Постановление Европейского Суда по правам человека от 26 ноября 2019 г. Дело "Абдюшева и другие (Abdyusheva and Others) против Российской Федерации" (Жалоба N 58502/11 и две другие жалобы, см. Приложение) (Бывшая третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Бывшая третья секция)

Дело "Абдюшева и другие (Abdyusheva and Others)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 58502/11 и две другие жалобы, см. Приложение)

Постановление Суда

Страсбург, 26 ноября 2019 г.

По делу "Абдюшева и другие против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Бывшая Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Георгия А. Сергидеса, Председателя Палаты Суда,

Хелен Келлер,

Дмитрия Дедова,

Бранко Лубарды,

Алёны Полачковой,

Джильберто Феличи,

Эрика Веннерстрёма, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытых заседаниях 25 июня и 22 октября 2019 г.,

вынес в последний указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано тремя жалобами, поданными против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданами Российской Федерации Алексеем Владимировичем Курманаевским, Ириной Николаевной Абдюшевой и Иваном Васильевичем Аношкиным (далее - заявители) 18 октября 2010 г., 25 августа 2011 г. и 1 августа 2013 г. соответственно.

2. В Европейском Суде заявители были представлены адвокатами И. Хруновой, практикующей в г. Казани, и М. Голиченко, практикующим в г. Москве. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде М.Л. Гальпериным.

3. Председатель Палаты Европейского Суда разрешил участвовать в письменном производстве в качестве третьих сторон по делу (пункт 2 статьи 36 Конвенции и пункт 3 статьи 44 Регламента Европейского Суда) следующим лицам и организациям: Специальному докладчику ООН по вопросу о пытках и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видах обращения и наказания, международной организации International Doctors for Healthier Drug Policies, Специальному посланнику ООН по СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии, международной организации "Хьюман Райтс Вотч" (Human Rights Watch), Европейской ассоциации лечения опиоидной зависимости (Europad/European Opiate Addiction Treatment Association), правозащитной организации "Канадская правовая сеть по ВИЧ/СПИДу" (Canadian HIV/AIDS Legal Network), Международной организации снижения вреда (Harm Reduction International), Евразийской сети снижения вреда (Eurasian Harm Reduction Network), Объединенной программе ООН по ВИЧ/СПИДу (ONUSIDA), Независимой наркологической гильдии, Общероссийской ассоциации реабилитационных центров, региональной неправительственной организации "Здоровый Ставропольский край", Ассоциации реабилитационных центров Северного Кавказа и Реабилитационному центру во имя святого Иоанна Кронштадтского* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Душепопечительский Православный центр во имя святого праведного Иоанна Кронштадтского, занимающийся помимо прочего реабилитацией наркозависимых (примеч. переводчика).).

4. Заявители жаловались, в частности, на то, что запрет заместительного лечения с помощью метадона и бупренорфина нарушал их право на уважение личной жизни и представлял собой дискриминационное обращение.

5. 12 мая 2014 г. жалобы на предполагаемое нарушение статей 8 и 14 Конвенции были коммуницированы властям Российской Федерации, а жалоба на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в связи с методами лечения в российских медицинских центрах, которые, по мнению заявителей, не соответствовали требованиям данной статьи, была объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу на основании пункта 3 статьи 54 Регламента Европейского Суда.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Сведения о заявителях, в том числе о датах их рождения и местах проживания, указаны в Приложении.

7. Все заявители страдают героиновой зависимостью. По утверждениям заявителей, в их жизни чередуются периоды приема наркотиков и стадии ремиссии. Они указали, что их несколько раз направляли на стационарное лечение в медицинские учреждения для детоксикации, однако они снова начинали употреблять наркотики сразу после выписки из данных центров.

А. Заявитель Курманаевский

8. Заявитель Курманаевский употребляет наркотики, в частности, героин и стимулирующие препараты, с 1994 года. По утверждению властей Российской Федерации, с 1997 года заявитель находился на диспансерном учете в наркологическом диспансере Республики Татарстан* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду ГАУЗ "Республиканский наркологический диспансер" Министерства здравоохранения Республики Татарстан (примеч. переводчика).), государственном медицинском учреждении по лечению лиц, страдающих от наркомании (далее - диспансер). Заявитель утверждал, что он регулярно обращался в это учреждение в период с 1996 по 2000 год для детоксикации и 12 раз проходил в нем лечение.

9. В декабре 2010 года заявитель Курманаевский обратился в диспансер с просьбой о проведении метадоновой заместительной терапии. Во время рассмотрения его заявления соответствующей медицинской комиссией он отметил, что заместительное лечение опиоидной зависимости было рекомендовано ВОЗ в качестве эффективной меры по борьбе с наркоманией и СПИДом. Заявитель утверждал, что он испробовал все традиционные методы лечения, предлагаемые в Российской Федерации. Комиссия также заслушала М., врача-психиатра из Казанского медицинского университета, который подтвердил слова заявителя. 26 января 2011 г. комиссия оставила заявление без удовлетворения на основании того, что ни Федеральный закон от 8 января 1998 г.* (* Так в тексте. Имеется в виду Федеральный закон от 8 января 1998 г. N 3-ФЗ "О наркотических средствах и психотропных веществах" (примеч. переводчика).) (далее - Федеральный закон N 3-ФЗ) (см. ниже раздел "Соответствующие законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика"), ни приказ Министерства здравоохранения от 28 апреля 1998 г. N 140 "Об утверждении стандартов (моделей протоколов) диагностики и лечения наркологических больных" не предусматривали заместительного лечения с помощью метадона или бупренорфина.

10. Заявитель Курманаевский обратился в суд с жалобой на решение медицинской комиссии от 26 января 2011 года. Советский районный суд г. Казани 7 июня 2011 г. оставил жалобу без удовлетворения. Он не согласился с доводом заявителя об обязательном для Российской Федерации характере рекомендации ВОЗ о проведении заместительного лечения опиоидной зависимости. Советский районный суд г. Казани отметил, что данная рекомендация имела факультативный характер. Ссылаясь на пункт 6 статьи 31 и пункт 4 статьи 55 Федерального закона N 3-ФЗ, Советский районный суд г. Казани указал, что использование метадона и бупренорфина для лечения наркомании запрещено. 11 июля 2011 г. Верховный суд Республики Татарстан, рассмотрев дело в апелляционной инстанции, оставил решение в силе по тем же основаниям.

11. В сентябре 2015 года власти Российской Федерации сообщили Европейскому Суду, что в 2014-2015 годах у заявителя Курманаевского, который 11 раз приходил в диспансер для медицинского наблюдения, брались анализы мочи на предмет выявления наркотиков, которые не были обнаружены. Власти Российской Федерации отметили, что, со слов заявителя, в течение этого периода он не употреблял наркотики и не испытывал желания их употреблять. Обе стороны указали также, что в 2014 году заявитель Курманаевский был госпитализирован в реабилитационный центр на два месяца, а затем в течение трех месяцев проходил в диспансере лечение для предупреждения рецидивов.

12. В 1998 году у заявителя Курманаевского был выявлен вирус гепатита С, а в 2001 году - ВИЧ. По его утверждению, заражение произошло в результате многоразового использования шприцов.

В. Заявительница Абдюшева

13. Заявительница Абдюшева употребляет наркотики с 1984 года. По ее словам, в период с 1984 по 2009 год она проходила лечение в различных наркологических центрах.

14. Власти Российской Федерации предоставили следующие медицинские данные. В 1984 году заявительнице был поставлен диагноз "синдром зависимости от опиоидов средней степени", и она была поставлена на учет в наркологический диспансер г. Калининграда* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Государственное учреждение здравоохранения "Калининградский областной наркологический диспансер" (примеч. переводчика).). Однако до 2014 года ее посещения диспансера были нерегулярными. Так, она приходила в диспансер пять раз в период с 1989 по 1990 год, два раза в 2000 году и по одному разу в 2008 и 2010 годах. Эти посещения были связаны с симптомами абстинентного синдрома. Заявительница Абдюшева была госпитализирована один раз, в 1984 году.

15. Заявительница Абдюшева направила в Министерство здравоохранения Калининградской области требование о предоставлении ей доступа к заместительному лечению опиоидной зависимости с помощью метадона и бупренорфина. 27 января 2011 г. представители областной наркологической больницы сообщили, что указанные препараты запрещены Федеральным законом N 3-ФЗ, и предложили заявительнице обратиться в наркологическую больницу для получения информации о современных методах лечения наркомании.

16. Заявительница Абдюшева обжаловала данное решение. 27 мая 2011 г. Ленинградский районный суд г. Калининграда оставил ее жалобу без удовлетворения. Он указал, что в соответствии с пунктом 6 статьи 31 и пунктом 4 статьи 55 Федерального закона N 3-ФЗ использование метадона и бупренорфина для лечения наркомании запрещено. По мнению Ленинградского районного суда г. Калининграда, данные положения соответствовали Единой конвенции ООН о наркотических средствах 1961 года, на которую ссылалась заявительница для подтверждения своих требований.

17. 3 августа 2011 года Калининградский областной суд, рассмотрев жалобу заявителя, оставил решение суда первой инстанции в силе по тем же основаниям.

18. В 1989 году у заявительницы был обнаружен вирус гепатита С, а в 2000 году - ВИЧ. Она утверждала, что заражение произошло в результате многоразового использования шприцов.

19. Заявительница Абдюшева представила заключение, составленное 27 сентября 2012 г. медицинской комиссией, в состав которой входили два нарколога и один психиатр из неправительственной организации Украины "Институт общественного здоровья" (далее - медицинская комиссия). Согласно данному заключению медицинская комиссия осмотрела заявительницу Абдюшеву по требованию ее адвоката, а также изучила предоставленные заявительницей медицинские документы, а именно "медицинскую карту амбулаторного больного" и выписку из медицинской карты (в заключении не указано, каким медицинским учреждением были выданы данные документы).

20. В своем заключении медицинская комиссия установила следующие обстоятельства, указав, что при отсутствии соответствующих медицинских документов она основывалась на утверждениях самой заявительницы. Заявительница Абдюшева употребляла опиоиды с 17 лет, как минимум 12 раз пытаясь отказаться от них. Периоды, в течение которых она пыталась воздержаться от их употребления, продолжались две-три недели, после чего она снова начинала принимать наркотики. Она никогда не стремилась избавиться от зависимости и проходила упомянутое выше лечение по причине давления на нее со стороны семьи. Она несколько раз была осуждена за преступления, связанные с наркотиками, но после выхода из тюрьмы снова начинала их употреблять. Из-за этого она потеряла работу. В 2010 году, когда заявительница находилась в командировке в Литве, она прошла курс заместительной терапии бупренорфином. В 2011 году заявительница прошла трехмесячный курс лечения от интоксикации в г. Киеве, в результате которого на два месяца наступила ремиссия, после чего она вновь "сорвалась". В 2012 году она приняла решение прекратить употреблять запрещенные законом наркотические средства и пройти заместительное лечение метадоном. Для прохождения лечения она переехала в г. Полтаву, Украина, где в областном наркологическом диспансере ей предоставили этот препарат. Заявительница была удовлетворена результатами лечения, поскольку перестала употреблять запрещенные законом наркотические средства. Однако данное лечение имело побочные эффекты (сонливость и боли в суставах).

21. Медицинская комиссия пришла к выводу, что заявительница Абдюшева страдала от опиоидной зависимости, которая проявлялась в стойкой тяге к наркотикам, в ее неспособности контролировать их употребление и количество, в повышенной толерантности к ним и возникновении абстинентного синдрома в случае прекращения употребления данных веществ, которые она принимала с 20 лет* (* Так в тексте. В параграфе 20 настоящего Постановления говорилось о 17-летнем возрасте (примеч. редактора).), в приоритете употребления наркотиков перед интересами семьи и в продолжении приема наркотиков несмотря на пагубные последствия (потеря работы, понижение социального статуса, уголовное преследование и заражение болезнями, передающимися через кровь).

22. Адвокат заявительницы Абдюшевой предложил медицинской комиссии ответить на вопросы о том, существовали ли противопоказания для заместительного лечения метадоном и было ли лечение опиоидной зависимости, которое предлагалось в Российской Федерации, адекватным.

23. В ответ на первый вопрос медицинская комиссия указала, что заявительнице Абдюшевой было необходимо заместительное лечение метадоном и бупренорфином. В частности, медицинская комиссия пояснила, что она следовала рекомендациям, изложенным в инструкции Министерства здравоохранения Украины, в соответствии с которой показаниями для назначения данного лечения являются зависимость от опиоидов и желание пациента пройти лечение. Медицинская комиссия отметила, что в соответствии с указанной инструкцией рекомендуется назначать данное лечение, если пациент является носителем вируса гепатита С или ВИЧ, как в случае с заявительницей Абдюшевой. Медицинская комиссия также подчеркнула, что у заявительницы не было противопоказаний для данного лечения: у нее не наблюдалось изменений умственных способностей, которые бы препятствовали даче информированного согласия в отношении печеночной недостаточности. Комиссия указала, что заместительная терапия должна проводиться в течение всего периода, пока в ней есть необходимость. Медицинская комиссия уточнила, что в случае с заявительницей Абдюшевой отказ от заместительного лечения мог иметь губительные последствия для ее жизни в социуме, в частности, в связи с возникновением риска совершения ею преступлений для приобретения запрещенных наркотических средств, что в долгосрочной перспективе привело бы к прекращению антиретровирусной терапии и в итоге к смерти заявительницы от СПИДа.

24. В ответ на второй вопрос, поставленный адвокатом заявительницы Абдюшевой, медицинская комиссия проанализировала инструкцию Министерства здравоохранения Российской Федерации от 28 апреля 1998 г. N 140 и пришла к выводу, что лекарственные препараты, которые относились к списку утвержденных для лечения наркозависимости, не имели предполагаемого терапевтического эффекта.

25. Кроме того, из медицинской справки от 15 сентября 2015 г., выданной комиссией в составе врачей-наркологов Калининградского областного диспансера, следовало, что последние выступили с критикой заключения своих украинских коллег и утверждали, что заместительная терапия, которая состояла в том, чтобы употреблять наркотик, не приводила ни к избавлению от зависимости, ни к ремиссии. Согласно данной справке оказание зависимым лицам медицинской помощи предполагает использование методов, основанных на медицинской и социальной реабилитации, и, когда данные методы применяются правильно, они являются эффективными на любой стадии развития зависимости. Комиссия в составе врачей-наркологов рекомендовала заявительнице лечение, основанное на медицинской и социальной реабилитации, а именно госпитализацию в областной наркологический диспансер и затем нахождение в центре extra muros* (* Extra muros (лат.) - досл. "вне стен", перен. - за пределами чего-либо, публично (примеч. переводчика).) в целях социальной реабилитации.

С. Заявитель Аношкин

26. Заявитель Аношкин принимает опиоиды с 1994 года. В 1996 и 2012 годах он пытался бороться с зависимостью, регулярно обращаясь в наркологический диспансер г. Тольятти* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Тольяттинский наркологический диспансер (примеч. переводчика).), государственное медицинское учреждение, расположенное в Самарской области (далее - диспансер), для детоксикации. Заявитель сообщил, что страдает от ВИЧ и вируса гепатита С.

27. 11 апреля 2012 г. заявитель Аношкин направил в Министерство здравоохранения Самарской области такое же обращение, как и заявители Абдюшева и Курманаевский, а именно содержащее требование о предоставлении ему доступа к заместительному лечению метадоном и бупренорфином. 16 мая 2012 г. Министерство здравоохранения Самарской области, указав, что упомянутые выше препараты являются запрещенными, предложило заявителю Аношкину пройти лечение, предусмотренное законом. 23 августа 2012 г. заявитель Аношкин обжаловал данное решение в суде. 7 ноября 2012 г. Центральный районный суд г. Тольятти оставил жалобу заявителя без удовлетворения по тем же основаниям, которые были указаны в случае заявителей Абдюшевой и Курманаевского. 5 февраля 2013 г. Самарский областной суд, рассмотрев жалобу заявителя Аношкина, оставил решение суда первой инстанции в силе по тем же основаниям.

28. Заявитель Аношкин представил заключение от 6 ноября 2013 г., составленное медицинской комиссией, состоявшей из нарколога и психиатра из неправительственной организации Украины "Институт общественного здоровья". В соответствии с данным заключением эти врачи по требованию его адвоката осмотрели заявителя Аношкина и изучили предоставленные им медицинские документы, в частности, выписки из медицинской карты заявителя из Тольяттинского наркологического диспансера. Было отмечено следующее: заявитель Аношкин, являвшийся наркозависимым лицом с 16 лет, не употреблял наркотики в период содержания под стражей и после того, как он прошел программу реабилитации "12 шагов". У заявителя, который всегда снова начинал принимать опиоиды, сформировалась повышенная толерантность к данным веществам, наблюдались абстинентный синдром в случае прекращения их приема, приоритет употребления наркотиков перед семейной жизнью и профессиональной деятельностью и употребление наркотиков, несмотря на пагубные последствия (потеря работы, понижение социального статуса, уголовное преследование и заражение болезнями, которые передаются через кровь). В своем заключении комиссия пришла к выводу, что заявитель Аношкин являлся лицом, зависимым от опиоидов.

29. В сентябре 2015 года власти Российской Федерации сообщили Европейскому Суду, что заявитель Аношкин находится в состоянии ремиссии с января 2014 года. По утверждениям властей Российской Федерации, анализы мочи, которые были взяты у заявителя, когда он пришел в диспансер, не содержали следов опиоидов.

