Сущность, виды и специфика толкования уголовно-правовых норм и определяющих их содержание оценочных категорий (Р.С. Джинджолия, "Право в Вооруженных Силах", N 12, декабрь 2004 г.)

Сущность, виды и специфика толкования уголовно-правовых норм и
определяющих их содержание оценочных категорий

На протяжении всей истории права уголовное законодательство развивалось от казуистических приемов к абстрактному, обобщенному, формализованному формулированию уголовно-правовых норм. Здесь законодатель стремится с максимально возможной полнотой охватить всю сферу регулируемых этой отраслью права отношений с тем, чтобы в каждом конкретном случае правоприменения наиболее полным образом учесть все фактические обстоятельства уголовного дела, в том числе и имеющие оценочный характер. Однако такое вполне естественное и обоснованное стремление законодателя неизбежно оборачивается в правоприменительной практике необходимостью уяснения, адекватного восприятия и качественного толкования позитивированных (формализованных) норм уголовного права в процессе судопроизводства.

Толкование норм права является одной из древних и традиционных проблем юридической науки, значение которой со временем не только не уменьшается, а, наоборот, приобретает все более важный характер. Это - мыслительный процесс, осуществляемый с использованием ряда приемов (способов), обеспечивающих уяснение воли законодателя, заключенной в конкретной статье нормативного акта или в нормативном акте в целом.

Под толкованием норм права принято понимать: во-первых, уяснение смысла правовой нормы, а именно того содержания, которое вложил в него законодатель, его воли; во-вторых, результат этого уяснения (интерпретация).

Необходимость в толковании норм права обусловлена следующими причинами:

- нормы права носят общий характер, а применяются они к конкретным делам, ситуациям;

- в правовых нормах используется специальная терминология, не всегда однозначно понимаемая даже юристами-профессионалами;

- возможно несовпадение текста правовой нормы с ее истинным смыслом.

Объектами толкования являются юридические нормы, содержащиеся в нормативном правовом акте, а нередко и сам этот акт.

Субъектами толкования могут выступать государственные органы, должностные лица, граждане, международные и общественные организации.

Большой юридический словарь определяет понятие толкования норм права как деятельность государственных органов, различных организаций и отдельных граждан, направленную на уяснение и разъяснение смысла и содержания общеобязательной воли законодателя, выраженной в нормах права; при этом целью толкования норм права является "правильное применение содержащихся в них предписаний к конкретным случаям в жизни"*(1).

Виды толкования можно классифицировать по различным основаниям.

По юридической силе толкование подразделяется на официальное и неофициальное.

Разновидности официального толкования: 1) аутентичное; 2) нормативное; 3) каузальное.

К неофициальному толкованию относятся: доктринальное; текущее.

По объему толкование можно классифицировать на: буквальное; ограничительное; распространительное. В зависимости от приемов различают толкование грамматическое, логическое, систематическое, историческое.

Аутентичное толкование норм права характеризуется прямым разъяснением смысла правовых норм издавшим их органом государства в случае, когда они неправильно применяются соответствующими субъектами права. Это разъяснение носит обязательный характер для тех, кто применяет такие нормы. По мнению В.Д. Иванова, правом аутентичного толкования обладает только Государственная Дума. Даваемое ею толкование имеет общеобязательную силу для всех органов государства и граждан*(2).

Нормативное толкование дается специально на то уполномоченным органом государства на основе обобщения юридической практики: например, издание руководящих разъяснений Пленумов Верховного Суда Российской Федерации. Это - разъяснение, не связанное с конкретным фактом; оно распространяется на все случаи, предусмотренные толкуемой нормой. Синоним нормативного толкования - легальное толкование. К данному виду толкования относятся, например, решения Конституционного Суда Российской Федерации о соответствии той или иной нормы положениям Конституции Российской Федерации. Легальное толкование является обязательным для всех органов и лиц, применяющих уголовный закон, в отношении которого было дано соответствующее разъяснение*(3). Легальным называется толкование, исходящее от органа, специально уполномоченного на то законом*(4).

