Концепция "динамической правоспособности":
Попытка нового прочтения
Светлой памяти Михаила Михайловича
Агаркова (1890 - 1947)
Правоспособность - одна из ключевых категорий гражданского законодательства и цивилистической науки. Гражданская правоспособность - это абстрактная способность быть субъектом гражданских правоотношений, т.е., иметь гражданские права и нести частноправовые обязанности (п. 1 ст. 17 ГК). Данное определение гражданской правоспособности, будучи сформулированным применительно к физическим лицам, вполне может быть признано универсальным и распространено также и на юридические лица. Косвенно об этом свидетельствует содержание ст. 49 и 53 ГК, а также то, что термин "правоспособность юридических лиц" специальным образом в законодательстве не определен.
Способность иметь гражданские права и нести обязанности проявляет себя в юридически защищенных возможностях лица - ее носителя. В их число входят возможности приобретать и осуществлять субъективные гражданские права, распоряжаться таковыми, а также - принимать на себя, исполнять и иным образом прекращать частноправовые обязанности. В этом выражается содержание правоспособности. Вопрос о том, какие именно субъективные права и юридические обязанности может иметь (нести) тот или иной субъект - это вопрос об объеме правоспособности. Признание правоспособности в равной мере за субъектами того или иного вида означает признание правоспособности равного содержания, но не объема, различия в котором могут быть обусловлены разнообразными причинами как объективного, так и идеологического свойства. Тем более не может быть равным объем реализованной правоспособности, т.е., совокупность тех субъективных прав и юридических обязанностей, которыми обладает то или иное конкретное лицо в определенный момент времени.
Изложенные воззрения на понятие правоспособности можно с полным основанием назвать классическими. Сформировавшись в своей основе еще до революции эти взгляды получили признание в советской и современной российской цивилистике и до настоящего времени являются господствующими.
I. Содержание концепции "динамической правоспособности"
и ее традиционная оценка в литературе
Особняком в нашей юридической литературе стоит концепция правоспособности, сформулированная М.М. Агарковым и получившая с легкой руки С.Н. Братуся название "теории динамической правоспособности"*(1).
Изучая "...особое отношение, в силу которого одна сторона имеет право односторонним волеизъявлением другой стороне изменить или прекратить обязательственное правоотношение"*(2), т. е., возможности на одностороннее изменение гражданских правоотношений, М.М. Агарков пришел к выводу, что таковые гораздо ближе не к субъективным правам, как традиционно считали до него, а к возможностям, входящим в состав правоспособности. По его мнению, "...признаки (данных возможностей - В.Б.), на которые указывают ...сторонники рассматриваемой теории, недостаточны для образования особой категории субъективных гражданских прав"*(3). Возможностям лица своим односторонним волеизъявлением создавать, изменять и прекращать гражданские правоотношения, указывает ученый, не противостоит чьей-либо обязанности, а потому такие возможности не могут считаться субъективными правами. Говоря о "праве заключать договоры", "праве завещать имущество", "праве осуществлять выбор в альтернативном обязательстве" мы имеем в виду, пишет ученый, "...что закон (или шире - объективное право), во-первых, не запрещает такое действие, во-вторых, что он придает ему юридическое значение - связывает с его совершением либо возникновение, изменение, либо прекращение гражданских правоотношений)"*(4). Неизбежным финалом этого рассуждения является признание данных возможностей к "...проявлениям гражданской правоспособности, которая является предпосылкой для тех гражданских правоотношений (субъективных прав и соответствующих им обязанностей), субъектом которых является лицо, обладающее правоспособностью"*(5).
"Неправильно, - заключает ученый, - представлять себе правоспособность статически и думать, что в любой момент лицо может оказаться субъектом любого гражданского правоотношения. Обладание гражданской правоспособностью ...обозначает возможность иметь любые основанные на законе права и обязанности. Но это не означает, например, что каждый может в данный момент сделаться собственником определенной вещи. Для этого надо, чтобы тот, кто является собственником в данный момент, предложил продать ему вещь или, наоборот, чтобы собственнику было сделано предложение и он ответил бы согласием. Таким образом правоспособность должна быть понята динамически. Гражданская правоспособность для каждого данного лица в каждый определенный момент означает возможность иметь определенные конкретные права и обязанности в зависимости от его взаимоотношений с другими лицами... Например, отчудить вещь, т. е., перенести право собственности на другое лицо, может по общему правилу лишь собственник... Передать право требования по обязательству другому лицу может лишь кредитор по обязательству. В таком случае рассматривают соответствующую признанную законом возможность как входящую в состав определенного права"*(6) (выделено автором, В.Б.).
