Проблемы режима денег в области вещных правоотношений (М.Л. Башкатов, С.А. Синицын, "Законодательство", N 5, 6, май, июнь, 2005 г.)

Проблемы режима денег в области вещных правоотношений

В соответствии со ст. 128 ГК РФ деньги признаются объектом гражданских прав и являются вещами. А поскольку деньги - это вещь, логично предположить, что они могут рассматриваться в рамках предметной области вещных прав в системе гражданско-правового регулирования имущественных отношений. При этом юридические характеристики денег как объекта вещных прав, безусловно, будут отличаться от традиционно принятых в вещно-правовой теории. Это объясняется особой юридической природой денег, обеспечивающей выполнение ими функции законного средства платежа. Отсюда и принципиальная направленность гражданско-правового регулирования денег именно на обязательственные отношения. А значит, и исследовать особенности денег как объекта вещных прав следует с учетом этой особенности. Итак, мы попытаемся не только выявить свойства денег как вещей, но и раскрыть взаимообусловленность тех специфических особенностей, которые возникают в вещно-правовом режиме денег в связи с ролью последних в обязательственных правоотношениях.

На сегодняшний день вопрос о режиме денег в области вещных правоотношений разработан явно недостаточно: отсутствуют как отдельные произведения, непосредственно посвященные данной тематике, так и значительные фрагменты о деньгах как объектах вещных прав в соответствующих разделах учебной литературы.

По сложившейся традиции деньги в гражданском праве традиционно рассматриваются прежде всего как объект обязательства*(1). С этим категоричным подходом, видимо, согласен К.И. Скловский, утверждающий, что "собственность на деньги в любом случае оказывается лишена свойств вещного права"*(2). По нашему мнению, данная точка зрения едва ли может считаться оправданной: денежные обязательственные правоотношения опосредуют лишь динамику денежных отношений. По общему правилу их прекращение исполнением представляет собой юридический факт возникновения правоотношений, фиксирующих статику положения участников имущественного оборота. В связи с этим и наличные деньги как законное средство платежа, став составной частью имущества кредитора, не могут не превратиться в объект правового регулирования состоявшегося экономического "присвоения", т.е. объект вещных прав.

Общеизвестно, что вещь в гражданском праве принимает экономическую форму товара*(3). Нередко ее понимание связывается с материальным результатом труда, имеющего в силу этого определенную ценность*(4). Это позволяет вещи выступать в качестве и товара в экономическом отношении, и объекта гражданского оборота.

Однако деньги, а равно некоторые иные объекты гражданского права, должны быть позиционированы как исключение из указанного правила. Так, земля и природные ресурсы выступают в современном обороте в качестве товара и предмета различных сделок (в виде земельных участков и добываемых полезных ископаемых, и в этом своем качестве в соответствии с гражданским правом они являются вещами)*(5), при этом изначально, по своей природе, они не представляют собой результат труда. В этом смысле характеристика денег аналогична: с экономической точки зрения деньги - это товар, но на их хозяйственную ценность труд как фактор, такую ценность создающий, не оказывает никакого влияния. Эта ценность приобретается деньгами посредством прямого воздействия государства, своей волей и авторитетом наделяющего деньги статусом законного средства платежа. (Непосредственно данный статус приобретается деньгами благодаря труду работников ФГУП "Гознак", однако не это обстоятельство придает денежным знакам экономические свойства и характеристики товара*(6).)

Нормальный товарооборот, исторически опосредуемый нормами гражданского права, требует, чтобы участники товарно-денежных отношений признавали друг в друге равноправных собственников*(7). А если деньги - товар, пусть, как мы выяснили, и особого рода, то отрицать существование отношений собственности по его поводу невозможно: это аксиома экономики в целом.

Теперь необходимо определить, что такое вещь и каковы ее свойства. Действующее российское гражданское законодательство не дает на этот вопрос однозначного ответа - в отличие, например, от гражданского права Германии, включающего определение вещи как объекта материального мира в § 90 Германского гражданского уложения (ГГУ)*(8). В немецкой цивилистической литературе было признано, что за некоторыми немногочисленными исключениями оборот прав требования и нематериальных благ нормами вещного права не регламентируется*(9). С этого времени в науке гражданского права стран континентальной Европы имущественные права стали рассматриваться как самостоятельные объекты, не имеющие ничего общего с вещами. Правда, при этом некоторые цивилисты указывали, что критерием отнесения предмета к телесным объектам, т.е. к вещам, является оборот, а не физическая форма*(10).

В данном случае отечественная дореволюционная теория гражданского права, видимо, последовала примеру германского права, определяя вещь как ограниченную часть материального мира*(11).

Однако, как показывает исторический опыт развития цивилистической мысли, само понятие вещи не всегда было столь однозначным, и не все правовые системы признали этот подход даже в настоящее время. Так, римское право трактовало понятие вещи чрезвычайно широко, выделяя две особые категории: res corporales ("телесные" вещи) и res incorporales quae iure constitut ("бестелесные" вещи)*(12), и понятие вещи (res) во многом совпадало с универсальным понятием объекта права вообще. На практике это обеспечивало беспрепятственный повседневный оборот нематериальных объектов в отрыве от их материальных носителей.

Для эффективного функционирования res incorporales была создана особая система защиты владения правом - quasi possessio. Интересно, что до Ульпиана система quasi possessio сводилась к владению какой-либо из сторон вещи*(13). Позднее стали исходить из того, что лицо владеет не вещью непосредственно, а правом на ее эксплуатацию*(14). Весьма вероятно, что в эпоху раннего средневековья - на заре появления прототипов банковских институтов - вкладчик мог характеризоваться, помимо прочего, и как владелец известного права требования.

Как известно, в английском праве все вещи (имеется в виду personal property, т.е. так называемое "персональное", или движимое, имущество, а не real property, т.е. в основном недвижимость, имеющая особый правовой режим) традиционно подразделяются на "осязаемое" имущество (tengible property), или "вещи во владении" (choses in posession), и "неосязаемое" имущество (intengible property), также обозначаемое как "вещи в обороте" (choses in action)*(15). К последней категории относятся прежде всего права требования. В совокупности с постулируемой доктриной "расщепленной собственности", позволяющей моделировать множественные титулы собственности из различных правомочий имущественного характера, данное деление снимает большинство теоретических коллизий относительно характера прав на безналичные денежные средства. Вероятно, именно в таком расслоении правоотношений и кроется устойчивое понимание связей банка и его клиента как идентичных правоотношениям из договора займа*(16). Однако, как видно, и здесь достаточно четко разграничивается правовой режим банкнот и монет, с одной стороны, и денежных средств, числящихся на счетах в кредитных организациях, - с другой. Так, при рассмотрении одного из дел суд признал, что денежные средства, размещенные на счетах в банке, в противоположность банкнотам подлежат передаче тому наследнику, которому отказано в наследовании tеngible personal property*(17).

