Понятие национальной и международной правовых систем (В.В. Гаврилов, "Журнал российского права", N 11, ноябрь 2004 г.)

Понятие национальной и международной правовых систем

Правовая система - это комплексная правовая категория, отражающая, по мнению большинства ученых, правовую сторону организации общества, целостную правовую действительность. Ее предназначение состоит в отображении основных правовых явлений, существующих в конкретном административно-территориальном или национально-государственном образовании, их взаимных связей и отношений с основным, главным компонентом данной системы - правом в его нормативном закреплении.

Понятие "правовая система" имеет существенное значение для выявления особенностей "юридической жизни" конкретного государства и поэтому достаточно активно используется в сравнительном правоведении. Обычно в его рамках применяется термин "национальная правовая система", под которым некоторыми авторами понимается "конкретно-историческая совокупность права (законодательства), юридической практики и господствующей правовой идеологии конкретной страны (государства)"*(1).

У понятия "правовая система" много общего с относительно недавно появившейся в отечественной и зарубежной правовой доктрине категорией "правовая жизнь общества". Как отмечает А.В. Малько, этот термин "содержит комплекс всех юридических явлений, включающий как позитивные, так и негативные составляющие". Если к первым, по его мнению, следует отнести, в частности, само право, правовую систему в целом, юридическую практику, правосознание и правопорядок, то ко вторым - противоправные явления, препятствующие положительной юридической деятельности. Правовая система выступает в качестве нормативно-упорядочивающей составляющей правовой жизни, создает условия для ее стабильности и нормального функционирования. В свою очередь качественное состояние правовой жизни общества на конкретном этапе его развития определяется в теории права при помощи термина "правовая культура"*(2).

Единодушно признавая необходимость использования категории "правовая система" в научных исследованиях и правотворчестве, теоретики права, тем не менее, никак не могут прийти к единому мнению относительно понятия и содержания этого термина. Существуют различные представления об этой проблеме как на внутригосударственном, так и на международно-правовом уровне. Достаточно сказать, что в некоторых трудах по теории права правовая система до сих пор отождествляется с понятием "система права"*(3), которое в действительности призвано отображать лишь внутреннюю структуру позитивного права, его подразделение на отрасли и правовые институты.

Ни задачи, ни объем настоящей статьи не позволяют детально остановиться на анализе точек зрения и аргументации сторонников различных подходов к пониманию содержания термина "правовая система". Это тем более нецелесообразно потому, что в отечественной правовой доктрине уже предпринимались попытки подробного изучения этого вопроса*(4). Поэтому представляется вполне достаточным дать только краткую характеристику основных взглядов и точек зрения на указанную проблему с тем, чтобы попытаться определить причину существующих разногласий, а также предложить собственное определение национальной и международной правовой системы.

Определение национальной правовой системы

На наш взгляд, в отечественной теории права в настоящее время достаточно четко обозначились три основных подхода к определению понятия правовой системы в ее внутригосударственном понимании.

Сторонники первого из них предлагают рассматривать содержание данной юридической категории исключительно в контексте различных форм внешнего выражения и закрепления правовых норм, а также их взаимодействия друг с другом. Так, например, Ю.А. Тихомиров включает в состав правовой системы следующие элементы: 1) цели и принципы правового регулирования; 2) основные разновидности правовых актов и их объединения; 3) системообразующие связи*(5). При этом правовую систему в целом он предлагает определять как "структурно и функционально упорядоченный массив взаимосвязанных нормативно-правовых актов, создаваемых и действующих на основе единых принципов".

Другими словами, понятие правовой системы, по мнению Ю.А. Тихомирова, представляет собой "базовое юридическое понятие, охватывающее все правовые акты и их связи в национально-государственном масштабе"*(6). Схожей точки зрения придерживается С.Н. Егоров, в интерпретации которого правовая система государства представляет собой "совокупность норм, изложенных в иерархической системе нормативных правовых актов, принятых политической властью"*(7).

Характерной чертой второго подхода к определению понятия национальной правовой системы является попытка охарактеризовать ее через призму не только позитивного права, но и некоторых других тесно связанных с ним и между собой активных элементов правовой действительности. Одним из сторонников этой точки зрения является С.С. Алексеев, который к числу таких элементов относит юридическую практику и правовую идеологию (господствующее в обществе правосознание). Он рассматривает их в качестве проявлений права, через которые раскрываются его сущность и особенности как нормативного регулятора. Таким образом, по мнению С.С. Алексеева, правовая система - "это все позитивное право, рассматриваемое в единстве с другими активными элементами правовой действительности - правовой идеологией и судебной (юридической) практикой"*(8).

Достаточно близкую к точке зрения С.С. Алексеева позицию занимает Л.Б. Тиунова, которая считает, что "процесс правового регулирования как единая функция правовой системы обеспечивается взаимодействием трех компонентов: сознания (идеального), деятельности (реальной) и правил поведения (формализованных моделей, содержащихся в законодательстве или судебной практике). Каким бы разным не было их содержание и взаимодействие в различных странах, названные три элемента всегда присутствуют, а их взаимодействие, так или иначе, обеспечивает функционирование каждой правовой системы"*(9).