Данная концепция была поддержана С.Н. Братусем (на раннем этапе своего творчества)*(7), В.А. Дозорцевым, который предложил категорию "конкретная правоспособность", расположив ее как посредствующее звено между абстрактной правоспособностью и субъективным правом*(8); отчасти - С.Ф. Кечекьяном и Г.И. Петровым*(9). Особняком стоит позиция А.Г. Певзнера, рассматривавшего секундарные права как юридическую форму взаимной (обоюдной) связанности поведения двух или более конкретных лиц, т.е., нечто большее, чем проявления правоспособности, но нечто меньшее, чем субъективные права*(10). По его указанию секундарные права слагают правоотношение "менее интенсивного характера", содержанием которого является невозможность ухудшать или уничтожать (улучшать) будущее право или обязанность, а санкцией за пренебрежение участника бременем определенного поведения является наступление невыгодных для него правовых последствий. Секундарное право, понимаемое таким образом, можно было бы назвать недоразвившимся (или несозревшим) субъективным правом, в противоположность выродившимся субъективным правам, как иногда характеризую права, входящие в содержание т.н. натуральных обязательств. Получалось, следовательно, что секундарные права составляют содержание относительных правоотношений, но при этом секундарные права не рассматриваются как разновидность субъективных прав. Этим примером, кстати, А.Г. Певзнер иллюстрировал в общем правильный тезис о том, что содержание гражданских правоотношений не исчерпывается только субъективными правами и юридическими обязанностями.
Большинство авторов решительно выступило против рассмотренной теории, выдвинув целый ряд возражений, главными из которых являются следующие: (1) понятие динамической правоспособности сводится в конечном счете к понятию совокупности правомочий, составляющих содержание субъективных прав, т.е., к понятию субъективных прав (С.Н. Братусь*(11)); (2) в понятии динамической правоспособности смешаны такие разнородные явления, как правомочия, составляющие содержание абстрактной правоспособности и правомочия, входящие в состав конкретных субъективных прав (А.В. Венедиктов*(12), Ю.К. Толстой*(13)); (3) категория динамической правоспособности обозначает ни что иное, как состояние, возникшее из незавершенного процесса образования субъективных прав - стадию, когда из числа фактов, входящих в юридический состав, наступили только некоторые (О.С. Иоффе*(14)). Все последующие взгляды сводились, главным образом, к интерпретации или даже простому воспроизведению, причем, в весьма схематичном и не всегда точном виде, трех данных контраргументов*(15).
Прежде всего, следует заметить, что ученые, считающие, что М.М. Агарков предлагает выделить, наряду с известными категориями правоспособности и субъективного права еще и третью особую категорию "динамической правоспособности", поступают несколько некорректно. В наиболее "чистом" виде такая интерпретация встречается в указанной работе В.А. Дозорцева: динамическая (или конкретная) правоспособность оказывается сложенной из т.н. Gestaltungsrechte ("секундарных прав"), представляющих нечто большее, чем абстрактные возможности, слагающие классическую правоспособность, и, вместе с тем, нечто меньшее, чем субъективные права. Профессор А.В. Венедиктов отмечает, что М.М. Агарков не заменяет традиционное ("статическое") понятие правоспособности на новое ("динамическое"), а лишь противопоставляет одно понятие другому, не исключая, а, напротив, предполагая их диалектическое сосуществование, единство*(16). Именно в такой ее интерпретации концепция и подвергается критике.
