Интервью с К.Ф. Гуценко, доктором юридических наук, профессором,
заслуженным юристом РФ, заведующим кафедрой уголовного процесса,
правосудия и прокурорского надзора юридического факультета
МГУ им. М.В. Ломоносова
- Константин Федорович, как известно, 18 декабря 2001 г. Президентом РФ был одобрен новый Уголовно-процессуальный кодекс РФ, и он вступит в силу 1 июля текущего года. Российские СМИ весьма активно комментируют этот факт. Вами накоплен большой опыт участия в подготовке различного рода правовых актов, как отечественных, так и международных, поэтому нам и нашим читателям было бы интересно узнать Ваше мнение о новом законе. Как Вы оцениваете данный документ?
- Закон этот (УПК РФ) многие мои коллеги - и практики, и теоретики - ожидали с нетерпением, поскольку почему-то уверены в том, что все наши беды, связанные с уголовным судопроизводством, - следствие плохих законов. Такие настроения легко объяснимы: не прекращающееся в последние годы неупорядоченное "писание и переписывание" законов изрядно надоело всем, и прежде всего тем, кто "стоит у станка", - судьям, прокурорам, следователям, адвокатам, другим специалистам, работающим в правоохранительной сфере и повседневно сталкивающимся с огромным количеством дел и конкретных вопросов, требующих безотлагательного решения. Им нужны нормальные условия для работы, т.е. необходима стабильность. Вместо этого в течение последних десяти (как минимум) лет они постоянно вынуждены усваивать какие-то новые, порой ничем не помогающие делу законы или иные нормативные акты, судебные постановления и "правовые позиции". Иными словами, многим профессионалам приходится перманентно переучиваться, нередко совершенно бессмысленно и в ущерб делу, которому они добросовестно служат.
В таких условиях значительно возросло количество судебных и следственных ошибок. А это не могло не вызывать вполне понятного и в значительной мере обоснованного раздражения как у тех, кто совершает такого рода ошибки, так и у многих граждан, на чьих правах и законных интересах они пагубно сказываются. Нельзя забывать, что ежегодно в сферу уголовного судопроизводства в том или ином качестве (подозреваемых, обвиняемых, свидетелей, потерпевших, понятых и т.д.) оказываются вовлеченными многие миллионы рядовых граждан, а также десятки тысяч должностных лиц, ведущих производство по уголовным делам (судей, прокурорских работников, следователей, дознавателей и др.). Такой "размах" объясняется просто: в течение последних лет в России возбуждается более 3 млн. уголовных дел в год.
Поэтому повышенный интерес к новому УПК вполне понятен. Сразу после появления его текст стал предметом активного обсуждения. Состоялись, как это принято с так называемых доперестроечных времен, торжественные заседания, посвященные "знаменательному событию" и почему-то названные научными конференциями, разумеется, с помпезными докладами и "свадебными генералами": сначала это произошло в Московской государственной юридической академии, а вскоре - и в Институте государства и права РАН. Кое-кто даже уже отважился написать комментарии к этому Кодексу, разъясняющие, как надо понимать сказанное в нем. Опубликованы внушительные по объему книги, поучающие не только студентов-юристов, но и умудренных опытом и давно работающих правоведов. Нет недостатка и в прогнозах, предсказаниях и пророчествах, выражаемых в иной форме.
Одни привычно поторопились - чуть ли не в тот самый момент, когда стало известно о президентской подписи - возвеличить этот закон до уровня "торжества российской демократии", придать ему обличье одного из свидетельств "вхождения России в лоно западной цивилизации" и традиционно посулить не иначе как "светлое будущее", которое увенчается небывалым торжеством законности и справедливости, всеобщей радостью россиян, как законопослушных, так и не очень законопослушных. Другие, категорически не согласившись со столь восторженным отношением к новому Кодексу, мрачно охарактеризовали его как "результат большого недомыслия или юридического невежества", "примитивное угодничество" либо "бездумное подражание" кому-то или чему-то и стали предвещать едва ли не "юридический конец света", который наступит сразу после вступления его в силу.
Однако, несмотря на появление столь экстремальных мнений, возобладало, как мне кажется, иное настроение: наконец-то появился закон, который положит конец "шараханиям" и прожектерству, пустопорожним спорам по поводу надуманных "в кабинетной тиши" проблем.
- Выходит, Вы не склонны считать себя "экстремистом" и не примыкаете к сторонникам каких-то уже сформулированных точек зрения?