Некоторые авторы, воспринимая термины "легальное толкование" и "нормативное толкование" как синонимы, наделяют разъяснения пленумов Верховного Суда Российской Федерации и решения Конституционного Суда Российской Федерации общеобязательной силой*(5). Конституция Российской Федерации не содержит положения о праве Государственной Думы толковать принятые ею законы, но вряд ли можно сомневаться в наличии у нее права разъяснить принятый закон, издав, например, постановление о порядке применения закона об амнистии. Легальным является толкование закона Конституционным Судом Российской Федерации (ст. 125 Конституции Российской Федерации) и Верховным Судом Российской Федерации (ст. 126 Конституции Российской Федерации). Разъяснения по вопросам судебной практики, обязательные для всех должностных лиц, даются в руководящих документах Пленума Верховного Суда Российской Федерации.

Приводимые В.Д. Ивановым аргументы представляются неубедительными. Во-первых, наличие у Государственной Думы права толковать законы - это лишь его догадка, а не норма конституционного права. Во-вторых, постановление о порядке применения амнистии - это акт толкования не закона, а государственного решения об объявлении амнистии. В-третьих, п. 5 ст. 125 Конституции Российской Федерации наделяет Конституционный Суд Российской Федерации правом толковать не любые законы, а лишь один - Конституцию Российской Федерации, причем только по запросам Президента Российской Федерации, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства Российской Федерации, органов законодательной власти субъектов Российской Федерации. В-четвертых, из ст. 126 Конституции Российской Федерации отнюдь не вытекает право Верховного Суда Российской Федерации давать легальное толкование законов, носящее общеобязательный характер. Отождествлять подобное право с правом давать разъяснения по вопросам судебной практики - значит весьма произвольно трактовать термины конституционного права.

Далее: общеобязательный характер разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации не вытекает ни из ст. 126 Конституции Российской Федерации, ни из Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации" от 31 декабря 1996 г., в соответствии с которым "суды осуществляют судебную власть самостоятельно, независимо от чьей бы то ни было воли, подчиняясь только Конституции Российской Федерации и закону" (п. 1 ст. 5). Верховный Суд Российской Федерации вправе давать лишь разъяснения по вопросам судебной практики, но никак не указания относительно того, как следует понимать и применять уголовный закон.

Таким образом, ни из Конституции Российской Федерации, ни из федеральных конституционных законов, ни из других федеральных законов не следует, что разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации имеют нормативный характер и являются обязательными для судебных органов страны. Степень их обязательности определяется высоким авторитетом Верховного Суда Российской Федерации, высокой квалификацией членов Пленума Верховного Суда Российской Федерации, правильностью и обоснованностью даваемых Верховным Судом Российской Федерации разъяснений. Поэтому правоприменительные и правоохранительные органы обычно руководствуются разъяснениями и указаниями Верховного Суда Российской Федерации, содержащимися в постановлениях его Пленума, в обзорах судебной деятельности по отдельным категориям дел, по кассационной или надзорной практике и т.д. Однако разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации не всегда являются истиной в последней инстанции. История отечественной судебной практики знает примеры, когда высшими судебными органами давались разъяснения, не соответствующие букве закона*(6).

Казуальное толкование норм права дается теми органами государственной власти, которые их применяют к конкретным случаям: например, приговор суда, в котором обосновывается мера наказания в отношении осужденного, указываются отягчающие и смягчающие вину обстоятельства и т.п.). Таким образом, казуальное (судебное) толкование дается любым судебным органом при применении уголовного закона в процессе рассмотрения конкретных уголовных дел.

Доктринальное толкование представляет собой разъяснение норм права, даваемое авторитетными учеными-юристами в учебниках по уголовному праву, комментариях к закону, научных статьях и монографиях. Не обладая официальной обязательной силой, но, будучи основанным на анализе и обобщении материалов судебной практики, доктринальное толкование имеет большое значение для правильного понимания закона и, следовательно, для его применения.

Под толкованием текущим подразумевается разъяснение норм права, осуществляемое в повседневной практике любым правоприменяющим органом (судом, органом государственного управления и т.п.) и имеющее значение лишь для данного конкретного случая.

Толкование буквальное (или адекватное) есть понимание и уяснение смысла норм закона в точном соответствии с его текстом. Данный вид толкования является наиболее распространенным на практике. Однако догматическое следование тексту (букве), а не духу (смыслу) закона иногда приводит к абсурдным результатам.

Например, согласно ст. 111-4 УК Франции уголовный закон подлежит строгому толкованию. Это означает, что положения закона не могут трактоваться судами расширительно, что служит гарантией от произвола правоприменителя.