D. События, произошедшие после коммуникации жалоб властям Российской Федерации

1. Заявительница Абдюшева

30. Власти Российской Федерации сообщили, что 12 августа 2014 г., в 23.30, заявительница была задержана сотрудниками полиции за административное правонарушение (нарушение общественного порядка, сопровождающееся нецензурной бранью в общественных местах) и доставлена в отдел полиции в 00.10. Она была освобождена после подписания протокола об административном правонарушении в 00.55. Власти Российской Федерации предоставили Европейскому Суду протокол административного правонарушения, составленный в отделе полиции, а также выписку из книги учета лиц, доставленных в дежурную часть территориального органа Министерства внутренних дел Российской Федерации. В графе протокола "Объяснения задержанного лица" вписано слово "Согласна" и стоит подпись заявительницы. Подпись заявительницы есть также внизу страницы.

31. По утверждениям заявительницы, она была задержана в 23.00 для установления личности и доставлена в отдел полиции как лицо, объявленное в розыск. Она всю ночь провела в отделе полиции, и в отношении нее не было составлено каких-либо документов. Рано утром по прибытии ее адвоката она была освобождена под обещание последнего доставить ее к прокурору для дачи объяснений.

32. 13 августа 2014 г., в 11.00, заявительница явилась к районному прокурору г. Калининграда. В присутствии своего адвоката она ответила на вопросы прокурора, которые касались, с одной стороны, ее жалобы в Европейский Суд и, с другой стороны, ее доходов и средств к существованию. После разговора с ним она ушла.

2. Заявитель Аношкин

33. В декабре 2014 года в неправительственной организации, в которой работал заявитель Аношкин, была проведена проверка соблюдения норм пожарной безопасности. 15 января 2015 г. организация получила письмо о том, что в отношении нее возбуждено дело об административном правонарушении в связи с нарушением норм противопожарной безопасности, а также было вынесено предписание прокурора о необходимости исправить нарушения, установленные в ходе проверки. 16 января 2015 г. по данному делу было вынесено решение об административном правонарушении в отношении организации и ее директора.

II. Соответствующие законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика

34. Постановление Правительства Российской Федерации от 30 июня 1998 г. N 681 "Об утверждении перечня наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, подлежащих контролю в Российской Федерации" содержит три списка наркотических средств и психотропных веществ. В списке I указаны вещества, использование которых запрещено. Метадон содержится в данном списке. В списке II перечислены вещества, использование которых ограничено и в отношении которых устанавливаются меры контроля. В данном списке указан бупренорфин.

35. Пункт 1 статьи 31 Федерального закона от 8 января 1998 г. N 3-ФЗ "О наркотических средствах и психотропных веществах" разрешает использование наркотических средств и психотропных веществ из списка II для медицинских целей. В то же время пункт 6 данной статьи запрещает использование наркотических средств и психотропных веществ из списка II для медицинского лечения наркомании. В соответствии со статьей 14 Федерального закона от 8 января 1998 г. N 3-ФЗ оборот наркотических средств и психотропных веществ из списка I допускается в научных целях (статья 34), в экспертной деятельности (статья 35) и в оперативно-розыскной деятельности (статья 36).

36. В соответствии с пунктом 1 статьи 54 Федерального закона от 8 января 1998 г. N 3-ФЗ государство гарантирует больным наркоманией оказание наркологической помощи, которая включает профилактику, диагностику, лечение, а также медицинскую и социальную реабилитацию. В пункте 2 данной статьи уточняется, что наркологическая помощь больным наркоманией оказывается при наличии их информированного добровольного согласия. Статья 55 Федерального закона от 8 января 1998 г. N 3-ФЗ устанавливает, что лечение больных наркоманией проводится только в медицинских организациях государственной и муниципальной систем здравоохранения (пункт 2 данной статьи). Для лечения больных наркоманией применяются только методы и лекарственные препараты, разрешенные Министерством здравоохранения Российской Федерации.

37. Статьей 20 Закона от 21 ноября 2011 г. N 323-ФЗ "Об основах охраны здоровья граждан" предусмотрено, что необходимым предварительным условием медицинского вмешательства является дача информированного добровольного согласия гражданина или его законного представителя на медицинское вмешательство на основании предоставленной медицинским работником в доступной форме полной информации о целях, методах оказания медицинской помощи, связанном с ними риске, возможных вариантах медицинского вмешательства, о его последствиях, а также о предполагаемых результатах оказания медицинской помощи. В соответствии с пунктами 3 и 7 этой же статьи пациент имеет право отказаться от медицинского вмешательства. Отказ от медицинского вмешательства содержится в медицинской документации гражданина и заверяется его подписью.

III. Соответствующие международные документы

38. Единая конвенция ООН о наркотических средствах 1961 года направлена на борьбу с употреблением наркотиков с помощью координированных международных действий. Прежде всего ее целью является ограничение исключительно медицинскими и научными целями хранения, употребления, оборота, распространения, вывоза, ввоза, производства и изготовления наркотиков. Ее целью также является борьба с наркоторговлей путем международного сотрудничества с целью устрашения наркоторговцев. Соответствующие положения Единой конвенции ООН о наркотических средствах гласят:

"Статья 2

[Вещества, подлежащие контролю]

...5. Наркотические средства, включенные в Список IV, включаются также в Список I и подлежат всем мерам контроля, применимым к наркотическим средствам в этом последнем списке, и, кроме того:

а) каждая Сторона принимает любые специальные меры контроля, которые, по ее мнению, необходимы, учитывая особо опасные свойства какого-нибудь включенного таким образом наркотического средства, и

b) каждая Сторона, если, по ее мнению, существующие в ее стране условия делают это наиболее подходящим способом охраны общественного здоровья, запрещает производство, изготовление, вывоз и ввоз любого такого наркотического средства, торговлю им и его хранение или применение, за исключением количеств, которые могут быть необходимы лишь для медицинской и научно-исследовательской работы, включая клинические испытания, проводимые под непосредственным наблюдением и контролем данной Стороны или подлежащие такому непосредственному наблюдению и контролю...

Статья 4

Общие обязательства

Стороны принимают такие законодательные и административные меры, какие могут быть необходимы для того, чтобы:

а) ввести в действие и выполнять постановления настоящей Конвенции в пределах их собственных территорий;

b) сотрудничать с другими государствами в выполнении постановлений настоящей Конвенции и

c) при условии соблюдения положений настоящей Конвенции ограничить исключительно медицинскими и научными целями производство, изготовление, вывоз, ввоз, распределение наркотических средств, торговлю ими и их применение и хранение...

Статья 12

[Применение системы исчислений]

...5. Комитет с целью ограничения использования и распределения наркотических средств достаточным количеством, необходимым для медицинских и научных целей, и для обеспечения их наличия для таких целей в кратчайший, по возможности, срок утверждает исчисления, в том числе дополнительные исчисления, или, с согласия заинтересованного правительства, может изменить такие исчисления. В случае разногласий между правительством и Комитетом последний будет иметь право составлять, сообщать и публиковать свои собственные исчисления, в том числе дополнительные исчисления".

39. В Резолюции N 2004/40 "Руководящие принципы фармакологического и психосоциального лечения лиц, зависимых от опиоидов", принятой на 47-м пленарном заседании 21 июля 2004 г., Экономический и социальный совет ООН предложил ВОЗ установить и опубликовать минимальные требования и руководящие международные принципы фармакологического и психосоциального лечения лиц, зависимых от опиоидов.

40. В документе ВОЗ под названием "Примерный перечень основных лекарственных средств ВОЗ"* (* Примерный перечень основных лекарственных средств ВОЗ был сформирован в 1977 году с целью предложить властям государств образец, по которому они могут выбирать лекарственные средства и составлять свои списки для применения внутри страны (объяснение ВОЗ).) в разделе 24.5 указано, что метадон и бупренорфин являются медикаментами из дополнительного списка* (* Объяснительная записка к Примерному перечню содержит следующее определение: "Дополнительный перечень включает основные лекарственные средства для приоритетных болезней, для которых необходимы конкретные средства диагностики или наблюдения и/или специализированная медицинская помощь и/или специальные знания. В случае сомнений лекарственные средства могут также быть включены в дополнительный перечень по причине их обычно более высокой стоимости и/или менее выгодного соотношения стоимость/эффективность в некоторых контекстах".) программ лечения наркозависимости* (* Версия документа 2015 года.). В этом дополнительном списке уточняется, что метадон и бупренорфин могут использоваться только в рамках кодифицированной программы оказания помощи.

Право

I. Объединение жалоб для рассмотрения в одном производстве

41. Принимая во внимание сходство настоящих жалоб, Европейский Суд считает возможным объединить их для рассмотрения в одном постановлении.

II. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

42. Заявители жаловались на то, что отказ предоставить им заместительное лечение их опиоидной зависимости с помощью метадона и бупренорфина являлось нарушением статьи 8 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

(а) Предварительное возражение о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты

43. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель Курманаевский обратился во внутригосударственные суды в 2011 году, то есть после подачи жалобы в Европейский Суд. Из этого они делали вывод о том, что заявитель не исчерпал внутригосударственные средства правовой защиты, и призвали Европейский Суд объявить жалобу неприемлемой для рассмотрения по существу в связи с неисчерпанием внутригосударственных средств правовой защиты.

(b) Сведения о состоянии здоровья заявителей

44. Власти Российской Федерации указали, что состояние здоровья заявителя Курманаевского стабилизировалось к 2015 году, и в течение как минимум четырех лет у него наблюдается стадия ремиссии. В качестве доказательств своих утверждений власти Российской Федерации предоставили результаты 11 анализов мочи заявителя Курманаевского, сделанных им в 2014-2015 годах с целью выявления в ней следов наркотиков, все они были отрицательными (см. выше § 11). Заявитель провел два месяца в реабилитационном центре и в течение трех месяцев проходил антирецидивное лечение в наркологическом диспансере Республики Татарстан. Власти Российской Федерации считали, что длительный период ремиссии заявителя Курманаевского доказывает, что разрешенное законом лечение наркомании в Российской Федерации является эффективным.

45. Что касается довода заявителя Курманаевского о том, что он заразился вирусом гепатита С в результате многоразового использования шприцов, власти Российской Федерации утверждали, что было бы абсурдно привлекать государство и общество к ответственности за такое использование. Они полагали, что заявитель сам нес ответственность за свое здоровье.

46. Что касается заявителя Аношкина, власти Российской Федерации сообщили Европейскому Суду, что в период с 2010 по 2013 год этот заявитель, который был госпитализирован для целей детоксикации, покидал больницу до завершения курса лечения и подписывал заявление об отказе от продолжения лечения. Вместе с тем власти Российской Федерации отмечали, у заявителя Аношкина наблюдается стадия ремиссии с января 2014 года, поскольку результаты анализов мочи, взятых у него, когда он приходил на прием в диспансер г. Тольятти, были отрицательными (см. выше § 29).

47. Относительно заявительницы Абдюшевой власти Российской Федерации предоставили Европейскому Суду следующие сведения: заявительница состоит на учете в диспансере г. Калининграда в связи с зависимостью от опиоидов с 1984 года, она проходила лечение нерегулярно, была госпитализирована только один раз, в 1984 году, и в рамках постоянного мониторинга она нерегулярно являлась для прохождения так называемых амбулаторных осмотров (см. выше § 14). С учетом изложенного власти Российской Федерации сделали вывод о том, что такое отношение со стороны заявительницы к своему здоровью свидетельствовало об отсутствии у нее желания избавиться от своей зависимости.

48. Власти Российской Федерации поставили под сомнение медицинские заключения, составленные украинскими врачами в отношении заявителей Абдюшевой и Аношкина. Во-первых, они оспаривали выбор специалистов, которые составили данные заключения, и их компетентность. Во-вторых, власти Российской Федерации полагали, что данные медицинские заключения были необоснованными, поскольку в них не было указано информации об изученных медицинских документах (отсутствовали даты, указания на периоды наблюдения за пациентом и так далее). По мнению властей Российской Федерации, вывод о том, что в Российской Федерации не существовало надлежащего протокола лечения, был недостоверным. Они отмечали в этой связи, что отсутствие положительных результатов лечения в случае заявителей объяснялось тем, что они отказались от него. Власти Российской Федерации утверждали, что действующий протокол лечения, тем не менее, доказал свою эффективность в отношении многих других пациентов, показания которых были приобщены к материалам рассматриваемого Европейским Судом дела. Кроме того, власти Российской Федерации утверждали, что эксперты основывались на устаревших медицинских нормах. Они отмечали, что эксперты ссылались на инструкцию Министерства здравоохранения Российской Федерации от 1998 года, тогда как действующей являлась инструкция 2012 года. Наконец, власти Российской Федерации оспаривали вывод украинских врачей о том, что методы лечения, используемые в Российской Федерации, не дадут ожидаемых терапевтических результатов и что их применение не может привести к улучшению состояния здоровья, и полагали, что данный вывод был лишен каких-либо оснований и был недопустим с медицинской точки зрения.

49. Власти Российской Федерации указали, что заявители не прошли все этапы лечения опиоидной зависимости, в том числе стадию реабилитацию, которые были доступны им в Российской Федерации. Следовательно, по их мнению, заявители не могли утверждать, что данные методы были неэффективными. Власти Российской Федерации отмечали, что заявители не доказали наличие причинно-следственной связи между запретом заместительного лечения и тем фактом, что они снова начинали употреблять наркотические вещества после попыток избавиться от опиоидной зависимости.

50. Наконец, власти Российской Федерации утверждали, что методы лечения болезни являются сложным вопросом, который относится к компетенции внутригосударственных органов. Они указали, что лечение должно быть поручено компетентным медицинским экспертам, а не пациентам и юристам, у которых нет необходимых знаний и навыков в этой медицинской сфере и тем более в отношении специальных методов лечения.

(с) Информация о наркотических веществах, о которых идет речь в настоящем деле

51. Власти Российской Федерации прежде всего указали, что метадон и бупренорфин, которые относятся к опиоидным веществам, являются наркотиками, которые приводят к такой же зависимости, как и другие опиоиды. Они утверждали, что метадон является очень токсичным веществом и причиной обострений болезней внутренних органов, и что его выведение из организма занимает больше времени, чем выведение героина, что увеличивает риск передозировки в случае одновременного приема метадона и героина. Ссылаясь на пример Соединенных Штатов Америки, в которых смертность от опиоидов, прописанных врачами, увеличилась на две трети, власти Российской Федерации утверждали, что метадон представляет собой повышенную опасность для общественного здоровья. Они добавили, что абстинентный синдром в случае отказа от приема метадона проявляется в течение более длительного времени и что его лечение гораздо сложнее, чем лечение абстинентного синдрома в случае отказа от героина. По их мнению, разрешение принимать метадон приведет к появлению такой формы наркомании, как зависимость от метадона.

52. Далее власти Российской Федерации указали, что, поскольку метадон и бупренорфин не были лекарственными препаратами, а являлись наркотиками, они не могли излечить наркоманию, а, напротив, провоцировали и усугубляли ее. Они отмечали, что метадон и бупренорфин не дают эффекта эйфории, и пациенты употребляют их вместе с героином с целью добиться данного эффекта. Одновременное употребление этих двух веществ и других наркотиков усугубляет психические и поведенческие расстройства, повышая риск смертельной передозировки. Таким образом, прием метадона приведет не к стабильной ремиссии, а к полинаркомании.

Основываясь на многочисленных медицинских исследованиях и статистических данных, власти Российской Федерации отмечали, что показатель смертности потребителей метадона и бупренорфина является более высоким, чем уровень смертности потребителей героина.

53. Власти Российской Федерации указали, что заместительная терапия запрещена в Андорре и Монако. Они также подчеркнули, что, несмотря на внешний европейский консенсус, некоторые страны, в том числе Эстония, Литва, Сербия, Италия, Румыния и Болгария сокращают программы замещения опиоидов, тогда как другие, в том числе Швейцария и Германия, установив неэффективность заместительного лечения с помощью метадона, предлагают вместо него медицинский героин, диаморфин. По мнению властей Российской Федерации, это доказывает, что заместительное лечение с помощью метадона и бупренорфина является неэффективным.

54. Власти Российской Федерации считали, что программа заместительного лечения не оказывает положительного воздействия на предупреждение заражения ВИЧ-инфекцией. Они ссылались на научные работы, которые доказывали, по их мнению, что метадон провоцирует репликацию ВИЧ и ингибирует клеточный и гуморальный иммунитет. Вместе с тем они отмечали, что лечение наркомании, разрешенное в Российской Федерации и основанное на абстиненции, полностью исключает риск передачи ВИЧ-инфекции.

55. Власти Российской Федерации утверждали, что запрет метадона и бупренорфина продиктован обязанностью государства защищать жизнь и здоровье лиц, которые находятся под его юрисдикцией, с помощью осуществления контроля в отношении доступа к наркотическим веществам. Они утверждали, что абсолютный запрет данных наркотиков является соразмерным упомянутой выше цели защиты здоровья лиц, которые находятся под их юрисдикцией, поскольку Российская Федерация обеспечивает наркозависимым лицам доступ к лечению, способному вылечить их.

56. По мнению властей Российской Федерации, требование об отмене запрета использования метадона и бупренорфина для наркозависимых лиц должно рассматриваться как требование легализации наркотиков. Однако они полагали, что данная мера относится к сфере допустимых пределов усмотрения государства в сфере здравоохранения.