- Хотелось бы... Считаю, что еще не пришло время давать всеобъемлющую, "окончательную и бесповоротную" оценку этому акту. И я, и многие мои коллеги по кафедре, а также коллеги из числа практических работников и ученых из московских и других юридических вузов и научно-исследовательских учреждений очень негативно отзывались о многих его положениях и выступали с резкой критикой этого документа, когда он был еще проектом, особенно на последних этапах прохождения в Государственной Думе*(1). К сожалению, мы и наши единомышленники не смогли убедить в необходимости исправления всех дефектов проекта тех, кто непосредственно завершал его корректировку, а затем и тех, кто голосовал за него. Далеко не все наши конструктивные предложения по устранению явно ошибочных положений были услышаны, замечены и учтены. Но сейчас ситуация изменилась: проект обрел статус закона и вот-вот вступит в действие.
Пока его можно сравнить с только что появившимся на свет ребенком, который еще не успел сделать даже первый вздох. Заниматься "пророчеством" относительно его будущего мне бы не хотелось: перед нами "дитя", которое еще должно как-то проявить себя, подтвердить свою жизнеспособность.
Сейчас практически невозможно предсказать, сколько оно проживет и что, как говорится, оставит после себя людям. Да и неправильно было бы создавать ему хоть какие-то помехи уже в первые минуты самостоятельного существования.
Однако о дефектах "новорожденного", увы, уже начали говорить. Первым по этому поводу высказался Президент РФ, который обратился в Федеральное Собрание с предложением о корректировке существенных предписаний, связанных с введением в действие УПК РФ. И тут же, возрадовавшись этому факту, те самые люди (депутаты и привлеченные в помощь им "эксперты по правовой реформе"), которые всего лишь за несколько месяцев до этого докладывали "наверх" о готовности проекта УПК РФ к принятию и уверяли в том, что он станет большим вкладом в успешное проведение судебно-правовой реформы, развили в Комитете по законодательству Государственной Думы "кипучую" деятельность по подготовке изменений и дополнений к еще не начавшему действовать своему "шедевру".
В результате этих трудов появились законопроекты, содержащие более 130 изменений и дополнений. Другими словами, случилось нечто неслыханное для российской законотворческой практики. Мы получили весьма поучительный, можно сказать хрестоматийный, пример того, как не следует законодательствовать. Произошло то, что должно было произойти - состоялось официальное признание не одного-двух случайно "проскочивших", а многих (но далеко не всех) явных дефектов. Естественно, возникают вопросы: сколько выявилось бы ошибок, если бы к этой работе, привычно проводившейся в обстановке строгой конфиденциальности и нетерпимости к инакомыслию, допустили специалистов более квалифицированных и ответственных? Все ли недостатки устранены? Не придется ли после такой келейной работы вновь "зачищать" очень важный закон?
Надеюсь, что основанная на таком УПК РФ правоприменительная практика не приведет к существенной деформации деятельности наших судов и иных правоохранительных органов, не повлечет массовых нарушений прав и свобод человека и гражданина. Разумное начало должно все же возобладать. Она (практика), как нередко бывает, вполне может оказаться мудрее законодателя, воспримет позитивно в первую очередь все рациональные новеллы и откорректирует или отвергнет дефекты, прежде всего самые досадные. Несмотря ни на что, нужно быть оптимистами и рассчитывать на то, что в конечном счете мы получим ту самую стабильность, которая крайне необходима всем нам и особенно тем, кому доверено обеспечивать защиту наших прав и свобод.
- Не являются ли обнаружившиеся недоработки УПК РФ следствием традиционного недостатка времени для серьезной проработки законопроекта? Может быть, низкое качество закона - результат ставшей уже привычной спешки наших парламентариев, которые по собственному или чьему-то еще желанию стремились любой ценой как можно скорее решить важные проблемы, связанные с судебной реформой?
- С уверенностью можно сказать, что времени для тщательной проработки проекта было вполне достаточно. Образно говоря, "дитя" вынашивалось в течение длительного времени, и "роды" оказались непростыми, хотя, судя по всему, на них затрачены неадекватно большие деньги и не было недостатка в "повивальных бабках". Привлекались даже "заморские" - из Совета Европы и более дальних мест.
