Мировые суды и государственная власть в условиях дореволюционной России (Л.С. Чернухина, "Журнал российского права", N 5, май 2004 г.)

Мировые суды и государственная власть
в условиях дореволюционной России

Судебные уставы - первая конституционная хартия России. В них впервые устанавливались правовые гарантии против произвола государственной власти. К осуществлению этих гарантий были привлечены и мировые судьи. В силу предоставленных им полномочий они должны были стоять на страже личной свободы и контролировать законность распоряжений и требований административной власти, когда она обращалась к ним за судебной помощью против не повинующихся. При благоприятных условиях эти полномочия могли бы возвысить мировых судей до степени органов политического значения. В действительности этого не случилось.

Согласно ст. 10 Устава уголовного судопроизводства на мировых судей (впрочем, как и на всех судей вообще и представителей прокурорского надзора) была возложена обязанность немедленно освобождать незаконно лишенного свободы в том случае, если судья удостоверится в задержании либо в содержании кого-либо под стражей без соответствующего постановления уполномоченных на это органов или должностных лиц. Равным образом, когда до сведения судьи дойдет, что в пределах его участка или округа кто-либо содержится не в надлежащем месте заключения, он должен принять меры к переводу такого лица в соответствующее его правонарушению место заключения (ст. 11).

Составители Судебных уставов были убеждены, что этими постановлениями будет положен предел произвольным арестам. Но, как свидетельствовал сорок лет спустя после введения Уставов председатель Петербургского мирового съезда М.П. Глебов, "условия общественной жизни сложились так, что закон потерял свое значение, и судьи перестали посещать места заключения, и, таким образом, контроль со стороны судебной власти над законностью произведенных арестов перестал существовать"*(1).

"Условия общественной жизни" - это, конечно, фактическое преобладание ведомства Министерства внутренних дел над судебным ведомством. С другой стороны, Сенат своими толкованиями сделал все, что мог, для умаления прав, которыми были наделены мировые судьи согласно ст. 10 и 11 Устава уголовного судопроизводства (далее - УУС).

Уже в 1867 году в решении N 396 уголовный кассационный департамент дал такое толкование ст. 10 УУС, из которого следовало, что она применима только к случаям лишения свободы лиц, обвиняемых в совершении преступлений в уголовном порядке. Следовательно, данная статья неприменима как мера против незаконного лишения свободы в административном порядке или в порядке, предусмотренном уставами гражданского и торгового судопроизводства.

Нет никакого сомнения в том, что это толкование не соответствовало намерениям составителей Судебных уставов, которые отнюдь не имели в виду ограничить право судей на освобождение незаконно заключенных только областью уголовных дел.

Ограниченные в своем применении областью уголовных дел статьи 10-11 УУС утратили почти всякое жизненное значение.

Когда в 1906 году столичными мировыми судьями была сделана попытка оживить ставшие почти мертвыми правила названных статей и они стали посещать места заключения, последовало разъяснение Сената, согласно которому "обязанность мирового судьи удостоверяться в законном содержании заключенных под стражей возникает только в том случае, если до него дошли сведения, что известное лицо заключено под стражу без соблюдения установленного порядка, и только при этом условии он может посещать места заключения для удостоверения закономерности содержания этих именно лиц". Данное разъяснение делало фактически трудно осуществимым право мировых судей посещать места заключения, так как при незаконном содержании лица под стражей администрация места заключения, конечно, позаботилась бы о принятии мер, чтобы помешать заключенному своевременно довести до сведения судьи факты произвола. Составители Судебных уставов, вводя правила ст. 10-11, предвидели именно лишение задержанного лица "физической возможности подать просьбу или жалобу о своем освобождении" (объяснительная Записка, с. 20-23).

Таким образом, попытки мировых судей подвергнуть своему контролю формальную законность содержания под стражей лиц, находящихся в местах заключения, остались бесплодными.

Сенат еще более углубил решения мирового съезда, наделив мировых судей правом проверять по существу законность распоряжений и требований административных учреждений в связи с началом отделения судебной власти от административной. "В том случае, когда власть, предъявляющая требование, основывает законность его на толковании закона, судебная власть должна иметь право рассмотреть правильность этого толкования, иначе право определения виновности или невиновности обвиняемого перешло бы от судебной власти к административным местам и лицам, указанным в 29 статье Устава о наказаниях, налагаемых Мировыми Судьями, и суд назначал бы наказание не по убеждению в том, что обвиняемый действительно нарушил закон, а только потому, что обвинитель требовал наложения наказания. Но такие решения не соответствовали бы ни существу судебной власти, ни основному правилу об отделении судебной власти от административной"*(2). Позднее, в 1877 году, рассмотрев тот же вопрос в общем Собрании Первого и Кассационных департаментов, Сенат в указе, разосланном всем съездам мировых судей "для надлежащего руководства", особо подчеркнул, что "судебные места при рассмотрении дел по обвинению в неисполнении обязательных постановлений распорядительных мест и лиц, не только имеют право, но и обязаны входить в обсуждение того непременного условия, чтобы постановления этого рода, за неисполнение которых обвиняемые лица преследуются по суду, не противоречили существующим узаконениям, и притом даже в том случае, если обязательные постановления или распоряжения властей не были своевременно обжалованы заинтересованными лицами в установленном порядке"*(3).

