Постановление Европейского Суда по правам человека от 5 мая 2020 г. Дело "Узбяков (Uzbyakov) против Российской Федерации" (Жалоба N 71160/13) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Узбяков (Uzbyakov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 71160/13)

Постановление Суда

Страсбург, 5 мая 2020 г.

По делу "Узбяков против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Пауля Лемменса, Председателя Палаты Суда,

Георгия А. Сергидеса,

Хелен Келлер,

Дмитрия Дедова,

Марии Элосеги,

Джильберто Феличи,

Эрика Веннерстрёма, судей,

а также при участии Милана Блашко, Секретаря Секции Суда,

принимая во внимание

жалобу, поданную против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Сергеем Станиславовичем Узбяковым (далее - заявитель) 9 октября 2013 г.,

решение уведомить власти Российской Федерации о жалобах на нарушение права заявителя на уважение его личной и семейной жизни в связи с удочерением его дочери Д. и последующим отказом судов Российской Федерации установить его отцовство в отношении нее и отменить ее удочерение, а также решение объявить жалобу в оставшейся части неприемлемой для рассмотрения по существу,

решение рассмотреть указанную жалобу в приоритетном порядке в соответствии с правилом 41 Регламента Европейского Суда,

комментарии сторон,

рассмотрев дело в закрытом заседании 16 апреля 2020 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Введение

Настоящее дело касается удочерения третьими лицами младшей дочери заявителя после смерти его гражданской супруги. Заявитель прожил со своей гражданской супругой около 17 лет, и его младшая дочь была одной из пяти детей, рожденных в течение периода их совместного проживания. До смерти своей гражданской супруги заявитель не был официально признан родителем их детей. Хотя в итоге его отцовство было установлено в отношении четырех других детей, и он приобрел официальный статус родителя и, следовательно, родительские права в отношении них в полном объеме, органы власти Российской Федерации отказались установить отцовство в отношении его младшей дочери, сославшись на тот факт, что к тому моменту она была удочерена. Они также отказались отменить удочерение, сославшись на отсутствие для этого формальных оснований в соответствующем законодательстве Российской Федерации.

Факты

1. Заявитель родился в 1976 году и проживает в деревне Кургановка. Ему была предоставлена оплата расходов на представителя, его интересы представлял адвокат Е.В. Марков, практикующий в г. Будапеште.

2. Власти Российской Федерации первоначально были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным, а затем его преемником в этой должности М.Л. Гальпериным.

3. Факты дела, представленные сторонами, можно кратко изложить следующим образом.

I. Развитие событий до подачи жалобы по настоящему делу

4. Заявитель прибыл из Узбекистана в Российскую Федерацию в 1990-е годы. Некоторое время он проживал в Российской Федерации незаконно. В феврале 2010 года он получил вид на жительство, который действовал до 15 февраля 2013 г. Заявитель получил гражданство Российской Федерации 15 августа 2013 г.

5. В 1994 году заявитель начал проживать совместно с О.М. У них родились пятеро детей: С., Р., Сер., В., 1997, 2002, 2003, 2007 годов рождения, и Д., родившаяся 29 ноября 2009 г. Заявитель, О.М. и их пятеро детей проживали совместно.

6. Заявитель отметил, что на соответствующий момент времени он не был указан в качестве отца детей, поскольку проживал в Российской Федерации незаконно и не имел российских документов, удостоверяющих личность. В свидетельствах о рождении детей О.М. была указана в качестве их матери, а в графе "Отец" стоял прочерк. Дети получили фамилию О.М., а их отчество происходило от имени заявителя.

7. 21 января 2011 г. заявитель был задержан по подозрению в совершении кражи и помещен в следственный изолятор.

8. 20 апреля 2011 г. уголовное дело в отношении заявителя было прекращено, и он был освобожден.

II. События после смерти О.М.

A. Передача детей на государственное попечение, а затем в приемные семьи

9. Пока заявитель находился под стражей, 4 февраля 2011 г. О.М. скончалась. В определенный момент времени, предположительно в марте 2011 года, дети были переданы на государственное попечение. Четверых старших детей поместили в школу-интернат для сирот. Младшей дочери Д. на тот момент было всего 14 месяцев, и из-за возраста ее нельзя было направить в то же учреждение, поэтому Д. передали в детский дом.

10. В марте 2011 года, еще находясь под стражей, заявитель узнал о смерти О.М. Он сразу начал принимать меры в целях установления своего отцовства в отношении пятерых детей (см. ниже §§ 20-24).

11. Д. поместили в детский дом 9 марта 2011 г. В тот же день соответствующий орган опеки и попечительства проинформировал Н.С., третье лицо, не являвшееся родственником Д., которая была включена в список потенциальных усыновителей, о девочке и дал ей направление для посещения Д. в детском доме (см. ниже § 33).

12. 18 марта 2011 г. Администрация Сосновского района Тамбовской области (далее - орган опеки и попечительства) назначила Н.С. опекуном Д.

13. В тот же день Н.С. забрала Д. из детского дома и увезла ее в г. Моршанск Тамбовской области, где она проживала вместе с мужем. С тех пор девочка живет с ними.

14. 16 мая 2011 г. соответствующий орган опеки и попечительства назначил О.Е., сестру О.М., опекуном четырех ее старших детей, С., Р., Сер. и В. Все они были переданы на ее попечение и стали проживать с ней.

B. Удочерение Д.

15. В неуказанную дату Н.С. и ее муж С.С. подали заявление об удочерении Д.

16. 8 сентября 2011 г. Моршанский районный суд Тамбовской области (далее - Моршанский районный суд) рассмотрел данное заявление.

17. В ходе судебного разбирательства орган опеки и попечительства выразил мнение в пользу того, чтобы Н.С. и С.С. удочерили Д. Представитель органа опеки и попечительства, в частности, сообщил, что девочка имела социальный статус ребенка, оставшегося без попечения родителей, так как у нее не было отца, а мать умерла. Представитель органа опеки и попечительства также заявил, что "в течение всего периода пребывания Д. в детском доме ее родственники не навещали ее и не обращались с какими-либо заявлениями об установлении опеки над ней". Представитель органа опеки и попечительства также упомянул, что у Д. было четверо братьев и сестер, которые на тот момент времени воспитывались в другой приемной семье и проживали в Пензенской области.

18. Моршанский районный суд изучил свидетельство о рождении Д. и указал, что в нем содержится информация только об умершей матери девочки. Следовательно, она осталась без попечения родителей и была передана в детский дом, где и находилась с 9 по 18 марта 2011 г. Он также установил, что 18 марта 2011 г. Д. была передана Н.С., которая в тот же день была назначена ее опекуном, и что с тех пор она проживает в семье Н.С. Моршанский районный суд отметил, что Н.С. и С.С. обеспечивают Д. надлежащий уход, окружают ее любовью и вниманием, что у них хорошие жилищные условия, подходящие для ребенка, и достаточно финансовых ресурсов для обеспечения Д. Моршанский районный суд пришел к выводу, что Н.С. и С.С. выполнили все установленные законом условия, чтобы они могли удочерить девочку, и что в соответствии с применимыми положениями Семейного кодекса Российской Федерации отсутствовали обстоятельства, которые исключали бы их возможность сделать это. Таким образом, Моршанский районный суд удовлетворил их заявление об удочерении Д. в полном объеме и предписал изменить имя девочки по просьбе удочеривших ее лиц, а также дать ей их фамилию. Он также постановил указать в качестве места рождения ребенка г. Моршанск Тамбовской области.

19. Решение не было обжаловано и вступило в силу через 10 дней с даты его вынесения.

III. Попытки заявителя добиться возврата детей

20. В марте 2011 года, еще находясь под стражей, заявитель обратился к мировому судье судебного участка N 4 Моршанского района Тамбовской области с заявлением об установлении своего отцовства в отношении пятерых детей и о возврате детей под его опеку.

21. 9 марта 2011 г. мировой судья вернула иск заявителю, пояснив, что подобные дела не относятся к компетенции мирового судьи, предложив ему обратиться в Моршанский районный суд.

22. Заявитель обратился в Моршанский районный суд. В своем иске он указал имена, отчества и фамилии своих пятерых детей, а также даты их рождения и просил суд установить его отцовство в отношении них.

23. 11 апреля 2011 г. Моршанский районный суд вернул иск заявителю, поскольку данный вопрос не относился к его территориальной подсудности. Моршанский районный суд отметил, что, как указал заявитель в своем иске, после смерти матери все пятеро детей были помещены в соответствующие учреждения в Сосновском районе г. Тамбова. Моршанский районный суд разъяснил, что согласно действующему процессуальному законодательству иск необходимо подавать по месту фактического проживания детей, то есть в суд того района, где находятся данные учреждения. Он также отметил, что иск не отвечал некоторым формальным требованиям, установленным законодательством Российской Федерации. Моршанский районный суд указал, что заявитель может исправить эти недостатки и подать иск повторно. Данное решение не было обжаловано и вступило в силу 22 апреля 2011 г.

24. 15 декабря 2011 г. заявитель повторно подал иск об установлении отцовства в отношении своих пятерых детей в Каменский городской суд Пензенской области (далее - Каменский городской суд), который имел соответствующую территориальную подсудность. По-видимому, Каменский городской суд выделил иск в отношении Д. в отдельное производство.

A. Возврат четырех старших детей

25. 16 апреля 2012 г. Каменский городской суд установил отцовство заявителя в отношении С., Р., Сер. и В. В результате заявитель приобрел официальный статус родителя и, следовательно, родительские права в отношении них в полном объеме.

26. 9 июня 2012 г. С., Р., Сер. и В. были изъяты из попечения О.Е. и возвращены заявителю.

B. Действия прокурора

27. В неуказанную дату прокурор г. Моршанска, действуя в интересах Д., возбудил гражданское производство с целью отмены решения об удочерении Д. В ходе данного производства 22 марта 2012 г. заявитель, который был привлечен к участию в деле в качестве третьего лица, узнал о решении от 8 сентября 2011 г. (см. выше §§ 16-19).

28. 17 апреля 2012 г. по требованию прокурора Моршанский районный суд приостановил производство до принятия решения по иску, поданному заявителем в целях установления его отцовства в отношении Д. (см. ниже §§ 31-48). Суд отметил, что невозможно вынести постановление по делу до того, как будет решен вопрос об отцовстве заявителя в отношении Д.

29. 20 декабря 2012 г. по требованию прокурора Моршанский районный суд прекратил производство со ссылкой на решение от 1 октября 2012 г., которое было оставлено в силе при рассмотрении апелляционной жалобы 13 ноября 2012 г. (см. ниже §§ 36-47).

