Развитие концепции правовой системы в отечественной доктрине права: общетеоретический и международно-правовой подходы (В.В. Гаврилов, "Журнал российского права", N 1, январь 2004 г.)

Развитие концепции правовой системы
в отечественной доктрине права:
общетеоретический и международно-правовой подходы

В юридической литературе понятие и содержание термина "правовая система" различными исследователями определяется по-разному. Это объясняется, на наш взгляд, не только отличием индивидуальных подходов авторов к данной проблеме, но и их принадлежностью к разным ответвлениям юридической науки.

Казалось бы, в силу того, что термин "правовая система" активно применяется во всех юридических науках, его содержание может быть с достаточной степенью достоверности установлено только на основе сравнительного анализа и выявления характерных признаков и международной, и внутригосударственной составляющих права как общемировой нормативной конструкции. Между тем вплоть до конца XX века в рамках общей теории права он использовался почти исключительно для характеристики правовых явлений, существующих внутри конкретного государства или характерных для определенной группы стран.

"Долгие годы общая теория права, - справедливо отмечает С.Ю. Марочкин, - была ориентирована на внутреннее право, существование международного права не принималось в расчет, либо оно трактовалось как отрасль национального права наряду с другими отраслями (например, гражданским, уголовным правом), теоретические разработки проводились без учета особенностей международного права и его норм"*(1). Этот факт отмечался и теоретиками права. "Следует признать, - еще в середине 70-х гг. прошлого века писал Л.С. Явич, - что общая теория права не уделяет должного внимания исследованию международной правовой системы, что не соответствует тому месту в жизни народов, которое она теперь занимает"*(2).

В свою очередь отечественные юристы-международники также не уделяли должного внимания изучению характеристик правовых систем отдельных государств, понятию и содержанию самой международно-правовой системы. Такая позиция, скорее всего, объяснялась господствовавшим в отечественной международно-правовой доктрине позитивистским подходом, когда внимание сосредотачивалось на нормах, а деятельность государств по их применению оставалась вне поля зрения. "Если вопросы создания норм международного права, его сущности, - подчеркивал Р.А. Мюллерсон, - разрабатывались в течение достаточно долгого периода времени, то проблемы функционирования международного права, реализации его норм стали предметом серьезного исследования только в последние годы"*(3).

В научных разработках второй половины прошлого века вплоть до конца 80-х гг. проводилась линия на четкое разграничение сферы действия внутреннего и международного права, определение объективных и субъективных границ действия последнего, обосновывался тезис о принципиальной невозможности международно-правовых норм регулировать общественные отношения, входящие во внутреннюю компетенцию государств. Вполне понятно, что в таких условиях вопрос о реализации международно-правовых норм в рамках правовых систем отдельных государств представлял во многом только академический интерес и в практическом плане почти не разрабатывался.

Положение кардинальным образом изменилось в конце 80-х - начале 90-х гг., когда после завершения "холодной войны" сформировались реальные предпосылки усиления регулирующей роли международного права в отношениях между государствами. Изменившиеся политические реалии вызвали в международно-правовой литературе новое серьезное обсуждение проблемы понятия и пределов государственного суверенитета. В результате состоявшейся дискуссии в нашей доктрине права сформировалось позитивное отношение к тому, что поиск баланса интересов государств в современном мире должен быть неразрывно связан с "интернационализацией традиционно внутригосударственных вопросов, с передачей в общих интересах отдельных прав в международную компетенцию"*(4).

В последние десятилетия в ряде стран нормы международного права были объявлены составной частью их правовой системы, а положения международных договоров получили приоритет над нормами национального законодательства в случае их коллизии между собой. Соответствующее положение нашло отражение и в Конституции РФ 1993 г.: "Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора" (ч.4 ст.15).

Закрепление этой нормы в Конституции имеет, как минимум, два важнейших практических следствия. Первое заключается в том, что сегодня к числу правовых регуляторов отношений, возникающих в рамках границ Российской Федерации или с участием ее субъектов, наряду с положениями российского законодательства, отнесены и нормы международного права. Смысл второго определяет необходимость учета на практике принципа приоритетного применения положений международных договоров по отношению к нормам внутригосударственного права России*(5).

