Поддержание в суде государственного обвинения - простая формальность? (И. Копытов, "Российская юстиция", N 6, июнь 2004 г.)

Поддержание в суде государственного обвинения - простая формальность?

Одним из назначений уголовного судопроизводства согласно ст. 6 УПК РФ является защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. При этом отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания.

Между тем УПК не возлагает на государственного обвинителя обязанность отказаться от обвинения в случае установления фактов, свидетельствующих о его необоснованности. Предусмотренное же ч. 5 ст. 37 УПК право прокурора отказаться от осуществления уголовного преследования никак не связано с упомянутой выше задачей уголовного судопроизводства. Практика показывает, что государственному обвинителю вообще нет смысла отказываться от поддержания обвинения и от внесения протестов на оправдательные приговоры суда. Ведь он не несет никакой ответственности за поддержание необоснованного обвинения.

С другой стороны, реализуя предоставленные ему законом права, подсудимый несет колоссальный груз ответственности за избранную им позицию. Особенный стресс испытывает подсудимый, который знает, что ему предъявлено обвинение в совершении преступления, которого он не совершал (ибо лучше него это никто не знает), и за это необоснованное обвинение он может быть осужден. Даже защитник (адвокат) несет ответственность перед защищаемым им лицом, так как его ошибки при оказании юридической помощи могут стать основанием обращения бывшего подзащитного в суд с иском к адвокату, либо обращением того в адвокатскую палату субъекта Российской Федерации для привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности. Такие случаи уже известны практике. Право на обращение человека в адвокатскую палату, в реестре которой значится адвокат, следует из положений ст.ст. 31 и 33 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации". Такая жалоба может быть рассмотрена квалификационной комиссией, которая по результатам рассмотрения жалобы даст заключение о наличии или отсутствии в действиях (бездействии) адвоката нарушения норм кодекса профессиональной этики адвоката, о неисполнении или ненадлежащем исполнении им своих обязанностей. Эта ответственность открытая, ибо при рассмотрении жалобы в комиссии может принимать участие сам заявитель, а членами комиссии являются кроме выборных адвокатов также судьи Арбитражного суда и суда общей юрисдикции субъекта Российской Федерации, два представителя от законодательного органа власти субъекта Российской Федерации и два представителя от министерства юстиции.

Итак, подсудимый и адвокат соизмеряют свои действия в суде с той ответственностью, которая может наступить для них в будущем.

А с чем приходит в суд государственный обвинитель? Практика показывает - ни с чем. Устанавливая в чч. 1 и 2 ст. 246 УПК правило обязательного участия в судебном разбирательстве государственного обвинителя, закон не предусматривает даже возможности возникновения хоть какой-то открытой ответственности государственного обвинителя за свою позицию в суде перед подсудимым, обществом, населением того района, где он представляет свое обвинение. Тем самым практически упраздняется и необходимость в такой процессуальной фигуре, как государственный обвинитель: его роль в суде превращается в простую формальность с фактическим переложением функции обвинения на суд.

Так, государственный обвинитель, как правило, прибывает в судебное заседание, не зная материалов уголовного дела, так как ни уголовного дела он не расследовал (это делал следователь), ни обвинительного заключения при направлении дела в суд не утверждал.

Нередко поэтому прибывший в судебное заседание государственный обвинитель в начале судебного заседания просит перерыв для предоставления ему возможности ознакомления с материалами дела. С одной стороны, это показывает, что государственный обвинитель вроде бы желает понять суть того дела, обвинение по которому он должен поддерживать. С другой стороны, сам факт прибытия в суд государственного обвинителя, не знакомого с материалами уголовного дела, при том, что орган, обязанный поддерживать государственное обвинение, знал о направлении им в суд этого уголовного дела и дату назначения судебного заседания заблаговременно, нельзя расценить иначе как неуважение к суду. Ведь только вдумайтесь: сторона обвинения, у которой все материалы уголовного дела были на протяжении всего предварительного следствия, заявляет в суде о своей неготовности к судебному заседанию... Что это, если не пренебрежение к суду, который принял все меры для организации судебного процесса, инициированного самой стороной обвинения, вызвал в суд свидетелей и экспертов, о вызове которых сама сторона обвинения и ходатайствовала в обвинительном заключении. Лица, прибывшие в суд по повесткам, естественным образом предполагают, что если суд их вызвал, то их явка необходима. При этом многим прибыть в суд не так-то просто в виду возраста, болезни, удаленности суда и т.д. Поэтому ничем не обоснованное отложение процесса в связи с неготовностью государственного обвинителя подрывает авторитет суда.

