Что такое объекты гражданских прав, или "феномен кубка Кремля" (В.А. Лапач, "Законодательство", N 5, май 2002 г.)

Что такое объекты гражданских прав,
или "феномен кубка Кремля"

Проблемы объектов гражданских прав занимают одно из центральных мест в теории и практике гражданско-правового регулирования имущественных и неимущественных отношений современного российского общества. Гражданское законодательство так или иначе имеет дело с материальными и нематериальными благами, их статикой и динамикой. Без названных благ существование данной отрасли законодательства теряет всякий смысл. Являясь базисом, на котором основываются фактические и регулирующие их правовые отношения, имущественные и неимущественные блага имеют свои существенные особенности, которые не может не учитывать законодатель. Эти характеристики влияют в дальнейшем на весь механизм правового регулирования, в котором задействованы те или иные конкретные блага. Что же следует понимать под объектами гражданских прав?

Прежде всего отметим, что в стремлении понять сущность "объектов гражданских прав" отраслевая юридическая наука сталкивается в основном с теми же проблемами, которые стоят и перед общей теорией права, причем данные этой последней науки свободно экстраполируются на науку гражданского права, и (в известной степени) наоборот. Более того, как утверждал Г.Ф. Шершеневич, учение о юридическом отношении всецело разрабатывалось цивилистами, вследствие чего частно-правовое отношение принимается за юридическое отношение вообще, хотя это обобщение не соответствует действительности.

При анализе понятия "объект" на философском уровне оно предстает как часть материального и духовного мира, на которую направлена познавательная и преобразующая деятельность субъекта*(1). В данной трактовке объектом становится часть мира, которая используется субъектом в познавательном и практически-прикладном плане. Но для права в процессе его реализации важна практически-прикладная сторона деятельности субъекта; познавательная его активность важна здесь лишь в той мере, в какой она позволяет понять положение объекта в механизме правового регулирования.

Нередко под объектом понимают те общественные отношения, которые подвергаются регулирующему воздействию норм гражданского права. Или, как еще говорят, это объект права в объективном смысле*(2). Действительно, нормы права воздействуют на регулируемые отношения, и это воздействие имеет практический характер. Однако в теории права такие отношения обычно рассматриваются не в качестве объекта права, а в качестве предмета правового регулирования.

Наибольшие сложности состоят в понимании того, как в действительности соотносятся понятия "объекты гражданских прав" и "объекты гражданских правоотношений". Весьма распространено суждение о том, что теоретические положения, касающиеся объектов гражданских правоотношений, относятся и к объектам гражданских прав. При таком понимании объект гражданского права и объект гражданского правоотношения - это практически одно и то же. Пожалуй, наиболее последовательно данную точку зрения в настоящее время отстаивает профессор Е.А. Суханов. По мнению этого ученого, объектом правового регулирования может быть только поведение людей (их деятельность), а не сами по себе явления окружающей действительности, например, вещи или результаты творческой деятельности. Поэтому считается, что именно оно (поведение) и составляет объект гражданских правоотношений, тогда как вещи и иные материальные и нематериальные блага, в свою очередь, составляют объект (или предмет) соответствующего поведения участников (субъектов) правоотношений. На этом основываются традиционные попытки разграничения понятий "объект гражданского правоотношения" и "объект гражданских прав" (под которым понимаются материальные или нематериальные блага). Однако, как утверждает Е.А. Суханов, такие блага становятся объектами не только прав, но и обязанностей, которые в совокупности как раз и составляют содержание правоотношений. Таким образом, категория объекта гражданских прав совпадает с понятием объекта гражданских правоотношений (либо понятие объекта гражданских прав следует признать условным и весьма неточным).

В действительности поведение участников правоотношений невозможно рассматривать изолированно от тех объектов, по поводу которых оно осуществляется, ибо такое поведение никогда не является беспредметным и бесцельным. Смысл категории объектов гражданских правоотношений (объектов гражданских прав) заключается в установлении для них определенного гражданско-правового режима, т.е. возможности или невозможности совершения с ними определенных действий (сделок), влекущих известный юридический (гражданско-правовой) результат. Ясно, что такой режим устанавливается не для различных благ, а для людей, совершающих по поводу этих благ различные юридически значимые действия. В силу этого Е.А. Суханов полагает возможным признать объектом гражданских правоотношений (или объектом гражданских прав) правовой режим разнообразных благ, а не сами эти блага. Ведь именно этим, а не своими физическими свойствами, отличаются друг от друга различные объекты гражданского оборота, и именно эта их сторона имеет значение для гражданского права*(3).

По поводу представленной позиции следует прежде всего отметить, что в нормах действующего гражданского законодательства России термин "объекты гражданских прав" употребляется только во множественном числе, и эта грамматическая особенность закона представляется отнюдь не случайной. Законодатель избегает единственного числа, поскольку соответствующее понятие призвано отображать весь спектр внеюридических реалий, по поводу которых в ст.128 ГК РФ образованы абстракции отождествления: имущество, вещи, деньги, ценные бумаги, имущественные права и т.д. Только данные обобщения в их лексическом выражении могут иметь единственное число, за исключением pluraliatantum, т.е. терминов, имеющих в современном языке лишь множественное число (деньги).

Это небольшое филологическое наблюдение, на наш взгляд, поможет нам понять, какой смысл законодатель вкладывает в соответствующие термины. "Объекты гражданских прав" оттого лишены единственного числа, что они подразумеваются законодателем как некий правовой континуум, представленный идеей о системе имущественных и социальных благ, составляющих экономическую и духовную основу существования человека и общества. Эта идея-абстракция, однако, содержит в себе обобщение сущностных черт не наличных внеюридических реалий (благ), а отображающих их изолирующих абстракций и абстракций отождествления.

