Правовой режим имущества при хранении с обезличением (Г.С. Васильев, "Закон", N 8, август 2006 г.)

Правовой режим имущества при хранении с обезличением

При смешении вещей каждый из хозяев смешанных вещей остается собственником своего имущества

Вопрос о праве собственности на имущество, переданное хранителю при иррегулярной поклаже, уже давно вызывает споры. Если законодатель закрепил то или иное решение, то дискуссия носит доктринальный характер - удачно ли избранное решение, нужно ли что-то менять в правовом регулировании или нет. При этом практика руководствуется ясной нормой и либо следует ей, либо старается обойти. Если же четкого ответа нет, то построения ученых получают куда больший вес. Ведь за разрешением конфликта стороны обратятся к суду. Убедительное доктринальное толкование может лечь в основу решения, которое получит, по существу, значение прецедента. Вплоть до изменения закона хозяйственная практика будет руководствовать именно им.

В отношении иррегулярного хранения последние десять лет дело обстоит именно так. Раньше ст. 432 ГК РСФСР 1964 г. прямо устанавливала, что смешение хранителем вещей рождает общую долевую собственность (по аналогии эту норму променяли к другим случаям смешения). Ныне же подобного правила нет. Нет пока и прецедента, который выразил бы позицию высших судебных инстанций по существу спора.

А потому анализ выдвинутых на сегодня концепций более чем актуален. Постараемся решить на материале действующего законодательства, кого следует считать собственником вещи при хранении с обезличением.

Известно, что жидкости и газы существуют как вещи только в определенных границах. Поэтому их соединение возможно либо в общем сосуде, либо путем соединения сосудов между собой. Для хранения с обезличением характерна первая ситуация, когда нефтепродукты и иные подобные вещи смешиваются в емкостях хранителя. Попадание жидкости (газа) одного лица в чужой сосуд не мешают использовать и содержимое, и емкость по прежнему назначению, а потому ни одна из вещей не гибнет (в юридическом смысле), а сохраняет самостоятельность. Фактов, с которыми закон в такой ситуации связывал бы переход права собственности на содержимое, нет. Следовательно, в отсутствие специального соглашения, собственник сосуда не получает прав на его содержимое.

При объединении жидкостей или газов разных хозяев в чужом сосуде также нет оснований признавать за его хозяином какие-либо права на смесь. Поэтому мы вправе в дальнейшем говорить лишь о модификации содержимого. Такой подход позволяет нам здесь же рассмотреть случаи смешения однородных твердых тел, вне зависимости от того, нужно ли внешнее вместилище для их существования или нет.

Возникает ли при смешении новая вещь? Утвердительный ответ обосновывается следующими соображениями.

Любое физическое тело можно расчленить, но делимыми будут лишь те, части которых сохраняют назначение целого (п. 1 ст. 133 ГК). До каких пор можно делить такие объекты? Можем ли мы дойти при этом до естественных единиц вещества (молекул, песчинок, зерен) и сказать, что именно они являются в строгом смысле слова вещами?

На поставленный вопрос следует дать отрицательный ответ. В естественном единстве эти и многие другие тела не могут использоваться по признанному экономическому назначению,*(1) что необходимо для сохранения прежней вещи. Поэтому объектом следует считать такую совокупность естественных единиц, которая достаточна для исполнения прежней хозяйственной функции. Хотя для строительных работ необходима одна масса песка, а для плавки стекла - другая, одной песчинкой здесь точно не обойтись. Минимально допустимое количество естественных единиц будет неделимой вещью.

Если признать вещью естественную единицу вещества, то даже небольшой объем жидкости или газа будет состоять из огромного количества неделимых предметов. Тогда делимых объектов вообще не существует, что противоречит закону (ст. 133 ГК, п. 4 ст. 244 ГК). Значит, предположение неверно, и естественная единица вещества самостоятельной вещью не является. Но это и говорит о том, что смешение любого количества однородных вещей рождает одну новую вещь.

В подобных вещах границы между естественными единицами не имеют правового значения, а в числе их телесных свойств изначально присутствует "количество", измеряемое мерой, числом или весом.*(2) Отсюда и вытекает, что единым предметом будет любая совокупность единиц, которая превышает минимально необходимую.

Если при смешении появляется одна новая вещь, возможны три решения вопроса о ее собственнике: установление общей собственности, наделение собственностью хранителя (т.е. обладателя сосуда) или сохранение за каждого из хозяев индивидуальных прав на идеальную долю в новой вещи. Рассмотрим их последовательно.

Концепция общей собственности

Первое решение поддерживается многими учеными. В период действия ГК 1922 г. С.Н. Ландкоф, комментируя ст. 5 Закона СССР о документах, выдаваемых товарными складами в приеме товаров на хранение,*(3) указывал, что при хранении с обезличением товары остаются собственностью поклажедателей, хотя и поступают в их общую собственность.*(4) Автор не аргументирует своей позиции, хотя признает, что закон не дает по данному вопросу прямых указаний.

В период действия ГК РСФСР 1964 г. подобное решение было основано на прямом указании ч. 1 ст. 432 ГК. Однако и сегодня подобный подход нередко подается как единственно возможный и потому, видимо, не обосновывается.*(5) Постараемся отыскать аргументы в его поддержку.

