Действие норм международного права в правовой системе США (В.В. Гаврилов, "Журнал российского права", N 2, февраль 2003 г.)

Действие норм международного права
в правовой системе США

Вот уже почти десять лет в Российской Федерации действует конституционное положение, определяющее статус общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ в качестве составной части правовой системы нашего государства, а также устанавливающее принцип приоритетного применения положений международных договоров по отношению к правилам, предусмотренным законами России (ч.4 ст.15 Конституции РФ). Осмыслению содержания этой конституционной нормы и характеристике возможных путей ее практического применения был посвящен не один десяток исследований отечественных ученых. Но одна из важнейших составляющих данной проблемы оказалась вне сферы их внимания и интереса. Речь идет о выявлении критериев и создании реальных юридических механизмов, которые позволили бы осуществить на практике разграничение между самоисполнимыми и несамоисполнимыми международными договорами и определить единую для всех российских правоприменительных структур концепцию применения обычных норм и принципов международного права на территории нашего государства.

Отдельные аспекты этой проблемы поднимались в работах российских авторов последнего периода*(1). Их анализ, однако, не дает оснований полагать, что в современной отечественной правовой доктрине существует сколько-нибудь четкое представление о том, в каких случаях судебные органы должны использовать договорные и обычные нормы международного права в качестве непосредственных регуляторов отношений, возникающих, например, между частными лицами или между частными лицами и государственными органами, а в каких они этого делать не могут.

Именно поэтому, в частности, несмотря на положения ч.4 ст.15 российской Конституции, нормы международного права все еще во многом остаются tabula rasa для российских правоприменительных структур. В то же время в других государствах мира они давно используются в качестве правил поведения, непосредственно определяющих правомерность или противоправность поведения конкретных субъектов. Вот почему ознакомление с опытом США может оказаться полезным для формирования общепризнанной концепции применения норм международного права на территории Российской Федерации.

Международные договоры в праве и юридической практике
Соединенных Штатов Америки

Одним из наиболее важных аспектов проблемы действия норм международного права в рамках правовой системы США является вопрос о роли и значении международных договоров (treaties) в процессе возникновения и осуществления субъективных прав и обязанностей конкретных субъектов. Как отмечает профессор Д. Бедерман, "независимо от того, идет ли речь о юридическом споре, вызванном авиационной катастрофой, для разрешения которого могут быть применены положения Варшавской конвенции по унификации некоторых правил, касающихся международных воздушных перевозок: или о защите прав человека, гарантированных Пактом о гражданских и политических правах: во всех этих случаях одним из ключевых вопросов является вопрос о возможности использования соответствующих международных договоров в качестве источников правовых норм, накладывающих юридические обязательства на стороны судебного процесса, происходящего на территории Соединенных Штатов"*(2).

Отвечая на данный вопрос, большинство американских исследователей придерживаются точки зрения, что международные договоры, а также содержащиеся в них права и обязанности не являются эксклюзивной прерогативой правительственных юристов и способны в большинстве случаев непосредственно управомочивать и обязывать конкретные лица или организации. В обоснование этого тезиса ими делаются ссылки на Конституцию США и судебную практику, в рамках которой было произведено толкование многих положений этого документа.

В Конституции США термин "договор" упоминается несколько раз. Раздел 10 статьи I устанавливает: "Ни один из Штатов не имеет права заключать договоры, вступать в любой союз или конфедерацию". Раздел 2 статьи II предусматривает, что Президент США "будет иметь право заключать договоры с совета и одобрения Сената, выраженного двумя третями голосов присутствующих сенаторов". Раздел 2 ст.III распространяет судебную власть США "на все дела, разрешаемые по закону и по справедливости, которые могут возникнуть из этой Конституции, законов Соединенных Штатов и из договоров, которые заключены или могут быть заключены США".

Однако наиболее важными в контексте рассматриваемой проблемы являются положения ст.VI, которые содержат так называемую верховную клаузулу (supremacy clause) следующего содержания: "Эта Конституция и законы Соединенных Штатов, которые будут издаваться в исполнение ее, равно как и все договоры, которые заключены или будут заключены Соединенными Штатами, должны считаться верховным законом страны, а судьи в каждом Штате должны подчиняться этому закону, хотя бы некоторые положения Конституции или законов какого-либо Штата и находились в противоречии с ним".