Конечно, все познавательные абстракции, относящиеся к соответствующим благам, содержат определенную степень обобщения их сущностных свойств и качеств, но уровень общности явлений в них воспроизводится по-разному. На каждом уровне обобщения выявляются основные черты, свойства, качества отдельных явлений, которые характеризуют их общую сущность. В этом плане и абстракция "объектов гражданских прав", конечно, воспроизводит единство многообразных правовых феноменов (видов объектов) и, в "снятом" виде, общность реально существующих материальных и духовных благ. Но то общее, что заключено в идее "объектов гражданских прав", воплощает только закономерные свойства, связи и отношения правовых явлений, представляющих отдельные виды объектов. С этой точки зрения, категория "объектов гражданских прав" характеризуется как всеобщее, т.е. высший, универсальный уровень сходства или общности свойств, связей и отношений отдельных видов объектов гражданских прав. Как отмечает Д.А. Керимов, "общее в праве отличается от отдельных проявлений права тем, что вбирает в себя только существенное содержание отдельных правовых явлений. Если правовое содержание в отдельном его проявлении непосредственно сливается со своей формой существования, то в правовом общем она отделяется от формы своего конкретного существования, обретает новую форму, объединяя и организуя уже синтезированное содержание отдельных правовых проявлений. И в этом качестве общее доминирует, господствует, властвует над отдельным правовым явлением"*(4).

В российском гражданском законодательстве нет ни одной нормы, которая могла бы вызвать к жизни то или иное субъективное право либо правоотношение по поводу объекта гражданских прав в "чистом" виде; любые права абсолютного типа и правоотношения возникают только по поводу отдельных проявлений категориального понятия объектов гражданских прав. С другой же стороны, в реальной жизни нет ни одного предмета материальной или духовной природы, который мог бы непосредственно входить в объем понятия "объектов гражданских прав", минуя обобщения меньшей степени, образующие абстракции вещей, денег и т.п. Эти абстракции, в свою очередь, образованы отождествлением существенных признаков и свойств иных гносеологических продуктов - изолирующих абстракций, отображающих отдельные существенные свойства реальных феноменов: жилой дом, дерево, телефон, зерно (вещи); банкноты, монеты, записи на банковских счетах (деньги); векселя, акции, облигации (ценные бумаги); требование уплаты долга, истребование неосновательного обогащения (имущественное право). В некоторых случаях даже такая (минимальная) степень обобщения оказывается избыточной для оптимального правового регулирования общественных отношений, вследствие чего в установленных случаях законодатель требует предельной конкретизации материального объекта соответствующего правоотношения (например, установлением легального объема индивидуализирующих признаков предмета сделки и указанием цены по договорам купли-продажи и аренды недвижимости). Все названные абстракции, за исключением высшей из них, подразделяют правовой объектный континуум на более или менее значительные дискретные участки и их фрагменты. Таким образом осуществляется диалектически сложное взаимодействие выработанных в праве обобщений как категорий единичного, отдельного, особенного и общего. В связи с этим мы полагаем, что более точной была бы постановка вопроса не о соотношении объекта права и объекта правоотношения, а о том, каковы действительные взаимосвязи между проявлениями объектов гражданских прав (как отдельных видов объектов) и объектами правовых отношений.

Другая из существующих в науке концепций исходит из того, что поведение субъектов гражданского правоотношения в процессе их взаимодействия между собой образует содержание правоотношения, тогда как поведение, направленное на материальное или нематериальное благо, составляет объект правоотношения*(5). В рамках данных построений, как несложно заметить, вопрос о природе объектов гражданских прав и связи их с объектами правоотношений не обсуждается, объекты рассматриваются лишь в качестве цели поведения взаимодействующих субъектов. Однако такое понимание объектов прав возможно лишь применительно к обязательственным правоотношениям (и то не ко всем) и вовсе не распространяется на статику гражданско-правовых общественных отношений и субъективные гражданские права абсолютного типа, когда правовой интерес реализуется без посредства обязанного лица.

Несколько иной подход к пониманию объектов гражданских прав предлагает Т.Л. Левшина, полагающая, что под таковыми гражданское законодательство понимает благо материальное (вещь, результат работы или услуги) или нематериальное (информацию, результаты интеллектуальной деятельности или нематериальные блага и личные неимущественные права, указанные в ст.150 ГК РФ), на которое направлено принадлежащее субъекту право. Так, правомочия собственника по владению, пользованию и распоряжению имеют своим объектом принадлежащее данному лицу имущество, так как направлены на это имущество. Объектом прав заказчика по договору строительного подряда являются действия подрядчика по возведению здания или сооружения и материальный результат названных действий*(6). Эта точка зрения интересна тем, что, в отличие от многих иных, связывает понимание объекта гражданских прав не только с динамическими моментами оборота благ, но и со статическими правовыми состояниями. Следовательно, при данном подходе уже невозможна постановка вопроса об идентичности объектов гражданских прав и поведения обязанного лица (как объекта правоотношения), поскольку само обязанное лицо вне обязательственных отношений не существует (если, конечно, не иметь в виду, что и субъект абсолютного права может нести обязанности общего характера). Однако и здесь никаких корреляций между объектами гражданских прав и объектами правоотношений автор не усматривает.

Весьма сложной и местами внутренне противоречивой выглядит концепция В.А. Витушко*(7). Он, отталкиваясь от соотносимости понятия объекта с интересами субъектов правоотношений, проводит первоначально традиционное деление объектов на следующие группы:

а) объекты вещных правоотношений: имущество, вещи, деньги, ценные бумаги;

б) объекты обязательственных правоотношений: работы и услуги, имеющие родовые обозначения как действия;

в) объекты права интеллектуальной собственности: результаты интеллектуальной деятельности и средства их индивидуализации;

г) нематериальные блага, признаваемые объектами личных неимущественных прав;

д) информацию.