К сожалению, столь ценное право мировых судей отменять незаконные распоряжения административных властей было ограничено в связи с изданием Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия. Согласно ему начальствующим лицам в местностях, объявленных на положении усиленной или чрезвычайной охраны, было предоставлено право самостоятельно налагать взыскания за нарушения изданных ими обязательных постановлений. Другими словами, начальствующие лица при действии названного Положения становились судьями по вопросам законности своих собственных обязательных постановлений.

На практике эти постановления постоянно выходили за установленные для них законом границы, которые были установлены с целью охраны государственного порядка и общественного спокойствия. Такие постановления были, очевидно, противозаконными. Тем не менее лица, виновные в нарушении их, подвергались взысканиям, а мировым судьям оставалась лишь роль свидетелей "узаконенного произвола", как нередко в дореволюционной юридической литературе называли Положение об усиленной и чрезвычайной охране.

Власть не склонна была поддерживать авторитет мировых судей. Между тем авторитет мирового суда и без того уже был не тем, каким пользовались мировые судьи в первые годы своей деятельности.

После непродолжительной эйфории, связанной с введением в действие Судебных уставов, то есть уже в 70-80-е годы XIX века, организация и деятельность мировых судебных учреждений подвергалась критическому разбору. Ставилась под сомнение необходимость существования почетных судей и предлагалось подчинить мировой институт судебному надзору общих судебных учреждений.

Различия в оценке мирового суда находят себе двоякое объяснение. Первая причина состоит в том, что сторонники мировой юстиции, давая характеристику мирового суда, увлекались его превосходством не только над судами дореформенными, но и над теми учреждениями, которые в 1889 году были призваны сменить мировой институт. Вторую причину следует видеть в том, что персональный состав мирового суда в столицах резко отличался от такового в провинции. В столицах "личный состав судей, - констатировал А.А. Головачев, - стоит неизмеримо выше провинциального; неудивительно, поэтому, что там ненормальные явления редки, а контроль производится на более рациональных основаниях"*(4).

Если же принять во внимание, что гласность в провинции в первое десятилетие после введения новых судебных учреждений почти отсутствовала, а мировой суд стоял во всяком случае несравненно выше дореформенных судов, станет понятно, почему редко отмечались отрицательные стороны мирового суда. В восьмидесятых годах они становятся все более заметными. Однако несомненно, что в провинции недостатки мирового суда не шли ни в какое сравнение с выполненной им крупной культурной миссией.

От мирового суда ожидали очень многого. Он должен был ввести правосудие по таким делам, для которых, по выражению журнала "Заседания Московской общей думы", "до тех пор вообще не было ни суда, ни расправы"; привнести право в такую сферу отношений общества, где, как писал В.П. Безобразов, не существовало и призрака права, даже понятия о возможности права*(5). И мировой суд выполнил эту задачу.

17 мая 1866 г. первые в России мировые учреждения в Петербурге и в Москве приступили к работе. В речи, произнесенной на торжественном открытии нового суда в Москве, министр юстиции Д.Н. Замятнин приветствовал мировой суд и представил его как "краеугольный камень гласного, скорого, правого и милостивого суда"*(6).

Среди мировых судей первого трехлетия в Петербурге были такие, как А.Н. Унковский, один из деятелей эпохи освобождения крестьян, инициатор известного адреса, принятого тверским дворянством 3 февраля 1862 г., и Николай Адрианович Неклюдов, уже в 1867 году выпустивший хорошо известное "Руководство для мировых судей". В Москве должности мировых судей замещали Н.М. Щепкин, Г.В. Грудев, В.В. Давыдов (первый председатель Московского мирового съезда после соединения существовавших в Москве до 1873 года двух съездов в один), а также П.Н. Греков, стоявший в течение почти двух десятилетий во главе московского мирового института.