Американская Конституция на момент ее принятия не содержала каких-либо критериев, позволяющих отграничить международные договоры, нормы которых имели прямое действие внутри Соединенных Штатов, от соглашений, такой силой не обладающих. Такие критерии были сформулированы позднее американскими судебными органами в рамках доктрины самоисполнимых договоров (doctrine of self-executing treaties) на основе толкования соответствующих положений Конституции США.

Зарождение доктрины самоисполнимых международных договоров в юридической практике Соединенных Штатов было связано с вынесением в 1829 г. Председателем Верховного суда США Джоном Маршаллом решения по делу Foster and Elam v. Neilson, которое касалось применения американо-испанского договора 1819 г., определявшего, среди прочего, правовые последствия передачи Флориды от Испании Соединенным Штатам. Вопрос, который был поставлен перед судом в рамках данного дела, заключался в следующем: могли ли положения договора 1819 г. служить доказательством сохранения права собственности на земельные участки за лицами, получившими их ранее в собственность от короля Испании? Отвечая на него, Дж. Маршалл отметил:

"Договор по своей природе представляет собой не законодательный акт, а контракт, заключенный между двумя государствами. Поэтому, как правило, сам по себе он не обладает юридическим эффектом: и может быть исполнен только суверенной властью соответствующей стороны договора.

Однако в Соединенных Штатах установлен другой принцип. Наша конституция провозглашает, что договор является законом страны. Поэтому он должен рассматриваться в судах как эквивалент законодательного акта и действовать самостоятельно без помощи каких-либо законодательных положений. Но когда для реализации положений договора стороны прибегают к помощи более конкретных актов, когда договор адресует сам себя политическим, а не судебным структурам, в этом случае законодатель должен принять соответствующие меры по исполнению договора, прежде чем он станет правилом для суда".

Что же касается существа решения по данному делу, то Верховный суд США пришел к выводу, что положения договора 1819 г. не могут быть непосредственно применены для установления права собственности истцов на оспариваемые земельные участки, так как ст.8 этого договора нуждается в дополнительной имплементации в рамках национального законодательства США. Но несколькими годами позже в решении по делу United States v. Percheman Суд изменил свою позицию, отметив, что им были неправильно истолкованы нюансы испаноязычной версии договора.

С того времени в американской юридической практике стали признаваться различия между самоисполнимыми и несамоисполнимыми договорами, несмотря на то, что критерии подобного разграничения, намеченные Дж. Маршаллом, были и до сих пор остаются расплывчатыми. Это обстоятельство обусловливает тот факт, что соответствующее разграничение международных договоров и сегодня во многом зависит от усмотрения судебных органов Соединенных Штатов и требует в каждом конкретном случае тщательного анализа текста договора. Последний важен еще и потому, что в рамках одного и того же международного соглашения одни его положения могут быть признаны самоисполнимыми, а другие нет.

В соответствии со статьей VI Конституции США положения международных договоров не только представляют собой "верховный закон страны", но и "юридически обязывают" власти отдельных штатов. Поэтому в случае возникновения противоречий между самоисполнимым международным соглашением и законодательством какого-либо штата США первое будет иметь приоритет.

Так, в решении по делу Asakura v. Seattle Верховный суд США, рассмотрев жалобу японского гражданина, проживающего в Соединенных Штатах, признал незаконным ордонанс властей г. Сиэтла, которым запрещалась выдача лицензий иностранцам на занятие ростовщической деятельностью, так как этот нормативный акт нарушал, с точки зрения Суда, положения Договора о дружбе, торговле и мореплавании, заключенного между США и Японией в 1911 году. При вынесении решения Верховный суд опирался на статью Договора, в которой устанавливалось, что "граждане или другие субъекты одной из Высоких Договаривающихся Сторон будут иметь свободу въезжать, путешествовать и проживать на территории другой Стороны, заниматься торговлей: в том же объеме, как и ее собственные граждане или субъекты". Суд признал положения этой статьи самоисполнимыми и не требующими какой-либо помощи со стороны федерального законодательства или законодательства штата для их применения в судах США. Поэтому, определив, что занятие ростовщичеством представляет собой одну из разновидностей содержания термина "торговля", указанного в Договоре, Верховный суд США решил, что соответствующий городской ордонанс нарушает Договор и должен быть отменен*(3).