С этой привычной классификацией диссонирует неожиданное утверждение В.А. Витушко о том, что к объектам (некоммерческого оборота) относятся части человеческого тела, а также личность человека (например, в браке взаимный интерес супругов основан на личных качествах партнера)*(8). Столь же нетривиально заявление этого автора о том, что понятие объекта при обычном его рассмотрении в гражданском праве, в отличие от общенаучной методологии, включает только его пассивный образ. Объект не отождествляется с субъектом. "Между тем современные тенденции развития гражданского права позволяют использовать понятие объекта в общенаучном понимании, т.е. как лицо действующее, определяющее содержание правоотношения. Например, вещи, представляющие особую социальную значимость, как-то: культурные ценности, редкие породы животных и другие - вынуждают человека творить право и действовать в интересах этих безмолвных и безвольных объектов, а не физических и иных лиц"*(9).

Данная позиция не выдерживает критики. С точки зрения общеправовой теории, в таких ситуациях следует говорить о реализации в нормах права общезначимых, общецивилизационных моральных и нравственных постулатов и ценностей. Воплощенные в объективном праве, эти положения, подкрепленные силой государства, направлены в конечном счете к прогрессу морального состояния общества. Если же исходить из того, что целью правового регулирования в таких случаях будет лишь обеспечение сохранения редких пород животных или культурных ценностей как таковых, то следует говорить не о праве как важнейшем регуляторе социального поведения, а об общественной потребности в конкретных технических нормах (биотехнологических, строительных и иных). Эти положения представляются столь аксиоматичными, что нет необходимости останавливаться на них подробнее. Спорными и не всегда ясными в изложении названного автора выглядят утверждения о бесконечности числа, видов, типов объектов гражданских прав; внутреннем единстве их противоположностей, например, имущества и личных благ. Не встречают понимания и несколько бессистемные рассуждения о "многомерности объектов гражданских прав", каковая на поверку оказывается разной направленностью интересов сторон обязательства. Никак не обосновывается предлагаемая новая типизация объектов гражданских прав, включающая, например, товар, бюджет, доходы, документы, разрешения (?!) и т.п.

Но наряду с отмеченными небесспорными соображениями В.А. Витушко высказывает и действительно интересную, на наш взгляд, идею о том, что всякому объективному и субъективному гражданскому праву присущ и соответствует свой объект: "Это означает индивидуальную характеристику содержания и качества объекта гражданского права. Объект объективного права имеет более обобщенные родовые качества и характеристики"*(10). В литературе словосочетание "объект объективного права" практически не употребляется, однако это не означает, что такая постановка вопроса невозможна. Действительно, вряд ли имеет смысл не учитывать то обстоятельство, что объектом субъективного права может быть лишь такое явление, понятие о котором закреплено или признано позитивным правом в качестве объекта в соответствующей правовой системе. Так, статьи 18 и 209 ГК РФ устанавливают общую возможность гражданина иметь имущество на праве собственности, а также владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом. В данном случае имущество (во всех его возможных проявлениях, описанных ст.128 ГК РФ, - вещи, деньги, ценные бумаги, имущественные права) выступает в качестве объекта именно объективного права. Иными словами, что не признано или не допущено системой права в качестве возможного объекта субъективного права, то не может выступать и в качестве материального объекта конкретного субъективного права либо правоотношения. В этом проявляется селективный характер правового сознания, целенаправленно отбирающего из всего многообразия общественной практики только те объектные реалии, закрепление которых в праве в каждый данный момент имеет наиболее существенное значение для обеспечения соблюдения интересов общества, его членов, государства и, в конечном счете, гарантирования правопорядка. Если какое-либо реально существующее благо, ценность не признаны как таковые в системе объективного права, то по их поводу, как правило, не возникают и субъективные права.

Приведем следующий пример. Известно, что крупнейшие регулярно проводимые спортивные соревнования принадлежат определенным "собственникам", т.е. лицам или фирмам, которые обладают правами на организацию и проведение этих соревнований. Не секрет также, что такие права периодически переходят из рук в руки, и небезвозмездно. Например, идея и право на проведение теннисного турнира "Кубок Кремля" первоначально принадлежали швейцарскому бизнесмену Сассону Какшури и американскому адвокату Юджину Скотту. Турнир такого класса - это не только спортивное состязание, но и целый комплекс сопутствующих деловых, культурных, развлекательных программ и, что весьма существенно, крупное инвестиционное мероприятие. В 1995 г. российский Национальный фонд спорта выкупил у Какшури права на соревнование, а в 1997 г. безвозмездно уступил право на турнир Всероссийской теннисной ассоциации (ВТА), которая впоследствии передала эти права в управление закрытому акционерному обществу "Кубок Кремля", которое было создано в том же году с участием ВТА, правительства Москвы, Олимпийского комитета России, а также С. Какшури и Ю. Скотта*(11). Судя по всему, движение прав на турнир на этом не закончилось, ибо интерес к этому предмету проявили, например, известный теннисист Е. Кафельников, предложивший выкупить права на него, а также Олимпийский комитет Китая, желающий получить временное право на турнир в связи с тем, что Китай будет принимать Олимпийские игры 2008 г., но собственных теннисных соревнований такого класса не имеет.