Общепризнанные условия возникновения общей собственности - единство объекта и множественность субъектов - здесь налицо. Поэтому основным, видимо, станет довод о том, что закон не знает другой формы объединения прав на имущество. С этих позиций любое соединение вещей приводит к общей собственности. Поскольку объект возник заново, право на него не зависит от права предшественников и носит первоначальный характер.*(6)

Верны ли эти рассуждения? Кажется, в них можно отыскать немало пороков. Б.Л. Хаскельберг и В.В. Ровный отмечали, что поклажедатель всегда ставит вопрос о выдаче вещей, и никогда - о выделе своей доли в натуре.*(7) М.И. Брагинский указывал, что при подобном хранении правовые связи возникают только между участниками договора, но не между разными поклажедателями.*(8)

Следует также признать, что сособственность сегодня служит лишь одной из возможных форм коллективного обладания. В самом деле, объединение вещей разных собственников общим назначением (т.е. образование сложной вещи) не признается основанием для прекращения права собственности. Например, установка чужой магнитолы в свой автомобиль не ведет к изменению вещных прав. Поэтому законодательство допускает существование различных прав на части сложной вещи.

Далее, отсутствуют предусмотренные законом основания для возникновения долевой собственности. Ведь поскольку объект делим, общая собственность может возникнуть только в случаях, предусмотренных законом или договором (ч. 2 п. 4 ст. 244 ГК). Однако договоры редко предусматривают подобное решение, если же оно все же согласовано, то интересующая нас проблема не возникает вовсе. Закон также не предусматривает образования сособственности. Следовательно, долевая собственность здесь возникнуть не может, немыслимость же совместной собственности представляется очевидной. Значит, для общей собственности нет места.

Следуя общим принципам гражданского права, необходимо также высказаться против общей собственности. Ведь она всегда является определенным стеснением собственности индивидуальной и рассматривается оборотом как неизбежная аномалия,*(9) связанная, как правило, с неделимостью объекта права. Расширительно толковать исключения недопустимо, и распространять на смешанные вещи режим сособственности в отсутствие ясных указаний закона было бы ошибкой.*(10) А отсутствие в действующем Кодексе аналога п. 1 ст. 432 ГК РСФСР 1964 г. следует рассматривать как квалифицированное умолчание. Оно говорит о том, что позиция законодателя по данному вопросу изменилась.

Наконец, установление общей собственности нецелесообразно с практической точки зрения. Ведь сособственники и владеют, и пользуются, и распоряжаются имуществом только сообща. Даже его раздел требует общего согласия. Можно ли добиться этого на практике? Вряд ли. Хотя бы потому, что таких лиц может быть много и выявить их круг иногда непросто.

Если ссыпать, например, зерно в одну кучу будет несложно, то выдача даже килограмма пшеницы потребует присутствия всех владельцев. Мало того, что на практике подобное решение неудобно, оно еще и прямо противоречит закону. Пункт 1 ст. 914 и ст. 916 ГК связывают право забрать товар со склада только с предоставлением обоих частей двойного складского свидетельства или с внесением долга в депозит при предоставлении складского свидетельства. Держателю двойного складского свидетельства прямо разрешено забирать товар по частям (п. 4 ст. 916 ГК), что совершенно не вяжется с традиционными представлениями о правах долевых собственников.*(11)

Еще одно противоречие заключается в следующем. Если хозяева смешанных вещей становятся сособственниками, то складские документы должны, по идее, удостоверять право на долю в общей собственности. Их передача должна означать не что иное, как уступку доли в праве, подчиняясь правилам о преимущественной покупке. Однако хозяин этих ценных бумаг вовсе не обязан предлагать их тем, чьи вещи смешаны с его товаром. Уступка происходит в форме, обычной для ценных бумаг соответствующего вида (ордерным, именным или на предъявителя).

Наконец, доля в праве обычно переходит к покупателю в момент заключения договора (ч. 1 ст. 251 ГК). Никаких действий с бумагами при этом производить не нужно. В таком случае становится совершенно лишним п. 3 ст. 224 ГК, который приравнивает передачу товарораспорядительного документа к передаче товара. Вообще, понятие товарораспорядительного документа раздваивается: иногда он удостоверяет право на конкретные вещи, иногда - на долю в праве. В последнем случае было бы логично определить размер этой доли, ведь расходы на содержание вещи, налоги с нее, доходы от ее использования и т.п. определяются в соответствии с размером доли. Между тем, закон ничего не говорит о том, что содержание данных документов меняется в зависимости от рода объектов, права на которые они удостоверяют. Ни о какой доле в праве речи не идет.

Немного изменим условия и разберем случай, при котором один из хозяев смешанных вещей обладает и сосудом (т.е. хранитель хранит свое имущество вместе с вещами поклажедателей). Сосуд и его содержимое имеют различную юридическую судьбу, права собственности на них не сливаются друг с другом. Попадание чужой жидкости в сосуд не меняет его хозяина. Поскольку право на сосуд не меняется, его можно не рассматривать при обсуждении вопроса о смешении. В этом случае проблема выглядит так же, как если бы вещи смешались в сосуде постороннего лица.

В итоге признание смешанных вещей объектом права общей долевой собственности приводит к выводам, полностью противоречащим как писаному праву и хозяйственной практике, так и здравому смыслу.*(12)

Концепция "собственник - хранитель"

Признание собственником смешавшихся вещей хранителя пользуется значительно меньшим признанием в современной литературе. М.А. Ковалевский ратует за такой подход лишь в тех случаях, когда ему предоставлено право распоряжаться вещами (ст. 918 ГК), не аргументируя, правда, своего взгляда.*(13) Такое же мнение и также без доказательств высказано и А.П. Сергеевым.*(14) Видимо, авторы исходит из того, что к хранению с правом распоряжаться имуществом применяются правила о займе, который предполагает переход вещей в собственность заемщика.

