Согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния (В.И. Михайлов, "Законодательство", N 2, 3, февраль, март 2002 г.)

Согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния

В соответствии с законодательством граждане и юридические лица самостоятельно реализуют принадлежащие им гражданские права. Так, на основании ст.209 ГК РФ собственник по своему усмотрению совершает в отношении принадлежащего ему имущества любые действия и распоряжается им произвольным образом, в том числе может дать согласие на совершение действий, объективно причиняющих вред его интересам. Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан и Закон РФ "О трансплантации органов и (или) тканей человека" закрепляют, что с согласия гражданина допускается изъятие (трансплантация) у него органов и (или) тканей. Трансплантация, безусловно, причиняет вред, так как изъятие трансплантата*(1) наносит определенный вред здоровью живого донора*(2).

Вместе с тем, уголовное законодательство оценивает уничтожение или повреждение чужого имущества как преступление (ст.167 УК РФ), а потерю какого-либо органа, утрату способности к деторождению и т.п. - как тяжкий вред здоровью и устанавливает уголовную ответственность за его причинение (ст.111 УК РФ).

Однако одним из базовых правовых принципов является положение о том, что деяние, разрешенное какой-либо отраслью права, не может быть преступным. Если какая-нибудь другая отрасль права предписывает или только допускает совершение определенных действий, то их исполнение в рамках допустимого соответствующей правовой нормой не может считаться уголовно наказуемым деянием*(3). Совершая с согласия лица действия, причиняющие вред его интересам, исполнитель, тем не менее, действует правомерно.

Но согласие лица на причинение вреда его правоохраняемым интересам не может быть абсолютным. Так, в ГК РФ прямо указано, что не допускаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с намерением причинить вред другому лицу, а также злоупотребление правом в иных формах, в том числе использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребление доминирующим положением на рынке. Статья 45 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан однозначно запрещает медицинскому персоналу осуществление эвтаназии, т.е. удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни. Лицо, которое сознательно побуждает больного к эвтаназии и (или) осуществляет эвтаназию, несет уголовную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации.

Более того, допуская причинение вреда охраняемым законом интересам лица с его согласия, законодательство в ряде случаев одновременно устанавливает и условия, только при наличии которых вредоносные действия не являются преступлением.

Таким образом, следует согласиться с И.И. Карпецом в том, что, несмотря на отсутствие в уголовном законе прямого указания об устранении преступности в случаях причинения вреда с согласия лица, практически это обстоятельство действует на основе нравственной оценки как самого согласия, так и деяния, на которое это согласие дано*(4).

Суть этого обстоятельства сводится к тому, что согласие лица (потерпевшего) на причинение вреда его интересам исключает преступность действий причинителя вреда. В таких ситуациях, как правило, ущемление одних благ лица компенсируется достижением других. Это может быть победа в спортивном состязании, причастность к защите Отечества, получение определенных материальных благ, укрепление здоровья и т.д. Естественно, что в таком случае под согласием лица следует понимать его свободное волеизъявление, являющееся, с одной стороны, правом на достижение личного интереса и, с другой, нормой поведения для третьих лиц*(5).

Согласию лица как обстоятельству, исключающему преступность действий причинителя вреда, уделялось и уделяется внимание в теории российского уголовного права.

Так, Н.С. Таганцев исходил из того, что согласие обладателя нарушенного интереса устраняет, прежде всего, преступность имущественных посягательств, а также посягательств на честь и целомудрие. Вместе с тем вопрос о возможности исключения уголовной ответственности при посягательстве на телесную неприкосновенность, по его мнению, является весьма спорным и зависит от ряда обстоятельств: тяжести нанесенного ущерба, особенности обстановки (больной или лицо, сознательно идущее на научный эксперимент) и т.д. Лишение жизни по согласию лица должно влечь наказание, но его размер должен зависеть от обстоятельств*(6).

А.А. Пиотковский указывал, что согласие потерпевшего является обстоятельством, устраняющим общественную опасность деяния при посягательстве на те права и интересы, которые находятся в свободном распоряжении потерпевшего. По его мнению, таковыми являются при известных условиях имущественные права и интересы личности*(7).

А.И. Санталов также называет в числе обстоятельств, исключающих противоправность деяния, согласие потерпевшего, считая, что оно устраняет посягательство на охраняемый законом интерес, который находится в полном распоряжении лица, давшего согласие на причинение ущерба этому интересу*(8).

А.Н. Красиков, специально исследовавший согласие потерпевшего как обстоятельство, исключающее уголовную ответственность, писал, что посягательство на самого себя, свои личные блага, как правило, не являются уголовно наказуемым деянием, а наоборот, может характеризоваться как общественно полезное поведение, например, согласие на проведение научного эксперимента с риском для своего здоровья*(9). По его мнению, наличие в законе материально-правового основания освобождения от уголовной ответственности за примирение потерпевшего с виновным позволяет прийти к суждению о том, что если потерпевшему предоставлено законом право прощать виновному факт причинения вреда личным благам, то, очевидно, человек имеет право в определенных случаях дать согласие на их нарушение*(10).