Итак, уже определенное время (с 1990 г.) существует некое благо, условно именуемое "правом на турнир", которое не может быть однозначно квалифицировано в качестве одного из известных современному российскому законодательству объектов гражданских прав. Ни Гражданский кодекс РФ, ни Федеральный закон от 29 апреля 1999 г. N 80-ФЗ "О физической культуре и спорте в Российской Федерации" не содержат прямых указаний на возможность признания и защиты таких прав. Тем не менее, эти права обращаются, являются предметом возмездных и безвозмездных сделок, в том числе и таких экзотических, как "временное пользование правами", своеобразная "аренда прав". Следовательно, в гражданском обороте появилась новая объектная реалия, не отраженная в законодательстве и поэтому не имеющая, на наш взгляд, правовой защиты. Конечно, отдельные составляющие этого права могут быть выделены в качестве признаваемых законом объектов, например, возможна регистрация знака обслуживания, но ведь понятно, что защита элементов права не дает комплексной защиты права в целом. В связи с этим возникает немаловажный с практической точки зрения вопрос о допустимости применения к такого рода случаям аналогии права или аналогии закона. Своевременность освещения данной проблемы видится, в частности, в том, что даже в тех редких случаях, когда в литературе обращается внимание на применимость аналогий, как правило, отбрасываются содержательные моменты, ограничивающие возможности урегулирования гражданских отношений по аналогии. Например, в одной из недавно появившихся работ утверждается: "Применение аналогии закона не может быть "пронумеровано" или каким-то образом "классифицировано" и ограничено вследствие неизмеримого числа общественных отношений, которые иногда не вписываются в рамки правовых норм"*(12). Однако ссылка на массовость общественных отношений, к которым применима аналогия, вряд ли может рассматриваться в качестве разумного объяснения причин отказа от попыток классификации либо ограничения аналогии. В целях предпринятого нами анализа представляется важным принять во внимание следующие соображения.

Согласно ст.6 ГК РФ, в случаях, когда предусмотренные п.1, 2 ст.2 ГК РФ отношения прямо не урегулированы законодательством или соглашением сторон и отсутствует применимый к ним обычай делового оборота, к таким отношениям, если это не противоречит их существу, применяется гражданское законодательство, регулирующее сходные отношения (аналогия закона). При невозможности использования аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости. Поскольку данная норма распространяет свое действие на все отношения, входящие в предмет гражданско-правового регулирования и защиты, необходимо прибегнуть хотя бы к краткому анализу последних (разумеется, только в интересующем нас аспекте).

Гражданское законодательство, как указано в п.1 ст.2 ГК РФ, определяет правовое положение участников гражданского оборота, основания возникновения и порядок осуществления права собственности и других вещных прав, исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности), регулирует договорные и иные обязательства, а также другие имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, основанные на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности их участников.

Гражданское законодательство регулирует отношения между лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность, или с их участием, исходя из того, что предпринимательской является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке.

Неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага защищаются гражданским законодательством, если иное не вытекает из существа этих нематериальных благ (п.2 ст.2 ГК РФ).

Приведенные положения закона указывают на то, что гражданское законодательство определяет, среди прочего, основания возникновения и порядок осуществления права собственности и других вещных прав, а также регулирует договорные и иные обязательства, а также другие имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, основанные на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности их участников. Исходя из грамматического и логического толкования данной нормы, можно сделать вывод о том, что законодатель устанавливает определенную последовательность правовых воздействий на общественные отношения: вначале определяются основания возникновения и порядок осуществления указанных в законе субъективных прав и лишь затем осуществляется регулирование обязательственных и иных отношений. Обратная последовательность вряд ли возможна, поскольку регулирование отношений с неопределенными базовыми параметрами хотя в принципе и возможно, однако является крайне неэффективным и не обеспечивает упорядочения общественных отношений.

Основания возникновения гражданских прав и обязанностей, приведенные в ст.8 ГК РФ, весьма многообразны, но среди них отсутствуют прямые указания на объектные предпосылки возникновения соответствующих прав. Тем не менее, такой общей предпосылкой можно считать положения ст.128 ГК РФ об объектах гражданских прав: к объектам гражданских прав относятся вещи, включая деньги и ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права; работы и услуги; информация; результаты интеллектуальной деятельности, в том числе исключительные права на них (интеллектуальная собственность); нематериальные блага. Статья 209 ГК РФ говорит о том, что собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом. Кроме того, следует учитывать определение сущности обязательства по ст.307 ГК РФ: в силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие, как-то: передать имущество, выполнить работу, уплатить деньги и т.п. - либо воздержаться от определенного действия, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности. Нормы глав 6-8 ГК РФ содержат, на наш взгляд, исчерпывающие объектные предпосылки возникновения гражданских прав и обязанностей. Это означает, что за исключением видов объектов гражданских прав, прямо указанных в гражданском законодательстве, никакие иные внеюридические реалии не могут функционировать в качестве таковых. Данное соображение, полагаем, позволяет критически отнестись к возможности применения аналогии (как аналогии закона, так и аналогии права) в отношении распространения режима легализованных объектов на феномены, не признаваемые принципиально или не признанные до поры в качестве объектов.