30. 22 апреля 2013 г. Тамбовский областной суд оставил решение от 20 декабря 2012 г. в силе.

C. Производство об установлении отцовства в отношении Д.
и об отмене решения об удочерении

1. Производство в суде первой инстанции

31. В ходе производства об установлении отцовства в отношении Д. заявитель узнал о том, что она была удочерена (см. выше § 27). В связи с этим он дополнил свой иск, требуя, чтобы суд отменил решение об удочерении.

32. На слушании в Каменском городском суде заявитель утверждал, что узнал об удочерении после того, как он был привлечен к участию в качестве третьего лица в гражданском производстве, возбужденном компетентным прокурором, чтобы добиться отмены решения об удочерении. Он считал, что решение об удочерении было вынесено в нарушение закона и противоречило интересам Д. В частности, согласно применимому законодательству не допускалось разлучение братьев и сестер, а на усыновление детей требовалось согласие их родителей. Он также утверждал, что соответствующим органам опеки и попечительства было известно о том, что у Д. есть братья и сестры, и что указанные органы, а также администрации учреждений, куда были помещены дети после смерти их матери, безусловно, знали о том, что у детей есть отец, и где он находится. Он настаивал на том, что Д. была его дочерью, что он и его старший сын забирали О.М. и новорожденную Д. из родильного дома, что он предпринял необходимые меры для регистрации рождения Д. и выдачи ей свидетельства о рождении, и что, наконец, он растил ее.

33. В суде первой инстанции Н.С. сообщила, что, поскольку она была включена в список потенциальных усыновителей, 9 марта 2011 г. соответствующий орган опеки и попечительства дал ей направление для посещения Д. в детском доме. 18 марта 2011 г. она была назначена опекуном Д., а 8 сентября 2011 г. суд в полном объеме удовлетворил заявление об удочерении Д. ею и ее мужем.

34. Ряд свидетелей, включая старшего сына заявителя С., подтвердили, что заявитель и О.М. проживали совместно и имели пятерых детей, что заявитель был биологическим отцом этих детей, включая Д., и что он заботился о них и оказывал им финансовую поддержку. С. также подтвердил, что они вместе с заявителем забирали О.М. и новорожденную Д. из родильного дома.

35. Представитель органа опеки и попечительства по Каменскому району и представитель Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации поддержали требования заявителя, отметив, что удочерение было произведено с нарушением семейного законодательства и противоречило интересам несовершеннолетних. Представитель Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации также отметил, что решение от 8 сентября 2011 г., которым заявление об удочерении было удовлетворено, имело недостатки, поскольку некоторые вопросы не были рассмотрены и разрешены. В частности, Д. разлучили с братьями и сестрами, ее не передали под опеку О.Е. вместе с остальными детьми. Кроме того, суд не получил согласия дедушки Д. по материнской линии на удочерение.

2. Решение от 1 октября 2012 г.

36. 1 октября 2012 г. Каменский городской суд вынес решение.

37. Он счел установленным, что с марта 2011 года заявитель обращался в суды в целях официального признания его отцовства в отношении его пятерых детей. Каменский городской суд также отметил, что отцовство заявителя в отношении его четырех старших детей было установлено, и они проживали с ним на тот момент времени. Кроме того, он указал, что заявитель не был официально трудоустроен и имел четверых детей на своем иждивении.

38. Каменский городской суд также сослался на свидетельские показания, в том числе на показания старшего сына заявителя С., и постановил, что имеющиеся в его распоряжении доказательства позволяют сделать вывод о том, что Д. родилась в результате отношений между О.М. и заявителем. Вместе с тем Каменский городской суд счел, что официальное установление отцовства заявителя в отношении Д. не имеет смысла, так как это не приведет к восстановлению его прав, поскольку в соответствующем внутригосударственном законодательстве отсутствуют какие-либо основания для отмены решения об удочерении Д.

39. Каменский городской суд, в частности, указал, что отмена решения об удочерении представляет собой меру, используемую для защиты прав и интересов ребенка, и ее применение допускается статьей 141 Семейного кодекса Российской Федерации (см. ниже § 58) только в том случае, если удочерение более не отвечает интересам ребенка. Он процитировал положения данной статьи и отметил, что она касается виновного поведения со стороны усыновителей и невыполнения ими своих соответствующих обязательств. Однако какое-либо виновное поведение со стороны Н.С. или С.С. в отношении Д. не было установлено, и заявитель не утверждал об этом.

40. Каменский городской суд также сослался на пункт 19 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 апреля 2006 г. N 8 (см. ниже § 59), в котором разъяснено, что усыновление ребенка может быть отменено и при отсутствии виновного поведения усыновителей, когда в силу обстоятельств как зависящих, так и не зависящих от усыновителей, в семье усыновителей не сложились отношения, необходимые для нормального развития и воспитания ребенка. Однако и в соответствии с данным положением отсутствовали основания для отмены решения об удочерении Д. Каменский городской суд отметил, что лица, удочерившие Д., были материально обеспечены, имели постоянную работу и хорошие жилищные условия, могли обеспечить ребенку гармоничное развитие.

41. К тому времени девочка уже полтора года проживала в семье Н.С. и С.С. Для ее развития были созданы благоприятные условия, между ней и удочерившими ее лицами установились тесные отношения. Принимая во внимание указанные факторы, а также наилучшие интересы ребенка, Каменский городской суд отказал в удовлетворении иска заявителя об отмене решения об удочерении.

42. Каменский городской суд также отклонил доводы заявителя, органа опеки и попечительства по Каменскому району и представителя Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации о том, что удочерение Д. было произведено с нарушением применимого законодательства (см. выше §§ 32 и 35). Каменский городской суд отметил, что предполагаемые нарушения касались порядка вынесения решения об удочерении, а не его отмены и, следовательно, не могут рассматриваться как юридически значимые для решения вопроса, связанного с отменой удочерения.

43. Таким образом, Каменский городской суд отказался официально установить отцовство заявителя в отношении Д. и отменить решение о ее удочерении.

3. Апелляционное производство

44. Заявитель обжаловал решение суда первой инстанции. Он утверждал, в частности, что официальное установление его отцовства было необходимо, поскольку это позволило бы ему восстановить свое право на обжалование решения от 8 сентября 2011 г. Он настаивал на том, что суд первой инстанции, установив, что заявитель является родным отцом Д., должен был отменить решение об удочерении даже в отсутствие виновного поведения со стороны лиц, удочеривших Д., поскольку его дочь должна расти и воспитываться в его семье вместе со своими биологическими братьями и сестрами.

45. Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации также обжаловал решение суда первой инстанции в интересах заявителя. Он поддержал довод заявителя о том, что удочерение нарушало законодательство Российской Федерации. Он также утверждал, что, отказавшись отменить решение об удочерении, суд первой инстанции исказил принцип обеспечения наилучших интересов ребенка, изложенный в различных международных документах о правах ребенка, и нарушение данного принципа было равносильно грубому вмешательству в право заявителя на семейную жизнь. Д. уже был причинен непоправимый вред в связи со смертью матери, который еще более усилился вследствие ее разрыва с биологической семьей. Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации также отметил, что Европейский Суд неоднократно заявил о необходимости сохранить связи между ребенком и его семьей. Тот факт, что девочка была удочерена третьими лицами и проживала с ними в течение некоторого времени, не должен рассматриваться как непреодолимое препятствие для воссоединения семьи заявителя. Таким образом, в настоящем деле отмена решения об удочерении была необходима в целях защиты наилучших интересов Д. и других детей заявителя, чтобы дети могли воссоединиться друг с другом и с заявителем.

46. 13 ноября 2012 г. Пензенский областной суд оставил в силе решение суда первой инстанции. Он подтвердил выводы суда первой инстанции: Д. проживала в семье удочеривших ее лиц более полутора лет, между девочкой и ними установилась тесная эмоциональная связь, они создали благоприятные условия для развития Д., и, следовательно, удочерение отвечает интересам ребенка, и статья 141 Семейного кодекса Российской Федерации не содержит оснований для отмены решения. В связи с этим апелляционный суд также отметил, что "согласно действующему законодательству... установление судом факта происхождения ребенка от конкретного лица не может служить основанием для отмены решения об удочерении".

47. Апелляционный суд отклонил доводы заявителя и Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, указав, что тот факт, что заявитель был отцом Д., что он хотел и мог воспитывать Д. и что у Д. были братья и сестры, которые испытывали страдания в результате разлуки с ней, не может быть принят во внимание, поскольку данные вопросы не имели отношения к выводу суда первой инстанции о том, что отмена решения об удочерении не будет отвечать интересам Д.

4. Кассационное производство

48. 7 апреля и 25 июня 2013 г. соответственно Пензенский областной суд и Верховный Суд Российской Федерации отклонили кассационные жалобы заявителя на решения судов от 1 октября и 13 ноября 2012 г.

Соответствующие законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика

I. Семейный кодекс Российской Федерации

A. Правовые положения, касающиеся защиты прав детей

49. Каждый ребенок, то есть лицо, не достигшее возраста 18 лет, имеет право жить и воспитываться в семье, насколько это возможно, право знать своих родителей, право на их заботу, право на совместное с ними проживание, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам (статья 54 Семейного кодекса Российской Федерации, далее - СК РФ).

50. Ребенок имеет право на общение с обоими родителями, дедушкой, бабушкой, братьями, сестрами и другими родственниками (статья 55 СК РФ).

51. Защита прав и интересов детей в случаях, inter alia, смерти родителей, длительного отсутствия родителей или уклонения родителей от воспитания детей или от защиты их прав и интересов возлагается на органы опеки и попечительства. Указанные органы выявляют детей, оставшихся без попечения родителей, и исходя из конкретных обстоятельств утраты попечения родителей избирают формы устройства таких детей, а также осуществляют последующий контроль за условиями их содержания, воспитания и образования (пункт 1 статьи 121 СК РФ).

B. Правовые положения, касающиеся установления отцовства

52. Отцовство лица, не состоящего в браке с матерью ребенка, устанавливается путем подачи совместного заявления отцом и матерью ребенка. В случае, inter alia, смерти матери отцовство такого лица устанавливается на основании заявления отца ребенка с согласия органа опеки и попечительства, при отсутствии такого согласия - по решению суда (пункт 3 статьи 48 СК РФ).

53. В случае рождения ребенка у родителей, не состоящих в браке между собой, и при отсутствии совместного заявления родителей или заявления отца ребенка отцовство устанавливается в судебном порядке по заявлению одного из родителей. При этом суд принимает во внимание любые доказательства, с достоверностью подтверждающие происхождение ребенка от конкретного лица (статья 49 СК РФ).