Несмотря на отсутствие в уголовном законе специальной нормы о согласии лица как обстоятельстве, исключающем преступность деяния, в работах, вышедших в последние годы и посвященных новому уголовному закону, ему также уделяется определенное внимание. По мнению Т.В. Кондрашовой, согласие человека на причинение вреда его собственности устраняет преступность имущественных посягательств, равно как и причинение вреда чести и достоинству, а также легкого вреда здоровью*(11), т.е. тех посягательств, которые отнесены законом к числу так называемых дел частного обвинения. Причем в литературе это обстоятельство рассматривается не только при изложении общих вопросов уголовного права*(12) или института обстоятельств, исключающих преступность деяния, но и применительно к отдельным составам Особенной части уголовного закона, в частности, к причинению вреда здоровью, заражению венерической болезнью*(13) и др.

Как уже отмечалось, УК РФ не содержит специальной статьи, в соответствии с которой согласие лица исключало бы преступность причиняемого в такой ситуации вреда. В то же время уголовное законодательство некоторых государств упоминает такое обстоятельство. Так, ст.7 главы 24 Уголовного кодекса Швеции определяет, что деяние, совершенное одним лицом с согласия другого лица, против интересов которого оно было направлено, образует преступление, только если это деяние ввиду характера вреда, насилия или опасности, которую оно повлекло, его цели и других обстоятельств не является оправданным*(14). Статья 50 Уголовного кодекса Италии закрепляет норму, в соответствии с которой не подлежит наказанию тот, кто причиняет ущерб или подвергает опасности какое-либо правомочие с согласия лица, могущего на законном основании пользоваться этим правом*(15). Причем согласие носителя правомочия может быть прямым или косвенным и относиться только к отчуждаемым правам. Наряду с этим УК Италии устанавливает, что согласие жертвы на лишение жизни не освобождает убийцу от ответственности*(16).

Вместе с тем следует указать, что в действующем уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве России согласие лица в определенной степени находит свое нормативное отражение, в частности, в институте дел частного и частно-публичного обвинения*(17). В соответствии со ст.27 УПК РСФСР под частным и частно-публичным обвинением понимается форма производства по уголовным делам, которые возбуждаются не иначе как по жалобе потерпевшего (или его представителя), базирующаяся на принципе диспозитивности*(18). Причем жалоба потерпевшего в делах частного обвинения не только является поводом к возбуждению уголовного дела, но и определяет пределы судебного разбирательства.

Ряд исследователей исходит из того, что преступления против службы в коммерческих и иных организациях, предусмотренные главой 23 УК РФ, относятся к делам частно-публичного обвинения*(19). Такой подход основывается на положениях примечания к ст.201 УК РФ и ст.27-1 УПК РСФСР, где сказано, что уголовное преследование в случае причинения вреда коммерческой организации действиями, охватываемыми главой 23 УК РФ, совершенными работником той коммерческой организации, которой причинен вред, осуществляется лишь по заявлению этой организации или с ее согласия.

Поэтому, если до совершения действий, охватываемых ст.27 и 27-1 УПК РСФСР*(20), частное лицо или руководитель организации свободно выразит согласие на причинение вреда их интересам и впоследствии не обратится с жалобой, то в соответствии с п.7 ч.1 ст.5 УПК РСФСР это обстоятельство исключает признание вредоносных действий преступлением.

Таким образом, в законодательстве Российской Федерации имеются положения, признающие правомерными действия одного лица, причинившего вред охраняемым уголовным законом интересам другого лица с согласия последнего. В связи с этим следует признать, что согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния, существует не только фактически, но в качестве частных случаев закреплено и в законодательстве.

В теории российского уголовного права предпринималась попытка отразить в уголовном законе согласие потерпевшего как обстоятельство, исключающее преступность деяния. В частности, авторы теоретической модели уголовного кодекса предлагали негативное решение вопроса о влиянии согласия потерпевшего на преступность содеянного. В их редакции согласие потерпевшего выглядело следующим образом: "согласие потерпевшего не исключает преступности совершенных при этом действий (бездействия), если эти действия (бездействие) являются общественно опасными и запрещены законом"*(21). Такой подход, как представляется, не отражает существа обстоятельств, исключающих преступность деяния, которые закрепляют как исключение из общего определения преступления случаи непреступного причинения вреда.

В литературе предлагаются различные подходы к системе признаков (условий), характеризующих согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния.

Так, Н.С. Таганцев считал, что преступность деяния исключается при наличии следующих условий: согласие дано дееспособным субъектом, осознающим вредоносность позволяемого действия; это действие направлено только на те личные блага, распоряжаться которыми он имел законное право до или во время причинения вреда; указанное действие не направлено на причинение вреда общественным интересам; согласие должно относиться к определенным времени и действию и восприниматься именно как согласие независимо от того, было ли это согласие внешне выражено вовне, подразумевалось или имело молчаливый характер*(22).

А.А. Пионтковский полагает, что согласие устраняет преступность причинения вреда при условии, что оно должно относиться к посягательствам лишь на те права и интересы, которые находятся в свободном распоряжении лица, давшего согласие на их нарушение; согласие должно быть дано в пределах свободного распоряжения данным лицом своими личными или имущественными правами и интересами; оно не может преследовать какие-либо общественно вредные цели и должно быть действительным*(23).

Другие авторы, в частности, А.Н. Красиков*(24) и Т.В. Кондрашова*(25), по сути, повторяют выделенные Н.С. Таганцевым и А.А. Пионтковским условия (признаки), при которых согласие лица исключает преступность при причинении вреда охраняемым уголовным законом интересам.