Рассматривая пределы применимости аналогии в юрисдикционной деятельности, Е.Н. Трубецкой заметил, что по аналогии не могут применяться те законы, которые устанавливают исключительный порядок*(13). Для гражданского права это соображение имеет принципиальное значение, поскольку исходные статутные его положения о лицах и об объектах прав являются именно исключительными. Эта исключительность имеет внутреннее и внешнее проявления. С внутренней стороны, все понятия о субъектах и объектах прав представляют собой дискретные концептуальные единства или классы не пересекающихся друг с другом множеств. С внешней же стороны, эти классы множеств являются изолированными, закрытыми для проникновения в них иных феноменов, не имеющих общих существенных признаков с закрепленными в нормах права. Только в случаях, указанных в самом законе, допускается весьма ограниченное и ситуационно обусловленное распространение элементов правового режима, установленного в норме для субъектов и объектов одного вида, на субъекты и объекты другого вида. Так, к предпринимательской деятельности граждан, осуществляемой без образования юридического лица, применяются правила, которые регулируют деятельность юридических лиц, являющихся коммерческими организациями (п.3 ст.23 ГК РФ). Участие публично-правовых образований в отношениях, регулируемых гражданским правом, приравнено к участию в таких отношениях юридических лиц (п.2 ст.124 ГК РФ). Действие норм о купле-продаже вещей (товаров) распространено также на ценные бумаги, валютные ценности, имущественные права (п.2, 4 ст.454 ГК РФ). Эти обоснованные изъятия из принципа исключительности, во-первых, являются единичными и, во-вторых, не могут рассматриваться как собственно аналогия, ибо прямо и непосредственно предусмотрены самим законодателем. За этими пределами нет места для применения аналогии в отношении объектов и субъектов прав.

Утверждая подобное, автор отчетливо осознает, насколько его мнение уязвимо для упрека в нормативистском истолковании права вследствие "доминирования, условно говоря, глобально-абстрактного мышления (во многом обусловленного гегелевско-марксовой методологией), когда окружающая нас действительность оказывается заселенной в основном абстрактными монстрами - властью, нормами, собственностью, классами и т.д."*(14). Но что же делать, если в иных случаях без этих "абстрактных монстров" утрачивается "исходное и основное в праве (обеспечение твердости, определенности, гарантированности решения жизненных ситуаций, иные требования цивилизации, обусловливающие необходимость позитивного права)"*(15)?

Предлагаемый нами подход на самом деле далеко отстоит от соображений догматического, формально-юридического и нормативистского правопонимания. Ведь действительная необходимость в признании и защите такого рода благ существует, и не только в очерченной сфере. Право же объективно не готово к регулированию таких ситуаций. Для экономической жизни России именно на современном этапе ее развития в высшей степени характерно появление новых видов включаемых в гражданский оборот благ, ценностей, которые ранее не признавались и не охранялись законом. На появление таких реалий право реагировало достаточно оперативно, вследствие чего легальный правовой статус приобретали самые разные виды объектов: предприятия, кондоминиумы, жилые помещения и квартиры, земельные участки, селекционные достижения, алгоритмы и программы, топологии интегральных микросхем и др. Степень обобщения существенных признаков конкретных жизненных феноменов в правовых абстракциях, представляющих отдельные проявления объектов гражданских прав, вполне достаточна для того, чтобы вновь возникающие явления могли быть подведены под тот или иной класс легализованных объектов: вещей, исключительных прав и др. В некоторых случаях законодатель стоит перед проблемой выбора класса (вида) объектов, адекватного сущности блага, подлежащего защите. Так, алгоритмы и программы для ЭВМ являются в России объектами авторского права, тогда как в других странах они могут иметь и иной правовой режим, например, рассматриваться как объекты патентно-правовой охраны.

Рассмотренный пример с турниром "Кубок Кремля" показателен в том плане, что соответствующие "права" на него, фактически признаваемые некоторыми участниками рыночного оборота, не имеют юридического признания и защиты именно в силу того, что их объем и содержание никоим образом не определены и не формализованы, принадлежность их к "вещам" или "имущественным правам" (равно как и к любым иным видам объектов) не подтверждена. В подобных условиях "непризнанные права" существуют лишь в той степени, в какой их наличие и нерушимость не подвергаются сомнению и не оспариваются контрагентами.

Следует отметить, что уже в литературе начала XIX в. была выявлена проблема существования так называемых вымышленных, или воображаемых, прав (в приложении к правам вещного характера). Так, Готтлиб Хуфеланд в исследовании "Новое изложение правового учения о владении" (1815 г.) очень точно заметил: "Право никогда не воспринимается органами чувств непосредственно, но только через его осуществление, только благодаря тому, что оно реализуется. Именно осуществление права позволяет сделать вывод о существовании последнего; однако такое умозаключение не всегда истинно. Ведь управомоченное лицо может само осуществлять право, но может и отказаться от его осуществления; еще более важно, что лицо совершенно неуправомоченное, лицо, которому в действительности право не принадлежит, может вести себя таким образом, как если бы оно таким правом обладало, может осуществлять право, не имея его. Но во всех случаях об осуществлении права можно вести речь, только если оно может или даже должно быть признано другими лицами"*(16).

Несколько позже Эдуард Гельдер в своем примечательном труде "Об объективном и субъективном праве" (1893 г.), уделив особое внимание взаимодействию индивида и правового сообщества, попытался показать, что правовые отношения индивида как члена сообщества являются составными частями одного всеобщего правового отношения, объемлющего всех членов сообщества. При этом, в понимании Гельдера, конкретное содержание, воспринимаемое некоторым сообществом в определенное время как право, представляет собой сумму существующих в каждый данный момент фактических отношений. Зависимость между нормами права и правовыми отношениями обоюдная. Нормы фиксируют условия установления правовых отношений, но и существование последних опирается на конкретные правовые отношения, а именно в некоторой части - на общие связи, существующие между всеми членами одного правового сообщества, в другой же части - на то особое положение, которое в рамках данного правового сообщества занимают некоторые его члены*(17).