Впрочем, справедливости ради следует отметить, что и в теории германской ветви континентального права на определенных ступенях ее развития правовая характеристики вещи и господства лица над ней определялись не всегда однозначно. К примеру, германские цивилисты обращали внимание на то, что в современной действительности субъективное право собственности должно обеспечивать не столько юридическую возможность господства в виде фактического обладания, сколько использование имущества и получение дохода от этой деятельности*(18). Полагаем, указанные положения доктрины были обусловлены двумя взаимосвязанными факторами: ростом объединений капиталов посредством учреждения акционерных компаний, а также развитием оборота эмиссионных ценных бумаг. Учитывая сказанное, можно утверждать, что приведенные положения не могут претендовать на расширительное толкование и на универсальное значение в категориальном аппарате системы доктринальных источников цивилистики.

Весьма своеобразно подходила к понятию объектов и содержанию права собственности и советская законодательная практика. Так, в ст. 10 Конституции СССР 1936 г. к числу объектов личной собственности граждан были отнесены (наряду с домами, предметами домашнего хозяйства и личного обихода) трудовые сбережения, которые в большинстве случаев представляли собой денежные средства, размещенные во вклады. Включение этого положения в Основной закон государства породило проблему правового режима безналичных денежных средств, которую предстояло решить отраслевой юридической науке и законодательству. Эта проблема чрезвычайно актуальна в современной России.

Вопрос о характере права на безналичные денежные средства имеет в своей основе не только различие в трактовках объекта вещных прав и понятия вещи, но и известную дискуссию о правовой природе самих "безналичных денег". Любопытно, что еще в советской судебной практике долгое время была весьма популярна позиция, согласно которой трудовые доходы в виде вкладов в сберегательных кассах и банках своей вещной ипостаси не утрачивают и остаются объектом права собственности граждан*(19). И даже Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РСФСР в определении по спору граждан Пьянковых недвусмысленно указала на допустимость признания в судебном порядке права собственности на вклад, оформленный на другое лицо*(20).

Сейчас можно констатировать отсутствие устоявшегося взгляда, аналогичного рассмотренной точке зрения советских судебных учреждений, на природу "безналичных денег" как у судов общей юрисдикции, так и у арбитражных судов. Основные причины произошедших изменений состоят, видимо, в том, что режим безналичных денежных средств как прав требования непосредственно закреплен гражданским законодательством. Правовые механизмы договоров банковского вклада и счета, безналичных расчетов ориентированы именно на такое понимание "безналичных денег". Это также подтверждается характером правового регулирования денежных обязательств в целом, поскольку налицо распространение специфики их режима на описываемые отношения, возникающие между банком и его клиентом. И если в арбитражной практике сразу после принятия первой части ГК РФ иногда еще встречались попытки распространить нормы о виндикации на безналичные денежные средства на основании признания их объектом права собственности*(21), то в настоящее время виндикация "безналичных денег" считается недопустимой*(22).

Следует отметить также, что суды в настоящее время часто используют термин "право собственности" при анализе отношений, объектом которых являются безналичные денежные средства (для характеристики правомочий стороны кредитного договора, а также отношений из договоров банковского вклада и счета)*(23). Такой прием базируется на законодательной формулировке ст. 807 ГК РФ, в которой говорится о передаче денег в собственность. На первый взгляд, суды, казалось бы, не учитывают, что предметом кредитного договора являются безналичные денежные средства. Поскольку заемные отношения юридических лиц практически всегда связаны с "безналичными деньгами" (в силу нормативно установленного лимита кассы), использование термина "право собственности" в указанном контексте представляется некорректным. Примечательно, что в иной плоскости применения норм гражданского права арбитражной практикой защищается аналогичный подход: возникновение права собственности на право требования невозможно*(24). Справедливым представляется мнение В.В.Витрянского о том, что у заемщика по кредитному договору права собственности в прямом смысле слова на безналичные денежные средства, перечисленные на его счет, не возникает. Однако такие денежные средства в виде имущественных прав поступают в состав имущества заемщика, которое в целом принадлежит ему на праве собственности*(25). Соответственно упомянутую тенденцию в арбитражной практике можно оценивать и с позиции использования судами приема юридической фикции в данном вопросе. Тем не менее, вряд ли это оправданно, так как в применении метода фикции описанным способом для квалификации гражданских отношений из кредитного договора никакой надобности не существует. В любом случае хорошо, что на практике это не вызывает попыток применить к "безналичным деньгам" инструментарий вещно-правовой защиты.

С теоретической точки зрения остаток денежных средств на счете, отраженном на балансе банка, не может считаться объектом вещных прав - его характеристика как объекта отношений собственности в лучшем случае возможна лишь с позиций политэкономии, о подходе которой упоминалось ранее. Как известно, вещное право, включая и право собственности, имеет своим объектом материально существующий телесный предмет, чего нельзя сказать об объекте имущественных прав. Однако не вызывает сомнений тот факт, что имущественные права, к коим относятся права вкладчика или владельца счета, также могут облекаться в товарную форму, но их оборот должен строиться по иным принципам, нежели оборот физически осязаемых вещей.

Сказанное находит подтверждение в том, что далеко не всякий товар может считаться объектом права собственности, поскольку данные термины неравнозначны и относятся к понятийному инструментарию различных наук: гражданского права и экономики. Право не способно опосредовать одинаково оборот различных по своей природе объектов товарооборота, существующих в пределах материально осязаемого мира вещей и вне его. К сожалению, на сегодняшний день эту важную методологическую характеристику многие не учитывают. К примеру, нередко указывается, что деньги и денежные средства есть вещи, являющиеся единым объектом правового регулирования*(26). И в самом деле, если денежные средства не существуют как самостоятельный объект гражданского оборота, то получается, что при расчетах платежными поручениями не возникает денежного обязательства, поскольку последнее направлено на передачу денег как средств платежа, а при расчетах платежными поручениями передачи наличных денег, как известно, не происходит.

В развитом обороте о существовании подобного однопорядкового подхода к объектам гражданских прав на практике, а тем более в теории не может быть и речи. Обратимся, например, к гражданскому праву Германии: если будет установлено, что заемщик разместил полученные взаймы деньги на собственном счете в банке в то время, как срок исполнения его денежных обязательств заимодавцу наступил, последний имеет право перевести на себя права владельца счета в сумме, подлежащей уплате, в счет погашения обязательств по договору займа, принимая во внимание допущенную заемщиком просрочку*(27). С формальной точки зрения, англо-американская система права в понятии денег объединяет наличные денежные знаки и безналичные средства, трактуя те и другие как chattel personal*(28), но при этом, как было показано, их правовой режим существенно различается. Так, по справедливому замечанию Фрица Манна, деньги как движимость имеют ряд особенностей, одной из которых является признание такой движимости в качестве денег правом и именно такое признание предоставляет кредитору право требовать от должника уплаты денежного долга в таких деньгах*(29).