Третий подход к содержанию правовой системы отличает стремление его сторонников относиться к этому понятию как к категории, отражающей все правовые явления и всю правовую действительность, существующие в обществе. Подобная позиция, в частности, отчетливо прослеживается в работах Н.И. Матузова, который пишет: "Правовая система охватывает весь юридический аппарат, всю юридическую деятельность, осуществляемую в разных формах"*(10). Такого же мнения придерживается и С.В. Поленина, утверждающая, что согласно сложившемуся в науке представлению "понятие "правовая система" включает всю совокупность правовых феноменов, в том числе правореализацию, правосознание, правовую культуру и другие"*(11). А.В. Малько также указывает, что понятие "правовая система" призвано выражать комплексную оценку юридической сферы жизни конкретного общества и включает помимо права, юридической практики и господствующей правовой идеологии такие элементы, как правотворчество, правоотношения, правовые учреждения, законность и другие*(12).

Сторонники данной точки зрения не считают необходимым наличие признака однородности у элементов правовой системы. Более того, они специально подчеркивают, что входящие в правовую систему компоненты неодинаковы по своему значению, юридической природе, удельному весу, самостоятельности и степени воздействия на общественные отношения. По их мнению, дать исчерпывающий перечень элементов правовой системы невозможно, поскольку сама правовая система - это "сложное, многослойное, разноуровневое, иерархическое и динамическое образование, в структуре которого есть свои системы и подсистемы, узлы и блоки. Многие ее составляющие выступают в виде связей, отношений, состояний, режимов, статусов, гарантий, принципов, правосубъектности и других специфических феноменов, образующих обширную инфраструктуру или среду функционирования правовой системы"*(13).

Внимательно изучив приведенные точки зрения, нетрудно убедиться, что, несмотря на отсутствие однородности во взглядах теоретиков права на состав и содержание компонентов правовой системы, никто из них не подвергает сомнению тезис о том, что правовая система формируется применительно к праву, выступающему для нее в качестве системообразующего фактора. Именно на основе права, как справедливо указывает А.М. Васильев, "складывается в обществе правовая система, охватываются правовые связи людей, организаций и государства, отношения, институты, порядок и процедуры, которые осуществляются по правовым установлениям"*(14).

Таким образом, существо расхождений взглядов на предмет и объем понятия "правовая система" определяет различие представлений отдельных авторов о перечне производных от правовых норм элементов правовой системы. В рамках этого процесса в целом ряде случаев субъективно-произвольный подход к определению ее компонентов, стремление включить в состав правовой системы максимально возможное количество разнородных элементов превалирует над намерением очертить ее границы и содержание на основе достаточно четких и функционально обоснованных критериев. Получаемое в итоге предельно широкое и поэтому недостаточно определенное понятие правовой системы не только имеет, на наш взгляд, незначительную научную и практическую ценность, но и во многом стирает различия между понятием "правовая система", с одной стороны, и понятиями "правовая реальность" и "правовая действительность" - с другой.

Точно так же, по нашему мнению, мало проясняет ситуацию точка зрения, в соответствии с которой понятие правовой системы конструируется исключительно в целях определения строения права как нормативного образования, а также выявления и анализа возникающих в его рамках внутрисистемных связей и отношений. В этом случае, досконально изучив "внутренний мир" различных нормативно-правовых конструкций, мы оставляем за пределами своего внимания главное - условия и механизм реализации их предписаний на практике.

Как уже указывалось выше, предназначение категории "национальная правовая система" заключается в отображении целостного комплекса правовых явлений конкретного общества, обусловленного объективными закономерностями его развития, осознаваемого и воспроизводимого людьми и их организациями*(15). Однако было бы ошибкой включать в состав такого комплекса все правовые явления, характерные для данного общества. Как правильно указывает Т.В. Кухарук, "понятие "правовая система" складывается в результате анализа всех правовых явлений и процессов, в том числе неюридических социальных процессов, тесно связанных с юридическими. Но это не дает нам основания расширять его предмет, а значит, и объем данного понятия до неопределенных пределов: Правовая система общества, существуя в правовой реальности (правовой действительности, правовой жизни), не охватывает их в целом"*(16).

Определяя правовую систему как комплекс социально-юридических компонентов, характеризующихся относительной самостоятельностью, стабильностью и качественной определенностью, Л.Б. Тиунова также высказывается против включения в ее состав различных по природе, а также по функциональной и целевой нагрузке явлений и признаков (например, принципов права, правоотношений, правовых режимов, системных связей, правопорядка и др.). "Элементами правовой системы как системного комплекса, - пишет она, - могут быть лишь такие подсистемы, которые во взаимодействии образуют структуру, непосредственно вытекающую из социальной функции данного комплекса, его особого качества. Иное дело, что эти компоненты сами структурированы, но уже в рамках соответствующих подсистем. Систему как целостность нельзя дробить до бесконечности, не разрушая ее относительной обособленности, "автономности""*(17).

Такой подход к определению предмета и объема понятия "национальная правовая система" представляется нам совершенно справедливым. Если же говорить о его содержательном наполнении, то наиболее близкой к действительности, на наш взгляд, является позиция тех авторов, которые считают, что в статическом состоянии правовая система выступает как "совокупность юридических норм, принципов и институтов (нормативная сторона системы), совокупность правовых учреждений (организационный элемент) и совокупность правовых взглядов, идей и представлений, свойственных данному обществу (идеологический элемент)"*(18).

