Постановление Европейского Суда по правам человека от 9 апреля 2019 г. Дело "Навальный (Navalnyy) против Российской Федерации (N 2)" (Жалоба N 43734/14) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Навальный (Navalnyy)
против Российской Федерации (N 2)"
(Жалоба N 43734/14)

Постановление Суда

Страсбург, 9 апреля 2019 г.

По делу "Навальный против Российской Федерации (N 2)" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Винсента А. де Гаэтано, Председателя Палаты Суда,

Бранко Лубарды,

Хелен Келлер,

Дмитрия Дедова,

Пере Пастора Вилановы,

Алёны Полачковой,

Георгия А. Сергидеса, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытом заседании 19 марта 2019 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 43734/14, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Алексеем Анатольевичем Навальным (далее - заявитель) 6 июня 2014 г.

2. Интересы заявителя представляла адвокат O. Михайлова, практикующая в г. Москве. Власти Российской Федерации первоначально были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным, а затем его преемником в этой должности М.Л. Гальпериным.

3. Заявитель утверждал, что он был помещен под домашний арест до суда, поскольку власти преследовали политические цели в нарушение статей 5, 10 и 18 Конвенции.

4. 3 июля 2014 г. и 7 января 2016 г. уведомление о жалобе было направлено властям Российской Федерации. Также было решено рассмотреть жалобу в приоритетном порядке в соответствии с правилом 41 Регламента Европейского Суда.

Факты

I. Обстоятельства дела

5. Заявитель родился в 1976 году и проживает в г. Москве. Он является политическим активистом, лидером оппозиции, борцом с коррупцией и популярным блогером.

6. В 2011-2012 годах заявитель проводил широкую публичную антикоррупционную кампанию, разоблачавшую высокопоставленных должностных лиц (см. Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Офицеров против Российской Федерации" (Navalnyy and Ofitserov v. Russia) от 23 февраля 2016 г., жалобы NN 46632/13 и 28671/14* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 5 (примеч. редактора).), § 15). Он организовал и возглавил ряд митингов (см., в частности, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Навальный против Российской Федерации" (Navalnyy v. Russia) от 15 ноября 2018 г., жалоба N 29580/12 и четыре другие жалобы* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2019. N 1 (примеч. редактора).)), в том числе митинг на Болотной площади в Москве 6 мая 2012 г. (см. среди прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "Фрумкин против Российской Федерации" (Frumkin v. Russia), жалоба N 74568/12, §§ 7-65, ECHR 2016 (извлечения)).

7. В начале 2012 года заявитель расследовал внеслужебную деятельность Председателя Следственного комитета Российской Федерации (далее - Следственный комитет) А.И. Бастрыкина. 25 декабря 2012 г. по прямому указанию А.И. Бастрыкина было возбуждено уголовное дело о хищении денежных средств, совершенном заявителем (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Офицеров против Российской Федерации" (Navalnyy and Ofitserov v. Russia) (далее - дело компании "Кировлес"). 5 июля 2012 г. А.И. Бастрыкин, выступая публично, выразил решимость привлечь заявителя к уголовной ответственности. 26 июля 2012 г. заявитель опубликовал статью о А.И. Бастрыкине, в которой, в частности, утверждалось, что в соответствии с законодательством Российской Федерации его предпринимательская деятельность и статус проживания в Чешской Республике несовместимы с занимаемой им должностью (см. ibid., §§ 30-31 и 118).

8. 4 декабря 2012 г. Следственный комитет решил возбудить уголовное дело по подозрению в том, что заявитель и его брат совершили мошенничество в отношении ООО "Многопрофильный процессинг" (далее - компания "МПК") и ООО "Ив Роше Восток" и легализовали доходы от незаконных операций. 20 декабря 2012 г. против заявителя были выдвинуты обвинения в мошенничестве и легализации денежных средств по статьям 159.4 и пунктам "а" и "б" части второй статьи 174.1 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УК РФ).

9. 17 декабря 2012 г. Следственный комитет предписал заявителю не покидать г. Москву до завершения расследования, чтобы обеспечить его явку к следователю. В тот же день следователь удовлетворил ходатайство заявителя о разрешении выезда в Московскую область (за пределы г. Москвы) с обязательным уведомлением следователя. В постановлении следователя, в частности, указывалось следующее:

"Ходатайство адвоката [заявителя] о разрешении его подзащитному А.А. Навальному выехать в Московскую область должно быть удовлетворено; следователь должен быть информирован о [таких] поездках".

10. 18 июля 2013 г. Ленинский районный суд г. Кирова признал заявителя виновным в организации хищения в особо крупном размере в деле компании "Кировлес" и назначил ему условное наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет. Европейский Суд впоследствии установил, что это разбирательство проводилось в нарушение статьи 6 Конвенции (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Навальный и Офицеров против Российской Федерации" (Navalnyy and Ofitserov v. Russia), §§ 102-121).

11. 13 января 2014 г. заявитель сообщил следователю, что он выезжал в Московскую область до и во время новогодних праздников. В тот же день Следственный комитет аннулировал его разрешение на выезд в Московскую область и предписал ему предварительно получать разрешение следователя на такой выезд. Заявитель также получил предупреждение за выезд в Московскую область без надлежащего разрешения следователя.

12. 14 января 2014 г. Следственный комитет отклонил новое ходатайство заявителя о разрешении выехать в Московскую область.

13. 31 января 2014 г. заявитель подал жалобу в Басманный районный суд г. Москвы в соответствии со статьей 125 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ) о запрете на выезд. Рассмотрение жалобы несколько раз откладывалось из-за отсутствия сторон и непредставления следственным органом документов из материалов уголовного дела.

14. 24 февраля 2014 г. заявитель направился в Замоскворецкий районный суд г. Москвы для участия в публичном оглашении приговора по уголовному делу о политическом митинге на Болотной площади 6 мая 2012 г. и был задержан у здания суда. Второй раз он был задержан позже в тот же день во время демонстрации в центре г. Москвы против обвинительных приговоров по вышеупомянутому уголовному делу. Он был обвинен в нарушении правил проведения публичного мероприятия и предполагаемом неисполнении законных распоряжений полиции и признан виновным в совершении указанных административных правонарушений по статьям 20.2 и 19.3 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях.

15. 26 февраля 2014 г. Следственный комитет просил Басманный районный суд г. Москвы поместить заявителя под домашний арест до завершения расследования уголовного дела. Заявитель возражал против этого, ссылаясь на свою жалобу от 31 января 2014 г. Он просил сохранить ему меру пресечения в виде подписки о невыезде или в качестве альтернативы внести залог в размере 500 000 рублей.

16. 28 февраля 2014 г. Басманный районный суд г. Москвы постановил поместить заявителя под домашний арест до 28 января 2014 г. из-за опасности того, что он может скрыться, продолжить свою преступную деятельность, угрожать свидетелям и другим участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства или иным образом воспрепятствовать осуществлению правосудия. Басманный районный суд г. Москвы также сослался на его судимость после дела компании "Кировлес" и на его недавнее привлечение к административной ответственности (см. выше § 14). Он наложил на него ряд условий на период его домашнего ареста, в частности:

"- [заявителю запрещается] покидать и менять без разрешения следователя, в производстве которого находится уголовное дело, [место регистрации]...

- общаться с любыми лицами, за исключением близких родственников, круг которых определен законом, защитников по уголовному делу, [сотрудников следственных органов];

- получать и отправлять корреспонденцию, в том числе письма, телеграммы, посылки и электронные послания;

- использовать средства связи и информационно-телекоммуникационную сеть "Интернет";

- делать сообщения, заявления, обращения, давать комментарии в связи с данным уголовным делом через средства массовой информации".