57. Власти Российской Федерации утверждали, что дела заявителей являются единичными случаями и что последние не исчерпали всех возможностей лечения, которые доступны им в Российской Федерации. По их мнению, тот факт, что их лечение не привело к положительным результатам, не может ставить под сомнение эффективность лечения героиновой зависимости в Российской Федерации. Власти Российской Федерации объяснили, что данное лечение включает в себя несколько этапов: сначала период детоксикации, к которому добавляется медикаментозное лечение, которое требует госпитализации на 21 день. Для консолидации лечения предусмотрена социальная реабилитация, которая проходит в центрах реабилитации и продолжительность которой составляет от шести месяцев до двух лет. Наконец, заключительным этапом является социальная реинтеграция, которая состоит в прохождении профессионального обучения, поиске работы и так далее. Власти Российской Федерации подчеркивали, что для получения желаемого результата, то есть, чтобы избавиться от зависимости, необходимо было пройти все упомянутые выше этапы. Согласно статистическим данным, предоставленным властями Российской Федерации, в реабилитационных центрах, которые находятся в регионах проживания заявителей, положительный результат, то есть ремиссия в течение более одного года, достигается в 67-80% случаев. В соответствии с этой же статистикой в 85% случаев зависимые от опиоидов лица, которые состоят на учете в диспансере, требуют только детоксикации, и только 15% пациентов данных диспансеров, ориентированных на прекращение приема наркотиков, получают лечение в полном объеме. Власти Российской Федерации отмечали, что лечение предоставляется зависимым лицам с их согласия. Наконец, они утверждали, что разрешение метадона и бупренорфина является не чем иным, как капитуляцией перед наркоманией и ни в коем случае не ее лечением.

58. Что касается международных обязательств Российской Федерации, на которые ссылались заявители, власти государства-ответчика напомнили, что данные обязательства следуют из Единой конвенции ООН о наркотических средствах 1961 года, которая обязывает Договаривающиеся Государства запретить свободный оборот некоторых наркотических веществ, перечисленных в данной конвенции, в том числе метадон (Список I) и бупренорфин (Список II) (см. выше § 38). Ссылаясь на подпункты "а" и "b" пункта 5 статьи 2 и на пункт 2 статьи 4 данной конвенции, власти государства-ответчика отметили, что, в соответствии со своими международными обязательствами, Российская Федерация закрепила данные нормы в своем законодательстве. Что касается рекомендаций ВОЗ, власти государства-ответчика утверждали, что данные нормы не имеют обязательного характера и не обязывают Российскую Федерацию их применять. Ссылаясь на статьи 21 и 22 Устава ВОЗ, власти Российской Федерации утверждали, что данная организация через Ассамблею здравоохранения уполномочена устанавливать правила, касающиеся случаев, перечисленных в статье 21 Устава ВОЗ. При этом они указали, что правила, принимаемые в соответствии со статьей 21, становятся обязательными для всех членов после того, как будет сделано должным образом оповещение об их принятии Ассамблеей здравоохранения, за исключением тех членов организации, которые известят генерального директора в указанный в оповещении срок об отклонении их или оговорках в отношении них (статья 22 Устава ВОЗ). Власти Российской Федерации полагали, что Примерный перечень основных лекарственных средств ВОЗ, составленный с целью служить образцом для государств при создании своих перечней, не является частью юридически обязательных норм, поскольку был разработан группой экспертов и утвержден генеральным директором организации. В подтверждение своих слов власти государства-ответчика привели текст "предупреждения", которое содержится в Примерном перечне основных лекарственных средств ВОЗ, согласно которому "...публикуемый материал распространяется без каких-либо гарантий, явных или подразумеваемых. Ответственность за толкование и применение данного материала несет читатель. Ни в каком случае Всемирная организация здравоохранения не может быть привлечена к ответственности за ущерб, причиненный в результате использования данного материала".

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Вместо "пункта 2 статьи 4 Единой Конвенции о наркотических средствах" имеется в виду "подпункт "б" статьи 4"

Что касается Резолюции N 2004/40 Экономического и социального совета ООН, принятой на 47-м пленарном заседании 21 июля 2004 г., власти государства-ответчика утверждали, что она была адресована ВОЗ и не накладывала обязательств на Российскую Федерацию.

59. Наконец, проанализировав прецедентную практику Европейского Суда, власти Российской Федерации отметили, что до настоящего момента Европейский Суд проявлял большую осторожность при рассмотрении медицинских вопросов и признавал, что пределы допустимых для государств пределов усмотрения были широкими. Так, ссылаясь на Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria) от 13 ноября 2012 г., жалобы NN 47039/11 и 358/12, власти Российской Федерации заявили, что "[Европейский Суд] не уполномочен выражать мнение по вопросу о том, предписано ли то или иное лечение в конкретном случае" (см. ibid., § 105, и Решение Европейского Суда по делу "Родионс Федосеевс против Латвии" (Rodions Fedosejevs v. Latvia) от 19 ноября 2013 г., жалоба N 37546/06). Со ссылкой на упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria) и на Решение Европейского Суда по делу "Дюризотто против Италии" (Durisotto v. Italy) от 6 мая 2014 г., жалоба N 62804/13, власти Российской Федерации указали, что "международному судье не надлежит подменять собой уполномоченные государственные органы власти, чтобы определять уровень риска, приемлемого при таких обстоятельствах". Что касается обстоятельств настоящего дела, власти Российской Федерации отмечали, что проблема заявителей имеет чисто медицинский характер. По их мнению, у заявителей был доступ к разрешенному законом лечению наркомании, но они не захотели пройти все этапы программы. Власти Российской Федерации добавили, что два вещества, которые заявители хотели применять для лечения, являются наркотиками, оборот которых запрещен в Российской Федерации, и что у органов санитарно-эпидемиологического контроля Российской Федерации есть серьезные возражения, касающиеся опасности данных веществ. Кроме того, они заявили, что право доступа к указанным веществам не было предусмотрено каким-либо международно-правовым документом, имеющим обязательную юридическую силу для Российской Федерации, и утверждали, что власти государства-ответчика не вышли за пределы своего усмотрения в данной сфере. В связи с этим они призвали Европейский Суд действовать в соответствии с его прецедентной практикой и прийти к выводу, что настоящие жалобы являются явно необоснованными.

2. Заявители

(а) Заявитель Курманаевский

60. Заявитель Курманаевский оспаривал предварительный довод властей Российской Федерации о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты. Он утверждал, что в любом случае обращаться в суд было бесполезно с учетом абсолютного законодательного запрета соответствующих веществ. Заявитель Курманаевский считал, что его жалоба является приемлемой для рассмотрения по существу.

61. Он не согласился с изложением фактов властями Российской Федерации, в частности, связанных с наблюдающейся у него в течение четырех лет ремиссией. Заявитель Курманаевский указал, что в 2011-2012 годах он периодически делал себе уколы одновременно героина и стимуляторов, мефедрона и метилендиоксипировалерона (МДПВ). Он подчеркнул, что не обращался в наркологический диспансер за медицинской помощью, поскольку боялся, что его поставят на учет в диспансере, что повлечет за собой ограничение его прав.

62. Заявитель Курманаевский утверждал, что отказ в соответствующей медицинской помощи являлся нарушением его права, гарантированного статьей 8 Конвенции. Он выразил несогласие со сравнением, которое провели власти Российской Федерации между его делом и ситуацией заявителей в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), в котором речь шла об экспериментальном лечении. Он отмечал, что заместительное лечение, разрешения которого он добивался в настоящей жалобе, общепризнано в большинстве государств - членов Совета Европы и рекомендовано ВОЗ. Он добавил, что в 75 странах мира подобное лечение разрешено и что Российская Федерация относится к числу редких стран, в которых оно запрещено.

(b) Заявители Абдюшева и Аношкин

63. Заявители Абдюшева и Аношкин оспаривали довод властей Российской Федерации о том, что заместительное лечение представляет угрозу для жизни. Они ссылались в подтверждение своих аргументов на письмо председателя Европейского центра мониторинга наркотиков и токсикомании (EMCDDA), а также на заключение британского специалиста Криса Форда (Chris Ford), в котором последний описывал положительные последствия от применения метадона и бупренорфина.

64. Признавая, что данные вещества представляют собой повышенную угрозу для жизни, заявители Абдюшева и Аношкин, тем не менее, полагали, что возможные риски должны приводить к регламентации, а не к запрету данных веществ.

65. Заявители Абдюшева и Аношкин выразили сомнение в эффективности лечения опиоидной зависимости в Российской Федерации, поскольку, по их мнению, с другой стороны, оно противоречило рекомендациям ВОЗ, и так как "обширные данные [подтверждали] неэффективность или ограниченную эффективность многочисленных методов [данного лечения]". Они добавили, что в любом случае в их ситуации эти методы были абсолютно неэффективными и что, "как свидетельствуют доказательства, данные методы также не были эффективными и для многих других лиц".

66. Ссылаясь на определение зависимости ВОЗ* (* Согласно данному определению опиоиды могут вызывать зависимость, отличающуюся мощным или импульсивным желанием использовать психоактивное вещество, изменением способности контролировать его использование (начало или окончание применения или количество), продолжением употребления данного вещества несмотря на его пагубные последствия, приоритетом употребления вещества в ущерб другим занятиям и обязательствам, повышением толерантности и реакцией на прекращение употребления вещества.), заявители Абдюшева и Аношкин отмечали, что данная болезнь связана не с отсутствием воли, а с парализующими волю последствиями этой болезни для умственных способностей зависимых людей. Они назвали доводы властей Российской Федерации, которые описывали разрешенные законом методы борьбы с наркоманией, чрезвычайно упрощенными.

67. По мнению заявителей Абдюшева и Аношкин, запрет заместительного лечения в Российской Федерации противоречит европейскому консенсусу, поскольку такое лечение разрешено в 45 государствах - членах Совета Европы.

68. Ссылаясь на упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), заявители Абдюшева и Аношкин полагали, что их жалобы отличались от данного дела. Они утверждали, что в отличие от лечения, о котором шла речь в упомянутом выше Постановлении, которое было экспериментальным, заместительное лечение, которого касается настоящее дело, было предметом исследований и экспериментов и что связанные с ним риски и побочные эффекты хорошо известны и прокомментированы специалистами.

69. Заявители Абдюшева и Аношкин также считали, что заместительное лечение представляет собой общественный интерес для Российской Федерации, в частности, в отношении его положительного эффекта для предупреждения ВИЧ. Они утверждали, что увеличение случаев заражения этим вирусом было связано с многоразовым использованием шприцов, что, по их мнению, можно было избежать путем предоставления заместительного лечения.

70. Заявители Абдюшева и Аношкин полагали, что пределы усмотрения государства в этой сфере были очень узкими с учетом хорошо изученного характера заместительного лечения, о котором идет речь в деле. Они отмечали, что упомянутые властями Российской Федерации риски были вымышленными и не были подтверждены доказательствами. Однако, признавая, что существует угроза передозировки или попадания веществ, с помощью которых осуществляется заместительное лечение, на рынок незаконного оборота наркотических веществ, они считали, что эти угрозы требуют регламентации, обучения и проведения кампаний по повышению информированности, а не запрета заместительного лечения.

71. Заявители Абдюшева и Аношкин рассматривали оспариваемый ими запрет как нарушение негативного обязательства государства воздерживаться от любых посягательств на уважение личной жизни. В то же время они утверждали, что отмена запрета заместительного лечения не может обеспечить уважение личной жизни. Они полагали, что статья 8 Конвенции также включает в себя позитивное обязательство Российской Федерации "обеспечить им доступ к заместительному лечению и способствовать ему с помощью соответствующей регламентации".

3. Третьи стороны

72. Одиннадцать организаций, вступивших в дело в качестве третьих сторон, представили свои замечания по делу. Они разделены на две группы: с одной стороны, третьи стороны, высказавшиеся в пользу заместительного лечения с помощью двух рассматриваемых веществ (международная организация International Doctors for Healthier Drug Policies, Специальный посланник ООН по СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии, международная организация "Хьюман Райтс Уотч" (Human Rights Watch), Европейская ассоциация лечения опиоидной зависимости (Europad/European Opiate Addiction Treatment Association), правозащитная организация "Канадская правовая сеть по ВИЧ/СПИДу" (Canadian HIV/AIDS Legal Network), Международная организация снижения вреда (Harm Reduction International), Евразийская сеть снижения вреда (Eurasian Harm Reduction Network) и Объединенная программа ООН по ВИЧ/СПИДу (ONUSIDA)), и, с другой стороны, третьи стороны, выступающие против этого (Независимая наркологическая гильдия, Общероссийская ассоциация реабилитационных центров, региональная неправительственная организация "Здоровый Ставропольский край", Ассоциация реабилитационных центров Северного Кавказа и Реабилитационный центр во имя святого Иоанна Кронштадтского).

(а) Третьи стороны, которые высказались в пользу заместительного лечения

73. Доводы данных третьих сторон касались общих вопросов и могут быть изложены следующим образом. Они высказались в пользу заместительного лечения, указав, что метадон и бупренорфин включены в Примерный перечень основных лекарственных средств ВОЗ. Они считали, что, поскольку Рекомендация ВОЗ о применении заместительного лечения опиоидной зависимости была, по их мнению, обязательна для Российской Федерации, власти последней были обязаны имплементировать ее во внутригосударственное законодательство, чтобы предоставить доступ к этим веществам лицам, зависимым от опиоидов. Ссылаясь на три конвенции ООН о наркотических средствах, эти третьи стороны утверждали, что метадон и бупренорфин, поскольку они в них упомянуты, подлежат "международному контролю". Они полагали, что данные конвенции не позволяют полностью запрещать наркотические вещества, но предписывают государствам контролировать их применение. Третьи стороны указали, что Комиссия ООН по наркотическим средствам (КНС), основываясь на рекомендации ВОЗ, определяет вещества, которые должны находиться под международным контролем. Они считали, что, приняв на себя обязательства по указанным трем конвенциям ООН, власти Российской Федерации обязаны найти баланс между контролем за наркотиками и их доступностью для медицинских целей.

74. Третьи стороны, высказавшиеся в пользу заместительного лечения, также отмечали, что лечение с помощью метадона и бупренорфина вызывает споры, но имеет многочисленные преимущества, в том числе сокращение употребления лицами, зависимыми от опиоидов, запрещенных наркотиков, снижение риска заражения ВИЧ-инфекцией, очень высокого среди лиц, принимающих наркотики внутривенно, снижение риска смерти по причине передозировки и снижение количества правонарушений, совершаемых лицами, зависимыми от опиоидов. Кроме того, по их мнению, данное лечение способно, с одной стороны, улучшить состояние физического и психического здоровья зависимых лиц, поскольку, как они полагали, оно является эффективным для облегчения страданий, связанных с прекращением приема опиоидов, и для поощрения таких лиц к прохождению антиретровирусной терапии.

75. Третьи стороны, указанные ниже, дополнили вышеизложенные сведения и представили доводы, изложенными ниже.

(i) Международная организация International Doctors for Healthier Drug Policies

76. Данная третья сторона дала определение зависимости от опиоидов. По ее мнению, речь идет о состоянии здоровья, которое имеет одновременно социальные, психологические и биологические причины и последствия. Она полагала, что зависимость не может сводиться к употреблению опиоидов по причине лишь слабости характера или недостатка воли.

77. Эта третья сторона указала, что заместительное лечение опиоидной зависимости не означает замены одного наркотика, героина, другим. Она объяснила, что лечение состоит в приеме один раз в сутки перорально вещества, время действия которого больше, чем у героина, который зависимые лица употребляют четыре - шесть раз в сутки. Она добавила, что метадон является опиоидом, но с менее выраженным эффектом эйфории, чем от героина. По ее словам, по этой причине зависимые лица теряют интерес к метадону, если у них есть доступ к героину. По ее информации, 80% лиц, которые прекращают заместительное лечение с помощью метадона, несмотря на медицинские рекомендации, начинают употреблять героин.

78. Данная третья сторона уточнила, что подобное лечение не имеет негативного влияния на печень и что его побочные эффекты, которые являются обычными для опиоидов, такие как запоры и тошнота, незначительны и могут быть снижены путем регулирования дозировки.

79. Она утверждала, что лечение опиоидной зависимости не может сводиться к детоксикации организма, но должно иметь целью нормализацию в неврологическом и поведенческом плане. По ее мнению, поддерживающая терапия с помощью метадона и бупренорфина, веществ, которые в наибольшей степени изучены и которые проходили клинические испытания на протяжении 40 лет, дает наилучшие результаты лечения опиоидной зависимости. Вместе с тем она указала, что ограниченное количество зависимых лиц нуждаются в поддерживающем лечении с помощью диаморфина.

(ii) Специальный посланник ООН по СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии

80. Специальный посланник ООН по СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии констатировал озабоченность властей Российской Федерации тем, что одна форма зависимости, от героина, замещается другой, от метадона. Однако, с его точки зрения, преимущества метадона для всего общества, общественного здоровья и отдельных лиц перевешивают его недостатки. Признавая риски, связанные с одновременным употреблением метадона и запрещенных наркотиков, Специальный посланник полагал, тем не менее, что в таком случае пациент подлежит исключению из программы. Он выступил за широкую доступность данных веществ в рамках предоставления качественной и доброжелательной медицинской помощи. Он считал, что ведение учета пациентов вместо анонимных сервисов подталкивает людей к тому, чтобы оставаться за пределами системы здравоохранения.