По данному поводу французские правоведы П. Конт и П. Мэстр дю Шамбон отмечают, что, с одной стороны, норма закона должна быть применена неукоснительно, даже если она не отражает в точности волю законодателя; с другой стороны, изобретательность злоумышленников нередко опережает действия законодателя, в связи с чем уголовно-правовые нормы могут формально не предусматривать ответственность за определенные виды поведения, которые весьма напоминают те, что запрещены уголовным законом. "Судья, - продолжают далее они, - слишком заботящийся о наказании преступников, может усмотреть здесь лишь сходства, но не различия, с тем, чтобы из этого заключить, что совершенное деяние соответствует описанному в законе"*(7).

Однако принцип строгого толкования запрещает умозаключения по аналогии. Здесь авторы ссылаются на одно из решений Кассационного Суда Франции, провозгласившее невиновность лица, которое воспользовалось услугами ресторана, зная о своей неплатежеспособности. "Поступок, - отмечают авторы, - достоин порицания. Между тем, несмотря на определенное сходство, он не подпал (во время его совершения) под признаки ни кражи, ни мошенничества, ни злоупотребления доверием"*(8). Потребовалось вмешательство законодателя, чтобы объявить подобные действия, названные "жульничеством", преступными и влекущими уголовное наказание. В настоящее время ответственность за них предусмотрена ст. 313-5 УК Франции.

Следует отметить, что позиция Палаты по уголовным делам Кассационного Суда Франции в вопросе о допустимости применения уголовного закона по аналогии не вполне последовательна. Так, в одном из своих решений члены этой судебной инстанции записали, что принцип строгого толкования не служит препятствием для расширительной трактовки обстоятельств дела, благоприятных для обвиняемого. Например, в свое время расширительное толкование получила норма, содержавшаяся в ст. 64 УК Франции 1810 г.: "Нет ни преступления, ни проступка, если во время совершения деяния обвиняемый был в состоянии безумия или если он находился под принуждением силы, которой не мог противостоять". Действие приведенной нормы было распространено на субъектов не только преступлений, но и административных правонарушений, т. е. наименее опасной категории преступных деяний по французскому уголовному праву. Вместе с тем не любые нормы, "благоприятствующие" виновным лицам, получают расширительное толкование. Последнее не используется при актах амнистии.

Иногда суд вынужден адаптировать устаревший текст закона к новым жизненным условиям, что вполне допускается французской уголовно-правовой доктриной и высшими судебными инстанциями страны. Так было, например, в случае распространения наказаний, предусмотренных УК Франции 1810 г. за совершение кражи, на незаконное завладение электрической энергией. В юридической литературе по этому поводу отмечается, что судья вправе распространить репрессивные положения закона на ситуации, которые не могли быть предусмотрены законодателем в момент выработки соответствующей нормы, поскольку такие случаи стали возможны только в связи с техническим прогрессом.

При неясности уголовного закона, согласно рекомендациям Кассационного Суда Франции, судья должен, по возможности, устранить ее, либо исправив очевидную редакционную ошибку, либо определив с помощью любых средств действительный смысл нормы. В случае непреодолимого затруднения судья должен прекратить уголовное дело.

Во французской юридической литературе в качестве иллюстрации абсурдности уголовно-правовой нормы приводится следующий пример. Один из декретов запрещал путешественникам "высаживаться в ином месте, нежели станции вокзалов, и когда поезд полностью остановился". Буквальное толкование приведенной нормы наводит на мысль о том, что путешественники должны высаживаться на станциях вокзалов при движущемся поезде. Норма более чем курьезная. В подобных случаях судья обязан установить точный смысл положения нормативного акта, устранив содержательную или синтаксическую ошибку*(9).

Ограничительное толкование норм права дается тогда, когда словесное содержание нормы yже ее истинного смысла. Так, согласно буквальному содержанию ст. 120 Конституции Российской Федерации "судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону". Это можно истолковать как указание судьям не подчиняться подзаконным нормативным правовым актам, но фактически речь идет о безусловной подчиненности судей всем правовым установлениям, не противоречащим Конституции Российской Федерации.