В то же время в деле Sei Fujii v. State of California, в котором истец утверждал, что положения Устава ООН отменяют действие норм законодательства Калифорнии, ограничивающие права иностранцев по пользованию землей, Верховный суд этого штата пришел к следующему выводу:

"Положения преамбулы и статьи 1 Устава ООН, с которыми с точки зрения истца вступает в противоречие законодательство штата о правах иностранцев на землю, не являются самоисполнимыми. Они формулируют общие цели и задачи деятельности Организации Объединенных Наций и не: создают прав для частных лиц. Совершенно понятно и то, что ни одно из других положений Устава, на которые ссылается истец, также не является самоисполнимым. Среди них и нормы, содержащиеся в статье 55, которые предусматривают, что ООН будет содействовать "всеобщему уважению и соблюдению прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, пола, языка и религии", и правила статьи 56, устанавливающие, что все члены ООН "обязуются предпринимать совместные и самостоятельные действия в сотрудничестве с Организацией для достижения целей, указанных в статье 55".

Хотя государства - члены ООН и обязались сотрудничать с этой международной организацией в целях содействия уважению и соблюдению прав человека, ясно, что для достижения этой цели государства должны предпринимать в будущем определенные законодательные действия, и ничто не говорит о том, что эти положения могут обладать силой правовых норм для судов нашей страны с момента ратификации Устава".

В подавляющем большинстве случаев для решения комплекса вопросов, связанных с определением самоисполнимости или несамоисполнимости международного договора, американские суды используют различные методы его толкования. Например, судья может принять во внимание следующие обстоятельства: предмет и цели положений международного договора, наличие альтернативных внутригосударственных процедур для их имплементации и введения в действие, а также тот факт, рассматривают ли другие участники договора его положения в качестве норм, порождающих права и обязанности у частных лиц. Следует иметь в виду и то обстоятельство, что в современных США складывается тенденция, в соответствии с которой Администрация Президента при заключении международного договора (и Сенат, предоставляющий ей свои "совет и одобрение" в рамках этого процесса) стремится сформулировать его положения таким образом, чтобы впоследствии соответствующие нормы были квалифицированы национальными судами как самоисполнимые*(4).

Однако в любом случае, как указывал известный американский юрист-международник Л. Хенкин, "независимо от того, признаются ли международные договоры самоисполнимыми или нет, они юридически связывают Соединенные Штаты. Независимо от того, самоисполнимы или нет положения таких договоров, они представляют собой верховный закон страны. Дж. Маршалл отмечал, что если нормы международных договоров несамоисполнимы, то они не могут представлять собой "юридические правила для суда". Но он ничего не говорил о том, что они не будут таковыми для Президента или Конгресса. Обязанность этих органов как раз и заключается в том, чтобы обеспечить полноценную имплементацию договорных положений, сделать все необходимое для того, чтобы они обрели в суде юридическую силу"*(5).

Кроме проблемы разграничения самоисполнимых и несамоисполнимых международных договоров американская юридическая практика постоянно сталкивается с вопросом о том, имеют ли положения международных договоров преимущество перед нормами федеральных законодательных актов США в случае возникновения противоречия между ними. Ведь формально в соответствии со ст.VI Конституции Соединенных Штатов они обладают одинаковой юридической силой. Указанная проблема решается в США при помощи выработанного судебной практикой правила "последнего по времени акта" (last-in-time rule), основные тезисы которого сводятся к следующему. Если более поздний по времени принятия договор вступает в противоречие с ранее принятым федеральным законом, то договорные положения отменяют действие соответствующего национального правового акта, но только в том случае, если нормы договора являются самоисполнимыми. В том же случае, когда нормы международного договора несамоисполнимы, они не будут иметь никакого преимущества до тех пор, пока Конгресс США не примет в рамках процесса имплементации этого договора новый федеральный законодательный акт.