(iii) Неправительственная организация "Хьюман Райтс Вотч"

81. Международная организация "Хьюман Райтс Вотч" полагала, что абсолютный запрет заместительного лечения опиоидной зависимости в Российской Федерации имеет идеологический характер. Ссылаясь на упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), данная третья сторона утверждала, что абсолютный запрет метадона является произвольным вмешательством властей в осуществление заявителями права на выбор лечения, закрепленного, по ее мнению, в конвенциях ООН и в статье 8 Конвенции. Кроме того, указанная организация рассматривала данную меру как нарушение позитивного обязательства властей Российской Федерации, предусмотренного в упомянутых выше международных документах.

(iv) Неправительственная общественная организация "Канадская правовая сеть по ВИЧ/СПИДу", Международная организация снижения вреда и Евразийская сеть снижения вреда

82. Данные третьи стороны отмечали, что российская модель лечения зависимости от опиоидов основана на принципе абстиненции и что она отличается репрессивным подходом. Они полагали, что такая модель является к тому же неэффективной, поскольку процент возобновления приема наркотиков после лечения составляет 90%. Они считали, что отказ от заместительного лечения, которое разрешено в 77 странах мира, является ошибкой.

83. Ссылаясь на рекомендацию ВОЗ, эти третьи стороны утверждали, что метадон и бупренорфин являются основными медицинскими препаратами для использования в рамках программ помощи наркозависимым лицам.

84. Наконец, они утверждали, что в соответствии с тремя конвенциями ООН по вопросам наркотиков на власти Российской Федерации возложена основополагающая обязанность установить баланс между контролем за наркотиками и их доступностью для медицинских целей.

85. Ссылаясь на определение зависимости, эти организации подчеркивали, что наркозависимым лицам сложно избавиться от зависимости без посторонней помощи. Они указали, что наркозависимость причиняет не только физическую и психологическую боль, но и приводит к паническим атакам и повышенной тревожности. Они утверждали, что при отсутствии лечения наркозависимость приводит к связям с криминалом для получения наркотиков и часто к необходимости совершать правонарушения, чтобы иметь финансовую возможность покупать наркотики.

86. Указанные третьи стороны утверждали, что в Российской Федерации количество умерших от передозировки наркотиков составляло, по их статистике, 100 000 человек в год. Что касается смертности от метадона, они отмечали, что на основе предоставленных внутригосударственных медицинских данных было сложно оценить, в какой мере прием метадона являлся причиной смерти пациентов. По их мнению, смертность была связана с одновременным употреблением других наркотиков и алкоголя.

87. Эти организации добавили, что цель заместительного лечения может различаться в зависимости от пациента: некоторые проходят его всю жизнь, другие выбирают "полную детоксикацию".

(v) Объединенная программа ООН по ВИЧ/СПИДу

88. Данная третья сторона указала, что согласно статистическим данным, предоставленным в рамках исследования, проведенного в трех больших городах США, Нью-Йорке, Филадельфии и Балтиморе, 71% лиц прекратили вводить опиоиды внутривенно после того, как они принимали метадон. Из тех участников программы заместительного лечения, которые его прервали, 82% вновь начали принимать опиоиды внутривенно. Это исследование доказывает, по мнению третьей стороны, преимущества заместительного лечения в борьбе с заражением ВИЧ. С точки зрения третьей стороны, заместительное лечение позволяет снизить уровень заражения в связи с использованием нестерильных шприцов и повысить количество участников антиретровирусного лечения. Заместительное лечение обеспечивает, по мнению этой третьей стороны, снижение уровня преступности зависимых лиц на 70% и повышает уровень их занятости.

(b) Третьи стороны, которые высказались против заместительного лечения

(i) Независимая наркологическая гильдия

89. Эта третья сторона подчеркнула, что спорные вещества являются не лекарственными препаратами, а наркотиками. Она полагала, что вместо того, чтобы помогать наркозависимым лицам избавиться от зависимости и прекратить употребление опиоидов, заместительное лечение формирует новую зависимость, на этот раз от применяющихся для лечения веществ. Кроме того, по мнению этой третьей стороны, данные вещества ставят под угрозу целый пласт программы лечения, ориентированной на реабилитацию и социальную реинтеграцию зависимых лиц, и привязывают последних к центрам распределения подобных веществ. Она указала, что ситуация на рынке наркотических веществ в Российской Федерации изменилась с периода проведения исследований, на которые ссылались заявители. В частности, появились новые наркотические вещества: каннабиноиды и синтетические наркотики. В связи с этим, по мнению Независимой наркологической гильдии, ситуация требует нового анализа, а соответствующие исследования - обновлений.

(ii) Некоммерческая организация "Общероссийская ассоциация реабилитационных центров"

90. Данная организация отметила, что система оказания помощи наркозависимым лицам является высоко профессиональной и что этот процесс основан на передовых технологиях, в которых каждый элемент важен для достижения конечного результата, который заключается в реинтеграции лица в общество в хорошем состоянии здоровья, способного работать, создавать семью, воспитывать детей и нести ответственность за свою жизнь. Она указала, что организация предоставления медицинской помощи наркозависимым лицам включает две стадии. Первая состоит из детоксикации и первичной помощи и занимает 10-15% времени. Вторая стадия, которая является не медицинской, а, скорее, социальной, - это реабилитация. Она занимает 80-90% времени. По мнению этой третьей стороны, проблема наркомании заключается не просто в употреблении наркотиков, это, по ее мнению, также социальная проблема, которая требует социальных, психологических и физических изменений. Ассоциация сообщила, что она объединяет более сотни реабилитационных центров в 12 регионах Российской Федерации. Она объяснила, что эти центры действуют по принципу бесплатного предоставления помощи, чередования внешних консультаций и госпитализации с учетом степени наркозависимости и, наконец, реабилитации, основанной на вере или на светском подходе. Она объяснила также, что существуют четыре этапа лечения наркозависимости: мотивация, чтобы отказаться от употребления наркотиков, лечение и медицинская реабилитация, в ходе которых врачи проводят детоксикацию, принятие мер, направленных на физическое восстановление и снижение негативных последствий состояния "ломки", а также медикаментозное сопровождение последнего. Детоксикация является частью последнего этапа и предусматривает меры, направленные на лечение психопатологических расстройств, вызванных употреблением наркотиков, а также соматических нарушений (болезней печени и расстройства сна). На этапе реабилитации наркозависимое лицо помещают в реабилитационный центр, в котором у него нет доступа к наркотикам, в атмосферу, которая позволяет ему осознать свои внутренние конфликты и сделать осознанный выбор прекратить употреблять наркотики и затем закрепить данное решение с помощью работников центра и поддержки других участников программы.

91. Вторая стадия включает в себя постреабилитацию, направленную на реинтеграцию лица в общество, чтобы позволить ему самостоятельно решать вопросы повседневной жизни, такие как поиск работы, возобновление обучения, создание семейных отношений, при соблюдении отказа от наркотиков. Данная стадия важна для укрепления терапевтического эффекта лечения для того, чтобы помочь лицу справиться с "адаптивным шоком", вызванным контактом с реальной жизнью. Эта стадия состоит из трех этапов: первичного, переходного и поддерживающего адаптацию, целью которого является оказание бывшему наркозависимому лицу помощи в жизни в обществе и в поддержании образа жизни без наркотиков. По мнению третьей стороны, первый этап является лишь началом долгого процесса реабилитации и реинтеграции.

92. Выход из программы после медикаментозного лечения влечет за собой срыв, поскольку первый этап является лишь началом длительного процесса восстановления. Опрос, проведенный "Общероссийской ассоциацией реабилитационных центров" среди 945 участников, позволил выявить факторы, которые делают программу неэффективной, среди них преждевременное прерывание программы реабилитации (так называемый внутренний фактор, поскольку он зависит от воли участников), отсутствие индивидуального подхода в ходе лечения, отсутствие социальной реабилитации после детоксикации и отсутствие постреабилитационного наблюдения (так называемые внешние факторы, то есть независящие от воли участников).

93. Данная третья сторона выразила беспокойство по поводу заместительного лечения с помощью метадона. Она утверждала, что ее врачи лечили пациентов, участвовавших в такой программе в других странах, и что их анамнезы позволили установить следующие риски. По ее мнению, дозы метадона постоянно повышались вместо того, чтобы снижаться, порог допуска к программе был очень низким, что позволяло предоставлять метадон пациентам, которые до этого никогда не лечились от наркозависимости, и метадон употреблялся одновременно с "уличными наркотиками".

(iii) Региональная неправительственная организация "Здоровый Ставропольский край" и Ассоциация реабилитационных центров Северного Кавказа

94. Региональная неправительственная организация "Здоровый Ставропольский край" и Ассоциация реабилитационных центров Северного Кавказа являются "пилотными" центрами, которые принимают лиц с опиоидной зависимостью с целью их реабилитации. Персонал данных центров состоит, в частности, из клинических психологов и психологов-педагогов, консультантов по вопросам химической зависимости и социальных работников. Эти третьи стороны описали различные стадии оказания помощи зависимым лицам, указанным выше (см. выше §§ 63-92). Они добавили, что помогают участникам своих программ после их выхода из центров, поскольку, по их мнению, именно постреабилитационный период несет в себе наибольшее количество рисков в связи с тем, что участники должны найти жилье и работу. Они уточнили, что данные трудности являются причиной 80% срывов.

95. Они указали, что из 2 000 человек, которые прошли лечение в их центрах, 600 человек достигли цели стабильной ремиссии, реинтеграции в общество и здорового образа жизни без наркотиков.

96. Региональная неправительственная организация "Здоровый Ставропольский край" и Ассоциация реабилитационных центров Северного Кавказа разделяли беспокойство неправительственной организации "Общероссийская ассоциация реабилитационных центров" по поводу заместительного лечения с помощью метадона. Они поделились своим опытом работы с пациентами, которые до этого проходили заместительное лечение. По их мнению, эти пациенты заменили один наркотик, героин, другим, метадоном, а некоторые из них употребляли оба вещества одновременно. Однако, с точки зрения данных третьих сторон, метадон является более опасным веществом, чем героин, поскольку продолжительность абстинентного синдрома для метадона составляет 40 дней, а для героина - пять - семь дней. Таким образом, вместо того, чтобы избавиться от наркозависимости, пациент приобретает новую, еще более сильную, зависимость.

(iv) Реабилитационный центр во имя святого Иоанна Кронштадтского

97. По мнению Реабилитационного центра во имя святого Иоанна Кронштадтского, зависимость от опиоидов является хронической болезнью, которая прогрессирует, сложно лечится и проявляется на биологическом, психологическом и духовном уровне. По утверждению этой третьей стороны, ее врачи лечили зависимых лиц, основываясь на духовном элементе, а именно на устремлении к Богу. Реабилитационный центр во имя святого Иоанна Кронштадтского объяснил, что лечение в нем проводится профессионалами в сфере аддиктологии, и уточнил, что пациенты принимаются в центр на добровольной основе. Он отмечал, что целью работы центра является не ремиссия, даже стабильная, а полное излечение человека, то есть обеспечение его реабилитации, реинтеграции в общество и жизни без наркотиков. Реабилитационный центр во имя святого Иоанна Кронштадтского утверждал, что согласно статистике уровень успешного завершения данной программы является очень высоким и что две трети ее участников возвращаются к жизни без наркотиков.

(с) Комментарии сторон по поводу замечаний, представленных третьими сторонами

98. Каждая из сторон по делу разделяла мнение третьих сторон, выступающих в ее поддержку, и в основном соглашалась с доводами, изложенными в их замечаниях (см. выше §§ 44-71).

В. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалоб для рассмотрения по существу

99. Европейский Суд отмечает, что заявитель Курманаевский не представил каких-либо медицинских заключений для подтверждения того, что его состояние здоровья требовало заместительного лечения. Кроме того, по информации властей Российской Федерации, на протяжении более четырех лет у заявителя Курманаевского наблюдалась стадия ремиссии, поскольку результаты его анализов мочи для обнаружения наркотиков были отрицательными (см. выше §§ 11 и 44).

100. Европейский Суд констатирует, что заявитель Аношкин представил заключение украинских врачей от 6 ноября 2013 г. (см. выше § 26). Однако согласно информации, предоставленной властями Российской Федерации, и которую заявитель Аношкин не оспаривал, с января 2014 года у него наблюдалась стадия ремиссии, поскольку результаты его анализов мочи для обнаружения наркотиков были отрицательными (см. выше § 29).

101. Европейский Суд подчеркивает несоответствие между объяснениями заявителя Аношкина, по словам которого периоды абстиненции никогда не продолжались у него дольше двух-трех месяцев, в связи с чем он и просил доступ к заместительному лечению, и утверждениями властей Российской Федерации, подтвержденными анализами мочи, о том, что он не употреблял наркотики уже более года. Заявитель Аношкин не объяснил данное противоречие.

102. Европейский Суд принимает во внимание замечание заявителя Курманаевского о том, что он продолжал принимать опиоиды и другие психоактивные вещества в течение периода, относившегося к обстоятельствам дела (см. выше § 44). Однако данное замечание противоречит отрицательным результатам анализов мочи, подлинность которых заявитель не оспаривал.

103. Таким образом, Европейский Суд столкнулся с противоречивыми медицинскими данными. Он напоминает, что ему не следует разрешать вопросы, относящиеся исключительно к медицинской сфере. Европейский Суд доверяет медицинским заключениям, представленным сторонами. С этой точки зрения, он полагает, что настоящее дело отличается от Постановления по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany) от 1 сентября 2016 г., жалоба N 62303/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2017. N 8 (примеч. редактора).), в котором анализ Европейского Суда был основан на медицинских заключениях, представленных заявителем и не оспариваемых властями государства-ответчика. В указанном деле все попытки заявителя, который принимал героин на протяжении 40 лет, избавиться от своей зависимости, в том числе пять госпитализаций с целью детоксикации в специализированных учреждениях, были неудачными, и необходимость его лечения с помощью метадона была подтверждена несколькими врачами и судом страны. Европейский Суд подтвердил, что заявитель никогда не прекращал принимать героин и что Европейский Суд не может с достаточной долей вероятности рассчитывать на то, что получится излечить заявителя от наркозависимости или помешать ему в течение длительного срока не принимать наркотики. Наконец, заявитель Веннер в течение 17 лет вплоть до его лишения свободы лечился метадоном (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany), §§ 63-65 и 67).

104. Осознавая субсидиарный характер своей роли, Европейский Суд констатирует в настоящем деле, что заявители Курманаевский и Аношкин не смогли подтвердить свои доводы и представить объяснения относительно несоответствий между медицинскими заключениями. Таким образом, он принимает во внимание информацию, предоставленную властями Российской Федерации и не оспоренную этими заявителями, и приходит к выводу, что последние не доказали, что нуждались в каком-либо лечении, в частности, в заместительной терапии для того, чтобы избавиться от своей зависимости.

105. Соответственно, Европейский Суд считает, что жалобы заявителей Курманаевского и Аношкина являются явно необоснованными и должны быть отклонены на основании подпункта "а" пункта 3 и пункта 4 статьи 35 Конвенции.

106. Данный вывод освобождает Европейский Суд от необходимости рассматривать предварительный довод властей Российской Федерации о предполагаемом неисчерпании заявителем Курманаевским внутригосударственных средств правовой защиты.

107. Учитывая, что жалоба заявительницы Абдюшевой не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции и не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям, Европейский Суд объявляет данную жалобу приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

(а) Пределы рассмотрения дела Европейским Судом

108. Европейский Суд отмечает, что стороны представили общие комментарии, которые выходят за рамки предмета первоначальной жалобы и касаются, в частности, законодательной базы, регулирующей доступ к заместительному лечению опиоидной зависимости, эффективности/неэффективности различных форм лечения опиоидной зависимости в Российской Федерации и в других государствах. Европейский Суд считает необходимым определить пределы рассмотрения настоящего дела. Прежде всего он отмечает, что заявители не являются заключенными и не затрагивают вопросов об употреблении наркотиков в местах лишения свободы (см. противоположную ситуацию в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany). Он также подчеркивает, что заявители не были оставлены без разрешенной законом медицинской помощи, однако они полагали, что она была устаревшей и неэффективной (см. противоположную ситуацию в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), § 95). Заявители хотели получить доступ к выбранному ими лечению, заместительному лечению с помощью веществ, которые власти Российской Федерации считали наркотиками, метадона и бупренорфина, использование которых для целей лечения наркомании запрещено федеральным законом (см. выше § 35). Таким образом, они требуют отмены законодательно установленного запрета (см. упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Дюризотто против Италии" (Durisotto v. Italy), § 63), но не жалуются на отсутствие государственных средств для финансирования соответствующего лечения (см. противоположную ситуацию в Решении Европейского Суда по делу "Сентгес против Нидерландов" (Sentges v. Netherlands) от 8 июля 2003 г., жалоба N 27677/02).

109. При рассмотрении индивидуальных жалоб в задачу Европейского Суда не входит абстрактный анализ законодательства страны, он должен проверить, каким образом данное законодательство было применено к заявителям в деле (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "S.H. и другие против Австрии" (S.H. and Others v. Austria) от 3 ноября 2011 г., жалоба N 57813/00, § 92). Настолько, насколько это возможно, Европейский Суд должен ограничиваться рассмотрением конкретного дела (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Зоммерфельд против Германии" (Sommerfeld v. Germany) от 8 июля 2003 г., жалоба N 31871/96, § 86, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), § 105). Таким образом, в настоящем деле Европейскому Суду не требуется оценивать ни нормативную базу, которая регулирует доступ к заместительному лечению опиоидной зависимости, ни эффективность лечения опиоидной зависимости в Российской Федерации, а также не нужно выяснять, является ли отказ в доступе к некоторым веществам в принципе совместимым с положениями Конвенции.