17. 3 марта 2014 г. заявитель был передан под надзор Федеральной службы исполнения наказаний. Его уведомили об условиях домашнего ареста и выдали ему электронный следящий браслет. Заявитель оставался в своей двухкомнатной квартире, где он жил с женой и двумя детьми, на протяжении всего периода ареста. Ему не разрешалось ходить на работу, гулять, выполнять поручения или покидать свою квартиру с какой-либо иной целью, кроме участия в процессуальных действиях по его уголовному делу и посещений врача.

18. 24 марта 2014 г. Московский городской суд отклонил апелляционную жалобу заявителя на его домашний арест и оставил эту меру пресечения в силе.

19. 14 апреля 2014 г. уголовное дело заявителя было передано для рассмотрения в Замоскворецкий районный суд г. Москвы.

20. 21 апреля 2014 г. Басманный районный суд г. Москвы отказался рассматривать жалобу заявителя на запрет на выезд в Московскую область. Он отказался от подсудности в пользу Замоскворецкого районного суда г. Москвы на том основании, что уголовное дело уже было передано туда, и прекратил производство по делу. Заявитель обжаловал это решение.

21. 24 апреля 2014 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы провел предварительное слушание по делу и продлил домашний арест заявителя до 14 октября 2014 г., отклонив его жалобу. Заявитель не обжаловал продление срока домашнего ареста.

22. 28 апреля 2014 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы передал дело заявителя для проведения дополнительного расследования. Это решение было оставлено в силе Московским городским судом 18 марта 2014 г.

23. 1 августа 2014 г., после жалобы прокурора на заключение заявителя под стражу до суда, Замоскворецкий районный суд г. Москвы пересмотрел меру пресечения. Он постановил, что обстоятельства, оправдывающие домашний арест, включая особые ограничения, остались неизменными, и не нашел оснований для вынесения постановления о предварительном заключении под стражу. Он отклонил ходатайство заявителя разрешить ему ежедневные прогулки.

24. 4 августа 2014 г. Московский городской суд оставил в силе постановление Басманного районного суда от 21 апреля 2014 г. прекратить производство по жалобе заявителя на запрет на поездки.

25. 14 августа 2014 г. в Замоскворецком районном суде г. Москвы началось рассмотрение уголовного дела в отношении заявителя. В этот же день данный суд продлил домашний арест заявителя. Заявитель не обжаловал данное решение.

26. 21 августа 2014 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы изменил условия домашнего ареста заявителя следующим образом:

"...удовлетворить жалобу [заявителя] и отменить запрет на общение, наложенный при вынесении постановления о его домашнем аресте, [и] разъяснить, что [заявителю] запрещается общаться в любой форме с лицами, [имеющими статус] свидетелей по данному уголовному делу".

27. 10 октября 2014 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы продлил срок домашнего ареста заявителя после снятия запрета не "делать сообщения, заявления, обращения, давать комментарии в связи с данным уголовным делом через средства массовой информации" на том основании, что это не соответствовало статье 107 УПК РФ. В то же время он указал, что радио и телевидение относятся к числу запрещенных средств связи. Он отказался разрешить ему ходить на работу, гулять или получать корреспонденцию. Заявитель безуспешно обжаловал данное решение.

28. 30 декабря 2014 г. заявитель и его брат были признаны виновными в легализации денежных средств и мошенничестве в отношении "МПК" и ООО "Ив Роше Восток" и были осуждены по частям второй и третьей статьи 159.4 и пунктам "а" и "б" части второй статьи 174.1 УК РФ. Заявитель был приговорен к лишению свободы условно сроком на три с половиной года и к штрафу в размере 500 000 рублей, а также он должен был возместить ущерб "МПК". Замоскворецкий районный суд г. Москвы постановил, что заявитель должен оставаться под домашним арестом. В этот день суд огласил только вступительную и резолютивную части приговора. Вынесение приговора в полном объеме было отложено до 12 января 2015 г.

29. 31 декабря 2014 г. заявитель обжаловал продление срока его домашнего ареста.

30. 5 января 2015 г. заявитель сделал публичное заявление о том, что он отказывается выполнять условия своего домашнего ареста, сославшись, в частности, на то, что ему не было вручено письменное постановление о продлении срока действия меры пресечения, хотя с момента вынесения постановления суда прошло уже пять дней. Заявитель проиллюстрировал свое заявление фотографией раскрытого следящего браслета. Никто не остановил его и не привлек к ответственности, когда он вышел из квартиры и направился в свой офис.

31. 14 января 2015 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы отказался рассматривать жалобу заявителя о продлении ему срока домашнего ареста 30 декабря 2014 г. на том основании, что данная мера пресечения была назначена в приговоре по существу уголовного дела и не являлась процессуальным решением по вопросам досудебного производства. Заявитель безуспешно обжаловал это решение.

32. 17 февраля 2015 г. Московский городской суд оставил в силе приговор суда первой инстанции, за исключением части, предусматривающей наложение штрафа и взыскание ущерба в пользу "МПК", которая была отменена.

33. 27 апреля 2015 г. заявитель обратился в суд с кассационной жалобой.

34. 26 июня 2015 г. Московский городской суд отказал в разрешении принять кассационную жалобу.

II. Соответствующее законодательство Российской Федерации

35. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, действующий с 1 июля 2002 г., предусматривает, помимо заключения под стражу, следующие меры пресечения: подписку о невыезде и надлежащем поведении, личное поручительство, залог, домашний арест, наблюдение командования воинской части и присмотр за несовершеннолетними (статья 98).

36. В соответствии со статьей 102 УПК РФ подозреваемый или обвиняемый может быть освобожден из-под стражи под письменное обязательство не покидать определенное место жительства (место постоянного или временного проживания) без разрешения следственных органов или суда либо под обязательство в назначенный срок являться по вызовам следователя и в суд и не препятствовать производству по уголовному делу.

37. Согласно статье 107 УПК РФ домашний арест означает полную или частичную изоляцию подозреваемого или обвиняемого по месту его жительства. Подозреваемый или обвиняемый может быть помещен под домашний арест на основаниях и в порядке, установленных УПК РФ для помещения под стражу, с учетом возраста, состояния здоровья, семейного положения и других обстоятельств (часть первая статьи 107 УПК РФ). Первоначальный срок содержания под стражей не должен превышать двух месяцев, но он может быть продлен на тех же условиях, что и постановление о заключении под стражу (части вторая и третья статьи 107 УПК РФ). В зависимости от серьезности обвинения, характера подозреваемого или обвиняемого и фактических обстоятельств дела суд может применить одно или несколько из следующих ограничений при домашнем аресте: (i) ограничение покидать помещение, (ii) ограничение на общение с определенными лицами, (iii) ограничение на отправку и получение корреспонденции по почте или телеграфу и (iv) ограничение на использование любых средств связи и Интернета (части седьмая и восьмая статьи 107 УПК РФ). В решении о помещении подозреваемого или обвиняемого под домашний арест необходимо указать, какие ограничения были установлены, и назначить контролирующий орган для обеспечения соблюдения этих ограничений (части восьмая - десятая статьи 107 УПК РФ). Судебное решение о помещении лица под домашний арест может быть обжаловано в вышестоящий суд в течение трех дней в том же порядке, что и подача жалобы на заключение под стражу. Вышестоящий суд должен принять решение по жалобе в течение трех дней с даты подачи жалобы (часть третья статьи 107 УПК РФ и часть одиннадцатая статьи 108 УПК РФ).

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 5 Конвенции

38. Заявитель подал жалобу в соответствии с пунктами 1 и 3 статьи 5 Конвенции о помещении под домашний арест на 10 месяцев. Он утверждал, что это решение было произвольным и не было необходимо для целей его уголовного преследования, а было направлено на то, чтобы не допустить его участия в общественной жизни и политической деятельности. Заявитель также утверждал, что с 30 декабря 2014 г. домашний арест был продлен без каких-либо юридических оснований и без выдачи правового акта, который мог бы являться основанием для обжалования. Он также жаловался на то, что не смог эффективно оспорить законность домашнего ареста в нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции. Статья 5 Конвенции в частях, относящихся к настоящему делу, гласит:

"Статья 5. Право на свободу и личную неприкосновенность

1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

(a) законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом;

(b) законное задержание или заключение под стражу (арест) лица за неисполнение вынесенного в соответствии с законом решения суда или с целью обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом;

(с) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения...

3. Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 настоящей статьи незамедлительно доставляется к судье или к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд.

4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным...".

A. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

39. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты в связи с его жалобой на содержание под домашним арестом, в частности, потому, что он не обжаловал два постановления о продлении срока содержания под стражей. Заявитель возражал против этого довода, указывая, что он обжаловал первоначальное постановление о его помещении под домашний арест и что Московский городской суд отклонил его жалобу 24 марта 2014 г. Он действительно не обжаловал первое и второе постановления о продлении срока содержания под стражей из-за опасности того, что его домашний арест мог быть заменен предварительным заключением под стражу. Однако он подал жалобу на третье продление от 10 октября 2014 г. и следующее от 19 декабря 2014 г., но обе его жалобы были отклонены. Он также подал жалобу на окончательное продление срока действия меры пресечения от 30 декабря 2014 г., которая не была рассмотрена на том основании, что она была вынесена в суде в решении по существу, а не в отдельном процессуальном решении.

40. Европейский Суд вновь повторяет, что норма об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты, упомянутая в пункте 1 статьи 35 Конвенции, требует от заявителей в первую очередь использовать средства правовой защиты, предусмотренные внутригосударственной правовой системой, освобождая тем самым государства от необходимости отвечать перед Европейским Судом за свои действия до того, как они получат возможность урегулировать вопрос в рамках своей собственной правовой системы. Это правило основано на предположении, согласно которому внутригосударственная законодательная система предоставляет эффективное средство правовой защиты в отношении предполагаемого нарушения. Бремя доказывания возложено на власти государства-ответчика, заявляющие о неисчерпании средств правовой защиты, чтобы убедить Европейский Суд в том, что эффективное средство правовой защиты было доступно как в теории, так и на практике в соответствующее время, то есть что средство правовой защиты было доступно, было способно обеспечить возмещение ущерба в отношении жалоб заявителя и предлагало разумные перспективы успеха. Однако после того, как это бремя доказывания будет исполнено, заявитель должен доказать, что средство правовой защиты, предложенное властями государства-ответчика, было фактически исчерпано или было по какой-то причине неадекватным и неэффективным при конкретных обстоятельствах дела или что существовали особые обстоятельства, освобождающие его от этого требования (см. среди многих прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey) от 16 сентября 1996 г., § 68, Reports of judgments and decisions 1996-IV, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Паррилло против Италии" (Parrillo v. Italy) от 27 августа 2015 г., жалоба N 46470/11* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 12 (примеч. переводчика).), § 87).

41. При этом применение данного правила должно надлежащим образом учитывать тот факт, что оно применяется в контексте механизма защиты прав человека, который Договаривающиеся Стороны договорились создать. Соответственно, Европейский Суд уже признавал, что статья 35 Конвенции должна применяться с определенной степенью гибкости и без излишнего формализма. Он также отмечал, что норма об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты не является абсолютной и не может применяться автоматически. При рассмотрении вопроса о том, соблюдается ли это правило, важно учитывать конкретные обстоятельства каждого дела. Это означает, среди прочего, что Европейский Суд должен реально учитывать не только наличие формальных средств правовой защиты в правовой системе соответствующей Договаривающейся Стороны, но и общий правовой и политический контекст, в котором они действуют, а также личные обстоятельства заявителя (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey), § 69, Постановление Европейского Суда по делу "Салах Шиих против Нидерландов" Salah Sheekh v. Netherlands) от 11 января 2007 г., жалоба N 1948/04, § 121, а также Постановление Европейского Суда по делу "Хаджимейлич и другие против Боснии и Герцеговины" (Hadzimejlic and Others v. Bosnia and Herzegovina) от 3 ноября 2015 г., жалобы NN 3427/13, 74569/13 и 7157/14, § 45).

42. В настоящем деле заявитель обжаловал его помещение под домашний арест в порядке, предусмотренном законом и упомянутом властями Российской Федерации в качестве эффективного средства правовой защиты. Он также использовал эту процедуру для обжалования двух из четырех постановлений о продлении срока действия меры пресечения, в частности, двух последних. Его жалобы были отклонены в сроки, указанные выше в § 39. Европейский Суд отмечает, что заявитель находился под домашним арестом 10 месяцев, в течение которых основания и причины для него рассматривались компетентными судами не менее 10 раз: пять раз при вынесении постановления о продлении срока домашнего ареста, три раза при рассмотрении вышеупомянутых жалоб заявителя и не менее двух раз при рассмотрении ходатайств следственных органов о замене домашнего ареста предварительным заключением. Более того, заявитель затрагивал этот же вопрос в ходе судебных слушаний по существу дела. Европейский Суд считает, что решение заявителя не обжаловать первые два постановления о продлении срока действия меры пресечения в виде домашнего ареста не дает достаточных оснований для вывода о том, что он не выполнил требование об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты. Делая данный вывод, Европейский Суд учитывает риск замены домашнего ареста содержанием под стражей, что было возможно, как показали запросы следственных органов. В связи с этим Европейский Суд отклоняет возражение властей Российской Федерации относительно неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты.

43. Европейский Суд считает, что эта часть жалобы не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он далее отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

B. Существо жалобы

1. Доводы сторон

(a) Власти Российской Федерации

44. Власти Российской Федерации оспорили довод заявителя о том, что его домашний арест представлял собой лишение свободы по смыслу статьи 5 Конвенции. Они предложили рассматривать эту меру как ограничение свободы передвижения в соответствии со статьей 2 Протокола N 4 к Конвенции. В любом случае власти Российской Федерации считали, что эта принудительная мера была оправдана ввиду предшествующего нарушения порядка проживания заявителем. Они утверждали, что, хотя требование следователя о применении письменного обязательства не выезжать за пределы г. Москвы от 17 декабря 2012 г. может быть "истолковано по-разному", оно не освобождало от получения предварительного разрешения следователя на выезд в Московскую область. Власти Российской Федерации отмечали, что требование о предварительном разрешении, предусмотренное статьей 102 УПК РФ, оставалось в силе независимо от решения следователя от 17 декабря 2012 г. Они указывали, что отмена этого решения самим следователем произошла 13 января 2014 г., что подтверждало их доводы. Власти Российской Федерации также отмечали, что 19 декабря 2013 г. заявитель не явился к следователю для ознакомления с материалами уголовного дела.

45. Кроме того, власти Российской Федерации считали, что 19 декабря 2013 г., 2-8 января и 12 января 2014 г. заявитель выезжал в Московскую область в нарушение установленной меры пресечения. По этой причине они утверждали, что домашний арест заявителя был оправдан его собственным поведением, его характером и тяжестью предъявленных ему обвинений.

46. Чтобы подтвердить, что заявитель действительно совершал эти поездки, власти Российской Федерации представили рапорты полиции о наблюдении, свидетельствующие о том, что полиция внимательно следила за передвижениями заявителя в период действия его обязательства не покидать место жительство. Они признались в получении и хранении информации, относящейся к поездкам заявителя и к поездкам его семьи, включая регистрационные записи из гостиниц, квитанции об оплате, видео- и фотоматериалы, а также информацию, собранную при опросе персонала гостиницы и других лиц.

47. Власти Российской Федерации считали, что процедура проверки законности и обоснованности решения о применении меры пресечения соответствовала принципам состязательности и равенства процессуальных возможностей сторон. Заявитель и его адвокат присутствовали во время судебного разбирательства и смогли представить доказательства и аргументировать свою позицию. Что касается разбирательств после жалобы заявителя от 31 января 2014 г., они несколько раз откладывались из-за неявки сторон и непредоставления следственным органом документов из материалов уголовного дела. Эта жалоба была рассмотрена и отклонена 21 апреля 2014 г., и данное решение было оставлено в силе 4 августа 2014 г.