Б.Л. Хаскельберг и В.В. Ровный стоят та тех же позициях по иным причинам. С одной стороны, ст. 890 ГК предусматривает возврат аналогичных (того же рода и качества) вещей, что предполагает право хранителя распоряжаться имуществом, в том числе, путем его отчуждения.*(15) Представляется, что данный вывод ни на чем не основан. Авторы санкционируют произвольное отчуждение имущества хранителем. Вряд ли можно понимать указанную статью столь широко. Она необходима лишь для того, чтобы никто не ставил вопрос о выдаче тех же зернышек, песчинок, камушков и т.п., которые когда-то были ссыпаны в общую массу. Ведь с хозяйственной точки зрения подобное требование совершенно необоснованно, а выполнить его невозможно. Дабы избежать споров, и была введена данная норма. Однако она не дает хранителю права свободно распоряжаться тем, что было отдано на сохранение.

С другой стороны, та же норма предусматривает возврат "равного или обусловленного количества вещей", при этом "обусловленное количество" следует понимать не как большее, а как меньшее количество. Убыль может быть не только естественной, но и результатом отчуждения хранителем части продукции.*(16) Действительно, "обусловленное количество" логичнее понимать именно как меньшее, а не большее количество вещей. Выбор именно такого толкования объясняется тем, что с экономической точки зрения в хранении (в отличие от займа) "услугу" оказывает хранитель, который по этой причине не должен платить за хранение. А ведь увеличение количества возвращаемых вещей будет ни чем иным, как платой.

Вместе с тем, санкция на отчуждение хранимого имущества дана хранителю без всякого обоснования. Ведь право хранителя возвратить "обусловленное" количество вещей является исключением: оно действует только в том случае, если соответствующее положение содержится в договоре. В иных случаях хранитель обязан возвратить ровно столько, сколько получил. И потому аргумент работает против авторов, ибо хранитель обычно не может произвольно отчуждать хранящееся имущество.

Признание хранителя собственником создало бы исключение из общего правила о том, что передача вещей в поклажу не меняет вещных прав сторон. Исключение не может предполагаться. Поэтому, если бы мы нашли такое толкование действующих норм, которое позволяет обойтись без исключений, именно его и следовало бы придерживаться. А отыскать его несложно. Оно может объясняться и учетом естественной убыли, и, например, тем, что плата ха хранение взимается не в деньгах, а в определенном количестве хранящейся продукции. Стороны заранее оговаривают право хранителя зачесть свои притязания против требований хранителя и возвратить меньшее количество.

Иные аргументы предложены А.Д. Рудоквасом.*(17) Ход его рассуждений таков. Для решения спорных вопросов гражданского права целесообразно обратиться к праву римскому, которое (особенно в переработанном пандектистами виде) "может рассматриваться как общая теория гражданского права. Использование "чистого" римского права более оправдано в отношении отдельных обязательств, ибо нормы второй части ГК менее подвержены идеологическому влиянию, в них больше рациональных начал".*(18) Взгляды римлян на природу иррегулярного хранения менялись: его самостоятельная природа была признана не сразу, сначала отношения считались займом. Однако во все времена невозможность возврата тех же вещей, которые были переданы на хранение, заставляла считать их собственником хранителя с возложением на него риска случайной гибели. Так же решает данный вопрос и последующая правовая традиция, в частности, ГГУ.*(19) Противопоставляя римский взгляд концепции общей долевой собственности, автор отмечает, что признание хранителя собственником опиралось на длительную судебную практику и на невозможность индивидуализации вещей, подлежащих возврату. Для автора очевидно, что если вещь при заключении договора не была индивидуализирована, то речь может идти о возврате аналогичной вещи, ибо невозможно доказать тождество вещи*(20). Отсюда и делается вывод о том, что собственником вещи должен признаваться хранитель даже если этот вопрос специально в законе не решен.

Можно ли согласиться с подобной трактовкой? Представляется, что ответ должен быть отрицательным, причем под сомнение могут быть поставлены как методологические основы позиции А.Д. Рудокваса, так и конкретные аргументы и построенные на них выводы. Фактически, вся концепция автора держится на двух положениях. Во-первых, хранителя признавали собственником римские юристы. Во-вторых, смешение вещей делает невозможным доказательство тождества возвращаемых вещей с теми, что были переданы на хранение.

Остановимся на первом тезисе. Вряд ли оправдан взгляд на пандектистику как на общую теорию гражданского права. Во-первых, между пандектистами по многим ключевым проблемам не было единства, что не позволяет говорить о выработке общепризнанных положений, которые только и могут составить основу любой теории. Во-вторых, подобный взгляд игнорирует историю русского права, без нужды отдавая приоритет праву римскому. Фактически, мы отказываемся от исторического толкования в пользу доктринального (причем в том виде, который видится именно А.Д. Рудоквасу). В-третьих, критикуемый взгляд не учитывает изменений в жизни общества. Если пандектисты приспосабливали римское право к современным для них условиям, то автор предлагает идти совсем иным путем: применять в качестве общей теории права положения, которые разработаны в условиях феодальной раздробленности и последующего становления капиталистических отношений в Германии 19 в. Тем самым извращается вся суть пандектистики.