По мнению А.В. Наумова, ограничительным является толкование, в результате которого уголовный закон применяется не ко всем случаям, определенным его буквальным текстом. Например, в ст. 30 УК РФ покушением на преступление признаются лишь только умышленные действия (бездействие). Однако умысел подразделяется на прямой и косвенный (ст. 25 УК РФ), виды которого в ст. 30 УК РФ не конкретизируются. Судебная же практика связывает покушение только с деяниями, совершенными с прямым умыслом, применяя, таким образом, метод ограничительного толкования уголовного закона*(10). Следовательно, ограничительное толкование - это толкование, при котором содержанию нормы закона придается более узкий смысл, чем это охватывается ее текстом.

Распространительное толкование нормы права предполагается тогда, когда словесное содержание нормы права шире ее истинного смысла. Примером здесь может служить та же ст. 120 Конституции Российской Федерации, при расширительной трактовке которой судьи подчиняются не только Конституции Российской Федерации и федеральному закону, но и всей системе нормативных правовых актов, действующих в государстве. Следовательно, по мнению правоведов, распространительным (расширительным) признается толкование, вследствие которого закон применяется к случаям, которые непосредственно в его тексте не указаны, но подразумеваются*(11).

Толкование грамматическое заключается в анализе структурной связи слов для выяснения смысла, вкладываемого в них при обыденном или специальном употреблении. Например, словам "двоеженство" или "многоженство" в законодательстве придается обыденный смысл, а именно: сожительство с двумя или несколькими женщинами с ведением общего хозяйства. В термин же "организованная группа" уголовное право вкладывает особый смысл, поскольку совершение преступления простой "группой лиц" не предполагает обязательного предварительного сговора, что является обязательным признаком "организованной группы".

Грамматическое толкование иногда необходимо для уяснения смысла употребленного словесного выражения нормы права путем его сопоставления с содержанием другой части этой либо иной нормы. Так, в соответствии с ч. 4 ст. 33 УК РФ подстрекателем "признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом". Учитывая, что причастие, производное от глагола "склонить", употреблено в прошедшем времени, приходим к выводу, что подстрекательством может быть признана лишь завершенная, т.е. оконченная деятельность лица. Попытка же склонения к совершению преступления (например, безуспешная) не должна рассматриваться как умышленное создание условий для совершения преступления, т.е. приготовление к преступлению (ч. 1 ст. 30 УК РФ).

По мнению исследователей, грамматическое (филологическое) толкование есть совокупность специальных приемов, направленных на анализ текста правовой нормы или законодательного акта с использованием познаний лексики и грамматики для уяснения значения слов, терминов, знаков препинания, структуры предложений.

Логическое толкование - разъяснение и уяснение смысла и содержания нормы права с помощью законов мышления. Используемый здесь логический способ состоит из различных приемов: логическая дедукция ряда правовых следствий из предписаний нормы права; толкование "от противного"; заключение от меньшего к большему и наоборот.

Однако профессор А.В. Наумов полагает, что "использование законов логики необходимо при любом приеме (способе) толкования и в связи с этим нет необходимости такое толкование выделять в самостоятельный вид"*(12).

Толкование систематическое - раскрытие смысла нормы права путем выявления ее места в системе соответствующего нормативного правового акта. Известно, что система таких актов устанавливается законодателем в строгом соответствии с основанием ее создания. Отсюда по расположению искомой нормы в системе права можно в определенных случаях раскрыть ее подлинное содержание. Данный вид толкования осуществляется посредством сопоставления исследуемой правовой нормы и уяснения ее связей с другими правовыми нормами.

Историческое толкование предполагает выяснение цели, задач, причин, обусловивших принятие правовой нормы, а также обстановки, в которой она создавалась. Очевидно, что правильное применение соответствующей уголовно-правовой нормы невозможно без выяснения этих обстоятельств. При историческом толковании полезно обращаться к проектам уголовного закона, материалам их обсуждения, к сопоставлению принятой нормы с ранее действовавшей.

В.Б. Гончаров и В.В. Кожевников упоминают о социологическом способе (методе) уголовно-правового толкования. По их мнению, он необходим при установлении правовых норм, содержащих оценочные понятия ("особо крупный размер", "наличие достаточных доказательств", "действия, разжигающие национальную рознь" и т.п.). Уяснение же сути таких понятий (если они не определены законодателем), решение вопроса о том, имеются ли условия для применения права, требуют изучения социальной действительности, привлечения информации из сферы нравственных отношений, политики, обращения к правосознанию общества и самого правоприменителя, к его жизненному и профессиональному опыту. Нетрудно заметить, что юридической предпосылкой социологического способа толкования является законодательство, содержащее те понятия, которые с помощью профессионального правового сознания субъекта оцениваются на всех стадиях его правоприменительной деятельности. Это, в свою очередь, позволяет субъекту правоприменения реализовывать нормы права по своему усмотрению*(13).