В силу того, что во многих государствах мира, включая Россию, международно-правовые нормы объявлены составной частью их правовых систем или права*(19), в состав нормативной компоненты понятия "национальная правовая система" должны быть включены не только нормы внутреннего права соответствующей страны, но принципы и нормы международного права. Сюда же следует отнести и нормы права иностранных государств в случае их применения на территории данной страны в рамках коллизионного метода регулирования*(20).

В качестве административно-организационной составляющей правовой системы выступают законодательные, исполнительные, судебные и другие юридические органы и организации, обеспечивающие осуществление правотворческой и правоприменительной деятельности, функций защиты права. Они образуют тот необходимый институциональный каркас, без которого реализация правовых отношений стала бы невозможной. Третий элемент правовой системы в ее статическом представлении - правовая идеология, понимаемая в данном случае как "систематизированное, научное выражение правовых взглядов, требований, идей общества"*(21). С ее помощью происходит формирование и распространение правовых знаний на всех уровнях его социальной структуры, предпринимаются попытки блокирования негативных стереотипов в правовом сознании.

Что касается представления о структуре национальной правовой системы в динамике ее функционирования, то, на наш взгляд, в данном случае следует говорить о взаимодействии права, юридической практики и правовой психологии. Включение правовых норм в этот перечень обусловлено тем, что право в национальной правовой системе не только выступает в качестве ее нормативной основы, но и несет значительную функциональную нагрузку - определяет механизм и содержание правового регулирования. Нормы права здесь следует рассматривать как необходимое средство и инструмент регулирования общественных отношений, которые, однако, не могут существовать вне действия и сознания*(22).

Еще одним составным элементом национальной правовой системы в ее динамическом представлении выступает юридическая практика, охватывающая все существующие в данном обществе юридически оформленные связи и отношения, различные виды правового поведения людей, правотворческую и правоприменительную деятельность государства и общества. Важную роль в процессе функционирования правовой системы играет и правовая психология. С ее помощью происходит преобразование потоков информации от правовой системы к субъекту правовой деятельности и обратно. Подобный информационный обмен осуществляется в рамках юридических представлений и желаний, правовых мыслей и чувств, с помощью которых люди оценивают правовую реальность*(23).

Правовая психология оказывает непосредственное и во многом определяющее влияние на механизм правового регулирования, как на стадии правотворчества, так и на стадии реализации права. Она отражает общую настроенность и состояние правового развития данного общества, служит интеллектуальной и психологической основой функционирования его правовой системы. "Без обращения к человеческой, психосоциальной природе права, - справедливо отмечает К.В. Арановский, - оно остается понятием условным, а правовое регулирование выглядит схемой, где оставлена его действующая сторона. Человек в такой ситуации умозрительно помещен в положение предмета правовых воздействий, вместо того, чтобы стать определяющим участником правовой деятельности и создателем права в каждом случае, когда складываются правоотношения"*(24).

Принимая во внимание изложенные выше соображения, национальную правовую систему можно определить как характерную для данного государства целостную совокупность действующих на его территории правовых норм, а также юридических органов, учреждений, организаций и правовой идеологии, обеспечивающих в процессе юридической практики, опосредованной правовой психологией, урегулирование общественных отношений в соответствии с объективными закономерностями развития общества.

Именно такое определение, на наш взгляд, позволяет сконцентрировать внимание на ключевых элементах правовой действительности, являющихся структурно и функционально необходимыми для нормальной работы механизма правового регулирования, обозначить наиболее важные связи, возникающие между такими элементами, и тем самым представить национальную правовую систему не только в статике, но и в динамике ее функционирования.

Характерные признаки
и содержание международной правовой системы

Применимы ли приведенные соображения о понятии и содержании национальной правовой системы к определению понятия системы международно-правовой? В целом, думается, что да. Не отрицая тех различий, которые, безусловно, существуют между национальным и международным правом, нельзя не признать, что, как в первом, так и во втором случае мы имеем дело с определенной совокупностью нормативных предписаний, лежащих в основе более широкой системной конструкции (правовой системы), функциональное предназначение которой заключается в обеспечении своевременного, всестороннего и полного осуществления этих нормативных предписаний на практике. Представляется, что точно такие же параллели можно провести и между производными от права элементами национальной и международной правовых систем.

Нельзя сказать, что указанную точку зрения разделяют все исследователи. Так, например, Е.Т. Усенко еще двадцать лет назад отмечал, что "сопоставление категорий обеих правовых систем обнаруживает столь существенные различия между ними, что попытка охвата теорией права этого разнообразия могла бы увести ее в мир таких абстракций, что она утратила бы характер подлинной теории: права"*(25). Однако другие авторы в тот же период времени совершенно обоснованно полагали, что "тезис о "неприложимости самого понятия права, выработанного: теорией права к международному праву", о том, что между фундаментальными категориями национального и международного права "нет или почти нет ничего общего", вносит диссонанс в действительное соотношение общеправовых и присущих только одной правовой системе свойств, делает как бы беспредметным разговор о взаимодействии национального и международного права в качестве именно правовых систем"*(26).

Как указывал А.М. Васильев, "различия в предмете регулирования и другие, важные при анализе и для понимания своеобразия как национального, так и международного права, не образуют между ними непроходимой пропасти. Это различия внутри одного рода явлений: Можно сказать, что рассматриваемые системы представляют две стороны в праве, но меру правового они сохраняют в равной степени. Поэтому различия национального и международного права не могут заслонить их родовой общности"*(27).