Ситуация становится гораздо более сложной, когда последний по времени принятия федеральный закон вступает в противоречие с ранее принятым международным договором. В подобных случаях американская юридическая практика, как правило, исходит из того, что Конгресс США вправе отвергнуть или аннулировать внутригосударственный эффект международных обязательств США. При этом, однако, специально подчеркивается, что, хотя положения международного договора перестают обладать обязывающей силой для американских судов или административных органов, они сохраняют свою юридическую силу в международном плане.

"Существует несколько особенностей применения в подобной ситуации правила "последнего по времени акта", - отмечает Д.Бедерман. - Первая - узкая и техническая. Она заключается в том, что более поздний по времени принятия закон, который прекращает действие ранее принятого договора, не может аннулировать любые права, возникшие в соответствии с этим международным соглашением. Вторая - наиболее важная и принципиальная. В соответствии с ней "нормы акта Конгресса никогда не следует толковать в качестве положений, нарушающих международное право, до тех пор, пока возможно их другое толкование". Это правило, известное как канон дела The Charming Betsy, остается в настоящее время признанным принципом законотворческой деятельности. Этот принцип означает, как минимум, что закон не в состоянии отменить действие ранее принятого международного договора (или обычной международно-правовой нормы) до тех пор, пока намерение Конгресса прекратить действие соответствующего международного обязательства не будет выражено четко и ясно. Очевидность подобного намерения выступает в качестве противоядия возможной невнимательности законодателей и одновременно требует высокого уровня политической решимости от Конгресса при принятии законопроекта, вступающего в противоречие с международным правом*(6).

Одним из наиболее известных примеров применения правила The Charming Betsy в современной судебной практике США стало дело United States v. Palestine Liberation Organization 1988 года. Его существо заключалось в определении правомерности действий Генерального прокурора Соединенных Штатов, который, опираясь на положения федерального Антитеррористического акта 1987 г., предусматривавшего необходимость закрытия всех представительств Организации освобождения Палестины (ООП) в США, принял решение и о закрытии представительства ООП при ООН, что вступило в противоречие с обязательствами США по договору о штаб-квартирах Организации Объединенных Наций. Окружной федеральный суд, рассматривавший это дело, пришел к выводу, что текст и история создания Акта 1987 г. не дают никаких оснований предполагать, что в данном случае Конгресс ясно и недвусмысленно "управомочил Генерального прокурора, Государственный департамент или данный Суд на совершение действия, противоречащего договору о штаб-квартирах". Другими словами, суд признал неправомерность действий Генерального прокурора и тот факт, что указанный международный договор продолжает свое действие в отношении США.

Необходимо сказать несколько слов и о последствиях прекращения или нарушения действия норм международных договоров какой-либо из сторон договора. Американская юридическая практика исходит из того, что подобные действия не влекут автоматического прекращения действия договора в качестве "верховного закона страны" и он будет выступать в этом качестве до тех пор, пока компетентный государственный орган исполнительной власти США не примет решения об окончании или приостановлении его действия.

Интересно также отметить, что значительная часть международных договоров заключается сегодня в США вне рамок процедуры, определенной ст. II Конституции Соединенных Штатов. Количество такого рода актов, получивших наименование "исполнительные соглашения" (executive agreements), стало стремительно увеличиваться, начиная с 30-х годов XX века. По данным профессора Ф.Тримбла, "с 1939 по 1982 годы Соединенными Штатами было заключено 608 договоров в соответствии с процедурой статьи II Конституции и 9548 исполнительных соглашений. В одном 1982 году США заключили 372 исполнительных соглашения и только 17 договоров"*(7).

В американской юридической практике различают два вида исполнительных соглашений. Первый из них - исполнительные соглашения Конгресса (Congressional Executive Agreements). Они представляют собой разновидность законодательных актов, принятие которых обусловливается международными обязательствами США. Эти документы утверждаются большинством голосов Палаты представителей и Сената и подписываются Президентом. Одобрение Конгрессом исполнительных соглашений представляет собой альтернативу процедуре заключения международных договоров в соответствии со ст.II Конституции и довольно часто используется в тех случаях, когда возникают серьезные сомнения в том, что тот или иной международный договор будет ратифицирован Сенатом. Именно этим фактом можно объяснить то обстоятельство, что участие США в Северо-Американском договоре о свободной торговле и Всемирной торговой организации было оформлено посредством исполнительных соглашений Конгресса.