Сейчас многие забыли или заведомо искажают тот факт, что в юридических кругах разговоры о необходимости радикального пересмотра уголовно-процессуального законодательства в значительной мере активизировались вскоре после принятия в 1977 г. Конституции СССР, которую сейчас принято называть брежневской. Наиболее активные сторонники такой акции уже тогда назойливо требовали, чтобы как можно скорее произошел "тотальный" пересмотр регламентирующих производство по уголовным делам законов, которые могли бы "достойно соответствовать потребностям общенародного государства".
Однако конкретные шаги в этом направлении были сделаны несколько позже, когда "верноподданнические страсти" стали успокаиваться и кое у кого несколько поубавилось стремление "бежать впереди барской кареты". В середине 1980-х годов на базе Научно-консультативного совета при Верховном Суде СССР образовалась довольно представительная рабочая группа, в которую вошло немало многоопытных практиков (судей, прокуроров, следователей, адвокатов) и ученых-юристов самых разных "мастей" и "оттенков", школ и направлений. Усилия этой группы увенчались тем, что к началу 1990 г. появился проект Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, который был направлен в Верховный Совет СССР. Там проект откорректировали с участием депутатов, и в середине 1991 г. он был опубликован в газете "Известия" для широкого обсуждения.
Уже в начале 1992 г. работа в этом направлении продолжилась. Были созданы две рабочие группы: одна при Государственно-правовом управлении при Президенте РФ, другая - при Министерстве юстиции РФ.
К осени 1994 г. первая из этих групп опубликовала проект Общей части УПК РФ. Несмотря на довольно шумные и, видимо, весьма дорогостоящие рекламные мероприятия, этот проект не получил необходимой поддержки. Такой "конфуз" случился, главным образом, из-за того, что разработчики вознамерились проделать то, что в старину гусары называли попыткой "надеть седло на корову и выдать ее за лихого скакуна", - они механически, без учета российских реалий, скопировали уголовное судопроизводство, сложившееся в странах с крайне непохожими правовыми традициями, историей, культурой, экономикой.
Что касается второй из названных рабочих групп, то она практически одновременно с первой опубликовала проект всего текста УПК, отражавший российские законодательные и правоприменительные традиции, достижения правовой науки, а равно (в разумных пределах) опыт других стран и международного сотрудничества в сфере правосудия. По инициативе депутатов Государственной Думы именно этот проект был принят за основу для дальнейшей работы.
- Действительно, почти полтора десятилетия - немалый срок для подготовки проекта. За такое время вполне можно было бы тщательно отработать все до мельчайших деталей, сделать новый УПК самым совершенным законом.
- Да, можно было бы... Но для достижения такого результата потребовалось бы привлечь к работе не "верных людей", а квалифицированных специалистов, прежде всего практиков с большим опытом, знающих не по книгам и не по чьим-то рассказам, как расследуются уголовные дела и как вершится правосудие, и при этом умеющих по-настоящему ценить и уважать закон и законотворчество, а главное - ответственно относящихся к порученному делу. Подготовка законопроекта должна была бы опираться как на глубокий анализ правоприменения, так и на серьезные исследования конкретных условий, прежде всего экономических, в которых мы сейчас живем. Кодекс следовало создавать на основе отечественной доктрины и истории уголовного судопроизводства, с учетом российской правовой культуры и российских традиций законотворчества, а также опыта, который накоплен в зарубежных странах и стал результатом международного сотрудничества в данной области.
Но количество выявленных и официально признанных ошибок в УПК РФ - уже одно это обстоятельство - можно считать убедительным свидетельством того, что на последних этапах разработки проекта, а потом и при голосовании в Федеральном Собрании о подобном подходе не позаботились.
- Вы с иронией отозвались о тех, кто "назойливо" требовал в свое время сплошного пересмотра уголовно-процессуального законодательства. Не означает ли это, что Вы против замены УПК РСФСР 1960 г.?
- На этот вопрос трудно ответить однозначно. Было время, когда я был сторонником коренного обновления нашего уголовно-процессуального законодательства и активно участвовал в деятельности различного рода рабочих групп. Но потом начал задумываться: а так ли уж плох принятый в октябре 1960 г. действующий УПК РСФСР? Не поддаемся ли мы явно популистским призывам, за которыми скрывается всего лишь стремление некоторых политиков и деятелей от юриспруденции набрать какие-то "очки", словом, хоть как-то проявить себя? Многие из них уверяли и продолжают уверять не очень сведущих людей в том, что УПК РСФСР является "сталинистским", "детищем Вышинского", "тоталитарным" и т.д., хотя не могут не знать, что он разрабатывался и принимался в период, вошедший в историю нашей страны как годы "оттепели". Серьезных доводов, обосновывающих полную его непригодность, не приводилось. Обращалось внимание лишь на некоторые конкретные положения, которые иначе чем "анахронизмами" не назовешь и избавиться от которых вполне можно было бы с помощью обычного закона об изменениях и дополнениях.