Сегодня, когда представления о сущности и понятии государства и права в отечественной правовой доктрине в значительной степени деидеологизированы, утверждения о наличии непреодолимых противоречий между понятийными и содержательными характеристиками международного и внутригосударственного права имеют под собой еще меньше оснований, чем двадцать лет назад. Практика нормативного регулирования современных международных и внутригосударственных отношений убедительно доказывает, что с каждым годом между этими системами права, как в теоретической, так и в практической плоскости, возникает все больше "точек соприкосновения".

Подтверждением этому может служить, в частности, существенное расширение предмета регулирования международного права, которое развивается сегодня в двух основных направлениях. Для первого из них характерна регламентация этой нормативной системой новых направлений межгосударственного сотрудничества. Содержание второго определяет все более глубокое проникновение регулирующего воздействия международно-правовых норм в сферу внутригосударственных отношений. Как следствие, в современной российской и зарубежной правовой доктрине значительное распространение получила точка зрения о том, что определенные сегменты сферы внутригосударственных отношений должны рассматриваться как объекты совместного регулирования с участием как внутригосударственных, так и международно-правовых норм.

Определенное сближение позиций теоретиков права и юристов-международников наблюдается сегодня и в отношении такой важной доктринальной проблемы, как понятие субъекта права. Не вдаваясь в детальное освещение этого вопроса*(28), отметим лишь, что, по нашему мнению, к сегодняшнему дню сформировались все необходимые предпосылки для пересмотра традиционного для отечественной международно-правовой доктрины определения субъекта международного права как самостоятельного и независимого участника международных отношений, обладающего нормотворческими функциями. На наш взгляд, в соответствии с современной трактовкой предмета международно-правового регулирования, наиболее близким к действительности представляется определение субъекта международного права как участника международных отношений, обладающего правами и обязанностями, непосредственно предоставляемыми или возлагаемыми на него международно-правовыми нормами. При этом традиционное подразделение субъектов на первичные и производные необходимо дополнить их разграничением на субъекты, наделенные нормотворческой функцией, и субъекты, ею не обладающие. Подобное положение существует и во внутригосударственном праве.

Стремительное вторжение регулирующего воздействия международного права в сферу внутренней компетенции государств, расширение его субъектной основы лишний раз доказывает тот очевидный факт, что хотя международное и внутригосударственное право представляют собой различные типы юридических регуляторов общественных отношений, они существуют в рамках единой родовой правовой общности. В связи с этим совершенно логичной выглядит позиция Ю.А. Тихомирова, который считает, что "с точки зрения общей теории право можно рассматривать в качестве единого социального явления. Общество и государство, создавая право, учитывают его разные грани, "лики" и образы, различные формы выражения. Две плоскости жизни права позволяют вести речь о внутреннем праве, окрашенном отнюдь не только сугубо национальными чертами, и о международном праве, отражающем согласие государств сообща регулировать всеобщие публичные интересы. Их переплетение становится все более органичным. И то и другое проистекает из общего источника - суверенной воли государств согласованно решать публичные дела разного масштаба"*(29).

Родовое единство международного и внутригосударственного права как совокупности общеобязательных правил поведения юридического характера дает основание утверждать, что первое, как и второе, лежит в основе своей собственной правовой системы, находящейся в постоянном тесном взаимодействии с правовыми системами отдельных государств. Только речь в данном случае идет не о национальной, а о международной правовой системе, обладающей определенной спецификой.

В первую очередь это касается характеристики правил поведения, образующих ее нормативный фундамент. Подавляющее большинство из них находит свое внешнее выражение и закрепление в традиционных для международного права источниках - международных договорах и обычаях. Сюда же относятся и имеющие юридически обязательный характер нормы права международных организаций, основные характеристики которого достаточно подробно анализировались в отечественной литературе. Кроме того, относительно самостоятельным элементом нормативной компоненты международной правовой системы является право Европейского Союза (ЕС), объединяющее как внешние (международные договоры ЕС), так и внутренние (учредительные договоры и акты органов Сообществ) источники.

Несмотря на то, что споры о природе права ЕС продолжаются до сих пор, они нисколько не влияют на его способность выступать в таком качестве, так как речь в данном случае идет о совокупности юридических предписаний международного (наднационального) характера, подлежащих осуществлению в отношениях с участием государств - членов Европейского Союза, а также их физических и юридических лиц.

В то же время, по нашему мнению, не все нормативные предписания, имеющие международный характер, могут быть включены в состав международной правовой системы. В частности, этого нельзя сделать применительно к нормам так называемого мягкого международного права, содержащимся в резолюциях международных организаций, заключительных актах международных конференций, совместных декларациях государств и других международных актах и соглашениях неюридического характера. Как и международно-правовые нормы, нормы международного "мягкого права" непосредственно или опосредованно создаются путем согласования волеизъявлений государств относительно содержания правил поведения. Однако их основное отличие от международно-правовых предписаний состоит в том, что при создании "мягких" норм государства не принимают на себя четких юридических обязательств по реализации их положений.

Неотъемлемый признак любой международно-правовой нормы - ее юридическая сила, признанная государствами или другими нормообразующими субъектами. Утверждение же за той или иной нормой качества юридически обязательного правила поведения без такого признания, а тем более попытки придания ей силы "мягкой" или "квазиюридической" нормы международного права, противоречат самой природе последнего и способствуют "эрозии" представлений о нем как о системе юридически обязательных предписаний. Именно поэтому акты, содержащие нормы международного "мягкого" права, следует рассматривать в качестве международных договоренностей или обыкновений, которые не относятся к числу источников международного права и не могут быть, следовательно, включены в состав нормативной составляющей международной правовой системы, охватывающей только юридические конструкции.