Однако предлагаемый исследователями алгоритм описания этого обстоятельства рассчитан только на него и неприменим при характеристике иных обстоятельств. Полагаем, что объединение случаев непреступного причинения вреда в один уголовно-правовой институт обстоятельств, исключающих преступность деяния, должно влечь унифицированное их отображение. Вместе с тем, практика показывает, что при описании норм о физическом или психическом принуждении, обоснованном риске, исполнении приказа, традиционно применяемых к необходимой обороне и крайней необходимости, использование двух групп признаков, характеризующие нападение (опасность) и защиту, мало приемлемо.

Проведенный анализ показывает, что употребление категории "социальная ситуация"*(26) для отображения содержания уголовно-правовой нормы о согласии лица, как и иных обстоятельств, исключающих преступность деяния, может быть плодотворным*(27). В правовой науке под ситуацией, являющейся первичным элементом правового регулирования любой юридической нормы, понимается локализованный в пространстве и во времени фрагмент общественной жизни в единстве его субъективного и объективного составов, характеризующийся качественной определенностью своего содержания и относительно стабильным составом участников; как систему внешних по отношению к субъекту условий, побуждающих и опосредующих его активность.

Описание ситуации, в которой согласие лица исключает преступность деяния при причинении вреда охраняемым уголовным законом интересам, закрепляется в гипотезе; в диспозиции указывается соответствующая представлениям общества модель поведения лица, дающего согласие; санкциями выступают - при превышении закрепленного законом предела причинения вреда - отнесение деяния к числу преступлений, а при обоснованном причинении вреда - признание соответствующего поведения правомерным.

Обобщение приведенных положений законодательства и научных взглядов на согласие лица как обстоятельство, устраняющие преступность деяния, приводит к выводу о том, что эта ситуация характеризуется следующими признаками.

Во-первых, лицо, дающее согласие на причинение вреда, действует добровольно и с осознанием характера и объема ущемления его интересов.

Во-вторых, лицо, дающее согласие на причинение вреда, обладает законным (действительным) правом распоряжаться интересами, которым причиняется вред.

В-третьих, согласие на совершение вредоносных действий адресовано другому лицу.

В-четвертых, согласие дано до начала вредоносных действий и действительно в течение определенного отрезка времени.

Таким образом, присутствие перечисленных признаков свидетельствует о наличии в реальности ситуации "согласия лица"; отсутствие хотя бы одного из них указывает на то, что этой ситуации нет.

Однако не всякие совершенные в ситуации, обладающей такими признаками, действия, повлекшие вред охраняемым уголовным законом отношениям, признаются правомерными. Это возможно при соблюдении следующей совокупности условий правомерности причинения вреда в ситуации согласия лица как обстоятельства, исключающего преступность деяния.

Во-первых, согласие на причинение вреда касается только интересов лица, давшего такое согласие.

Во-вторых, согласие дано на совершение вредоносных действий, разрешенных законодательством.

В-третьих, адресат согласия (исполнитель) в случаях, предусмотренных законодательством, обладает полномочиями на совершение соответствующих вредоносных действий в данной обстановке.

В-четвертых, в случаях, предусмотренных законодательством, согласие дано с соблюдением предписанных законодательством процедуры и формы.

Если данные условия не выполняются, то причинение вреда, совершенное даже с согласия лица, признается противоправным и может влечь уголовную ответственность. Так, является противоправным уничтожение имущества с согласия собственника, если в результате был причинен вред экологии. Н.С. Таганцев в связи с этим указывал, что с согласия собственника его дом может быть разрушен до основания, но он не может быть сожжен, так как вокруг него находятся чужие строения, на которые может перекинуться огонь.

Рассмотрим более подробно указанные признаки ситуации, когда согласие лица на причинение его интересам вреда исключает преступность таких действий.

В уголовно-правовой литературе при исследовании анализируемого обстоятельства употребляют термин "потерпевший" и, характеризуя его, ссылаются на содержание ст.53 УПК РСФСР, определяющей уголовно-правовой статус потерпевшего*(28). Но в соответствии с этой статьей лицо может быть потерпевшим при наличии двух условий: во-первых, ущерб его интересам должен быть причинен преступлением, а во-вторых, по этому вопросу должно быть принято соответствующее процессуальное решение. Причинение вреда интересам лица с его согласия является правомерным и по этому основанию не относится к числу преступлений. Естественно, в таком случае в признании потерпевшим лица, с согласия которого причинен вред его интересам, будет отказано. Поэтому лицо, интересам которого с его согласия причинен вред, не может рассматриваться в качестве потерпевшего.

Таким образом, используемый при определении анализируемого обстоятельства термин "потерпевший" не соответствует нормативно определенному значению этого термина в законодательстве.

В связи с этим считаем более правильным при характеристике соответствующего обстоятельства использовать словосочетание "согласие лица". При этом под "лицом", включающим физических (ст.17-19, 21 и др. ГК РФ) и юридических (ст.49 и др. ГК РФ) лиц, понимается субъект соответствующих прав и обязанностей, который может выступать от своего имени и принимать решения (совершать действия) в отношении своих интересов.

Под согласием понимается свободное волеизъявление лица, включающее не только полную добровольность, но и полную осведомленность относительно последствий такого согласия. Так, военнослужащий, проходящий службу по контракту, при его направлении в район боевых действий должен осознавать возможность причинения вреда его здоровью и даже лишения жизни. Естественно, вся организация военной службы, как и личные устремления каждого военнослужащего, направлены на то, чтобы избежать печальных последствий, но вероятность такого ущерба должна быть понятна.