C. Правовые положения, касающиеся прав и обязательств родителей

54. Родители имеют преимущественное право на воспитание своих детей перед всеми другими лицами (пункт 1 статьи 63 СК РФ).

55. Родители вправе требовать возврата ребенка от любого лица, удерживающего его у себя не на основании закона или не на основании судебного решения. В случае возникновения спора родители вправе обратиться в суд за защитой своих прав. При рассмотрении этих требований суд вправе с учетом мнения ребенка отказать в удовлетворении иска родителей, если придет к выводу, что передача ребенка родителям не отвечает интересам ребенка (пункт 1 статьи 68 СК РФ).

D. Правовые положения, касающиеся установления опеки над детьми и усыновления

56. Передача братьев и сестер под опеку или попечительство разным лицам не допускается, за исключением случаев, если такая передача отвечает интересам детей (пункт 5 статьи 145 СК РФ).

57. Усыновление или удочерение (далее - усыновление) является приоритетной формой устройства детей, оставшихся без попечения родителей. Усыновление допускается в отношении несовершеннолетних детей и только в их интересах с учетом возможностей обеспечить детям полноценное физическое, психическое, духовное и нравственное развитие (пункты 1 и 2 статьи 124 СК РФ). Усыновление братьев и сестер разными лицами не допускается, за исключением случаев, когда усыновление отвечает интересам детей (пункт 3 статьи 124 СК РФ).

58. Усыновление ребенка может быть отменено в случаях, если усыновители уклоняются от выполнения возложенных на них обязанностей родителей, злоупотребляют родительскими правами, жестоко обращаются с усыновленным ребенком, являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией. Суд вправе отменить усыновление ребенка и по другим основаниям исходя из интересов ребенка и с учетом мнения ребенка (статья 141 СК РФ).

E. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации

59. 20 апреля 2006 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации принял Постановление N 8 "О применении судами законодательства при рассмотрении дел об усыновлении (удочерении) детей", в соответствующих частях которого указано:

"19. Поскольку родительские права и обязанности возникают у усыновителей в результате усыновления, а не происхождения от них детей, необходимо иметь в виду, что в случаях уклонения усыновителей от выполнения возложенных на них обязанностей родителей, злоупотребления этими правами либо жестокого обращения с усыновленными, а также если усыновители являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией, судом может быть решен вопрос об отмене усыновления (статья 140, пункт 1 статьи 141 СК РФ), а не о лишении или ограничении родительских прав (статьи 69, 70, 73 СК РФ). В указанных случаях согласия ребенка на отмену усыновления не требуется (статья 57 СК РФ).

Суд, исходя из пункта 2 статьи 141 СК РФ, вправе отменить усыновление ребенка и при отсутствии виновного поведения усыновителя, когда по обстоятельствам как зависящим, так и не зависящим от усыновителя, [в семье усыновителей] не сложились отношения, необходимые для нормального развития и воспитания ребенка. К таким обстоятельствам, в частности, можно отнести отсутствие взаимопонимания в силу личных качеств усыновителя и (или) усыновленного, в результате чего усыновитель не пользуется авторитетом у ребенка либо ребенок не ощущает себя членом семьи усыновителя; выявление после усыновления умственной неполноценности или наследственных отклонений в состоянии здоровья ребенка, существенно затрудняющих либо делающих невозможным процесс воспитания, о наличии которых усыновитель не был предупрежден при усыновлении. В указанных случаях суд вправе отменить усыновление исходя из интересов ребенка и с учетом мнения самого ребенка, если он достиг возраста десяти лет (статья 57, пункт 2 статьи 141 СК РФ).

При отмене усыновления не по вине усыновителя данное обстоятельство должно быть отражено в решении суда".

II. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации

60. 9 декабря 2010 г. Федеральным законом N 353-ФЗ в соответствующие части Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее - ГПК РФ) были внесены изменения, касающиеся пересмотра решений, вынесенных судами первой инстанции, которые вступили в силу с 1 января 2012 г.

61. Раздел III ГПК РФ ("Производство в суде второй инстанции") был дополнен новой главой 39, которая ввела новую процедуру апелляционного обжалования решений судов первой инстанции, не вступивших в законную силу. Новая процедура апелляционного обжалования таких решений заменила прежнюю процедуру кассационного обжалования, которая до 1 января 2012 г. регулировалась главой 40 ГПК РФ. Изменив некоторые характеристики производства в суде второй инстанции, в том числе пределы пересмотра решений и его последствия, новая процедура апелляционного обжалования сохранила принцип, согласно которому определения, вынесенные судами апелляционной инстанции, вступают в законную силу со дня их принятия (часть пятая новой статьи 329 ГПК РФ), как это было ранее предусмотрено в отношении определений, выносимых теми же судами при рассмотрении кассационных жалоб (прежняя статья 367 ГПК РФ).

62. Раздел IV ГПК РФ устанавливает порядок пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений. Ранее действовавшая глава 41 ГПК РФ ("Производство в суде надзорной инстанции") была разделена на две новые главы: 41 ("Производство в суде кассационной инстанции") и 41.1 ("Производство в суде надзорной инстанции").

63. Вступившие в законную силу судебные постановления, вынесенные судами общей юрисдикции, могут быть обжалованы в порядке кассационного производства в течение шести месяцев со дня вступления их в законную силу. Производство в суде кассационной инстанции может быть инициировано лицами, участвующими в деле, и другими лицами, если их права и законные интересы нарушены обжалуемыми судебными постановлениями, но только при условии, что были исчерпаны иные доступные способы обжалования судебного постановления до дня вступления его в законную силу (статья 376 ГПК РФ).

64. Президиумы районных судов рассматривают кассационные жалобы на решения и постановления, вынесенные судами низших инстанций, а также самими районными судами, действовавшими в качестве судов апелляционной инстанции (пункт 1 части второй статьи 377 ГПК РФ). Кроме того, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации рассматривает кассационные жалобы на решения и постановления, включая вынесенные президиумами районных судов (пункт 3 части второй статьи 377 ГПК РФ).

65. Кассационные жалобы, поданные в районные суды, рассматриваются председателем или заместителем председателя соответствующего суда либо судьей данного суда, которому это поручено (параграф 1 статьи 380.1 ГПК РФ). Кассационные жалобы, поданные в Верховный Суд Российской Федерации, рассматриваются судьей данного суда (параграф 2 статьи 380.1 ГПК РФ). Определение судьи Верховного Суда Российской Федерации об отклонении кассационной жалобы может быть отменено председателем или заместителем председателя данного суда (часть третья статьи 381 ГПК РФ).

66. Основаниями для отмены или изменения вступивших в законную силу судебных постановлений президиумами районных судов и Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации в кассационном порядке являются "существенные нарушения норм материального права или норм процессуального права, которые повлияли на исход дела и без устранения которых невозможны восстановление и защита нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также защита охраняемых законом публичных интересов" (статья 387 ГПК РФ).

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

67. Заявитель жаловался на то, что удочерение его дочери Д. без его ведома и последующий отказ судов Российской Федерации установить его отцовство в отношении Д. и отменить решение о ее удочерении нарушали его право на уважение личной и семейной жизни, гарантированное статьей 8 Конвенции, которая в соответствующих частях гласит:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни...

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

1. Соблюдение правила шестимесячного срока для подачи жалобы

68. Прежде всего Европейский Суд напоминает, что в соответствии с пунктом 1 статьи 35 Конвенции он может принимать дело к рассмотрению только в течение шести месяцев с даты вынесения внутригосударственными органами окончательного решения по делу (см. Решение Европейского Суда по делу "Хазар и другие против Турции" (Hazar and Others v. Turkey) от 10 января 2002 г., жалоба N 62566/00 et seq.). Европейский Суд не может не применять правило шестимесячного срока для подачи жалобы лишь потому, что власти государства-ответчика не представили каких-либо возражений в связи с этим, поскольку рассматриваемый критерий, отражая желание Договаривающихся Сторон предотвратить обжалование событий, имевших место в прошлом, по прошествии неопределенного срока не только служит интересам властей государства-ответчика, но и выражает принцип правовой определенности как самостоятельную ценность. Данный критерий устанавливает временные ограничения для надзора со стороны конвенционных органов и указывает как отдельным лицам, так и властям период, по истечении которого такой надзор более невозможен (см. Решение Европейского Суда по делу "Уолкер против Соединенного Королевства" (Walker v. United Kingdom), жалоба N 34979/97, ECHR 2000-I).

69. В настоящем деле иск заявителя об установлении его отцовства и об отмене решения об удочерении Д. был рассмотрен и отклонен 1 октября 2012 г. судом первой инстанции (см. выше §§ 36-43), а 13 ноября 2012 г. суд второй инстанции оставил в силе решение суда первой инстанции (см. выше §§ 46-47). Затем 7 апреля и 25 июня 2013 г. соответственно суды третьей и четвертой инстанций оставили данное решение в силе (см. выше § 48). Жалоба в Европейский Суд была подана 9 октября 2013 г.

70. В отношении Российской Федерации Европейский Суд установил, что до реформы гражданского процессуального законодательства в Российской Федерации, которая вступила в силу с 1 января 2012 г. (см. выше § 60), окончательным средством судебной защиты, требующим исчерпания до подачи жалобы в Европейский Суд, являлась жалоба в апелляционный суд - суд второй инстанции. Таким образом, заявители не были обязаны требовать пересмотра своих дел вышестоящими судами в порядке надзора, который на соответствующий момент времени являлся исключительным средством правовой защиты. Следовательно, Европейский Суд считал решения, вынесенные судами второй инстанции, окончательными решениями в процессе исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты в целях исчисления шестимесячного срока, как установлено пунктом 1 статьи 35 Конвенции (см. Решение Европейского Суда по делу "Тумилович против Российской Федерации" (Tumilovich v. Russia) от 22 июня 1999 г., жалоба N 47033/99, Решение Европейского Суда по делу "Денисов против Российской Федерации" (Denisov v. Russia) от 6 мая 2004 г., жалоба N 33408/03, и Решение Европейского Суда по делу "Мартынец против Российской Федерации" (Martynets v. Russia) от 5 ноября 2009 г., жалоба N 29612/09* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2020. N 5 (примеч. редактора).)).

