Экстремизм и терроризм. Проблемы разграничения и классификации (В. Устинов, "Российская юстиция", N 5, май 2002 г.)

Экстремизм и терроризм. Проблемы разграничения и классификации

Первым примером международного закрепления дефиниции "экстремизм" (и отграничения его от "терроризма") стала Шанхайская Конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 г. В ней как "экстремизм" расценивается "какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них".

К сожалению, в российском законодательстве не выработано определение экстремизма. Вместе с тем в утвержденной Указом Президента РФ от 10 января 2000 г. Концепции национальной безопасности Российской Федерации особо подчеркивается, что во внутриполитической сфере России приоритеты состоят в "сохранении стабильности конституционного строя, институтов государственной власти, в обеспечении гражданского мира и национального согласия, территориальной целостности, единства правового пространства, правопорядка и в завершении процесса становления демократического общества, а также в нейтрализации причин и условий, способствующих возникновению политического и религиозного экстремизма, этносепаратизма и их последствий, - социальных межэтнических и религиозных конфликтов". Однако до настоящего времени в российском законодательстве должной правовой оценки феномен экстремизма не получил. Не случайно проблема дефиниции терроризма в юридической науке часто увязывается с отсутствием четкого научно обоснованного разграничения экстремизма и терроризма.

Терроризм как разновидность экстремизма

Обособляя терроризм от иных разновидностей экстремизма, Ю. Авдеев предлагает ряд признаков, отражающих его сущность как особого общественно-политического явления (см.: Авдеев Ю.И. Терроризм как социально-политическое явление // Современный терроризм: состояние и перспективы / Под. ред. Е.И. Степанова. М., 2000. С. 41-42), но не отличительных по сравнению с экстремизмом, поскольку экстремизм как социально-политический феномен представляет собой совокупность различных крайних форм политической борьбы, и одной из таких форм является терроризм. Таким образом, здесь речь может идти о соотношении родового и видового понятий. Кроме того, в определении, данном Ю. Авдеевым, очевидный упор делается на тактическую, а не стратегическую сторону терроризма, экстремизм же относится к явлениям стратегического порядка.

А. Жалинский заметил: "Важно выяснить, что мы будем понимать под терроризмом. Российский УК дает очень широкое его понятие. Видимо, следует ограничить понимание терроризма теми случаями, когда в основе соответствующих насильственных действий лежит стремление изменить существующий правопорядок". В связи с этим он предлагает выделять государственный (легальный) и экстремистский терроризм (Терроризм: психологические корни и правовые оценки // Государство и право. 1995. N 4. С. 23).

Однако поскольку само определение терроризма как легального представляется спорным, в данном случае имеет место нечеткое соотношение экстремизма и терроризма, государства и негосударственных субъектов как участников террористической политики (но ни в коем случае не как субъектов преступления). Представляется, что без законодательного разграничения понятий "терроризм" и "экстремизм", в том числе в УК, сложно будет преодолеть существующее расширительное толкование отдельных насильственных актов политической направленности как проявлений терроризма. Тем более что в действующем законодательстве отсутствуют такие ключевые дефиниции, как "политический экстремизм", "общественная организация экстремистской направленности", "деструктивная религиозная организация" и другие юридические понятия, необходимые для активизации и согласованности действий органов власти по противодействию политическому и религиозному экстремизму.

Б. Мартыненко из многочисленных форм экстремизма выделяет экстремизм политический (направленный на уничтожение существующих государственных структур и установление диктатуры "тоталитарного порядка" "левого" или "правого" толка); национальный (защита "своей нации", ее прав и интересов, ее культуры и языка, с отвержением при этом подобных прав для других); националистический (стремление к отделению, обособлению) и религиозный (проявляется в нетерпимости к представителям различных конфессий либо жестоком противоборстве в рамках одной конфессии) (Мартыненко Б.К. Теоретико-правовые вопросы политического терроризма (на примере России конца 80-х - 90-х годов ХХ века). Автореф. на соискание ученой степени канд. юрид. наук. Ростов-на-Дону, 1999. С. 30-31).