В числе обязательных условий согласия называются свобода и действительность его выражения. Согласие, данное под принуждением, а равно выраженное лицом, которое может не понимать действительное значение своих действий или не достигло предусмотренного законом возраста (не обладает дееспособностью), не может исключать преступность действий причинившего вред интересам лица, давшего согласие.

Часто в правоприменительной практике встречаются случаи причинения вреда с согласия, данного в силу обмана. Судебно-следственная практика исходит из того, что если лицо не могло в конкретной ситуации в силу введения его в заблуждение понимать действительное назначение требуемых от него действий и дало согласие на их совершение, чем объективно нанесло вред своим интересам, то это не освобождает адресата согласия от уголовной ответственности.

В то же время следует отличать обман от риска, присущего, в частности, предпринимательской деятельности. Причинение ущерба интересам граждан в результате их добровольных рискованных действий, например, в результате участия в азартных играх, исключает преступность таких действий в силу согласия потерпевшего.

Под дееспособностью понимается способность гражданина своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их, т.е. обладать полномочиями по распоряжению своими интересами. Полная дееспособность возникает с наступлением совершеннолетия - по достижении 18-летнего возраста.

Следует остановиться и на таком признаке анализируемой ситуации, как адресат согласия. Исполнителем воли лица, давшего согласие, за отдельным исключением, может выступать только другое лицо. Лицо, причиняющее вред исключительно собственным интересам, находится вне правоотношений. Упомянутое исключение касается жизни человека. Ранее указывалось, что действующее законодательство строится на принципе, в соответствии с которым личность не вправе распоряжаться своей жизнью. Исходя из этого тезиса, человек по отношению к своей жизни выступает как бы внешним субъектом, а жизнь является предметом правоотношений между индивидом и обществом.

Причем в случаях, предусмотренных законодательством, лицо, реализующее согласие другого лица, должно обладать полномочиями на совершение соответствующих вредоносных действий в конкретной обстановке.

Согласие должно быть дано до начала совершения вредоносных действий. Оно не имеет обратной силы. По этому признаку согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния, отличается от прощения, в том числе и от его частного случая, закрепленного в примечании 2 к ст.201 УК РФ. Согласие на совершение действий, причиняющих вред интересам лица, является действительным в течение определенного времени, по истечении которого оно становится недействительным. Срок действия согласия оговаривается специально или усматривается из обстановки его дачи. Отмененное согласие исключает совершение в дальнейшем действий, предусмотренных первоначально.

Согласие может относиться лишь к тем интересам, которые находятся исключительно в ведении лица, давшего согласие на причинение вреда. Это требование распространяется на охраняемые уголовным законом, не изъятые из гражданского оборота и не ограниченные в обороте права и свободы человека, прежде всего жизнь, здоровье, а также личные объекты гражданских прав, включающие имущество (движимое или недвижимое), результаты интеллектуальной деятельности, информацию, нематериальные блага.

Причем вещи, деньги, ценные бумаги и иное имущество, информация, интеллектуальная собственность, деловая репутация и т.п. могут находиться в собственности или распоряжении как физических, так и юридических лиц и пользоваться при этом одинаковой правовой защитой (согласно ч.2 ст.8 Конституции РФ, в нашей стране признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности.). А жизнь, достоинство, честь, право на имя, право авторства, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна и некоторые другие нематериальные блага (ст.150 и др. ГК РФ) могут находиться исключительно в распоряжении человека.

Согласие может исключать преступность деяния и в тех случаях, когда оно касалось охраняемых уголовным законом благ иных (третьих) лиц, если лицо, давшее согласие, на основании указания закона либо надлежащим образом оформленных доверенности или акта соответствующего органа правомочно распоряжаться такими благами.

Особое место в числе объектов уголовно-правой защиты занимает жизнь человека и его здоровье. В современном российском обществе сложилось понимание того, что жизнь человека является высшей ценностью*(29). В статье 20 Конституции РФ установлено, что "каждый имеет право на жизнь". Вне жизни и без здоровья права и свободы, как и другие личные блага, являются фикцией.

Наличие у человека права на жизнь не означает, что у него есть и юридическое право на смерть. Следует согласиться с А.Н. Ворониным, согласно мнению которого уголовное законодательство России исходит из того, что человеческую жизнь нужно охранять не только в течение жизни, но и в процессе рождения и умирания*(30). Таким образом, реализация важнейшего права человека - права на жизнь, провозглашенного в ст.20 Конституции РФ, не может осуществляться человеком только индивидуально и по своему усмотрению. Если исходить из обратного*(31), то, в частности, невозможно воплощение конституционного положения о долге и обязанности защищать Отечество (ст.59), поскольку его реализация связана с риском для жизни.

Исходя из этого, индивид не правомочен произвольно распоряжаться своей жизнью и самостоятельно либо при помощи других лиц преждевременно прекращать ее. Естественно, случаи лишения себя жизни, совершенные в состоянии крайней необходимости для спасения других людей или предупреждения катастрофы, самопожертвования во время боевых действий для достижения успеха военной операции являются героическими поступками и к категории самоубийства не относятся*(32).