Таким образом, после 1993 года проблема соотношения и взаимодействия международного и внутригосударственного права в российской правовой доктрине приобрела четко выраженную практическую направленность, что обусловило резкое возрастание интереса к ней среди научной общественности. За прошедшее время осмыслению содержания указанной конституционной нормы и характеристике возможных путей ее практического применения был посвящен не один десяток исследований отечественных ученых. Однако ситуация в данной области не прояснилась в достаточной степени и сегодня. Это прежде всего объясняется тем, что среди наших ученых до сих пор отсутствует единое и четкое представление о месте и роли международно-правовых норм в российской правовой системе.

Так, некоторые из них (главным образом представители отраслевых юридических наук) относят международные договоры и обычаи к числу источников права РФ. Другие (преимущественно юристы-международники) говорят о непосредственном обязывающем воздействии международно-правовых норм на поведение субъектов внутреннего права без изменения их системной принадлежности. Третьи утверждают, что действие норм международного права внутри России невозможно без их трансформации во внутригосударственные правовые нормы. При этом каждая группа авторов в обоснование своих взглядов ссылается на положения ч.4 ст.15 Конституции РФ.

Очевидно, что данная уверенность не в последнюю очередь основана на различном толковании понятия и содержания термина "правовая система" в контексте указанной конституционной нормы.

Считается, что само появление в юридической науке этого термина не в последнюю очередь было связано с осознанием научной общественностью необходимости более широкого подхода к правовым явлениям во всем их многообразии и взаимодействии между собой, а также важности учета их функциональных свойств по отношению к человеку, государству и обществу. Он был призван охватить широкий круг правовых явлений, включая нормативные, организационные, социально-культурные аспекты и стороны правового феномена*(6). Однако в общей теории права никогда не было единого подхода к решению вопроса о том, какие именно правовые явления составляют содержание термина "правовая система".

С.Ю. Марочкин, достаточно подробно исследовавший эволюцию взглядов советских и российских теоретиков права на понятие и содержание рассматриваемой юридической категории с середины 60-х и до конца 90-х годов XX века, выделяет три основные точки зрения. Для первой из них характерным является отождествление правовой системы только с формами проявления права (правовыми нормами, правоотношениями и правосознанием). Вторая - стремилась поставить знак равенства между термином "правовая система" и совокупностью всех правовых явлений, существующих в государстве. "Указание на правовую систему, - еще более 20 лет назад подчеркивал С.С. Алексеев, - означает, что в данном случае право берется в единстве с его проявлениями, с "сопровождающими" его компонентами правовой действительности"*(7). Характерная черта третьего подхода - включение в содержание термина "правовая система" не только нормативной, правореализационной и идеологической, но и организационной составляющей, представленной совокупностью правовых учреждений, функционирующих в государстве и обществе.

Рассматривая указанные точки зрения, С.Ю. Марочкин отмечал, что одновременно с их существованием в учебной и научной литературе по общей теории права достаточно часто можно было встретить ошибочное отождествление понятий "правовая система" и "система права", а также объявление международного права отраслью или частью внутреннего права России. Именно последнее замечание, по его мнению, объясняло то обстоятельство, что в рамках всех существующих концепций анализировались только характерные признаки правовых систем отдельных государств или их групп, а факт существования международно-правовой системы как самостоятельного феномена по существу игнорировался*(8).

Справедливости ради надо сказать, что сколько-нибудь серьезных исследований понятия и содержания международно-правовой системы долгое время не существовало в отечественной международно-правовой литературе. Внимание было в основном сконцентрировано на анализе внутренней структуры системы международного права как особой области права, процедуре создания и характеристике содержания его принципов и норм. "Может быть поэтому, - замечает С.Ю. Марочкин, - в работах юристов - международников нередко не усматривалось какого-либо различия между системой международного права и международно-правовой системой, а соответствующие понятия употреблялись как равнозначные"*(9).

Однако на этом общем фоне еще до начала 90-х гг. прошлого века в отечественной международно-правовой литературе можно было встретить утверждения о необходимости дифференцированного подхода к международному праву, с одной стороны, и к той среде, в рамках которой оно функционирует и частью которой является, - с другой. Так, Г.И. Курдюков в своей работе, посвященной проблеме определения места и роли государства в системе международно-правового регулирования, подчеркивал, что последняя "представляет собой сложное образование государственно-правовых элементов, связей, сторон и отношений", а международное право в этой системе "является относительно обособленным и самостоятельным компонентом социального управления"*(10). По мнению И.И. Лукашука, международно-правовые связи между субъектами международного права "представляют собой не простую сумму отношений, а именно систему с единым комплексом целей и принципов, со своими структурными связями и значительным уровнем взаимодействия элементов". Он считал: чем более развита система международно-правовых связей конкретного государства, тем выше потребность в системном подходе, как при создании, так и при осуществлении норм международного права на всех уровнях*(11).