В большинстве же других случаев государственный обвинитель по предложению суда оглашает обвинительное заключение и на вопрос суда, поддерживает ли он это обвинение, отвечает утвердительно, хотя сам текст обвинительного заключения им был прочитан впервые, а смысл, конечно же, еще не ясен.

Так зачем же такой государственный обвинитель в суде?

Разве что для того, чтобы огласить обвинительное заключение, дабы суд в явном виде не выполнял не свойственную ему функцию обвинения. Но ведь и в дальнейшем участие государственного обвинителя в судебном заседании имеет отчетливо формальный характер. Мне порой приходилось наблюдать, как государственный обвинитель, оглашая какой-нибудь протокол следственного действия, вдруг сам удивлялся его содержимому, явно не подтверждающему, а, наоборот, опровергающему обвинение. В ходе допроса свидетеля стороны обвинения государственный обвинитель молчит, а суд задает вопросы.

Как следует из ч. 2 ст. 274 УПК, первой представляет доказательства сторона обвинения, при этом она сама должна определить, какие доказательства и в каком порядке представить суду. Практика свидетельствует о том, что ни один государственный обвинитель даже и не пытается разобраться в "доказательствах". Используется два способа: первый - государственный обвинитель заявляет, что хотел бы представить суду доказательства, перечисленные в обвинительном заключении, второй - государственный обвинитель, боясь, что следователь забыл о каком-либо доказательстве, заявляет, что хотел бы представить суду все доказательства, которые есть в уголовном деле с первого листа дела до последнего. Второй способ выглядит абсурдным, однако некоторые суды допускают и такое представление доказательств. Иногда государственные обвинители просят предоставить им перерыв для дополнительного ознакомления с материалами дела, с тем, чтобы сообщить суду, какие доказательства он собирается представить.

И вот здесь-то и случается смешение двух функций - обвинения и осуществления правосудия. Причинами такого смешения являются неготовность государственного обвинителя к поддержанию обвинения либо отказу от него и стремления суда провести судебное следствие в кратчайшие сроки, то есть формально. Другими словами, суд изначально готов оценить доказательства без их оценки сторонами, и ему не нужны пояснения государственного обвинителя. Суд уже начинает "сражаться" с доводами защиты. Он уже занял обвинительную позицию. Приговор поэтому спрогнозировать не сложно, и именно поэтому у нас так мало оправдательных приговоров.

В ходе одного из судебных заседаний на мое, как защитника, ходатайство о том, чтобы государственный обвинитель пояснял суду, для какой цели во взаимосвязи с составом преступления, вменяемого подсудимому, представляется конкретное доказательство, а также после оглашения каждого доказательства давал ему оценку в части того, что именно, какие фактические данные, указанное доказательство подтверждают либо опровергают, государственный обвинитель заявил, что не обязан объяснять защите какое доказательство что подтверждает, и с его такой позицией согласился суд. И получилось следующее: государственный обвинитель прочитал вслух все материалы дела, а суд сам выбрал доказательства, которые посчитал нужными для вынесения обвинительного приговора. Выполнил ли суд функцию обвинения? Безусловно. И в основе выполнения судом функции обвинения лежал неправильный подход суда к исследованию доказательств по принципу состязательности.

Фактически не участвуя в состязании, формально поддерживая обвинение, государственный обвинитель не несет за такую позицию никакой ответственности.

На практике известны лишь единичные случаи отказа государственного обвинителя от обвинения. Как правило, сам государственный обвинитель никогда не возьмет на себя ответственность отказаться от обвинения. Объяснение очень простое: ч. 1 ст. 4 Закона РФ "О прокуратуре в Российской Федерации" закрепила принцип организации и деятельности прокуратуры, согласно которого прокуратура Российской Федерации составляет единую федеральную централизованную систему органов и учреждений и действует на основе подчинения нижестоящих прокуроров вышестоящим и Генеральному прокурору Российской Федерации. Поэтому государственный обвинитель, подчиняясь вышестоящему прокурору, без его "разрешения" никогда не откажется от обвинения, даже если невиновность подсудимого ему очевидна. Но такой подход вступает в противоречие с положением ч. 7 ст. 246 УПК, согласно которой, если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа. То есть государственный обвинитель может отказаться от обвинения. Вместе с тем государственный обвинитель, даже убежденный в отсутствии вины подсудимого, и не отказавшийся от обвинения, ничем не рискует. К публичной общественной ответственности он привлечен не будет, так как не он расследовал и направлял уголовное дело в суд. Довод с его стороны будет очень простой - "я сделал все возможное, но дело было не во мне, а в том, кто расследовал уголовное дело и своевременно не обратил внимание на обстоятельства, на которые обратил внимание суд".

