О "специальной" теории государства и права (В.Н. Протасов, "Журнал российского права", N 8, август 2005 г.)

О "специальной" теории государства и права

Последнее десятилетие в российской учебной литературе по теории государства и права получил распространение взгляд о существовании так называемой специальной теории государства и права. Можно предположить, что к выводу о наличии наряду с общей теорией государства и права еще и теории "специальной" российских теоретиков привели некоторые идеи и формулировки, изложенные в учебной литературе А.Б. Венгеровым и Р.З. Лившицем.

В 1994 году Р.З. Лившиц в книге "Теория права", которая обозначена автором как "Учебник для студентов юридических высших учебных заведений", употребил такое словосочетание, как "теория российского права", и подчеркнул специфику предмета такой теории*(1). Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что "российскими" в этой конструкции являются лишь ученые, а также иллюстрации из советской и российской правовой действительности. Сама "теория российского права" была представлена в виде собственных взглядов автора и взглядов других российских правоведов по традиционным общеправовым вопросам. В таком случае уместнее было бы говорить о российской теории права, а не о "теории российского права". Но, так или иначе, формулировка, допускающая неоднозначную трактовку, была заявлена.

Вместе с тем основная заслуга в этом вопросе принадлежит А.Б. Венгерову, который (практически одновременно с Р.З. Лившицем и тоже в учебной литературе) сформулировал идею о необходимости формирования специальной теории российской государственности*(2). В дальнейшем этот подход рядом авторов учебников по теории государства и права стал восприниматься уже как не вызывающий сомнений в своей правильности. Так, в учебнике "Теория государства и права", авторами которого являются В.В. Лазарев и С.В. Липень, в целом квалифицированном учебном издании, говорится: "Необходимо четко представлять себе наличие двух уровней теоретического знания - общего (безотносительно к юридической действительности конкретной страны в конкретное время) и специального (применительно к юридической действительности конкретной страны в конкретное время)". Тут же была намечена и перспектива: "И дело будущего - наметить варианты органичного сочетания в рамках теории государства и права общего и специального уровня знаний"*(3).

Следует обратить внимание на то, что данная идея появилась и стала получать распространение именно в учебной литературе. Учебная тема, появление которой было обусловлено потребностью лектора приблизиться к российской правовой действительности, получила статус научной идеи и стала внедряться в систему самой науки.

В данном случае произошло смешение системы учебной дисциплины и системы науки. Однако система науки и система дисциплины - разные системы. Их соотношение в некотором смысле сходно с соотношением системы права и системы законодательства. Система дисциплины существенно более субъективна. Она базируется на системе науки, но их связи далеко не однозначны. В содержание учебной дисциплины могут быть включены компоненты, которые к системе науки не имеют отношения и взяты совсем не из нее. Например, если требуется проинформировать студентов о порядке опубликования и вступления в силу нормативно-правовых актов в Российской Федерации, это совсем не означает, что данный информационный блок является элементом системы теории права как науки.

Что касается таких тем, как "Правовая система России" или "Российское государство", то их включение в российские учебники по теории государства и права можно признать полезным и даже необходимым. Однако наличие подобных тем в системе учебной дисциплины не является основанием для вывода о существовании "специальной" теории государства и права. Теоретической основой таких тем являются типологические характеристики российской правовой системы и российского государства в рамках типологических подсистем общей теории права и теории государства, а не особые "теория российского права" и "теория российского государства". Соответственно и в учебных программах, и в учебниках темы "Российская правовая система" и "Российское государство" следует рассматривать как компоненты учения о типах права и государства, а не как особые учебные разделы.

О смешении проблематик системы науки и системы учебной дисциплины свидетельствует характер аргументов, которыми обосновывается существование специальной теории государства и права. Так, в названном выше учебнике В.В. Лазарева и С.В. Липеня говорится, что "ряд тем ("Нормы права", "Система права", "Нормативно-правовые акты" и др.) в большинстве учебников по теории государства и права традиционно носят именно специальный, а не общий характер, поскольку теоретические положения рассматриваются почти исключительно на примере отечественной государственно-правовой действительности"*(4). Говоря другими словами, в теории государства и права как науке должна существовать специальная теория потому, что в учебниках по теории государства и права приводятся примеры из российской государственно-правовой действительности. Если же речь идет о том, что общетеоретические выводы делаются только на российском материале, то это тоже не означает, что данные выводы составляют теорию российского государства или теорию российского права.