Казалось бы, к выводу об отсутствии тождества между деньгами и безналичными денежными средствами как объектами гражданских прав должны привести комментарии положений отечественного законодательства. Так, в отличие от безналичных денежных средств, деньги по своей природе согласно п. 1 ст. 128 и п. 2 ст. 130 ГК РФ являются не чем иным, как движимыми вещами. Соответственно под деньгами в контексте ГК РФ в силу формальной терминологии закона следует понимать только то, что существует в виде вещей как категории позитивного гражданского права, а именно монеты и банковские билеты (банкноты) Банка России, являющиеся законным средством платежа.

При этом нельзя забывать и о том, что характеристика денег как вещей возможна лишь в свете и пределах их материально осязаемой формы. С момента размещения на счетах кредитной организации деньги перестают быть индивидуально-определенным имуществом, и следовательно, автоматически выпадают из орбиты вещно-правовых отношений, коль скоро смешиваются с аналогичными денежными знаками указанной организации. Такой исход в большинстве случаев неизбежен, ведь владение деньгами для юридических лиц ограничено установленным лимитом кассы, превышение которого порождает обязательства по передаче денег в банк.

Именно этого не учитывает Л.Г. Ефимова, по мнению которой денежные средства, находящиеся на банковском счете, продолжают оставаться в собственности клиента банка, а при безналичных расчетах перемещаются не просто взаимные обязательства кредитных организаций, но и реальные ценности*(30). Следование данной логике может привести к немыслимой ситуации, при которой такое действие плательщика, как поручение банку-эмитенту открыть аккредитив в исполняющем банке получателю средств, будет представлять собой не обязательственную, а "вещную" сделку, содержание которой не известно ни одному развитому правопорядку мира. Еще более загадочным и противоестественным при таком понимании затронутой проблемы представляется ответ на следующий вопрос: как сторона, управомоченная на получение денежных средств в исполнение заключенного кредитного договора, будет требовать передачи в свою пользу "индивидуально определенной вещи" - банковского счета? Наконец, если согласиться с тем, что денежные средства на счете принадлежат на праве собственности клиенту банка, то придется признать, что значительная часть капитала банка - это объект долевой собственности вкладчиков, а сам банк распоряжаться этим капиталом по своему усмотрению не может.

Заметим, что подобные измышления искажают суть рассматриваемых категорий и представляют существенную опасность для гражданского оборота. По нашему мнению, не может быть и речи ни о каком праве собственности на денежные средства, ибо последние не существуют в виде физически осязаемых вещей, а следовательно, не могут выступать в качестве объекта какого-либо вещного права. В данном случае отношение клиента к банку следует оценивать с обязательственно-правовой точки зрения - как право требования по зачислению, перечислению, выдаче денежных сумм, а равно выполнению иных операций по счету. Указанное право требования имеет имущественный характер, но это вовсе не значит, что его можно рассматривать в качестве объекта права собственности, как предлагают некоторые современные авторы*(31). В противном случае смоделированное право собственности ничем не будет отличаться от самого имущественного права, являющегося его объектом, точно так же, как статус такого "собственника" мало чем будет отличаться от положения кредитора по обязательству с имущественным содержанием, на которое предполагается установить упомянутое вещное право. К примеру, "собственник" рассмотренного права требования к банку есть не кто иной, как владелец средств, находящихся на соответствующем счету.

Заметим, что широкое употребление подобных категорий грозит повлечь за собой неоправданное удвоение цивилистических конструкций, для этого изначально не приспособленных, что в итоге может привести к появлению абсурдной модели "право собственности на право собственности". Есть ли в этом хоть какая-то необходимость или это просто очередная ничем не оправданная попытка использования научного цивилистического инструментария для внесения дополнительных осложнений в систему современных гражданско-правовых отношений?

Что касается гражданского права Германии, на положение которого в обоснование своей позиции ссылается Л.Ю.Василевская, следует отметить, что § 903 ГГУ, раскрывая содержание права собственности, говорит о том, что собственник вещи, насколько тому не препятствует закон или права третьих лиц, распоряжается вещью по своему усмотрению и считается вправе устранить всякого от воздействия на нее. Как видно, ничего о распоряжении правом в цитируемом параграфе не говорится. Примечательно и то, что в тексте ГГУ о владении правами также прямо не сказано ничего: § 854 упоминает лишь о владении вещью. Другое дело, что согласно современной доктрине институт владения правом занимает особое место в доктринальных источниках германской цивилистики, но это никоим образом не означает того, что объектом права собственности непременно являются имущественные права требования*(32).

К сожалению, приходится признать, что рассмотрение правового статуса безналичных денежных средств при помощи институтов гражданского права, рассчитанных на объекты материального мира, не является плодом сугубо теоретических построений. К примеру, ст. 35 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. N 395-01 "О банках и банковской деятельности" закрепляет обязанность банков по хранению вкладов клиентов. Во многом подобная формулировка искажает действительную "кастодиальную" функцию кредитных организаций в имущественном обороте, ибо, если трактовать ее буквально, получается, что банки не ведут учет прав по счетам своих клиентов, а осуществляют услуги, связанные с хранением и возвратом отдельных банкнот и монет клиента. В этом случае сама банковская деятельность оказывается бессмысленной, поскольку банк не вправе распорядится привлеченными и размещенными денежными средствами по своему усмотрению, как предусмотрено ч. 2 ст. 845 ГК РФ.

Подводя итог рассмотренному аспекту соотношения вещных и обязательственных составляющих в денежных правоотношениях, следует отметить, что вещные права могут иметь своим объектом только денежные знаки, эмитируемые Центробанком России: банкноты и монеты. А раз последние являются вещами, то необходимо определить их место в рамках принятых и распространенных в гражданском праве критериев дифференциации вещей.

Одной из наиболее распространенных классификаций вещей является их деление на определенные родовыми признаками и индивидуально определенные. Деньги как вещи принято относить к первой категории, однако их индивидуализация также возможна, поскольку каждый бумажный денежный знак - например, банкнота Банка России - имеет номер, позволяющий его идентифицировать с абсолютной точностью*(33). Несмотря на это участники гражданского оборота, как правило, не связывают существо своих прав требования с конкретными денежными знаками. Природа денежных отношений в гражданском праве состоит в том, что сторона, обязанная условиями соглашения или положениями закона к уплате денег, не связана необходимостью совершить платеж купюрами, имеющими определенные номера. Любой денежный долг имеет своим предметом уплату определенной денежной суммы, представляющей собой некоторое число денежных единиц.

Вещи, определенные родовыми признаками, имеют особый правовой режим. Так, о них принято говорить как о юридически заменимых вещах, в отношении которых действует старинное правило - "род не умирает". Индивидуально же определенные вещи таким свойством не обладают. В дореволюционном гражданском праве деньги неизменно указываются как наиболее характерный пример "заменимых имуществ"*(34). Показательна в этой связи и ст. 807 ГК РФ, устанавливающая, что предметом договора займа могут быть только вещи, определенные родовыми признаками. В пункте 1 данной статьи подчеркивается, что деньги относятся как раз к такой категории вещей.