Несмотря на то, что право Конгресса принимать исполнительные соглашения прямо не предусмотрено в Конституции США и выводится теоретиками и практиками только на основе толкования ее положений, ни один американский суд до сих пор не признал противоправность существования таких актов.

Второй вид исполнительных соглашений - исполнительные соглашения Президента США (Presidential Executive Agreements), которые он, как правило, заключает без участия Конгресса или Сената в областях, определенных в американской Конституции в качестве сферы его исключительных полномочий.

Верховный суд США несколько раз рассматривал вопрос о правомерности заключения президентских исполнительных соглашений и о действии их норм в рамках правовой системы Соединенных Штатов. Одним из наиболее известных примеров такого рода стало дело United States v. Belmont, в рамках которого на рассмотрение Суда был поставлен вопрос о юридической силе соглашения, заключенного Президентом Ф.Рузвельтом с Правительством СССР, положения которого вступили в противоречие с публичным порядком штата Нью-Йорк. При этом Верховный суд США, установив, что данный акт не был представлен на утверждение или голосование в Сенат, пришел к следующему выводу:

"Международные соглашения не всегда представляют собой договоры, в принятии которых требуется участие Сената. К их числу также можно, например, отнести протоколы, временные соглашения, почтовые конвенции, а также соглашения, аналогичные тому, которое является предметом настоящего судебного рассмотрения:

Ясно, что внешнеполитическая деятельность США осуществляется независимо от законов или политики отдельных штатов: Учитывая тот факт, что правило, касающееся международных договоров (определяющее их в качестве "верховного закона страны". - В. Г.), было установлено статьей VI Конституции, следует признать, что аналогичное правило должно распространяться и на все другие международные документы и соглашения, исходя из того факта, что полная власть над международными делами принадлежит федеральному правительству и эта власть не является и не может являться предметом любого ограничения или вмешательства со стороны какого-либо из штатов".

Другими словами, в решении по этому делу Суд признал, что исполнительные соглашения Президента США обладают юридической силой в рамках правовой системы Соединенных Штатов и имеют преимущество перед противоречащими им законами штатов. Несколькими годами позднее эта точка зрения была подтверждена Верховным судом в решении по другому делу.

Несмотря на твердую приверженность современных американских судов указанному общему правилу, следует признать, что право Президента и Конгресса США на заключение международных исполнительных соглашений вне рамок процедуры, предусмотренной ст.II американской Конституции, до сих пор остается достаточно противоречивой областью права и судебной практики. Как и международные договоры, исполнительные соглашения часто становятся объектом судебных споров о правомерности их заключения, толковании их норм, а также об их действии во времени, пространстве и по кругу лиц.

Обычные нормы международного права
в правовой системе США

В американской правовой доктрине и правоприменительной практике всегда существовало четкое разграничение между отношением к положениям международных договоров и нормам международного права обычного характера. Более того, сам термин "международное право" использовался, да и сейчас используется в юридической литературе и нормативных документах Соединенных Штатов для идентификации, главным образом, обычных международно-правовых норм.

"Договоры и другие международные соглашения, - подчеркивает Л. Хенкин, - представляют собой международные инструменты, нормоустанавливающий характер и статус которых зависит от их места в системе источников международного права. Но международная правовая система включает также значительное количество норм обычного права, большинство из которых имеет древнее происхождение, а другие представляют собой результат современной практики государств. Деятельность по развитию и установлению обычного международного права находится в сфере ответственности Президента США, однако Конгресс и американские суды также призваны следить за выполнением Соединенными Штатами своих обязательств по обычному праву"*(8).