Статус теории определяется ее предметом, а не теми объектами, которые попадают в поле зрения ее исследования. Вопрос же о том, охватывает ли теория все факты, на обобщение которых претендует, - это не вопрос ее научного статуса. Сомнения, связанные с предположением о наличии где-то факта, который не вписывается в данную теорию, присущи любой теории. Более того, такого рода сомнения - это естественное состояние научной теории. С точки зрения формальной логики, вопрос о том, не найдется ли какое-то частное явление, которое противоречит общему утверждению, всегда корректен. Ни одна теория не дает гарантии того, что не существует фактов, противоречащих содержащимся в ней общим положениям. С этим моментом связан известный парадокс науки, сформулированный Карлом Поппером: теория тем лучше (научнее), чем больше она рискует быть опровергнутой.

В этой же плоскости находится и решение вопроса о том, можно ли в терминологическом обозначении говорить об "общей теории государства и права" или в ее названии следует ограничиться термином "теория государства и права". Колебания в этом вопросе, судя по аргументам сторонников специальной теории государства и права, обусловлены сомнениями относительно того, достигают ли российские теоретики в исследовании права и государства нужных высот абстракции. Сомнения подобного рода могут иметь под собой основания. Однако они относятся к проблеме результативности научной деятельности, которая к определению статуса теории отношения не имеет. Характеристика той или иной теории как "общей" не зависит от реально содержащихся в ней положений и соответственно не зависит от фактического вклада ученых в ее содержание. Заметим, что любая теория в силу своей природы является общей. Поэтому добавлять к ее наименованию слово "общая", как правило, не имеет смысла. Именовать ту или иную теорию "общей" необходимо в тех случаях, когда нужно выстроить иерархию теорий, то есть когда в соотношении теорий появляется уровень особенного. Поэтому применительно к теории права добавлять слово "общая" следует, поскольку существует уровень особенного в виде теорий отраслевых правовых наук. А вот теория государства такого уровня особенного не имеет и может обозначаться просто как "теория государства" или "государствоведение". В обозначении же учебной дисциплины, содержание которой в наибольшей степени определяется общей теорией права и, в меньшей степени - теорией государства, употребление слова "общая" ошибкой не будет. С учетом не только идеологических причин, но и значения общей теории права для отраслевых правовых наук, выглядит близким к истинному положению вещей такое название учебной дисциплины, как "Общая теория права и государства".

В нашем общетеоретическом правоведении со смешением проблем учебной дисциплины и проблем науки связаны многие теоретические осложнения и затруднения. В частности, разработка предмета общей теории права и предмета теории государства во многом замедлена тем, что данная проблематика подменяется рассуждениями в учебниках о "предмете теории государства и права", который подается в виде краткого описания содержания учебной дисциплины, то есть того, что излагается в основной части учебника. В дополнение иногда ведется речь о таком фантомном явлении, как "предмет учебной дисциплины", что окончательно запутывает проблему. Учебная дисциплина, как известно, представляет собой подготовленную особым образом информацию, усвоение которой предполагается необходимым для подготовки специалистов соответствующего профиля и уровня. Учебная дисциплина ничего не изучает, она изучается сама и, соответственно, не имеет предмета изучения.

В учебниках должно быть четко показано соотношение системы теории государства и права как науки и ее системы как учебной дисциплины. В современных российских учебниках по теории государства и права система науки вообще не характеризуется. Системная характеристика теории государства и права как науки ограничивается характеристикой ее связей в системе наук, то есть ее описанием как элемента системы более высокого порядка, что является лишь одним из аспектов системного описания науки, причем аспектом второго плана.