48. Что касается срока домашнего ареста заявителя после вынесения постановления от 30 декабря 2014 г., власти Российской Федерации отмечали, что УПК РФ не ограничивает применение постановления о домашнем аресте после вынесения первого постановления, хотя такое запрещение предусмотрено для содержания под стражей (статья 311 УПК РФ). В качестве альтернативы власти Российской Федерации утверждали, что этот период содержания под стражей должен попадать под действие подпункта "а" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

(b) Заявитель

49. Заявитель оспорил довод властей Российской Федерации о том, что содержание под домашним арестом не является лишением свободы по смыслу пункта 1 статьи 5 Конвенции. Он указал, что в соответствии с внутригосударственным законодательством срок домашнего ареста засчитывается в приговор, вынесенный лицу, если оно было осуждено. Он также сослался на прецедентное право Европейского Суда, признающее домашний арест одной из форм лишения свободы. Кроме того, масштаб меры пресечения, примененной к нему лично, был особенно широк, учитывая отказ ему покидать свою квартиру для прогулок или любых иных дел, кроме участия в следственных действиях или судебных слушаниях.

50. Заявитель утверждал, что в его деле домашний арест был назначен незаконно и без приведения соответствующих и достаточных причин. Он считал, что указанные судом основания были необоснованными и фактически неверными. В частности, суд ссылался на его уголовное осуждение по другому делу, хотя оно имело место семь месяцев назад и было известно в то время, когда была избрана первая мера пресечения - обязательство не покидать г. Москву. В связи с первым уголовным делом не произошло каких-либо событий, которые бы оправдывали его осуждение в феврале 2014 года.

51. Что касается ссылки на административное правонарушение, то на момент вынесения судом постановления о домашнем аресте соответствующее постановление еще не вступило в законную силу и поэтому не могло служить основанием для изменения меры пресечения. Кроме того, он оспаривал вывод о том, что нарушил свое обязательство не покидать Москву. Заявитель указал, что следователь дал разрешение на выезд в Московскую область с единственным условием, чтобы следователь был проинформирован, что и было сделано. Заявитель оспорил утверждение властей Российской Федерации о том, что разрешение следователя на поездку в Московскую область не освобождало его от получения отдельного предварительного разрешения перед каждой поездкой, в противном случае следователь не дал бы ему на это первое разрешение. Наконец, ссылаясь на довод властей Российской Федерации о том, что он не явился к следователю 19 декабря 2013 г., чтобы ознакомиться с материалами уголовного дела, заявитель отмечал, что доступ к таким материалам является правом обвиняемого, а не обязанностью, и в тот же день поручил ознакомиться с материалами дела своему адвокату. В связи с этим его отсутствие в данном случае не могло быть вменено ему в вину как невыполнение требования следователя.

52. Заявитель также настаивал на своей жалобе на то, что суды не проверили постановление о его помещении под домашний арест на том основании, что они не оценили доводы в пользу освобождения и не рассмотрели возможность применения более мягкой меры пресечения, в частности, залога, который он предложил. Кроме того, суд отказался рассматривать его жалобу в соответствии со статьей 125 УПК РФ, которая имела отношение к выбору меры пресечения, передав дело в суд первой инстанции по уголовному делу.

53. Что касается продления срока домашнего ареста после вынесения постановления по 30 декабря 2014 г., заявитель утверждал, что оно было произвольным и незаконным. Заявитель указал, что получил условное наказание и поэтому применение меры пресечения, которая предусматривала бы ограничение или лишение его свободы, не было оправдано. Соответствующий суд не привел каких-либо оснований для его содержания под домашним арестом до рассмотрения жалобы и не представил документы, обосновывающие применение данной меры пресечения. Кроме того, было невозможно оспорить это постановление, и районный судья вернул его жалобу по данному вопросу без рассмотрения. Наконец, мера пресечения была назначена одновременно с условным лишением свободы, которое началось в тот же день, 30 декабря 2014 г.

54. Заявитель утверждал, что постановления о его помещении под домашний арест преследовали цели изолировать его от общества, воспрепятствовать ему участвовать в оппозиционных митингах и выступать с речами, использовать Интернет для своей общественной деятельности и иным образом влиять на политическую ситуацию в стране.

2. Мнение Европейского Суда

(a) Общие принципы

55. Европейский Суд вновь подтверждает, что статья 5 Конвенции гарантирует основополагающее право, а именно защиту личности от произвольного вмешательства государства в осуществление ее права на свободу. Провозглашая "право на свободу", пункт 1 статьи 5 Конвенции предусматривает физическую свободу личности, его цель состоит в обеспечении того, чтобы никто не был лишен этой свободы произвольным образом. Речь идет не просто об ограничении свободы передвижения, такие ограничения регулируются статьей 2 Протокола N 4 к Конвенции. Подпункты "a"-"f" пункта 1 статьи 5 Конвенции содержат исчерпывающий перечень допустимых оснований, по которым лица могут быть лишены свободы, и никакое лишение свободы не будет законным, если оно не попадает под одно из этих оснований. В тех случаях, когда речь идет о "законности" содержания под стражей, включая вопрос о том, соблюдалась ли "процедура, предусмотренная законом", Конвенция по существу ссылается на внутригосударственное законодательство и устанавливает обязательство соблюдать материально-правовые и процессуальные нормы данного законодательства. Однако соблюдения внутригосударственного законодательства недостаточно: пункт 1 статьи 5 Конвенции дополнительно требует, чтобы любое лишение свободы соответствовало цели защиты личности от произвола. Основополагающим принципом является то, что никакое произвольное содержание под стражей не может быть совместимо с пунктом 1 статьи 5 Конвенции, а понятие "произвол" в пункте 1 статьи 5 Конвенции выходит за рамки несоответствия внутригосударственному законодательству, поэтому лишение свободы может быть законным с точки зрения внутреннего права, но все же произвольным и, таким образом, противоречащим Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Креангэ против Румынии" (Creanga v. Romania) от 23 февраля 2012 г., жалоба N 29226/03, § 84).

56. Как общий принцип содержание под стражей будет "произвольным", если, несмотря на соблюдение буквы внутригосударственного законодательства, со стороны властей был допущен элемент недобросовестности или обмана (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Саади против Соединенного Королевства" (Saadi v. United Kingdom), жалоба N 13229/03, § 69, ECHR 2008, и приведенные в нем примеры). Условие отсутствия произвола далее требует, чтобы как постановление о заключении под стражу, так и исполнение этого постановления действительно соответствовали цели ограничений, разрешенных соответствующим подпунктом пункта 1 статьи 5 Конвенции. Должна существовать определенная связь между основанием указываемого санкционированного лишения свободы и местом, а также условиями содержания под стражей (см. ibid.) В контексте подпунктов "b", "d" и "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции понятие "произвол" также включает в себя оценку того, было ли необходимо содержание под стражей для достижения преследуемой цели. Кроме того, содержание под стражей в соответствии с подпунктом "c" пункта 1 статьи 5 Конвенции должно в равной степени воплощать в себе требование соразмерности (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ладент против Польши" (Ladent v. Poland) от 18 марта 2008 г., жалоба N 11036/03, §§ 54-56).