71. Впоследствии в Решении по делу "Абрамян и другие против Российской Федерации" (Abramyan and Others v. Russia) от 12 мая 2015 г., жалобы NN 38951/13 и 59611/13* (* Здесь и далее так в тексте. Точнее: Решения Европейского Суда по делам "Роберт Михайлович Абрамян против Российской Федерации" (Robert Mikhaylovich Abramyan v. Russia) и "Сергей Владимирович Якубовский и Алексей Владимирович Якубовский против Российской Федерации" (Sergey Vladimirovich Yakubovskiy and Aleksey Vladimirovich Yakubovskiy v. Russia). См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. N 12 (примеч. редактора).), §§ 76-96) Европейский Суд указал, что в результате законодательных изменений, которые вступили в силу с 1 января 2012 г., гражданский процесс в Российской Федерации более не характеризуется существовавшей ранее неопределенностью, и любое лицо, которое намерено подать жалобу на нарушение своих конвенционных прав, должно сначала использовать средства правовой защиты, предлагаемые новой двухуровневой кассационной процедурой, включая подачу жалобы в районный суд (суд третьей инстанции) и в Верховный Суд Российской Федерации (суд четвертой инстанции).

72. При этом Европейский Суд последовательно отклонял возражения властей Российской Федерации относительно неисчерпания внутригосударственных средств правовой защиты заявителями, которые не воспользовались новой кассационной процедурой, если они подали свои жалобы в Европейский Суд до вынесения им упомянутого выше Решения по делу "Абрамян и другие против Российской Федерации" (Abramyan and Others v. Russia) (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Новрук и другие против Российской Федерации" (Novruk and Others v. Russia) от 15 марта 2016 г., жалоба N 31039/11 и четыре другие жалобы* (* См.: там же. 2016. N 9 (примеч. редактора).), §§ 70-76, Постановление Европейского Суда по делу "Кочеров и Сергеева против Российской Федерации" (Kocherov and Sergeyeva v. Russia) от 29 марта 2016 г., жалоба N 16899/13* (* См.: там же. 2017. N 1 (примеч. редактора).), §§ 64-69, Постановление Европейского Суда по делу "Макилрот против Российской Федерации" (McIlwrath v. Russia) от 18 июля 2017 г., жалоба N 60393/13* (* См.: там же. 2018. N 6 (примеч. редактора).), §§ 85-95, Постановление Европейского Суда по делу "Элита Магомадова против Российской Федерации" (Elita Magomadova v. Russia) от 10 апреля 2018 г., жалоба N 77546/14* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2019. N 4 (примеч. редактора).), §§ 40-44, Постановление Европейского Суда по делу "Хуснутдинов и Х против Российской Федерации" (Khusnutdinov and X v. Russia) от 18 декабря 2018 г., жалоба N 76598/12* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2020. N 2 (примеч. редактора).), §§ 65-66, и Постановление Европейского Суда по делу "Зелиха Магомадова против Российской Федерации" (Zelikha Magomadova v. Russia) от 8 октября 2019 г., жалоба N 58724/14* (* См.: там же. 2021. N 1 (примеч. редактора).), §§ 79-80). Европейский Суд приходил к выводу, что в делах, в которых эффективность соответствующего средства правовой защиты была признана в прецедентной практике Европейского Суда после подачи жалобы, было бы несоразмерно требовать от заявителей использовать данное средство правовой защиты по истечении длительного срока после подачи их жалоб в Европейский Суд, особенно если срок использования этого средства истек (см., например, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Кочеров и Сергеева против Российской Федерации" (Kocherov and Sergeyeva v. Russia), § 67).

73. Однако в данном деле заявитель воспользовался описанным выше новым средством правовой защиты и подал настоящую жалобу 9 октября 2013 г., то есть более чем через шесть месяцев после принятия решения судом второй инстанции в рамках производств об установлении отцовства и отмене удочерения, но в течение шести месяцев со дня вынесения окончательного решения вышестоящим судом (см. выше § 69). Следовательно, Европейский Суд должен определить, выполнил ли заявитель правило шестимесячного срока, прибегнув к новому средству правовой защиты до того, как Европейский Суд признал его эффективность.

74. В связи с этим власти Российской Федерации отметили, что новая двухуровневая процедура кассационного обжалования была введена в целях обжалования решений судов первых двух инстанций, и заявитель воспользовался данной процедурой. Таким образом, они утверждали, что именно решение Верховного Суда Российской Федерации от 25 июня 2013 г. (см. выше § 48) следует считать окончательным решением в целях исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты в настоящем деле. Стороны не оспаривали, что заявитель выполнил правило шестимесячного срока для подачи жалобы, предусмотренное пунктом 1 статьи 35 Конвенции.

75. Европейский Суд отмечает, что в упомянутом выше Решении по делу "Абрамян и другие против Российской Федерации" (Abramyan and Others v. Russia) он изучил законодательные изменения, направленные на реформу гражданского процессуального законодательства в Российской Федерации, которые вступили в силу с 1 января 2012 г., и постановил, что вновь введенная процедура кассационного обжалования представляла собой не исключительное средство возобновления судебного разбирательства дела, а обычное обжалование по вопросам права, аналогичное существующему в правовых системах других государств - участников Конвенции (см. ibid., § 93). При таких обстоятельствах, учитывая значительные изменения гражданского процессуального законодательства Российской Федерации за соответствующий период времени, у заявителя были основания полагать, что рассматриваемое средство правовой защиты было эффективным, и использовать его, чтобы предоставить судам Российской Федерации возможность разрешить дело в рамках правовой системы Российской Федерации, тем самым соблюдая принцип, согласно которому механизм защиты, установленный Конвенцией, является вспомогательным по отношению к внутригосударственным системам обеспечения прав человека. Хотя от заявителя не требовалось использовать данное средство правовой защиты до того, как Европейский Суд признал его эффективность (см. выше § 72), его нельзя упрекнуть в попытке довести свои жалобы до сведения властей Российской Федерации с помощью средства правовой защиты, которое он считал эффективным (Европейский Суд придерживался аналогичного подхода в Постановлении Европейского Суда по делу "Зубков и другие против Российской Федерации" (Zubkov and Others v. Russia) от 7 ноября 2017 г., жалоба N 29431/05 и две другие жалобы* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2018. N 4 (примеч. редактора).), §§ 106-107).

76. С учетом вышеизложенного Европейский Суд принимает довод сторон о том, что окончательным решением в целях исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты в ходе производства по иску заявителя об установлении его отцовства и об отмене решения об удочерении следует считать решение от 25 июня 2013 г. Соответственно, по мнению Европейского Суда, заявитель выполнил правило шестимесячного срока для подачи жалобы в настоящем деле.

2. Применение статьи 8 Конвенции

77. Власти Российской Федерации признали, что заявитель являлся биологическим отцом Д. Однако со ссылкой на отчет органа опеки и попечительства (копия которого не была предоставлена Европейскому Суду) они утверждали, что с момента рождения Д. заявитель часто отсутствовал в течение длительных периодов времени, вследствие этого, а также ввиду малолетнего возраста Д. между ним и девочкой не установилась какая-либо связь по типу ребенок-родитель.

78. Заявитель оспорил довод властей Российской Федерации об отсутствии личных связей между ним и его дочерью. Он также отметил, что утверждения о его длительном отсутствии были надуманными и не соответствовали действительности. Он указал, что проживал с Д. весь первый год ее жизни до того, как она была передана на попечение, и настаивал на том, что он никогда не оставлял ее и не давал согласия на то, чтобы ее поместили в приемную семью. Заявитель утверждал, что действия властей в отношении Д. нарушали его право на уважение его личной и семейной жизни.

79. Европейский Суд напоминает, что понятие "семейная жизнь" в соответствии со статьей 8 Конвенции не ограничивается отношениями, основанными на браке, и может охватывать другие de facto "семейные" связи, когда стороны живут совместно вне брака. Ребенок, рожденный в результате таких взаимоотношений, является ipso jure частью данной "семьи" с момента и в силу самого факта его рождения. Таким образом, между ребенком и его родителями существуют взаимоотношения, равнозначные семейной жизни (см. Постановление Европейского Суда по делу "Киган против Ирландии" (Keegan v. Ireland) от 26 мая 1994 г., § 44, Series A, N 290, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эльсхольц против Германии" (Elsholz v. Germany), жалоба N 25735/94, § 43, ECHR 2000-VIII, и Постановление Европейского Суда по делу "L. против Нидерландов" (L. v. Netherlands), жалоба N 45582/99, § 35, ECHR 2004-IV).

80. В настоящем деле заявитель проживал совместно с О.М. непрерывно с 1994 года до ее смерти 4 февраля 2011 г., то есть около 17 лет. Пятеро детей, в том числе Д., родились во время их совместного проживания. Не оспаривается, что заявитель является биологическим отцом всех детей, включая Д. Также очевидно, что заявитель, его гражданская супруга и их дети проживали совместно и что заявитель заботился о детях и поддерживал их (см. выше § 34). В частности, он забрал О.М. и Д. из родильного дома и участвовал в воспитании Д. в течение первого года ее жизни. Европейский Суд считает неубедительным довод властей Российской Федерации о длительном отсутствии заявителя, поскольку он не был подтвержден какими-либо документальными доказательствами. Кроме того, суды Российской Федерации не сделали каких-либо выводов в этом отношении в ходе производств на внутригосударственном уровне.

81. Вышеизложенных соображений достаточно, чтобы Европейский Суд пришел к выводу о том, что с момента рождения Д. между заявителем и его дочерью существовала связь, равнозначная "семейной жизни" по смыслу статьи 8 Конвенции. Отдельный вопрос о "личной жизни" заявителя не затрагивался, действительно, доводы заявителя по обоим аспектам неотделимы друг от друга (см. Постановление Европейского Суда по делу "Юзеф против Нидерландов" (Yousef v. Netherlands), жалоба N 33711/96, § 51, ECHR 2002-VIII).

82. Следовательно, статья 8 Конвенции применима в настоящем деле.

3. Вывод

83. Европейский Суд считает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

B. Существо жалобы

1. Доводы сторон

(a) Заявитель

84. Заявитель утверждал, что вмешательство в его права, гарантированные статьей 8 Конвенции, а именно действия органов государственной власти по разлучению Д. с ее братьями и сестрами при передаче ее на государственное попечение, а затем в приемную семью и последующие действия по удовлетворению заявления такой семьи о ее удочерении в полном объеме, а также отказ судов Российской Федерации установить его отцовство в отношении Д. и отменить решение об удочерении, не были "предусмотрено законом". Вместе с тем даже если предположить, что такое вмешательство преследовало правомерную цель защиты прав и интересов других лиц, как утверждали власти Российской Федерации, оно не было "необходимо в демократическом обществе".