В силу прямого указания закона деньги являются движимым имуществом - данный факт закреплен в п. 2 ст. 130 ГК РФ. Однако чем вызвана необходимость подобной конкретизации юридического статуса денег на законодательном уровне? Ведь исходя из того, что все недвижимые вещи являются индивидуально определенными в силу акта государственной регистрации, вещи, определенные родовыми признаками, могут быть только движимыми. Тем не менее, ГК РФ ориентирует на понимание денег именно в связи с их статусом как движимости. По смыслу указанной статьи специфика режима движимых вещей как объектов гражданских прав в конечном счете связана с отсутствием факта их государственной регистрации. Но само назначение денег в гражданском обороте не только с правовой, но и прежде всего с очевидной экономической точки зрения требует их трактовки в качестве движимых вещей. Это сложившийся факт. Таким образом, специальное указание ГК РФ на "движимую" природу денег представляется нелогичным, коль скоро придумать недвижимые деньги достаточно сложно.

Смысл п. 2 ст. 130 ГК РФ толкуется двояко. Во-первых, законодатель, возможно, хотел формально подчеркнуть, что деньги вообще являются вещами (в данной норме подчеркивается, что в предметную область вещей, не относящихся к недвижимости, включаются деньги). Но такой же по сути вывод содержится в более общей статье Кодекса - ст. 128, формулировка которой в отношении денег очень похожа на п. 2 ст. 130. Во-вторых, можно предположить, что деньги и ценные бумаги в п. 2 ст. 130 упоминаются просто как пример наиболее движимых вещей в гражданском обороте. В противном случае такой прием законодательной техники вызывает недоумение: вряд ли необходимо отражение в законе того факта, что деньги как движимые вещи не подлежат государственной регистрации. Также этот юридико-технический прием можно оценить в свете традиций российского законотворчества: Свод законов гражданских недвусмысленно относил "наличные капиталы" (это один из терминов, обозначавший деньги) к движимым вещам (ст. 402 ч. I т.X)*(35).

Относительно такого свойства денег, как делимость, также нет ясности. Делимость в гражданском праве России устойчиво понимается как возможность разделения вещи на части таким образом, чтобы каждая из отдельных частей этой вещи обладала способностью выполнять все функции вещи целой, но только в меньшем объеме*(36).

Согласно п. 1 ст. 133 ГК РФ под делимой следует понимать вещь, которая может быть разделена в натуре. Правовые последствия, предусмотренные гражданским законодательством относительно признания вещи делимой или неделимой, касаются прежде всего механизма раздела данной вещи как объекта общей собственности. Полагаем обоснованным рассмотрение денег с точки зрения классификации вещей на делимые и неделимые, коль скоро вопрос о выделе доли из общего имущества требует определения вещи с позиции характеристики, нормативно установленной ГК РФ.

Свойство делимости дореволюционное законодательство закрепляло только за недвижимыми вещами. Однако, по свидетельству цивилистов того времени, деление вещей на "раздельные" и "нераздельные" относилось и к движимым вещам, к тому же в Уставе монетном и Уставе кредитном содержался ряд указаний на делимую природу наличных капиталов*(37).

Очевидно, что монеты и банкноты Банка России разделу в натуре не подлежат. Полученные в результате такого деления части уже не будут по отдельности выполнять все функции денег как таковых, и прежде всего утратят законную платежную силу*(38). Показательно, что Г.Ф. Шершеневич, определяя характеристики "нераздельных" вещей, указал, что к ним относятся вещи, деление которых равносильно уничтожению той цели, для которой они созданы*(39).

Подобное деление не стоит смешивать с физическим повреждением денежных знаков в виде отделения от банкнот и монет незначительных частей, которое позволяет использовать основную часть денежного знака как средство платежа. Однако повреждение также влечет правовые последствия. Так, в отношении банкноты имеется ряд прямых запретов, установленных ЦБ РФ и связанных прежде всего с необходимостью сохранения реквизитов банкноты - номинала и серийного номера, конституирующих ее платежеспособность. Сходные правила установлены и в отношении монет. В частности, в п. 2 Приложения N 2 "Признаки платежеспособности банкнот и монеты Банка России" к Положению ЦБР от 9 октября 2002 г. N 199-П "О порядке ведения кассовых операций в кредитных организациях на территории Российской Федерации" устанавливается, что законную платежную силу, т.е. основное юридическое свойство денег, сохраняют монеты и банкноты, имеющие лишь незначительные повреждения.

Тем не менее, все только что сказанное касается именно физического деления денежных знаков, а не их юридического деления в смысле ст. 133 ГК РФ. Как было отмечено, такое физическое деление также влечет определенные правовые последствия, однако явно не для всех возможных обладателей подобных "разделенных" купюр и монет. Поскольку обязать всех участников оборота к приему таких денег нельзя, то основной юридический эффект денег в рассматриваемой ситуации утрачивается*(40).

Еще одно свойство денег - потребляемость - также может быть оспорено. Традиционно потребляемыми считаются вещи, утрачивающиеся в процессе их использования*(41). Такое восприятие корреспондирует и дореволюционной цивилистической мысли*(42). Особые свойства денег давали основание считать их потребляемыми. Г.Ф. Шершеневич писал: "Деньги, сделанные из металла, который менее всего поддается действию времени, должны быть причислены к вещам потребляемым, потому что обладатель их не может воспользоваться их экономическим назначением иначе, как потребив их"*(43).

Подобный тезис базируется прежде всего на экономическом понятии денег. Использование денег в качестве средства платежа с этой точки зрения означает потребление плательщиком их полезных хозяйственных свойств, в результате чего они прекращают существовать для него, попав в обладание к получателю платежа. Коль скоро юридическая конструкция денег направлена на то, чтобы их использовали именно для платежей (статус законного средства платежа), то, на первый взгляд, представляется логичным распространение описанной экономической концепции потребляемости и на деньги (тем более, что это позволило бы как-то унифицировать подходы к теории денег в праве и экономике).

Однако наложение экономического тезиса о потребляемости денег на правовую категорию, существующую как образование, автономное от экономических доктрин, вызывает недоумение. Ведь юридическая конструкция денег была создана для решения конкретных задач правового регулирования, она является органической частью гражданско-правового механизма, подчиненного собственным догмам. Сам факт различия в экономических и юридических трактовках свойств целого ряда вещей при определении их потребляемости (ведь с экономической точки зрения потребляемы все вещи, а юридическая мысль выделяет и непотребляемые) свидетельствует об объективном дистанцировании этих трактовок, не говоря уж о том, что гражданское законодательство предусматривает для потребляемых вещей определенные правовые последствия, находящиеся вне внимания экономической теории. Так, предметом ряда договоров (прежде всего договора займа) могут быть только потребляемые вещи, поскольку временно пользоваться ими в принципе нельзя, их можно только передать контрагенту в виде отчуждения. Такая трактовка потребляемости имеет свое собственное правовое значение, и хотя в ее основе лежит экономический тезис, он использован в строго очерченных рамках.

