Можно ли применять нормы об ответственности за преступления в сфере банкротства? (А.П. Горелов, "Законодательство", N 1, январь 2004 г.)

Можно ли применять нормы
об ответственности за преступления
в сфере банкротства?

Уголовный кодекс РФ содержит три статьи об уголовной ответственности за преступления, связанные с банкротством: ст.195 "Неправомерные действия при банкротстве", ст.196 "Преднамеренное банкротство" и ст.197 "Фиктивное банкротство". И ни одна из этих статей, как свидетельствует судебная статистика, по существу, не востребована правоприменителем: выносятся лишь единичные приговоры, причем их анализ показывает, что даже в этих редких случаях содержание уголовно-правового запрета понимается судьями по-разному. Также весьма противоречивы и позиции ученых, посвятивших свои труды проблемам уголовной ответственности за "банкротские" преступления.

Изучение зарубежного и отечественного дореволюционного законодательства позволяет утверждать, что сформулированные подобным образом нормы о преступлениях, связанных с банкротством, ниоткуда не заимствованы и представляют собой не более чем плод теоретической мысли*(1). Таким образом, причину неприменения указанных статей Уголовного кодекса следует искать прежде всего в неудачном изложении диспозиции норм, поскольку в ином случае эту причину придется объяснять отсутствием оснований для криминализации соответствующих деяний.

Статья 195 УК РФ объединяет нормы об ответственности за два преступления. Часть 1 предусматривает ответственность за сокрытие имущества или имущественных обязательств, сведений об имуществе, о его размере, местонахождении либо иной информации об имуществе, передачу имущества в иное владение, отчуждение или уничтожение имущества, а равно сокрытие, уничтожение, фальсификацию бухгалтерских и иных учетных документов, отражающих экономическую деятельность, если эти действия совершены руководителем или собственником организации-должника либо индивидуальным предпринимателем при банкротстве или в предвидении банкротства и причинили крупный ущерб.

Согласно ч.2 той же статьи наказуемо неправомерное удовлетворение имущественных требований отдельных кредиторов руководителем или собственником организации-должника либо индивидуальным предпринимателем, знающим о своей фактической несостоятельности (банкротстве), заведомо в ущерб другим кредиторам, а равно принятие такого удовлетворения кредитором, знающим об отданном ему предпочтении несостоятельным должником в ущерб другим кредиторам, если эти действия причинили крупный ущерб.

Следователь или судья для вменения составов соответствующих преступлений должен определить значение каждого из терминов, которые содержатся в диспозициях обеих частей данной статьи. Многие из них более или менее понятны. Так, теория и практика привлечения к ответственности за преступления против собственности выработала понятия имущества, его уничтожения, передачи в иное владение и др. Обращение к гражданско-правовым нормативным актам дает возможность установить, что следует понимать под имущественными обязательствами, бухгалтерскими и иными учетными документами, экономической деятельностью (хотя это понятие весьма широкое), кредитором и его имущественными требованиями. Вместе с тем, в ст.195 УК РФ также используются специфические термины, относящиеся именно к сфере отношений, возникающих в связи с банкротством, и эти термины не имеют установленного значения, что во многом является причиной существенных сложностей в применении указанной статьи.

Так, причинившее крупный ущерб сокрытие имущества и т.д. считается преступным, только если оно совершено при банкротстве или в предвидении банкротства. Под банкротством понимается признанная арбитражным судом неспособность должника в полном объеме удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей (ст.2 Федерального закона от 26 октября 2002 г. "О несостоятельности (банкротстве)", далее - Закон о несостоятельности). К должнику, признанному банкротом, в целях соразмерного удовлетворения требований кредиторов применяется такая процедура банкротства, как конкурсное производство. Очередность требований кредиторов установлена Гражданским кодексом и законами о банкротстве. Уголовно-правовой запрет, содержащийся в ст.195 УК РФ, призван обеспечить соблюдение порядка соразмерного удовлетворения требований кредиторов.