Переход от старых учреждений, выполнявших назначение местного суда, от канцелярий квартала к суду мировому был разителен. Еще совсем недавно суды были закрыты для публики, а для самих тяжущихся производство по делам было покрыто канцелярской тайной. С введением мирового суда публичность и гласность для сторон получили значение одного из основополагающих принципов судопроизводства. В Москве встречались случаи, когда мировые судьи, за невозможностью разместить публику в камере, устраивали заседания во дворе под открытым небом*(7). До введения института мирового суда лиц, приходивших с жалобами на обиду или насилие, если они принадлежали к черни, гнали из канцелярии полицейских частей, чтобы они "не беспокоили начальство". С началом же работы мировых судей прошения начали принимать "во всякий час дня и ночи, и где бы проситель судью не встретил". Не вызывает сомнения, что и общие судебные учреждения были для народа непривычны и новы, но соприкосновение с ними было не так тесно, как с мировым судьей. Недаром мирового судью в народе с самого начала стали коротко и фамильярно называть "мировым". У населения появилась уверенность в том, что он решит дело в соответствии с законом, не отдавая предпочтения более богатому или знатному.

Впрочем, не всем по вкусу было это равенство перед судом. С ним было трудно примириться тем, кто при старых порядках привык пользоваться преимуществами и привилегиями.

Зато приобретенная мировым судом популярность среди широких слоев населения была несомненна. Она подтверждается целым рядом отзывов современников реформ. Об этой популярности свидетельствовал министр юстиции во всеподданнейшем отчете за 1866 год "С первого же приступа мировых судей к новому делу простота мирового разбирательства, допущенная при отправлении оного полная гласность и отсутствие обременительных формальностей вызвали всеобщее к мировому институту доверие... Доверие к мировым судьям доказывается в особенности тем, что со времени открытия действий мировых судебных установлений возбуждено громадное число таких гражданских исков, которые или по своей малоценности, или по неимению у истцов формальных доказательств в прежних судах вовсе не возникали. Равным образом, принесено мировым судьям множество жалоб на такие притеснения и обиды, а также на мелкие кражи и мошенничества, которые прежде обиженные оставляли без преследования".

Конечно, это доверие населения было одним из условий успеха первых шагов мировых учреждений.

С другой стороны, успешной деятельности мирового суда немало содействовало благожелательное в то время руководство со стороны Сената. Совмещая в себе функции кассационной инстанции и высшего начальствующего и надзорного органа, Сенат пользовался своей властью с большой осторожностью, заботясь прежде всего о поддержании авторитета судебных учреждений.

Завоевав у большинства населения добрую славу, столичные мировые судьи стремились оставаться достойными ее и во всей своей последующей деятельности. Столичные мировые съезды не забывали, что они служат образцом для мировых съездов всей России. Они всегда составляли корпорацию, объединенную любовью к учреждению, тем esprit de corps, из которого рождалось сознание солидарной ответственности за авторитет и "непорочность" института мировых судей.

Строгое отношение мировых съездов к своим членам с самого начала проявилось в представлениях в Сенат о всех серьезных нарушениях или упущениях, допускаемых мировыми судьями. В первый же год существования мирового суда один из петербургских судей должен был выйти в отставку по требованию его коллег, признавших его поведение в одном деле несовместимым с достоинством судьи*(8).

А Петербургский мировой съезд вошел с представлением в Сенат о возбуждении уголовного дела в отношении двух мировых судей один из них разорвал поданное ему частным лицом прошение, а другой, найдя Троицкий мост разведенным раньше, чем, по его мнению, следовало, надел цепь и требовал его наведения*(9).

Свою задачу удовлетворения потребности столичного населения в правосудии мировым судьям Петербурга и Москвы почти всегда приходилось выполнять в условиях чрезмерной перегрузки. Сначала это объяснялось быстрым увеличением спроса на правосудие со стороны общества, нашедшего в новых судах ту справедливость, в которой отказывали дореформенные суды, а позднее - необычайно интенсивным ростом столичного населения.

Мировым съездам обеих столиц то и дело приходилось в различных "представлениях" говорить о непосильной нагрузке, которую несут судьи. Уже в постановлении 10 сентября 1866 г. Петербургский мировой съезд взывал к Городской думе о помощи, жалуясь, что мировые судьи "дошли в степени труда до последней человеческой возможности".

О тяжести труда, который приходилось нести столичным мировым судьям, можно судить по количеству приходящихся на долю каждого из них дел. В 1886 году был издан указ Сената по соединенному присутствию Первого и Кассационных департаментов "О мерах по устранению медленности в делопроизводстве мировых учреждений". В нем Сенат принял за норму дел, которые мировой судья должен был разбирать ежедневно, - 10, а за норму дел за год - до 2000. Между тем эта норма для столиц намного превышала указанные цифры.

Мирового суда в провинции также ждали с нетерпением. Первые мировые суды в провинции принялись с большим усердием за осуществление возложенной на них задачи. По своему личному составу мировой суд в больших провинциальных городах лишь немногим уступал мировому суду в столицах. Естественно, что состав судей в небольших городах и в уездах был ниже, но почти всюду "первые судьи, подобно первым мировым посредникам, принялись за новое дело, видя в нем не простую службу, но занятие, облагораживающее жизнь и дающее ей особую цену"*(10). В провинции, как и в столицах, первые шаги мирового суда были встречены сочувствием всего общества, за исключением представителей администрации, которые никак не могли примириться с новыми отношениями между судом и администрацией, в частности полицией.