С формально-юридической точки зрения деньги именно непотребляемы, поскольку физически не уничтожаются в процессе своего использования как средства платежа. В действительности происходит многократный переход права собственности на денежные знаки, который, однако, не влечет за собой уничтожение их юридических свойств. Именно на это указывал Д.И. Мейер, отмечая, что пользование деньгами не состоит в их потреблении - ведь "кредитный билет, по видимости, самая непрочная вещь, может быть безвредно употребляем целые десятилетия"*(44).

Существует позиция, согласно которой отнесение денежных средств к потребляемым вещам имеет под собой и определенное нормативное основание. Так, Д.А. Узойкин указывает на то, что законодательство о бухгалтерском учете относит их к оборотному капиталу организации, который может быть использован только единожды для производства материальных ценностей*(45). С таким подходом можно поспорить, так как само выделение "оборотного капитала" в имуществе хозяйствующего субъекта основано на политэкономических категориях советского права, что делает их связь с цивилистическими конструкциями, содержащимися в ГК РФ, совсем не очевидной. Ведь так называемое "бухгалтерское право", если о таковом вообще можно говорить в обособленном смысле, имеет иной предмет регулирования, чем гражданское право, а значит, и содержание его конструкций может быть другим.

Опираясь на изложенные положения, мы приходим к выводу о том, что вещные правоотношения по поводу денег, и прежде всего отношения права собственности, имеют свои особенности. Следует согласиться с К.И. Скловским, утверждающим, что особенности основного вещного титула, права собственности, вытекают из свойств самой вещи*(46), но это еще не означает того, что раз деньги - вещь особого рода, то их невозможно рассматривать в орбите вещных правоотношений. При этом значение денег в механизме гражданско-правового регулирования не определяется их материальным носителем, но эта специфика касается прежде всего обязательственных отношений. Сами по себе деньги остаются вещами, а значит, и оформление статики гражданского оборота вещными правами является вполне очевидным следствием их формальной конструкции. Другое дело, что вещные права на деньги будут иметь определенные отклонения от обычной модели такого регулирования, но это совсем не обусловливает абсолютную утрату ими своих конститутивных свойств.

Одна из важнейших особенностей права собственности на деньги связана с механизмом реализации правомочий, составляющих это право (п. 1 ст. 209 ГК РФ). Правомочия владения и распоряжения деньгами имеют определенные особенности, определяемые прежде всего правовым статусом собственника - юридического лица, однако они вполне укладываются в нормативные рамки их реализации, установленные в п. 2 ст. 209 ГК РФ. Что же касается правомочия пользования, то его реализация в отношении денег представляет собой акт распоряжения ими.

В отношении потребляемости денег скажем следующее: их полезные свойства как вещей могут быть реализованы их титульным обладателем только в том случае, если деньги выйдут из его обладания как предмет сделки. Данное положение недвусмысленно подтверждается правовыми свойствами денег. Пользование вещью означает извлечение ее полезных свойств, т.е., по сути, осуществление тех ее свойств, которые определяют назначение этой вещи в обороте. А коль скоро основополагающим свойством денег является их законная платежная сила, то и пользование деньгами предполагает передачу их в собственность другому субъекту гражданского оборота.

Мы не согласны с Д.А. Узойкиным, по мнению которого использование денег возможно и без их отчуждения - имеется в виду владение отдельными денежными знаками в силу их нумизматической ценности*(47). Такое владение явно не будет влечь за собой пользование деньгами в смысле, определенном ГК РФ. Ведь ценность денег в гражданском законодательстве определяется исключительно исходя из содержания их публичной ипостаси, т.е. нарицательной стоимости, мере их законной платежной силы. Ценность же нумизматических денежных знаков зависит от их исторических или художественных достоинств, а не номинала. Сохранение подобными денежными знаками законной платежной силы формально возможно, однако уже не она устанавливает их место в обороте. Возможный же прием нумизматических купюр и монет по их нарицательной стоимости нивелирует их нумизматическую ценность, так как возникшие отношения будут денежными обязательственными в смысле ГК РФ с последствиями, игнорирующими любую иную ценность денежных знаков, кроме определенной их номиналом.

Из сказанного следует, что при рассмотрении денег как объектов материального мира необходимо учитывать ряд особенностей, связанных с их особой ролью в гражданских правоотношениях. Любой кредитор, принимающий деньги в уплату, верит в их способность погашать долги, быть средством платежа, поскольку такую их способность гарантирует государство, и на основании этого освобождает должника от действия долгового бремени. Одновременно такой кредитор убежден в том, что он будет также иметь реальную возможность произвести причитающиеся с него платежи с помощью этих денег, пока их законная платежная сила будет гарантироваться государственной властью. В этом можно усмотреть осуществление специфической публично-правовой функции, благодаря которой деньги приобретают статус особого объекта гражданских правоотношений*(48). Главное назначение денег проявляется в их способности выступать в качестве законно установленного средства платежа. В связи с этим они подлежат приему во все платежи по своей нарицательной стоимости, а также подчинены законно установленному и общеобязательному валютному курсу на территории определенного государства или ряда государств. Вероятно, именно вследствие этих причин деньги не способны выступать непосредственно в качестве предмета купли-продажи или аренды.

Как видно, это не в полной мере учитывает Л.А. Новоселова, в одной из своих работ указывающая на то, что в силу вещной природы наличные деньги могут быть объектом права собственности и иных вещных прав*(49). В статье 216 ГК РФ приводится перечень основных вещных прав, существование которых в России признано на законодательном уровне: право пожизненного наследуемого владения земельным участком, право постоянного (бессрочного) пользования земельным участком, сервитуты, право хозяйственного ведения и право оперативного управления. Возможность существования любого из них в отношении наличных денег более чем сомнительна*(50). Суждения о существовании ограниченных вещных прав на деньги не отвечают реалиям действующего гражданского законодательства Российской Федерации, которое на сегодняшний день не дает оснований для подобных предположений.

Впрочем, применительно к рассматриваемой проблематике может возникнуть вопрос о правовой природе удержания денег, поскольку данный институт часто относят к группе ограниченных вещных прав. Учитывая особый режим денег в имущественном обороте, едва ли можно квалифицировать отказ от их передачи или уклонение от совершения платежа удержанием, ибо в большинстве случаев это одностороннее действие кредитора будет представлять собой приостановление исполнения обязательства, вытекающего, как правило, из синаллагматического договора. В других случаях речь идет о неправомерном удержании чужих денежных средств с последствиями, вытекающими из ст. 395 ГК РФ. К тому же необходимым условием правомерности удержания согласно ч. 1 ст. 359 ГК РФ является неисполнение должником обязательств по оплате удерживаемой вещи; едва ли возможна правомерная сделка по оплате действующего средства платежа - национальной валюты. Однако если даже предположить, что удержание денег по общему смыслу ст. 359 и возможно, то какова дальнейшая судьба удерживаемого имущества, если должник исполнить соответствующее обязательство отказывается? Согласно ст. 360 ГК РФ требования кредитора, удерживающего вещь, удовлетворяются из ее стоимости в объеме и порядке, предусмотренных для удовлетворения требований, обеспеченных залогом, а это влечет ряд трудностей чисто практического плана.