Универсальную систему международно-правового регулирования ученый представлял в виде двух подсистем (систем): регулирующей и регулируемой. "Регулируемой, - писал он, - является система межгосударственных отношений, представляющая в этой связи объект международно-правового регулирования. Регулирующей системой является система средств международно-правового воздействия, выступающая как субъект системы международно-правового регулирования"*(12). При этом в качестве элементов системы международно-правового регулирования И.И. Лукашук выделял: международные отношения, государства как субъекты правового регулирования, правотворческую деятельность государств, международные организации, международное право как систему регулятивных норм, объект и метод правового регулирования, формы реализации норм права, правоотношения и правосознание*(13).

Много общего с теорией универсальной системы международно-правового регулирования имела концепция международной межгосударственной системы, которая была выдвинута и разработана Г.И. Тункиным. Он считал, что существует целостная глобальная межгосударственная система, которая включает государства, их объединения, государственно-подобные образования; международное право и другие социальные нормы, действующие в этой системе; а также отношения и взаимодействия между указанными компонентами.

Определяя межгосударственную систему как среду, в которой функционирует международное право, являющееся ее нормативной подсистемой, ученый утверждал, что ее характеристика необходима для лучшего понимания процессов, происходящих в международном праве, его особенностей, тенденций развития и роли в жизни общества*(14). Понятие "межгосударственная система" "дает объемное, полное, в той мере, в какой это возможно, отображение международной действительности...". Поэтому отдельные компоненты, срезы и аспекты указанной системы, по его мнению, должны рассматриваться при их исследовании с учетом того, что они являются ее частями*(15).

Однако он не пытался проводить параллели или искать точки соприкосновения между межгосударственной и внутригосударственными системами отдельных стран. "Межгосударственная система, - писал он, - существенно отличается от любой внутригосударственной системы", "...они функционируют в различных социальных системах"*(16).

Между тем в международно-правовой литературе этого периода времени можно было встретить и другую точку зрения. Ю.А. Баскин и Д.И. Фельдман отмечали, что международное и внутригосударственное право действительно имеют "разные задачи, цели и возможности. Но их осуществление настолько взаимосвязано, что право международное и право внутригосударственное не могут, не способны существовать друг без друга. Они противоречивы, но это диалектическое противоречие, основанное на внутреннем единстве противоположных сторон, на их взаимных переходах. Это в известном смысле единство интернационального и национального, общего и особенного, не могущих существовать друг без друга и взаимообогащающих друг друга"*(17).

Таким образом, утверждение об отсутствии в советской международно-правовой литературе внимания к проблеме взаимодействия международного права с окружающей его средой представляется не совсем справедливым. В отечественной доктрине международного права того периода существовал целый ряд исследований, в рамках которых предпринимались попытки определить основные параметры универсальной социальной системы, включающей не только международное право как специфическую совокупность юридических норм, но и его субъекты, возникающие между ними правоотношения, формы и способы осуществления международно-правовых норм и даже международное правосознание. Так, Н.А. Ушаков считал, что "международная правовая система состоит из следующих элементов: международное право, международная юридическая практика и международно-правовая идеология, находящая свое выражение в международном правосознании"*(18).

Несомненным достоинством концепций "системы международно-правового регулирования", "международной межгосударственной системы", равно как и других подобных теорий, было стремление взглянуть на международное право не как на застывшую систему юридических предписаний, а на конструкцию, эволюционирующую в процессе динамики ее взаимодействия с окружающей средой и оказывающую на нее определенное регулирующее воздействие. В этом смысле, на наш взгляд, по своему целевому предназначению указанные концепции были очень близки к теориям, определяющим понятие и содержание категории "национальная правовая система".