В Конституции США почти ничего не говорится об обычном международном праве*(9). Американские юристы отмечают, что Конституция Соединенных Штатов ничего не говорит о том, "является или нет обычное международное право частью нашего права, как оно соотносится с конституционными положениями и нашими политическими институтами; представляет ли оно из себя федеральное право или право штатов; имеют ли федеральные суды юрисдикцию по рассмотрению споров и противоречий, возникающих на основе международного права. Конституция также не определяет соотношение международных договоров и обычного права друг с другом: Ее положения не содержат и прямых указаний для судов относительно того, каким правом должны руководствоваться последние в случае, когда акты Конгресса или действия Президента вступают в противоречие с положениями международных договоров и принципами международного права"*(10). Именно поэтому, как и в случае с международными договорами, существующий в настоящее время в США механизм реализации обычных международно-правовых норм в рамках американской правовой системы был сформирован судебной практикой.

Самое известное выражение Верховным судом США своего мнения относительно соотношения обычного международного права и внутригосударственного права Соединенных Штатов было сделано в 1900 г. в решении по делу The Paquete Habana. Существо этого дела в следующем. Во время испано-американской войны корабли военно-морского флота Соединенных Штатов захватили частные рыболовные суда, принадлежавшие испанским гражданам, и объявили их военным призом. Собственники этих судов оспорили указанные действия и потребовали вернуть им суда, аргументируя свою позицию тем, что в соответствии с международными обычаями частные рыболовные суда, даже если они принадлежат гражданам враждебного государства, не могут подвергаться подобным силовым воздействиям. Верховный суд США, изучив соответствующие нормы международного права, согласился с мнением истцов. В обоснование своей позиции Суд сделал следующее ключевое заявление:

"Международное право*(11) - часть нашего права и оно должно устанавливаться и применяться судами соответствующей юрисдикции: В этих целях они должны руководствоваться не положениями международного договора, национального исполнительного и законодательного акта или судебного решения, а обычными нормами цивилизованных государств и, в качестве доказательства их наличия, работами тех юристов и комментаторов, которые имеют многолетний опыт исследований в данной области. Такие работы должны предоставляться в судебные органы не для изучения размышлений их авторов о том, каким следовало бы быть праву, а для получения заслуживающего доверия доказательства его наличия и содержания".

Опираясь на указанное судебное решение, американская правовая доктрина признает обычное международное право частью права Соединенных Штатов. Однако в ее рамках до сих пор не существует ясности относительно того, частью какого права являются соответствующие обычные правовые нормы - права отдельных штатов или федерального права.

"Наиболее предпочтительной точкой зрения в современных условиях, - отмечает Д. Бедерман, - является точка зрения о том, что обычное международное право представляет собой часть федерального права. Это означает, как минимум, что исковые заявления, касающиеся прав и обязанностей, возникающих на основе обычных норм международного права (например, в сфере дипломатических иммунитетов или привилегий, существующих в морском праве), будут рассматриваться федеральными судами". По его мнению, подобный подход позволил бы привести в порядок нормы общего федерального права США, сформировавшиеся в области международных отношений, сделать их менее противоречивыми и подготовить для последующего законодательного оформления*(12).

Вслед за Д. Бедерманом английский профессор М. Шоу не только признает справедливость утверждения о предпочтительности рассмотрения обычного международного права в качестве составной части федерального права США, но и относится к этому утверждению как к неоспоримому факту. "В настоящее время общепризнанно, - пишет он, - что обычное международное право выполняет внутри США функцию федерального права и его определение федеральными судами распространяет свое обязывающее влияние на суды отдельных штатов"*(13). Однако в справедливости данного тезиса М. Шоу существуют некоторые сомнения. Это касается, по крайней мере, его второй части, так как обычное международное право в качестве федерального права США не всегда порождает безусловные обязательства для отдельных штатов руководствоваться его положениями в законотворческой или правоприменительной деятельности.

Признание обычного международного права в качестве составной части федерального права США не предполагает безусловного приоритета обычных международно-правовых норм над другими федеральными источниками. Поэтому американские суды при возникновении соответствующей коллизии могут разрешить конкретный спор не на основании обычной нормы международного права, а в соответствии с вынесенным ранее судебным решением или действующим нормативно-правовым актом Соединенных Штатов.