Характеристика системы теории государства и права как науки во многом отсутствует по той причине, что теория государства и права на самом деле является комплексной учебной дисциплиной, а не наукой. Если сторонники теории государства и права как единой науки будут характеризовать ее систему, то они будут вынуждены или повторить систему учебной дисциплины, или рассматривать по отдельности систему общей теории права и систему теории государства, что будет означать признание отсутствия теории государства и права как особой науки. В контексте проблемы, обозначенной в заголовке статьи, вопрос о самостоятельности этих двух наук существенного значения не имеет; важен сам факт различения системы науки и системы учебной дисциплины. Вместе с тем, опыт российских общетеоретических исследований показывает, что заслуживающие внимания результаты достигаются только в случаях раздельного рассмотрения предметов общей теории права и теории государства*(5).

Аргументы, связанные с необходимостью различать систему учебной дисциплины и систему науки, не являются основными в системе аргументации, исключающей существование специальной теории государства и права. Теории российского государства (или теории российского права, или теории российской правовой системы) не может быть в принципе, изначально, как таковой. Дело в том, что "российское государство", "российское право", "российская правовая система" (так же, как "французское государство" или "испанская правовая система") являются реальными единичными объектами, которые могут иметь только описание, но никак не теорию.

Употребление в данном случае слова "описание" требует некоторых пояснений, поскольку оно может вызвать контраргументы в виде рассуждений о существовании описательных теорий и т.п. В строгом смысле "описание" - это исследовательская (теоретическая) процедура, прием исследовательской деятельности, который в некотором смысле противопоставлен другой теоретической процедуре - "объяснению". В тех случаях, когда описание используется как основной метод исследования, создаются теории, которые носят название описательных (феноменологических) теорий и представляют собой обобщения сравнительно невысокого порядка. Однако описание как способ формирования теории предполагает как раз исследование обширного эмпирического материала, охват как можно большего числа объектов, принадлежащих данному классу (роду) явлений. В любом случае, описательная теория - это не описание конкретного, единичного объекта.

Когда говорят об описании как единственно возможной характеристике индивидуального объекта, исключающей наличие какой-либо теории этого объекта, то под "описанием" имеется в виду даже не особая исследовательская процедура, а все возможные приемы, с помощью которых можно дать характеристику единичному объекту, объяснить его. При этом объяснение индивидуальных объектов не исключает приложения к ним тех или иных теорий, что не означает, однако, возникновения теории данного объекта. С точки зрения форм отражения мира на рациональной, логической основе, конкретному единичному объекту соответствует простейшая форма мысли - единичное понятие.

Единичное понятие отражает то, что существует в одном, конкретном экземпляре (например, "город Лондон" или "Смерть Ивана Ильича"). А то, что существует как конкретная, индивидуальная реальность, не может иметь своей, то есть соотносимой только с ним, теории. Теория начинается там, где есть обобщение признаков ряда (класса) единичных объектов. Например, может иметь место теория правоотношения, но не может быть теории конкретного правоотношения. То, что конкретное государство или индивидуальная правовая система представляют собой более сложные объекты, чем правоотношение, сути дела, с методологической точки зрения, не меняет. Ничего не меняют и такие обозначения, как "теоретические проблемы российского государства", "теоретические проблемы российской государственности", "вопросы теории российского государства" и проч. Названные обозначения представляют собой лишь стилистические вариации одного и того же подхода. Если не может быть теории российского государства, то не существует и теоретических проблем российского государства (российской государственности).

Сказанное не означает, что накладывается табу на изучение российского государства или российского права. Напротив, для российского правоведения и российского государствоведения эти объекты являются приоритетными. Другое дело, что нужно правильно понимать и точно определять научный статус информации, получаемой в результате исследования объектов российской государственно-правовой действительности, отношение этой информации к системе науки. Если изучение российского государства привело, например, к выводу, что некие его стороны, свойства, признаки объединяют его с другими явлениями этого же класса, то в результате получено знание на уровне теории государства, а не на уровне специальной теории российского государства или "теоретических проблем российской государственности". Только в рамках общетеоретического подхода, путем отделения общего от частного можно выявить индивидуальные, своеобразные, уникальные характеристики российской правовой системы или российского государства, привлечь к ним внимание как к объектам изучения и совершенствования.