"Сначала мировой суд, - пишет председатель одного из провинциальных мировых съездов, - был неудобопонятен для большинства безграмотных, привыкших к своетолку прежних ябедников; но потом при первых гласных действиях мировых судей, дело и закон стали, видимо, разъясняться, и теперь, по прошествии двух лет, значение суда вообще до того возвысилось, что наблюдателю нельзя не удивляться, как в такое короткое время природная чуткость и здравый толк нашего простолюдина усвоили не только доверие, но и полное уважение к суду"*(11). Но, читаем в другом отзыве, "проводя идею равноправности, суды затронули интересы лиц, привыкших волю свою ставить за основание права. Чиновники и представители разных ведомств долго не могли освоиться с ролью, которая дана им законом на суде, ролью стороны и ничего более. По уголовным делам вызовы различных должностных лиц, присяга и допросы их на суде считались ими вначале равносильными с оскорблением служебного достоинства. Голоса осуждения Судебных Уставов 1864 г. чаще всего принадлежат людям, которые при прежних порядках, по состоянию своему или по другим влияниям, при страсти к процессам, при наклонности к самоуправству и безответственности, находили возможность направлять весы правосудия по своим личным целям"*(12).

Положительное значение мирового суда и непосредственно после его введения, и позднее более позитивно оценивалось низшими слоями общества. "До реформы 60-х годов, удаленный от общественных интересов и дел, неграмотный, - он (крестьянин) даже не знал суда... С уничтожением крепостного права и осуществлением судебной реформы, он сразу понял, какое большое благо он приобрел в новом суде, который получил для него значение средства реализовать свои права и свободу"*(13). И, конечно, крестьянин не мог не оценить мирового суда, с которым ему приходилось иметь дело несравненно чаще, чем с общими судебными учреждениями, и в котором он мог самостоятельно добиваться наказания обидчика или признания своих прав.

В городе и в деревне мировые суды, насколько это было в их силах, стали проводниками законности в жизнь. Посредством этого института население усваивало правовые понятия, обращаясь к ним за судебной помощью и наблюдая за их деятельностью.

Несомненно, добросовестным и законным разрешением судебных дел мировые судьи способствовали укреплению правопорядка и развитию общественного правосознания. Но этим миссия, возложенная на них Судебными уставами, не исчерпывалась.

Однако условия российской государственной жизни помешали мировым судьям выполнить ее до конца. Уже в середине 70-х годов XIX столетия мировой суд делается предметом довольно часто повторяющихся нападок.

Во многом оправдавший надежды законодателя мировой суд и по своему составу, и по своей деятельности не вполне соответствовал тем широко распространенным о нем представлениям, которые предшествовали и сопутствовали его учреждению и которые по большей части нашли свое выражение в суждениях Государственной Канцелярии и Государственного Совета.

Государственный Совет рассчитывал видеть в лице мировых судей преимущественно местных землевладельцев-помещиков. Предполагалось, что состав мировых судей будет такой же, как и состав мировых посредников. Между тем в числе мировых судей со временем оказалось очень много городских жителей-разночинцев с домовладельческим цензом. Едва ли от этого мировой суд проиграл, подчас даже выиграл, но он во всяком случае обманул надежды тех, кто вместе с составителями Судебных уставов рассчитывал, что мировой суд будет по преимуществу суд помещичий*(14).

По мысли комиссии по составлению проекта Учреждения судебных установлений, судебная функция, необходимым признаком которой является вынесение решений, должна была стоять на втором плане в деятельности мировых судей, а судья поставлен "в такое положение, чтобы он действовал, по возможности, примирительно". Соединенные департаменты Государственного Совета также смотрели на примирение сторон как на "главнейшую задачу" и "высшее качество" мировой юстиции. Примирительная функция мировых судей настойчиво подчеркивается Судебными уставами в ряде статей (120, 165 УУС, ст. 70, 177 Устава гражданского судопроизводства (далее - УГС).

Примирение сторон играло большую роль в деятельности мировых судей, но все же не оно, а судебное рассмотрение дел и вынесение по ним решений стали вскоре после учреждения мировых судов основной функцией мирового судьи. Причина этого состояла в том, что деятельность мировых судей протекала в иных условиях, чем те, которые были бы нужны для развития примирительной функции. Лучший способ примирения - справедливое разграничение интересов, но при условии, если стороны сознают, что давление с их стороны не помешает вынесению справедливого решения.