Эти общие рассуждения позволяют, на наш взгляд, объяснить "феномен Кубка Кремля" (если это словосочетание применять лишь к обозначенной правовой проблеме) наличием весьма ограниченного "сообщества" лиц, жизненно заинтересованных в существовании комплекса правомочий, связанных с организацией и проведением именно этого спортивного турнира. В пределах указанного сообщества и в условиях, когда позитивное право в своем объектном инструментарии не содержит адекватной категории, нет иного способа закрепить данный комплекс прав за определенным лицом, кроме как объединить всех заинтересованных лиц общим квазиправовым (а на самом деле - чисто фактическим) отношением и выделить среди участников этого сообщества лицо, за которым, по общему согласию, признать субъективное "право на комплекс прав".

Происходящее с известной долей условности можно назвать попыткой "правогенеза" на ограниченном участке социального пространства, не охваченного правовым регулированием, вернее, правосознанием. Какая-либо возможность возникновения по поводу данного конкретного интереса правового отношения в догме права отсутствует (пока, во всяком случае) именно потому, что общественным сознанием этот интерес не воспринимается как всеобщий. Одного только предпосылочного условия - наличия заинтересованных субъектов - оказывается недостаточно для возникновения правового отношения и субъективного права. Объект оказывается столь же необходимым, как и субъект. По этой причине "нерушимость прав" на подобного рода блага может существовать до той поры, пока все члены данного сообщества по взаимному согласию будут признавать, выделять в свой среде "правообладателя". Именно выделять "правообладателя", поскольку указать существенные признаки объекта, формализовать их, обобщить в понятии о некотором классе подобных объектов пока нет возможности. В случае же конфликта право оказывается не в состоянии урегулировать спор именно вследствие неопределенности исходных объектных предпосылок этого фактического общественного (не правового!)*(18) отношения.

Ввиду отсутствия правового регулирования в подобных ситуациях (при достаточном накоплении эмпирического материала) практика обычно идет по пути выработки локальных неправовых норм (обыкновений), представляющих собой своеобразные субституты права. Именно так произошло, когда возникли проблемы в отношениях между телевизионной компанией "Игра", осуществляющей телевизионную трансляцию игры "Что? Где? Когда?", и многочисленными инициативными самодеятельными клубами, объединенными в Международную ассоциацию клубов "Что? Где? Когда?". Суть претензий телекомпании, адресованных самодеятельным образованиям, заключалась в том, что последние организуют и проводят свои мероприятия непрофессионально, чем наносят урон движению. Тут же были внесены предложения, которые могли бы поправить положение. (Например, правление Ассоциации создает сертификационную комиссию. Члены Ассоциации обращаются в комиссию за получением сертификатов, для чего им нужно защищать свои заявки. Защита состоит в ответах на вопросы комиссии. Выдачу сертификата утверждает правление Ассоциации. Сертификат выдается на определенный срок и дает право на проведение некоммерческих турниров (школьных, детских) или крупных международных коммерческих турниров и т.д. В общем, идеи подкрепляются детально проработанными планами, в которых любовно и со знанием дела оговариваются все тонкости процедуры, вплоть до оплаты проживания инспектора, делегированного комиссией в клуб, подавший заявку.)

При всей кажущейся "несерьезности" самого предмета обсуждения (подумаешь, игра!) вопрос действительно существует в самом реальном и насущном виде. Он состоит в том, что игра является предметом деятельности коммерческого телевизионного предприятия, приносящего доход. Телекомпания, как всякий предприниматель, заинтересована в монополизации сферы своего влияния, но в то же время ее интересам объективно отвечает и популяризация игровой идеи, при условии что это не отразится негативно на хозяйственной эффективности мероприятий. Действующее законодательство полноценную защиту интересов предприятия обеспечить не может, поскольку объект субъективного права (игровая идея и ее реализация в практических действиях) не идентифицирован в качестве объекта гражданских прав. Отсюда и попытка создать некое подобие специальной нормативной системы, копирующей методы и юридический инструментарий "настоящего" права: инспектирование, сертификация, лицензирование и т.п. Хорошо еще, что дело не доходит до применения штрафных санкций, но, как представляется, это лишь вопрос времени.

Сталкиваясь с подобными случаями, мы, по сути, решаем ту же проблему, которая возникала перед нашими далекими предками. Последние из массы социальных норм отбирали те, что регулировали наиболее значимые общественные отношения, и воплощали их в праве. Наши же современники для решения локальных, не принципиальных, не общесоциальных вопросов отбирают из действующего права модели норм, которые, как им представляется, способны разрешить их проблему. Это своеобразное псевдоправо - возникающий на современном материале обычай делового оборота, который при известных условиях может стать объективным правом. Одно из таких непременных условий - признание соответствующего объекта интереса, блага объектом прав. Данное явление при постоянном усложнении условий существования гражданского общества требует от исследователей самого серьезного внимания*(19).

Легитимированные в законе виды объектов гражданских прав мы рассматриваем, таким образом, в качестве обязательной объектной предпосылки самого существования и реализации гражданского права, столь же необходимой, как и субъектная предпосылка, воплощающаяся в категориальной правовой абстракции лиц.

В середине XIX в. между немецкими правоведами Б. Виндшейдом и Г. Белау возникла дискуссия о значимости для права определенного субъекта, в ходе которой Виндшейд высказался в том смысле, что если для права несуществен определенный субъект, то и вообще субъект как таковой праву не нужен. Г. Белау весьма образно возразил коллеге: железное жерло пушки изрыгает огонь независимо от того, какой именно канонир стреляет из нее. Но канонады не будет вовсе, если при пушке нет ни одного канонира. Отсюда Белау заключал: права могут переходить от лица к лицу, оставаясь сами собой, но даже при калейдоскопической смене лиц в каждый данный момент времени передаваемое право имеет своего определенного субъекта*(20). Если ту же мысль сформулировать иначе, то получится, что в гражданском обороте "юридическая пушка" (объект прав) всегда "состоит" при канонире (субъекте).