Возможно, это покажется странным, но ничего подобного в работе М.М. Агаркова в действительности нет. Самое слово "динамически" встречается в ней единственный раз (С. 70) в уже упомянутой сентенции "правоспособность должна быть понята динамически". Но динамическое понимание правоспособности никак нельзя отождествить с конструированием принципиально нового понятия динамической правоспособности, тем более - противопоставляемой правоспособности вообще. Скорее уж следовало говорить о разделении прежде считавшегося однородным понятия правоспособности на две органически сплавленные составляющие - статическую (постоянную и одинаковую для всех субъектов определенного вида) и динамическую (для каждого субъекта индивидуальную и постоянно изменяющуюся).
Таким образом, традиционное наименование взглядов М.М. Агаркова теорией (концепцией) "динамической правоспособности" является неточным и должно быть заменено более подходящим по смыслу термином, например "динамическое понимание правоспособности".
Далее обратимся к разбору трех выставленных против концепции аргументов. При ближайшем рассмотрении таковых нельзя не обнаружить их полной несостоятельности.
Разберем первый аргумент. С.Н. Братусь совершенно прав, указывая, что отнесение возможностей, образующих исследуемое М.М. Агарковым явление, к субъективным правам или элементам правоспособности "...зависит от того или иного понимания субъективного права"*(17). Но он совершенно неосновательно считает М.М. Агаркова сторонником трактовки субъективного права как притязания*(18). Более того, возможности лица односторонним волеизъявлением установить, изменить или прекратить гражданские правоотношения, не могут быть сведены к субъективным правам с позиций классической теории права в любом случае, даже если субъективное право и не трактовать как притязание, хотя бы потому, что им не противостоит чьей-либо обязанности. Утверждать, что носитель подобных возможностей состоит в абсолютном правоотношении со всяким и каждым также нельзя, ибо весьма неопределенным является объект обязанности всякого и каждого. Сказать, что обязанные субъекты должны воздерживаться от посягательства на данные возможности ни в коем случае нельзя, ибо посягнуть на эти возможности объективно невозможно. Реализация этих возможностей неизбежно приведет к определенному юридическому результату. Этот результат, а точнее - его внешние проявления, естественно, можно уничтожить, но воспрепятствовать его наступлению никак нельзя. Можно, конечно, чинить субъекту какие-нибудь физические препятствия, например, запереть гражданина в комнате с целью не позволить ему явиться к нотариусу с целью составления завещания. Но в этом случае следует говорить о нарушении иного рода - нарушении абсолютного права гражданина на личную свободу и неприкосновенность, содержание которого не зависит от того, намеревался ли гражданин пойти к нотариусу, в магазин, или же вовсе не думал куда-либо выходить из своей комнаты.
Нельзя видеть в концепции М.М. Агаркова и "смешения разнородных явлений". С одной стороны, спорные "возможности" четко отделены им от субъективных прав (см. выше), а с другой - противопоставлены им возможностям, образующим правоспособность в ее традиционном понимании. Вообще то четкое разграничение различных значений термина "право", которое дано у М.М. Агаркова*(19), было первым в советской литературе, далеко не всегда выдерживалось до него и учитывается, к сожаленью, не всеми современными учеными. Уж в чем, но в смешении разнородных явлений М.М. Агаркова вряд ли можно упрекнуть.
Наиболее серьезным является возражение О.С. Иоффе, действительно, ставящее под вопрос необходимость концепции. Разберем его на конкретном примере. Продать конкретную вещь может, по общему правилу, только ее собственник. Право собственности на вещь является одним из юридических фактов, который лежит в составе, порождающем переход права собственности на данную вещь, выступает своеобразной предпосылкой такой возможности. Возможность продажи определенной вещи можно назвать элементом, входящим в содержание правоспособности, но в этом нет никакой необходимости, ибо данная возможность, также как, впрочем, всякие субъективные права и юридические обязанности, является конкретизированным проявлением абстрактно понимаемой правоспособности. Подобные возможности характеризуют правовой статус, если угодно - юридическое состояние конкретного лица в конкретный момент времени, отвечают на вопрос о том, в какой степени данному лицу к данному моменту времени удалось реализовать свою правоспособность, но не более того*(20).
