально-правовые нормы содержатся в законе (например, ст.16, 1069-1071 ГК РФ). Нельзя допустить, чтобы, устанавливая порядок (процедуру, механизм) реализации материально-правовых норм, контрабандно ограничивались бы права "слабой стороны" - потерпевшего и устанавливались преимущества для "сильной стороны".

Как верно отмечено А.Л. Маковским и С.А. Хохловым, государство, если оно хочет считаться демократическим, должно отвечать за имущественный вред, неправомерно причиненный им своим "подданным", как равный перед равным.

Можно ли в рамках действующего законодательства говорить о возможности применения мер ответственности к государственным служащим за неправомерные действия, связанные с изданием заведомо противоречащих закону нормативных и ненормативных актов (например, за издание явно противоречащего НК РФ приказа МНС - на министра или тех его заместителей, которые его утверждали)?

- Естественно, принятие (утверждение) акта, противоречащего закону, должно влечь привлечение к ответственности. Другое дело, что это будет не гражданско-правовая ответственность. Да и сам факт привлечения должностного лица к ответственности участникам гражданского оборота приносит только моральное удовлетворение. А убытки или вред должны возмещаться Российской Федерацией, субъектом РФ и т.д. (ст.16, 1069-1071 ГК РФ). Такой подход закреплен в законе, и это правильно. Ведь должностное лицо действовало от имени органа, а орган - от имени публичного образования. Кроме прочего, такое решение призвано обеспечить интересы "слабой стороны".

Как бы вы определили понятие "вред"? Нуждается ли оно в расширительном толковании - не только как умаление имущественной сферы, но и вообще всякое нарушение охраняемого законом интереса?

- К выработанным цивилистической наукой и нашедшим закрепление в законе понятиям следует относиться трепетно. Во всяком случае, без особой нужды нельзя их "отбрасывать", корректировать и т.п. Не думаю, что расширение понятия "вред" за счет включения в него "всякого нарушения охраняемого законом интереса" благотворно отразится на правоприменительной практике. Как минимум вопрос нуждается в детальной проработке. Хотя бы по той простой причине, что, несмотря на широчайшее распространение словосочетания "охраняемые законом интересы", оно не имеет четкого правового содержания. Как это ни парадоксально, оно используется как штамп, продолжая оставаться дискуссионным.

Б. Гонгало,

доктор юридических наук, профессор,

заместитель председателя Научного совета

Института частного права

"эж-ЮРИСТ", N 18, май 2004 г.