При этом сторонники тотального переписывания УПК упорно не хотели замечать опыта других государств, в частности, западноевропейских. А опыт этот недвусмысленно свидетельствует о давно сложившейся в названных странах тенденции к весьма осмотрительному, осторожному отношению к корректировке законодательства, регламентирующего деятельность правоохранительных органов. Действующие там уголовно-процессуальные кодексы вполне можно назвать "долгожителями", поскольку "возраст" в 100 и более лет для них не редкость (а, к примеру, в Бельгии и Люксембурге сейчас действуют УПК - разумеется, с необходимыми коррективами - почти 200-летней давности). Причем их применению не препятствуют никакие социальные или политические потрясения. Так, в Германии УПК, принятый в 1877 г., применяется (с поправками) до сих пор - уже 125 лет, хотя, как известно, за этот период страна пережила множество радикальных перемен: были и кайзеровская империя, и советская республика, и веймарская республика, и фашистская диктатура, и послевоенный оккупационный режим, и нынешнее социально-правовое государство. Кодекс же в основе своей сохраняется незыблемым. Остается, видимо, позавидовать такой стабильности.
Что стоит за ней? Думается, все объясняется уважением к труду тех, кто должен в повседневной своей деятельности руководствоваться законами подобного рода, и пониманием того, что смена уголовно-процессуального кодекса всегда представляет собой разрушение сложившейся системы уголовной юстиции и что для восстановления работоспособности этой системы нужны дополнительные затраты не только сил и энергии работников соответствующих органов, но и материальные, а равно иные социальные издержки.
Остается только сожалеть о том, что именно этот опыт не был оценен по достоинству. В нашей стране за сравнительно короткий отрезок времени - с 1922 по 2001 г. - принят уже четвертый по счету УПК...
- Но, возможно, новеллы, содержащиеся в принятом УПК РФ, компенсируют издержки, которые связаны с его предстоящим внедрением? Какие из нововведений уже сейчас можно было бы отнести к числу заслуживающих внимания?
- Специалисты, успевшие изучить этот закон, отмечают, что он отличается значительным количеством самых разных новелл - больших и малых; ярких и малозаметных; полезных и ничего не дающих ни государству, ни гражданам; тщательно продуманных и бессмысленных; хорошо вписывающихся в систему норм и нелепо противоречивых; оригинальных и явно апологетических; таких, которые учитывают широко признаваемые отечественной уголовно-процессуальной наукой идеи, и тех, которые отражают всего-навсего чьи-то личные амбиции. Со временем, когда будет накоплен опыт их практического применения, мы оценим их как положено - глубоко и всесторонне и воздадим им должное.
Сегодня же из общей массы нововведений, которыми обильно начинен новый УПК РФ, следует выделить наиболее принципиальные, отражающие стремление законодателя существенно изменить статус основных участников уголовного судопроизводства - должностных лиц суда, прокуратуры и органов расследования, а равно лиц, привлекаемых к ответственности, и тех, кто пострадал от их деяний.
Мы привыкли, например, к тому, что российский суд выполняет функцию активного государственного органа, стоящего на страже закона и правды. Вообще, суд справедливый, праведный - наш давний идеал. Необходимость именно такого суда была четко провозглашена еще императорским указом от 20 ноября 1864 г., утвердившим Судебные уставы, в том числе Устав уголовного судопроизводства. Хорошо известна ст. 613 названного Устава, которая гласила, что суд при разбирательстве каждого уголовного дела должен предпринимать все возможное для установления истины. Такое требование последовательно сохранялось во всех УПК советского периода, причем оно не противоречило многим современным зарубежным уголовно-процессуальным системам, признающим и активную роль суда, и то, что он должен стремиться установить истину. В этом нетрудно убедиться, ознакомившись, например, с УПК Франции, ФРГ, с весьма авторитетными правовыми актами, появившимися в последние десятилетия в США и Великобритании.