110. Наконец, Европейский Суд уполномочен лишь применять Конвенцию, и в его задачу не входит толкование или надзор за соблюдением других международных документов (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), § 105).

(b) Общие принципы

111. Европейский Суд напоминает, что Конвенция не гарантирует ни право на здоровье как таковое (см. Постановление Европейского Суда по делу "Василева против Болгарии" (Vasileva v. Bulgaria) от 17 марта 2016 г., жалоба N 23796/10, § 63), ни право на определенное лечение, выбранное заявителем (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany), §§ 55-58). В то же время Европейский Суд рассматривал жалобы на отказ в доступе к некоторым видам лечения или медикаментам (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Дубска и Крейзова против Чешской Республики" (Dubska and Krejzova v. Czech Republic) от 15 ноября 2016 г., жалобы NN 28859/11 и 28473/12* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 6 (примеч. редактора).), упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), Постановление Европейского Суда по делу "Коста и Паван против Италии" (Costa and Pavan v. Italy) от 28 августа 2012 г., жалоба N 54270/10, §§ 52-57, упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Дюризотто против Италии" (Durisotto v. Italy), § 64, и Постановление Европейского Суда по делу "А.М. и А.К. против Венгрии" (A.M. and A.K. v. Hungary) от 4 апреля 2017 г., жалобы NN 21320/15 и 35837/15, § 39) с точки зрения статьи 8 Конвенции, которая содержит понятие "личная жизнь", включающее в себя понятие "личная автономия".

112. Европейский Суд исходил из принципа, в соответствии с которым вопросы общественного здравоохранения относятся к сфере широких пределов усмотрения внутригосударственных властей, которые могут лучше оценить приоритеты, использование доступных ресурсов и потребности общества (см. Решение Европейского Суда по делу "Шелли против Соединенного Королевства" (Shelley v. United Kingdom) от 4 января 2008 г., жалоба N 23800/06, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), § 119, и упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Дюризотто против Италии" (Durisotto v. Italy), § 36). Широта пределов усмотрения государства зависит от ряда элементов, определяемых обстоятельствами дела. Когда между государствами - членами Совета Европы отсутствует консенсус по поводу как относительной важности затронутого интереса, так и наилучших способов его защиты, пределы усмотрения государств являются более широкими, особенно если дело касается деликатных этических вопросов (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Дубска и Крейзова против Чешской Республики" (Dubska and Krejzova v. Czech Republic), § 178, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Парилло против Италии" (Parrillo v. Italy) от 27 августа 2015 г., жалоба N 46470/11* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 12 (примеч. редактора).), § 169, с дальнейшими ссылками). Обычно властям предоставляются широкие пределы усмотрения, чтобы принимать меры общего порядка в экономической и социальной сферах. Благодаря непосредственному знанию ситуации в соответствующем обществе и его потребностей, внутригосударственные власти, как правило, находятся в лучшем по сравнению с международным судом положении для того, чтобы определять, что представляет собой общественный интерес в экономической и социальной сферах, и Европейский Суд с уважением относится к тому, каким образом власти государства видят требования общественного интереса, за исключением случаев, когда мнение властей оказывается "явно лишенным разумных оснований" (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Дубска и Крейзова против Чешской Республики" (Dubska and Krejzova v. Czech Republic), § 179, упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Шелли против Соединенного Королевства" (Shelley v. United Kingdom) и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), § 119).

(с) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

(i) Применимость статьи 8 Конвенции

113. Европейский Суд отмечает, что стороны не оспаривают, что статья 8 Конвенции применима в настоящем деле. Европейский Суд считает так же (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Парилло против Италии" (Parrillo v. Italy), § 117, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), § 115, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "А.М. и А.К. против Венгрии" (A.M. and A.K. v. Hungary), § 42, и упомянутое выше Решение Европейского Суда по делу "Дюризотто против Италии" (Durisotto v. Italy), § 65).

(ii) Существовало ли позитивное обязательство или было ли допущено вмешательство в осуществление права

114. Ранее Европейский Суд уже анализировал аналогичный вопрос, а именно о доступе к запрещенным медикаментам. Европейский Суд рассматривал проблему юридической квалификации, в частности, вопрос о том, можно ли рассматривать оспариваемую меру с точки зрения ограничения свободы заявителей выбирать лечение - ограничение, которое являлось бы вмешательством в осуществление заявителями их права на уважение личной жизни, - или с точки зрения предполагаемого нарушения властями государства-ответчика обязанности создать надлежащую законодательную базу, обеспечивающую уважение прав лиц, которые находятся в той же ситуации, что и заявители, и, соответственно, нарушения позитивного обязательства обеспечить право на уважение личной жизни. Европейский Суд счел, что отсутствовала необходимость делать выбор в пользу того или иного подхода, поскольку границы предусмотренных статьей 8 Конвенции позитивных обязательств, с одной стороны, и негативных, с другой, не могут быть определены точно и так, как принципы, которые применяются к одним и другим, одинаковы. Европейский Суд пришел к выводу, что необходимо было принимать во внимание справедливый баланс, который должен соблюдаться между противоположными интересами частного лица и сообщества (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), § 117). В настоящем деле Европейский Суд не находит причин отклоняться от данного анализа. Вопрос заключается именно в том, было ли соблюдено справедливое равновесие с учетом пределов усмотрения, предоставленных государству в этой сфере.

(iii) Соответствие оспариваемой меры закону

115. Европейский Суд отмечает, что оспариваемая мера была предусмотрена законом, а именно статьей 14 и пунктами 1 и 6 статьи 31 Федерального закона от 8 января 1998 г. N 3-ФЗ "О наркотических средствах и психотропных веществах" (см. выше § 35) и что она преследовала правомерную цель защиты здоровья. Европейский Суд должен ответить на вопрос о том, было ли соблюдено справедливое равновесие между противоположными интересами частного лица и общества.

(iv) Пределы усмотрения государства и сопоставление противоположных интересов

116. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что необходимость заместительного лечения для заявительницы является предметом разногласия между сторонами.

117. Заявительница Абдюшева представила медицинское заключение, составленное украинскими экспертами, которые ответили утвердительно на вопрос о том, соответствовал ли ее случай критериям для заместительного лечения, которое она начала проходить до этого (см. выше § 20). С другой стороны, есть медицинское заключение российских экспертов, которые, напротив, пришли к выводу, что заместительное лечение не должно было быть предписано пациентке, поскольку она не исчерпала возможности разрешенного законом лечения, доступного в Российской Федерации, в частности, она не прошла стадии реабилитации и социальной реинтеграции. По мнению российских экспертов, заявительница Абдюшева может свободно продолжить данное лечение (см. выше § 25). Власти Российской Федерации утверждали также, что, поскольку заявительница не прошла все этапы лечения опиоидной зависимости, которые были доступны на внутригосударственном уровне, она не может утверждать, что данные методы не являются эффективными (см. выше §§ 56-50).

118. Таким образом, Европейскому Суду представлены медицинские заключения с противоположными выводами. Осознавая субсидиарный характер своей миссии, он полагает, что ему не следует выражать свое мнение по вопросам, которые относятся исключительно к медицинской сфере. В частности, он не может решить, была ли предоставленная заявительнице медицинская помощь надлежащей и полной, и еще в меньшей мере он может высказываться в пользу одного из нескольких методов лечения зависимости.

119. Однако учитывая довод властей Российской Федерации, Европейский Суд отмечает, что медицинские учреждения страны обладают большим опытом в данной области (см. выше § 50) и принимают на лечение зависимых от опиоидов лиц, следовательно, заявительница может обратиться в эти учреждения, если в ее ситуации потребуется медицинское вмешательство. Следовательно, Европейский Суд полагает, что случай заявительницы Абдюшевой должен быть изучен специалистами, и лишь они могут назначить ей соответствующее лечение. Европейский Суд также отмечает, как и обе стороны, что заявительница Абдюшева не исчерпала все предусмотренные законом методы лечения, указанные властями Российской Федерации и третьими сторонами, в рамках программы реабилитации (см. выше §§ 57 и 90-92) и что у нее по-прежнему есть возможность это сделать (см. противоположную ситуацию в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), в котором заявители исчерпали все способы разрешенного законом лечения рака безуспешно).

120. При этом утверждение заявительницы Абдюшевой может рассматриваться как выражение ее намерения пройти заместительное лечение, "перепрыгнув" через этапы, рекомендованные в соответствии с законом, этапы, которые, по ее мнению, являются бесполезными и неэффективными. В подтверждение своих слов заявительница Абдюшева привела доводы, основанные, во-первых, на наличии европейского консенсуса в сфере заместительного лечения, во-вторых, на обязательстве властей Российской Федерации обеспечить предоставление такого лечения, предусмотренного, по ее мнению, международными конвенциями, в которых участвует Российская Федерация, и, в-третьих, на преимуществах подобного лечения для предупреждения заражения ВИЧ-инфекцией. Она полагала, что без помощи разрешенной законом терапии, пропустив данный этап, она может добиться лучших результатов с помощью лечения метадоном и бупренорфином.

121. Сформулированная подобным образом жалоба рассматривается властями Российской Федерации как требование легализации наркотиков, которая относится к сфере усмотрения властей государства-ответчика (см. выше § 56). В качестве обоснования отказа в такой легализации власти Российской Федерации ссылались на высокие риски для общественного здоровья, в том числе для здоровья заявительницы. Они указали на опасность метадона и бупренорфина для здоровья, на угрозу возникновения новой зависимости от данных опиоидов и на риск формирования полинаркомании, то есть одновременного употребления нескольких опиоидов, которое влечет за собой повышенный риск смерти.

122. Что касается обязательств Российской Федерации, предусмотренных иными международными договорами, Европейский Суд принимает во внимание довод властей Российской Федерации, которые, проанализировав соответствующее международное право, утверждали, что власти Российской Федерации выполнили свои международные обязательства в области контроля за наркотиками и что ни один из международных документов не обязывает власти Российской Федерации легализовать эти два вещества (см. выше § 58). Европейский Суд напоминает, что он уполномочен только применять Конвенцию, и в его задачу не входит толкование и надзор за соблюдением других международных актов (см. выше § 110). В любом случае заявительница Абдюшева не указала ни одного юридически обязательного документа, который бы недвусмысленно возлагал на власти Российской Федерации обязанность обеспечить предоставление лечения наркомании с помощью метадона и бупренорфина.

123. Что касается предупреждения заражения ВИЧ-инфекцией, Европейский Суд напоминает, что он не призван изучать эффективность той или иной меры для других пациентов и что он сосредоточит свое внимание на случае заявительницы Абдюшевой. С этой точки зрения он отмечает, что оспариваемая мера не сможет предупредить заражение заявительницы ВИЧ-инфекцией, у которой уже выявлен этот вирус (см. выше § 18).

124. В отношении европейского консенсуса в сфере лечения опиоидной зависимости с помощью метадона и бупренорфина Европейский Суд отмечает, что наличие данного консенсуса является одним из элементов анализа соразмерности, но не решающим. Рассуждая об этом консенсусе в деле "Веннер против Германии", Европейский Суд отметил, что, хотя данное заместительное лечение распространено в государствах - членах Совета Европы, оно вызывает споры (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany), § 61). В настоящем деле данный довод также применим.

125. Европейский Суд принимает во внимание анализ, который провели власти Российской Федерации в отношении результатов применения этой программы в других странах. В качестве примера власти Российской Федерации указали страны, в которых ввиду неэффективности метадона для некоторых пациентов последним предлагается медицинский героин, диаморфин (см. выше § 53). В связи с этим власти Российской Федерации считали заместительную терапию капитуляцией перед наркоманией, а не ее лечением (см. выше § 57). Они утверждали, что, не являясь решением проблемы, спорные вещества представляют собой серьезную опасность для общественного здоровья, которую власти, ответственные за жизнь и здоровье лиц, находящихся под их юрисдикцией, не могут игнорировать (см. выше § 55). Они указали на угрозу данных наркотиков для здоровья пациентов. По мнению властей Российской Федерации, эти наркотики создают новую зависимость и формируют полинаркоманию, которая приводит к повышенному риску смерти.

126. Ссылаясь на научные исследования, власти Российской Федерации объяснили данные риски фармацевтическими характеристиками этих веществ, которые являются опиоидами, имеющими менее выраженный эффект эйфории. Власти Российской Федерации отмечали, что в стремлении добиться нужного эффекта наркозависимые люди могут одновременно принимать метадон и запрещенные опиоиды. Власти Российской Федерации добавили, что такое употребление опиоидов приводит к новой зависимости и к тем же пагубным последствиям для здоровья, что и употребление запрещенных опиоидов, и увеличивает риск смерти от передозировки этих веществ (см. выше §§ 51 и 52).

127. Заявительница Абдюшева и некоторые третьи стороны не оспаривали ни опасность данных веществ, ни риск одновременного употребления метадона и запрещенных наркотиков, утверждая вместе с тем, что преимущества их применения перевевивают недостатки их (см. выше §§ 63, 64 и 80). Указанные заявительницей Абдюшевой и третьими сторонами (см. выше §§ 70 и 80) риски были непосредственным образом подтверждены в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany). В данном Постановлении суды Германии установили, что "заявитель уже доказал, что заместительное лечение, которое он проходил, когда находился на свободе, не мешало ему ни употреблять наркотики, ни совершать преступления" (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany), § 18). Таким образом, если риск полинаркомании является очевидным, то все преимущества лечения опиоидной зависимости с помощью метадона и бупренорфина, о которых утверждала заявительница Абдюшева, сводятся к нулю.

128. В связи с этим и с учетом замечаний сторон Европейский Суд полагает, что риски, о которых говорили власти Российской Федерации, не являлись необоснованными. Власти Российской Федерации, стремясь защитить здоровье лиц, которые находятся под их юрисдикцией, соответственно, имели все основания для того, чтобы принимать меры, иногда настолько радикальные, как запрет некоторых опиоидов, чтобы минимизировать негативные последствия, которые были или могут быть причинены ими. Общественный интерес, охраняемый государством, заключается в том, чтобы защищать здоровье лиц, которые находятся под его юрисдикцией. Европейский Суд уже приходил к выводу о том, что ответственные за соблюдение санитарных норм государственные органы власти, ограничивая доступ к медикаментам для больных в терминальной стадии, не вышли за пределы усмотрения государства, поскольку их целью была защита последних от мер, которые могли негативно сказаться на их здоровье и даже привести к смертельному исходу, хотя они уже находились на пороге смерти (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), § 122). Эта логика тем более применима в настоящем деле, поскольку случай заявительницы несравним с ситуацией лиц, находящихся в терминальной стадии болезни.

129. Возвращаясь к утверждению заявительницы Абдюшевой о том, что риски, которые представляют данные вещества, оправдывают их регламентирование использование, обучение и проведение кампаний по повышению информированности о них, а не их запрет (см. выше § 70), Европейский Суд, осознавая субсидиарный характер своей миссии, не может указывать властям Российской Федерации способы решения данной проблемы. Власти Российской Федерации наилучшим образом могут оценить, насколько на практике можно осуществить контроль в отношении употребления различных видов опиоидов. Европейский Суд отмечает в этой связи, что в сфере здравоохранения законодательство Российской Федерации не предусматривает возможности предоставления медицинской помощи против воли пациента (см. выше §§ 37 и 57), который в любой момент может прервать лечение и отказаться от медицинского наблюдения в наркологическом диспансере. Принуждение пациентов к осуществлению в отношении них медицинского надзора или проверка соблюдения условий допуска к участию в программе лечения посягали бы на личную автономию, которую заявительница Абдюшева стремится защитить путем подачи настоящей жалобы в Европейский Суд.

130. Европейский Суд полагает, что власти Российской Федерации лучше, чем он, могут определить, какую политику следует осуществлять в такой сложной сфере, как борьба с оборотом наркотиков, каким образом регулировать рынок наркотических средств и какую медицинскую помощь необходимо оказывать лицам, зависимым от опиоидов, с учетом широких пределов усмотрения государства-ответчика в сфере здравоохранения.

131. Наконец, возвращаясь к доводу заявительницы Абдюшевой о большей эффективности заместительного лечения по сравнению с разрешенным законом методом лечением, Европейский Суд напоминает, что в его задачу не входят подмена своим мнением оценки медицинских специалистов и определение эффективности способов лечения наркозависимости. Европейский Суд c удовлетворением отмечает, что разрешенная законом медицинская помощь, основанная на достижениях научного прогресса, была доступна заявительнице Абдюшевой в медицинских учреждениях Российской Федерации.

(v) Заключение

132. Принимая во внимание, с одной стороны, связанные с заместительным лечением риски для общественного здоровья, о которых утверждали власти Российской Федерации, и, с другой стороны, конкретную ситуацию заявительницы Абдюшевой, которой предоставлялась медицинская помощь, Европейский Суд полагает, что власти Российской Федерации не вышли за пределы своего усмотрения и не нарушили право заявительницы на уважение ее личной жизни. Следовательно, Европейский Суд считает, что по делу не было допущено нарушения статьи 8 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции

133. Заявитель Аношкин и заявительница Абдюшева жаловались также на то, что запрет заместительного лечения являлся дискриминационным обращением, поскольку он устанавливал различие между хроническими больными, страдающими от наркомании, и иными группами хронически больных лиц. Они ссылались на статью 8 Конвенции во взаимосвязи со статьей 14 Конвенции.