Одно из немногочисленных исключений составляет залог памятных монет, изготовленных из драгоценных металлов, номинал которых заметно отличается от их действительной рыночной стоимости, но в этом случае речь идет по сути о залоге вещей, а не собственно денег. Относительно прочих денежных знаков, являющихся законным и повседневным средством платежа, стоит обратить внимание на то, что данные объекты едва ли могут являться предметом залога, как и удержания, ибо права залогодержателя в случае неисполнения должником обязательств по основному долгу оказываются неосуществимы. Действительно, в ст. 349 и 350 ГК РФ говорится о том, что удовлетворение требований кредитора осуществляется путем продажи заложенного имущества с публичных торгов с зачислением полученных сумм в счет погашения долга по основному обязательству. Причем согласно ч. 3 ст. 350 ГК РФ начальная продажная цена предмета залога устанавливается решением суда в случаях обращения взыскания на имущество в судебном порядке либо по взаимному соглашению залогодателя или залогодержателя во всех иных случаях. Интересно, какие критерии определения продажной цены денежных знаков должны быть предложены и как это должно соотноситься с их нарицательной стоимостью? Трудно представить себе ситуацию, при которой ходячая банкнота будет продана ниже или выше своей нарицательной стоимости: ведь она имеет общеобязательный валютный курс.

Правда, как полагают некоторые авторы, реальная возможность продажи вещи с публичных торгов - совсем не главный признак залога, гораздо важнее обеспечить интересы кредитора*(51). Только неясно, как последние могут быть гарантированы, если кредитор заведомо не может осуществить своих прав по акцессорному обязательству в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения основного. Налицо объективная невозможность исполнения имущественного интереса по договору, о существовании которой стороны последнего знали или должны были знать в момент его заключения. Вероятно, в процессе разрешения подобного спора есть основания поставить вопрос о ничтожности договора залога как совершенного без намерения породить соответствующие правовые последствия.

Сказанное никоим образом не относится к обороту иностранной валюты. В отличие от рублей, она, без сомнения, может являться предметом залога: возможность ее реализации с публичных торгов прямо предусмотрена в ч. 1 ст. 47 Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 119-ФЗ "Об исполнительном производстве". Возможность совершения конверсионных валютных сделок всецело поддержана судебно-арбитражной практикой. Однако правомочия по владению, пользованию и распоряжению иностранной валютой также существенно ограничены. В соответствии с п. 2 ст. 140 ГК РФ порядок и условия использования иностранной валюты на территории Российской Федерации определяются законом или в установленном им порядке. Таким образом, иностранная валюта является ограниченно оборотоспособным объектом. Расчеты в иностранной валюте на территории России имеют характер исключения из общего ограничительного запрета и допускаются лишь в объеме и порядке, установленном Банком России*(52). Отсюда вытекает, что все сделки с валютными ценностями должны совершаться через уполномоченные банки. При этом для совершения одних сделок уполномоченному банку достаточно иметь лицензию на осуществление операций в иностранной валюте (выдача кредита), а для других - также генеральную лицензию на осуществление банковских операций (выпуск эмиссионных ценных бумаг, номинированных в иностранной валюте).

Надо сказать, что режим правовых ограничений относительно оборота валюты и валютных ценностей не нов. К примеру, еще в середине 1920-х годов, по свидетельству Е.Н. Даниловой, купля-продажа иностранной валюты, как и иные конверсионные сделки, осуществлялась через кредитные организации либо через биржу*(53).

Наряду с изложенными ограничениями иностранной валюты в динамике имущественного оборота существуют заметные ограничения и в статике последнего. Так, согласно п. 15 письма ЦБР от 2 сентября 1994 г. N 107 "Об уточнении порядка обращения наличной иностранной валюты на территории Российской Федерации" юридические лица имеют право получать и использовать наличную иностранную валюту только в строго ограниченных целях, а не использованную в этих целях обязаны зачислять на свои счета в кредитных организациях.

Все это позволяет сделать вывод о том, что право собственности на деньги (в том числе и денежные знаки иностранных государств) не может пониматься во всей своей широте и последовательности. Данное предположение подтверждается, в частности, тем, что многие законодательные источники под страхом тяжкой уголовной ответственности запрещают собственнику денег самолично определять любую их судьбу или состояние - например, переплавку (перечеканку) ходячей монеты, а равно переделку номинала подлинной банкноты, исправление ее серийного номера. Но это вовсе не означает, что такие ограничения беспредельны.

Надо сказать, что это обстоятельство не всегда учитывается в современных исследованиях по гражданскому праву. Так, в качестве дополнительного критерия отличия кондикционного и виндикационного притязаний в цивилистической литературе нередко указывается на тот факт, что денежные знаки могут быть истребованы только посредством личного иска из неосновательного обогащения, а виндикация в этом случае недопустима*(54). Любопытно, что такое понимание вполне согласуется с источниками римского права классического периода. Так, в Институциях Гая говорится о том, что законом Силия и Кальпурния под кондикционную форму иска подпадали все споры, предметом которых являлось взыскание определенной денежной суммы. Однако уже в Дигестах Юстиниана предусматривалось, что действие вещных исков распространяется на все движимые вещи без каких-либо исключений.

С известной долей условности можно утверждать, что действие этого принципа распространяется и на российскую правовую систему. По сложившимся историческим традициям германской цивилистики в ч. 3 ст. 302 ГК РФ говорится лишь об ограничении виндикации денег и ценных бумаг на предъявителя в пользу их добросовестных приобретателей. С формальной точки зрения следует признать, что действующее гражданское законодательство России не содержит прямого запрета на все остальные случаи истребования данных объектов посредством виндикационного иска, а следовательно, исходя из общего смысла фундаментальных начал частного права, категорически отрицать такую возможность весьма затруднительно. Кроме того, по своей сути виндикация представляет естественное следствие права собственности, и любое ее ограничение должно фиксироваться непосредственно на законодательном уровне*(55), что непосредственно вытекает из ч. 2 ст. 1 ГК РФ.

Вместе с тем следует принять во внимание то, что при помощи виндикационного иска можно истребовать лишь индивидуально определенную вещь или же имущество, определяемое родовыми признаками, но находящееся в физическом обособлении от аналогичных предметов. Исходя из этих соображений, по мнению германских цивилистов, ходячие монеты могут быть виндицированы, если они не смешались с монетами такого же достоинства, принадлежащими ответчику*(56). С позиций судебного доказывания несколько проще разрешается вопрос о допустимости истребования банкнот, каждая из которых имеет известный истцу по виндикационному иску индивидуальный серийный номер. Полагаем, что в этих условиях целью притязаний истца - виндиканта является истребование индивидуально определенного имущества, а никак не получение денежной компенсации, тождественной характеру и степени имущественного вреда, причиненного произошедшим хищением.