Но с 1 июля 2002 г. в Российской Федерации с упомянутым требованием будет покончено. Из текста нового УПК тщательно "вымарано" слово "истина", устранено положение о том, что суд обязан "всесторонне и полно" исследовать все обстоятельства конкретного дела. В соответствии с ч.3 ст.15 УПК РФ, суд при разбирательстве уголовных дел всего лишь "создает необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав".
Сообразно с этой общей установкой, через весь Кодекс проведена мысль о том, что сам суд, как правило, не должен реагировать на пробелы в доказательствах, а равно иные их дефекты. К ним может быть привлечено внимание при разбирательстве конкретных дел лишь по инициативе сторон. Возможности суда по истребованию новых доказательств весьма ограниченны, отправить дело прокурору для дополнительного расследования он также не может. Если стороны не просят о рассмотрении каких-то доказательств, то суду надлежит довольствоваться "доказательственным материалом", подготовленным сторонами, и на этой основе - даже если представленные факты, с точки зрения суда, характеризуются неполнотой и тенденциозностью - вынести приговор. Вопрос о том, будет ли решение, принятое без всестороннего и полного исследования доказательств, соответствовать правде, истине, не должен беспокоить суд. Вышестоящие судебные инстанции не смогут отменить или изменить приговор, в котором неполно либо односторонне установлены обстоятельства дела.
По сути, нам предложено смотреть на суд (судью) как на бесстрастного и безразличного ко всему регистратора, констатирующего, что какая-то из сторон сумела представить более убедительные доказательства и поэтому "выиграла дело", а не как на государственный орган (должностное лицо), обязанный сделать все возможное, чтобы дело было рассмотрено обстоятельно (полно и всесторонне) и была установлена подлинная картина того, за что подсудимого привлекают к уголовной ответственности, признают виновным в совершении преступления и назначают наказание.
Эта новелла - не что иное, как "мина замедленного действия". Ее негативные последствия дадут знать о себе не сразу. Постепенно, но неизбежно суд в еще большей мере, чем сейчас, утратит доверие населения. Его авторитет упадет значительно ниже той и так не очень-то высокой отметки, на которой он находится в наши дни. Кому нужны суд и осуществляемое им правосудие, если они не могут быть праведными и не должны стремиться к правде, истине?!
По-моему, аналогичные последствия вызовет объявление следователей и дознавателей "участниками со стороны обвинения". Это сделано вопреки логике регламентации в новом УПК основных правил доказывания, в частности, логике, положенной в основу определения круга обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу, и порядка их доказывания. В итоге в лице следователей и дознавателей мы получили довольно странных участников процесса, некое подобие сказочных тяни-толкаев: с одной стороны, их надо бы считать "стороной обвинения", а следовательно, должностными лицами, единственная процессуальная обязанность которых заключается в собирании, исследовании и оценке доказательств обвинения, а с другой - они, вроде бы, должны осуществлять доказывание так, чтобы устанавливались все обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу, в том числе обстоятельства не в интересах обвинения - оправдывающие либо дающие основания для освобождения от ответственности или смягчения наказания. И дело не только в совершенно необъяснимой и фантастической двойственности процессуального статуса названных должностных лиц, а главным образом в том, что, хотим мы того или не хотим, она (эта двойственность) неизбежно приведет к процветанию в еще большей мере явления, именуемого "обвинительным уклоном".
- А что даст этот УПК гражданам, вовлекаемым в уголовное судопроизводство в качестве подозреваемых, обвиняемых, потерпевших, свидетелей?
- Этот аспект в целом не остался без внимания. Предусмотрено немало нововведений, вполне заслуживающих положительной оценки. К их числу можно было бы отнести, к примеру, правила о том, что полученные в ходе расследования сведения о личной жизни граждан могут быть разглашены только с их согласия; что подозреваемым следует считать лицо, против которого возбуждено уголовное дело; что в ходе ознакомления с материалами дела при окончании предварительного расследования обвиняемый и (или) его защитник могут неограниченно снимать копии с документов, в том числе с использованием технических средств; что срок задержания подозреваемого в преступлении должен исчисляться с момента фактического лишения его свободы передвижения; что защиту должны осуществлять, как правило, профессионалы (адвокаты); что безопасность свидетеля должна обеспечиваться рядом мер, осуществляемых теми, кто ведет расследование, или судом. И это далеко не полный перечень гарантий, предложенных законодателем в интересах тех, кого обычно называют "лицами, участвующими в деле" (это граждане Российской Федерации, иностранцы, лица без гражданства).