Статья 14 Конвенции гласит:

"Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам".

134. Власти Российской Федерации не согласились с этим доводом. Они полагали, что, поскольку употребление наркотиков было запрещено, заявители осознавали опасность своих действий, когда начали принимать запрещенные наркотические вещества. Таким образом, по мнению властей Российской Федерации, вред их здоровью был причинен не лечением, за которое власти государства-ответчика несут ответственность, а болезнью, которая развилась в результате совершения ими противоправного и преднамеренного действия. Власти Российской Федерации считали, что заявители не описали ясно тип дискриминации, на который они жаловались. Они указали, что в любом случае в качестве граждан Российской Федерации заявители имели право, как и другие граждане, на лечение от наркомании, ВИЧ, гепатита С, туберкулеза и других болезней в соответствии с действующим законодательством. Кроме того, власти Российской Федерации утверждали, что метадон и бупренорфин являлись запрещенными веществами для всех лиц в Российской Федерации без какой бы то ни было дискриминации. Власти Российской Федерации добавили, что сравнение наркозависимых лиц с диабетиками некорректно, поскольку последние, когда они страдают от инсулиновой зависимости, не могут жить без инсулина, в то время как лица, зависимые от опиоидов, могут увеличить продолжительность своей жизни и избавиться от зависимости в течение 6-12 месяцев после окончания приема наркотиков.

135. От имени заявителей свои замечания представили следующие третьи стороны: правозащитная организация "Канадская правовая сеть по ВИЧ/СПИДу", Международная организация снижения вреда и Евразийская сеть снижения вреда. Эти третьи стороны утверждали, что оспариваемая мера, а именно абсолютный запрет заместительного лечения, представляет собой дискриминацию по признаку состояния здоровья. Они полагали, что зависимость от опиоидов похожа на другие распространенные хронические болезни, такие как диабет, астма или сердечно-сосудистые заболевания* (* Третья сторона основывалась на определении Национального института Соединенных Штатов Америки по злоупотреблениям наркотиками (USA National Institue on Drug Abuse), 2012 год.). Они отмечали, что в сфере доступа к медикаментозному лечению лица, страдающие от опиоидной зависимости, имеют право на защиту, аналогичную той, которая предоставляется в случае хронических болезней. Данные третьи стороны считали, что в настоящем деле не были соблюдены "разумные отношения соразмерности" между оспариваемой мерой и заявленной целью защиты общественного здоровья.

136. Европейский Суд напоминает, что статья 14 Конвенции дополняет остальные положения Конвенции и Протоколов к ней. Она не имеет автономного существования, поскольку применяется только к "пользовани[ю] правами и свободами", которые предусмотрены в других положениях. Безусловно, она может применяться, даже если требования этих статей не были нарушены, и в этом плане она имеет независимое значение, но она не может применяться, если обстоятельства дела не относятся к сфере действия одной из статей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Зарб Адами против Мальты" (Zarb Adami v. Malta) от 20 июня 2006 г., жалоба N 17209/02, § 42). Европейский Суд полагает, что обстоятельства настоящего дела относятся к "сфере действия" статьи 8 Конвенции (см. выше § 113). Статья 14 Конвенции запрещает не любое различие в обращении, а только основанные на идентифицируемой, объективной и личной характеристике ("признак"). В статье 14 Конвенции перечислены различные признаки, такие как пол, раса, имущественное положение и "любые иные признаки". Состояние здоровья лица признается мотивом дискриминации, которая относится к сфере действия статьи 14 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Киютин против Российской Федерации" (Kiyutin v. Russia) от 10 марта 2011 г., жалоба N 2700/10* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. N 12 (примеч. редактора).), § 57).

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Номер жалобы постановления Европейского Суда по делу "Зарб Адами против Мальты" следует читать как "N 17902/02"

137. Европейский Суд напоминает, что дискриминация состоит в том, чтобы без объективных и разумных оснований по-разному обращаться с лицами, которые находятся в аналогичных ситуациях (см., в частности, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "D.H. и другие против Чешской Республики" (D.H. and Others v. Czech Republic) от 13 ноября 2007 г., жалоба N 57325/00, §§ 175 и 184-185).

138. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле заявители сравнивают свою ситуацию с ситуацией других лиц, страдающих от распространенных хронических болезней, таких как диабет, астма и сердечно-сосудистые заболевания (см. выше § 135). Как утверждали власти государства-ответчика, в Российской Федерации метадон и бупренорфин запрещены для целей лечения всех лиц, в том числе страдающих от упомянутых выше болезней (см. выше § 134). Заявительница Абдюшева не оспаривала данную информацию. В связи с этим Европейский Суд полагает, что, даже если предположить, что эти болезни с учетом их симптомов и протоколов лечения сравнимы с состоянием зависимости от опиоидов, от которого страдают заявители, отсутствует различие в обращении, поскольку оспариваемые вещества являются запрещенными в любом случае.

139. Следовательно, данная жалоба является явно необоснованной и должна быть отклонена в соответствии с подпунктом "а" пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

IV. Предполагаемое нарушение статьи 34 Конвенции

140. Наконец, заявители жаловались на то, что задержание заявительницы Абдюшевой и проведение проверки в отношении работодателя заявителя Аношкина представляли собой препятствие для осуществления их права на подачу индивидуальной жалобы, предусмотренного статьей 34 Конвенции, которая гласит:

"Суд может принимать жалобы от любого физического лица... которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

1. Доводы сторон

(а) Власти Российской Федерации

141. Власти Российской Федерации не согласились с этой жалобой. Ссылаясь на Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia) от 22 марта 2012 г., жалоба N 30078/06* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. N 6 (примеч. редактора).), на Постановление Европейского Суда по делу "Пузан против Украины" (Puzan v. Ukraine) от 18 февраля 2010 г., жалоба N 51243/08, и на Решение Европейского Суда по делу "Аминат Мадаровна Эльсанова против Российской Федерации" (Aminat Madarovna Elsanova v. Russia) от 15 ноября 2005 г., жалоба N 57952/00* (* См.: там же. 2016. N 7 (примеч. редактора).), они отмечали, что разговор между представителями государства и заявителями был частью нормальной практики, целью которой было не запугивание заявителей, а сбор актуальной информации для подготовки замечаний по рассматриваемому Европейским Судом делу в соответствии принципом равенства сторон. Власти Российской Федерации подтвердили, что разговор с заявительницей Абдюшевой действительно имел место. Они указали, что целью его беседы ни в коем случае не было запугивание заявительницы, а получение актуальной информации о ее ситуации, в частности, об источниках ее доходов. Власти Российской Федерации добавили, что прокурор вызывал заявительницу Абдюшеву и что сотрудники полиции напомнили об этом вызове во время ее задержания. Как отметили власти Российской Федерации, заявительница отвечала на поставленные ей вопросы, не выразив в связи с этим каких-либо возражений.

142. Что касается задержания заявительницы Абдюшевой полицией 12 августа 2014 г., в 23.30, власти Российской Федерации утверждали, что данное обстоятельство не было связано с жалобой, которую заявительница направила в Европейский Суд. Они объяснили, что заявительница Абдюшева была задержана в состоянии опьянения за совершение административного правонарушения, нарушение общественного порядка, сопровождающееся нецензурной бранью в общественных местах, что она была доставлена в отдел полиции в 00.10 и затем, подписав в 00.55 протокол административного правонарушения, уехала. Власти государства-ответчика считали, что органы власти Российской Федерации не препятствовали заявительнице каким-либо образом в осуществлении права на подачу индивидуальной жалобы.

143. Что касается заявителя Аношкина, власти Российской Федерации утверждали, что он не был жертвой предполагаемого нарушения статьи 34 Конвенции. Они указали, что проверки проводились не в отношении заявителя Аношкина, а в отношении его работодателя. Что касается ответственности последнего, они указали, что проведение проверок соблюдения правил пожарной безопасности в помещениях работодателя, а также соблюдения трудового законодательства было предусмотрено законом и что перед законом все равны, в том числе работодатель заявителя Аношкина. Они добавили, что тот факт, что заявитель Аношкин работал в этой организации, не мог освобождать ее от проверок со стороны уполномоченных органов. Власти Российской Федерации утверждали, что отсутствовала какая-либо причинно-следственная связь между упомянутыми выше действиями и жалобой заявителя Аношкина в Европейский Суд.

(b) Заявители

144. Заявитель Аношкин считал, что проверки, проведенные государственными органами власти в отношении его работодателя, в скрытой форме оказывали на него давление с целью заставить его отозвать свою жалобу, поданную в Европейский Суд. Заявитель Аношкин утверждал, что чувствовал себя лично ответственным перед своим работодателем, поскольку, по его мнению, беспокойство было причинено последнему не в связи с соблюдением правил пожарной безопасности, а из-за обращения заявителя в Европейский Суд.

145. Заявительница Абдюшева утверждала, что ее задержание полицией 12 августа 2014 г. было лишь предлогом для того, чтобы ее запугать. Она указала, что провела в отделении полиции всю ночь и что ее отпустили только после того, как вмешался ее адвокат и пообещал сотрудникам полиции, что доставит ее к прокурору для дачи объяснений. Ссылаясь на упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia), она полагала, что разговор с прокурором по поводу жалобы, поданной в Европейский Суд, представлял собой препятствие для осуществления ее права на подачу индивидуальной жалобы, предусмотренного статьей 34 Конвенции, и потому нарушала ее, а вызов к прокурору посредством официального протокола тем более нарушал данную статью Конвенции. Она добавила, что испытывала "инстинктивный страх перед полицией" и что даже "легкий" контакт с властями мог рассматриваться ею как акт устрашения, тем более что речь шла о незаконных, с ее точки зрения, задержании и лишении свободы.

2. Мнение Европейского Суда

146. Европейский Суд повторяет, что для того, чтобы механизм подачи индивидуальных жалоб, установленный в статье 34 Конвенции, был эффективным, крайне важно, чтобы заявители, потенциальные или реальные, были свободны общаться с Европейским Судом без принуждения со стороны властей к тому, чтобы отозвать или изменить свои жалобы. Чтобы определить, являлись ли контакты между властями и заявителем недопустимой с точки зрения статьи 34 Конвенции практикой, необходимо принимать во внимание конкретные обстоятельства дела. Допрос со стороны местных властей легко может рассматриваться заявителем как попытка устрашения. Однако речь не идет о том, чтобы рассматривать любой опрос со стороны властей по поводу жалобы, поданной в Европейский Суд, как меру "устрашения". Например, в делах, касающихся допроса заявителя местными органами власти по поводу обстоятельств, которые лежали в основе его жалобы, Европейский Суд, не обнаружив доказательств того, что к заявителю применялись меры давления или устрашения, приходил к выводу, что заявителю не создавали препятствий при осуществлении им права на подачу индивидуальной жалобы (см. Решение Европейского Суда по делу "Мануссос против Чешской Республики и Германии" (Manoussos v. Czech Republic and Germany) от 9 июля 2002 г., жалоба N 46468/99, Постановление Европейского Суда по делу "Владимир Соколов против Российской Федерации" (Vladimir Sokolov v. Russia) от 29 марта 2011 г., жалоба N 31242/05* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. N 4 (примеч. редактора).), §§ 80-82, Постановление Европейского Суда по делу "Битиева и Х против Российской Федерации" (Bitieva and X v. Russia) от 21 июня 2007 г., жалобы NN 57953/00 и 37392/03, § 166, и Постановление Европейского Суда по делу "Багдонавичюс и другие против Российской Федерации" (Bagdonavicius and Others v. Russia) от 11 октября 2016 г., жалоба N 19841/06, §§ 124-125).

147. Европейский Суд напоминает также, что жалоба на предполагаемое нарушение статьи 34 Конвенции имеет процессуальный характер и не требует рассмотрения вопроса о ее приемлемости для рассмотрения по существу (см. Постановление Европейского Суда по делу "Эрги против Турции" (Ergi v. Turkey) от 28 июля 1998 г., жалоба N 23818/94, § 105, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Пузан против Украины" (Puzan v. Ukraine), § 49).

148. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд полагает в отношении заявительницы Абдюшевой, что необходимо отдельно рассмотреть ее задержание и разговор с прокурором.

149. В момент задержания и выполнения формальностей, связанных с административным правонарушением, в отделе полиции заявительница Абдюшева не была ни допрошена относительно жалобы, поданной в Европейский Суд, ни принуждалась прямо или косвенно к тому, чтобы отозвать ее. Власти Российской Федерации признали, что сотрудники полиции напомнили ей, что она должна была явиться к прокурору.

Анализируя документы, представленные властями Российской Федерации, Европейский Суд отмечает, что протокол административного правонарушения подтверждает версию властей государства-ответчика. Надпись, сделанная от руки заявительницей, и ее подпись доказывают, что протокол был составлен в указанное время. Кроме того, протокол и книга учета лиц, доставленных в отдел полиции, содержат отметки о дате и времени доставления и освобождения заявительницы, 12 августа, 23.30, и 13 августа 2014 г., 00.55, соответственно. В своих замечаниях, представленных Европейскому Суду в ответ на меморандум властей Российской Федерации, заявительница Абдюшева не оспаривала ни подлинность данных документов, ни подлинность сделанных ею записей в протоколе. Таким образом, Европейский Суд убежден версией властей Российской Федерации, а именно тем, что основанием для задержания заявительницы Абдюшевой было совершение ею административного правонарушения и что данное задержание не преследовало иной цели.

150. Что касается разговора заявительницы Абдюшевой с прокурором, власти Российской Федерации указали, что речь шла об обычной практике сбора информации для того, чтобы представить свою позицию Европейскому Суду. Ссылаясь на упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia), заявительница Абдюшева возражала против этого довода, утверждая, что подобная форма сбора информации, а именно вызов к прокурору посредством официального протокола, являлась формой устрашения. Европейский Суд отмечает в этой связи, что в упомянутом выше Постановлении Большой Палаты заявитель утверждал, что визит прокурора к нему домой для получения дополнительных сведений относительно его жалобы в Европейский Суд был им воспринят как форма устрашения, тогда как вызов к прокурору не был бы им воспринят таким образом (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia), § 154). Однако в настоящем деле Европейский Суд отмечает, что ситуация была именно такой, какой ее хотел видеть заявитель Маркин, а именно заявительница Абдюшева была вызвана к прокуратуру, и она пришла к нему по собственной воле. Ее личное восприятие данного визита, продиктованное "инстинктивным страхом перед полицией", не может считаться точкой отсчета для целей квалификации разговора с прокурором как средства устрашения и тем более давления с целью заставить ее отозвать жалобу из Европейского Суда (см. аналогичный подход в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Битиева и Х против Российской Федерации" (Bitieva and X v. Russia), § 166). Наконец, Европейский Суд отмечает, что заявительницу Абдюшеву сопровождал адвокат, который при наличии каких-либо злоупотреблений со стороны прокурора мог свободно заявить об этом или предоставить Европейскому Суду соответствующую информацию. Однако из документов, представленных сторонами, не следует, что заявительница Абдюшева или ее адвокат представили такие возражения или комментарии относительно хода разговора или действий прокурора, который проводил беседу. По мнению Европейского Суда, ничто не указывает на то, что целью соответствующего разговора было заставить заявительницу Абдюшеву отозвать или изменить свою жалобу.

151. Заявитель Аношкин утверждал, без каких-либо оговорок, о наличии причинно-следственной связи между проверками, которые были осуществлены уполномоченными органами власти Российской Федерации с целью устранения нарушений правил противопожарной безопасности в помещениях его работодателя, и настоящей жалобой. Европейский Суд не убежден данными рассуждениями. Он полагает, что правила противопожарной безопасности должны соблюдаться как таковые и что органы власти обязаны следить за соблюдением закона. Европейский Суд также отмечает, что на заявителя Аношкина никогда не оказывалось давление: его не принуждали, прямо или косвенно, к тому, чтобы отозвать или изменить свою жалобу, а наличие простого подозрения не может служить подтверждением нарушения статьи 34 Конвенции (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Битиева и Х против Российской Федерации" (Bitieva and X v. Russia), § 166). При отсутствии иных доказательств, кроме подозрений, Европейский Суд не может установить причинно-следственную связь между проверкой в помещениях работодателя заявителя Аношкина и жалобой, которую последний подал в Европейский Суд.

152. Европейский Суд приходит к выводу, что нельзя считать, что власти Российской Федерации препятствовали осуществлению заявителями их права на подачу индивидуальной жалобы. Следовательно, власти Российской Федерации не допустили нарушения обязательств, предусмотренных статьей 34 Конвенции.

V. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции, взятой в отдельности и во взаимосвязи со статьей 14 Конвенции

153. Наконец, заявители утверждали, что отказ властей Российской Федерации в разрешении заместительного лечения опиоидной зависимости с помощью метадона и бупренорфина представлял собой нарушение статьи 3 Конвенции. По мнению заявителя Курманаевского, неэффективность лечения, разрешенного законом и предоставляемого медицинскими учреждениями, была причиной возобновления приема наркотиков и тем самым подвергала его смертельному риску, связанному с передозировкой и плохим качеством запрещенных наркотиков. Заявитель Аношкин и заявительница Абдюшева считали данный отказ дискриминационным обращением, поскольку, по их мнению, он устанавливал различие между хроническими больными наркоманией и другими хроническими больными, такими как лица, больные диабетом и страдающие от инсулиновой зависимости, а также больные раком. Заявитель Аношкин и заявительница Абдюшева ссылались на статью 14 Конвенции, содержание которой изложено выше, а также на статью 3 Конвенции, которая гласит:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

154. Несмотря на то, что данная жалоба не была коммуницирована властям Российской Федерации для представления комментариев, Специальный докладчик ООН по вопросу о пытках и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видах обращения и наказания Хуан Э. Мендес (Juan E. Mendez) (далее - специальный докладчик) представил свои замечания по данному вопросу.