Классификация терроризма

К проблеме разграничения терроризма и экстремизма непосредственное отношение имеют трудности с классификацией терроризма.

В юридической литературе наиболее обширную его классификацию предлагают В. Замковой и М. Ильчиков. По принципу дихотомии они выделяют парные варианты террора: революционный и контрреволюционный, субверсивный и репрессивный, физический и духовный, "селективный" и "слепой", а также "провокационный", "превентивный", военный и криминальный (Замковой В.И., Ильчиков М.З. Терроризм - глобальная проблема современности. М.: Институт международного права и экономики, 1996. С. 8-51).

Кроме того, исследователи указывают следующие виды терроризма: политический, уголовный, националистический, воздушный, международный, идеологический, этнический, религиозный, индивидуальный, государственный, националистический, военный, корыстный, криминальный и идеалистический.

Г. Миньковский и В. Ревин, ссылаясь на международно-правовые документы и зарубежные нормативные акты, предлагают классифицировать терроризм на "государственный терроризм (организуемый или поддерживаемый одним государством против другого), международный, системный внутригосударственный, иной внутригосударственный, религиозный, точечный. Можно привести и такие разновидности, как терроризм в форме мятежа (захвата территории), массовых беспорядков, диверсий, захвата заложников" (Миньковский Г.М., Ревин В.П. Характеристика терроризма и некоторые направления повышения эффективности борьбы с ним // Государство и право. 1997. N 8. С. 85).

Французский исследователь терроризма Лоран Диспо предлагает выделять оппозиционный правый терроризм, государственный левый, государственный правый, оппозиционный левый (Dispot L. La machine a terreur. P., Edition Grasset, 1978. P. 57 ). Кроме того, он включает в эту схему еще одну разновидность терроризма - национально-освободительные движения.

Обилие классификаций приводит к тому, что часто в одном ряду оказываются несопоставимые понятия. А в силу многообразия природы терроризма по различным основаниям можно выделить его огромное количество. Однако во многом это обилие отражает не специфические черты терроризма как социально-политического явления или же только ему присущие криминологические особенности, а свойства, общие для многих других явлений общественной жизни. Большинство предлагаемых определений связано с различными характеристиками терроризма по идейному мотиву, т.е. отражает черты единые как для экстремизма, так и для терроризма (в качестве одной из тактик экстремизма). Почти ничего нового в понимание сути терроризма и специфики методов противодействия ему они не привносят.

Другая часто допускаемая классификаторами ошибка - недостаточное отграничение терроризма как формы насильственного разрешения конфликта, в результате чего ему приписываются основополагающие характеристики других форм насилия, в том числе легитимных. Так, Е. Ляхов и А. Попов кроме терроризма государственного и индивидуального выделяют еще по парному принципу военный и "мирный" (совершаемый в мирное время), революционный и контрреволюционный, освободительный и репрессивный, политический и общеуголовный (Ляхов Е.Г., Попов А.В. Терроризм: национальный, региональный и международный контроль. Ростов-на-Дону, 1999. С. 71).

Обращение к социально-политической составляющей терроризма вряд ли эффективно для классификации, тем более что оно отражает причинно-целевой комплекс, который, конечно, очень важно учитывать для ликвидации условий, способствующих возникновению и интенсификации терроризма. Вместе с тем, с одной стороны, как не раз подчеркивалось на международном уровне, ни одна из причин терроризма не может служить оправданием его криминальной сущности. С другой стороны, разделение терроризма по идеологическому признаку позволяет применять разные стандарты к оценке по сути равно преступных деяний, что происходит прежде всего в силу проблем разграничения легитимных и нелегитимных форм.