В последнем десятилетии ХХ века интерес отечественной доктрины к проблеме реализации норм международного права в нашей стране значительно вырос. Достаточно сказать, что только осмыслению содержания ч.4 ст.15 Конституции РФ, определяющей статус общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ в качестве составной части правовой системы России, был посвящен не один десяток исследований. Однако, к сожалению, авторы, как правило, не ставили перед собой цели определить, что же составляет существо понятия и содержания самого термина "правовая система России", равно как и категории "международная правовая система".

Но были и исключения. В.А. Каланда в своей работе, посвященной конституционно-правовому анализу проблемы действия норм международного права в правовой системе России, фактически поставил знак равенства между понятиями "система права" и "правовая система". Он поддержал получившую распространение среди определенной группы теоретиков права точку зрения о том, что под национальной правовой системой следует понимать "определяемую экономическим и социальным строем структуру права, выражающую внутреннюю согласованность и единство юридических норм данного государства и одновременно их распределение на соответствующие отрасли"*(19).

Несколько позже с тезисом, по существу, идентифицирующим понятия "правовая система государства" и "право государства", выступил и Е.Т. Усенко, подчеркнув, что "правовая система" - это научное понятие, нормативно не урегулированное и поэтому едва ли уместное в Конституции". По его мнению, в Основном законе достаточно было указать, что нормы международного права "являются частью права Российской Федерации"*(20). "Технический" характер термина "правовая система", закрепленного в ч.4 ст.5 Конституции РФ, отмечал также И.И. Лукашук. "Термин "правовая система", - писал он, - использован для того, чтобы избежать приравнивания всех международных норм к законодательству. В отличие от законодательства в правовой системе страны международные нормы могут занимать различное положение"*(21).

Г.В. Игнатенко, напротив, считал, что "формулировка Конституции исходит из широкой трактовки правовой системы, не ограничивая ее совокупностью юридических норм, т.е. правом, если иметь в виду сложившуюся терминологию. Не случайно использовавшаяся в нескольких проектах Конституции формула, согласно которой принципы и нормы международного права, международные договоры рассматривались как "часть права" Российской Федерации, была заменена при обработке окончательного текста"*(22).

Такого же мнения придерживался А.Н. Талалаев: правовая система - "это сложный, спаянный жесткими экономическими связями, отличающийся многоуровневым характером и иерархическими зависимостями комплекс. Введение в национальную правовую систему новых правовых феноменов, каким является для нее международное право, неизбежно, поэтому должно быть связано с новым этапом ее развития, с правовым процессом, который охватывает не только собственно национальное (внутригосударственное) право, но и все элементы правовой системы, включая применение права, правосудие и правовое сознание"*(23).

Б.Л. Зимненко считал, что правовую систему нельзя путать с системой национального законодательства, особо подчеркивая, что "международно-правовые нормы, включая договорные нормы, являются элементом именно правовой системы России, а не системы национального законодательства. Отсюда вытекает очень важный практический вывод, заключающийся в том, что включение норм международного права в правовую систему России не означает того обстоятельства, что международно-правовые нормы становятся внутригосударственными нормами"*(24).

Правовая система - широкое понятие, "включающее в себя множество элементов. Причем система права - лишь один из них. Другими элементами правовой системы являются правосознание, акты применения права, правоосуществление в целом", - такова точка зрения Т.Н. Нешатаевой. При этом она указывала, что "широкое понимание правовой системы, не сводящее ее к юридическим нормам, вполне оправдано в силу того, что оно позволяет избежать узкого, нормативистского подхода при исследовании правовых явлений, увидеть связь права с социальными структурами общества, понять механизм их взаимодействия и взаимовлияния"*(25). По ее мнению, "согласие с многоуровневой трактовкой права как социально-юридического феномена, обладающего генетически присущей ему структурой (частное - публичное), неизбежно приводит к выводу о том, что возможно существование такого комплекса, как международное право в широком смысле, включающее международное частное право, международное публичное право и право международных организаций"*(26). Именно этот нормативный комплекс она определяла как общую международную правовую систему, а три составляющие его международно-правовые системы - нормативные компоненты структуры более высокого порядка - глобальной международной системы человеческой цивилизации, концепция которой была разработана Г.И. Тункиным.