85. Он утверждал, в частности, что при передаче детей на государственное попечение после смерти их матери и при последующей передаче Д. в приемную семью органы опеки и попечительства разлучили Д. с ее братьями и сестрами в нарушение соответствующих положений законодательства, в частности, статьи 145 СК РФ (см. выше § 56), а также в нарушение действовавшей процедуры. По той же причине удочерение Д. также нарушало законодательство Российской Федерации, а именно пункт 3 статьи 124 СК РФ (см. выше § 57).

86. Заявитель также отметил, что удочерение Д. было произведено без его ведома и без его участия в соответствующем производстве. Он настаивал на том, что органы опеки и попечительства и суды располагали информацией о том, что у Д. есть братья и сестры, а также биологический отец, поскольку его старший сын сообщил им об этом. Им также было известно о том, что братья и сестры Д. проживают совместно в другой приемной семье, не состоящей в родстве с приемной семьей Д., однако они не приняли каких-либо мер в целях проверки данной информации или оценки необходимости удочерения Д. в свете этих сведений. Заявитель подчеркнул, что органы государственной власти не уведомили о процедуре удочерения ни его, ни О.Е., тетю детей, которая в соответствующий период являлась опекуном его четырех старших детей. Органы государственной власти никогда не предпринимали попыток воссоединить всех детей или удостовериться в том, что удочерение Д. отвечало ее наилучшим интересам и наилучшим интересам других детей. После передачи Д. на государственное попечение заявитель не знал о том, что происходило в ее жизни, в том числе о ее удочерении, до весны 2012 года, поскольку соответствующие органы опеки и попечительства отказались сообщить о ее местонахождение или предоставить ему какую-либо информацию о ней.

87. Заявитель также утверждал, что отсутствовали какие-либо правовые основания для отказа судов официально установить его отцовство в отношении Д. Он указал, что суды Российской Федерации связали данное требование с другим его требованием, а именно об отмене решения об удочерении Д., однако такой подход противоречил действующему законодательству и был в высшей степени произвольным. В частности, право на установление отцовства не зависело от права требовать отмены решения об удочерении (см. выше §§ 52-53), следовательно, суды были обязаны рассмотреть его независимо от результата рассмотрения другого требования заявителя. По мнению заявителя, если бы его отцовство было установлено, он мог бы иметь определенные права в отношении его дочери, в частности, право на общение с ней в соответствии со статьей 55 СК РФ (см. выше § 50), права наследования и иные аналогичные права, даже если бы решение об удочерении оставалось в силе. Заявитель подчеркнул, что доказательства того, что он был биологическим отцом Д., никогда не оспаривались, поэтому суды Российской Федерации были обязаны удовлетворить его соответствующий иск и официально установить его отцовство. Кроме того, они должны были рассмотреть другое его требование, об отмене решения об удочерении Д., в свете того, что он являлся ее биологическим отцом, с надлежащим учетом нормы, согласно которой родители имеют преимущественное право на воспитание своих детей, как предусмотрено статьей 63 СК РФ (см. выше § 54).

88. Что касается отказа судов отменить решение об удочерении, заявитель утверждал, что толкование внутригосударственными судами статьи 141 СК РФ было слишком формальным: они ограничили свою проверку ссылкой на отсутствие формальных оснований, перечисленных в указанной статье, для отмены решения об удочерении, никак не оценив фактическое положение Д., ее братьев и сестер и заявителя. Отказавшись отменить решение об удочерении, суды Российской Федерации проигнорировали ряд основных принципов семейного права, таких как право ребенка знать своих родителей, право на их заботу и на совместное с ними проживание (статья 54 СК РФ), а также преимущественное право родителей на воспитание своих детей (статья 63 СК РФ) и иные аналогичные принципы. Кроме того, суды не приняли во внимание тот факт, что удочерение было проведено с нарушением соответствующего законодательства Российской Федерации (см. выше § 85) и что судебное разбирательство было несправедливым с процессуальной точки зрения, поскольку ни заявитель, ни кто-либо из родственников Д. не участвовали в нем. Следовательно, толкование судами Российской Федерации понятия "наилучшие интересы ребенка" было непредсказуемым и произвольным. Кроме того, они не оценили интересы заявителя и других его детей в том, чтобы Д. воспитывалась в их семье, и не смогли надлежащим образом уравновесить интересы всех сторон, участвующих в производстве об отмене решения об удочерении.

89. Заявитель утверждал, что Д. было всего три года на момент вынесения решения от 1 октября 2012 г., которым его иск об отмене решения об удочерении был отклонен. Хотя разлучение Д. с лицами, удочерившими ее, могло иметь определенные нежелательные последствия для ее психологического состояния, адаптация Д. к своей биологической семье и развитие связей между ней и другими членами ее семьи могли произойти быстро, учитывая ее малолетний возраст. Заявитель считал, что отмена решения об удочерении и скорейшая передача Д. в ее биологическую семью отвечали наилучшим интересам Д., поскольку с течением времени ее связи с приемной семьей укрепились бы, а перспективы воссоединения с родной семьей ослабли.

90. Заявитель указывал, что в любом случае в ходе рассмотрения его иска об отмене решения об удочерении судами не было назначено и не было проведено психологическое обследование Д., чтобы установить степень ее привязанности к приемной семье и будет ли ей причинен психологический вред в случае разлучения с ними, и если да, то в какой степени. Заявитель настаивал на том, что выводы судов по соответствующему делу были в высшей степени субъективными. Они просто отдали предпочтение семье с лучшими материальными и финансовыми условиями (приемная семья) в ущерб его праву как биологического родителя заботиться о своем ребенке, а также его праву и праву его детей жить вместе как семья.

91. Заявитель отметил, что он не видел свою дочь с тех пор, как она была взята под опеку, и не общался с ней, поскольку органы государственной власти и удочерившие ее лица препятствовали всем его попыткам установить контакт с ней. В заключение он указал, что в результате действий внутригосударственных органов власти связи между Д. и ее биологической семьей, включая его самого, были разорваны. При этом ни суды, ни власти Российской Федерации не доказали наличие каких-либо "исключительных обстоятельств" для оправдания указанного обстоятельства.

(b) Власти Российской Федерации

92. Власти Российской Федерации признали, что имело место вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни в связи с решением от 1 октября 2012 г., которое вышестоящие суды оставили в силе и которым требования заявителя об установлении его отцовства в отношении Д. и об отмене решения о ее удочерении были отклонены. По их мнению, вмешательство было оправдано в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции. В частности, оно было основано на статьях 49 и 141 Семейного кодекса Российской Федерации (см. выше §§ 53 и 58). В связи с этим власти Российской Федерации утверждали, что, хотя было доказано, что заявитель являлся биологическим отцом Д., и он сам признал этот факт, суды справедливо отказались официально признать его отцовство в соответствии со статьей 49 СК РФ, поскольку в статье 141 СК РФ отсутствовали основания для отмены решения об удочерении.

93. Власти Российской Федерации также считали, что вмешательство преследовало цель защиты прав и интересов других лиц, в частности, Д. Кроме того, оно было "необходимо в демократическом обществе".

94. Они отметили, что после смерти матери дети были помещены в разные детские учреждения, поскольку в соответствующем регионе не было подходящего учреждения, которое могло бы принять их всех, учитывая их разницу в возрасте. По словам властей Российской Федерации, пока Д. находилась в детском доме, никто из ее родственников не навещал ее. Они также утверждали, что в решении от 8 сентября 2011 г. суд первой инстанции удовлетворил заявление Н.С. и С.С. об удочерении Д. в полном объеме, поскольку биологические родители ребенка не могли заботиться о ней, учитывая, что ее мать умерла, а отец находился в месте содержания под стражей.

95. Власти Российской Федерации также указали, что в решении от 1 октября 2012 г. суд первой инстанции уделил особое внимание отчетам органа опеки и попечительства, в том числе отчету о жизни Д. в семье Н.С. и С.С. в течение шести месяцев до ее удочерения, в период, когда Н.С. была ее опекуном, а также заключению об их жилищных условиях. Затем власти Российской Федерации подробно процитировали выводы, содержавшиеся в этих документах, поскольку они подтверждали, что Н.С. и С.С. создали благоприятную среду для развития Д., что они осуществляли надлежащий уход за ней, что между ними сформировались тесные эмоциональные связи, и девочка считала их своими родителями, а также что у них были хорошие жилищные условия для воспитания ребенка.

96. Таким образом, по мнению властей Российской Федерации, в рассматриваемом судебном разбирательстве внутригосударственные суды тщательно сопоставили положение биологической и приемной семей Д., ход и перспективы ее развития в каждой из двух семей и их жилищные условия. На основании представленных доказательств суды пришли к выводу, что в приемной семье для Д. была создана благоприятная среда, что между девочкой и удочерившими ее лицами существовали тесные отношения и что они защищали ее интересы. Власти Российской Федерации отметили, что Д. считала Н.С. и С.С. своими родителями и что в силу ее малолетнего возраста у нее не могли сформироваться эмоциональные связи с ее братьями и сестрами или с заявителем. По утверждению властей Российской Федерации, суды оценили семейные связи между Д. и удочерившими ее лицами и приняли во внимание, что внезапный разрыв этих связей может причинить вред ее эмоциональному и психическому состоянию.

97. В заключение власти Российской Федерации подчеркнули, что на основании внутригосударственного и международного права суды решили оставить Д. в ее приемной семье, установив, что у заявителя не было реальной возможности осуществлять надлежащий уход за ней, что между Д. и семьей заявителя отсутствовали отношения и что девочка была эмоционально привязана к лицам, удочерившим ее. Принимая это решение, суды также учли ее интересы. Соответственно, по мнению властей Российской Федерации, права заявителя, гарантированные статьей 8 Конвенции, не были нарушены.

2. Мнение Европейского Суда

98. Европейский Суд объявил жалобу заявителя на отказ судов Российской Федерации установить его отцовство в отношении Д. и отменить решение об удочерении приемлемой для рассмотрения по существу. Он приступит к рассмотрению данной жалобы в контексте, который неизбежно означает, что необходимо в некотором объеме учитывать более ранние события (см. Постановление Европейского Суда по делу "Йованович против Швеции" (Jovanovic v. Sweden) от 22 октября 2015 г., жалоба N 10592/12, § 73, Постановление Европейского Суда по делу "Мохамед Хасан против Норвегии" (Mohamed Hasan v. Norway) от 26 апреля 2018 г., жалоба N 27496/15, § 151, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Странд Лоббен и другие против Норвегии" (Strand Lobben and Others v. Norway) от 10 сентября 2019 г., жалоба N 37283/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2019. N 8 (примеч. редактора).), § 148).