Компетентное (профессиональное) толкование есть разновидность неофициального толкования норм права, исходящего от сведущих в области права лиц, действия которых по разъяснению правовых норм не приобретают силу юридического факта. В структуру состава субъектов данного вида толкования входят: юристы, философы, психологи, социологи, журналисты, педагоги, писатели, общественные, в том числе юридические (например, коллегии адвокатов), и иные некоммерческие организации.

Л.В. Соцуро различает следующие подвиды компетентного толкования: доктринальное (систематизированное и несистематизированное), официальное, специальное юридическое, а также общее и казуальное*(14). По его мнению, основными формами реализации неофициального профессионального толкования являются: научные комментарии; статьи, монографии, лекции, беседы, ответы на вопросы типа "круглого стола", речи адвокатов, видео- и кинофильмы, радиопередачи и т.д.*(15)

Кроме того, Л.В. Соцуро выделяет уровни неофициального толкования: а) рассудочный (обычный), соответствующий обыденному уровню сознания (бытовой психологии участников); б) научный (теоретический), характеризующий участников с высокой степенью познания явлений права; в) практический, характеризующий профессиональный опыт участников компетентного неофициального толкования*(16).

В.В. Гущин выделяет такие разновидности неформального толкования, как компетентное (в свою очередь, подразделяющееся на доктринальное и профессиональное) и обыденное*(17).

Представляет интерес предложенная А.В. Наумовым классификация видов толкования по субъекту, приемам (способам) и по объему*(18). На наш взгляд, она может быть существенно дополнена и по структуре, и по содержанию. Так, использование здесь термина "легальное толкование" как одного из видов толкования по его субъекту наряду с судебными и доктринальными представляется нам не совсем удачным. Понятие "легальный", по С.И. Ожегову, означает "признанный, допустимый законом", а термин "легализация" трактуется как "разрешение деятельности какой-либо организации, ее узаконение, придание юридической силы какому-либо акту, действию"*(19). При этом разъясняется этимологический смысл понятия: "от лат. "legalis" - "законный"*(20). При предложенном же автором подходе получается, что доктринальное (научное) толкование и судебное толкование являются как бы нелегальными, т.е. неофициальными и незаконными. Это неизбежно ведет к необходимости признания незаконными как всех научно-исследовательских работ правоведов, так и всех решений и приговоров правоохранительных органов, что явно не соответствует действительности и установлениям закона (ст.ст. 45-54, 118, 120, 123 Конституции Российской Федерации; ст.ст. 1, 2, 3, 4, 9-13 УК РФ)

Кроме того, из классификации А.В. Наумова необоснованно, по нашему мнению, исключена такая разновидность толкования, как логическое. При ее невыделении как способа (приема) толкования правовых норм все его виды должны были бы состоять из двух разновидностей - "логической" и "нелогической", т.е. фактически из одного вида - "логического", чего в действительности отнюдь не наблюдается.

Все вышеперечисленные виды, разновидности, методы, способы и приемы толкования уголовного законодательства активно используются в процессах формализации, конкретизации и унификации оценочных понятий и признаков. При общей направленности к формализации уголовно-правовых категорий в истории развития уголовного законодательства Российской Федерации явно прослеживается тенденция к конкретизации оценочных понятий и признаков.

Судебная практика по конкретным делам (прецедентам), толкуя ту или иную категорию, вырабатывает примерные ориентиры при квалификации деяний по признакам и понятиям, имеющим оценочный характер, используя ряд приемов (способов).

Так, одним из способов уяснения сути некоторых оценочных категорий является всесторонний анализ непосредственного содержания самого уголовного закона. Например, исчерпывающий перечень указанных в чч. 2-5 ст. 15 Общей части УК РФ категорий преступных деяний (небольшой, средней тяжести, тяжкие и особо тяжкие), критерии выделения которых не конкретизированы в уголовном законе, может быть составлен путем сопоставления соответствующих санкций, предусматриваемых уголовно-правовыми нормами Особенной части (ст.ст. 105-360 УК РФ), содержащими конкретные составы преступлений. Это позволит с большей степенью определенности представить общественную опасность той или иной категории преступлений.