Данное возражение, казалось бы, выбивает из фундамента концепции динамического понимания правоспособности один из краеугольных ее камней - целесообразность. Почему же выше мы сказали, что концепция лишь "поставлена под вопрос"? А потому, что понятие правового статуса складывается не из всяких вообще юридически защищенных возможностей и долженствований, а лишь из тех, которые могут быть названы субъективными правами и юридическими обязанностями. О.С. Иоффе незаметно для стороннего наблюдателя (а, не исключено, что и для самого себя тоже) использовал в качестве аргумента утверждение, которое само нуждается в доказательстве: возможности, образующие динамическую правоспособность, являются субъективными правами. Выше мы видели, что это не так (еще раз оговоримся - с позиции традиционной теории права, в числе постулатов которой лежит и аксиома о том, что всякому субъективному праву корреспондирует юридическая обязанность). Но в этом случае вопрос о том, что же представляют собой "возможности", образующие динамическую составляющую правоспособности, остается открытым. Пусть мы откажемся от самого термина, пусть мы назовем это частью "правового статуса" или как-то иначе, но это не отменит сути: существуют юридически защищенные возможности, которые, с одной стороны, не являются элементами правоспособности в ее традиционном понимании, с другой - не могут быть сведены к субъективным правам. Природу этих возможностей и пытался исследовать М.М. Агарков; сделаем такую попытку и мы.
II. Динамическая составляющая правоспособности
Концепция правоспособности, разработанная М.М. Агарковым, обращает на себя внимание не только рядом содержательных моментов, но и нестандартным отношением к ней ее критиков. Выше мы уже указывали на некоторую вульгаризацию взглядов ученого, результатом которой стало приписывание М.М. Агаркову некой "динамической правоспособности", о которой он и словом не обмолвился. Здесь поговорим об особенностях той концепции, которая действительно принадлежит великому цивилисту, об особенностях ее терминологического оформления и преподнесения.
Говоря о том, что гражданская "правоспособность должна быть понята динамически" М.М. Агарков был, конечно же, несколько неточен. Точнее было бы сказать, что гражданская правоспособность не может быть понимаема только в своей статике, но должна быть рассмотрена также и динамически. Взгляды М.М. Агаркова вовсе не отрицают и не исключают существование внутри правоспособности и традиционно понимаемой ее части - абстрактных возможностей иметь права; а между тем, именно это обстоятельство пытались в свое время "вменить в вину" ученому некоторые критики*(21). Наилучшим опровержением этой критики может служить следующее место из цитируемой работы: "В определенном смысле и то и другое "право" принадлежит каждому, и в несколько ином смысле принадлежит не каждому. И то и другое право принадлежит каждому, если рассматривать вопрос лишь абстрактно. И то и другое право принадлежит не каждому, если конкретизировать вопрос и рассматривать эти "права" в связи с теми отношениями, в которых в данный момент состоит субъект права"*(22).
Далее. Обращает на себя внимание, что в работе М.М. Агаркова не содержится (вопреки общераспространенному представлению) русскоязычного термина "секундарные права"; впервые в отечественной литературе этот термин употребил, по-видимому, опять же С.Н. Братусь*(23). Интересно, почему? Предположение о том, что у М.М. Агаркова, свободно цитировавшего четыре живых европейских языка и латынь вдруг возникли непреодолимые затруднения в поиске русскоязычного эквивалента немецкому Gestaltungsrechte мы не рассматриваем, как явно не соответствующее действительности. Очевидно, что ученый сознательно избегал употребления термина "секундарное право". Причиной этому были, по всей вероятности, соображения методологические: цивилист стремился избегнуть повода к искажению его взглядов на Gestaltungsrechte как разновидность субъективных прав, а может быть - упреков в противоречивости взглядов*(24) (дескать, сначала утверждается, что Gestaltungsrechte - элементы динамической правоспособности, т.е., не субъективные права, а потом говорится что это секундарные права). Не исключено, что какую-то роль здесь сыграли соображения идеологического порядка: раз "у них" эти возможности называются Gestaltungsrechte, "у нас" для употребления такого термина нет оснований. Если бы речь шла только о терминологии - возможно даже, что это соображение стало бы решающим. Но здесь речь идет о квалификации содержательной, а подтверждением того, что такой ученый, как М.М, Агарков не поступился бы собственными воззрениями в угоду идеологии, служит вся его работа "Обязательство по советскому гражданскому праву"*(25).