155. Специальный докладчик отметил, что заместительная терапия опиоидной зависимости, в частности, с помощью метадона и бупренорфина, является ключевой составляющей лечения опиоидной зависимости. Он утверждал, что абсолютный запрет данного лечения является пыткой и бесчеловечным и унижающим достоинство обращением. По его мнению, статья 3 Конвенции налагает на власти Российской Федерации позитивное обязательство защищать лиц, зависимых от опиоидов, от любых форм пыток и жестокого обращения. В подтверждение своих слов он ссылался на Постановление Европейского Суда по делу "Опуз против Турции" (Opuz v. Turkey) от 9 июня 2009 г., жалоба N 33401/02, § 159.

156. Специальный докладчик указал, что лица, зависимые от опиоидов, испытывают сильные страдания в связи с прекращением их приема и иные негативные последствия вследствие запрещенного законом употребления наркотиков. Кроме того, он обратил внимание на тот факт, что наркозависимые лица сталкиваются с обстоятельствами и факторами, такими как презрение общества, совокупный эффект которых таков, что данные лица испытывают унижение и сильные страдания.

157. Специальный докладчик истолковал Единую конвенцию ООН о наркотических средствах 1961 года, в частности, ее статью 12, как предусматривающую обязанность властей Российской Федерации "обеспечить доступность медикаментов, содержащих наркотические вещества, для медицинских и научных целей". Он полагал, что отказ со стороны Российской Федерации разрешить заместительное лечение приводит к увеличивающейся угрозе развития тяжелых заболеваний и преждевременной смерти лиц, зависимых от опиоидов.

А* (* Так в тексте (примеч. редактора).). Мнение Европейского Суда

158. Статья 3 Конвенции гарантирует одну из фундаментальных ценностей демократических обществ. Она провозглашает абсолютный запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания. Однако для того, чтобы попадать в сферу действия данного положения Конвенции, жестокое обращение должно достигать определенной степени тяжести. Оценка данного минимума является относительной и зависит от всех обстоятельств дела, в частности, продолжительности обращения и его физических и психологических последствий, а также иногда от пола, возраста и состояния здоровья потерпевшего (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Буид против Бельгии" (Bouyid v. Belgium) от 28 сентября 2015 г., жалоба N 23380/09* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 2 (примеч. редактора).), §§ 86 и 87).

159. Анализ прецедентной практики Европейского Суда свидетельствует о том, что статья 3 Конвенции в большинстве случаев применяется в делах, в которых риск того, что лицо будет подвергнуто какой-либо из форм запрещенного обращения, связан с преднамеренными действиями государственных органов или должностных лиц. В целом можно сказать, что статья 3 Конвенции возлагает на государства преимущественно негативную обязанность воздерживаться от причинения тяжких телесных повреждений лицам, которые находятся под их юрисдикцией. Однако с учетом фундаментальной важности данного положения Конвенции Европейский Суд оставляет за собой право на достаточную гибкость при рассмотрении вопроса о его применимости в других случаях (см. Постановление Европейского Суда по делу "Претти против Соединенного Королевства" (Pretty v. United Kingdom) от 29 апреля 2002 г., жалоба N 2346/02, § 50). Например, страдания, связанные с естественным ходом развития болезни, могут попадать в сферу действия статьи 3 Конвенции, если они усиливаются или могут усилиться из-за обращения, за которое могут нести ответственность власти. Вместе с тем порог тяжести в таком случае является более высоким, поскольку причиной предполагаемого вреда являются не преднамеренные действия или бездействие властей, а сама болезнь (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Папошвили против Бельгии" (Paposhvili v. Belgium) от 13 декабря 2016 г., жалоба N 41738/10* (* См.: там же. N 11 (примеч. редактора).), § 183).

160. Другим аспектом позитивного обязательства государства, предусмотренного статьей 3 Конвенции, является принятие мер для защиты уязвимых лиц от тяжких посягательств на их неприкосновенность даже со стороны частных лиц (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Опуз против Турции" (Opuz v. Turkey), §§ 159 и 176, и Постановление Европейского Суда по делу "Тальпис против Италии" (Talpis v. Italy) от 2 марта 2017 г., жалоба N 41237/14, § 102). Уточняя понятие "уязвимые лица", Европейский Суд указал, что под ними понимаются жертвы домашнего насилия, когда лица, виновные в его причинении, угрожавшие потерпевшим смертью и/или уже совершавшие насильственные действия, были известны органам полиции (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Опуз против Турции" (Opuz v. Turkey), § 160, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Тальпис против Италии" (Talpis v. Italy), § 111). Однако Европейский Суд напомнил, что из этого положения Конвенции не следует обязанность предотвращать любое возможное насилие. Необходимо толковать данную статью таким образом, чтобы не возлагать на власти неподъемное или чрезмерное бремя, учитывая сложности, с которыми сталкиваются органы полиции при выполнении своих функций в современном обществе, и непредсказуемость поведения людей, а также оперативных решений, которые необходимо принимать относительно распределения приоритетов и ресурсов (см. в контексте статьи 2 Конвенции Постановление Европейского Суда по делу "Осман против Соединенного Королевства" (Osman v. United Kingdom) от 28 октября 1998 г., жалоба N 23452/94, § 116, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Джулиани и Гаджио против Италии" (Giuliani and Gaggio v. Italy) от 24 марта 2011 г., жалоба N 23458/02* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2020. N 2 (примеч. редактора).), § 245).

161. В настоящем деле Европейский Суд отмечает, что заявители не жаловались на акты физического насилия в отношении них как со стороны представителей государства, так и со стороны частных лиц. Следовательно, их ситуация отличается от положения жертв домашнего насилия (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Опуз против Турции" (Opuz v. Turkey), § 160). Заявители утверждали, в частности, что прекращение приема наркотиков причиняло им тяжелые страдания, которых они могли избежать, принимая метадон или бупренорфин.

162. Европейский Суд подчеркивает, что заявители не жаловались на полное отсутствие в Российской Федерации медицинской помощи для наркозависимых лиц. Таким образом, их ситуация отличается от следующих: от положения заключенных, которые жалуются на отсутствие медицинской помощи (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Славомир Мусял против Польши" (Siawomir Musiai v. Poland) от 20 января 2009 г., жалоба N 28300/06, §§ 85-98), от ситуации тяжело больных лиц, которые в случае выдворения столкнулись бы ввиду отсутствия надлежащей медицинской помощи в стране назначения или доступа к такой помощи с реальной угрозой серьезного, быстрого и необратимого ухудшения состояния своего здоровья, что привело бы к сильным страданиям, или угрозой значительного сокращения продолжительности жизни и которые не могли получить медицинскую помощь, если они будут выдворены в страну, в которой не может быть предоставлено соответствующее лечение (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Папошвили против Бельгии" (Paposhvili v. Belgium), § 183), от ситуации лиц, которые находятся в уязвимом положении и которым было отказано в связи с недостатком врачей в доступе к обычно доступным услугам диагностики, на получение которых они имели право в соответствии с законом (см. Постановление Европейского Суда по делу "R.R. против Польши" (R.R. v. Poland) от 26 мая 2011 г., жалоба N 27617/04* (* См.: Избранные постановления Европейского Суда. 2012. N 2 (примеч. редактора).), §§ 148-162), или от положения лица, зависимого от героина, которое до лишения свободы проходило заместительное лечение с помощью метадона и которое было лишено его в тюрьме, где ему предоставлялась только абстинентная терапия без поддерживающего заместительного лечения (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany), § 8).

163. Ситуация заявителей схожа с той, которая была рассмотрена в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), поскольку в обоих делах заявителям было отказано в лечении с помощью запрещенных веществ, которые они считали необходимыми. Однако в упомянутом выше Постановлении Европейский Суд счел, что жалоба на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции была основана на толковании, которое придавало понятию бесчеловечного или унижающего достоинство обращения более широкое значение, чем то, которое оно реально имеет. Европейский Суд пришел к выводу, что отказ со стороны властей в предоставлении доступа к спорным медикаментам не достигал достаточного порога тяжести, чтобы рассматриваться как бесчеловечное обращение. Европейский Суд также подчеркнул, что статья 3 Конвенции не предписывает государствам устранять разницу в уровне медицинских услуг между разными странами. Наконец, он счел, что оспариваемый отказ не мог рассматриваться как унижавший заявителей. Европейский Суд решил, что по делу не было допущено нарушения статьи 3 Конвенции (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria), §§ 113-115).

164. В настоящем деле Европейский Суд соглашается с данным подходом. Он полагает, что отказ в предоставлении доступа к указанным заявителями медикаментам как таковой не нарушал статью 3 Конвенции.

165. Несмотря на то, что лицо в состоянии "ломки" испытывает жестокие страдания, они не вызваны действиями государства и являются естественным следствием зависимости от опиоидов. Европейский Суд отмечает, что в больницах Российской Федерации предоставляется медикаментозное сопровождение состояния, вызванного прекращением приема наркотиков, и оно было предоставлено заявителям (см. выше §§ 8, 13 и 26). В любом случае он отмечает, что заявители не уточнили, в каких случаях им было отказано в предоставлении такой медицинской помощи или в каких случаях эта помощь была явно недостаточной, в связи с чем они испытывали страдания, достигающие порога тяжести, предусмотренного статьей 3 Конвенции. В этом отношении можно сравнить положение заявителей, которые жалуются только на страдания, связанные с прекращением приема наркотиков, с положением лиц, больных раком в терминальной стадии, которым предоставляется доступ к наркотикам для облегчения боли. Европейский Суд отмечает, что в обоих случаях лечение оказывается без какой-либо дискриминации.

166. Наконец, заявители считают нарушением статьи 3 Конвенции проявление презрения общества к наркозависимым лицам, которое заявители чувствовали и на которое указывали некоторые третьи стороны по делу, в частности, специальный докладчик. Европейский Суд полагает, что подобное, безусловно, прискорбное отношение со стороны некоторых медицинских работников и общества с трудом можно приписать государству. Он полагает, что отсутствуют признаки того, что государство тем или иным образом поощряет унижение наркозависимых лиц. Однако заявители не объяснили, каким образом разрешение использования метадона может изменить отношение со стороны общества и привести к большему уважению наркозависимых лиц. Наконец, жалобы заявителей на атмосферу нетерпимости и презрения, отрывочные и неточные, и они не позволяют Европейскому Суду полагать, что заявители были унижены или что власти государства-ответчика несли за подобное унижение ответственность по причине действий своих представителей или потому, что требовалась реакция государства в соответствии с его позитивными обязательствами.

167. Обобщая изложенное, Европейский Суд отмечает отсутствие жалоб на страдания, причиненные заявителям представителями государства. Он отмечает также, что другие жалобы на жестокое обращение, предположительно нарушающее статью 3 Конвенции, лишены каких-либо оснований. Что касается жалобы на предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции, Европейский Суд считает, что с учетом анализа, проведенного выше в §§ 113-138 и 158-166, отсутствует различие в обращении между лицами, зависимыми от опиоидов, и лицами, страдающими от иных болезней, упомянутых заявителями.

168. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд приходит к выводу, что данная жалоба является явно необоснованной и должна быть отклонена в соответствии с подпунктом "а" пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

На основании изложенного Европейский Суд:

1) решил единогласно объединить рассмотрение жалоб в одном производстве;

2) объявил большинством голосов жалобу заявительницы Абдюшевой приемлемой для рассмотрения по существу в части, касающейся предполагаемого нарушения статьи 8 Конвенции, а в остальной части - неприемлемой;

3) объявил большинством голосов две другие жалобы неприемлемыми для рассмотрения по существу;

4) постановил шестью голосами "за" при одном - "против", что по делу не было допущено нарушения статьи 8 Конвенции;

5) постановил единогласно, что власти Российской Федерации не допустили нарушения своих обязательств, предусмотренных статьей 34 Конвенции.

Совершено на французском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 26 ноября 2019 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда Палаты

Георгий А. Сергидес Председатель Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Европейского Суда к настоящему Постановлению прилагаются следующие отдельные мнения:

- совпадающее мнение судьи Дмитрия Дедова;

- особое мнение судьи Хелен Келлер.

Совпадающее мнение судьи Дмитрия Дедова

Общие замечания

1. Настоящее дело затрагивает сложные философские вопросы частной жизни, которую необходимо принимать в обществе: жить с такими наркотиками, как опиоиды, или без наркотиков  Каковы пределы допустимого для государства усмотрения и права на жизнь с точки зрения Конвенции Данные вопросы, разумеется, носят также политический и экономический характер.

2. Бесспорно, наркомания требует лечения. Целью заместительного лечения является борьба с зависимостью от героина, который способствует распространению ВИЧ. Если бы пациенты принимали метадон перорально, количество лиц, страдающих от ВИЧ, снизилось бы. Однако я отмечаю, что заявительница Абдюшева уже была носительницей ВИЧ. Власти Российской Федерации придерживаются иной концепции борьбы с героином: детоксикации организма с помощью разрешенной законом терапии с целью полного освобождения соответствующих лиц от их зависимости. В задачу Европейского Суда не входит вменять государству обязанность заменить героин другим наркотиком, например, метадоном. Всемирная организация здравоохранения не предусматривает подобных обязательств. Зато власти государства-ответчика обязаны контролировать оборот наркотиков.

3. Таким образом, заявители требовали от властей Российской Федерации легализации наркотиков, которые они считали менее вредными, что противоречило международным обязательствам государства-ответчика. Легализация наркотиков привела бы к хаосу и даже ухудшению ситуации. Осуществлять контроль стало бы практически невозможно ввиду большой численности населения страны и величины ее территории, а также скрытой коррупции в медицинском секторе и большого количества лиц, осуждаемых за торговлю и распространение наркотиков. Власти Российской Федерации дорого бы заплатили за выполнение пожелания заявителей о предоставлении им доступа к метадону. Следовательно, равновесие между частными и публичными интересами не может быть достигнуто подобным образом.

Сфера действия Конвенции

4. Постановление по настоящему делу соответствует другим постановлениям по делам, ранее рассмотренным Большой Палатой Европейского Суда: "Парилло против Италии" (Parrillo v. Italy) от 27 августа 2015 г., жалоба N 46470/11* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 12 (примеч. редактора).), "Парадизо и Кампанелли против Италии" (Paradiso and Campanelli v. Italy) от 24 января 2017 г., жалоба N 25358/12* (* См.: там же. 2017. N 11 (примеч. редактора).), и "Дубска и Крейзова против Чешской Республики" (Dubska and Krejzova v. Czech Republic) от 15 ноября 2016 г., жалобы NN 28859/11 и 28473/12* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 6 (примеч. редактора).). В этих делах, в частности, в упомянутом выше Постановлении Большой Палаты по делу "Дубска и Крейзова против Чешской Республики" (Dubska and Krejzova v. Czech Republic) Европейский Суд столкнулся с дилеммой: обеспечить соблюдение права на уважение личной жизни в понимании, которое ему придавала заявительница, рискуя затронуть жизнь других лиц или самих заявителей. Европейский Суд решил не предоставлять заявителям такую поддержку и разрешить дело в пользу властей государства-ответчика. Меньшинство по-прежнему может думать о некоторых рисках для личной жизни.

5. В настоящем деле власти Российской Федерации указали Европейскому Суду некоторые риски, связанные с заместительным лечением, а именно риск того, что новая зависимость, на этот раз от метадона, препятствовала бы их выздоровлению и привела бы к полинаркомании (то есть одновременному употреблению героина и метадона, что представляет собой тяжелую форму наркомании, так как она предполагает прием больших доз метадона, что может привести к смерти пациента). Данные риски неизбежны и не могут быть оправданы с точки зрения права на жизнь, предусмотренного статьей 2 Конвенции.

6. Есть еще одна проблема в случае страданий, нарушающих статью 3 Конвенции в связи с тем, что они посягают на достоинство лица. Следовательно, если Конвенция применима, это может привести к серьезному нарушению фундаментальных прав. Однако заявители не доказали, что стали жертвой обращения, не соответствующего статье 3 Конвенции. Европейский Суд пришел к выводу о нарушении статьи 3 Конвенции в Постановлении Европейского Суда по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany) от 1 сентября 2016 г., жалоба N 62303/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2017. N 8 (примеч. редактора).), в котором героинозависимый заявитель чрезвычайно страдал при отсутствии заместительного лечения на основе метадона. В настоящем деле власти Российской Федерации предлагали заявителям возможность пройти разрешенное законом лечение, которое ни в коем случае не может рассматриваться как унижающее достоинство обращение.

Консенсус

7. Наконец, в настоящем Постановлении подтвержден подход, избранный Большой Палатой в упомянутых выше Постановлениях по делам "Дубска и Крейзова против Чешской Республики" (Dubska and Krejzova v. Czech Republic) и "Парилло против Италии" (Parrillo v. Italy), в соответствии с которыми наличие консенсуса не является решающим элементом для разрешения дела. Европейский Суд вынес постановления в пользу властей соответствующих государств-ответчиков, хотя они были в меньшинстве. Данные постановления не предписывают другим государствам запрещать определенные практики, которые они терпят или разрешают (использование эмбрионов для научных целей или проведение родов на дому).