Тем не менее Т.Н. Нешатаева считает, что "правовые системы могут иметь в качестве источников как обязательные, так и рекомендательные нормы", в том случае если законодатель или иной субъект, обладающий правом разработки и принятия правовых актов, пожелает включить в их состав положения рекомендательного характера. В качестве одной из таких правовых систем она называет право международных организаций, которому, по ее мнению, "в отличие от международного публичного права известно деление источников на рекомендательные и обязательные"*(30). С этой точкой зрения трудно согласиться. Правовая норма действительно может регулировать общественные отношения не императивно, а диспозитивно. Однако в любом случае ее положения должны быть обязательны для исполнения субъектами правоотношений. В противном случае мы не сможем говорить об этом правиле поведения как о правовой норме.

С.В. Бахин также полагает, что существуют нормативные документы, которые хотя и не являются источниками международного публичного или национального права, но обладают свойствами правовых актов. К числу таких документов он относит, в частности, разработанные в 1994 году Международным институтом унификации частного права Принципы международных коммерческих контрактов и одобренные в этом же году Европарламентом Принципы европейского контрактного права. Предлагая именовать совокупность подобных актов "субправом", С.В. Бахин отмечает, что речь в данном случае идет об "особой правовой категории", которую "следует рассматривать как продукт деятельности международных организаций, ставящих перед собой цель оптимизации регулирования международных коммерческих отношений"*(31).

Далее он указывает, что "особую форму права рассматриваемые правила представляют собой постольку, поскольку они не санкционируются государством (государствами) напрямую, а могут действовать в рамках установленного правопорядка в связи с тем, что государство, устанавливая принципы свободы контракта и автономии воли сторон, допускает тем самым использование подобных правил в рамках своей юрисдикции". Другими словами, по мнению С.В. Бахина, государство априори допускает возможность придания соответствующим документам юридически обязательного характера не только по прямому указанию компетентных государственных органов, но и на основе волеизъявления самих участников отношений, регулируемых такими актами*(32).

На наш взгляд, указанную точку зрения также нельзя признать соответствующей действительности. Положения документов, которые С.В. Бахин рассматривает в качестве "субправовых" актов, безусловно, оказывают регулятивно-обязывающее воздействие на поведение участников международных частноправовых отношений. Более того, факт их соблюдения или несоблюдения может, при определенных обстоятельствах, помочь установить в суде правомерность или противоправность действий, совершенных участниками сделки. Однако обязывающая сила таких документов гораздо ближе по своей природе к обязывающей силе контрактных положений, нежели к обязывающей силе юридических правил поведения. Обращение сторон контракта к подобным документам в целях разрешения спорной ситуации носит вспомогательный, субсидиарный характер и осуществляется только на основе, в рамках, с санкции и во исполнение конкретных регулятивных норм национальных и (или) международных правовых актов, а не закрепленных в них абстрактных принципов. Поэтому соглашение сторон о возможности применения к их правам и обязанностям по внешнеторговому контракту "субправового" акта не способно придать его нормам правовой характер в отсутствие явно выраженного предварительного признания государством юридической силы положений такого документа.

Вопреки широко распространенному в отечественной правовой доктрине мнению, в состав нормативной компоненты международной правовой системы не могут быть включены и нормы международного частного права. Это объясняется тем, что само словосочетание "международное частное право" - это не более чем учебно-методический и научный термин, используемый для обозначения совокупности правовых норм национального и международного происхождения, находящихся в тесном взаимодействии и регулирующих особую группу относительно обособленных общественных отношений международного немежгосударственного невластного характера. При этом соответствующие нормы не исключаются из национально-правовых систем или из системы международного публичного права*(33). Международное частное право, таким образом, представляет собой искусственное образование, полисистемный комплекс нормативных предписаний различной системной принадлежности и не образует самостоятельной правовой конструкции, которая могла бы стать обособленным элементом нормативного уровня международной правовой системы.

Точно такую же природу имеют, по нашему мнению, нормативные комплексы, именуемые в трудах некоторых ученых транснациональным правом и (или) международным правом в широком смысле слова. Характерным признаком этих образований, как и международного частного права, является то, что они не образуют самостоятельной системы права, представляют собой лишь результат взаимодействия различных частей систем международного публичного и внутригосударственного права, а также, в некоторых случаях, неправовых нормативных источников международного и национального происхождения.

Особого внимания заслуживает вопрос о возможности включения в состав нормативной компоненты международной правовой системы норм внутригосударственного права. Необходимость пристального внимания к этой проблеме объясняется также тем обстоятельством, что международное право в большинстве государств мира признается составной частью их национальных правовых систем.

Решение данного вопроса напрямую зависит от определения параметров той социальной среды, в рамках которой происходит функционирование международной правовой системы. Выше уже указывалось, что применительно к понятию "национальная правовая система" подобная среда ограничивается рамками конкретной страны. В случае же с международной правовой системой речь в этом отношении должна идти о категории "мировое сообщество", охватывающей значительно более широкий круг субъектов - от государств и международных организаций до транснациональных корпораций и индивидов, являющихся участниками отношений, выходящих за рамки национальных границ. Каждый из указанных субъектов вносит свой вклад в обеспечение нормального существования и развития мирового сообщества. Тем не менее функции его управляющей подсистемы во всех случаях непосредственно или опосредованно выполняет международное сообщество государств*(34).