Третье отличие от того типа мирового судьи, который представлялся некоторым из составителей Судебных уставов, заключалось именно в том, что мировой суд стал судом формальным. Его деятельность оказалась связана многими правилами судопроизводства, установленными для общих судов, в своих решениях мировые судьи подчинялись формальной законности. Между тем можно было ожидать иного характера их деятельности, судя по следующему определению задач мирового суда, которое мы находим в Журнале Соединенных Департаментов, несомненно, оказавшему влияние на законодателя "На мирового судью возлагается рассмотрение маловажных дел, возникающих почти ежедневно между большинством населения, значительная часть которого не знает законов, не терпит формализма, уважает только естественную справедливость и дорожит временем, а потому главнейше заботится о скором, на своих понятиях о справедливости основанном, решении. Главная задача мирового судьи - удовлетворить насущным потребностям народа в суде по совести". Признанная законодателем необходимость обособления института мировых судей не только в первой, но и во второй инстанции от общих судов в Государственном Совете аргументировалась следующим образом "Смешение мирового разбирательства с общим судебным, при рассмотрении одного и того же дела, представляет то неудобство, что первое производится по совести, а второе - по закону, и потому решение, постановленное мировым порядком, может быть отменено, в большинстве случаев, судебным приговором, стесненным формальностью положительных законов"*(15).

Установив для мировых судей упрощенные правила производства, законодатель в то же время в ст. 80 УГС установил "Случаи, в которых мировой судья встретит в порядке судопроизводства какое-либо затруднение, разрешаются им по соображении постановлений, изложенных в настоящей книге с подробными правилами судопроизводства в общих судебных местах". Сенат же, давая толкование этой статьи, пояснил, что во всех случаях, для которых в Уставах особых постановлений для мировых судей не содержится, они должны руководствоваться правилами судопроизводства в общих судах*(16). Установив обжалование решений мировых судей в мировой съезд, а не в окружной суд, ввиду особенностей мировой юстиции как "разбора дел по совести", законодатель вместе с тем потребовал, чтобы решения мировых съездов не противоречили закону.

В первое время мировые судьи, руководствуясь взглядом на мировой суд как на суд по совести и естественной справедливости, не слишком заботились о согласовании своих решений с законом и не без основания иногда вызывали упрек "для наших судей закон не писан". Отсюда - множество отмененных решений. Мировым судьям пришлось убедиться, что и они должны решать дела "на точном основании законов" или "силой того закона, которым право, подвергшееся спору, определено и ограждено"*(17).

Не оправдалось и предположение законодателя относительно той роли, которую в мировом суде будет играть обычай. Составители Судебных уставов не исключали возможности при помощи мировых судей кодифицировать обычное право. Однако согласно ст. 130 УГС мировой судья мог руководствоваться местными обычаями "лишь в тех случаях, когда применение местных обычаев дозволяется именно законом, или в случаях, положительно не разрешаемых законом". Если дополнить эту статью еще и ст. 9 УГС, согласно которой все суды, в том числе и мировые, обязаны в случае неполноты, неясности, недостатка или противоречия существующих законов основывать свои решения на общем смысле законов, то оказывается, что для применения обычного права в мировом суде, в сущности, вовсе не оставалось места.

И действительно, в "Своде замечаний о деятельности новых судебных установлений" отмечается, что за первые два года со времени введения мировых учреждений на основании обычая средним числом в каждом мировом округе было решено три дела. Позднее применение обычаев должно было еще более сократиться. Этому содействовали и решения Сената, которыми было разъяснено, что из ст. 130 УГС следует право, но не обязанность мировых судей руководствоваться местными обычаями при ссылке на них сторон. Неприменение мировыми судьями обычного права стало причиной того, почему крестьяне часто, как отмечается в трудах комиссии (Любощинского) по преобразованию волостных судов, забывая о вопиющих недостатках волостных судов, жаловались "Мировой - суд барский, суд чужой; он наших обычаев не знает, и потому мужик всегда лучше разберет мужицкое дело"*(18).

Наконец, едва ли с представлением составителей Судебных уставов о мировом суде как о суде упрощенном согласуется то развитие, которое получила в мировом производстве письменная форма.

В течение всего заседания в камере мировой судья почти непрерывно пишет, выполняя требование закона о записи всего, что происходило в суде. О канцелярии при мировом суде в Учреждении судебных уставов нет ни слова. Его составители первоначально предполагали, что в мировом суде устность полностью заменит письменную форму, а между тем Уставы гражданского и уголовного судопроизводства требовали, чтобы каждое решение и приговор были изложены мировым судьей в окончательной форме, то есть с подробным изложением всех обстоятельств дела чтобы заносились в протокол словесные просьбы и жалобы, сущность свидетельских показаний и проч., чтобы каждая повестка посылалась в двух экземплярах и подписывалась мировым судьей.

Формальное подчас отношение мировых судей к обязанности склонения сторон к миру, сложность процедуры мирового производства, исключительно редкое применение норм обычного права, развитие письменной формы - все это в свое время вызывало упреки в адрес мирового суда. Теперь многие из них кажутся незаслуженными.