Отвергая саму возможность существования специальной теории государства и права, следует проанализировать причины и основания ее появления. Иногда теоретические основания теории представляют больший интерес, чем сама теория. К выводу о существовании специальной теории российской государственности А.Б. Венгерова во многом привели его методологические воззрения, связанные с особой оценкой роли случая в понимании государственно-правовых явлений. Автор, по существу, перенес случайное из объектов теории государства и права в ее предмет, что выглядит как смешение объектов науки и ее предмета. В исследовании государства и права можно и нужно изучать различные объекты и процессы (тем более что вывод о случайной или о закономерной природе тех или иных явлений можно сделать, лишь изучив их). Однако предмет теории государства, как и любой теории, составляют только закономерности.

Функциональное назначение категории "предмет науки" состоит в том, чтобы определить, знание о чем, из всего того, что наукой изучается, должно войти в систему науки. А "объектами" науки является все то, что она изучает. Сложившееся представление о предмете науки как о том, что наука изучает в том или ином объекте, нуждается в коррекции. В таком подходе вообще непонятно назначение категории "объект науки", а понятие "предмет науки" не выполняет своей функции.

Само по себе решение вопроса о том, относится ли знание о данном процессе или явлении к предмету и системе науки, заставляет рассматривать эти процессы или явления как вообще некие объекты. В этой связи функциональное назначение понятия заключается в том, что с его помощью определяются границы исследовательского внимания, область научной деятельности и интересов. Поэтому, когда А.Б. Венгеров относит случайное к предмету теории права на том основании, что и оно должно изучаться теорией права наряду с закономерностями*(6), с его стороны допускается смешение предмета теории права с ее объектами.

Вместе с тем А.Б. Венгеров, будучи неординарно мыслящим ученым, усмотрел в характеристике российского государства один специфический аспект, который весьма условно можно обозначить как теоретический. Речь идет о закономерностях в истории развития российского государства (закономерностях, развернутых во времени). Однако сведения, полученные в результате подобного ракурса исследования, не относятся к системе такой науки, как теория государства, а также не образуют новой теории - специальной теории российского государства. Известно, что история как наука не сводится только к реконструкции и описанию тех или иных процессов. Она выявляет также определенные закономерности в становлении и развитии тех или иных конкретных явлений. Но такие закономерности являются предметом именно истории, а не теории, и имеют соответствующее название - исторические закономерности. Такой исторический ракурс в подходе А.Б. Венгерова к характеристике российского государства проявляется в его рассуждениях о необходимости охвата длительного исторического периода в развитии российского государства, о существовании "вечных" факторов, влияющих на его развитие. Не говоря уже об указании на необходимость исследования случайных явлений и процессов, что традиционно является составной частью предмета исторической науки. Примечательно также то, что он говорит не о теории российского государства, а о теории российской государственности. Такая постановка вопроса в наибольшей степени увязывает историю российского государства с историей российского общества.

Специфический взгляд теоретика на российскую государственно-правовую действительность, заключающийся в проецировании на нее выработанных теорией государства и права общетеоретических положений, не создает особой теории российского государства, поскольку общие сведения относятся к теории государства, а частные - к описанию российского государства как единичного явления реальности.

Если в теоретических построениях А.Б. Венгерова можно найти свою методологическую основу и определенный теоретический смысл, то постановка вопроса о теории (или теоретических проблемах) современного российского государства (или государственности) полностью лишена таких оснований. Поскольку в этом случае даже исторический аспект отсутствует. Как уже было замечено, у реального единичного объекта не может быть теории как таковой: единичный объект может иметь только описание. Такого рода описания, касающиеся того или иного аспекта российского государства или российского права, возможны и нужны лишь в составе теории государства и права как учебной дисциплины, изучаемой в юридических вузах Российской Федерации.