Что касается применения "чистого" римского права для решения спорных вопросов обязательственного права, то и здесь следует соблюдать большую осторожность. Действительно, многие положения обязательственного права были впервые разработаны римлянами. Однако в спорных ситуациях мы обязаны в первую очередь применять собственное законодательство, даже если оно несовершенно. В отсутствие ясного нормативного решения какой-то проблемы мы можем применить аналогию закона. И лишь доказав, что законодательство не регулирует ни данные, ни сходные отношения, можно обращаться к аналогии права, которая предполагает применение общих начал законодательства, а также разумности и добросовестности. Считать такими началами мнения римских юристов едва ли есть основания. В современной России общие начала законодательства отличаются от римских (значительно меньше поощряется индивидуализм, признано равенство всех субъектов, отсутствует рабство, закреплен принцип свободы договора и т.п.). Справедливость понимается не так, как в Риме, представления о разумном и неразумном также изменились. Поэтому представляется, что возможность использования римского опыта для толкования действующего закона весьма ограничена.

Переходим ко второму доводу А.Д. Рудокваса. Следует отметить, что даже если бы сделанное утверждение было справедливым, оно никак не могло бы использоваться против концепции общей долевой собственности. Ведь смешение вещей рождает новый объект, который и становится общим имуществом. Выдача вещей хранителем означает раздел общей собственности, который совсем не требует тождества между смешавшимися и выданными вещами.

Однако и по существу утверждение автора неверно, ибо тождество между выданными и смешанными вещами в большинстве случаев как раз присутствует. К сожалению, автор даже не ставит вопрос о том, что дает нам возможность считать две вещи тождественными между собой. Между тем, именно вопрос тождества видится ключевым для решения стоящей перед нами проблемы, в связи с чем представляется целесообразным остановиться на нем несколько подробнее.

Проблема тождества вещей

Проблема тождества вещей, насколько известно автору, еще не была предметом цивилистического исследования. Об этом можно лишь пожалеть, ведь хранение вещей с обезличением - не единственная область, где данный вопрос имеет значение. Очевидным примером служит виндикация, где условием удовлетворения иска является сохранение в натуре именно той вещи, которая когда-то выбыла из владения истца. К сожалению, даже в подобных ситуациях авторы не останавливаются специально на проблеме тождества. Так, например, Б.Б. Черепахин указывает, что даже родовой характер вещей не является препятствием для виндикации, если можно доказать тождество имущества, находящегося у ответчика с тем, что было утрачено собственником.*(21) А.В. Венедиктов также не дает никаких указаний в этом вопросе.*(22) А.П. Сергеев просто указывает, что для истребования имущества необходимо, чтобы оно сохранилось в натуре, а не было переработано или потреблено.*(23)

Возможной причиной такого положения вещей служит то обстоятельство, что тождество является не специально-юридическим, а логическим или, шире, философским понятием. Поэтому, за отсутствием специальных разработок, мы должны использовать это понятие именно так, как оно используется в общенаучном обиходе. Уместны лишь такие поправки, которые неизбежны при перенесении философского понятия в область права.

Какие же вещи следует считать тождественными? Отвечая на этот вопрос мы, часто не сознавая того, принимаем за основу принцип Лейбница: две вещи тождественны, если все их свойства общие. Однако такое определение, на первый взгляд, весьма убедительное, противоречит элементарным фактам. Например, человек рождается, взрослеет, затем умирает. Свойства его меняются бесчисленное число раз, однако никто не сомневается, что человек всю свою жизнь остается сам собой. Так и любой предмет в ходе использования теряет часть имевшихся свойств (например, в книге утрачиваются некоторые страницы), приобретая новые (пометки на полях той же книги). Однако тождество вещи сохраняется, несмотря на перемены.*(24)

Следовательно, тождество не исключает изменений. И здесь уместно вспомнить о следующем признанном в философии положении: бесчисленное множество свойств любой вещи можно разделить на существенные и несущественные. При этом существенность зависит от тех отношений, в которых данная вещь участвует, так что свойство, важное в одном отношении, не будет иметь серьезного значения в другом.*(25) Например, цвет автомобиля будет важен для большинства покупателей, но не будет иметь значения в договоре перевозки пассажира. Поэтому тождественными следует считать такие вещи, у которых совпадают их существенные свойства. Различие второстепенных атрибутов не играет роли.

Какие же свойства следует признать существенным для вещей как объектов гражданского права? Еще К.П. Победоносцев отмечал, что в современном мире гораздо большее значение имеют экономические свойства вещей, а "различие вещей по физической природе их не имеет уже прежней важности".*(26) Эти слова сегодня по-прежнему актуальны. Естественные свойства вещей важны, но лишь постольку, поскольку оказывают влияние на использование предмета для осуществления вещных прав или для исполнения обязательств. И если физические характеристики объекта изменились, но его хозяйственная функция не затронута, право может игнорировать произошедшие перемены. Поясним сказанное на примерах.

Продается земельный участок. После заключения договора, но до передачи прошло два месяца, и на участке выросла трава. Изменения в вещи очевидны, однако они не существенны, и никто не ставит под сомнение тот факт, что передается именно тот земельный участок, который был предметом сделки. Другой пример. Даже после дождя, намочившего ссыпанный в кучу гравий и тем самым изменившего его физические характеристики, гравий остался сам собой. Число подобных примеров легко можно умножить.

Таким образом, две вещи тождественны между собой, если их существенные свойства совпадают. При этом в гражданском праве первоочередное значение имеют хозяйственные качества предмета.