(a) Общие принципы

99. Европейский Суд напоминает, что взаимная радость, которую дети и родители получают от общения с друг другом, представляет собой основополагающий элемент "семейной жизни" по смыслу статьи 8 Конвенции (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Странд Лоббен и другие против Норвегии" (Strand Lobben and Others v. Norway), § 202). В настоящее время достигнут широкий консенсус, в том числе в международном праве, о том, что при принятии решений, касающихся детей, их интересы должны иметь первостепенное значение (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Нойлингер и Шурук против Швейцарии" (Neulinger and Shuruk v. Switzerland) от 6 июля 2010 г., жалоба N 41615/07, § 135, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Х против Латвии" (X v. Latvia), жалоба N 27853/09* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 1 (примеч. редактора).), § 96, ECHR 2013). Интересы ребенка требуют, чтобы связи ребенка с его семьей поддерживались, за исключением случаев, когда семья оказывалась особенно не подходящей для ребенка, и это может причинить вред здоровью и развитию ребенка (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "K.B. и другие против Хорватии" (K.B. and Others v. Croatia) от 14 марта 2017 г., жалоба N 36216/13, § 143). Разрыв таких связей означает отрыв ребенка от его корней, что допустимо только при исключительных обстоятельствах (см. Постановление Европейского Суда по делу "Гёргюлю против Германии" (Gorgulu v. Germany) от 26 февраля 2004 г., жалоба N 74969/01, § 48), и необходимо сделать всё для сохранения личных отношений и, если и когда это необходимо, для "восстановления" семьи (см. Постановление Европейского Суда по делу "Кацпер Новаковский против Польши" (Kacper Nowakowski v. Poland) от 10 января 2017 г., жалоба N 32407/13, § 75).

100. Меры, предусматривающие разрыв связей ребенка с его семьей, должны применяться только при исключительных обстоятельствах и могут быть оправданы только тогда, когда они мотивированы приоритетным требованием, касающимся наилучших интересов ребенка (см. Постановление Европейского Суда по делу "R. и H. против Соединенного Королевства" (R. and H. v. United Kingdom) от 31 мая 2011 г., жалоба N 35348/06, § 81, Постановление Европейского Суда по делу "S.H. против Италии" (S.H. v. Italy) от 13 октября 2015 г., жалоба N 52557/14, § 40, и упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Странд Лоббен и другие против Норвегии" (Strand Lobben and Others v. Norway), § 209). Кроме того, в случае, когда ребенок был изъят у родителей и ограничения для его усыновления отсутствуют, соответствующие решения могут оказаться необратимыми. Таким образом, призыв к защите от произвольного вмешательства в данной рассматриваемой сфере еще сильнее, чем обычно (см. Постановление Европейского Суда по делу "X. против Хорватии" (X v. Croatia) от 17 июля 2008 г., жалоба N 11223/04, § 47).

101. В дополнение к защите от произвольного вмешательства статья 8 Конвенции налагает на государство позитивные обязательства, присущие эффективному уважению семейной жизни. В случае установления семейных связей власти, по общему правилу, должны действовать таким образом, чтобы позволить отношениям развиваться (см., например, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "S.H. против Италии" (S.H. v. Italy), § 38). Таким образом, статья 8 Конвенции возлагает на каждое государство обязательство стремиться к воссоединению физического лица с его ребенком (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "К. и Т. против Финляндии" (K. and T. v. Finland), жалоба N 25702/94, § 178, ECHR 2001-VII, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Гёргюлю против Германии" (Gorgulu v. Germany), § 45). Данное обязательство охватывает право родителя принимать меры с целью воссоединения с ребенком и обязанность внутригосударственных органов власти принимать такие меры (см. Постановление Европейского Суда по делу "R.M.S. против Испании" (R.M.S. v. Spain) от 18 июня 2013 г., жалоба N 28775/12, § 71).

102. Кроме того, позитивное обязательство начнет довлеть над компетентными органами со всё возрастающей силой с момента разлучения ребенка и родителя, и, таким образом, достаточность меры следует оценивать по оперативности ее применения, поскольку течение времени может иметь необратимые последствия для отношений между ребенком и родителем, с которым он не проживает (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Странд Лоббен и другие против Норвегии" (Strand Lobben and Others v. Norway), § 208).

103. Каждое Договаривающееся государство должно иметь в своем распоряжении надлежащие и эффективные средства для обеспечения соблюдения своих позитивных обязательств по статье 8 Конвенции, и именно Европейский Суд должен установить, обеспечили ли внутригосударственные органы власти при применении и толковании применимых правовых положений гарантии, предусмотренные статьей 8 Конвенции, уделяя особое внимание наилучшим интересам ребенка (см. в качестве недавнего примера Постановление Европейского Суда по делу "Хаддад против Испании" (Haddad v. Spain) от 18 июня 2019 г., жалоба N 16572/17, § 56). Решающим в данной сфере является вопрос о том, был ли достигнут справедливый баланс между затронутыми конкурирующими интересами в пределах усмотрения, предоставленных государствам в таких вопросах (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ружаньский против Польши" (Rozanski v. Poland) от 18 мая 2006 г., жалоба N 55339/00, § 61).

104. Пределы усмотрения, которые должны быть предоставлены компетентным органам государств-ответчиков, варьируются в зависимости от характера проблем и серьезности затрагиваемых интересов. Хотя Европейский Суд признает, что органы государственной власти пользуются широкими пределами усмотрения при принятии решений по вопросам об установлении опеки, требуется более строгий контроль в отношении любых дополнительных ограничений, в частности, налагаемых органами государственной власти на права родителей на общение, а также в отношении любых правовых гарантий, призванных обеспечить эффективную защиту права родителей и детей на уважение их семейной жизни. Эти дополнительные ограничения влекут за собой риск того, что семейные отношения между родителями и ребенком фактически будут прекращены (см. Постановление Европейского Суда по делу "Куцнер против Германии" (Kutzner v. Germany), жалоба N 46544/99* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2017. N 11 (примеч. редактора).), § 67, ECHR 2002-I, Постановление Европейского Суда по делу "Гаазе против Германии" (Haase v. Germany), жалоба N 11057/02, § 92, ECHR 2004-III (извлечения), и упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Странд Лоббен и другие против Норвегии" (Strand Lobben and Others v. Norway), § 211).

105. Европейский Суд в контексте как негативных, так и позитивных обязательств должен рассмотреть вопрос о том, были ли в свете дела в целом причины, приведенные компетентными органами власти государства-ответчика в обоснование своих соответствующих решений, "относимыми и достаточными" по смыслу пункта 2 статьи 8 Конвенции. В указанных целях Европейский Суд должен установить, тщательно ли внутригосударственные суды изучили семейную ситуацию в целом, а также ряд факторов, в частности, фактического, эмоционального, психологического, материального и медицинского характера, и произвели ли они взвешенную и разумную оценку соответствующих интересов каждого лица, проявляя постоянную заботу о том, каким было бы наилучшее решение для ребенка (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Нойлингер и Шурук против Швейцарии" (Neulinger and Shuruk v. Switzerland), § 139).

106. Европейскому Суду также необходимо определить, был ли процесс принятия решений в целом справедливым и обеспечивал ли он необходимую защиту интересов заявителя, гарантированную статьей 8 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шнайдер против Германии" (Schneider v. Germany) от 15 сентября 2011 г., жалоба N 17080/07, § 93). В частности, доводы, которые соответствующий орган власти должен взвесить при принятии решений о детях, находящихся на его попечении, неизбежно должны охватывать мнения и интересы биологических родителей. Следовательно, процесс принятия решений должен гарантировать, что их мнения и интересы будут доведены до сведения соответствующего органа власти и надлежащим образом приняты им во внимание и что биологические родители смогут своевременно воспользоваться любыми доступными им средствами правовой защиты. Необходимо установить, учитывая конкретные обстоятельства дела и, в частности, серьезный характер принятых решений, участвовали ли родители в процессе их принятия в целом в достаточной степени, которая гарантировала бы им необходимую защиту их интересов (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Странд Лоббен и другие против Норвегии" (Strand Lobben and Others v. Norway), § 212, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "X. против Хорватии" (X v. Croatia), § 48).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

107. По мнению Европейского Суда, решающим в настоящем деле является вопрос о том, приняли ли внутригосударственные органы власти все необходимые и надлежащие меры, которых от них можно было обоснованно ожидать, чтобы дать Д. возможность вести нормальную семейную жизнь с ее биологическим отцом, братьями и сестрами (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "S.H. против Италии" (S.H. v. Italy), § 43, Постановление Европейского Суда по делу "K.A.B. против Испании" (K.A.B. v. Spain) от 10 апреля 2012 г., жалоба N 59819/08, § 106, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Хаддад против Испании" (Haddad v. Spain), § 65).

108. Исходя из фактов дела Европейский Суд отмечает отсутствие в соответствующий период правовой связи между заявителем и его детьми, включая Д. Хотя заявитель, О.М. и их пятеро детей проживали совместно как одна семья до смерти О.М., заявитель не имел официального статуса родителя в отношении кого-либо из своих детей, поскольку до смерти своей гражданской супруги он ни разу не обращался с иском об официальном установлении и документальном подтверждении своего отцовства в отношении них (см. выше § 6). Кроме того, на момент смерти О.М. заявитель содержался под стражей и, следовательно, отсутствовал дома, в результате чего его дети были признаны покинутыми ("оставленными без попечения родителей") и помещены под опеку. Они были переданы на государственное попечение, а затем в приемные семьи (см. выше §§ 9 и 11-14). Впоследствии заявление приемных родителей Д. о ее удочерении было удовлетворено в полном объеме без ведома или согласия заявителя (см. выше §§ 16-19).

109. Что касается первоначальной передачи детей под опеку, Европейский Суд не сомневается в том, что в имевшихся обстоятельствах вмешательство компетентных органов власти было необходимым для защиты интересов детей. Он отмечает, что в свидетельствах о рождении не было записей об отце детей. Таким образом, органы государственной власти обоснованно сочли детей покинутыми и приняли срочные меры, поместив их под опеку после смерти их матери. По мнению Европейского Суда, собственное бездействие заявителя способствовало такому развитию событий. Действительно, даже если предположить, что на момент рождения детей заявитель проживал в Российской Федерации незаконно и, следовательно, не мог оформить свой родительский статус в отношении них, Европейский Суд отмечает, что он получил вид на жительство в феврале 2010 года (см. выше § 4), за год до смерти О.М., следовательно, его отцовство могло быть официально установлено и подтверждено документами.