Но, к сожалению, приходится констатировать, что ряд жизненно важных и "кричащих" проблем, касающихся защиты интересов обвиняемых и потерпевших, был попросту проигнорирован. Отмахнулись, как лошадь от назойливого слепня, от давно возникшей и ставшей в наше время крайне острой проблемы материального обеспечения права на защиту тех подозреваемых, обвиняемых, которые не в состоянии оплачивать недешевую работу квалифицированных защитников-профессионалов. Это означает, что мы, заявив громогласно и лицемерно о значительном расширении права на защиту, свели его к нулю, оставили малоимущих и неимущих фактически беззащитными. А ведь таких людей у нас насчитывается огромное количество - ежегодно сотни тысяч граждан с низкими доходами нуждаются в услугах адвокатов. И найти желающих бесплатно защищать их интересы в наши дни практически невозможно. То, что сказано в ч.5 ст.50 нового УПК РФ, нельзя расценить иначе как издевку над гражданами, которые будут просто не в состоянии реализовать свое право на защиту. Не вдохновляет данное положение и адвокатов, которым и впредь придется выполнять ответственную работу безвозмездно.
Не украшает новый УПК и факт полного, мягко говоря, невнимания к проблеме материального обеспечения прав потерпевшего, в частности, его права иметь своего представителя, способного оказать эффективную юридическую помощь, либо права получить необходимую денежную компенсацию из финансовых средств государства, оказавшегося неспособным защитить своего гражданина, хотя бы за причиненный преступлением вред его здоровью.
- Похоже, что разговор о новом УПК РФ на страницах нашего журнала не стоит считать оконченным?
- Разумеется, этот закон заслуживает значительно большего внимания. Решенные и не решенные в нем проблемы будут еще долго будоражить юристов и неюристов. Сказанное в сравнительно небольшом интервью - лишь "верхушка айсберга".
"Законодательство", N 6, июнь 2002 г.
-------------------------------------------------------------------------
*(1) Так, 14 марта 2001 г. на юридическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова состоялось заседание "круглого стола" на тему: "Пути совершенствования уголовно-процессуального законодательства в условиях судебно-правовой реформы". Одной из основных его задач было коллективное научное обсуждение варианта проекта УПК, подготовленного ко второму чтению в Государственной Думе (по состоянию на 1 июля 1999 г.). В заседании приняли участие представители ведущих юридических научных и учебных заведений Москвы: НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ, Московской государственной юридической академии, Академии управления МВД РФ, Юридического института МВД, Академии ФСБ РФ, Института государства и права РАН, Института США и Канады РАН, МГУ им. М.В. Ломоносова. Присутствовали также сотрудники аппарата Государственной Думы РФ, представители Генеральной прокуратуры РФ, Федерального союза адвокатов России, практические работники, а также представители Департамента юстиции США и Американской ассоциации юристов. См. подробнее: Головко Л.В., Лотыш Т.А., Пентковский М.В. Пути совершенствования уголовно-процессуального законодательства в условиях судебно-правовой реформы (обзор выступлений участников "круглого стола") // Вестн. МГУ. Сер.11, Право. 2001. N 6. С.93-116.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Интервью с К.Ф. Гуценко, доктором юридических наук, профессором, заслуженным юристом РФ, заведующим кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
Автор
К.Ф. Гуценко - доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ, заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
Константин Федорович Гуценко - выпускник юридического факультета Ленинградского государственного университета (1954 г.).
После непродолжительной работы в Московской городской коллегии адвокатов более 30 лет (1956 - 1987 гг.) трудился во ВНИИ советского законодательства (ныне - Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ); в 1978 - 1987 гг. был его директором.
С августа 1987 г. - заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
Доктор юридических наук (1976 г.), профессор (1987 г.), заслуженный юрист РФ (1984 г.).
Опубликовал самостоятельно или в соавторстве около 170 трудов по проблемам отечественного и зарубежного правоведения, в том числе ряд монографий, учебников и учебных пособий, включая, например, широко используемые в юридических вузах "Уголовный процесс" (четыре издания), "Правоохранительные органы" (шесть изданий) и "Уголовный процесс западных государств". Участвовал в разработке многих российских законов и иных правовых актов, а также международных документов, в том числе по вопросам защиты прав и свобод человека.
Практический журнал для руководителей и юристов "Законодательство", 2002, N 6