История свидетельствует о том, что желание человека преждевременно уйти из жизни, как правило, встречало осуждение со стороны общественного мнения, церкви и государства, а также законодательства. Гегель в связи с этим отмечал, что отчуждение жизни или жертвование ею есть действие, скорее противоположное наличному бытию. Смерть должна быть встречена извне как естественное явление или произойти на службе идее от чужой руки. Если государство требует жизни индивида, он должен отдать ее, но имеет ли человек право сам лишить себя жизни? Можно, конечно, рассматривать самоубийство как храбрость, но это дурная храбрость. Индивид не является хозяином своей жизни, ибо он не стоит над собой и не имеет права себя судить, так как сам является частью жизни*(33).

Н.С. Таганцев исходил из того, что принцип сохранения жизни независимо от права на ее неприкосновенность представляется весьма неустойчивым, а последовательное проведение его - даже невозможным. Трудно отыскать твердые основания для наказуемости убийства по согласию, в особенности по просьбе или по требованию убитого. Но если в каких-либо случаях признавать наказуемым убийство по согласию, то это согласие должно влиять на уменьшение ответственности*(34).

Аналогичное мнение высказывают и современные исследователи. В частности, предлагалось включить в Особенную часть Уголовного кодекса норму, предусматривающую более мягкое наказание за умышленное лишение жизни безнадежно больного человека с целью смягчить его страдания, и особенно - за лишение жизни, выполненное по просьбе умершего*(35).

Такая позиция соответствует уголовному законодательству некоторых государств, где лишение жизни с согласия или по просьбе умершего оценивается как убийство при смягчающих вину обстоятельствах. Так, в § 216 УК Германии закреплена норма, в соответствии с которой тот, кто убивает другое лицо в результате категорической и настойчивой просьбы потерпевшего лишить его жизни, наказывается лишением свободы на срок от шести месяцев до пяти лет. Простое убийство (§ 212 УК Германии) влечет лишение свободы на срок не менее пяти лет. Статья 110 УК Грузии (1999 г.) определяет, что умышленное лишение жизни по настоятельной просьбе жертвы и в связи с ее действительной волей, совершенное с целью освободить умирающего от сильных физических болей, является убийством. Виновный (как и при доведении до самоубийства) может быть лишен свободы на срок до пяти лет.

В других государствах согласие лица при определенных условиях исключает признание действий медицинского работника, направленных на лишение жизни, преступлением*(36). Так, в январе 2001 г. в Голландии вступил в силу закон, разрешающий применять эвтаназию и устанавливающий соответствующую процедуру*(37). В основе подхода законодателей, которые приняли этот закон в ноябре 2000 г. абсолютным большинством, лежат особенности правовой системы Голландии, в частности, понимание закона как отражения интересов различных социальных групп населения и стремление к соглашениям и компромиссам ценностей*(38).

Вместе с тем, ст.152-156 УК Голландии устанавливают уголовную ответственность за убийство, совершенное во время дуэли, т.е. за лишение жизни с согласия лица. В соответствии со ст.293 и 294 УК Голландии лицо, лишившее жизни другое лицо по искренней просьбе последнего, подлежит наказанию в виде тюремного заключения на срок не более 12 лет, в то время как за простое убийство срок наказания составляет 15 лет. Содействие самоубийству влечет наказание до трех лет тюремного заключения.

Таким образом, законодательство Голландии распространяет согласие лица лишь на случаи освобождения от ответственности медицинских работников, способствующих уходу из жизни с соблюдением установленных условий.

Российское уголовное законодательство в разные периоды с разной степенью строгости относилось к такому частному случаю проявления согласия потерпевшего причинить вред своим интересам, как самоубийство. Так, Воинские артикли Петра I предписывали тело самоубийцы "в бесчестное место палачом отволочь и закопать, волоча прежде по улицам или обозу"; все распоряжения и духовное завещание самоубийцы считались недействительными; а тех, кто лишал себя жизни в беспамятстве, болезни или меланхолии, следовало хоронить "в обособленном, но не в бесчестном месте". В случае неудавшегося самоубийства, причиной которого были "мучения и досада, беспамятство или стыд", солдата полагалось "с бесчестием от полка гнать", а если причины были иные - "казнить смертию"*(39). По Уложению о наказаниях уголовных и исправительных (1845 г.) лишение себя жизни не влекло уголовного наказания только в случаях, когда кто-либо по великодушному патриотизму подвергнет себя очевидной опасности или прямой верной смерти, а равно если женщина лишала себя жизни для спасения от грозившего насилия*(40).

Статьи об ответственности за самоубийство действовали в России вплоть до 1917 г.

А.Ф. Кони в связи с отменой ответственности за самоубийство писал о том, что нельзя не приветствовать ст.148 советского Уголовного кодекса (1922 г.), совершенно исключающего наказуемость самоубийства и покушения на него и карающего лишь за содействие или подговор к нему несовершеннолетнего или лица, заведомо не способного понимать свойства или значение им совершаемого*(41).

Российская правовая наука и законодательство по-разному оценивали и лишение жизни другого лица из сострадания. В статье 445 Уголовного уложения (1903 г.) лишение жизни по просьбе жертвы называлось убийством, но в ней содержалось "особое постановление об уменьшении ответственности за убийство, учиненное по настоянию убитого и из сострадания к нему"*(42). В примечании к ст.143 УК РСФСР 1922 г. отмечалось, что убийство, совершенное по настоянию убитого и из сострадания к нему, не карается. Г.В. Швеков считает, что в этой норме отразились ложно понимаемые, а не действительные принципы социалистического гуманизма, так как подлинное человеколюбие и последовательное выполнение заложенного в законе принципа неприкосновенности личности безоговорочно требуют объявления недопустимым, преступным любого случая противоправного лишения жизни другого лица, независимо от того, какими мотивами при этом руководствовался виновный*(43). По мнению А.А. Пионтковского, практика применения этой нормы показала ее вредность, и в связи с этим в ноябре 1922 г. она была отменена. Однако, как полагает И.И. Карпец, тем самым в законодательстве была допущена другая крайность - рассматриваемое действие стало рассматриваться как простое убийство, хотя в случае дачи яда врачом из сострадания безнадежному больному по просьбе последнего должна идти речь о смягчающих обстоятельствах*(44).