57. Согласно устоявшейся прецедентной практике Европейского Суда домашний арест считается с учетом его степени и интенсивности равносильным лишению свободы по смыслу статьи 5 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Бузаджи против Республики Молдова" (Buzadji v. Republic of Moldova), жалоба N 23755/07* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2018. N 12 (примеч. переводчика).), § 104, ECHR 2016 (извлечения), и приведенные в нем дела). Европейский Суд отмечал, что данный вид лишения свободы требует наличия соответствующих и достаточных оснований, как и в случае предварительного содержания под стражей. Он уточнял, что понятия "степень" и "интенсивность" в прецедентной практике в качестве критериев применимости статьи 5 Конвенции касаются только степени ограничения свободы передвижения, а не различий в комфорте или внутреннем режиме в различных местах содержания под стражей. Таким образом, Европейский Суд будет применять одни и те же критерии для лишения свободы, независимо от места, где заявитель содержался под стражей (см. ibid., §§ 113-114).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

58. С учетом обстоятельств домашнего ареста заявителя, как описано выше в §§ 16-17, принимая во внимание прецедентную практику, приведенную выше в § 57, Европейский Суд считает, что применение к заявителю этой меры пресечения в период с 28 февраля 2014 г. по 5 января 2015 г., то есть на протяжении более 10 месяцев, являлось лишением свободы по смыслу статьи 5 Конвенции.

59. Лишение свободы заявителя было оправдано, только если оно было законным, в частности, при условии, что оно не было произвольным и то, что оно отвечало одному из допустимых оснований для лишения свободы, перечисленных в подпунктах "а"-"f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, в данном деле предположительно в подпунктах "b" или "c". Европейский Суд считает, что период домашнего ареста с 30 декабря 2014 г. по 5 января 2015 г. представлял собой продолжение домашнего ареста, примененного в качестве временной меры, поскольку суд определил его как продление срока "предварительного содержания под стражей". Европейский Суд не может согласиться с утверждением властей Российской Федерации о том, что данный период относился к сфере действия подпункта "а" пункта 1 статьи 5 Конвенции, поскольку заявитель был приговорен к условному лишению свободы, которое обычно влечет за собой освобождение, а не домашний арест.

60. Европейский Суд отмечает, что домашний арест был назначен главным образом на том основании, что заявитель нарушил предыдущую меру пресечения - обязательство не покидать г. Москву во время следствия, предположительно указывая на риск скрыться. Хотя среди оснований были также перечислены риски, связанные с тем, что он может оказать влияние на свидетелей, продолжить свою преступную деятельность, уничтожить доказательства и препятствовать ходу уголовного разбирательства, суд не указал каких-либо конкретных фактов, которые не были выявлены в течение предшествующих 14 месяцев, свидетельствующих о возникновении этих рисков. Европейский Суд со своей стороны отмечает, что в материалах дела не раскрывается каких-либо ранее существовавших или новых обстоятельств, указывающих на намерение заявителя попытаться оказать влияние на свидетелей или необоснованно воспрепятствовать уголовному судопроизводству, которое к тому времени находилось на продвинутой стадии.

61. Европейский Суд отмечает, что 17 декабря 2012 г. следователь вынес постановление, разрешающее заявителю выезжать в Московскую область с обязательным сообщением следователю о любых таких поездках. В этом постановлении не уточняется, следует ли сообщать о поездках до или после их совершения, а также от заявителя не требуется запрашивать дополнительное согласие.

62. Европейский Суд далее подчеркивает, что на протяжении 14 месяцев действия обязательства не выезжать из г. Москвы заявитель регулярно являлся к следователю и участвовал в процессуальных действиях по мере необходимости. Он выступил с инициативой уведомлять следователя о своих поездках в Московскую область в конце декабря 2013 года и в начале января 2014 года, и ничто в материалах дела не указывает на его намерение скрыться от следствия или иным образом воспрепятствовать ходу расследования, совершая эти поездки. Европейский Суд не может не учитывать интенсивность слежки, которой заявитель подвергался в период, предшествовавший его помещению под домашний арест. Из доводов властей Российской Федерации следует, что власти достаточно подробно знали о его деятельности и осуществляли за ним тщательный контроль (см. выше § 46). Из выборки отчетов о наблюдении, представленных в Европейский Суд, следует, что оспариваемые поездки являлись семейными прогулками, не связанными с рассматриваемым уголовным делом.

63. Европейский Суд не находит разумного объяснения тому, почему Басманный районный суд г. Москвы, полностью зная об этих обстоятельствах, поддержал мнение о том, что заявитель нарушил свое обязательство или что его поведение оправдывало лишение свободы. Принимая во внимание все материалы дела, Европейский Суд считает, что у судов Российской Федерации не было каких-либо уголовно-процессуальных оснований, которые требовали бы изменения данного обязательства на домашний арест. Соответственно, мера пресечения в виде домашнего ареста была ему назначена незаконно. Отмечая, что основания для продления срока действия постановления о его домашнем аресте, в том числе назначенного 30 декабря 2014 г., были по существу такими же, как и в первоначальном постановлении, Европейский Суд полагает, что незаконная ситуация касалась всего периода домашнего ареста. Таким образом, содержание заявителя под стражей не отвечало требованию "законности", предусмотренному в прецедентной практике Европейского Суда в отношении выражения "установленном законом" в пункте 1 статьи 5 Конвенции. С учетом данного вывода отсутствует необходимость рассматривать вопрос о том, выдвигали ли власти соответствующие и достаточные основания для обоснования продолжительности его домашнего ареста, или гарантировали ли они право на эффективную проверку законности и обоснованности пересмотра меры пресечения.

64. Европейский Суд приходит к выводу, что имело место нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, и считает, что отсутствует необходимость рассматривать жалобы в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 5 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

65. Заявитель жаловался на то, что помещение его под домашний арест и, в частности, ограничения, наложенные на него в течение этого периода, были применены для того, чтобы помешать ему продолжать свою общественную и политическую деятельность. При этом он ссылался на статью 10 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".

A. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

66. Европейский Суд считает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он далее отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

B. Существо жалобы

1. Доводы сторон

(a) Власти Российской Федерации

67. Власти Российской Федерации утверждали, что право на свободу выражения мнения заявителя не было ограничено в период его домашнего ареста, поскольку он мог осуществлять это право через своих представителей и членов семьи. Они ссылались на газетную статью, написанную заявителем и опубликованную в газете "Нью-Йорк таймс" (New York Times) 20 января 2014 г., а также на записи, сделанные от его имени на различных сайтах средств массовой информации в Интернете в то время, пока он находился под домашним арестом.

68. Власти Российской Федерации указывали, что ограничения, наложенные на заявителя, были направлены на то, чтобы помешать ему комментировать его уголовное дело в средствах массовой информации. Они пояснили, что запрет на контакты с кем бы то ни было, кроме близких родственников, адвокатов, следователей и контролирующих органов, лишил заявителя возможности публично комментировать уголовное производство. Это было необходимо для надлежащего проведения разбирательства, а именно для того, чтобы не допустить, чтобы заявитель скрылся от правосудия и оказывал влияние на свидетелей и потерпевших.

(b) Заявитель

69. Заявитель утверждал, что ограничения его свободы выражения мнений, введенные в качестве условия его домашнего ареста, были незаконными. Он указал, в частности, что часть седьмая статьи 107 УПК РФ устанавливает исчерпывающий перечень возможных ограничений во время домашнего ареста, который не включает запрет на публичные комментарии. Он утверждал, что запрет на комментирование конкретного уголовного дела был чрезмерным и противоречил общественным интересам, учитывая высокий уровень этих разбирательств. Более того, Следственный комитет неоднократно комментировал это дело в средствах массовой информации. По словам заявителя, это ограничение серьезно затруднило его общественную и профессиональную деятельность, в частности, участие в политических дебатах, и было введено без каких-либо оснований.

70. Заявитель также утверждал, что ограничение его доступа к Интернету являлось несоразмерной мерой, поскольку она серьезно ограничила его доступ к информации, не преследуя при этом каких-либо законных интересов.