Мировому суду приходилось отвечать и за некоторые нежелательные явления, причина которых вообще лежала вне его. Так, он не был повинен в той медленности производства, которая обусловливалась несвоевременной доставкой полицией или волостными правлениями повесток участвующим в деле лицам, или несвоевременным исполнением со стороны полиции поручений мирового судьи.

Обремененная множеством разнородных обязанностей, полиция нередко тормозила движение уголовных дел, подолгу, несмотря на напоминания, не выполняя поручений, даваемых мировым судьей в силу ст. 47 УУС.

Взаимоотношения между мировыми судьями и полицией представляли вообще уязвимую сторону мирового института. Полиция, согласно Судебным уставам, - не только исполнительный орган при мировом суде, но и орган обвинения. В отличие от общих судебных учреждений, между мировым судьей и полицией нет опосредствующего судебного органа, который подверг бы предварительной критической проверке данные обвинения. В большинстве случаев полиция, возбудив обвинение, считала свою задачу выполненной. Обязанные до Закона 15 февраля 1888 г. являться в суд к разбору возбужденных ими дел представители полиции оказывались недостаточно подготовленными, чтобы сколько-нибудь успешно поддерживать возбужденное обвинение. Судье приходилось либо чаще, чем это следовало бы при правильной постановке дела, оправдывать обвиняемых, либо брать на себя задачу пополнения доказательств обвинения. В действительности мировому судье зачастую приходилось брать на себя и функции обвинения.

С другой стороны, обвинения, предъявляемые полицией, не проверенные авторитетным органом, не поддерживаемые в суде, часто преувеличенные, иногда вовсе лишенные основания, нередко завершаются оправданием обвиняемых, что порождает жалобы на подрыв авторитета полиции, беззащитность ее агентов (когда они являются потерпевшими) в мировом суде*(19).

Сравнительная сложность мирового производства при вынесении решений побуждала тяжущихся обращаться к содействию поверенных. Но так как для большинства из них помощь поверенных-юристов была недоступна, в мировом суде нашла широкое поприще подпольная адвокатура, представители которой выступали в мировом суде то в качестве "заведывающих делами" своих доверителей на основании ст. 389 УУС, то пользуясь законом (ст. 406 УУС), разрешающим каждому провести в мировом суде в качестве поверенного до трех дел в год и не требующим при этом от поверенного даже грамотности.

Однако мировой суд обнаружил и такие недостатки, ответственность за которые целиком падала на него.

В середине 70-х гг. заметно снижается средний уровень подготовленности мировых судей. Отправление правосудия по Судебным уставам перестало быть торжественным, совершаемым в атмосфере общественного подъема служением, стало будничным делом, профессией наподобие всякой другой. Поэтому некоторое снижение качества работы судей вообще, и в частности мировых, было неизбежно. И хотя приобретены были технические навыки, исправлены благодаря разъяснительной работе Сената ошибки, допускавшиеся судьями первого призыва, но не было прежней преданности работе, того творческого напряжения, с каким работали первые судьи, зная, что к ним приковано общее внимание.

Выяснилась и коренная причина наблюдавшихся в провинции недостатков мирового суда, которая заключалась в условиях избрания мировых судей. Основными являлись образовательный и имущественный цензы. Если первый открывал доступ в мировые судьи лицам, не имеющим юридического образования, то второй, напротив, ставил преграды для вполне достойных кандидатов.

Пока не рассеялось представление, что мировой судья не может при разрешении дел руководствоваться лишь голосом свободной совести, можно было считать установленный в законе для мировых судей образовательный ценз достаточным или даже слишком большим. Но когда представление о патриархальном мировом судье рассеялось, стала очевидной необходимость наличия определенного багажа юридических знаний и притом более разносторонних, чем для судей общих судебных учреждений, так как мировому судье приходилось разбирать и уголовные, и гражданские дела, сталкиваясь с огромным количеством сенатских разъяснений, циркуляров, обязательных постановлений, инструкций. Уже через два года после введения в действие Судебных уставов в замечаниях судебных деятелей указывалось, что среди личного состава мировых судей небольшое число лиц, обладающих юридическим образованием. "В мировые судьи, - читаем в Своде замечаний, - почти исключительно поступают лица, не имеющие юридического образования и потому не могущие или не надеющиеся получить более выгодную должность по судебному ведомству от правительства"*(20).