Осмысливая эту дискуссию полуторавековой давности, можно лишний раз убедиться в том, что за прошедшее время в теории изменилось, в сущности, немногое. Как прежде, так и сейчас наука чаще всего исходит из представления о том, что объекты прав в силу их близости к материальной действительности и объективности существования соответствующих реалий требуют меньшей силы и энергии правового воздействия, чем в случае субъектов, да и способы такого воздействия иные. Лишь соответствующим состоянием теории можно объяснить тот факт, что для гражданского законодательства определение правового положения участников гражданского оборота (в отличие от правового положения объектов этого оборота) - это задача, равная по значению установлению предмета гражданско-правового регулирования. Однако столь очевидная диспропорциональность в определении субъектных и объектных предпосылок представляется неоправданной.

Одним из перспективных направлений современной правовой науки можно считать активную разработку концепции, в силу которой специальное юридическое понятие объекта права не может быть связано с применением категориального аппарата иной природы, т. е. понятий, значение которых лежит вообще вне правовой сферы. Так, В.И. Сенчищев предлагает в качестве адекватной для объекта права юридической характеристики рассматривать правовой режим, под которым понимается совокупность всех позитивно-правовых предписаний, содержащихся в императивных и диспозитивных нормах и основанных на них (или им не противоречащих) субъективно-правовых притязаний, существующих и действительных с точки зрения права и в соответствующих случаях определяющих права, обязанности, дозволения, запреты и предписания абсолютно всех лиц (или в отношении абсолютно всех лиц) по поводу того предмета (явления), в отношении которого они установлены. Определяющим элементом правового режима является правовой статус, который содержит лишь императивные правовые нормы, не зависит, следовательно, от усмотрения субъектов и может рассматриваться в качестве одного из проявлений правового режима. Таким образом, важным с позиции права является не сам объект, но то правовое значение, тот правовой режим, который присваивается этому явлению в силу позитивного права и который воплощается в субъективных правах и обязанностях*(21).

Данная точка зрения весьма интересна в том отношении, что она устремлена к определению объекта прав, исходя прежде всего из свойств самой правовой материи и права как социального регулятора. Природные, естественные свойства реальных предметов при таком подходе если и учитываются, то не прямо, а в "снятом" виде, через содержание правовой нормы*(22). Если же признать допустимость такого подхода, ведущего к установлению режимно-статусных характеристик объекта средствами права, то мы обнаружим, что никаких концептуальных противоречий с установлением статуса субъектов здесь нет, за исключением, пожалуй, одной лишь особенности. Правовой статус субъектов гражданского права устанавливается законодателем с использованием максимально возможного объема средств общедозволительного регулирования при введении ограничений только в случаях, признаваемых особо социально значимыми (например, положения о дееспособности граждан, о специальной правоспособности ряда юридических лиц и т.п.). Характеристика же правового статуса объектов гражданских прав (что справедливо отметил В.И. Сенчищев) опирается только на нормы императивные. Как известно, в методе гражданского права, при абсолютном преобладании общих дозволений, всегда были (и сохранятся в дальнейшем) и меры ограничительного характера, и предписания, и прямые запреты. Комбинация этих праворегулирующих средств, размер доли каждого из них зависит от характера решаемой задачи, однако даже полное доминирование метода предписания в установлении юридических режимов отдельных проявлений объектов гражданских прав не выводит эту предметную область из сферы гражданско-правового метода, поскольку для правовой отрасли первичны все же отношения предмета правового регулирования.

Объектная предпосылка в нашем понимании есть то же самое, что объекты прав в объективном смысле. Наличие субъектной и объектной предпосылок одновременно отражают практическую готовность права к регулированию конкретных жизненных ситуаций, своеобразное состояние "заряженности" права на осуществление им своего предназначения. Переход от состояния готовности права к его действительному осуществлению в практической жизни общества через имеющиеся правовые нормы, правоотношения, иные средства правореализации может быть охарактеризован как процесс восхождения от абстрактного к конкретному.

Если объекты гражданских прав категориально отображают готовность и способность права "справиться" с регулированием индивидуально-конкретных социальных связей, возникающих по поводу реальных жизненных благ, то объект правоотношения выполняет вполне определенную роль в регулировании фактических отношений. Целенаправленная практическая деятельность субъекта протекает под воздействием права на его сознание, которое становится проводником правовой "энергии" в диапазоне "норма права - воля и сознание - фактическое отношение". Этот контакт осуществляется через сознание обязанного лица, которое (сознание) и является действительным объектом правоотношения.

Однако этим понятие и функция объекта правоотношения не исчерпывается. С одной стороны, по поводу материальных и нематериальных благ выстраивается и проявляется вовне взаимное поведение субъектов и их интерес как необходимые предпосылки возникновения, существования, развития и осуществления гражданского права как такового. В силу этого законодатель еще до введения в орбиту конкретного правоотношения тех или иных материальных и нематериальных благ очерчивает некий их юридический статус, который служит основой и границами владения, пользования и распоряжения указанными благами. С другой стороны, такой объект лежит за пределами фактических и правовых отношений как некая внеюридическая субстанция, и его следует признать материальным объектом правоотношения. Если суммировать сказанное, то энергия, заключенная в норме права, воздействует на создание обязанного лица (юридический объект правоотношения), обязанное лицо осуществляет практическую деятельность с внешним объектом (материальным объектом правоотношения). Конечно, такое понимание не может быть распространено на ситуации, когда субъективное право реализуется не исполнением юридической обязанности должником, а собственным активным поведением управомоченного лица. Но ведь такие случаи типичны для реализации абсолютных прав, которые не нуждаются в правоотношениях для своего осуществления. А там, где нет правоотношения, бессмысленно говорить и об объекте такового.