Современная российская правовая доктрина не рассматривает согласие лица лишиться жизни как обстоятельство, исключающее преступность в действиях лица, исполнившего такую просьбу. Законодательное признание эвтаназии подрывает тезис о неприкосновенности жизни человека, о том, что право на жизнь является главнейшим правом человека. В Основах законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан указано, что медицинскому персоналу запрещается осуществление эвтаназии, т.е. удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни. Лицо, сознательно побуждавшее больного к эвтаназии и (или) осуществлявшее эвтаназию, не может ссылаться на согласие потерпевшего и подлежит уголовной ответственности по статье уголовного закона об умышленном убийстве (ст.105 УК РФ).

Своим здоровьем лицо может распоряжаться в ограниченных пределах и, исходя из этого, причинение с согласия лица вреда его здоровью в некоторых случаях исключает преступность. Так, в соответствии с Основами законодательства Российской Федерации об охране здоровья, медицинское вмешательство возможно только с согласия гражданина, последний имеет право отказаться от медицинского вмешательства или потребовать его прекращения.

Вместе с тем, в случаях, когда причинение вреда здоровью затрагивает другие охраняемые уголовным законом отношения, совершение таких действий даже с согласия потерпевшего не исключает уголовного преследования. Так, в силу ст.339 УК РФ уклонение военнослужащего от исполнения обязанностей военной службы путем причинения себе лично или при помощи других граждан какого-либо повреждения (членовредительство) является преступлением против военной службы.

Имущественные права и интересы, равно как и достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, право на имя, право авторства, иные личные неимущественные права и другие нематериальные блага также защищаются уголовным законом. В частности, УК РФ устанавливает уголовную ответственность за хищения (ст.158-161), клевету (ст.129), оскорбление (ст.130), нарушение неприкосновенности частной жизни (ст.137), нарушение тайны телефонных переговоров (ст.138), нарушение неприкосновенности жилища (ст.139) и др.

Законодательство не ограничивает полномочия лица в отношении его собственных достоинства, личной неприкосновенности, неприкосновенности частной жизни, чести и доброго имени, деловой репутации и иных личных неимущественных прав и нематериальных благ. Гражданин может по своему усмотрению принять решение об ограничении своих прав другими лицами. Причем при отсутствии согласия лица совершение вредоносных действий расценивается как противоправное. Так, в соответствии с п.9 ч.1 ст.14 Закона РФ от 18 апреля 1991 г. N 1026-I "О милиции" (с изм.) применение специальных окрашивающих средств на объектах собственности в целях выявления лиц, совершающих преступления, возможно только с разрешения собственника.

Согласие может быть дано лишь на совершение тех действий, которые разрешены законом. Исполнение с согласия лица запрещенных, являющихся общественно опасными и виновными действий (например, осуществление "подпольного" аборта, вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность) влечет уголовную ответственность. Вопрос об ответственности лиц, давших согласие на совершение запрещенных законом действий и реально причиняющих вред своим интересам, решается в зависимости от особенностей каждого конкретного случая (статуса потерпевшего, особенностей объективной стороны соответствующего состава и т.п.).

В случаях, предусмотренных законодательством, адресат согласия должен обладать полномочиями на совершение соответствующих вредоносных действий в данной обстановке. Так, в соответствии с Основами законодательства Российской Федерации об охране здоровья причинение вреда в результате искусственного прерывания беременности, лишения человека способности к воспроизводству потомства и в других предусмотренных законом случаях является правомерным только при условии наличия письменного согласия пациента и выполнения этих действий в учреждениях государственной или муниципальной системы здравоохранения врачами, имеющими специальную подготовку.

Поэтому причинение вреда здоровью пациента при применении к нему с его согласия в интересах его выздоровления новых методов лечения, совершенное лицом, не имеющим специальной подготовки, не исключает ответственности причинителя вреда.

Также в ряде случаев, предусмотренных законодательством, причинение вреда интересам лица с его согласия будет являться правомерным только при соблюдении предписанных законом процедуры и формы (устной или письменной). Например, согласие лица на нарушение тайны телефонных переговоров исключает противоправность в причинении вреда, если прослушивание осуществляется по основаниям и в порядке, предусмотренным Федеральным законом от 12 августа 1995 г. N 144-ФЗ "Об оперативно-розыскной деятельности", при наличии угрозы жизни, здоровью, собственности отдельных лиц по их заявлению или с их согласия в письменной форме.

Таким образом, уголовно-правовая дозволительная по своему содержанию норма о согласии лица как обстоятельстве, исключающем преступность деяния, структурно состоит из гипотезы (включающей признаки этой ситуации), диспозиции (содержащей дозволение причинять вред охраняемым уголовным законом интересам с соблюдением условий правомерности), а также санкции (проявляющейся при соблюдении условий правомерности в признании причинения вреда правомерным, а при нарушении этих условий - в оценке действий как преступных).