Однако действия, направленные на умышленное причинение крупного ущерба кредиторам, могут быть совершены и до признания должника банкротом. Поэтому законодатель попытался распространить действие ч.1 ст.195 УК РФ на стадию предвидения банкротства, а ч.2 ст.195 УК РФ - на стадию, когда должник - индивидуальный предприниматель либо руководитель организации-должника - уже знает, что несостоятельность фактически наступила. Но что означает предвидение банкротства и осведомленность о фактической несостоятельности?

В литературе высказано немало суждений относительно временных границ предвидения банкротства. В частности, профессора Л.Д. Гаухман и Н.А. Лопашенко предпринимали попытки объективизировать эти границы, "привязав" их к тем или иным обстоятельствам, установленным законодательством о банкротстве: возникновению оснований для проведения мер по предупреждению банкротства, моменту подачи в суд заявления о банкротстве, моменту принятия судом решения о банкротстве и проч.*(2). Вместе с тем иные исследователи приходят к обоснованному, на наш взгляд, выводу о том, что поскольку "сама категория предвидения относится скорее к субъективным, нежели к объективным признакам состава преступления"*(3), сколько-нибудь пригодных критериев для определения этих границ нет*(4). В результате, согласно проведенному сотрудниками НИИ при Генеральной прокуратуре России исследованию, для практиков понятие предвидения банкротства остается неясным*(5).

То же самое можно сказать о совершении преступления в период "знания о своей фактической несостоятельности". Этот вопрос следует рассмотреть подробнее, поскольку, во-первых, должного освещения в правовой литературе он пока не нашел и, во-вторых, данная формулировка хорошо иллюстрирует те допущенные законодателем недочеты юридической техники, которые существенно осложняют применение нормы.

Прежде всего, что уже не раз отмечалось в литературе, преступление, предусмотренное ч.2 ст.195 УК РФ, не совершается собственником организации-должника, поскольку в силу ст.48, 113, 213 и др. ГК РФ гражданин в принципе не может являться собственником какой-либо организации. Стало быть, к числу субъектов данного преступления следует относить только руководителя организации либо индивидуального предпринимателя.

Из части 2 ст.195 УК РФ следует, что указанные субъекты несут ответственность за неправомерное удовлетворение имущественных требований отдельных кредиторов заведомо в ущерб другим кредиторам, если они - субъекты - знают о своей фактической несостоятельности. Однако если для индивидуального предпринимателя собственная несостоятельность - "своя", то для руководителя организации несостоятельность возглавляемой им организации "своей", конечно, не является. Вместе с тем, в уголовном законе есть немало редакционных погрешностей, которые правоприменителем попросту игнорируются, поскольку они, с его точки зрения, имеют несущественный характер. Можно предположить, что при востребованности рассматриваемой нормы данный недочет также не был бы замечен.

Существенно другое: подлежит ли однозначному толкованию такая объективная категория, как "фактическая несостоятельность"? Ведь доказанность знания о ней равноценна установлению заведомости, пониманию безусловности наличия данного обстоятельства.

В части 2 ст.195 УК РФ используется словосочетание "фактическая несостоятельность (банкротство)", хотя Закон о несостоятельности называет банкротством не фактическую, а просто несостоятельность. Согласно позиции П.С. Яни, наличие материальных оснований для признания несостоятельным - неисполнение требований кредиторов по денежным обязательствам и (или) обязанностей по уплате обязательных платежей в течение трех месяцев с даты, когда они должны были быть исполнены, - не обязательно означает фактическое банкротство6. Судя по этому заключению, автор понимает под фактической несостоятельностью банкротство, признанное решением суда. Данное мнение спорно, поскольку, если судом уже принято решение о банкротстве, руководитель организации, естественно, о нем знает, и на это знание не требовалось бы делать специальное указание в законе как на криминообразующий признак.