Итак, мы рассматриваем объекты прав как самостоятельное теоретическое правовое обобщение в системе объективного права и не отождествляем их с объектом правоотношения (ни в юридическом, ни в материальном смысле). Объекты гражданского права нельзя отождествлять также с правовым статусом и с правовым режимом. Как правовой режим, так и правовой статус - это уже определенная мера регулирования гражданских отношений. В нормах объективного права с той или иной степенью детализации правовой режим объектов очерчен, и это может создавать иллюзию некой "автономности" объекта по отношению к предмету гражданско-правового регулирования. Но следует учитывать, что сам по себе правовой режим объекта функционально бессодержателен вне определенного способа "прикрепления" объекта к носителю соответствующего вещного либо обязательственного права - субъекту гражданского права. Как только объект "встречается" со своим субъектом, возникает конкретное правовое отношение, в котором и реализуются те самые императивные и диспозитивные позитивные положения, которые образуют правовой режим и статус объекта. Эти правоположения адресованы отнюдь не объекту (что, естественно, невозможно), а субъектам гражданского права, в действиях которых только и могут проявиться правоположения, относящиеся к объекту.

В.А. Лапач,

кандидат юрид. наук, доцент Ростовского государственного

университета

"Законодательство", N 5, май 2002 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Сычев Н.И. Объективное и субъективное в научном познании. Ростов-на-Дону, 1974. С.21.

*(2) См.: Иоффе О.С. Правоотношения по советскому гражданскому праву. Л., 1949. С.85-86.

*(3) См.: Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2000. Т.I. С.294-295.

*(4) Керимов Д.А. Методология права (предмет, функции, проблемы философии права). М., 2000. С.209.

*(5) См.: Гражданское право: Учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 1997. Т.1. С.85.

*(6) См.: Гражданское право России. Общая часть: Курс лекций / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 2001. С.260-261.

*(7) См.: Витушко В.А. Курс гражданского права. Общая часть: Научно-практическое пособие. Минск, 2001. Т.1. С.306-314.

*(8) Представляется странным, что эта мысль не получает у В.А. Витушко дальнейшего развития с привлечением более широкого круга персонажей, к которым или к качествам которых может быть проявлен личный интерес. Достаточно напомнить, что идея И. Канта о "вещно-личном праве" ограничивалась всего тремя специальными субъектами и соответственно тремя "предметами" права: мужчина приобретает женщину, чета приобретает детей, а семья - прислугу. Сообразно каждому из этих "приобретений" Кант постулировал соответствующее субъективное право (брачное, родительское, право хозяина дома) и утверждал, что все эти предметы приобретения неотчуждаемы, а право их владельца есть самое личное право (см.: Кант И. Метафизика нравов в двух частях (1797) / Кант И., Гегель Г.В.Ф., Шеллинг Ф.В.И. Немецкая классическая философия. М.; Харьков, 2000. Т.1. С.83-91). Судя по всему, В.А. Витушко готов продвинуться в этом вопросе далее Канта, поскольку не оговаривает вообще никаких субъектных и "предметных" ограничений. Если это попытка рецепции правовых воззрений XVIII - XIX вв., то вряд ли она уместна в веке XXI, когда идея правового государства и существующие цивилизованные правопорядки исходят из того, что лицо - всегда субъект гражданского права, но никак не объект, пусть даже "некоммерческого" оборота (см.: Венкштерн М. Основы вещного права / Проблемы гражданского и предпринимательского права Германии / Пер. с нем. М., 2001. С.164).

*(9) См.: Витушко В.А. Указ. соч. С.308-309.

*(10) Там же. С.310.

*(11) См.: Русский фокус. 2001. N 26.

*(12) Справочник юриста. Противоречия законодательства / Сост.Б.Д. Завидов, О.Б. Гусев, М.И. Слюсаренко. М., 2002. С.24.

*(13) См.: Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998. С.141.

*(14) Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. М., 2001. С.292.

*(15) Там же. С.293.

*(16) Hufeland G. Neue Darstellung der Rechtslehre vom Besitz. Giessen, 1815. S.8-9.

*(17) См.: Hoelder E. Ueber objectives und subjektives Recht. Leipzig, 1893. S.18-19.

*(18) Эдуард Гельдер отмечал, что под правовым отношением в широком смысле нужно понимать любое отношение, сущность которого определяется тем юридическим значением, которое ему придается правом (см.: Hoelder E. Op. cit. S.20). В данном случае нет возможности говорить о правовом отношении именно потому, что правовая неопределенность материального объекта общественного отношения не позволяет установить, какое же юридическое значение такое отношение должно иметь.

*(19) Необходимо заметить, что значительный интерес для правовой науки должны представить в том числе рефлексии частного и публичного права в области таких локально-социальных норм.

*(20) См.: Boehlau H. Rechtssubjekt und Personenrolle. Rostock, 1871. S.5-6.

*(21) См.: Сенчищев В.И. Объект гражданского правоотношения / Актуальные вопросы гражданского права / Под ред. М.И. Брагинского. М., 1998. С.140-153.

*(22) Нельзя, однако, забывать, что правовое значение (и назначение) вещи во многом предопределено именно ее материальными свойствами (физическими, химическими и пр.). К примеру, при установлении правового режима имущества организаций (основные средства, средства в обороте, нематериальные активы) законодатель, применяя соответствующую классификацию, в ее основу положил свойства и характеристики такого имущества, способные удовлетворять те или иные общественные потребности.