Применим эти же рассуждения к стоящей перед нами проблеме. Действительно, смешение (слияние) вещей ведет к исчезновению их пространственных границ. Однако мы во всякое время можем восстановить ее, разделив единый объем нефти, газа или зерна на несколько. После такого разделения все существенные для гражданского оборота качества подобных вещей будут совпадать с теми, что были у смешанных объектов. Подобное совпадение позволяет нам говорить о тождестве смешанной и отделенной вещи.

Как видим, ничто не мешает нам признать тождество тех вещей, которые были переданы на хранение, с теми, что были возвращены хранителем. Изменение физического "субстрата" вещей не играет здесь никакой роли.

Таким образом, ни один из доводов в защиту теории "хранитель - собственник" не может быть признан убедительным. Посмотрим теперь, какие аргументы могут быть выдвинуты против данной концепции.

Объявление хранителя собственником стирает грань между иррегулярной
поклажей и займом

Уже неоднократно отмечалось, что признание хранителя собственником стирает грань между хранением с обезличением и займом.*(27) Попытаемся несколько развить данный тезис. Существо займа состоит в том, что одно лицо получает от другого вещи в собственность, причем ни для участников сделки, ни с точки зрения большинства других хозяйствующих субъектов их индивидуальные признаки не имеют значения. Поэтому должник обязан возвратить некоторое количество таких же вещей, что и получил. С точки зрения критикуемой теории хранение с обезличением порождает совершенно такие же отношения - одно лицо получает вещи в собственность и обязуется возвратить оговоренное в договоре количество.

Однако, очевидно, что с точки зрения системы и структуры Гражданского Кодекса между двумя этими сделками есть принципиальные различия. Заемщик потому становится собственником вещей, что собирается распоряжаться ими по своему усмотрению. Он использует данное ему имущество в своих интересах, что дает ему возможность получить выгоду и, как следствие, обычно обязывает платить проценты.

При хранении ситуация иная. Хранителю не нужно переданное в поклажу имущество, его промысел заключается как раз в том, чтобы оно не было израсходовано произвольно. Только обеспечив сохранность вещей, он вправе рассчитывать на оплату. Распоряжаться же (особенно при наличии прямого разрешения в законе) хранитель может и чужим имуществом.

Если переданные вещи становятся собственностью хранителя, то статья 918 ГК, которая дает ему право распоряжаться товаром, становится лишней. Собственник всегда может распоряжаться своими вещами, и специальная норма уместна лишь если законодатель не считает хранителя собственником.

К хранению с правом распоряжаться товаром статья 918 ГК предписывает применять правила о займе. С учетом того, что правила о времени и месте возврата товара определяются нормами о хранении, лишь несколько норм из гл. 42 ГК могут быть реально использованы.

В первую очередь это ст. 811 ГК, устанавливающая ответственность за просрочку в возврате суммы займа или ее части. Однако на этом список, фактически, заканчивается. Конечно, есть возможность применить ст. 813 ГК, которая предоставляет заемщику право досрочно потребовать возврата товара в том случае, если заемщик утратил выданное обеспечение. Однако практически значение и этой нормы невелико, ибо склады нечасто прибегают к обеспечению взятых на себя обязательств.

Статья 812 ГК ("Оспаривание договора займа"), также формально может использоваться, но вряд ли будет иметь практическое значение. Трудно себе представить, что товарные склады будут ссылаться на "бестоварность" хранения, ведь их специализация состоит как раз в принятии и выдаче товаров. Мало чем может помочь нам и ст. 808 ГК, ибо она предписывает заключать интересующий нас договор в письменной форме, что обычно не вызывает сомнений в силу общего предписания п. 1 ст. 161 ГК.

Ст. 809 ГК регулирует уплату процентов по договору займа. В нем обязанность уплаты процентов возлагается на заемщика, который заинтересован в получении кредита. Договор хранения, напротив, предполагает оказание услуги поклажедателю, который и обязан уплатить хранителю соответствующее вознаграждение. Таким образом, применение ст. 809 ГК к иррегулярному хранению полностью противоречит экономической природе отношений сторон.

Ст. 807 ГК устанавливает понятие договора займа и потому не может быть использована для хранения с обезличением. Ст. 810 ГК регулирует время возврата суммы займа и не может применяться к хранению в силу прямого указания закона (ст. 918 ГК). Явно не могут применяться к данным отношениям правила о векселе или облигации, государственном займе или новации долга в заемное обязательство (ст. 915-918 ГК). Правило о целевом займе (ст. 914 ГК) также не относится к рассматриваемой ситуации. Правила § 2 гл. 42 о кредите не могут применяться потому, что регулируют отношения со специальным субъектом - кредитной организацией и касаются только денежных обязательств. Наконец, § 3 гл. 42 ГК устанавливает лишь понятие о товарном и коммерческом кредите и не содержит, по существу, никаких специальных правил, которые могли бы регулировать интересующие нас отношения.

Таким образом, из норм гл. 42 ГК к хранению с обезличением и правом хранителя распоряжаться переданными ему на хранение товарами могут быть использованы лишь правило об ответственности. Очевидно, что оно не является специфическим для займа и потому не доказывает права собственности хранителя на предоставленный ему товар.

Переход собственности противоречит воле сторон

Представляется, что критикуемый взгляд также противоречит воле сторон данной сделки. Если хранитель выступает собственником переданных ему вещей, то взаимоотношения сторон предельно просты - хранитель должен возвратить обусловленное количество товара. Весь договор может уместиться на одной странице и не вызовет серьезных разночтений при толковании.