2. Мнение Европейского Суда

(a) Общие принципы

71. Согласно устоявшейся прецедентной практике право на свободу выражения мнения составляет одну из важнейших основ демократического общества и одно из основных условий его развития и самореализации каждого человека. Как указано в статье 10 Конвенции, эта свобода подлежит исключениям, которые, однако, должны толковаться строго, и необходимость каких-либо ограничений должна быть убедительно установлена (см. среди прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "Хэндисайд против Соединенного Королевства" (Handyside v. United Kingdom) от 7 декабря 1976 г., § 49, Series A, N 24, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Джейлан против Турции" (Ceylan v. Turkey), жалоба N 23556/94, § 32, ECHR 1999-IV, Постановление Европейского Суда по делу "Издательство Plon против Франции" (Editions Plon v. France), жалоба N 58148/00, § 42, ECHR 2004-IV, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Лендон, Очаковски-Лоран и Жюли против Франции" (Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v. France) от 22 октября 2007 г., жалобы NN 21279/02 и 36448/02, § 45, ECHR 2007-IV, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Карачонь и другие против Венгрии" (Karacsony and Others v. Hungary), жалобы NN 42461/13 и 44357/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 12 (примеч. переводчика).), § 123, ECHR 2016 (извлечения)).

72. Европейский Суд вновь подтверждает, что выражение "предусмотрены законом" во втором пункте статьи 10 Конвенции не только требует, чтобы оспариваемая мера имела правовую основу во внутригосударственном праве, но и указывает на качество рассматриваемого закона, которое должно быть доступно заинтересованному лицу и предсказуемо в отношении его последствий (см. среди прочих примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Ротару против Румынии" (Rotaru v. Romania), жалоба N 28341/95, § 52, ECHR 2000-V, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маэстри против Италии" (Maestri v. Italy), жалоба N 39748/98, § 30, ECHR 2004-I). Однако толкование и применение внутригосударственного законодательства в первую очередь возлагаются на национальные органы власти, в частности, на суды (см. среди прочих примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Уэйт и Кеннеди против Германии" (Waite and Kennedy v. Germany), жалоба N 26083/94, § 54, ECHR 1999-I, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Корбей против Венгрии" (Korbely v. Hungary), жалоба N 9174/02, §§ 72-73, ECHR 2008, а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Компания "Чентро Эуропа 7 С.р.л. " и Ди Стефано против Италии" (Centro Europa 7 S.r.l. and Di Stefano v. Italy), жалоба N 38433/09, § 140, ECHR 2012).

73. Критерий "необходимость в демократическом обществе" требует, чтобы Европейский Суд определял, соответствовало ли обжалуемое "вмешательство" "настоятельной общественной необходимости", было ли оно соразмерно преследуемой правомерной цели, и были ли причины, приведенные внутригосударственными властями для ее оправдания, важными и достаточными (см. Постановление Европейского Суда по делу "Газета "Санди таймс" против Соединенного Королевства (N 1)" (The Sunday Times v. United Kingdom) (N 1) от 26 апреля 1979 г., § 62, Series A, N 30). В частности, Европейский Суд должен определять, были ли причины, приводимые внутригосударственными властями для оправдания вмешательства, "важными и достаточными", и была ли принятая мера "соразмерна преследуемым правомерным целям" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шови и другие против Франции" (Chauvy and Others v. France) от 26 апреля 1979 г., жалоба N 64915/01, § 70, ECHR 2004-VI). При этом Европейский Суд должен убедиться в том, что внутригосударственные власти, основываясь на приемлемой оценке соответствующих фактов, применили стандарты, соответствующие принципам, закрепленным в статье 10 Конвенции (см. среди многих прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "Зана против Турции" (Zana v. Turkey) от 25 ноября 1997 г., § 51, Reports 1997-VII).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

74. Европейский Суд отмечает, что 28 февраля 2014 г. Басманный районный суд г. Москвы определил условия домашнего ареста заявителя. Он запретил ему (i) покидать свою квартиру, (ii) общаться с кем-либо, кроме его ближайших родственников, (iii) пользоваться средствами связи и Интернетом, а также (iv) делать заявления, декларации или обращения к общественности или комментировать уголовное дело в средствах массовой информации (см. выше § 16). Запрет на общение, пользование Интернетом и публичные заявления по уголовному делу, несомненно, ограничил его способность передавать и получать информацию. Это представляло собой вмешательство в его право на свободу самовыражения независимо от того, были ли еще доступны ему какие-либо другие средства коммуникации, такие как те, которые предлагались властями Российской Федерации, когда они ссылались на статью, которую он опубликовал, и записи в блоге, сделанные от его имени. В связи с этим Европейский Суд приступит к рассмотрению вопроса о том, была ли эта мера "предписана законом", преследовала ли она одну или несколько правомерных целей, перечисленных в пункте 2 статьи 10 Конвенции, и была ли она "необходима в демократическом обществе".

75. Европейский Суд отмечает, что перечень допустимых ограничений, содержащихся в части седьмой статьи 107 УПК РФ, является исчерпывающим и суды не имеют полномочий устанавливать иные условия в связи с домашним арестом. Европейский Суд констатирует, что первое и третье из вышеупомянутых условий были перечислены в этом положении (см. выше § 37), в то время как два других условия отсутствовали. В частности, предотвращение контактов с "любым лицом, за исключением ближайших родственников ", как представляется, значительно превышает понятие "определенных лиц", упомянутое в этой статье.

76. 21 августа 2014 г. Замоскворецкий районный суд г. Москвы изменил условия домашнего ареста заявителя, указав, что ему было запрещено общаться только с "лицами, имеющими статус свидетелей по данному уголовному делу". Таким образом, сфера действия запрета была достаточно сужена, чтобы попадать под категорию "определенных лиц". 10 октября 2014 г. тот же суд отменил запрет на публичные комментарии по уголовному делу, отметив, что это не соответствует закону.

77. Из вышеизложенного можно сделать вывод, что в период до 10 октября 2014 г. ограничение права на свободу слова заявителя не соответствовало закону, что, кроме того, было признано районным судом.

78. Что касается последующего периода, то Европейский Суд отмечает, что после снятия двух незаконных ограничений суд наложил новое - на использование радио и телевидения, которые он указал среди запрещенных средств связи. То, как было сформулировано новое условие, оставляло неясным вопрос о том, было ли ему запрещено смотреть телевизор и слушать радио, или же ему было только запрещено появляться в эфире. В любом случае сфера действия нового ограничения была еще шире, чем прежний запрет на публичное комментирование уголовного дела, поскольку он ограничивал доступ заявителя к вещательным средствам массовой информации для высказываний по любому предмету. Учитывая формулировку и общий смысл части седьмой статьи 107 УПК РФ в совокупности с судебными решениями по данному делу, Европейский Суд сомневается в том, что запрет на использование телевидения и радио был надлежащим расширением ограничения на использование "средств связи". Однако отсутствует необходимость выносить решение о том, соответствовало ли это ограничение законодательству Российской Федерации, поскольку, как будет объяснено ниже, оно не преследовало правомерной цели.

79. Европейский Суд отметил выше (см. выше § 60), что формальной причиной домашнего ареста заявителя был риск того, что он скроется от правосудия. Внутригосударственные суды и власти Российской Федерации также ссылались на вероятность того, что он будет оказывать влияние на свидетелей и препятствовать отправлению правосудия, что могло бы соответствовать той же цели. Однако, как уже было установлено Европейский Судом, эти риски были совершенно необоснованными и, как представляется, не сыграли какой-либо роли в принятии решения о мере пресечения (см. ibid.). Кроме того, отсутствовала какая-либо связь между ограничениями права на свободу слова заявителя и указанными рисками. Что же касается риска того, что он скроется от правосудия, якобы продемонстрированного поездками в Московскую область во время действия подписки о невыезде, то трудно понять, каким образом даже искреннее убеждение в том, что заявитель собирается скрыться, может иметь отношение к запрету на использование им радио и телевидения в качестве средства связи. Заявитель был заперт в своей квартире, он находился под строгим наблюдением полиции и носил электронное устройство слежения, ему не разрешалось покидать свою квартиру, даже для прогулок. При таких обстоятельствах маловероятно, что возможность выступить с публичным заявлением по радио или телевидению способствовала бы побегу из страны. Что касается возможности использования публичного заявления для воздействия на свидетелей или иного воспрепятствования расследованию, то она была упомянута абстрактно, и ее связь с использованием радио и телевидения оставалась столь же неопределенной.