В заключение необходимо отметить, что не всякий случай причинения вреда интересам лица с его согласия является правомерным. Если согласие дано на совершение действий, запрещенных законом и являющихся общественно опасными, то такое согласие не исключает преступности совершаемых во исполнение согласия действий*(45). Кроме того, возможно, что лицо, давшее согласие на вредоносные действия, превысило свои полномочия; или дача согласия осуществлена с нарушением установленной законодательством формы; или исполнитель вредоносных действий не обладал полномочиями на их осуществление. Уголовно-правовая оценка нанесения ущерба правоохраняемым интересам в подобных ситуациях должна осуществляться по общим правилам квалификации исходя из характера совершенного деяния, наступивших последствий, причинной связи между ними и психического отношения исполнителя и лица, давшего согласие на совершение вредоносных действий, и др. Представляется, что в таких случаях суд при назначении наказания может применить положения ч.2 ст.61 УК РФ о том, что совершение преступления с согласия лица является обстоятельством, смягчающим наказание

Полагаем, что отсутствие признаков согласия лица в ситуации, когда исполнитель ошибочно полагал, что согласие имелось, дает основания для вывода о так называемой мнимой ситуации согласия лица и позволяет оценить причиненный вред по правилам ошибки.

Согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния, имеет некоторые черты сходства с занятиями спортом: здесь возможны случаи причинения вреда одним человеком другому не только в процессе спортивных состязаний, но и в ходе тренировочных занятий. Г.Н. Борзенков отмечает, что причинение вреда здоровью участника спортивных соревнований нельзя рассматривать как противоправное, если были соблюдены установленные для этого вида спорта правила*(46).

Однако представляется, что занятия спортом являются самостоятельным обстоятельством, исключающим преступность деяния, так как в ходе тренировок спортсмен соглашается с возможностью причинения ему некоторого абстрактного вреда и при этом не только желает избежать этих последствий*(47), но и предпринимает активные меры к их недопущению. Таким образом, правомерность нанесения ущерба здоровью в спортивном состязании только согласием обосновать нельзя. Недостаточно также ссылок на обоснованный риск, случай либо дозволение законом соответствующих видов спорта. При спортивных состязаниях или прохождении тренировочных сборов отсутствуют и некоторые из признаков рискованной ситуации, предусмотренных в ст.41 УК РФ. Дозволение законом соответствующих видов спорта и проведение тренировочных сборов автоматически не влечет дозволения причинять вред спортсмену или тренирующимся лицам.

Однако эти и иные вопросы, например, эксцесс исполнителя при согласии лица, квалификация действий причинителя вреда и лица, неправомерно давшего на это согласие, нуждаются в отдельном специальном рассмотрении в контексте исследования более общей проблемы правомерного вреда в уголовном праве.

В.И. Михайлов,

заслуженный юрист Российской Федерации,

кандидат юрид. наук, доцент

"Законодательство", N 2, 3, февраль, март 2002 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) В соответствии со ст.13 Закона РФ "О трансплантации органов и (или) тканей человека" у живого донора может быть изъят для трансплантации парный орган, часть органа или ткань, отсутствие которых не влечет за собой необратимого расстройства здоровья. Таким образом, объектами трансплантации могут быть: одно легкое, одна почка, ткани, в том числе костный мозг и части органов, если здоровью донора по заключению врачей специалистов не будет причинен значительный вред.

*(2) См., напр.: Малеина М.Н. Личные неимущественные права. М., 2000. С.57 и след.

*(3) Ковалев М.И. Понятие преступления в советском уголовном праве. Свердловск, 1987. С.83.

*(4) Карпец И.И. Уголовное право и этика. М., 1985. С.129.

*(5) Красиков А.Н. Согласие потерпевшего как обстоятельство, исключающее уголовную ответственность и наказуемость по советскому уголовному праву: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1972. С.10.

*(6) Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции. Часть общая. В 2 т. М., 1994. Т.1. С.184.

*(7) Курс советского уголовного права: В 6 т. М., 1970. Т.2. С.393.

*(8) Курс советского уголовного права: В 5 т. Л., 1968. Т.1. С.463.

*(9) Красиков А.Н. Сущность и значение согласия потерпевшего в советском уголовном праве. Саратов, 1976. С.25-27.

*(10) Красиков А.Н. Примирение с потерпевшим и согласие потерпевшего - "частный" сектор в публичном уголовном праве // Правоведение. 1998. N 1. С.180.

*(11) Уголовное право. Общая часть. Ответ / Под ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамова. М., 1997. С.285.

*(12) См., напр.: Кропачев Н.М. Уголовно-правовое регулирование. Механизм и система. СПб., 1999. С.230-231 и далее.

*(13) См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Ростов-на-Дону, 1996. С.133, 281; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В.М. Лебедев М., 2001. С.258; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А.В. Наумова. М., 1996. С.323-324.

*(14) См.: Уголовный кодекс Швеции. М., 2000. С.105.

*(15) Уголовный кодекс Италии. Общая часть и преступления против государства / Вступ. ст.и пер. А.Г. Пипия. М., 1991. С.37.

*(16) Пипия А.Г. Институты общей части уголовного права современного зарубежного государства (Франция, Испания, США, ФРГ, Италия). М., 1993. С.116.