Именно государства обладают правомочиями устанавливать в рамках мирового сообщества по согласованию друг с другом юридически обязательные правила поведения, формировать его институционный каркас, а также определять перечень и компетенцию других субъектов, выполняющих подобные функции. Создаваемые при этом на универсальном, региональном или двустороннем уровне нормативно-правовые предписания (при достижении между государствами соответствующей степени согласия) распространяют свое обязывающее или управомочивающее действие на все субъекты мирового сообщества. Те же характеристики, но с известными предметными и территориальными ограничениями, имеют юридически обязательные нормы права международных организаций и права ЕС.

При таком подходе к определению среды функционирования международной правовой системы и характеристике действующих в ее рамках системных правовых конструкций нормы внутригосударственного права не могут быть включены в их перечень. Несмотря на то, что эти правила поведения в целом ряде случаев выступают в качестве эффективных регуляторов отношений с участием субъектов разных стран, они, как правило, не порождают обязательств и не предоставляют прав для субъектов управляющей подсистемы мирового сообщества.

Совершенно иная ситуация складывается в рамках национальных правопорядков. Здесь международно-правовые нормы, в силу прямого указания внутреннего права соответствующих стран, сохраняют свою юридически обязывающую силу и способны поэтому выступать в качестве самостоятельного элемента нормативного уровня их национальных правовых систем.

Изложенное выше позволяет прийти к выводу, что нормативный уровень международной правовой системы образуют нормы международного публичного и европейского права, а также обладающие юридической силой нормы права международных организаций. Все другие нормативные комплексы, функционирующие в рамках мирового сообщества, либо не являются самостоятельными системными правовыми образованиями, либо не способны оказывать на субъекты его управляющей подсистемы регулирующее воздействие юридического характера.

Международные правовые предписания, как и нормы внутригосударственного права в своей сфере, не только выступают в качестве нормативной основы международной правовой системы, но и играют важную роль в ее функционировании, определяя компетенцию и порядок деятельности различных межгосударственных объединений, а также процедуру создания и осуществления в рамках мирового сообщества соответствующих источников права. Они также оказывают существенное влияние на определение содержания механизма имплементации норм международного права на внутригосударственном уровне. Можно сказать, что сегодня государства свободны в выборе путей и средств реализации международных правовых предписаний на своей территории настолько, насколько эти вопросы не урегулированы международным правом*(35).

У международной правовой системы в ее статическом представлении, как и у системы национально-правовой, есть своя институционная составляющая, представленная совокупностью различных международных органов и организаций. В интересующей нас области они выполняют, как минимум, три группы задач. Во-первых, международные органы и организации своей деятельностью способствуют сближению позиций отдельных стран, подготавливая почву для выработки ими согласованных международно-правовых документов. Во-вторых, они сами принимают активное участие в международном правотворчестве как посредством участия в договорном процессе государств, так и путем осуществления собственной нормотворческой деятельности. И, наконец, в-третьих, международные органы и организации осуществляют широкий спектр организационно-исполнительных, контрольных и судебных функций в целях своевременной, всесторонней и полной реализации на практике международных правовых предписаний, а также привлечения к ответственности субъектов, виновных в их нарушении.

Особого внимания заслуживает такой элемент международной правовой системы, как правосознание. Известно, что правосознание является духовной основой национальной правовой системы и представляет собой в структурном отношении единство двух частей: правовой идеологии и правовой психологии*(36). Существуют ли аналогичные структурные элементы в рамках международной правовой системы и допустимо ли вообще говорить о международном правосознании?

Одни ученые категорически отрицают такую возможность. Так, например, С.В. Черниченко прямо указывает, что "поскольку нет какой-либо единой международной надстройки, нет и международного правосознания, как части этой надстройки"*(37). Вместо него на международной арене, по его мнению, мы имеем дело с взаимодействием правосознаний, вырабатываемых различными обществами. В отличие от волеизъявлений государств их нельзя согласовывать друг с другом, так как правосознание - это часть идеологии. А согласование различных идеологий, считает ученый, "равнозначно их примирению или слиянию, что объективно невозможно, как невозможен механический синтез различных обществ и социальных групп, порождающих или питающих соответствующие идеологии. Примирение или слияние идеологий - это появление новой, отличной от них идеологии, отражающей новые тенденции развития общества"*(38).

С точки зрения других исследователей, международное правосознание является необходимой и важной компонентой международной правовой системы, как в статическом, так и в динамическом ее представлении. "Создание норм международного права, - подчеркивает Л.Х. Мингазов, - предполагает наличие общего международно-правового сознания: Общее международно-правовое сознание формируется в процессе взаимодействия и противоборства различных систем государственного международно-правового сознания и служит предпосылкой образования общепризнанных норм международного права"*(39).

Ю.Я. Баскин и Д.И. Фельдман также отмечают, что не может быть общего определения понятия правосознания, которое не охватывало бы его международно-правовой аспект. "И если согласиться с тем, - указывают они, - что правосознание - это выражение сознания политического в категориях прав и обязанностей юридического характера и в таких производных от них категориях, как законное и незаконное, правовое и неправовое, то эти категории должны пониматься не узко, а широко, включая законное и незаконное, правовое и неправовое не только внутри государства, но и в международных отношениях"*(40).