Вместо того, чтобы таким образом упросить свои отношения, участники прибегают к гораздо более сложной схеме - заключению договора хранения с нетипичным для него правом хранителя распоряжаться товаром. Нормативное регулирование подобной сделки усложняется, что увеличивает вероятность конфликта, вызванного, быть может, просто разным пониманием закона. Чем же объяснить такое поведение? Видимо, для участников важно остаться в рамках отношений по хранению, неотъемлемой частью которых остается и распределение вещных прав, при котором поклажедатель остается их собственником.

Переход собственности вредит поклажедателям

Далее, не совсем понятна цель, ради которой А.Д. Рудоквас и другие сторонники критикуемой точки зрения добиваются признания хранителя собственником. Нередко звучит мысль о том, что это делается во благо поклажедателей, которые в таком случае не несут риска случайной гибели своего имущества. Однако, оставаясь собственниками, они де-факто были бы избавлены от такого риска. Дело в том, что товарный склад, как профессиональный хранитель, несет ответственность пред своими кредиторами независимо от вины (п. 3 ст. 401 ГК). Следовательно, даже если часть товара погибла случайно, то тот из собственников, кому товар не был возвращен в полном объеме, может требовать возмещения своих убытков. Перекладывая на хранителя риск случайной гибели, мы ничем не помогаем его кредиторам.*(28)

Напротив, лишив их права собственности, мы позволяем кредиторам хранителя при банкротстве включить имущество в конкурсную массу. Такая льгота им достается незаслуженно. Непонятно, почему их интересы заслуживают предпочтения по сравнению с интересами кредиторов того хранителя, который хранит имущество раздельно.

Итак, критикуемый взгляд не помогает поклажедателям, а нарушает их законные интересы. При этом кредиторы хранителя при иррегулярном хранении получают необоснованные привилегии по сравнению с кредиторами хранителя обычного.

Объявление хранителя собственником запутывает регулирование
складских документов

Обсуждая концепцию общей собственности на хранимое имущество, мы уже отмечали те противоречия, к которым она приводит при регулировании складских документов. Сходная ситуация возникает и при признании собственником вещей их хранителя. Получается, что единого института складских документов нет и по существу быть не может. При раздельном хранении они воплощают в себе право собственника требовать выдачи своих вещей. Поэтому их передача выступает одновременно и цессией права требования к хранителю, и символической передачей товара (п. 3 ст. 224 ГК). При смешении или слиянии в бумаге воплощено лишь право кредитора требовать исполнения от должника. Поэтому передача документа есть лишь цессия и ничего больше.

Тем самым создается противоречие с п. 3 ст. 224 ГК, который не делает исключений для рассматриваемого случая. С другой стороны, и указанное разделение единого института на две части противоречит закону, который устанавливает для складских документов единый правовой режим. Наконец, критикуемый подход не позволяет получателю документа узнать, становится ли он собственником вещей при получении складского документа. Дело в том, что к числу его реквизитов не относится указание на факт смешения вещей или их раздельное хранение. Тем самым создается полная неопределенность в ключевом во многих отношениях вопросе - вопросе о собственности.

Наконец, совсем странно выглядит при таком подходе залоговое свидетельство. Если при раздельном хранении оно позволяет заложить товар, то при смешении поклажедателю принадлежит лишь право требования, которое он только и может заложить. Причем из содержания залогового свидетельства узнать о предмете залога совершенно невозможно.

Признание хранителя собственником противоречит учению
о приобретении собственности

Традиционно считается, что собственность может быть приобретена либо в первоначальном порядке, либо в порядке правопреемства. Для перехода права в рассматриваемой ситуации оснований не имеется: договор соответствующих положений не содержит (иначе, как отмечалось, проблема не возникает), а диспозитивная норма ст. 223 ГК не действует потому, что хранение не относится к тому договорному тику, который используется для перенесения права собственности. Кроме того, смешение, по логике критикуемых авторов, ведет к исчезновению вещи, переход права на которую оказывается невозможен.

Однако и первоначальное приобретение права здесь немыслимо. Если прекращение права поклажедателя можно связать с исчезновением объекта (п. 1 ст. 235 ГК), то оснований для возникновение права собственности у хранителя в гл. 13 ГК не найти. Между тем признано, что основания возникновения права собственности указаны в законе и не могут произвольно расширяться.

Переход собственности увеличивает налоги

Наконец, последний аргумент против данной концепции выходит за рамки гражданского права. Передача имущества в собственность другого лица на возмездной основе признается его реализацией (п. 1 ст. 39 Налогового Кодекса РФ). Поскольку договор хранения в рассматриваемой ситуации носит возмездный характер, получается, что реализация здесь имеет место дважды - при заключении договора и при его исполнении. Следовательно, НДС должен при таком подходе уплачиваться дважды - при заключении договора и при его исполнении. При этом объектом обложения должна выступать не сумма вознаграждения хранителя, а стоимость хранимых товаров. Нечего и говорить о том, что подобная трактовка самым серьезным образом ущемляет экономические интересы сторон и ее следует, по возможности, избежать.

Вывод

Все эти доводы заставляют признать, что хранитель вещей не может быть признан их собственником. Не приведя убедительных аргументов в поддержку данной концепции, ее авторы впадают в серьезные противоречия с системой гражданского права и экономическими интересами сторон.

Концепция "собственник - поклажедатель"

Признание собственником смешанных вещей поклажедателя вытекает из решения более общего вопроса - о праве собственности при смешении вещей. Автор этих строк убежден, что смешение вещей вообще, и при хранении с обезличением в частности, не влияет на вещные права участников.