*(17) В настоящее время перечень преступлений, преследуемых в порядке частного обвинения, определяется уголовно-процессуальным законом. Однако ряд специалистов исходит из того, что отнесение соответствующих преступлений к этой категории должно осуществляться материальным, а не процессуальным правом. См., напр.: Дорошков В.В. Частное определение: правовая природа и судебная практика. М., 2000. С.23-35.

*(18) См.: Петрова Н. Частный интерес в уголовном процессе защищен не в полной мере // Российская юстиция. 2001. N 6. С.37.

*(19) См.: Головко Л.В. Уголовное преследование по делам о преступлениях против интересов службы в коммерческих организациях // Законодательство. 1999. N 4.

*(20) Вместе с тем следует отметить, что непоследовательность, неполнота и противоречивость ответов на вопросы о правовой природе, процедуре рассмотрения и т.д. дел о преступлениях, указанных в ст.27 и 27-1 УПК РСФСР, не позволяют однозначно определить место этой категории дел в системе институтов уголовного права и снижают возможности этого правового института в защите частного интереса, что справедливо отмечают многие авторы (см., напр.: Дорошков В.В. Указ. соч.; Петрова Н. Указ. соч. С.37; Бардышева Е. В чем сложность рассмотрения дел частного обвинения? // Российская юстиция. 2001. N 6. С.41).

*(21) Уголовный закон: опыт теоретического моделирования. М., 1987. С.138.

*(22) Таганцев Н.С. Указ. соч. Т.1. С.185-186.

*(23) Курс советского уголовного права: В 6 т. М., 1970. Т.2. С.395-397.

*(24) Красиков А.Н. Согласие потерпевшего как обстоятельство, исключающее уголовную ответственность и наказуемость деяния по советскому уголовном управу. С.8.

*(25) Уголовное право. Общая часть. Ответ / Под ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамова. С.286.

*(26) См.: Общая теория права / Под общ. ред. В.К. Бабаева. Ниж. Новгород, 1993. С.287.

*(27) Подробнее об опыте применения "ситуации" для описания "обоснованного риска" см., напр.: Михайлов В.И. Обоснованный риск в уголовном праве // Законодательство. 2001. N 7. С.73-82.

*(28) См., напр.: Гаухман Л.Д. Уголовно-правое значение "согласия потерпевшего" на причинение смерти или телесных повреждений // Труды Киевской высшей школы МВД СССР. 1976. Вып.10. С.93.

*(29) Следует согласиться с утверждением о том, что ценность жизни человека как личного нематериального блага, рассматриваемого абстрактно, неуклонно возрастает. В то же время жизнь конкретного человека день ото дня обесценивается (см. об этом: Рабец А.М. Право на жизнь и проблемы гражданско-правовой ответственности за его нарушение // Юрист.2001. N 6. С.60-63).

*(30) Воронин А.Н. Уголовная ответственность за убийство из сострадания // Российский юридический журнал. 2000. N 4. С.77.

*(31) В частности, как полагают Ю.А. Дмитриев и Е.В. Шленева, "вопрос жизни и смерти юридически должен решаться человеком индивидуально, без участия иных лиц" (см.: Дмитриев Ю.А., Шленева Е.В. Право человека в Российской Федерации на осуществление эвтаназии // Государство и право. 2000. N 11. С.52).

*(32) См.: Социальные отклонения. М., 1989. С.305.

*(33) Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С.127.

*(34) Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции. Часть Общая: В 2 т. М., 1994. Т.1. С.184.

*(35) См.: Бородин С., Глушкова В. Уголовно-правовые проблемы эвтаназии // Советская юстиция. 1992. N 9-10. С.34.

*(36) В российской уголовно-правовой литературе также содержатся предложения о том, что "убийство из сострадания" не должно признаваться преступлением, ибо лицо, осуществляющее эвтаназию по желанию неизлечимо больного человека, действует по его просьбе и в его интересах, не преследуя никакой корыстной или иной низменной цели. В связи с этим предлагается дополнить главу 8 УК РФ ("Обстоятельства, исключающие преступность деяния") новой статьей "Эвтаназия" (см.: Воронин А.Н. Уголовная ответственность за убийство из сострадания. С.79).

*(37) В настоящее время в Голландии более 100 тыс. человек, уплатив сумму, равную 15 долларам, заполнили три анкеты, в которых они на тот случай, если в результате аварии или других случаев не смогут говорить и двигать руками, указали те способы, при помощи которых они хотели бы уйти из жизни.

*(38) См. об этом: Правовая система Нидерландов. М., 1998. С.45, 185 и др.

*(39) Хрестоматия по истории государства и права СССР. Дооктябрьский период. М., 1990. С.320-321.

*(40) Социальные отклонения. С.304.

*(41) Кони А.Ф. Самоубийство в законе и жизни // Собр. соч.: В 8 т. М., 1967. Т.4. С.461. Отметим, что в Великобритании уголовные санкции за покушение на самоубийство были отмены только в 1961 г.

*(42) Таганцев Н.С. Указ. соч. С.184.

*(43) Швеков Г.В. Первый советский уголовный кодекс. М., 1970. С.200.

*(44) Карпец И.И. Уголовное право и этика. М., 1985. С.130, 132.

*(45) Уголовный закон: опыт теоретического моделирования. М., 1987. С.138.

*(46) Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В.М. Лебедев. М., 2001. С.258.

*(47) См.: Красиков А.Н. Сущность и значение согласия потерпевшего в советском уголовном праве. Саратов, 1976. С.104.