Примерно такого же взгляда на механизм взаимодействия глобальной международной системы с ее нормативной подсистемой придерживались Г.К. Дмитриева*(27) и И.И. Лукашук. Правда, в их работах речь шла о понятии "международной нормативной системы", которая "объединяет все виды международных норм: определяет как формальные структуры взаимодействия государств, так и его содержание"*(28). Основными ее подсистемами "являются международное право, политические нормы, мораль. Однако этим далеко не исчерпывается все многообразие международных норм. Существуют нормы обыкновения или практики, вежливости, традиции, организационные и технические нормы, стандарты, религиозные нормы, внутреннее право международных организаций и др."*(29).

Таким образом, Т.Н. Нешатаева, Г.К. Дмитриева и И.И. Лукашук, как, впрочем, и большинство других отечественных юристов, представляли международную правовую (нормативную) систему в качестве совокупности правовых (или правовых и других нормативных) предписаний, функционирующих в рамках более общей структуры - глобальной международной (межгосударственной) системы. То есть они ограничивали ее содержание только нормативными (юридическими) компонентами, хотя многие из них понятие и содержание внутригосударственной правовой системы определяли значительно шире.

В этом смысле более последовательной выглядит позиция С.В. Черниченко. Понятие и национальной, и международной правовой системы, по его мнению, должно охватывать как само право, так и его осуществление. При этом он категорически против включения в понятие правовой системы, даже в широком смысле, каких-либо форм правосознания, правовой идеологии, а также правосознания, выступающего в роли "заменителя" правовых норм*(30).

Наиболее последовательным сторонником поиска точек соприкосновения между понятиями международной и национальной правовых систем выступал С.Ю. Марочкин: "Вряд ли "узкое" понимание международно-правовой системы как системы норм или суживание ее до рамок собственно права адекватно отражает ее действительное содержание, так же как оно вряд ли поможет адекватной оценке места и роли норм международного права в правовой системе РФ: Само право, его система - основополагающее начало правовой системы, но именно начало. Правовая система гораздо шире, она охватывает все правовые стороны жизни. Такой подход к правовой системе, выработанный в общей теории - характеристика ее как "всего правового" - в принципе, пригоден к международно-правовой системе"*(31).

Интенсификация глобализационных процессов, происходящих в современном мире, не могла не оказать влияния на дальнейшее развитие учения о правовой системе в рамках как общей теории права, так и международно-правовой доктрины. Поэтому отличительной чертой многих разработок отечественных ученых последних лет является более продуманное и взвешенное отношение к понятию и содержанию терминов "правовая система государства" и "международно-правовая система".

Так, в учебнике по теории государства и права под редакцией В.М. Корельского и В.Д. Перевалова правовая система общества определяется как "целостный комплекс правовых явлений, обусловленный объективными закономерностями развития общества"*(32). В состав нормативно-правовой подсистемы этого комплекса могут входить как нормы внутригосударственного, так и международного права. При этом само международное право определяется как самостоятельная правовая система, тесно взаимодействующая при регулировании внутригосударственных отношений с национальным правом*(33).

Подобную точку зрения высказал и М.Н. Марченко: "Международное право как относительно самостоятельная правовая система находится в тесной связи и взаимодействии с другими, относительно самостоятельными национальными правовыми системами, а также - с межгосударственной системой: Его следует рассматривать в качестве подсистемы межгосударственной системы, одновременно выступающей по отношению к нему в качестве окружающей среды"*(34).

В то же время в ряде работ и сегодня еще можно встретить не совсем верное представление о природе международного права и его роли в современном мире. Например, Н.И. Матузов в курсе лекций по теории государства и права, с одной стороны, совершенно справедливо указывает, что "международное право не входит ни в одну национальную систему права, поэтому ни одно государство не может считать его своим". Однако, с другой - отмечает, что оно "занимает особое (наднациональное) место" и утверждает, что в правовую систему РФ оно включается "не в полном своем объеме, а лишь в той мере, в какой выступает источником права страны и не противоречит ее национальным интересам"*(35).

Эти утверждения вряд ли можно признать справедливыми, так как в них не только ставится под сомнение согласительный (межгосударственный) характер международно-правовых норм, но и необоснованно заявляется, что они должны рассматриваться в качестве источников российского права. Более того, выдвигаются дополнительные условия их осуществления на территории РФ. Отметим, что в этой же книге В.Н. Синюков, перечисляя правовые массивы, существующие в современном мире, относит к их числу национальные правовые системы, правовые семьи и группы правовых систем и ничего не говорит о месте и роли в этом ряду международного права*(36).