8. Кроме того, если бы Европейский Суд искал европейский консенсус в сфере заместительного лечения, он неизбежно провел бы оценку эффективности лечения наркомании, заместительного или разрешенного законом. Данная оценка потребовала бы от него соответствующих медицинских знаний, что хорошо демонстрируют замечания третьих сторон по делу. Однако это не входит в задачу Европейского Суда, и такой анализ противоречил бы его функциям. Чтобы избежать этого, Европейский Суд согласился с некоторыми доводами, которые не были ни убедительными, ни достаточно ясными. Например, в § 123 Постановления Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria) от 13 ноября 2012 г., жалобы NN 47039/11 и 358/12, Европейский Суд отметил, что практика использования непроверенного медикамента "не была основана на принципах, установленных в законодательстве Договаривающихся Государств". В параграфе 179 упомянутого выше Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Парилло против Италии" (Parrillo v. Italy) он указал, что Италия "не была единственным государством - членом Совета Европы, в которым было запрещено передавать эмбрионы для научных исследований" (в результате которых происходит разрушение эмбрионов). Оба довода применимы в настоящем деле, но с меньшей силой.

9. Для меня решающим доводом является то, что в сфере экономической и социальной политики и особенно в области здравоохранения государству должны быть предоставлены широкие пределы усмотрения. Невозможно применять критерий европейского консенсуса, когда речь идет о государственной политике в сфере здравоохранения - политике, которая как таковая не противоречит ценностям и принципам, закрепленным в Конвенции. В настоящей жалобе нужно видеть требование не о полном запрете метадона, а о предоставлении заместительного лечения, иными словами, изменения медицинской практики, которая относится к сфере усмотрения государства.

Особое мнение судьи Хелен Келлер

I. Вступление

1. Невозможно переоценить практическую важность настоящего дела. Его последствия будут непосредственно ощущаться теми лицами, которые находятся в той же ситуации, как и заявители. Так, несколько тысяч человек могут быть затронуты решением большинства судей по настоящему делу согласно последним доступным оценкам количества зависимого от опиоидов населения Российской Федерации в возрасте от 15 до 64 лет* (* По оценкам Управления ООН по наркотикам и преступности // см. https://dataunodc.un.org/drugs/prevalence_table-2017). Многочисленность выступлений в пользу заявителей со стороны третьих сторон по делу может только свидетельствовать о значении решения большинства судей для этих лиц.

2. Настоящее Постановление имеет еще более важное значение ввиду того, что оно касается чрезвычайно сложного для Российской Федерации социального вопроса. Требование властей Российской Федерации присутствовать при рассмотрении дела в Европейском Суде подтверждает это.

3. В данном контексте, со всем уважением по отношению к моим коллегам, я не могу согласиться с выводом Европейского Суда. Прежде всего я полагаю, что Европейский Суд должен был сделать вывод о том, что по делу было допущено нарушение статьи 8 Конвенции в отношении заявительницы Абдюшевой (II) и объявить приемлемыми для рассмотрения по существу жалобы заявителей Аношкина и Курманаевского (III). Далее, жалоба трех заявителей на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции является, с моей скромной точки зрения, приемлемой для рассмотрения по существу (IV). Наконец, я считаю, что жалоба заявителя Аношкина и заявительницы Абдюшевой на предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции также является приемлемой для рассмотрения по существу (V).

4. Кроме того, несмотря на то, что настоящее особое мнение сконцентрировано на нарушении статьи 8 Конвенции, жалоба на которое только и была признана Европейским Судом приемлемой для рассмотрения по существу, я, тем не менее, считаю, что на самом деле рассмотрение по существу жалобы на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции, признанной неприемлемой для рассмотрения по существу, приводит к аналогичному результату, а именно выводу о том, что по делу было допущено нарушение статьи 3 Конвенции.

II. Нарушение статьи 8 Конвенции

5. Прежде всего я не одобряю постулат, который Европейский Суд избрал в качестве отправной точки для рассуждений по поводу предполагаемого нарушения статьи 8 Конвенции (см. § 108 настоящего Постановления). Я не понимаю, каким образом "общие комментарии, которые... касаются, в частности, законодательной базы, регулирующей доступ к заместительному лечению опиоидной зависимости, эффективности/неэффективности различных форм лечения опиоидной зависимости в Российской Федерации" выходят за рамки предмета первоначальной жалобы (курсив мой. - Х.К.).

"Жалоба характеризуется обстоятельствами, с которыми она связана, а не простыми доводами или доказательствами наличия соответствующих прав" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Герра и другие против Италии" (Guerra and Others v. Italy) от 19 февраля 1990 г., жалоба N 14967/89, § 44, и Постановление Европейского Суда по делу "Соларино против Италии" (Solarino v. Italy) от 9 февраля 2017 г., жалоба N 76171/13, § 27). В этом контексте Европейский Суд выводит общие комментарии сторон за рамки своего анализа, тем самым переопределяя предмет жалобы без какой-либо иной видимой причины, помимо нежелания рассматривать чувствительный вопрос: по причине предполагаемой неэффективности заместительного лечения власти государства-ответчика запрещают его, и данный запрет рассматривается с точки зрения статьи 8 Конвенции.

6. Далее Европейский Суд не излагает удовлетворительным образом элементы, которые он принял во внимание, чтобы прийти к выводу об отсутствии консенсуса среди государств - членов Совета Европы относительно эффективности заместительного лечения опиоидной зависимости для обеспечения ремиссии лиц, которые употребляют опиоиды. Европейский Суд цитирует в этой связи, mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Веннер против Германии" (Wenner v. Germany) от 1 сентября 2016 г., жалоба N 62303/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2017. N 8 (примеч. редактора).), упомянутое в § 124 настоящего Постановления. Он также ссылается на замечания властей Российской Федерации относительно отсутствия такого консенсуса (см. § 53 настоящего Постановления), которые как минимум некорректны, поскольку в Швейцарии и Германии данные вещества разрешены* (* В отношении Германии см. пункт 1 статьи 13 Федерального закона об использовании наркотиков (Gesetz uber den Verkehr mit Betaubungsmitteln), принятого 1 марта 1994 г., во взаимосвязи с пунктом 1 статьи 5 и пунктом 6 статьи 5 Регламента использования наркотиков (Verordnung uber das Verschreiben, die Abgabe und den Nachweis des Verbleibs von Betuubungsmitteln), принятого 20 января 1998 г. В отношении Швейцарии см. подпункт 1 пункта "е" статьи 3 Федерального закона о наркотических и психотропных веществах, принятого 3 октября 1951 г., а также статьи 8 и 9 Ордонанса о зависимости от наркотиков и других расстройствах, связанных с зависимостью, принятого 25 мая 2011 г.). Поэтому, с моей точки зрения, ясно, что элементы, упомянутые Европейским Судом, не позволяют сравнивать законодательство различных государств - членов Совета Европы, чтобы установить наличие возможного консенсуса. Напротив, некоторые источники указывают на то, что заместительное лечение является общей практикой для Европы* (* Европейский центр мониторинга наркотиков и токсикомании, Доклад о наркотиках, тенденциях и эволюции, 2019 год // http://www.emcdda.europa.eu/system/files/publications/11364/20191724_TDAT19001FRN_PDF.pdf, стр.70 и 90; Maurice Dematteis and Others. Recommendations for Buprenorphine and Methadone Therapy in Opioid Use Disorder: A European Consensus // Expert Opinion on Pharmacotherapy, 18 (2017). Р. 1987-1999.).

7. Кроме того, я полагаю, что Европейский Суд несправедливо считает, что пределы усмотрения, предоставленные властям Российской Федерации для регламентации лечения опиоидной зависимости, являются широкими (см. § 130 настоящего Постановления). Европейский Суд прежде всего утверждает, что рассматриваемое право - это не право на доступ к лечению, а право на личную автономию (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Дубска и Крейзова против Чешской Республики" (Dubska and Krejzova v. Czech Republic) от 15 ноября 2016 г., жалобы NN 28859/11 и 28473/12* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 6 (примеч. редактора).), упомянутое в § 111 настоящего Постановления). В указанном деле заявительница хотела рожать дома, полагая, что так она избежит бесчеловечного и унижающего достоинство обращения в больницах Чешской Республики, а именно насилия при родах. Европейский Суд пришел к выводу, что по делу не было допущено нарушения статьи 8 Конвенции (см. ibid., § 189). Поскольку в настоящем деле сделанный заявительницей Абдюшевой выбор касался доступа к практике, которая, по ее мнению, позволяет избежать не только бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, но и смерти (см. §§ 23 и 63 настоящего Постановления), я прихожу к выводу, что этот выбор касается самого ядра личной жизни, которое относится к понятию "личная автономия" по смыслу статьи 8 Конвенции. Из этого следует, что пределы усмотрения властей Российской Федерации в сфере регламентации лечения опиоидной зависимости в действительности являются узкими (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "S.H. и другие против Австрии" (S.H. and Others v. Austria) от 3 ноября 2011 г., жалоба N 57813/00, § 110). Эти пределы являются тем более узкими, что Европейский Суд не представил ни одного убедительного доказательства отсутствия консенсуса среди государств по вопросу об эффективности заместительного лечения опиоидной зависимости (как отмечено в предыдущем пункте).

8. Наконец, абсолютный характер запрета метадона и бупренорфина делает несоразмерным вмешательство властей государства-ответчика в осуществление заявительницей ее права на уважение личной жизни в нарушение статьи 8 Конвенции. Рассматривая соразмерность абсолютного лишения заключенных избирательных прав по смыслу статьи 3 Протокола N 1 к Конвенции в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хирст против Соединенного Королевства (N 2)" (Hirst v. United Kingdom) (N 2) от 6 октября 2005 г., жалоба N 74025/01, § 82, Европейский Суд отметил следующее:

"Необходимо полагать, что такой общий, автоматический и неизбирательный запрет осуществления права, предусмотренного Конвенцией и имеющего ключевое значение, выходит за рамки пределов усмотрения государства, какими бы широкими они ни были".

Европейский Суд также использовал этот довод в контексте статьи 8 Конвенции, чтобы прийти к выводу о нарушении данного положения (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Диксон против Соединенного Королевства" (Dickson v. United Kingdom) от 4 декабря 2007 г., жалоба N 44362/04, §§ 79 и 85). Абсолютный запрет метадона и бупренорфина, таким образом, применяется к лицам, страдающим наркоманией в течение длительного времени, как заявители в настоящем деле, которые несколько раз безуспешно пытались побороть наркоманию. По моему мнению, подобная строгость законодательства страны является абсолютно несоразмерной.

III. Приемлемость для рассмотрения по существу жалоб заявителей Аношкина и Курманаевского на предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

9. Я полагаю, что жалоба заявителей Аношкина и Курманаевского на предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции должна была быть объявлена Европейским Судом приемлемой для рассмотрения по существу. Ремиссия заявителей не может заслонять ухудшение их состояния здоровья, связанное, в частности, с болезнями, которыми они заразились, когда употребляли опиоиды, и с последствиями последних, ухудшение, которого можно было бы избежать, если бы они могли получить заместительное лечение. Психологический эффект, вызванный сильными страданиями, связанными с запретом метадона и бупренорфина, также имеет значение для того, чтобы сделать вывод о приемлемости жалоб для рассмотрения по существу.

IV. Приемлемость для рассмотрения по существу жалобы на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в отношении трех заявителей

10. Прежде всего я полагаю, что обстоятельства настоящего дела не сравнимы с обстоятельствами, описанными в Постановлении Европейского Суда по делу "Христозов и другие против Болгарии" (Hristozov and Others v. Bulgaria) от 13 ноября 2012 г., жалобы NN 47039/11 и 358/12, которым Европейский Суд обосновывает решение о неприемлемости для рассмотрения по существу жалобы на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции. В указанном деле Европейский Суд счел, что страдания больного раком в терминальной стадии, которому государство запретило доступ к лечению, которое заявитель считал ключевым, не достигало порога тяжести, требуемого статьей 3 Конвенции, в связи неопределенностью относительно эффективности лечения. Эта неопределенность неотъемлемо следовала из экспериментального характера данного лечения (см. ibid., § 113). Однако в настоящем деле власти Российской Федерации оспаривали эффективность заместительного лечения опиоидной зависимости с точки зрения ремиссии, поскольку, по их мнению, данное лечение приводило к "другой форме наркомании" в случае одновременного приема героина (см. §§ 51 и 52 настоящего Постановления). Вместе с тем власти Российской Федерации не оспаривали того, что заместительное лечение позволяет в первое время облегчить страдания от прекращения приема наркотиков, которые являются предметом жалобы, поданной заявителями в Европейский Суд. Следовательно, данный аспект заместительного лечения опиоидной зависимости не является ни неопределенным, ни экспериментальным.

11. Кроме того, страдания, связанные с запретом бупренорфина и метадона, являются сильными, по словам Специального докладчика по вопросу о пытках и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видах обращения и наказания, который представил замечания в качестве третьей стороны по настоящему делу (см. § 19 его замечаний). Лишение доступа к данным веществам приводит, помимо прочего, к конвульсиям и сильным болям в животе (см. § 20 его замечаний), а также к чрезвычайной психологической тревожности (см. § 20 его замечаний). Эти страдания гораздо более сильны и продолжительны, чем объективно менее сильные страдания, которые признаются Европейским Судом достигающими порога тяжести, предусмотренного статьей 3 Конвенции (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Буид против Бельгии" (Bouyid v. Belgium) от 28 сентября 2015 г., жалоба N 23380/09* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 2 (примеч. редактора).), §§ 103, 112 и 113). Соответственно, представляется, что данный порог достигнут и что жалобы заявителей на предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции не могут быть признаны неприемлемыми для рассмотрения по существу. Порог тяжести, требуемый статьей 3 Конвенции, может быть достигнут даже при отсутствии актов физического насилия в отношении заявителей (см. § 161 настоящего Постановления, а также см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Эрдоган Ягыз против Турции" (Erdogan Yagiz v. Turkey) от 6 марта 2007 г., жалоба N 27473/02, § 43).

12. Запрет метадона и бупренорфина в Российской Федерации сам по себе является достаточным для того, чтобы приписать властям ответственность за страдания, связанные с прекращением приема наркотиков. Таким образом, жалоба трех заявителей не может быть объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу. Эти страдания не вытекают естественным образом из состояния, вызванного прекращением приема наркотиков (см. § 165 настоящего Постановления), а связаны с состоянием, основанным на абстиненции, которая навязывается в Российской Федерации и которую заявители не выбрали бы, если бы метадон и бупренорфин не были бы запрещены.

V. Приемлемость для рассмотрения по существу жалобы заявителя Аношкина и заявительницы Абдюшевой на предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции
во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции

13. Я не разделяю мнение Европейского Суда, который, ссылаясь на довод властей Российской Федерации, считает, что жалоба на предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции не является приемлемой для рассмотрения по существу, поскольку отсутствует дискриминация между наркоманами и другими лицами, страдающими хроническими заболеваниями, в связи с тем, что заместительное лечение запрещено для всех (см. § 138 настоящего Постановления). Из изложения соответствующего законодательства Российской Федерации (см. §§ 34 и 35) следует, что, по крайней мере, одно вещество, бупренорфин, может использоваться для медицинских целей, хотя его применение для лечения наркомании запрещено.

VI. Заключение

14. В заключение власти Российской Федерации вмешались в сделанный заявителями выбор в пользу заместительного лечения опиоидной зависимости, которое имеет ключевое значение для них, поскольку позволило бы им выжить (см. §§ 23 и 63 настоящего Постановления). Данный выбор касается самого ядра статьи 8 Конвенции и охватывается понятием "личная автономия". С моей точки зрения, Европейский Суд, таким образом, ошибочно оценил пределы допустимого для государства усмотрения в сфере регламентации заместительного лечения опиоидной зависимости. Кроме того, даже если считать, что вывод Европейского Суда о том, что эти пределы являются широкими, правилен, абсолютный характер запрета бупренорфина и метадона представляет собой нарушение статьи 8 Конвенции. Следовательно, вынесенное Европейским Судом настоящее Постановление будет иметь последствия для тысяч зависимых от опиоидов лиц, желающих получить подобное лечение в Российской Федерации.

15. Вывод об отсутствии нарушения статьи 8 Конвенции представляется тем более прискорбным, что положенная в его основу мотивировка не является удовлетворительной. С одной стороны, Европейский Суд переопределяет предмет жалобы некорректным и, соответственно, необоснованным образом, и, с другой стороны, он основывается на неудовлетворительном сравнении законодательства различных государств-членов, чтобы прийти к выводу об отсутствии реального консенсуса относительно эффективности заместительного лечения опиоидной зависимости. Можно лишь пожелать, чтобы в деле такой важности Европейский Суд разъяснял вопрос о наличии европейского консенсуса с большей точностью и методологической ясностью, которые так необходимы.

16. Более того, навязывание властями Российской Федерации одной-единственной формы прекращения приема наркотиков, основанной на абстиненции, привело к тому, что заявителям были причинены сильные страдания, которые попадают в сферу действия статьи 3 Конвенции. К этим страданиям добавилась предполагаемая дискриминация в отношении заявителей, жалоба на которую была объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу. Таким образом, Европейский Суд необоснованно отстранился от рассмотрения данного обращения, объявив жалобы заявителей явно необоснованными.