По закону мировыми судьями могли быть лица, не получившие и среднего образования, если отсутствие образовательного ценза восполнялось практической подготовкой кандидата в мировые судьи. Не подготовленный к той ответственной деятельности, мировой судья допускал при разборе дел отступления от закона, дававшие пищу для критики этого института. Отсюда - жалобы на "юридическое невежество" мировых судей, на то, что не только отдельными мировыми судьями, но и мировыми съездами допускалась "масса юридических невозможностей", наконец, на то, что судьи подчиняются влиянию то частных ходатаев, умело, хотя и неосновательно, пользующихся ссылками на закон, то своих письмоводителей. Нередки были случаи, когда законы "подбирались" после постановления решения потому, что судья, постановивший решение, сам был юридически безграмотен*(21).

Установленный законодателем имущественный ценз совершенно не достигал поставленной цели - служить обеспечением независимого положения судьи. Кандидаты намеренно завышали оценку имущества (фиктивный ценз). Местные влиятельные лица, чтобы поставить будущего мирового судью в материальную зависимость от себя, фиктивно перезакрепляли на его имя необходимое для ценза имущество, обеспечив себя закладной или векселями*(22).

Выборы мировых судей были предоставлены уездным земским собраниям. Согласно ст. 10 УУС они избирались всеми сословиями в совокупности. Судья по смыслу этой статьи должен быть облечен доверием всего населения. Между тем состав уездных земских собраний, которым закон (за исключением столиц и позднее Одессы) вверил выборы мировых судей, вовсе не обеспечивал верного отражения интересов, взглядов и симпатий местного населения.

Положение от 1 января 1864 г., созданное под сильнейшим влиянием министра П.А. Валуева, разделило лиц, имеющих право участвовать в выборах земских гласных, на курии, для того чтобы защищать в земстве, вместо интересов целого общества, интересы тех слоев, от имени которых они избраны. Но известно, что Положение фактически обеспечивало в земских собраниях подавляющее влияние классу землевладельцев*(23).

При той доминирующей роли, какую в земстве играли землевладельцы, от них преимущественно и зависело определение личного состава мировых судей.

"Кто теперь и у нас, - спрашивал П.Н. Обнинский, - выбирает мирового судью? Действительно ли представители вверяемого ему участка, т.е. крестьяне в деревнях, мещане в городах, и притом, как те, так и другие обретающиеся в самых не благоприятнейших юридических и экономических условиях, и, поэтому, преимущественно пред всем остальным населением участка нуждающиеся в защите правосудия? Вовсе нет! Мировой судья выбирается

1) ничтожным меньшинством избирательной коллегии, составленным из оскудневших дворян, которые, подталкиваемые чувством самосохранения, сами стремятся попасть в судьи;

2) купцами и фабрикантами, требования которых от правосудия достаточно известны; 4) подонками крестьянского сословия - кабатчиками, управителями, арендаторами богатеями и кулаками, цели которых не менее известны каждому"*(24). Неудивительно, что при таком далеком от идеала порядке комплектования кандидатов на должности мировых судей нередко попадали лица, которые были чужды населению и которым было чуждо дело мирового суда.

Помимо цензового состава уездных земских собраний, их малочисленность исключала возможность видеть в них выразителей общественного мнения. Согласно приложению к ст. 33 Положения о земских учреждениях 1864 года более полутораста уездов имели не более 36 гласных. В таких уездах земское собрание могло быть открыто, и мировые судьи могли быть избраны при требуемом законом для производства выборов минимуме гласных 12 человек (ст. 25 УУС). Следовательно, в каждом из этих уездов семь человек (большинство собрания) располагали правом избирать мировых судей, хотя бы население уезда насчитывало несколько десятков тысяч жителей. Руководствуясь своими корпоративными интересами, а не интересами большинства, они могли избрать на должности мировых судей "своих" людей, как бы ни были они мало пригодны к занятию ответственной судейской должности.

При такой зависимости мировых судей от сравнительно незначительного круга лиц на деятельности мировых судей негативно отражался и тот краткий срок, на который они избирались. Не уверенные в своем новом избрании и озабоченные подготовкой голосов в предстоящем земском собрании, где должны произойти выборы, мировые судьи, иногда уже по прошествии двух лет после избрания, едва приобретя нужный опыт, начинали запускать свои дела, предоставляя своим преемникам, на случай неудачи на выборах, справляться с "залежами" нерассмотренных дел*(25).

Министр юстиции граф К.И. Пален склонен был видеть в довольно коротком сроке службы мировых судей "главнейшую причину недостатков мировой юстиции"*(26). Понадобилось почти полвека, чтобы реформа в отношении срока, на который избирались мировые судьи, была осуществлена.

Неблагоприятно на составе мировых судей в провинции сказывалось и весьма скудное материальное обеспечение. Многие земства ходатайствовали о дозволении им увеличить содержание мировых судей свыше указанного законом предела, но эти ходатайства оставались без удовлетворения. Хотя согласно Учреждению судебных установлений участковые мировые судьи были уравнены в правах на пенсии с судьями окружных судов, но фактически не было прямого указания на источник, из которого должна была производиться выдача пенсионных окладов. Только 17 апреля 1884 г. был издан закон, предоставлявший министру юстиции, впредь до разрешения вопроса о мере участия земств и городских дум в производстве пенсионных окладов мировым судьям, ходатайствовать через Комитет министров о назначении им пенсии из государственного казначейства.