Нетрудно заметить, что различие подходов указанных авторов к понятию международного правосознания определяет расхождение их представлений о том, какие субъекты способны выступать в качестве его носителя. Одни исследователи считают, что, хотя правосознание любого общества имеет международный аспект, собственно международное правосознание может быть присуще только международному сообществу в целом, да и то не всякому, а только достигшему определенного уровня интегрированности. Другие, напротив, полагают, что "международность" правосознания определяется не его принадлежностью неким международным структурам, а тем, что в качестве объекта приложения мыслей и чувств субъектов в данном случае выступает международное право.

Вторая точка зрения представляется нам наиболее приемлемой, так как для характеристики понятия и содержания международного правосознания гораздо важнее, на наш взгляд, определить, в отношении чего выражается субъективная реакция участников международных отношений, нежели то, о реакции каких субъектов идет речь. Тем не менее нельзя не признать и то обстоятельство, что второй момент также очень важен. Поэтому во избежание терминологической и смысловой путаницы следовало бы говорить не о "международном правосознании", а о "международно-правовом сознании" субъектов международной правовой системы. Причем в число субъектов, обладающих международно-правовым сознанием, должны быть включены не только социальные группы (классы, слои общества и др.), оказывающие непосредственное влияние на процесс международного нормотворчества и правоприменения, но и его индивидуальные носители (международные и национальные должностные лица, граждане и др.), роль которых в механизме имплементации международно-правовых предписаний в последние годы значительно возросла.

Как и правосознание, существующее в рамках национальной правовой системы, международно-правовое сознание в структурном отношении состоит из двух компонентов - рационального и эмоционального. Первый представляет собой совокупность теоретически обоснованных юридических знаний, идей и оценок международных правовых норм и находит свое воплощение в международно-правовой доктрине.

Как совершенно справедливо указывает С.Ю. Марочкин: "Если применительно к национальным правовым системам одним из главных, конститутивных элементов рассматривается "господствующая правовая идеология", а доктрина - только одна из ее форм либо одна из форм "господствующего правосознания", то в международно-правовой системе доктрина выступает как самостоятельная, обособленная, причем активная составляющая"*(41). Важная роль доктрины как базовой составной части международно-правового сознания определяется еще и тем обстоятельством, что общность идеологий не является все же, на наш взгляд, необходимым условием существования общего международного права, а следовательно, и целостной международно-правовой системы.

В свою очередь эмоциональный уровень международно-правового сознания включает в себя правовые чувства, настроения, желания, характерные как для отдельной личности, выступающей в роли "адресата" международно-правовых норм, так и для определенной социальной группы или общества в целом, соизмеряющих свое поведение с международными правовыми предписаниями. Ведь подчас даже государство посредством конкретных действий своих органов и должностных лиц или издания официальных документов способно недвусмысленно демонстрировать свое положительное или отрицательное отношение к тому или иному международно-правовому документу или норме.

Содержательная характеристика международной правовой системы была бы неполной, если бы мы не упомянули еще об одном ее структурном элементе - юридической практике, которая в данном случае охватывает деятельность не только международных судебных и арбитражных органов, но и других субъектов мирового сообщества по созданию и осуществлению международных правовых норм.

Изложенное выше позволяет прийти к выводу, что международная правовая система представляет собой целостную совокупность правовых норм международного происхождения, международных органов и организаций, а также международно-правового сознания, обеспечивающих в процессе юридической практики урегулирование выходящих за пределы национальных границ общественных отношений, возникающих между субъектами мирового сообщества.

Нетрудно заметить, что понятия международной и национальной правовых систем очень близки друг другу, а состав их компонентов во многом идентичен. Существующие между ними различия не носят принципиального характера и касаются, главным образом, внутреннего содержания их элементов. Тем не менее рассмотренные выше особенности международной правовой системы обуславливают неправомерность механического использования в ее рамках терминов и конструкций, выработанных общей теорией права для национальных правовых систем. Некоторые из них в этом случае вообще не "срабатывают", другие приобретают специфические особенности, которые должны учитываться в рамках любого юридического исследования или правоприменительной деятельности.

В завершение хотелось бы обратиться к мысли А.М. Васильева, который совершенно обоснованно отмечает, что "в противопоставлении международного права национальному есть признание их взаимной зависимости. :Как международное, так и национальное право несут в себе обоснование друг друга, взаимную потребность и даже в отдельных случаях предвосхищение появления некоторых новых фрагментов в другой системе права"*(42). Это утверждение представляется справедливым, поскольку в целом применимо к процессу взаимодействия международной и национальных правовых систем в его наиболее общем виде.

В.В. Гаврилов,

заведующий кафедрой международного права,

декан международно-правового факультета

Дальневосточного госуниверситета,

кандидат юридических наук, доцент

"Журнал российского права", N 11, ноябрь 2004 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. М., 2002. С. 188.

*(2) См.: Малько А.В. Категория "правовая жизнь:" проблемы становления // Государство и право. 2001. N 5. С. 6-10.

*(3) См., например: Теория государства и права: Учебник для вузов / Под ред. Г.Н. Манова. М., 1995. С. 180-183; Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.В. Лазарева. М., 2002. С. 211-212.

*(4) См., например: Тиунова Л.Б. Системные связи правовой действительности: Методология и теория. Л., 1991; Синюков В.Н. Российская правовая система. Введение в общую теорию. Саратов, 1994.