Определенную трудность для классификации терроризма представляет собой вопрос соотношения политической и криминальной составляющей терроризма. При этом сложно не согласиться с высказывавшимся в литературе мнением о том, что криминологическая классификация видов и форм терроризма по определению не может быть единственной и окончательной, носить абсолютный характер, поскольку это предопределяется, во-первых, многогранностью самого явления - терроризма, что с неизбежностью предполагает наличие большого числа критериев для его классификации (по целям, мотивам, составу участников, способу совершения преступных акций, источникам финансирования и т.д.), во-вторых, разнообразием национальных его форм (например, терроризм европейский отличается от своего ближневосточного аналога) и, в-третьих, динамизмом, постоянной изменчивостью терроризма во времени (так, терроризм прошлого века отличается от его современных форм, хотя, несомненно, имеет и много общего). За основу классификации современного российского терроризма предлагается взять ценностно-целевой (идейный) критерий и выделить на его основе терроризм идейный, терроризм одиночек (включая лиц с психическими аномалиями) и так называемый криминальный терроризм. Однако, как уже указывалось, здесь наблюдается попытка расчленить черты терроризма, которые в своей совокупности и определяют его сущность (идеологическую направленность и криминальные последствия террористических действий). Причем в данном случае происходит смешение субъектных и субъективных криминологических характеристик (в субъекты преступления включаются в том числе и лица с психическими аномалиями, что само по себе, как правило, исключает обязательный умысел и, как следствие, собственно квалификацию деяния как терроризма).

Зачастую исследователи, отталкиваясь от субъективного признака, прибегают к подмене "террора" "терроризмом", что является неправомерным. Более последовательно (с криминологической точки зрения) к разграничению террористических актов по субъектному признаку подходит Т. Бояр-Созонович, который, считая "целесообразным максимально упростить основную схему" ( Бояр-Созонович Т.С. Проблемы классификации современного терроризма. Университет дружбы народов им. Патриса Лумумбы. М., 1989. С.11), выделяет в терроризме три основных вида: государственный - террористические акции, осуществляемые государством или при поддержке государства; групповой (или организованный) - террористические акции, осуществляемые группами или организациями частных лиц, не пользующимися поддержкой государства; стихийный (индивидуальный) - террористические акции, осуществляемые частными лицами.

Однако в данном случае происходит подмена оснований классификации: если во втором и третьем случае речь идет именно о терроризме как преступлении, то в первом - о терроризме как форме политической борьбы, и необходимо исходить из того, что современное международное право не рассматривает государство в качестве субъекта преступления.

Классификация и проблемы криминализации

Многообразие классификаций не только мало дает для понимания сущности терроризма, но и затрудняет как достижение консенсуса по вопросу международного согласованного определения терроризма, так и выработку единых стандартов по противодействию ему. Именно поэтому столь важно определение места терроризма в системе координат насилия вообще.

Ситуация, при которой из терроризма пытаются выделить как самостоятельные формы политическую и криминальную составляющие, в значительной степени вызвана тем, что, как и в случае с экстремизмом, происходит смешение понятий.

Само насилие может выражаться как в форме политической борьбы, так и сугубо криминальной деятельности, при этом перечисленные формы не являются выведенными из единого основания, поэтому не могут быть сравнимыми и тем более противопоставляемыми понятиями. Однако, в нарушение законов логики, терроризм, как форму политически мотивированного насилия, обычно делят на политический и криминальный. Некоторые даже отличают подвиды криминального терроризма (мафиозный, гангстерский, бандитский, уголовный и пр.).

По мнению же Ю. Антоняна, террористы вообще должны быть отграничены от остальных уголовных преступников: "Конечно, терроризм уголовно наказуем, и в этом смысле террористы - по терминологии С.А. Эфирова - уголовники, но все же по существу это очень разные вещи" (Терроризм: психологические корни и правовые оценки // Государство и право. 1995. N 4. С. 22).