Одним из аргументов в защиту подобной точки зрения служит исторический опыт. В Древнем Риме каждая из сторон сохраняла право на то количество вещей, которое ей принадлежало, лишаясь права требовать передачи именно тех предметов, которые были ссыпаны (смешаны).*(29) Действующие зарубежные законодательства также дают примеры подобного подхода. Помимо уже упомянутых поправок в английский закон о купле-продаже товаров (см. сноску *(14)), примером служит Единообразный торговый кодекс США, который в п. 4 ст. 2-105 устанавливает, что "неразделенная часть в индивидуализированной массе родовых вещей считается достаточно определенной для продажи, хотя бы количество всей массы не было установлено. Обусловленная часть такой массы или какое-либо ее количество, определенное числом, весом или иной мерой, могут быть в пределах прав продавца в отношении указанной массы проданы покупателю, который тем самым становится собственником". Разумеется, исторический опыт и данные сравнительного правоведения не является решающими при толковании действующего российского права, хотя принципиальная возможность такого подхода очевидна.

Для решения стоящей перед нами проблемы вспомним, что части сложных вещей могут иметь механическую связь, однако возможность разъединить их и восстановить первоначальное назначение говорит о сохранении ими самостоятельности. Из общей массы в любой момент можно выделить каждому из хозяев то количество вещей, которое принадлежало ему до смешения. Причем "новые" предметы будут тождественны прежним.

Смешение устраняет юридически значимую границу объектов. Теряя самостоятельность, они превращаются в части простой вещи. Хотя сложная вещь не возникает, правило о сохранении индивидуальных прав на ее части может быть применено здесь по аналогии. При таком подходе смешанные вещи как бы сохраняют свои границы. С точки зрения физики существует один-единственный однородный объект, однако закон рассматривает его как совокупность предметов, объединенных общим назначением.

Итак, вместо обособленных вещей каждый из хозяев имеет теперь часть в новом объекте. Подчеркнем, что речь идет не о доле в праве - такую возможность мы недавно отвергли, а о праве на часть вещи. Ее однородность делает невозможным установление реальной части, которая когда-то принадлежала данному лицу, поэтому он получает право на идеальную часть.

Представляется, что понятие идеальной части вещи удачно охарактеризовал Н.Н. Мисник. Пытаясь раскрыть через понятие идеальной доли сущность общей собственности, он писал, что доля в вещи материальна, ибо материальна вещь. В то же время доля идеальна, ибо выделяется не путем указания на реальную часть предмета, а путем его мысленного, абстрактного членения.*(30) И если сущность общей собственности Н.Н. Мисник при этом лишь затемняет, ибо сводит ее к сумме индивидуальных прав,*(31) то понятие доли в вещи определено здесь вполне верно.

Влияет ли смешение на право собственности? Выше мы указали на схожесть данного случая с соединением простых вещей в сложные. Примененная аналогия позволяет считать, что изменения объекта в обсуждаемой ситуации несущественны, а потому индивидуальное право собственности каждого хозяина сохраняется со всеми его обременениями.

Обратимся теперь к "штучным" вещам, т.е. таким, каждая из которых может быть использована по назначению. Иррегулярное хранение вполне возможно и здесь, хотя, конечно, на практике преобладает хранение вещей сыпучих, жидких и газообразных.

Поскольку единого объекта в данном случае нет, общая собственность тут не образуется (кроме того, сохраняют силу и ранее высказанные доводы против ее возникновения). Следовательно, каждый из хозяев сохраняет индивидуальное право на свои вещи. Проблема состоит в том, что право собственности всегда связано с конкретным предметом. Поэтому может возникнуть предположение, что следует говорить об обмене вещами - вместо своего объекта каждый забирает чужой.

Такое предположение неосновательно. Рассматриваемая ситуация возможна лишь там, где существенные свойства предметов идентичны. Любой произвольно взятый объект будет обладать свойствами, которые тождественны свойствам его собственной вещи. Поскольку предмет полученный и смешавшийся совпадают по всем признакам, можно утверждать, что эти вещи тождественны. Подобное утверждение справедливо в отношении любого из предметов. Отсюда можно сделать вывод, что любое лицо забирает свою собственную вещь, на которую оно сохранило и право собственности.

Остальные могут доказывать обратное. Для этого нужно обосновать индивидуальные отличия одних предметов от других, доказать их уникальность и незаменимость. Успешное решение подобной задачи заставит суд восстановить нарушенное право. Если же доказать различия в свойствах вещей не удалось, право собственности не подвергалось изменениям.

Таким образом, есть и теоретическая возможность, и практическая потребность считать поклажедателя собственником вещей даже при иррегулярном хранении. К сожалению, подобная позиция пока не получила широкого распространения в литературе (правда, следует указать, что сама проблема возникла лишь после вступления в силу второй части ГК РФ, а с тех пор данному вопросу было посвящено внимание лишь нескольких ученых.

Среди сторонников отстаиваемой автором позиции следует назвать М.И. Брагинского, который совершенно справедливо обращает внимание на то, что к хранению с обезличением в полном объеме применяются правила о хранении, что было бы невозможно при ином подходе. Упомянем также работу И.В. Кравченко. В ней прямо не ставится вопрос о собственнике обезличенных товаров, однако указывается, что складское свидетельство, как часть двойного складского свидетельства, "доказывает принадлежность товара конкретному лицу".*(32) Это, вроде бы, позволяет причислить автора к числу тех, кто признает за поклажедателями индивидуальное право собственности на смешанные вещи.