Что касается отношения отечественной международно-правовой доктрины к рассматриваемой проблеме, то его сегодня определяют, на наш взгляд, следующие основные моменты. Во-первых, в ее рамках все реже встречаются попытки придать понятию "правовая система" "технический" характер, поставить знак равенства между терминами "правовая система государства" и "право государства". Во-вторых, как следствие, большинство российских юристов-международников заявляют о недопустимости отнесения международно-правовых актов к числу источников российского права*(37). "Нормы международного права, - подчеркивает, в частности, С.Ю. Марочкин, - в рамках правовой системы РФ не становятся нормами российского права, а источники международного права - источниками права российского. По своей природе эти нормы занимают обособленное положение в правовой системе РФ, функционируют наряду с российским правом, должны толковаться и применяться в свете целей и принципов международного права и конкретного договора... а не с точки зрения соответствующих ориентиров внутреннего права"*(38).

В рамках правовой системы России сегодня принято разграничивать два понятия: "право государства" как совокупность создаваемых его органами правовых актов и норм и "право, применяемое в государстве", как совокупность всех нормативных предписаний, подлежащих реализации в сфере внутригосударственных отношений и (или) действующих в пределах юрисдикции государства и компетенции его органов. Второе понятие шире первого, так как оно охватывает не только национальное право нашей страны, но и признаваемые и применяемые Российской Федерацией нормы международного права, а также нормы права иностранных государств*(39).

Третий принципиальный момент составляет отношение современной отечественной международно-правовой доктрины к содержанию термина "национальная правовая система". В одних исследованиях оно отождествляется с "правом, применяемым в государстве". Поддерживающие этот подход авторы по общему правилу не видят необходимости расширять содержание данного термина за счет включения в его состав "идеологического", "институционного" или "правореализационного" компонентов. Так, П.Н. Бирюков считает, что "правовая система РФ (в контексте ч.4 ст.15 Конституции) представляет собой совокупность применяемых в нашем государстве правовых норм - российского, международного и иностранного права"*(40).

Другая группа юристов - международников при определении содержания термина "национальная правовая система" стремится сохранить подход общей теории права к этому вопросу с тем дополнением, что они включают в его содержание и нормы международного права. "Правовая система РФ, - отмечает С.Ю. Марочкин, - представляется как комплекс всех явлений правовой действительности - не только внутригосударственных, но и связанных с международным правом. Она включает правовые нормы, действующие в стране (право РФ, а также нормы международного права и иностранного права с санкции государства); правовую деятельность (деятельность всех органов, учреждений и иных субъектов по созданию и/или реализации действующих в стране правовых норм) и правовые идеи, представления, теории, взгляды, доктрины (правосознание в широком смысле)"*(41).

Одновременно в международно-правовой доктрине мало внимания, на наш взгляд, уделяется дальнейшему развитию учения о международно-правовой системе. В работах подавляющего большинства авторов она продолжает отождествляться лишь с системой международного права с точки зрения ее структурной организации. Однако некоторые ученые все же пытаются взглянуть на эту проблему шире. Например, И.И. Лукашук убежден, что в современном мире сформировалась глобальная социально-экономическая система, определяемая им как "мировое общество". В качестве ее управляющей подсистемы выступает международное сообщество, основными субъектами которого являются государства. Поэтому сегодня можно говорить о том, что международное сообщество располагает довольно разветвленной системой управления, эффективным нормотворческим механизмом, общей системой ценностей и развитым правовым сознанием*(42).

Главная задача международного права и других социальных норм в рамках глобальной социально-экономической системы - удовлетворение ее потребностей в нормативном регулировании международных отношений, цель - становление международно-правового сообщества, "то есть сообщества, основанного на праве, обеспечивающего верховенство права, примат права в политике"*(43).

С точки зрения Л.П. Ануфриевой, "международное право, образуя самостоятельную систему права, предстает в виде системы в собственном смысле слова, находящейся в международной "системе координат", в которой оно существует наряду с иными подвидами систем: "системой международных отношений", "международной межгосударственной системой", "глобальной, региональными и локальными международными подсистемами"*(44). Упоминает она и термин "глобальная юридическая система", понятие которого охватывает, по ее мнению, как национальные правовые системы, так и систему международного права*(45). При этом ни одному из указанных понятий Л.П. Ануфриева не дает развернутого определения.

