Евгеника и публичный статус семьи (Г. Романовский, "Российская юстиция", N 4, апрель 2004 г.)

Евгеника и публичный статус семьи

Развитие науки ставит перед юриспруденцией новые задачи. Право вынуждено вторгаться в такие сферы общественных отношений, которые прежде считались внеправовыми. Ярким примером могут служить отдельные репродуктивные права. Более пятидесяти лет назад никто не стал бы говорить о необходимости регулирования таких вспомогательных репродуктивных технологий, как, например, суррогатное материнство, искусственное оплодотворение in vitro. Сейчас громкие дискуссии вокруг этих явлений заставляют законодателей "ломать головы", какой метод применить: дозволения или запрета, или, может быть, сочетание того и другого. В этом же ряду находятся и проблемы евгеники, к тому же серьезно скомпрометированной фашизмом с его идеями "расовой гигиены".

Термин евгеника (от греческого - eugenhs - хорошей породы, родовитый) впервые был употреблен в 1869 году. В последующем евгеника стала полноценным учением о наследственном здоровье человека и путях улучшения его наследственных свойств, о возможных методах активного влияния на эволюцию человечества в целях совершенствования его природы. Праву отводилась роль регулятора поведения человека с целью улучшения его наследственных свойств или "выключения" человека с отягощенной наследственностью из процесса воспроизводства. Еще Платон в своем "Государстве" брался рассуждать о том, что политический уклад должен способствовать рождению одаренных людей.

Стремление создать совершенного человека получило новый толчок благодаря достижениям в области генетики и медицины. Однако проблема продолжения потомства регулировалась с момента осознания человеком собственного "Я". До возникновения государства мы находим зачатки такого регулирования в табуировании вступления в сексуальную связь с "отщепенцами" рода, в различных социальных запретах. Другой способ установления гигиенических правил в области человеческого размножения представлял собой жесткий контроль за сферой сексуальных отношений. Он мог идти как от государства, так и от иных общественных институтов, проводивших общую политику в границах всего государства. Отчасти евгеническими правилами можно назвать подчинение социальной стратификации представлениям о том, что профессиональные способности передаются по наследству.

Социальная евгеника, существовавшая на том этапе развития общества, не могла строиться на глубоких познаниях медицины. Поэтому постановка рождаемости под контроль могла идти только по одному пути - упорядочиванию процесса размножения. Таким регулятором стал институт брака, который приобретал форму легализации сексуальных отношений. Вступая в брачные отношения, человек не только осуществляет свой самостоятельный выбор, но еще исполняет долг - перед собой, обществом, государством. Согласно такой догматике супружеские отношения становятся публичными и принимают характер обязанности. При этом личный характер отношений отодвигается на второй план, делая акцент на внешнюю форму. Итог: уголовная ответственность за прелюбодеяния, гласное разбирательство внутрисемейных конфликтов, поражение в правах незаконнорожденного потомства, особые условия вступления в брак и т.д. Семья, "ячейка общества", приобретает социальную значимость, но не в смысле ее охраны со стороны публичных институтов от внешних посягательств, а в смысле ее подчинения общим интересам.

Исторических примеров, подтверждающих тезис о публичности семьи, можно привести бесчисленное множество. Монтескье приводит в пример "прекрасный обычай самнитов" - распределение женщин: "Там собирали всех молодых людей и оценивали их достоинства. Тот, кого объявляли самым лучшим, брал себе в жены любую девицу, какую хотел; следующий за ним по достоинству делал такой же выбор и т.д." (Монтескье Ш. О духе законов // Избранные произведения. М., 1955. С. 253).

Государство ставило под контроль проблему распределения женщин среди мужчин, подчиняя ее, в своем понимании, общественному интересу. Немало примеров косвенного признания публичности статуса семьи и в современном мире. Можно привести решение Верховного суда Ирландии по делу О'B v. S, по которому рассматривалось право незаконнорожденных детей на наследственное имущество. Суд согласился, что "нормы о наследовании при отсутствии завещания, хотя и являются дискриминационными, оправданы как надлежащее средство для выполнения государством своей обязанности защищать "семью" согласно другой статье Конституции. Суд подчеркнул, что "семья", упомянутая в Конституции, - это "семья, основанная на браке" (Дженис М., Кэй Р., Брэдли Э. Европейское право в области прав человека (Практика и комментарии). М., 1997. С. 275).

Конституция Италии содержит нормы, соединяющие понятия "семья" и "брак": "Республика признает права семьи как естественного союза, основанного на браке. Брак покоится на моральном и юридическом равенстве супругов в пределах, установленных законом для обеспечения единства семьи" (ст. 29 Конституции Италии). Дискриминация по отношению к незаконнорожденным детям практиковалась большинством европейских государств до середины XX столетия. По ирландскому праву в отношении незаконнорожденных (внебрачных) детей права отца ограничиваются вопросами воспитания и общения. Имеется поражение наследственных прав. Налоговый режим для них менее благоприятен. Если сравнивать примеры из истории с современными законодательными установлениями, то не так просто заметить их сходство. Действительно, что объединяет распределение невест по "достоинству" мужчин и налоговые ограничения незаконнорожденных детей? Объединяет цель - селекция. В Средние века остракизм в отношении незаконнорожденных прямо объяснялся гигиенической чистотой крови: "байстрюки" несут во всей своей судьбе отпечаток природы акта ("во блуде"), благодаря которому они были зачаты. Исходя из этой предпосылки выстраивались различные модели правового регулирования, направленные на воспроизводство, в первую очередь, здорового потомства. Отсюда - распределение невест, отсюда же - поражение в правах незаконнорожденных детей. Девственность невесты как условие действительности брака также рассматривается многими учеными с позиции генетической гигиены - как способ избежания "телегонии" (наследование генетических характеристик прежних половых партнеров). Еще Отто Вейнингер приводил пример, когда первый половой партнер оказывает генетическое влияние на все последующее потомство.