Другое дело, что на практике виндикация денежных знаков в большинстве случаев оказывается весьма затруднительным или же вовсе недопустимым средством гражданско-правовой защиты ущемленных прав истца. Сюда не следует относить случаи истребования коллекций монет или раритетных банковских, кредитных и казначейских билетов. Главным образом, речь идет о той ситуации, при которой заемщик передал наличные деньги третьему лицу. В результате этого займодавец даже в случае просрочки заемщика не сможет предъявить виндикационный иск ни к заемщику, поскольку их связывает договор, ни к этому третьему лицу, которое, скорее всего, окажется добросовестным приобретателем. Не обосновано в сложившейся ситуации также применение кондикционного иска, ибо с большой долей вероятности можно предполагать, что третье лицо приняло деньги в счет погашения обязательств заемщика перед собой, а следовательно, факт неосновательного приобретения имущества доказать будет очень непросто. Эти утверждения опираются на правило ч. 1 ст. 807 ГК РФ, в котором сказано, что займодавец передает заемщику деньги в собственность, а последний обязуется вернуть ту же или кратную ей сумму денег, т.е. возврат тех же банкнот или монет изначально не предполагается. Скорее всего, более уместным в сложившейся ситуации явится иск о возмещении убытков к просрочившему заемщику с применением положений ст. 395 ГК РФ.

Примечательно, что аналогичные проблемы возникают в случаях хищения ходящих банкнот и монет: практика показывает, что доказать право собственности на данные объекты, пусть даже и утраченные собственником помимо его воли, не всегда возможно, ибо запоминание серийных номеров всех банкнот, находившихся во владении потерпевшего, весьма трудоемко. Используемый в данном случае иск об убытках не связан напрямую с нарушенным правом собственности и не является актом реализации и естественным следствием последнего, как в случае виндикационного иска. Иными словами, право на возмещение убытков является разновидностью средств гражданско-правовой защиты, но при этом не представляет собой акта осуществления субъективного права собственности в состоянии его нарушения, влекущего восстановление господства лица над индивидуально определенной вещью, существовавшего до правонарушения. При возмещении убытков осуществление нарушенного вещного права заменяется денежной компенсацией, ибо его восстановление в натуре оказывается по большей части невозможным в связи с особым статусом денег в гражданском обороте, а также фактическим и юридическим характером взаимоотношения сторон. Указанная замена защищает, таким образом, не какое-то конкретное субъективное право, а имущественную сферу потерпевшего в целом, являясь элементом института гражданско-правовой ответственности.

М.Л. Башкатов

С.А. Синицын

"Законодательство", N 5, 6, май, июнь, 2005 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Дернбург Г. Обязательственное право. М., 1911. С.76; Победоносцев К.П. Курс гражданского права. М., 2002. Ч.1. С.83.

*(2) См.: Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. М., 2001. С.431.

*(3) Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 1998. Т.1. С. 300.

*(4) Там же. С. 301; Hoesch U. Eigentum und Freiheit. Tuebingen, 2000. S.86.

*(5) Суханов Е.А. Право собственности и иные вещные права в России // Маттеи У., Суханов Е.А. Основные положения права собственности. М., 1999. С.331.

*(6) Представляется, что тут можно говорить о некоем абстрактном "труде" государства, но в силу того что обоснование этого тезиса применительно к правовой природе денег представляет собой исключительно экономическую аргументацию, авторы не считают нужным уделять ей место в настоящей работе.

*(7) См.: Маркс К. Капитал. М., 1951. Т.1. С.91.

*(8) См.: Kurzkommentar zum Buergerliches Gesetzbuch. Muenchen, 2002. S.60.

*(9) Венкштерн М. Основы вещного права // Проблемы гражданского и предпринимательского права Германии / Пер. с нем. М., 2001. Кн. 2. С. 174. В связи со сказанным уместно вспомнить о том, что редакторы ГГУ в тексте новой кодификации все же нашли два случая владения правами, где, собственно, и допустили владельческую защиту в отношении владения предиальными и личными сервитутами (см.: Fuelster H. Das Buergerliche Recht in Frage und Antwort. Bd III. Sachenrecht. Gissen, 1926. S. 19).

*(10) Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. М., 1950. Т.1, полут. 2. С. 12. Однако данное высказывание Людвига Эннекцеруса отнюдь не свидетельствует о возможном (пусть даже техническом) распространении режима вещей на бестелесные объекты (см.: Скловский К.И. Указ. соч. С. 428). Так, Л. Эннекцерус всего лишь отмечал широту физической теории вещи, которая ограничивается законом в пользу категории "материальный/телесный предмет", в которую никак не могут входить права (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 13).

*(11) Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. Тула, 2001. С.127; Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998. С.180.

*(12) См.: Хвостов В.М. Система римского права. М.,1996. С.125.

*(13) См.: Зом Р. Институции: Учебник истории и системы римского гражданского права. Спб., 1910. С.203.

*(14) См.: Нерсесов Н. Римское вещное право. М., 1894. С. 193.

*(15) См., напр.: Judge S. Business Law. L., 1999. P. 259-260.

*(16) Такое понимание отношений банка и его клиента основано, прежде всего, на известных прецедентах: Foley v. Hill (1848) 2 HL Cas 28 и Joachimson v. Swiss Bank Corporation (1921) 3 KB 110. Подробнее об этом см., напр.: Ellinger E.P., Lomnicka E., Hooley R. Modern banking law. N.Y., 2002. P.93-98; Judge S. Оp. cit. P. 463; Вишневский А.А. Банковское право Англии. М., 2000. С. 20-23. Подобная трактовка встречается и в работах ряда отечественных исследователей. См., напр.: Флейшиц Е.А. Расчетные и кредитные правоотношения. М., 1956. С. 266 и след.; Нам К. Правовая природа договора банковского счета // Хозяйство и право. 1996. N 7. С.107-110.

*(17) См.: Лунц Л.А. Денежное обязательство в иностранном гражданском и международном частном праве: Дис. ... докт. юрид. наук. М., 1946. С.231.

*(18) См.: Hedemann J. Sachenrecht des buergerlichen Gesetzbuches. Berlin; Leipzig, 1924. S.66.

*(19) См.: Ерошенко А.А. Личная собственность в гражданском праве. М., 1973. С.40.

*(20) Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1971. N 3. С. 6.

*(21) См., напр.: постановление Президиума ВАС РФ от 25 ноября 1997 г. N 4516/96.

*(22) См.: постановление ФАС МО от 4 июля 2002 г. по Делу N КГ-А40/4234-02.

*(23) См., напр.: постановления ФАС МО от 31 октября 2002 г. по делу N КГ-А40/7346-02; от 25 декабря 2002 г. по делу N КГ-А41/8335-02, постановления ФАС СЗО от 5 декабря 2001 г. по делу N А26-1864/01-01-12/86, от 26 июля 2002 г. по делу N А52/2755/01/1.

*(24) См.: Обзор практики разрешения споров, связанных с договором мены. П.3 // информационное письмо Президиума ВАС РФ от 24 сентября 2002 г. N 69 // Вестн. ВАС РФ. 2003. N 1.