110. Европейский Суд также отмечает, что Д. была помещена в детский дом 9 марта 2011 г. и что в этот же день органы опеки и попечительства предложили Н.С., которая была потенциальным усыновителем, навестить девочку (см. выше §§ 11 и 33). Кроме того, Д. пробыла в детском доме 10 дней, с 9 по 18 марта 2011 г., и уже 18 марта 2011 г. она была передана в приемную семью под опеку Н.С. (см. выше §§ 11-12). Хотя Европейский Суд готов признать, что интересам ребенка отвечает проживание в семье, даже если она приемная, а не оставаться в детском доме, он выражает сомнения в том, что в настоящем деле период времени был достаточным для того, чтобы органы государственной власти смогли удостовериться в отсутствии иных равноценных альтернатив для девочки, в частности, в том, что у нее нет родственников, с которыми она могла бы проживать.

111. Европейский Суд также отмечает, что четверо братьев и сестер Д. оставались на государственном попечении до 16 мая 2011 г., когда они были переданы под опеку О.Е., их тете по материнской линии (см. выше § 14). На этом этапе органы государственной власти не приняли каких-либо мер для воссоединения Д. с ее братьями и сестрами в составе ее расширенной биологической семьи. В связи с этим Европейский Суд принимает к сведению довод заявителя о том, что законодательство Российской Федерации запрещает разлучение братьев и сестер при помещении их в приемные семьи (см. выше §§ 56 и 85).

112. Кроме того, 8 сентября 2011 г. по ходатайству приемных родителей Д. суд Российской Федерации удовлетворил их заявление об удочерении Д. в полном объеме. При вынесении решения суд на основании того факта, что в свидетельстве о рождении Д. содержалась информация только об ее умершей матери, счел, что девочка была покинута. В то же время он не усмотрел препятствий для удочерения Д. ее приемными родителями по смыслу соответствующего законодательства Российской Федерации (см. выше § 18).

113. По мнению Европейского Суда, важно установить, могли ли или должны ли были органы государственной власти на момент удочерения Д. знать о существовании биологической семьи Д., включая ее отца, с которым у нее была связь, составляющая "семейную жизнь", до передачи ее на государственное попечение (см. выше § 81). Кроме того, необходимо решить, приняли ли органы государственной власти до вынесения решения об удочерении Д. все необходимые и надлежащие меры, которых от них можно было разумно ожидать, для сохранения связей между Д. и ее биологической семьей (см. выше §§ 99, 100 и 107). Европейский Суд напоминает, что передачу ребенка под опеку следует рассматривать как временную меру, которая должна быть отменена, как только позволят обстоятельств (см. упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Странд Лоббен и другие против Норвегии" (Strand Lobben and Others v. Norway), § 208). Данную меру следует рассматривать в контексте позитивного обязательства государства прилагать серьезные и последовательные усилия для облегчения воссоединения детей с их биологическими родителями, а до этого времени обеспечивать возможность регулярного общения между ними, в том числе, по возможности, путем обеспечения совместного проживания братьев и сестер (см. Постановление Европейского Суда по делу "Савины против Украины" (Saviny v. Ukraine) от 18 декабря 2008 г., жалоба N 39948/06, § 52).

114. В связи с этим Европейский Суд отмечает, что в ходе производства по делу об удочерении орган опеки и попечительства обратил внимание суда на то, что у Д. были братья и сестры, которые воспитывались в другой приемной семье (см. выше § 17). Таким образом, очевидно, что суду Российской Федерации было известно о важных фактических составляющих ситуации, которые следовало принять во внимание. В частности, он мог получить соответствующую информацию о заявителе, о его связях с Д. от О.Е., сестры умершей гражданской супруги заявителя, которая на момент производства по делу об удочерении была опекуном четырех старших детей заявителя (см. выше § 14). Он также мог получить эту информацию от самих детей.

115. Кроме того, еще в марте 2011 года, по-прежнему находясь под стражей, заявитель начал принимать меры по официальному установлению своего отцовства в отношении всех своих пятерых детей и по передаче их всех на его попечение (см. выше § 20). В частности, в марте 2011 года он подал иск, в котором перечислил имена, отчества, фамилии и даты рождения своих пятерых детей, в тот же суд, который впоследствии вынес решение об удочерении Д. третьими лицами (см. выше § 22). Хотя указанный иск не соответствовал некоторым формальным требованиям и был возвращен заявителю (см. выше § 23), он свидетельствовал о явной заинтересованности заявителя и его серьезных намерениях в отношении своих детей, включая Д. (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Ружаньский против Польши" (Rozanski v. Poland), § 64, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "K.A.B. против Испании" (K.A.B. v. Spain), § 93).

116. С учетом вышеизложенного Европейский Суд считает, что органы власти Российской Федерации имели реальную возможность установить, что у Д. были биологический отец, братья и сестры. органы государственной власти могли и должны были изучить обстоятельства жизни Д. с ее биологической семьей, а также рассмотреть заявление третьих лиц об удочерении Д. в свете данных обстоятельств (см. выше § 105). Однако суд первой инстанции применил весьма формальный подход, ограничившись простой ссылкой на свидетельство о рождении ребенка, в котором отсутствовала информация о ее отце, и, отметив, что потенциальные усыновители отвечали требованиям соответствующего закона. Хотя Европейский Суд готов признать, что подобные доводы суда Российской Федерации были "относимыми", очевидно, что он не может считать их "достаточными", не говоря уже об убедительности демонстрации наличия каких-либо исключительных обстоятельств для удочерения Д. третьими лицами (см. выше § 100).

117. Европейский Суд также отмечает, что суд первой инстанции в ходе первоначального производства по делу об удочерении не совершил каких-либо действий по информированию заявителя о соответствующем производстве и тем более не удостоверился в том, что заявитель был заслушан в ходе данного производства, несмотря на серьезный характер принятой меры (см. для сравнения упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "X против Хорватии" (X v. Croatia), §§ 51 и 53, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "K.A.B. против Испании" (K.A.B. v. Spain), § 102).

118. В связи с этим Европейский Суд считает, что органы власти Российской Федерации проявили отсутствие добросовестности в отношении процедуры удочерения. В результате их бездействия заявитель был полностью исключен из соответствующего производства и, таким образом, лишен необходимой защиты его прав и интересов. Кроме того, что более важно, органы власти удовлетворили заявление об удочерении в полном объеме, не изучив конкретные обстоятельства жизни Д. с ее биологической семьей и основывая свое решение на излишне формальных доводах.

119. Важно учитывать и то, что Д. было менее двух лет на момент принятия решения о ее удочерении. Европейский Суд напоминает, что в делах, касающихся семейной жизни, разрыв контакта с малолетним ребенком может привести к прогрессирующему ухудшению отношений ребенка с его родителем (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Хаддад против Испании" (Haddad v. Spain), § 62, и приведенные в нем примеры). Вместе с тем, разрешив удочерение Д. третьими лицами, органы власти Российской Федерации разлучили Д. не только с заявителем, ее единственным оставшимся в живых родителем, но и с ее братьями и сестрами (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Куцнер против Германии" (Kutzner v. Germany), § 77, Постановление Европейского Суда по делу "Понтеш против Португалии" (Pontes v. Portugal) от 10 апреля 2012 г., жалоба N 19554/09, § 98, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "S.H. против Италии" (S.H. v. Italy), § 56). При таких обстоятельствах у Европейского Суда возникают серьезные сомнения в том, что удочерение Д. третьими лицами отвечало ее наилучшим интересам.

120. Европейский Суд также отмечает, что в контексте производства по делу об установлении его отцовства в отношении Д. заявитель узнал, что его дочь была удочерена третьими лицами. Вследствие этого он дополнил свое соответствующее требование, добиваясь отмены решения об удочерении (см. выше §§ 27 и 31). В соответствующих решениях суд первой инстанции признал, что представленные доказательства свидетельствуют о том, что заявитель являлся биологическим отцом Д. (см. выше § 37). Однако суды Российской Федерации отказались официально установить его отцовство, решив по существу, что подобное признание будет лишено какого-либо юридического значения, поскольку оно не повлечет за собой отмену удочерения Д., так как установление отцовства не входило в перечень формальных оснований, предусмотренных статьей 141 СК РФ для отмены решения об усыновлении ребенка (см. выше §§ 38 и 46). Кроме того, суды установили, что вышеупомянутое правовое положение не содержало оснований для отмены решения об удочерении Д., поскольку какое-либо виновное поведение со стороны удочеривших ее лиц в отношении нее отсутствовало, как и не было иных формальных оснований для такой отмены в соответствии с указанной статьей СК РФ (см. выше §§ 39-40). Суды Российской Федерации отметили, что в то время как заявитель не был официально трудоустроен (см. выше § 37), Н.С. и С.С. были финансово обеспечены, имели постоянную работу и хорошие жилищные условия и могли обеспечить развитие ребенка (см. выше § 40). Суды также сослались на тот факт, что к моменту вынесения решения судом первой инстанции девочка проживала с семьей удочеривших ее лиц 18 месяцев, и у нее сформировались с ними тесные эмоциональные связи (см. выше § 41).

121. Что касается процесса принятия решений, Европейский Суд отмечает, что заявитель присутствовал на слушаниях в судах первой и апелляционной инстанций и давал устные объяснения (см. выше § 32). Были заслушаны несколько свидетелей, показывающих в его пользу, в том числе его старший сын (см. выше § 34). В то же время, оценивая качество процесса принятия решений, Европейский Суд должен также рассмотреть вопрос о том, были ли выводы внутригосударственных органов власти основаны на надлежащих доказательствах (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "N.P. против Республики Молдова" (N.P. v. Republic of Moldova) от 6 октября 2015 г., жалоба N 58455/13, § 69* (* Так в тексте, хотя в настоящем деле данное Постановление упоминается впервые (примеч. переводчика).), а также см. для сравнения упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Странд Лоббен и другие против Норвегии" (Strand Lobben and Others v. Norway), §§ 220 и 225).

122. В этой связи Европейский Суд отмечает, что исходя из доказательств, имеющихся в их распоряжении, суды Российской Федерации не подвергали сомнению биологическое родство между заявителем и Д. Кроме того, они никогда не ставили под сомнение способность заявителя воспитывать и обучать своих детей. Суды Российской Федерации не утверждали и не устанавливали, что семья когда-либо привлекала внимание органов социальной защиты или органов опеки и попечительства до смерти О.М. или что, проживая в своей биологической семье, дети когда-либо демонстрировали отсутствие надлежащего развития и успехов в учебе, что их когда-либо оставляли без надзора или подвергали их жизнь или здоровье риску. Фактически в ходе отдельного разбирательства органы государственной власти не выявили каких-либо препятствий для установления отцовства заявителя в отношении его других четверых детей и для возвращения их на его попечение (см. выше §§ 25-26). По сути единственная причина их отказа официально установить отцовство заявителя в отношении Д. состояла в том, что она уже была удочерена третьими лицами на момент рассмотрения судами этого вопроса, и действовавшие правовые положения не предусматривали каких-либо формальных оснований для отмены решения об удочерении. В частности, "установление судом факта происхождения ребенка от конкретного лица" в соответствии с указанным положением не являлось основанием для отмены решения об удочерении, и каких-либо иных оснований, например, виновное поведение лиц, удочеривших Д., не было установлено (см. выше § 46).