Проблема заключается в том, что законодатель по-разному определяет несостоятельность должника по отношению к организациям и индивидуальным предпринимателям. Как указывалось, несостоятельность (если не иметь в виду формальный признак - признание ее арбитражным судом) означает неспособность должника в полном объеме удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей. Казалось бы, слово "неспособность" означает невозможность, отсутствие средств для исполнения обязательств и обязанностей. Это подтверждает и ст.1 Закона о несостоятельности, где, в частности, говорится, что данный акт регулирует отношения, возникающие при неспособности должника удовлетворить в полном объеме требования кредиторов. Фраза "в полном объеме" ориентирует на необходимость для установления несостоятельности сопоставлять стоимость имущества должника с суммой его обязанностей и обязательств.

Однако из ст.3 Закона о несостоятельности следует, что такое сопоставление необходимо лишь тогда, когда устанавливается несостоятельность гражданина. В этом случае вывод о его неспособности удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей делается не только если соответствующие обязательства и (или) обязанность не исполнены им в течение трех месяцев с даты, когда они должны были быть исполнены, но и если сумма его обязательств превышает стоимость принадлежащего ему имущества.

При установлении же несостоятельности юридического лица учитывается только факт неисполнения им по истечении определенного в законе срока соответствующих обязательств и (или) обязанностей (ч.2 ст.3 Закона о несостоятельности). Получается, что под несостоятельностью организации законом о банкротстве понимается неисполнение само по себе, несмотря на то что стоимость имущества организации может превышать сумму долгов и недоимок. Руководитель в этой ситуации, очевидно, информирован о том, что его организация свыше трех месяцев не платит налоги и не рассчитывается с кредиторами.

Чем же в таком случае несостоятельность отличается от фактической несостоятельности? Можно предположить, что первое в отличие от второго есть факт банкротства, установленный решением суда. Фактическая же несостоятельность означает наличие предусмотренных ст.3 Закона о несостоятельности обстоятельств, которые в то же время еще не стали основанием для вынесения указанного судебного решения.

Такое более или менее логичное заключение вступает, тем не менее, в известное противоречие с содержанием уголовно-правового запрета, адресованного кредитору. Так, последний привлекается к уголовной ответственности по ч.2 ст.195 УК РФ, если причиняет другим кредиторам крупный ущерб путем принятия от должника неправомерного удовлетворения, зная при этом об отданном ему несостоятельным должником предпочтении. Противоречие заключается в том, что наказуемо принятие удовлетворения от несостоятельного должника. Однако с учетом сказанного неясно, должен ли должник быть несостоятельным в юридическом смысле, т.е. должно ли быть вынесено соответствующее решение о признании его банкротом, либо он должен быть несостоятелен фактически, т.е. при наступлении обстоятельств, указанных в ст.3 Закона о несостоятельности?

Как видим, использование в законе юридически некорректной терминологии, являющееся существенным просчетом юридико-технического характера, создает труднопреодолимые препятствия для применения данной нормы. Вместе с тем еще более существенной преградой на пути применения рассмотренной статьи, как и иных статей об ответственности за преступления в сфере банкротства, служат нарушения законодателем правил специализации норм Особенной части, что можно продемонстрировать на примере ст.196 УК РФ.

Эта статья предусматривает ответственность за преднамеренное банкротство, т.е. умышленное создание или увеличение неплатежеспособности, совершенное руководителем или собственником коммерческой организации, а равно индивидуальным предпринимателем в личных интересах или интересах иных лиц, причинившее крупный ущерб либо иные тяжкие последствия. Диспозиция данной нормы была сконструирована в период действия Закона РФ от 19 ноября 1992 г. "О несостоятельности (банкротстве) предприятий", согласно которому неплатежеспособность организации определялась как неоплатность: в силу ст.1 под несостоятельностью (банкротством) предприятия понималась неспособность удовлетворить требования кредиторов по оплате товаров (работ, услуг), включая неспособность обеспечить обязательные платежи в бюджет и внебюджетные фонды, в связи с превышением обязательств должника над его имуществом или в связи с неудовлетворительной структурой баланса должника. Неудовлетворительная структура баланса представляла собой такое состояние имущества и обязательств должника, когда за счет имущества не могло быть обеспечено своевременное выполнение обязательств перед кредиторами в связи с недостаточной степенью ликвидности имущества должника. При этом общая стоимость имущества могла быть равна общей сумме обязательств должника или превышать ее.