Выводы

Мы рассмотрели три возможных варианта решения вопроса о праве собственности при иррегулярном хранении. Концепция общей долевой собственности поклажедателей и признание собственником вещей хранителя противоречат как частным постановлениям закона, так и структуре Гражданского Кодекса. Кроме того, они не соответствуют экономическим интересам сторон и ущемляют их права.

Хотя смешение устраняет границы объектов, возможность восстановить их с сохранением тождества вещей позволяет считать их как бы существующими. Данное обстоятельство позволяет считать, что каждый из хозяев смешанных вещей остается собственником своего имущества.

Г.С. Васильев,

кандидат юридических наук

"Закон", N 8, август 2006 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Савиньи Ф.К. Обязательственное право. СПб, Юридический Центр Пресс, 2004. С. 239.

*(2) Поэтому совершенно правильным представляется позиция тех, кто так и называет эти объекты. См., например: Гамбаров Ю.С. Курс гражданского права. Общая часть. М., 2003. С. 616.

*(3) СЗ. 1925. N 60. Ст. 445.

*(4) Ландкоф С.Н. Торговые сделки. Харьков, 1929. С. 141.

*(5) Гражданское право. Учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т. 1. С. 522; Мартышкин С.В., Поваров Ю.С., Рузанова В.Д. Хранение. Учебное пособие. Самара. 2003. С. 10.

*(6) Автор исходит из того, что деления способов приобретения права собственности на первоначальные и производные должно зависеть от наличия или отсутствия правопреемства.

*(7) Хаскельберг Б.Л., Ровный В.В. Индивидуальное и родовое в гражданском праве. М., 2004. С. 132.

*(8) Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга третья. М., 2002. С. 706.

*(9) Товстолес Н.Н. Право общей собственности по русскому праву. Вильна. 1900. С. 138, 155.

*(10) Примечательно, что Высший Арбитражный Суд в одном из своих постановлений уже обращал внимание на недопустимость распространительного толкования ч. 2 п. 4 ст. 244 ГК РФ. См.: Постановление Президиума ВАС от 10 сентября 2002 г. N 3673/02.

*(11) М.И. Брагинский и В.В. Витрянский совершенно справедливо указывают, что ни одна из норм об общей собственности не может быть применена к хранению с обезличением. В подобном случае отношения между поклажедателями не возникают, закон регламентируют лишь обязательства между участниками договора (См. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга третья. Договоры о выполнении работ и оказании услуг. М., 2002. С. 706).

*(12) Ситуация могла бы быть иной, если бы последствия смешения были урегулированы законом. В этом случае вполне допустимо было бы установление и особенностей осуществления права общей собственности, и его прекращения. В частности, вполне мыслим раздел общей вещи в интересах сособственников третьим лицом (перевозчиком, хранителем) с выдачей каждому из сособственников его доли. Такое решение в 1995 г. было принято в Великобритании (см.: Васильев Г.С. Английский закон о купле-продаже товаров 1979 г.: его значение и основные моменты // Правоведение. 2002. N 3. С. 125 и след.). Однако в отсутствие подобных норм в отечественном законодательстве мы не вправе их выдумывать.

*(13) См.: Ковалевский М.А. Правовое регулирование хранения в коммерческом обороте // Кодекс-info. 2001. N 12. С. 45.

*(14) Комментарий к Гражданскому Кодексу Российской Федерации. Часть вторая (постатейный). 2-е изд. / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 2006. С. 710.

*(15) Хаскельберг Б.Л., Ровный В.В. Индивидуальное и родовое в гражданском праве. С. 132 и след.

*(16) Там же.

*(17) Рудоквас А.Д. Договор хранения обезличенных вещей (depositum irregulare) в римском праве и современном гражданском праве России // Труды Санкт-Петербургского юридического института Генеральной прокуратуры РФ. 2000. N 2. С. 149-154.

*(18) Там же. С. 150.

*(19) Там же. С. 151.

*(20) Там же. С. 153. Аналогичный довод приводит к В.А. Белов, см.: Белов В.А. Гражданское право. Общая и особенная части. М., 2003. С. 218.

*(21) Черепахин Б.Б. Виндикационные иски в советском праве. / Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 178.

*(22) Венедиктов А.В. Гражданско-правовая охрана социалистической собственности в СССР. / Избранные труды по гражданскому праву. В 2 т. Т. 2. М., 2004. С. 474-486.

*(23) Гражданское право.. Учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т. 1. 6-е изд. М., 2002. С. 554.

*(24) См.: Уемов А.И. Вещи, свойства и отношения. М., 1963. С. 5-17. Изложение тех же идей можно найти также в работе В.А. Лапача, см.: Лапач В.А. Система объектов гражданских прав. СПб, 2002. С. 145-156.

*(25) Уемов А.И. Вещи, свойства и отношения. С. 15-17.

*(26) Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Первая часть. С. 87.

*(27) См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга третья. С. 703.

*(28) Это признает и А.П. Сергеев. См.: Комментарий к Гражданскому Кодексу Российской Федерации. Часть вторая (постатейный). 2-е изд. С. 683.

*(29) Гримм Д.Д. Лекции по догме римского права. М., 2003. С. 248; Хвостов В.М. Система римского права. С. 250.

*(30) Мисник Н.Н. Правовая природа общей собственности // Правоведение, 1993. N 1.

*(31) См.: Гражданское право. Учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т.1. С. 524.

*(32) Кравченко И.В. Договор хранения на товарном складе // Закон и право. 2003. N 9. С. 68.