В других случаях имеет место лишь частичная законодательная конкретизация оценочных понятий и признаков, т.е. без некоторых существенных элементов. Наглядный пример подобного рода - отсутствие в определении понятия "убийство", представляющее собой в трактовке законодателя "умышленное причинение смерти другому человеку" (ст. 105 УК РФ), указания на такой существенный признак, как противоправность этого деяния. В ст. 206 УК РФ детально изложены объективная сторона и специальная цель захвата заложника, но не дается формально-конкретного определения понятий "заложник" и "захват". Недостаточно конкретизированы в законе и множество других понятий, но по смыслу его норм правоприменитель без особого труда (хотя нередко и неоднозначно) трактует эти понятия и использует их в практике судопроизводства.

Иногда для уточнения содержания отдельных оценочных категорий законодатель использует примерные перечни обстоятельств, ими охватываемых. Например, в ч. 3 ст. 126 УК РФ "Похищение человека" говорится о повлекших по неосторожности смерть потерпевшего или иных тяжких последствиях деяния. В этом случае под "иными тяжкими последствиями" можно понимать тяжкие последствия, примерно равные по степени общественной опасности причинению смерти по неосторожности, максимальная санкция за которое согласно ч. 2 ст. 109 УК РФ составляет пять лет лишения свободы. Исходя из оценочной трактовки данного понятия к иным тяжким последствиям следует относить: самоубийство, психическое расстройство, тяжелое соматическое заболевание, иной тяжкий вред здоровью потерпевшего; смерть его близких; материальный ущерб в крупных размерах; срыв особо значимой коммерческой сделки; осложнение обстановки (межнациональные столкновения, массовые беспорядки и т.п.) в регионе, где проживает похищенный.

Уяснить содержание оценочного признака или понятия можно также путем сравнения санкций отдельных статей уголовного закона. Так, ч. 1 ст. 318 УК РФ предусматривает ответственность за применение насилия, не опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти и его близких. Сопоставление санкций этой части ст. 318 УК РФ (максимальный размер наказания - до пяти лет лишения свободы) с санкциями статей, предусматривающих ответственность за преступления против личности, позволяет сделать вывод: понятие "насилие, не опасное для жизни и здоровья" включает в себя нанесение побоев или совершение иных насильственных действий, причиняющих физическую боль, но не влекущих причинения кратковременного расстройства здоровья или незначительной стойкой утраты трудоспособности или иных, более тяжких последствий, а равно ограничения физической свободы потерпевшего против его воли. Таким образом, насилие, опасное для жизни и здоровья (ч. 2 ст. 318 УК РФ) - это умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, признаки которого приведены в ст. 111 УК РФ.

Здесь необходимо отметить, что подобного рода толкования оценочных понятий и признаков не являются обязательными для отечественных судов, рассматривающих сходные дела, поскольку в системе судопроизводства Российской Федерации отсутствует институт прецедентного права. Напомним в этой связи, что прецедентное право - это правовая система, в которой основным источником права признается судебный прецедент, т.е. решение, вынесенное по какому-либо делу, становится обязательным для всех судов равной и низшей инстанций при рассмотрении ими аналогичных дел. Такая система дает возможность суду выполнять правотворческие функции не только в случае отсутствия соответствующего закона, но и при наличии недостаточно конкретизированной нормы.

По мнению Н.И. Никерова, в государстве, где судебная власть выступает главной контролирующей константой, судебные решения, принимаемые на практике, неизбежно становятся основным источником права, т.е. право страны есть то, что утвердили суды. Их мнение о содержании правовых норм - самое авторитетное и окончательное. Если суды еще не истолковали правовую норму, не применили ее по конкретному делу, она нередко представляет собой непроверенную декларацию. Уже само по себе толкование судом конституции и других законов, подзаконных актов становится источником права, поскольку оно является пространным разъяснением смысла правовой нормы, ее детализацией. Иногда такая судебная интерпретация бывает весьма вольной. Практика свободного толкования законов, которое становится прецедентом, применяется британскими судами с XIV в.*(21)

В Англии не существует уголовного кодекса. По определению английского юриста Кенни, британское уголовное право "представляет собой конгломератную массу правил, основанных на древнейшем общем праве Англии, модифицированном и развитом авторитетными решениями судей на протяжении большого исторического периода и значительно расширенного законодательными актами парламента, издаваемыми для удовлетворения потребностей времени"*(22).