Таким образом, уменьшив стоимость ликвидного имущества, руководитель мог увеличить либо создать неплатежеспособность. Однако Федеральный закон от 8 января 1998 г. "О несостоятельности (банкротстве)" изменил содержание понятия неплатежеспособности организации, а Закон о несостоятельности 2002 г., на который мы неоднократно ссылались, сохранил это новое содержание. И теперь, как указывалось, от соотношения стоимости ликвидного имущества организации должника и суммы его неисполненных обязательств перед кредиторами и бюджетом факт наличия несостоятельности не зависит. В связи с этим формула "создание или увеличение неплатежеспособности" уже не имеет опоры в законодательстве о банкротстве.

Проект изменений Уголовного кодекса, разработанный Администрацией Президента РФ, включал новую редакцию ст.196 УК РФ, что сохраняло противоречивость рассматриваемой нормы. Ее диспозицию предлагалось сформулировать так: преднамеренное ухудшение финансового состояния организации, т.е. создание или увеличение неплатежеспособности, совершенное собственником или руководителем организации либо иным лицом, выполняющим управленческие функции в этой организации, либо индивидуальным предпринимателем в целях уклонения от погашения задолженности по налогам и (или) сборам, либо преднамеренного банкротства, либо в личных интересах или интересах иных лиц, повлекшее причинение крупного ущерба.

Впоследствии разработчики отказались от своих предложений и лишь исключили указания в ст.196 УК РФ на причиняемые деянием иные тяжкие последствия.

Сложность применения нормы об ответственности за преднамеренное банкротство в любой редакции заключается в том, что она вступает в конкуренцию с целым рядом иных статей Особенной части уголовного закона. Одной из причин данной конкуренции является указание в законе на крупный ущерб, который наступает в результате увеличения либо создания неплатежеспособности.

В весьма редких случаях вынесения обвинительных приговоров по ст.196 УК РФ как преднамеренное банкротство рассматривается, в частности, заведомо неравноценное отторжение имущества организации, когда эта организация длительное время не рассчитывается по своим долгам. Например, имеющие значительную стоимость здания продаются заведомо за бесценок. Однако такое обращение имущества организации в пользу третьих лиц охватывается составом растраты вверенного руководителю организации имущества. И ущерб, который причиняется в результате этих действий организации, является признаком деяния, предусмотренного ст.160 УК РФ. Стало быть, данный ущерб не может быть элементом иного преступления, в том числе и преднамеренного банкротства.

При рассмотрении одного из уголовных дел данной категории суд расценил рост не исполненных организацией обязательств по уплате налогов как увеличение ее неплатежеспособности. Надо сказать, что в понимании неплатежеспособности действующим законодательством о банкротстве подобная трактовка ее увеличения действительно возможна. Однако неуплата налогов является формой уклонения от их уплаты, что влечет ущерб бюджетной системе. И хотя не все исследователи считают, что налоговое преступление причиняет ущерб и имеет поэтому материальный состав, трудно не учитывать то, что в примечании к ст.198 УК РФ одним из оснований для освобождения лица от уголовной ответственности названо полное возмещение лицом причиненного ущерба. В рассматриваемом случае действия руководителя организации охватываются ст.199 УК РФ, и, опять же, причиняемый в результате ущерб не может быть одновременно последствием и еще одного преступления - преднамеренного банкротства.

Если принять точку зрения суда, организация-должник в состоянии создать либо увеличить неплатежеспособность, не исполняя обязательства и перед кредиторами. Представляется, что такое неисполнение может охватываться составом преступления, предусмотренного ст.201 УК РФ, которой установлена ответственность за использование лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, своих полномочий вопреки законным интересам этой организации и в целях извлечения выгод и преимуществ для себя или других лиц либо нанесения вреда другим лицам, если это деяние повлекло причинение существенного вреда правам и законным интересам граждан или организаций либо охраняемым законом интересам общества или государства.