80. Ограничения, перечисленные в части седьмой статьи 107 УК РФ, при некоторых обстоятельствах могут быть оправданы интересами проведения надлежащего уголовного расследования и, таким образом, попадают под цель "предупреждения беспорядков или преступлений" по смыслу пункта 2 статьи 10 Конвенции. В настоящем деле, однако, они применялись без какой-либо явной связи с требованиями уголовного расследования. Запрет на доступ заявителя к средствам связи в постановлении о домашнем аресте не служил цели обеспечения его явки к следователю или в суд и, как и постановление о помещении его под домашний арест, не имел никакой связи с целями уголовного правосудия.

81. Европейский Суд приходит к выводу, что право на свободу выражения мнения заявителя было подвергнуто ограничениям, которые не соответствовали закону в период до 10 октября 2014 г. и после этого не преследовали ни одной из правомерных целей, перечисленных в пункте 2 статьи 10 Конвенции.

82. Соответственно, по делу было допущено нарушение статьи 10 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение статьи 18 Конвенции

83. Заявитель жаловался на то, что его поместили под домашний арест по политическим мотивам, утверждая, что его арест был вызван решимостью властей заставить его замолчать и удалить из поля зрения общественности. При этом он ссылался на статью 18 Конвенции, которая гласит:

"Ограничения, допускаемые в настоящей Конвенции в отношении указанных прав и свобод, не должны применяться для иных целей, нежели те, для которых они были предусмотрены"

A. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

84. Согласно прецедентной практике Европейского Суда статья 18 Конвенции не имеет независимого существования. Она может применяться только в совокупности с другими статьями Конвенции, и нарушение может возникнуть только в том случае, когда соответствующее право или свобода попадает под ограничения, разрешенные Конвенцией, такие как, например, второе предложение пункта 1 статьи 5 Конвенции, вторые пункты статей 8-11 Конвенции, которые допускают ограничения этих прав и свобод (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии" (Merabishvili v. Georgia) от 28 ноября 2017 г., жалоба N 72508/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2018. N 10 (примеч. переводчика).), §§ 287-290).

85. В настоящем деле утверждения о ненадлежащих основаниях для помещения заявителя под домашний арест и введения ограничений в отношении него на период этого ареста были поданы в соответствии со статьей 18 Конвенции в совокупности со статьями 5 и 10 Конвенции. Европейский Суд ранее признавал свою компетенцию рассматривать заявления о политических или иных скрытых мотивах предварительного содержания под стражей в той мере, в какой она может отделить предварительное содержание под стражей от уголовного дела, в рамках которого такое содержание под стражей было предписано (см. Постановление Европейского Суда по делу "Луценко против Украины" (Lutsenko v. Ukraine) от 3 июля 2012 г., жалоба N 6492/11, § 108, и Постановление Европейского Суда по делу "Тимошенко против Украины" (Tymoshenko v. Ukraine) от 30 апреля 2013 г., жалоба N 49872/11, § 297.

86. Что касается пределов рассмотрения, то Европейский Суд принимает во внимание характер утверждений и тот факт, что ограничения на свободу выражения мнения заявителя были введены в рамках постановления о содержании под стражей, и как таковые они были неотделимы от домашнего ареста заявителя. Европейский Суд считает целесообразным рассмотреть жалобу по статье 18 Конвенции только в совокупности со статьей 5 Конвенции.

87. Европейский Суд считает, что эта часть жалобы не является явно необоснованной по смыслу подпункта "a" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он далее считает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

B. Существо жалобы

1. Доводы сторон

88. Власти Российской Федерации оспорили наличие каких-либо политических мотивов, лежащих в основе процессуальных решений, принятых по уголовному делу. Несмотря на публичную деятельность заявителя, его уголовное преследование было связано с обычным преступлением коммерческого мошенничества, которое не было связано с какими-либо политическими факторами, и расследование происходило по обычным для таких случаев правилам. По словам властей Российской Федерации, заявитель не представил доказательств того, что его домашний арест преследовал цель удалить его из публичного пространства, и его утверждения в этой связи оставались довольно общими. Кроме того, они отмечали, что, находясь под домашним арестом, он продолжал проявлять политическую активность через членов своей семьи и представителей.

89. Заявитель утверждал, что его помещение под домашний арест преследовало политические цели, препятствовало его участию в общественной жизни и публикации его расследований. Условия домашнего ареста, включая запрет на публичные комментарии и любое использование Интернета, радио и телевидения, не имели какого-либо отношения к интересам надлежащего рассмотрения его уголовного дела. Он указал, что контролирующие органы особенно строго следили за соблюдением запрета на публичное высказывание замечаний: в ряде случаев, когда статья, написанная заявителем по вопросам общественного интереса, не связанным с уголовным делом, была опубликована третьим лицом, контролирующий орган просил суд заключить его под стражу.

2. Мнение Европейского Суда

(a) Общие принципы

90. Большая Палата Европейского Суда недавно разработала общие принципы, касающиеся статьи 18 Конвенции в своем Постановлении по упомянутому выше делу "Мерабишвили против Грузии" (Merabishvili v. Georgia) (§§ 287-317). Выводы, которые имеют непосредственное отношение к настоящему делу, заключаются в следующем (ссылки опущены):

"290. ...из условий статьи 18 Конвенции следует далее, что нарушение может иметь место только в том случае, если рассматриваемое право или свобода относятся к ограничениям, допускаемым Конвенцией...

291. Сам по себе тот факт, что ограничение того или иного права или той или иной свободы, закрепленной в Конвенции, не отвечает всем требованиям положения, разрешающего их, необязательно поднимает вопрос согласно статье 18 Конвенции. Отдельное рассмотрение жалобы в соответствии с этой статьей Конвенции будет оправдано только в том случае, если утверждение о том, что ограничение было применено в целях, не предусмотренных Конвенцией, представляется основополагающим аспектом дела...

303. Таким подходом к толкованию и применению статьи 18 Конвенции в отношении ситуаций, в которых ограничение преследует более чем одну цель, должен руководствоваться Европейский Суд... само по себе наличие цели, которая не попадает под соответствующую ограничительную оговорку, не может привести к нарушению статьи 18 Конвенции... будет несовместимо с объектом и целью статьи 18 Конвенции, которая заключается в запрещении злоупотребления властью...

305. ...ограничение может быть совместимо с материально-правовым положением Конвенции, которое разрешает его, поскольку оно преследует цель, допустимую в соответствии с этим положением, но всё же нарушает статью 18 Конвенции, поскольку оно главным образом предназначалось для другой цели, которая не предписана Конвенцией, иными словами, если эта другая цель была преобладающей. И наоборот, если предписанная цель является основной, ограничение не противоречит статье 18 Конвенции, даже если оно преследует другую цель...

307. Какая цель преобладает в конкретном деле, зависит от всех обстоятельств. При оценке этого Европейский Суд будет учитывать характер и степень предосудительности предполагаемой скрытой цели и учитывать, что Конвенция была разработана для поддержания и поощрения идеалов и ценностей демократического общества, основанного на верховенстве права.

308. В длящихся ситуациях нельзя исключать, что оценка того, какая цель была преобладающей, может со временем изменяться...

311. ...по общему правилу бремя доказывания не несет ни одна, ни другая сторона в деле, поскольку Европейский Суд исследует весь материал, находящийся в его распоряжении, независимо от его происхождения, и потому что он может, при необходимости, получить материал по собственной инициативе...