*(5) См.: Тихомиров Ю.А. Правовая система развитого социалистического общества // Советское государство и право. 1979. N 7. С. 33.

*(6) Тихомиров Ю.А. Публичное право: Учебник. М., 1995. С. 211-212. В последующем Ю.А. Тихомиров изменил свое отношение к содержанию понятия "правовая система", указав, что она включает в себя" четыре группы элементов: а) правопонимание - правовые взгляды, правосознание, правовая культура, правовые теории и концепции, а также правовой нигилизм, б) правотворчество как познавательный и процессуально оформленный способ подготовки и принятия законов и иных правовых актов, в) правовой массив - структурно оформленную совокупность официально принятых и взаимосвязанных правовых актов, г) правоприменение - способы реализации правовых актов и обеспечения законности" (Тихомиров Ю.А. Право: национальное, международное, сравнительное // Государство и право. 1999. N 8. С. 6).

*(7) Егоров С.Н. Аксиоматические основы теории права. СПб., 2001. С. 180.

*(8) Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования. М., 1999. С. 47.

*(9) Тиунова Л.Б. О системном подходе к праву // Советское государство и право. 1986. N 10. С. 49.

*(10) Матузов Н.И. Правовая система развитого социалистического общества // Советское государство и право. 1983. N 1. С. 18-19.

*(11) Поленина С.В. Российская правовая система и международное право: современные проблемы взаимодействия // Государство и право. 1996. N 2. С. 4.

*(12) См.: Малько А.В. Теория государства и права: Учебник. М., 2001. С. 120.

*(13) Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. С. 179.

*(14) Васильев А.М. О системах советского и международного права // Советское государство и право. 1985. N 1. С. 66.

*(15) См.: Теория государства и права: Учебник для вузов / Отв. ред. В.Д. Перевалов. М., 2004. С. 290.

*(16) Кухарук Т.В. Некоторые теоретико-методологические вопросы исследования понятия правовой системы общества // Правоведение. 1998. N 2. С. 49-50.

*(17) Тиунова Л.Б. О системном подходе к праву. С. 49.

*(18) Правовая система социализма. Понятие, структура, социальные связи. Кн. 1 / Под ред. А.М. Васильева. М., 1986. С. 39.

*(19) См., например, ст. 15 Конституции РФ 1993 г.; ст. VI Конституции США 1787 г.; ст. 10 Конституции Италии 1947 г.; ст. 25 Основного закона ФРГ 1949 г.; ст. 55 Конституции Франции 1958 г.; ст. 96 Конституции Испании 1978 г. и др.

*(20) Подробнее об этом см.: Гаврилов В.В. Международное частное право: Краткий учебный курс. М.: Норма, 2002. С. 16-25, 74-120.

*(21) Теория государства и права: Учебник / Под ред. М.Н. Марченко. М., 2001. С. 579-580.

*(22) См.: Тиунова Л.Б. О системном подходе к праву. С. 51-52.

*(23) См.: Сорокин В.В. Правосознание в переходный период общественного развития // Журнал российского права. 2002. N 10. С. 59.

*(24) Арановский К.В. Конституционная традиция в российской среде. СПб., 2003. С. 19.

*(25) Усенко Е.Т. Соотношение категорий международного и национального (внутригосударственного) права // Советское государство и право. 1983. N 10. С. 54.

*(26) Игнатенко Г.В. Международное и советское право: проблемы взаимодействия правовых систем // Советское государство и право. 1985. N 1. С. 74.

*(27) Васильев А.М. Указ. соч. С. 67-68.

*(28) Подробнее см.: Гаврилов В.В. Международное право в эпоху глобализации: некоторые понятийные и содержательные характеристики // Московский журнал международного права. 2002. N 3. С. 179-196.

*(29) Тихомиров Ю.А. Глобализация: взаимовлияние внутреннего и международного права // Журнал российского права. 2002. N 11. С. 3.

*(30) Нешатаева Т.Н. Международные организации и право. Новые тенденции в международно-правовом регулировании. М., 1998. С. 108-111.

*(31) Бахин С.В. Субправо (международные своды унифицированного контрактного права). СПб., 2002. С. 140-141.

*(32) См.: Там же. С. 142-144.

*(33) Подробнее об этом см.: Гаврилов В.В. Международное частное право. С. 1-25.

*(34) См.: Лукашук И.И. Глобализация, государство, право, XXI век. М., 2000. С. 60-61, 112.

*(35) Подробнее об этом см.: Гаврилов В.В. Международный механизм контроля за имплементацией универсальных актов о правах человека // Московский журнал международного права. 1995. N 4. С. 24-37.

*(36) См.: Певцова Е.А. Современные дефинитивные подходы к правовой культуре и правовому сознанию // Журнал российского права. 2004. N 3. С. 70.

*(37) Черниченко С.В. Теория международного права. Т. 1. М., 1999. С. 137.

*(38) Там же. С. 138.

*(39) Мингазов Л.Х. Эффективность норм международного права. Казань, 1990. С. 83-84.

*(40) Баскин Ю.Я., Фельдман Д.И. Международное право: проблемы методологии. М., 1971. С. 121.

*(41) Марочкин С.Ю. Действие норм международного права в правовой системе Российской Федерации. Тюмень, 1998. С. 16.

*(42) Васильев А.М. Указ. соч. С. 68.