Собственное видение мирового сообщества как глобальной социальной системы можно встретить у Н.Е. Тюриной. "Центральное место в данной системе, - отмечает она, - занимает само международное право как регулятор международных межгосударственных отношений (международное публичное право), международных негосударственных отношений (международное частное право) и внутригосударственных отношений (в силу признания международного права или его части - международных договоров - в качестве регулятора данных отношений)"*(46).

Таким образом, можно констатировать, что современная российская международно-правовая доктрина постепенно отходит от узкого понимания международной правовой системы как системы исключительно межгосударственных отношений, регулируемых на правовом уровне нормами международного публичного права. В ее рамках происходит осознание того факта, что исключение из числа субъектов международной правовой системы прежде всего физических и юридических лиц, равно как и отрицание возможности международно-правового регулирования отношений с их участием, не соответствует ни современной практике развития международных отношений, ни существующим механизмам и способам их нормативно-правовой регламентации.

Завершая краткий исторический обзор развития концепции правовой системы в отечественной правовой доктрине и отнюдь не претендуя на его полноту и всесторонность, хотелось бы обратиться к мысли А.М. Васильева. Еще два десятилетия назад он подчеркивал, что понятие "правовая система" не отменяет других юридических терминов, не является их синонимом, а несет самостоятельную научную нагрузку, обозначая понятие, синтезирующее на новом уровне наши взгляды обо всех правовых структурах жизни*(47). Сейчас этот факт в подавляющем большинстве случаев признается и теоретиками права, и юристами-международниками.

Однако положение, при котором представители "внутригосударственной" ветви юриспруденции предпочитали не замечать существования международного права как самостоятельной нормативной конструкции и, следовательно, не пытались рассматривать динамику развития национальных правовых систем с учетом воздействия на них международно-правовых норм, еще нельзя считать полностью преодоленным. По образному выражению Ю.А. Тихомирова, "пока величие "внешней тени" лишь молчаливо признается, и по-прежнему за ней не видят новых тенденций в мировом развитии права, сближении, своего рода переплетении разных его граней, тогда как системное понимание содержания ч.4 ст.15 Конституции настойчиво диктует осовременить взгляд на эту проблему"*(48).

С другой стороны, уровень исследований в сфере изучения понятия и содержания международно-правовой системы как сложного многоуровневого социально-нормативного феномена также нельзя признать соответствующим тем практическим задачам, которые ставит перед современной наукой эпоха глобализации, в которую вступило человечество. В этой области, за редким исключением, практически нет фундаментальных разработок, содержание основных понятий лишь обозначено, терминология запутанна и противоречива. Поэтому именно здесь может пригодиться тот богатый опыт изучения качественных и количественных характеристик национальных правовых систем отдельных стран, которое уже было проведено в рамках общей теории государства и права.

В.В. Гаврилов,

заведующий кафедрой международного права,

декан международно-правового факультета

Дальневосточного госуниверситета,

доцент, кандидат юридических наук

"Журнал российского права", N 1, январь 2004 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Марочкин С.Ю. Действие норм международного права в правовой системе Российской Федерации. Тюмень, 1998. С.10-11.

*(2) Явич Л.С. Общая теория права. Л., 1976. С.131.

*(3) Курс международного права: В 7 т. Т.1. Понятие, предмет и система международного права. М., 1989. С.335.

*(4) Рыбаков Ю., Скотников Л., Змеевский А. Примат права в политике // Международная жизнь. 1989. N 4. С.62.

*(5) См.: Гаврилов В.В. Теории трансформации и имплементации норм международного права в отечественной правовой доктрине // Московский журнал международного права. 2001. N 2. С.39.

*(6) См.: Теория государства и права: Учебник / Под ред. М.Н. Марченко. 3-е изд., расширенное и доп.М., 2001. С.437.

*(7) Алексеев С.С. Право и правовая система // Правоведение. 1980. N 1. С.32.

*(8) См.: Марочкин С.Ю. Указ. соч. С.6-11.

*(9) Там же. С.12.

*(10) Курдюков Г.И. Государства в системе международно-правового регулирования. Казань, 1979. С.7-9.

*(11) См.: Лукашук И.И. Международно-правовое регулирование международных отношений. М., 1975. С.137.

*(12) Там же. С.9.

*(13) См.: Там же. С.16.

*(14) См.: Курс международного права: В 7 т. Т.1. С.9-10.