Исторически сложившееся деление права на статутное (парламентское законодательство) и прецедентное прослеживается и применительно к источникам уголовного права. От того, в чем выражаются положения уголовного законодательства - в нормах обычного права, в решениях судов по конкретным делам или же в нормативных правовых актах, - зависит и форма выражения основных правовых понятий. Так, Англия и США принадлежат к "семье" общего права, в которой приоритет традиционно отводится судебному прецеденту, а Франция и ФРГ - государства континентальной "семьи", где главное место в системе права занимает закон в широком и прямом смысле этого слова.

Таким образом, в решениях судов по конкретным делам закрепляется окончательная детализация предыдущего нормативно-правового материала. Как известно, самые общие нормы содержит конституция. Затем они детализируются в других законах, далее - в подзаконных актах, но остаются еще весьма общими и не могут охватить всего многообразия жизненных случаев. С учетом этого суд может применить общую норму по-разному к неодинаковому, но типичному набору фактических обстоятельств конкретного дела. Учет его особенностей обусловливает и специфику реального поведения правоприменителя, адекватного отражению смысла права в "букве" уголовного закона.

Очевидно, только судебный прецедент может ответить на вопрос о том, каково конкретное содержание оценочного понятия, употребленного при конструировании уголовно-правовой нормы. Четкий ответ на этот вопрос можно найти лишь в судебном решении, вырабатывающем определенный стандарт оценочных понятий. Например, п. "а" ч. 1 ст. 256 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за незаконную добычу рыбы, морского зверя и иных водных животных или промысловых морских растений, если эти действия причинили крупный ущерб. Но что здесь следует понимать под крупным размером ущерба?

Так, Е. и Ф. были осуждены за то, что в запретное время и недозволенными снастями выловили 601 кг рыбы. В кассационной жалобе адвокаты осужденных просили не считать причиненный их подзащитными ущерб крупным. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации не нашла оснований для удовлетворения этой просьбы. При этом Судебная коллегия указала, что суд правильно учел не только стоимость выловленной рыбы, но и ее количество, а также наличие около 300 кг молоди, и признала вывод суда о причинении крупного ущерба государству правильным*(23). Конечно же, данное решение с полным основанием может служит судебным прецедентом при рассмотрении правоприменителем аналогичных уголовных дел.

Особое место в толковании правовых норм занимают руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации, даваемые им не при рассмотрении конкретных уголовных дел, а на основании обобщения судебной практики и статистики по делам той или иной категории. Эти разъяснения являются обязательными для нижестоящих судов во всех случаях применения ими той нормы уголовного закона, в отношении которой было дано разъяснение. В бывшем СССР руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда СССР фактически являлись источником уголовного права, поскольку на них делались официальные ссылки в решениях нижестоящих судов.

Вместе с тем было бы неправильным рассмотрение определений и постановлений вышестоящих судов как эталона или образца для разрешения других аналогичных дел. Это стало бы признанием практики "судебного прецедента", которая умаляет роль законодательства, в частности, в борьбе с преступностью, и означало бы механическое перенесение решения по одному делу на другое, хотя и аналогичное, но имеющее свои специфические черты, которые должны быть приняты во внимание при его разрешении. Поэтому при всей важности судебной практики вышестоящих судов по конкретным делам она не признается правовой теорией и законодательством источником права.

Однако определения и постановления вышестоящих судов, как правило, содержат обоснование применения уголовного закона, раскрывают суть отдельных составов преступлений на примере конкретных дел, мотивируют применение к осужденному определенной меры наказания. Помимо судебного толкования уголовного закона, определения и постановления вышестоящих судов часто содержат конкретные указания о применении уголовно-процессуальных норм. Все это позволяет работникам дознания, следователям, прокурорам и судьям, руководствуясь законом и подзаконными актами, широко использовать при расследовании и рассмотрении уголовных дел опубликованную судебную практику как источник пополнения своих знаний о применении действующего закона. В действительности, несомненно, судебные толкования и практика становятся источником права вне зависимости от того, признаются или не признаются они официально в качестве такового. Так, во Франции ст. 5 Гражданского кодекса 1804 г. (Кодекса Наполеона) запретила судам издавать "общенормативные правила по рассматриваемым ими конкретным делам"*(24). Тем не менее французские исследователи полагают, что их суды творят право. Как писал известный специалист в области административного права Ж. Ведель, "в административном праве наиболее важные нормы были установлены судьей ... В области административного права отказ от применения Гражданского кодекса и частного права и огромное число пробелов в законе превратили судью в подлинного творца права"*(25).