314. Второй аспект подхода Европейского Суда - это стандарт доказывания по делам, находящимся в его производстве, "вне разумного сомнения". Вместе с тем этот стандарт не дополняет собой стандарт доказывания, применяемый в правовых системах государств. Во-первых, такие доказывания могут следовать из сосуществования достаточно сильных, четких и согласующихся выводов или аналогичных неопровержимых презумпций факта. Во-вторых, уровень убеждения, необходимый для того, чтобы прийти к выводу, неразрывно связан со спецификой фактов, характером сделанного утверждения и конвенционным правом, находящимся под угрозой нарушения...

315. ...Европейский Суд может оценивать не только допустимость и относимость, но и доказательную ценность каждого представленного ему доказательства...

316. Следовательно, отсутствуют основания для Европейского Суда ограничивать себя прямым доказыванием в отношении жалоб по статье 18 Конвенции или применять специальный стандарт доказывания этих утверждений.

317. Однако следует подчеркнуть, что косвенные доказательства в данном контексте означают информацию о первичных или контекстуальных фактах или последовательности событий, которые могут служить основой для выводов о первичных фактах... Доклады или заявления международных наблюдателей, неправительственных организаций либо средств массовой информации или решения внутригосударственных или международных судов часто принимаются во внимание, чтобы, в частности, прояснить факты или подтвердить выводы, сделанные Европейским Судом...".

91. Те же самые принципы были подтверждены и применены в вышеупомянутом Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Навальный против Российской Федерации" (Navalnyy v. Russia) (§§ 163-176).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

92. Европейский Суд считает, что жалоба по статье 18 Конвенции представляет собой основополагающий аспект дела, который не был рассмотрен выше, и заслуживает отдельного рассмотрения.

93. Европейский Суд выше установил, что содержание заявителя под стражей под домашним арестом было предписано незаконно и что запрет на его доступ к средствам коммуникации не преследовал правомерной цели (см. выше §§ 63 и 81). С учетом этих выводов Европейский Суд может обойтись без оценки вопроса о множественности целей в отношении рассматриваемых мер и сосредоточить внимание на вопросе о том, имелась ли в отсутствие правомерной цели идентифицируемая скрытая цель (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Навальный против Российской Федерации" (Navalnyy v. Russia), § 166).

94. Ходатайство о замене обязательства не покидать г. Москву домашним арестом было подано 26 февраля 2014 г., сразу после двух административных арестов заявителя 24 февраля 2014 г. за участие в несанкционированных публичных собраниях. Оба случая привлечения к административной ответственности были признаны Европейским Судом нарушающими статьи 5 и 11 Конвенции, а один из них - также нарушающим статью 18 Конвенции (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Навальный против Российской Федерации" (Navalnyy v. Russia), §§ 71-72, 125-126, 138, 146 и 175). Кроме того, Европейский Суд отметил характер административных арестов и пришел к выводу, что основания для лишения его свободы становились всё более неправдоподобными (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Навальный против Российской Федерации" (Navalnyy v. Russia), §§ 167-168). Европейский Суд согласился с утверждением о том, что заявитель был специально и лично избран властями в качестве мишени известного активиста (см. ibid., § 170). Лишение заявителя свободы в данном случае должно рассматриваться в контексте этой последовательности событий.

95. Европейский Суд далее отмечает, что домашний арест заявителя вместе с ограничением его права на свободу выражения мнения длился более 10 месяцев. Этот срок не представляется соответствующим характеру рассматриваемых уголовных обвинений, в частности, такие меры не были применены к брату заявителя, который был главным обвиняемым по делу о мошенничестве. Ограничения, наложенные на заявителя, особенно запрет на общение, который даже национальные суды сочли незаконным (см. выше § 77), становились всё более нелепыми в течение этого периода, поскольку отсутствие их связи с целями уголовного правосудия становилось все более очевидным (см. выше § 80).

96. В упомянутом выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Навальный против Российской Федерации" (Navalnyy v. Russia) в своем обсуждении статьи 18 Конвенции в связи со статьями 5 и 11 Конвенции Европейский Суд ссылался на аналогичные контекстуальные свидетельства того, что в то время власти становились всё более жесткими в своих ответах на поведение заявителя и других политических активистов и, в более общем плане, на их подход к общественным собраниям политического характера (см. ibid., § 172). Он также коснулся более широкого контекста попыток властей Российской Федерации взять под контроль политическую деятельность оппозиции (см. ibid., § 173) и отметил роль заявителя как оппозиционного политика, выполняющего важную общественную функцию посредством демократического дискурса (см. ibid., § 174).

97. Европейский Суд считает, что доказательства, приведенные в упомянутом выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Навальный против Российской Федерации" (Navalnyy v. Russia), в равной степени относятся к настоящему делу и могут являются подтверждением того, что его помещение под домашний арест с ограничением общения, переписки и использования Интернета преследовало цель ограничения его общественной деятельности, включая организацию и посещение публичных мероприятий.

98. Учитывая вышеизложенное, Европейский Суд считает, что ограничения права заявителя на свободу в данном случае преследовали ту же цель, что и в упомянутом выше постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Навальный против Российской Федерации" (Navalnyy v. Russia), а именно подавление политического плюрализма. Это представляло собой скрытую цель по смыслу статьи 18 Конвенции, которая к тому же приобрела значительную серьезность (см. ibid., § 174).

99. Соответственно по делу властями было допущено нарушение статьи 18 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции.

IV. Применение статьи 41 Конвенции

100. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

101. Заявитель требовал выплатить ему 100 000 евро или сумму, определяемую самим Европейским Судом, в качестве компенсации морального вреда.

102. Власти Российской Федерации считали, что признание факта нарушения, если оно будет установлено Европейским Судом, будет представлять собой достаточную справедливую компенсацию.

103. Европейский Суд в настоящем деле установил многочисленные нарушения Конвенции и считает, что при таких обстоятельствах страдания и разочарование заявителя не могут быть компенсированы простым установлением факта нарушения. Проведя оценку на основе принципа справедливости он присудил заявителю 20 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

B. Судебные расходы и издержки

104. Заявитель требовал присудить ему 200 000 рублей в качестве возмещения судебных расходов и издержек, понесенных в Европейском Суде. Он предоставил копию договора об оказании юридических услуг с О. Михайловой, но пояснил, что не оплатил их по договору, поскольку на его банковские счета наложен судебный запрет в связи с уголовным делом. Он потребовал, чтобы судебное взыскание, если таковое произойдет, было бы переведено на ее банковский счет.

105. Власти Российской Федерации оспорили эти доводы на том основании, что в договоре оказания юридической помощи были определены гонорары независимо от объема работ, подлежащих выполнению по договору. Они оспорили сумму, относящуюся к адвокатским гонорарам, как незаслуженную.

106. Согласно устоявшейся прецедентной практике Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и расходов в той мере, в какой было доказано, что они были фактически и действительно понесены и являлись разумными по размеру. В настоящем деле, принимая во внимание имеющиеся в его распоряжении документы и вышеупомянутые критерии, Европейский Суд считает целесообразным присудить требуемые суммы в полном объеме. Он присуждает 2 665 евро в отношении судебных расходов и расходов, подлежащих перечислению на банковский счет, указанный заявителем.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

107. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Европейский Суд единогласно:

1) объявил жалобу приемлемой для рассмотрения по существу;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 5 Конвенции;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

4) постановил, что имело место нарушение статьи 18 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции;

5) постановил, что:

(a) власти государства-ответчика в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в законную силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции обязаны выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на дату выплату:

(i) 20 000 (двадцать тысяч) евро плюс сумму любого налога, подлежащего начислению на указанную сумму, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 2 665 (две тысячи шестьсот шестьдесят пять) евро плюс сумму любого налога, подлежащего начислению на указанную сумму, в качестве возмещения судебных издержек и расходов;

(b) по истечении указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на указанную сумму должны начисляться простые проценты в размере предельной годовой кредитной ставки Европейского центрального банка, действующей в период невыплаты, плюс три процента;

6) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о выплате справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 9 апреля 2019 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда

Винсент А. де Гаэтано Председатель Палаты Суда