*(15) См.: Тункин Г.И. Право и сила в международной системе. М., 1983. С.17.

*(16) Там же. С.17-18.

*(17) Баскин Ю.А., Фельдман Д.И. История международного права. М., 1990. С.178.

*(18) Ушаков Н.А. Проблемы теории международного права. М., 1988. С.45.

*(19) Каланда В.А. О трансформации норм международного права в правовую систему РФ (конституционно-правовой анализ) // Московский журнал международного права. 1994. N 3. С.23.

*(20) Усенко Е.Т. Соотношение и взаимодействие международного и национального права и российская Конституция // Московский журнал международного права. 1995. N 2. С.18.

*(21) Лукашук И.И. Конституция России и международное право // Московский журнал международного права. 1995. N 2. С.32-33.

*(22) Международное право: Учебник для вузов / Г.В. Игнатенко, В.Я. Суворова, О.И. Тиунов и др. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1995. С.18-19.

*(23) Талалаев А.Н. Соотношение международного и внутригосударственного права и Конституция Российской Федерации // Московский журнал международного права. 1994. N 4. С.4.

*(24) Зимненко Б.Л. Международные договоры в судебной системе Российской Федерации // Московский журнал международного права. 1999. N 2. С.104-105.

*(25) Нешатаева Т.Н. К вопросу о правовых системах, регулирующих международные отношения // Российский ежегодник международного права. 1993-1994. СПб., 1995. С.49.

*(26) Нешатаева Т.Н. Международные организации и право. Новые тенденции в международно-правовом регулировании. М., 1998. С.57-58.

*(27) См.: Дмитриева Г.К. Мораль и международное право. М., 1991.

*(28) Лукашук И.И. Нормы международного права в международной нормативной системе. М., 1997. С.13.

*(29) Там же. С.54.

*(30) См.: Черниченко С.В. Теория международного права: В 2 т. Т.1: Современные теоретические проблемы. М., 1999. С.142.

*(31) Марочкин С.Ю. Указ. соч. С.13-14.

*(32) Теория государства и права: Учебник для вузов / Под ред. В.М. Корельского и В.Д. Перевалова. 2-е изд., изм. и доп. М., 2002. С.483.

*(33) См.: Там же. С.521-535.

*(34) Марченко М.Н. Указ. соч. С.208.

*(35) Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2002. С.410-411.

*(36) См.: Там же. С.186-190.

*(37) Тем не менее точку зрения о необходимости придания нормам международного права статуса источников российского права для возможности их осуществления в нашей стране все еще можно встретить в доктрине. Об этом см., например: Международное частное право: Учебник / Под ред. Г.К. Дмитриевой. М., 2000. С.70-72; Волженкина В.М. Нормы международного права в российском уголовном процессе. СПб., 2001. С.35-122.

*(38) Марочкин С.Ю. Материальные и процессуальные вопросы применения норм международного права в судебной практике // Российский юридический журнал. 2003. N 1. С.43.

*(39) См.: Международное право: Учебник для вузов. 2-е изд., изм. и доп. / Отв. ред. Г.В. Игнатенко и О.И. Тиунов. М., 2002. С.140.

*(40) Бирюков П.Н. Нормы международного уголовно-процессуального права в правовой системе Российской Федерации. Воронеж, 2000. С.30.

*(41) Марочкин С.Ю. Действие норм международного права в правовой системе Российской Федерации. С.31.

*(42) См.: Лукашук И.И. Глобализация, государство, право, XXI век. М., 2000. С.57-67.

*(43) Лукашук И.И. Глобализация и международное право // Международное право. Специальный выпуск. 2001. С.25.

*(44) Ануфриева Л.П. Соотношение международного публичного и международного частного права: правовые категории. М., 2002. С.115.

*(45) См.: Ануфриева Л.П. Соотношение международного публичного и международного частного права // Журнал российского права. 2001. N 5. С.117.

*(46) Тюрина Н.Е. К вопросу об эволюции идеи мирового порядка // Российский ежегодник международного права 2001. СПб., 2001. С.243.

*(47) См.: Васильев А.М. О системах советского и международного права // Советское государство и право. 1985. N 1.

*(48) Тихомиров Ю.А. Глобализация: взаимовлияние внутреннего и международного права // Журнал российского права. 2002. N 11. С.3-4.