Современная английская доктрина прецедента сводится к следующему: каждый суд обязан руководствоваться решением вышестоящего суда, при этом последний может отвергнуть решения нижестоящего суда и в некоторых случаях свое предыдущее решение; но любая правовая норма, в том числе прецедент, может быть изменена парламентским актом.

Под обязательной силой судебного прецедента подразумевается не само решение дела по существу, а именно норма права, на котором оно основано, т.е. судебное толкование принципов и положений общего права и норм статутного права применительно к конкретным обстоятельствам данного дела. Таким образом, очевидно, что частью юридической практики является судебная практика, которая объективируется либо как применение судом нормы права в конкретном случае (например, разрешение уголовного дела), либо как накопление опыта применения той или иной нормы права по ряду рассмотренных судом (судами) дел определенной категории.

При выявлении сущности судебной практики мы исходим из положения о том, что закон, всегда абстрагированный от индивидуальности, применяется по целому ряду дел, несмотря на их конкретность, и нас в данном случае судебная практика интересует как накопленный опыт единообразного применения норм права. В таком смысле судебная практика в литературе определяется как результат правоприменительной деятельности, обусловленный конкретизацией правовой нормы в рамках закона в процессе неоднократного применения нормы по аналогичным делам.

Судебная практика по уголовным делам состоит из ряда решений по определенной категории уголовных дел или по определенному вопросу применения уголовно-процессуального закона, поскольку лишь в некоторых решениях, из которых каждое сформулировано с учетом особенностей преступления, раскрывается полное содержание нормы, применяемой в зависимости от характера конкретного дела.

Р.С. Джинджолия,

заведующий кафедрой уголовного права Сочинского филиала

Московского государственного социального университета,

кандидат юридических наук, доцент

"Право в Вооруженных Силах", N 12, декабрь 2004 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Большой юридический словарь: В 2 т. / Ред. А.Я. Сухарев, В.Д. Зорькин, В.Е. Крутских. М., 1992. С. 697.

*(2) Иванов В.Д. Уголовное законодательство Российской Федерации. Т. 1. Часть Общая. Ростов н /Д, 1996. С. 7.

*(3) Там же. С. 8.

*(4) Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть: Курс лекций. М., 1997. С. 107.

*(5) См., например: Уголовное право: Общая часть / Сост. А.В. Желудков. М., 2002. С. 26.

*(6) Рарог А.И. Правовое значение разъяснений Пленума Верховного суда РФ // Государство и право. 2001. N 2. С. 53.

*(7) Conte P., Maistre du Chambon P. Droit penal generat. Paris, 1998. P. 75-76.

*(8) Ibid. P. 76.

*(9) Уголовное право зарубежных государств / Отв. ред. И.Д. Козочкин. М., 2001. С. 271-272.

*(10) Наумов А.В. Указ. соч. С. 114.

*(11) Там же. С. 112.

*(12) Наумов А.В. Указ. соч. С. 113.

*(13) Гончаров В.Б., Кожевников В.В. Проблема усмотрения правоприменяющего субъекта в правоохранительной сфере // Государство и право. 2001. N 3. С. 54.

*(14) Соцуро Л.В. Неофициальное толкование норм права: Учебное пособие. М., 2000. С. 43.

*(15) Там же. С. 43, 48-49.

*(16) Там же. С. 98.

*(17) Гущин В.В. Учебное пособие по курсу теории государства и права. Сочи, 1999. С. 87.

*(18) Наумов А.В. Указ. соч. С. 113.

*(19) Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1984. С. 274.

*(20) Большой энциклопедический словарь. Т. 1. С. 696.

*(21) Никеров Г.И. Судебная власть в правовом государстве (опыт сравнительного исследования) // Государство и право. 2001. N 3. С. 18.

*(22) Kenny. Qutlines of Criminal Law. Cambridge, 1990. P. 6-7.

*(23) Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2001. N 12. С. 7.

*(24) Боботов С.В. Правосудие во Франции. М., 1994. С. 8.

*(25) Ведель Ж. Административное право Франции. М., 1973. С. 58.