*(25) Витрянский В.В. Понятие и квалификация кредитного договора // Гражданское право. 2004. N 1. С. 26-27.

*(26) См.: Новоселова Л.Г. О понятии и правовой природе безналичных расчетов // Законодательство. 1999. N 1; Трофимов К. Безналичные деньги. Есть ли они в природе? // Хозяйство и право. 1997. N 3.

*(27) Palandt Gesetz zur Modernisierung des Schuldrechts. Muenchen, 2002; Lorenz S., Riehm T. Lehrbuch zum neuen Schuldrecht. Muenchen, 2002. S.158.

*(28) См.: Mann F. A. The legal aspect of money with special reference to comparative private and public international law. Oxford, 1971. P.7 and further.

*(29) Ibid. P.7-22. См. также: Geva B. The concept of payment mechanism. 24 Osgood Hall L.J. (1986). P.6-7.

*(30) См.: Ефимова Л. Правовые проблемы безналичных денег // Хозяйство и право. 1997. N 2. С.49.

*(31) Подробнее о данной теоретической конструкции см.: Брагинский М.И. Гражданский кодекс и объекты права собственности // Журнал российского права. 1997. N 11. С.83; Василевская Л.Ю О специфике правовой конструкции вещного договора по германскому праву // Вестн. ВАС РФ. 2003. N 5. С.123.

*(32) Ср. Baur F. Lehrbuch des Sachenrechts. Muenchen; Berlin, 1966.

*(33) Чего не скажешь о монетах, эмитируемых Центробанком России, относительная индивидуализация которых возможна только с помощью указания года эмиссии, изображенного в нижней части их реверса, и знака минцмейстера.

*(34) См., напр: Мейер Д.И. Русское гражданское право. М. 2000. С.171; Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С.146.

*(35) Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С.131-132. Кстати, советское законодательство вообще не использовало классификацию вещей на движимые и недвижимые. Вместо нее применялось деление имущества на основные и оборотные фонды (также использовались термины "средства", "капиталы"), имеющее явное экономическое содержание. Отнесение конкретного имущества к каждой из этих групп определялось его хозяйственным назначением, т.е. тем, является ли оно средством или предметом труда. Деньги, как и ценные бумаги, относились ко второй группе средств. Кроме того, в отношении денежных средств имелась место еще одна, внутренняя дифференциация правового режима в зависимости от их непосредственной цели, от объекта финансирования, каковым соответственно могли выступать оборотные или основные средства (см., напр.: Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность. М.; Л., 1948. С.371-384, Лунц Л.А. Деньги и денежные обязательства. Юридическое исследование // Лунц Л.А. Деньги и денежные обязательства в гражданском праве. М., 1999. С. 102).

*(36) См., напр.: Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 1998. Т. 1. С.309.

*(37) Мейер Д.И. Русское гражданское право. М., 2000. С. 165; Анненков К. Система русского гражданского права. Т. 1. Спб., 1910. С. 316; Цитович П. Деньги в области гражданского права. Харьков, 1873. С. 25.

*(38) Правда, Центральный банк обязывает кредитные организации принимать такие банкноты к обмену, а также для зачисления на счета, во вклады и другие платежи от юридических и физических лиц в случае, если доказана безусловная принадлежность банкноте ее отделенных частей. Сходное правило установлено и для поврежденных монет (см. Приложение N 2 "Признаки платежеспособности банкнот и монеты Банка России" к Положению ЦБР от 9 октября 2002 г. N 199-П "О порядке ведения кассовых операций в кредитных организациях на территории Российской Федерации"). Однако данное положение имеет целью всего лишь нормирование обращения поврежденных денежных знаков и законную платежную силу денег, "разделенных" таким образом, не восстанавливает. Все участники гражданского оборота, за исключением кредитных организаций, вправе отказать в приеме таких денежных знаков.

*(39) Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. Тула, 2001. С. 139.

*(40) Думается, тут можно говорить только об утрате такого эффекта, а не о его умалении. Ведь сам статус законного средства платежа никакой внутренней девиации не предусматривает. Юридическим же эффектом денег как объекта гражданских прав следует считать именно эту их характеристику, так как именно на ней основаны иные правовые функции денег (при допущении их существования, разумеется). А значит, и результатом деления денег в юридическом смысле может выступать только мультипликация этого свойства денежных знаков.

*(41) Гражданское право: Учебник / Отв. ред. Е.А. Суханов. Т. 1. С. 310.

*(42) Мейер Д.И. Указ. соч. С. 171.

*(43) Шершеневич Г.Ф. Указ. соч.; Чезаре С. Курс римского частного права. М., 2000. С. 58.

*(44) Мейер Д.И. Указ. соч. С. 171.

*(45) Узойкин Д.А. Гражданско-правовой режим иностранной валюты во внутреннем обороте Российской Федерации // Законодательство. 2001. N 4; СПС "Гарант-Максимум".

*(46) Скловский К.И. Собственность в гражданском праве: Уч.-практ. пособие. М., 2000. С. 431.

*(47) Узойкин Д.А. Указ. соч.

*(48) Об этом подробнее см.: Литовченко М. Деньги в гражданском праве. Киев, 1887. С. 7; Цитович П. Обязательства по русскому гражданскому праву. Киев, 1914. С. 3, 12; Тарасов И. Кредит и бумажные деньги // Врем-к Демид. юр. лицея. Ярославль, 1881. С. 3, 12; Лунц Л.А. Денежное обязательство в иностранном гражданском и международном частном праве: Дис. ... докт. юрид. наук. М., 1946. С. 28-31.

*(49) См.: Новоселова Л.А. О правовой природе средств на банковских счетах // Хозяйство и право. 1996. N 7.

*(50) Авторы не рассматривают случаи передачи денежных средств в составе предприятия, основанного на праве хозяйственного ведения или оперативного управления. Тем более, что речь в данном случае, как правило, идет не о наличных деньгах (отдельных банкнотах или монетах), а о самостоятельном объекте современного имущественного оборота - денежных средствах.

*(51) См.: Гонгало Б.М. Учение об обеспечении исполнения обязательств. М., 2002. С. 146-147.

*(52) См.: Обзор практики разрешения арбитражными судами споров, связанных с применением законодательства о валютном регулировании и валютном контроле // Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 31 мая 2000 г. N 52.

*(53) См.: Данилова Е.Н. Советское торговое право. Л., 1925. С. 54.

*(54) См.: Рясенцев В.А. Обязательства из неосновательного обогащения: Дис. ... канд. юрид. наук. М., б/г. С. 195; Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. Л., 1960. С. 114; Скловский К.И. Некоторые проблемы реституции // Вестн. ВАС РФ. 2002. N 8. С. 116; Цитович П. Деньги в области гражданского права. Харьков, 1873. С. 31.

*(55) К примеру, по австрийскому гражданскому праву деньги в виде монет и банкнот не подлежат виндикации ни при каких обстоятельствах.

*(56) См.: Daniels А. System des Preussischen Civilrechtes. Berlin, 1866. S.397.