Один из американских апелляционных судов недавно вновь подтвердил данную позицию в решении по делу Committee of United States Citizens Living in Nicaragua v. Reagan. Он отметил, что "ни одно постановление Конгресса не может быть оспорено только на том основании, что оно нарушает обычное международное право". Суд также указал, что политические и юридические органы Соединенных Штатов вправе игнорировать нормы обычного международного права в процессе исполнения законов и других федеральных нормативно-правовых актов. Следует, однако, признать, что подобная позиция не является общепризнанной, а соответствующая судебная практика достаточно противоречива. Единственно, что можно сказать с большой долей уверенности, так это то, что федеральные законы США имеют, как правило, преимущество перед ранее принятыми международными договорами или действовавшими до одобрения таких законов обычными нормами международного права*(14).

Взаимодействие между правом США и обычным международным правом стало предметом особого внимания юристов и политиков в Соединенных Штатах два десятилетия назад в процессе рассмотрения федеральным апелляционным судом второго округа дела Filartiga v. Pena-Irala. Его предметом стали исковые требования, предъявленные супружеской парой из Парагвая к своему соотечественнику в связи с фактами пыток и последующей за ними смерти их сына. Исковое заявление супругов базировалось на положениях американского Закона 1789 г., предусматривавшего, что "окружные суды будут иметь оригинальную юрисдикцию по рассмотрению дел с участием иностранцев в сфере обязательств из причинения вреда, в отношении которых есть основания предполагать, что они нарушают право государств"*(15). Апелляционный суд в своем решении установил, что применение пыток представляет собой нарушение обычного международного права и поэтому деяние ответчика должно квалифицироваться именно таким образом, а сам он был признан виновным. При этом судом было отвергнуто заявление ответчика о том, что рассмотрение подобных дел не входит в компетенцию американского суда, так как обе стороны спора являются иностранцами, а фактические обстоятельства дела, рассматриваемые в суде, происходили на территории Парагвая.

Интересно отметить, что в процессе рассмотрения данного дела судом, в целях определения наличия и содержания соответствующих принципов и норм обычного международного права, были изучены в качестве доказательств труды юристов-международников, Устав ООН, решения американских судебных органов, Всеобщая декларация прав человека и другие резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, Европейская конвенция о правах человека и другие региональные договоры, положения конституционных актов более чем пятидесяти пяти государств мира, решения Европейского Суда по правам человека и другие документы. При этом ни одному из них не отдавалось специального предпочтения.

В этом деле федеральный суд применил нормы обычного международного права на основании полномочий, которые были ему предоставлены национальным законом. Однако данная возможность не является единственной. В соответствии с одним из основополагающих принципов американской правовой системы обычные международно-правовые нормы могут быть также применены федеральными судами при разрешении правовых споров, возникающих на основе права или международных договоров Соединенных Штатов, с участием, в частности, иностранных граждан или государств, а также иностранных дипломатов.

Практика показывает, что американские суды чаще применяют нормы международного права в спорах, касающихся "вертикальных" отношений между государствами и индивидами, чем в "горизонтальных" спорах, возникающих между отдельными странами*(16). Однако в любом случае при рассмотрении искового заявления, основанного на нормах обычного международного права, судом должно быть установлено, что соответствующие правила поведения признаются государствами в качестве правовых норм.

Так, в деле The Paquete Habana Верховный суд США определил, что существующая в мире практика освобождения прибрежных рыболовных судов от вооруженного захвата отвечает этому критерию, а в деле Amerada Hess v. Argentine Republic окружной федеральный суд второго округа нашел, что существуют достаточные доказательства существования обычной правовой нормы, защищающей нейтральные суда в международных водах от атак любой из сторон вооруженного конфликта. В то же время при рассмотрении дела Echeverria-Hernandez v. United States Immigration & Naturalization Service окружным федеральным судом девятого округа было отвергнуто заявление истца о том, что "международное право обязывает Соединенные Штаты предоставлять временное убежище всем лицам, спасающимся от внутренних вооруженных конфликтов". При этом суд установил, что существуют действительные доказательства того факта, что подобное убежище должно предоставляться только в строго определенных случаях.