Существует одна специфическая сфера деятельности, для которой выводы, сделанные относительно "специальной теории российской государственности", имеют сугубо практическое значение. Речь идет о написании и защите диссертаций по общей теории права и теории государства в рамках специальности 12.00.01. В этой сфере требуется очень четко определять научный статус сведений, излагаемых соискателем в диссертации. Положение о порядке присуждения ученых степеней содержит нормативно-правовое требование указать отрасль знаний, применительно к которой диссертант решает те или иные задачи. А как определить научный статус "теории", которая изначально по своей природе теоретическим знанием не является? В тех случаях, когда в заголовке диссертации речь идет о теории (или о теоретических проблемах, теоретических вопросах и т. п.) чего-либо применительно к современному российскому государству или современному российскому праву, то в единичных случаях имеет место неправильное формулирование заголовка, а в основном - полная эклектика в содержании диссертации как результат неверно избранного ракурса (темы) исследования. Некоторые диссертанты добросовестно заблуждаются в этом вопросе, и задача научных руководителей и научных консультантов их поправить. Другие же соискатели ученых степеней просто пользуются моментом, представляя в диссертационные советы опусы, похожие на "винегрет". А.Б. Венгеров вряд ли предполагал такой вариант практической реализации своей идеи о специальной теории российской государственности. Задача руководителей диссертационных советов - остановить все расширяющийся поток подобных диссертаций, разрушающих научные системы общей теории права и теории государства, искажающих представления о предметах этих наук. Сейчас по каждому вопросу теории государства и права можно писать диссертации "по второму кругу", обозначая их уже под рубрикой "современного российского права" или "современного российского государства". В нынешнее время под флагом "специальной теории государства и права" можно защитить в рамках специальности 12.00.01 любую тему.

Еще раз следует подчеркнуть, что для современного отечественного общетеоретического право- и государствоведения современное российское право и современное российское государство являются приоритетными объектами изучения и практического приложения знаний. Однако, изучая эти объекты, следует ясно понимать и четко определять научный статус получаемых в результате такого изучения сведений. И если с позиций теории государства дается характеристика современного российского государства (а именно это имел в виду А.Б. Венгеров, когда говорил, что "предметом приложения общего знания о закономерностях и случайностях в государственно-правовом развитии человечества становится Россия")*(7), то это не означает, что создается специальная теория российской государственности. Например, если на основе выработанных теорией государства общих представлений о форме государственного правления дается характеристика формы правления современного российского государства, то в результате такого приложения общих сведений к российской действительности никакой теории не возникает.

Если не может быть теории единичного объекта, то можно ли получить обобщенное знание, ограничиваясь изучением конкретного объекта? На этот вопрос следует ответить утвердительно. Речь идет о случаях экстраполяции сведений, полученных при изучении отдельно взятого объекта, на весь класс явлений, к которому принадлежит данный объект. Однако в таких случаях не должно быть сомнений в надежности оснований для экстраполяции, а полученное таким образом знание уже нельзя расценивать как характеристику только данного объекта, то есть сформулировать нечто подобное "специальной теории российской государственности".

Процесс характеристики сложных единичных социальных объектов с позиций той или иной теории может стать серьезной исследовательской работой, процессом научной деятельности. Научный характер такой работе придает решение следующих проблем. Во-первых, исследователь, прилагая ту или иную теорию к частному объекту, высказывает собственные суждения по поводу содержания теории, дополняет ее собственными теоретическими взглядами. Во-вторых, сам процесс распространения общих положений на сложное единичное явление требует научных усилий, определенной исследовательской работы. В-третьих, такого рода процессы связаны с решением задач типологии, с определением места изучаемого единичного объекта в классификационной системе прилагаемой теории, с высказыванием суждений по поводу правильности оснований существующей классификации.