Таким образом, в случае оправдания человека судом, то есть установления факта предъявления, а затем поддержания в суде незаконного обвинения, прокурор, поддерживавший государственное обвинение в суде в отношении невиновного человека, не несет никакой личной ответственности за необоснованность поддержания этого обвинения. Оправданный же может обратиться лишь за получением морального вреда с государства, размер которого не будет соответствовать причиненным страданиям. Само же население не в состоянии поставить вопрос о квалификации государственного обвинителя. Открытого рассмотрения вопроса на какой-либо квалификационной комиссии с участием в ней незаинтересованных сторон (законодательной, судебной), законом не предусмотрено. Поэтому и не удивительно, что в судах государственные обвинители и не пытаются опровергать доводы защиты. Их не интересует, законно или нет привлечены к уголовной ответственности подсудимые. В прениях государственный обвинитель пересказывает текст уже оглашенного им ранее обвинительного заключения, а в приговоре уже сам суд перечисляет доказательства и дает им оценку, независимо от того, говорил об этом государственный обвинитель или нет. Сравните, для примера, любое выступление в прениях государственного обвинителя и приговор суда: их текст в части исследования доказательств разнится, как небо и земля. А ведь судят-то граждан, которые за свой счет (уплатой налогов) содержат того самого государственного обвинителя и рассчитывает иногда, что именно он разберется в необоснованности предъявленного обвинения и откажется от него. Но этого не происходит. Государственный обвинитель защиту не слушает, он "просто" поддерживает обвинение, ни больше, ни меньше. Практика показывает: защита пытается в чем-то убедить суд, который фактически сам доказывает обвинение.

Поэтому полагаю правильным дополнить ч. 2 ст. 274 УПК РФ предложением следующего содержания: "Представляя суду доказательство, сторона обвинения обязана дать его оценку с точки зрения относимости, допустимости и достоверности, указав, какие именно сведения устанавливают наличие или отсутствие и каких именно обстоятельств, подлежащих доказыванию. В случае, если сторона не может объяснить, какое значение в доказывании и какого конкретно обстоятельства имеет представляемое доказательство, суд, по ходатайству стороны либо по собственной инициативе, признает указанное доказательство недопустимым".

Дополнение о том, что к недопустимым доказательствам нужно отнести и доказательства, хотя и полученные с соблюдением требований УПК, но относимость которых стороной по делу суду не объяснена, необходимо внести отдельным пунктом в ч. 2 ст. 75 УПК.

Полагаю, что из ч. 3 ст. 278 УПК РФ необходимо исключить положение, дающее судье возможность задавать вопросы свидетелю. Это заставит государственного обвинителя думать о предмете доказывания, а не надеяться, что это сделает за него судья. Часть 2 ст. 88 УПК РФ следует дополнить следующим положением: "Если при вынесении приговора либо иного решения суд не согласен с оценкой какого-либо доказательства, предложенной стороной либо обеими сторонами, он мотивирует это решение и дает свою оценку этому доказательству". В ст.ст. 305 и 307 УПК положения о том, что в приговоре должны быть изложены доказательства, нужно дополнить словами - "с указанием того, наличие либо отсутствие каких обстоятельств, подлежащих доказыванию, каждое из доказательств подтверждает".

Необходимо также дополнить Закон РФ "О прокуратуре в Российской Федерации" положениями о квалификационной комиссии, создаваемой по аналогии с тем, как это предусмотрено Федеральным законом "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", - для того чтобы каждый подсудимый знал, что государственный обвинитель постарается разобраться в деле, будет в суде защищать не "лиц, направивших дело в суд", а закон, и свою позицию будет отстаивать ответственно, на имеющихся в деле доказательствах, понимая, что за формальное поддержание незаконного обвинения он может понести справедливую и открытую для общества ответственность (равно как и за внесение необоснованных протестов).

Такие меры, с моей точки зрения, создадут условия для правильной состязательности в судебном заседании и будут способствовать реализации назначения уголовного судопроизводства в части отказа от уголовного преследования невиновных.

И. Копытов,

адвокат, Камчатская коллегия адвокатов "Защита"

(г. Петропавловск-Камчатский)

"Российская юстиция", N 6, июнь 2004 г.