Отчасти отголоском политики государства, направленной на укрепление семьи запретительными мерами, можно назвать нормы, предусматривающие ответственность для супруга, благодаря виновным действиям которого распадается брак. Европейский Суд в своем решении по дел F. v. Switzerland от 18 декабря 1987 г. рассмотрел нормы швейцарского права, устанавливающие трехлетний запрет на вступление в повторный брак после третьего развода, ставшего результатом его супружеской неверности. Суд отклонил доводы Швейцарии о том, что данный Закон необходим для защиты возможных будущих супругов, сделав вывод, что данная мера затрагивает саму суть права вступать в брак, тем самым нарушая нормы европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Дженис М., Кэй Р., Брэдли Э. Европейское право в области прав человека (Практика и комментарии). М., 1997. С. 273).

Начиная с первых памятников права (Законы Ману, Хаммурапи), репродуктивные процессы рассматривались как одни из важнейших для правового регулирования. Особенностью выступало отношение к самой женщине, которая рассматривалась как средство удовлетворения репродуктивных запросов мужчины. Применялся функциональный подход: женщина должна выполнять "сексуальную службу", рожать детей, заниматься хозяйством. Связь между мужчиной и женщиной не считалась их частным делом. Подоплекой отчасти были имущественные вопросы распределения наследства. Не допускалось, чтобы на него могли претендовать дети, рожденные вне брака. Это объяснимо. Древний человек не мог произвести генетический тест на определение родства. Если допустить внебрачных детей к разделу наследства, то как доказать, что этот ребенок является родным для данного мужчины. Исходя из этого устанавливалась жесткая очередность при принятии наследства. Древний Египет пошел по этому пути еще дальше. В целях недопущения раздела имущества и споров между наследниками там поощрялись внутрисемейные браки - между братом и сестрой. Собственность тем самым "не уходила" за пределы семьи.

Следует признать, что стремление соединить половые отношения и брачные - одна из основных забот государства в семейной политике: половые отношения должны протекать только в рамках брачных, процесс размножения законен только в браке. При этом само брачное состояние рассматривалось как обязанность гражданина перед обществом: "Брачное состояние - подлинный, требуемый природой способ существования взрослого человека того и другого пола. Только в этом союзе раскрываются все его способности" (Фихте И.Г. Основоположения естественного права согласно принципам наукоучения // Мир и Эрос: Антология философских текстов о любви. М., 1991. С. 136). Только брак давал право на вступление в интимную связь между мужчиной и женщиной. Брак объявлял монополию на сексуальный контакт. Только брачные узы обусловливали появление социально одобряемого потомства. Даже современное право проводит четкую разницу между брачными отношениями и сожительством (могут уравниваться последствия отношений, но разница между ними в праве утверждается по крайней мере с помощью неравнозначного наименования).

Благодаря браку можно было распространять публичность на саму сексуальность, произвести ее "юридификацию". С публичной точки зрения здесь привлекательно еще и вот что: регулируя брачную сторону человеческой жизни, можно манипулировать и другими ее сторонами. Ведь через сексуальность, как сквозь магическую призму, преломляется вся человеческая жизнь. Поэтому, регулируя ее, можно сублимировать человеческую энергию в том или ином направлении.

Изначально установление правил вступления в брак отчасти касалось введения норм генетической гигиены. Запрещение кровосмешения - один из наиболее часто приводимых примеров. Ведь таким путем государство ставило под особый контроль вопросы продолжения нации. Не вдаваясь в дискуссию, насколько это научно обоснованно, следует признать, что именно такая цель ставилась прежде и ставится сейчас перед нормами семейного права: "Защита семьи неразрывно связана с планированием воспроизводства населения, т.е. с регулированием рождаемости, разработкой эффективной демографической политики в соответствии с социально-экономическими потребностями" (Право и защита семьи государством. М., 1987. С. 7).

Государство никогда не отказывалось от попыток влезть в самое интимное место человека - его внутренний мир. Одним из таких способов является нормирование семейной жизни.

Давление, которое брак оказывает на характер супружеских отношений, для многих является основанием для отказа от регистрации своих супружеских отношений. Постоянное сожительство без оформления брака стало столь распространенным явлением, что обусловило скептическое отношение к самому институту брака. Увеличилась доля детей, рожденных вне брака. Сейчас уже никто не поставит знак равенства между семьей и браком, хотя ранее отход преследовался бы по закону.

Проблема видится в определении правильного соотношения публичного и частного в регулировании семейных отношений. Следует согласиться с мнением А. Нечаевой, что "беспрепятственное осуществление личных брачно-семейных прав гражданина либо лица, стремящегося приобрести тот или иной брачно-семейный статус, выходит за рамки интересов отдельной личности" (Нечаева А.М. Правонарушения в сфере личных семейных отношений. М., 1991. С. 4). Это утверждение не подлежит, думается, сомнению. Но когда, в каких именно случаях государство вправе отойти от принципа неприкосновенности частной жизни в столь интимной сфере и вмешаться во внутренние дела семьи, определив ту или иную публичную модель поведения? Где та граница, за которой личное усмотрение должно подчиняться общественному? Но в любом случае ясно, что эта границы определяет степень демократичности общества и государства.

Г. Романовский,

заведующий кафедрой конституционного

и гражданского права Северодвинского филиала

Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова,

кандидат юридических наук

"Российская юстиция", N 4, апрель 2004 г.