В качестве примера научной работы такого плана можно привести исследование В.Н. Синюковым российской правовой системы*(8). При этом автор ставит задачу разработки именно теории (общей теории) правовой системы России. Научная основательность и высокая степень полезности труда В.Н. Синюкова не вызывают сомнений. Вместе с тем можно предположить, что автор в контексте своего исследования использует термин "теория" достаточно условно с тем, чтобы придать целостность результатам многофакторного анализа, выстроить целостное понимание российской правовой системы на основе особого методологического подхода. Учитывая своеобразие авторской позиции, можно было бы согласиться с таким вариантом использования термина "теория". Однако логичность некоторых методологических построений, предшествующих в этой работе анализу российской правовой системы, вызывает сомнение.

Общее понятие правовой системы, по мнению автора, формируется на основе существующей и часто господствующей методологии, рассматривающей (исследующей) право как абстрактный элемент человеческих отношений. Ущербность такого методологического подхода видится в его отрыве от конкретной жизненной реальности. Этому подходу В.Н. Синюков противопоставляет иной ракурс исследования, при котором его предметом становится правовая система конкретной страны, определенная историческим временем, культурой и географическим ареалом*(9).

По нашему мнению, такое методологическое построение выглядит искусственным. Вряд ли можно признать господствующим способ формирования общетеоретических конструкций, когда объектом изучения выступает право как некая абстрактная модель (вневременная, внеисторическая, наднациональная). Эта модель не является данностью: она результат обобщения, теоретического исследования совокупности конкретных правовых систем, то есть результат применения методологии, которая является "господствующей". Теоретические операции с подобной моделью возможны, однако они не определяют содержание общей правовой теории. Учение Ганса Кельзена, на которое ссылается в качестве примера В.Н. Синюков, - тому подтверждение. Господствующим оно пока не стало.

Что же должно стать результатом исследования, ракурс которого определяется правовой системой конкретной страны? В таком случае, по мнению автора, выявляются "культурно-исторические и этнотипологические признаки правовой системы, которые позволяют представить ее как отдельный, особенный, специфически уникальный феномен правового мира"*(10). С историческим аспектом все ясно. Что же касается типологической операции, произведенной с конкретным объектом, то она не создает теории этого объекта или какого-либо ее аспекта, а относится к теории, разделом которой является типология данного класса объектов. Тем более невозможно говорить о теории применительно к уникальному объекту, который представляет собой не просто единичное явление, а единственное в своем роде. При всей глубине проведенного В.Н. Синюковым исследования его результаты следует расценивать как научную характеристику, теоретическую идентификацию российской правовой системы, но вряд ли правильно позиционировать эти результаты как "теорию российской правовой системы". Автор ставил перед собой задачу "сформировать целостную систему взглядов на российскую правовую систему" и получить ответы на вопросы: "Какая правовая система адекватна России? Каким принципам она соответствует? Что подлежит устранению в прежних структурах, что реформированию, а что требует сохранения и развития? Какова природа отечественного права, как она соотносится с правовыми институтами зарубежных стран, насколько допускает их рецепцию?"*(11). По существу, речь шла о построении идеальной модели российской правовой системы как целостного образования. Такая модель как результат методологического приложения теории права и других наук к конкретному объекту имеет право на существование, но не создает теории этого объекта.

В.Н. Протасов,

профессор кафедры теории государства и права

Российской правовой академии, доктор юридических наук

"Журнал российского права", N 8, август 2005 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Лившиц Р.З. Теория права. М., 1994. С. 57-59.

*(2) См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права. Ч. 1. Теория государства. М., 1995. С. 253-254.

*(3) Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права: Учебник для вузов. М., 1998. С. 10.

*(4) Лазарев В.В., Липень С.В. Указ. соч. С. 10.

*(5) См., например: Сырых В.М. Логические основания общей теории права. Т. 1. М., 2004.

*(6) См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права: Учебник для юридических вузов. М., 1998. С. 306.

*(7) См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права: Учебник для юридических вузов. С. 298.

*(8) См.: Синюков В.Н. Российская правовая система: Введение в общую теорию. Саратов, 1994.

*(9) См.: Синюков В.Н. Указ. соч. С. 44-45.

*(10) Там же. С. 45.

*(11) Там же. С. 12.