Таким образом, ст.196 УК РФ вступает в конкуренцию со статьями, предусматривающими ответственность за растрату, уклонение от уплаты налогов с организации и злоупотребление полномочиями. Но вне зависимости от решения вопроса о конкуренции следует подумать вот о чем: зачем нужна "мертвая" статья об ответственности за общественно опасные деяния, которые и так запрещены уголовным законом?

Анализ законодательства, а также неприменение данной нормы в течение пяти лет действия УК РФ 1996 г. свидетельствуют о том, что последняя является следствием излишней и неосновательной специализации норм об уголовной ответственности. Данный вывод касается и третьей статьи об ответственности за преступления в сфере банкротства.

Статья 197 УК РФ предусматривает ответственность за фиктивное банкротство, т.е. заведомо ложное объявление руководителем или собственником коммерческой организации, а равно индивидуальным предпринимателем о своей несостоятельности в целях введения в заблуждение кредиторов для получения отсрочки или рассрочки причитающихся кредиторам платежей или скидки с долгов, а равно для неуплаты долгов, если это деяние причинило крупный ущерб. Диспозиция нормы в целом соответствует определению фиктивного банкротства в ранее действовавшем законодательстве о банкротстве. В Законе о несостоятельности определение преднамеренного и фиктивного банкротства отсутствует, хотя это понятие многократно упоминается в названном нормативном акте: выявление признаков фиктивного банкротства входит в обязанности арбитражного управляющего, утвержденного арбитражным судом, арбитражный суд может назначить экспертизу в целях выявления признаков фиктивного или преднамеренного банкротства и др.

Здесь обнаруживается тот же недочет юридико-технического характера, что и в ст.195 УК РФ: для привлечения к уголовной ответственности следует установить, что руководитель коммерческой организации делает заведомо ложное объявление о несостоятельности не возглавляемой им организации, а о своей несостоятельности. Кроме того, верно отмечено, что цели фиктивного банкротства - получение отсрочки либо рассрочки платежей, или скидка с долга, или неуплата долга - содержат внутреннее противоречие, поскольку получение отсрочки либо рассрочки платежей или скидка с долга означают, что должник намерен продолжать свою деятельность, если кредиторы помогут ему указанным способом, а неуплата долга свидетельствует о намерении должника признать себя банкротом и прекратить деятельность*(7).

Значительная неопределенность, внутренняя противоречивость уголовно-правовых запретов, содержащихся в ст.195-197 УК РФ, данные судебной статистики, говорящие о том, что статьи о преступлениях в сфере банкротства в течение всего срока действия Уголовного кодекса оказались невостребованными, заставляют нас прийти к мысли о "мертворожденности" данных норм. Указанные статьи, равно как и многие иные нормы об ответственности за преступления в сфере экономической деятельности, являются излишне специализированными по отношению к ряду общих норм, которые давно известны отечественной следственной и судебной практике. Естественным выходом представляется исключение из Уголовного кодекса статей об ответственности за "банкротские" преступления.

А.П. Горелов,

докторант ВНИИ МВД России

"Законодательство", N 1, январь 2004 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Клепицкий И.А. Банкротство как преступление в современном уголовном праве // Государство и право. 1994. N 3. С.58; Михалев И.Ю. Криминальное банкротство. СПб., 2001. С.117.

*(2) Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Преступления в сфере экономической деятельности. М., 1998. С.160; Лопашенко Н.А. Преступления в сфере экономической деятельности. Комментарий к главе 22 УК РФ. Ростов-на-Дону, 1999. С.295.

*(3) Яни П.С. Криминальное банкротство // Законодательство. 2000. N 2. С.47.

*(4) Волженкин Б.В. Преступления в сфере экономической деятельности. СПб., 2002. С.282; Михалев И.Ю. Указ. соч. С.109.

*(5) См.: Устинова Т., Истомин А., Бурковская В., Четвертакова Е. Состояние уголовного законодательства об ответственности за преступления в сфере экономической деятельности (гл.22 УК РФ) // Уголовное право. 2001. N 2. С.42.

*(6) Яни П.С. Указ. соч. С.43.

*(7) См.: Колб Б. Объективная сторона криминальных банкротств // Законность. 2001. N 1.