Боле правильной представляется точка зрения В. Емельянова, считающего "неточными классификации терроризма, когда наряду с "государственным", политическим, религиозным и т.д. терроризмом выделяется еще и уголовный терроризм, поскольку всякий терроризм - уголовный и никакого неуголовного терроризма не существует, но сам уголовный терроризм может иметь подразделения по мотивации (политическая, религиозная, экономическая и т.п.) и по субъекту преступления (совершенный гражданином своей страны или иностранцем, лицом, не обладающим какими-либо полномочиями, либо представителем каких-то государственных структур) (Емельянов В.П. Терроризм и преступления террористической направленности. Харьков, 1997. С. 65).

Понимание терроризма именно как традиционного преступления, обладающего лишь специфическими криминологическими особенностями, исключительно важно прежде всего для целей эффективного сотрудничества по вопросам уголовного правосудия. В частности, выделение терроризма и преступлений террористической направленности в группу "политических" преступлений (в силу идеологической составляющей терроризма как явления общественно-политической жизни) заведомо создает препятствия в таких вопросах, как выдача, а также взаимная правовая помощь по уголовным делам.

Как было заявлено в процессе работы над Конвенцией Организации американских государств по борьбе с терроризмом, "терроризм - это акты, которые сами по себе могут быть классическими формами преступления (убийство, поджог, использование взрывчатки), но отличаются от классических уголовных актов тем, что они осуществляются с умыслом вызвать панику, беспорядок и террор в организованном обществе, для того чтобы разрушить социальную дисциплину, парализовать силы реакции общества, повысить боль и страдание сообщества" (Inter-American Juridical Committee, Statement of Reasons for the Draft Convention on Terrorism and Kidnapping Doc. CP/doc. 54170).

Именно по причине присущего им характера повышенной общественной опасности террористические акты не могут считаться политическими преступлениями. Заведомая нелегитимность имманентного терроризму насилия ставит его вне рамок правомерных средств политической борьбы и в силу этого никакие ссылки на политическую природу данного насилия не могут служить ему оправданием.

В проблеме разногласий государств по вопросу дефиниции терроризма определяющим фактором является различие в идеологических подходах - какие режимы считать прогрессивными (демократическими), а какие - репрессивными, т.е. в отношении каких борьба и насилие будут справедливыми и отчасти легитимными, а в отношении каких - преступными. Но в том-то и дело, что здесь изначально наблюдается диспропорция возможностей. Государству отказано в праве защищать себя. Права группы или организации, ведущей борьбу, оказываются неоправданно приоритетными, поскольку формы ответа со стороны государства резко ограничены как международным, так и внутренним правом, а в отношении лиц, осуществляющих насилие, таких ограничений не существует. По крайней мере, для террористов. Однако уже сейчас международное право позволяет достаточно эффективно контролировать действия государства, которые прямо или косвенно могли стать причиной всплеска насилия, воздействовать на такие действия или же предпринимать ответные (превентивные или карательные) меры в отношении государств, не соблюдающих общепризнанные международные принципы. Таким образом, международное сообщество выступает арбитром, но только по отношению к государству. Однако насилие, выходящее за установленные международным правом нормы поведения и стандарты разрешения социальных конфликтов, является преступным и потому заслуживает жесткой реакции со стороны государства. Тем более что само государство, в случае избыточного (прежде всего, с точки зрения международного гуманитарного права и прав человека) ответа на действия террористов, может быть подвергнуто международному воздействию и принуждено в своих действиях придерживаться установленных стандартов.

Что касается проблемы классификации терроризма, представляется наименее спорным и наиболее эффективным с прикладной точки зрения деление терроризма на международный (в том числе транснациональный) и внутренний, поскольку на основе данного деления возможна экстраполяция стандартов, применяемых в отношении преступлений международного характера на акты терроризма, носящие международный характер, а преступлений против мира и безопасности человечества - на террористические акты внутренней направленности.

В. Устинов,

Генеральный прокурор Российской Федерации,

заслуженный юрист РФ

"Российская юстиция", N 5, май 2002 г.