Однако, несмотря на критику, большинство российских юристов считало институт мировых судей вполне жизнеспособным. Об этом свидетельствовало и уважение, испытываемое к мировому суду населением. Люди стали подавать жалобы на те преступные деяния, которые раньше оставлялись без преследования, поскольку чрезмерная длительность судебного разбирательства и множество иных издержек зачастую заставляли потерпевших отказываться от преследования нарушителей их прав.

Дальнейшая судьба мировых судов была нелегкой. Популярные новые судьи не вязались с общим бюрократическим, полицейским, а не правовым строем государства. Законом 1889 года вместо мировых судов на большей части территории Российской империи были введены судебно-административные установления (земские начальники, городские судьи, губернские собрания), которые обладали как судебной, так и административной властью с сильным перевесом административных функций. Мировой суд сохранился лишь на окраинах России (в несколько урезанном варианте), а также в нескольких крупных городах (Санкт-Петербурге, Москве, Одессе), где упразднять его власть просто побоялась - настолько он был связан с жизнью общества, настолько он ассоциировался там с гражданскими правами и свободами. Возобновление функционирования мировых судов связано с Законом 1912 года, однако оно так и не распространилось на всю территорию страны из-за начавшейся Первой мировой войны.

После 1917 года в России произошла ломка всех форм существовавших ранее судебных учреждений. В частности, прекратилась и деятельность мирового суда.

Из сказанного следует вывод, что созданный в России в результате судебной реформы 1864 года местный суд, действовавший в лице мировых судей, несмотря на некоторые недостатки в его организации и деятельности, представлял собой значительное достижение уголовно-процессуальной науки и практики, имел большое влияние на развитие в России институтов гражданского общества, укрепление правовой защищенности российских подданных, повышение авторитета судебной власти. Порядок уголовного судопроизводства, характерный для этих судов, соответствовал особенностям их роли и их специфическим задачам и гармонично сочетался с характерными чертами организации местных судов.

Ныне мировая юстиция в России получает широкое распространение. Во всех субъектах Российской Федерации действуют мировые суды. И, надо полагать, исторический опыт правового регулирования и организации деятельности мировых судей в дореволюционной России поможет в становлении и развитии этой важной формы правосудия в нашей стране.

Л.С. Чернухина,

аспирантка ИЗиСП

"Журнал российского права", N 5, май 2004 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Полянский Н. Мировой суд. СПб., 1915.

*(2) Решения Уголовного Кассационного департамента 1869. N 606.

*(3) Решения Общего собрания Первого и Кассационных департаментов 1877. N 3.

*(4) Головачев А.А. Десять лет реформ. СПб., 1872. С.331.

*(5) См.: Двадцатипятилетие Московских столичных судебно-мировых учреждений. М., 1891.

*(6) Журнал Министерства юстиции. 1866.

*(7) См.: Эпоха великих реформ. Изд. 8-е. М., 1990. С.436.

*(8) См.: Лихачев В.И. К тридцатилетию мировых судебных установлений // Журнал Министерства Юстиции. 1895. N 12.

*(9) См.: Кони А.О. На жизненном пути. Т.1. СПб., 1912.

*(10) Там же.

*(11) Свод замечаний о деятельности новых судебных установлений по применению Уставов 20 ноября 1864 года. 1866.

*(12) Там же.

*(13) Полянский Н. Указ. соч.

*(14) См.: Березин В. Мировой суд в провинции. М., 1883. С.33.

*(15) Журнал Соединенных Департаментов. 1864. N 65. С.300.

*(16) См.: Решения Гражданского Кассационного Департамента. 1868. N 187.

*(17) Там же. 1867. N 42.

*(18) Тютрюмов И. Мировой суд и крестьянское обычное право // Земство. 1882.

*(19) См.: Фукс В. Суд и полиция. М., 1889.

*(20) Свод замечаний о деятельности новых судебных установлений по применению Уставов 20 ноября 1864 года (за 1866-1867 гг.).

*(21) См.: Обнинский П. Н. Мировой институт // Юридический Вестник. 1888. Март.

*(22) См.: Свод замечаний о применении на практике Судебных Уставов за 1868 год.

*(23) См.: Головачев А. Десять лет реформ. СПб., 1872.

*(24) Обнинский П.Н. Указ. соч.

*(25) См.: Городынский Я.К. Причины недостатков нашего выборного мирового института. 1899 // Право. N 45. С.2123-2124.

*(26) Исторический обзор деятельности Комитета Министров. Составитель Середонин. 1902.