123. Европейский Суд напоминает, что ввиду большого разнообразия возможных семейных ситуаций наилучшие интересы ребенка не могут быть определены посредством общих правовых допущений и что справедливый баланс прав интересов всех заинтересованных лиц требует изучения конкретных обстоятельств каждого дела (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Шнайдер против Германии" (Schneider v. Germany), § 100). Что касается Российской Федерации, Европейский Суд ранее приходил к выводу, что вмешательство в семейную жизнь заявителей вследствие автоматического применения негибких правовых норм в данной области было равносильно неуважению их семейной жизни (см. Постановление Европейского Суда по делу "Назаренко против Российской Федерации" (Nazarenko v. Russia), жалоба N 39438/13* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 2 (примеч. редактора).), §§ 64-68, ECHR 2015 (извлечения), и Постановление Европейского Суда по делу "В.Д. и другие против Российской Федерации" (V.D. and Others v. Russia) от 9 апреля 2019 г., жалоба N 72931/10* (* См.: там же. 2020. N 7 (примеч. редактора).), §§ 127-131).

124. Европейский Суд выше в § 118 установил, что производство по делу об удочерении имело недостатки и демонстрировало отсутствие добросовестности со стороны органов государственной власти. Таким образом, органы государственной власти несли ответственность за ситуацию, в которой биологическая дочь заявителя была удочерена третьими лицами - ситуацию, которую заявитель стремился разрешить в ходе указанного производства (см. для сравнения упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "K.A.B. против Испании" (K.A.B. v. Spain), § 108, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Хаддад против Испании" (Haddad v. Spain), § 69).

125. Со своей стороны, заявитель постоянно указывал, что решение об удочерении противоречило требованиям законодательства Российской Федерации, которое запрещало разлучение братьев и сестер при принятии решения об усыновлении (см. выше § 32). Данный довод поддержали представители различных государственных органов (см. выше §§ 35 и 45). Однако суды вообще не рассматривали указанный довод. В частности, как отметил выше Европейский Суд, заявитель не участвовал в производстве по делу об удочерении в суде первой инстанции и, следовательно, объективно был лишен возможности поднять этот вопрос в ходе указанного производства (см. выше § 117). Более того, в рассматриваемом производстве данный довод был отклонен как не относящийся к делу без его тщательного изучения (см. выше § 42).

126. При указанных обстоятельствах, даже если предположить, что два иска заявителя, об установлении отцовства и об отмене решения об удочерении, были взаимосвязаны, Европейский Суд не может согласиться с тем, что в настоящем деле отсутствие в применимом законодательстве Российской Федерации формальных оснований для отмены решения об удочерении представляло собой "достаточное" соображение, чтобы оправдать отказ судов установить его отцовство в отношении Д. и отменить решение об удочерении.

127. Что касается указания судов на период времени, 18 месяцев, в течение которого Д. находилась под опекой удочеривших ее лиц, Европейский Суд считает, что, несмотря на несомненную значительность указанного периода, особенно для ребенка ее возраста, этот фактор сам по себе не исключал возможность воссоединения Д. с ее биологической семьей. Действительно фактическое уважение семейной жизни требует, чтобы будущие отношения между родителем и ребенком определялись с учетом всех значимых соображений, а не просто по причине истечения времени (см. в качестве недавнего примера упомянутое Постановление Европейского Суда по делу "В.Д. и другие против Российской Федерации" (V.D. and Others v. Russia), § 116). Более того, если органы государственной власти несут ответственность за распад семьи, они не вправе ссылаться на отсутствие связей между родителями и ребенком при принятии решения об усыновлении ребенка (см. для сравнения упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Понтеш против Португалии" (Pontes v. Portugal), §§ 92 и 99, и упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Странд Лоббен и другие против Норвегии" (Strand Lobben and Others v. Norway), § 208).

128. В связи с вышеизложенным важным является тот факт, что, как отметил Европейский Суд выше в § 115, заявитель начал принимать меры по официальному установлению своего отцовства в отношении всех своих пятерых детей и по возврату их под свою опеку, как только он узнал о смерти своей гражданской супруги. Он также потребовал отмены решения об удочерении Д., как только узнал, это произошло. Таким образом, нельзя считать, что он необоснованно долго ждал, прежде, чем принять меры по защите своей семейной жизни со своими детьми, включая Д.

129. Европейский Суд также полагает, что, хотя внезапное разлучение с приемной семьей могло иметь негативные последствия для ребенка, он не убежден в том, что органы власти Российской Федерации изучили все возможные решения, учитывая, что заявитель являлся биологическим отцом Д., что он хотел и мог осуществлять уход за ней и что его четверо других детей, братья и сестры Д., находились на его попечении. В частности, в ходе соответствующего производства вообще не рассматривался вопрос о том, будет ли целесообразным воссоединить Д. с ее биологической семьей в обстоятельствах, которые минимизируют любые потенциальные негативные последствия для ребенка (например, путем постепенного восстановления контакта между Д. и ее биологической семьей).

130. Что касается ссылки судов на тот факт, что заявитель не был официально трудоустроен, тогда как Н.С. и С.С. были финансово обеспечены, имели постоянную работу и хорошие жилищные условия, Европейский Суд напоминает, что недостаточно доказать, что ребенок может быть помещен в более благоприятную среду для его воспитания (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "N.P. против Республики Молдова" (N.P. v. Republic of Moldova), § 66). Суды Российской Федерации не конкретизировали свой довод относительно отсутствия у заявителя официального трудоустройства. Таким образом, неясно, полагали ли они, что заявитель не сможет материально обеспечивать свою семью. Европейский Суд не может строить предположения о том, был ли доход заявителя достаточным для обеспечения надлежащего уровня жизни его детей, поскольку в любом случае финансовые трудности заявителя сами по себе не могут считаться достаточным основанием для отказа в удовлетворении его соответствующих требований (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Кочеров и Сергеева против Российской Федерации" (Kocherov and Sergeyeva v. Russia), § 119).

131. С учетом вышеизложенного Европейский Суд приходит к выводу, что органы власти Российской Федерации нарушили свое позитивное обязательство в соответствии со статьей 8 Конвенции, поскольку они не смогли тщательно изучить все значимые факторы и справедливо уравновесить права всех заинтересованных лиц с надлежащим учетом конкретных обстоятельств настоящего дела, что равносильно несоблюдению принципа уважения семейной жизни заявителя.

132. Следовательно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции.

II. Применение статьи 41 Конвенции

133. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

134. Заявитель утверждал, что он испытывал моральные страдания, стресс, чувства безысходности и несправедливости вследствие нарушения его права на уважение его семейной жизни. В связи с этим он требовал выплаты 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

135. Власти Российской Федерации оспорили данное требование как чрезмерное. По их мнению, в настоящем деле не следует присуждать какую-либо компенсацию, поскольку права заявителя не были нарушены.

136. Европейский Суд отмечает, что он установил нарушение права заявителя на уважение его семейной жизни. По мнению Европейского Суда, в связи с этим заявителю был причинен моральный вред, который не может быть компенсирован простым установлением факта нарушения Конвенции. Соответственно, он присуждает заявителю 15 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любые налоги, которые могут быть начислены на указанную сумму.

B. Судебные расходы и издержки

137. Заявитель также требовал выплаты общей суммы в размере 3 200 евро в качестве компенсации судебных расходов и издержек, понесенных в судах Российской Федерации и в Европейском Суде. Он предоставил детализированный счет на оплату судебных расходов и издержек, которые включали в себя сумму в размере 2 700 евро за 22 часа работы его адвоката по подготовке и представлению его дела в Европейском Суде, и 500 евро в качестве административных расходов (почтовые расходы, копирование и международные телефонные звонки), в отношении которых заявитель предоставил счета на общую сумму 72 евро.

138. Власти Российской Федерации оспорили это требование. Они считали, что нельзя было сказать, что указанные расходы и издержки фактически были понесены, поскольку соглашение между заявителем и его представителем предусматривало, что указанная сумма будет выплачена только в том случае, если Европейский Суд установит нарушение прав заявителя. Они также отметили, что заявитель не предоставил документов, подтверждающих его требование о выплате 500 евро.

139. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой доказано, что они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Бузаджи против Республики Молдова" (Buzadji v. Republic of Moldova), жалоба N 23755/07* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2018. N 12 (примеч. редактора).), § 130, ECHR 2016, а также среди недавних примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии" (Merabishvili v. Georgia), жалоба N 72508/13* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2018. N 10 (примеч. редактора).), § 370, ECHR 2017). Расходы на вознаграждение представителя считаются фактически понесенными, если заявитель выплатил такое вознаграждение или обязан выплатить его (см. Постановление Европейского Суда по делу "Жданок против Латвии" (Zdanoka v. Latvia) от 17 июня 2004 г., жалоба N 58278/00, § 122, а также упомянутое выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мерабишвили против Грузии" (Merabishvili v. Georgia), § 372). С учетом находящихся в его распоряжении документов и вышеизложенных критериев Европейский Суд считает разумным присудить заявителю 72 евро в качестве компенсации административных расходов, а также 2 700 евро за вычетом 850 евро, которые уже были выплачены заявителю в рамках оказания правовой помощи в связи с производством в Европейском Суде, а также любые налоги, которые могут быть начислены на указанные суммы, последняя сумма должна быть перечислена непосредственно на банковский счет представителя заявителя.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

140. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Европейский Суд единогласно:

1) объявил жалобу приемлемой для рассмотрения по существу;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции;

3) постановил, что:

(a) власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты:

(i) 15 000 (пятнадцать тысяч) евро, а также любой налог, который может быть начислен на указанную сумму, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 72 (семьдесят два) евро, а также любой налог, который может быть начислен на указанную сумму, в качестве компенсации административных расходов и издержек и 1 850 (одну тысячу восемьсот пятьдесят) евро, а также любой налог, который может быть начислен на указанную сумму, в связи с производством в Европейском Суде; последняя сумма должна быть перечислена непосредственно на банковский счет представителя заявителя;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на указанные выше суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

4) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 5 мая 2020 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Милан Блашко Секретарь Секции Суда

Пауль Лемменс Председатель Палаты Суда