Завершая рассмотрение вопроса о действии норм обычного международного права в правовой системе США, хочется обратить внимание на точку зрения известного английского юриста-международника Я. Броунли, который справедливо считал, что если механизм взаимодействия положений международных договоров и норм внутреннего права США существенно отличается от подобного механизма, существующего в других англосаксонских странах, то правило, определяющее параметры действия обычных международно-правовых норм в правовых системах этих государств, имеет одинаковое содержание для каждого из них. По мнению Я. Броунли, содержание этого доминантного правила заключается в том, что "обычные нормы считаются частью права страны и действуют в этом качестве до тех пор, пока они не вступают в противоречие с актами парламента или с судебными решениями, вынесенными судебными органами высшей инстанции"*(17).

Отметим, что практика применения договорных и обычных норм международного права в правовой системе США еще далека от единообразия и до сих пор характеризуется иногда неопределенностью и противоречивостью. Тем не менее за более чем двухсотлетнюю историю существования американского государства здесь были выработаны основополагающие принципы, позволяющие существенно упорядочить процесс взаимодействия международного и внутреннего права. В самом общем виде они заключаются в следующем.

1. Международное обычное право и международные соглашения США представляют собой часть права Соединенных Штатов и обладают приоритетом перед правом отдельных штатов.

2. Правовые споры, возникающие на основе норм международного обычного права или международных договоров США, подсудны, с учетом ограничений и требований, установленных Конституцией и законами США, федеральным судам Соединенных Штатов.

3. Суды США руководствуются в своей деятельности нормами договорного и обычного международного права за исключением положений "несамоисполнимых" международных договоров, которые нуждаются в имплементации в рамках правовой системы Соединенных Штатов.

Использование этих принципов в повседневной практике деятельности американских судебных и других правоприменительных органов, несмотря на отдельные оставшиеся не до конца разрешенными вопросы, вносит необходимые стабильность и предсказуемость в процесс применения норм международного права в рамках правовой системы США.

В.В. Гаврилов,

заведующий кафедрой международного права,

декан международно-правового факультета

Дальневосточного госуниверситета,

кандидат юридических наук, доцент

"Журнал российского права", N 2, февраль 2003 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См., например: Волженкина В. М. Нормы международного права в российском уголовном процессе. СПб., 2001; Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России (учебно-практическое пособие). М., 1997.

*(2) Bederman D. J. International Law Frameworks. N. Y., 2001. P. 158.

*(3) См.: Janis M. W. An Introduction to International Law. Third Edition. Boston-Toronto, 1999. P. 90.

*(4) См.: Bederman D. J. Op. cit. P. 164.

*(5) Henkin L. Foreign Affairs and the United States Constitution. Second Edition. Oxford, 1996. P. 203-204.

*(6) Bederman D. J. Op. cit. P. 165.

*(7) Trimble P. R. International Law: United States Foreign Relations Law. N. Y., 2002. P. 125.

*(8) Henkin L. Op. cit. P. 229.

*(9) Единственное исключение содержится в разд.8 ст.I Конституции США, предоставляющей Конгрессу право "определять: нарушения международного права и наказывать за их совершение".

*(10) Henkin L. The Constitution and United States Sovereignty: A Century of Chinese Exclusion and Its Progeny // Harvard Law Review. Vol. 100. 1987. P.867.

*(11) В данном случае имеется в виду обычное международное право.

*(12) См.: Bederman D. J. Op. cit. P. 155.

*(13) Shaw M. N. International Law. Fourth Edition. Cambridge, 1997. P. 115.

*(14) См.: Shaw M. N. Op. cit. P. 115-116.

*(15) Позднее, в 1995 г., в решении по делу Kadic v. Karadzic этот же суд определил, что пытки и казни без решения суда не исчерпывают перечень деяний, подпадающих под действие Акта 1789 года. В их список могут быть также включены геноцид, военные преступления и другие нарушения международного гуманитарного права.

*(16) См.: Brilmayer L. International Law in American Courts: A Modest Proposal // Yale Law Journal. Vol. 100.

*(17) Brownlie I. Principles of Public International Law. Fifth Edition. Oxford, 1998. P. 42-43.