И еще один интересный момент. Разобрав взгляды буржуазных ученых по проблеме Gestaltungsrechte (секундарных прав), обеспечиваемых не обязанностью, а связанностью пассивного субъекта, М.М. Агарков раскритиковал и отверг понятие связанности, как страдающее "некоторой неопределенностью"*(26). Согласны; приведенные ученым иллюстрации этого тезиса выглядят убедительными. Но что сделано им непосредственно вслед, буквально на следующей странице? Gestaltungsrechte исключаются им из числа субъективных прав и включаются в состав динамической правоспособности именно потому, что они обеспечиваются не обязанностью, а связанностью*(27). Как же так: сперва "связанность" отвергается, а затем - кладется в основу аргументации?
Это едва ли не самый парадоксальный и любопытный поворот мысли ученого, легче всего объяснимый идеологическими экивоками и недобросовестным ведением полемики. Но причина его, как представляется, лежит значительно глубже. Еще раз посмотрим, как обставляется М.М. Агарковым концепция динамического понимания правоспособности: с одной стороны, она не исключает, а лишь несколько изменяет (дополняет) традиционное понятие правоспособности, с другой - не отождествляется с субъективными правами; при этом в название концепции им вынесена "правоспособность", а сама концепция является слепком с немецких "секундарных прав". Создается впечатление, что ученый пытается совместить нечто несовместимое, в результате чего сваливается то в одну, то в другую сторону. И при ближайшем рассмотрении понятно, что именно он пытается совместить: традиционное понятие субъективного права с традиционным же понятием правоспособности. И вот парадокс: оказывается, что два этих понятия не всегда совмещаются, а точнее - не описывают всех подлежащих описанию и характеристике явлений юридической действительности.
Логическое противоречие между суждениями может быть преодолено только путем изменения хотя бы одного из суждений. Первый способ - отказаться от аксиоматического положения классической теории права о том, что всякому субъективному праву непременно корреспондирует юридическая обязанность и признать, что существуют такие субъективные права, осуществление которых обеспечивается отнюдь не обязанностью, а чем-то еще (связанностью, претерпеванием, отсутствием права и др.). Второй - изменить понятие о гражданской правоспособности, признав, что она слагается из возможностей двух различных уровней абстракции - иметь (приобретать, осуществлять и распоряжаться) субъективные права (нести, возлагать, исполнять прекращать обязанности) вообще и аналогичных возможностей, относящихся к конкретным субъективным правам и юридическим обязанностям (именно им, как это ясно из предшествующего изложения, пошел М.М. Агарков). Можно попытаться скорректировать оба суждения (хотя бы и предложенным здесь способом) и посмотреть, войдут ли новые, скорректированные суждения в противоречие, или нет. Это третий способ. И, наконец, есть и четвертый способ - тот самый, который применил В.А. Дозорцев и критика которого пришлась по вкусу оппонентам: выделить третью категорию, перекинуть своеобразный "мостик" между гражданской правоспособностью и субъективным гражданским правом, предложив для него более или менее удачное наименование, которое неизбежно будет заставлять этот "мостик" "тяготеть" к тому или другому "берегу".
В оставшейся части статьи мы попытаемся продемонстрировать попытку пойти вторым путем, т.е., путем пересмотра понятия о правоспособности. Почему именно вторым? Потому что именно по нему пошел М.М. Агарков, но не довел его до логического конца. Но прежде чем приступить к этому, следует решительно отмежеваться от взгляда на правоспособность как на специфическое субъективное право иметь права, "право на права". Данное воззрение никогда не имело статуса господствующего, больше того - никем и никогда не было обосновано, но кочует по научной литературе с незапамятных времен. Коренится оно, по всей видимости, в том, что для характеристики правоспособности используется тот же термин, что и при описании сути субъективного права - возможность. Совершенно очевидно, совсем не обязательно, что одна возможность неизбежно является подвидом другой. Так, все спортсмены - люди, и все студенты - тоже, но это не означает, что все спортсмены - непременно студенты или наоборот. Правоспособность - это мера поведенческих возможностей лиц, признаваемых субъектами права, в то время, как субъективное право - мера правомерного поведения, т.е., поведения, уже соотнесенного с правоспособностью. Гражданская правоспособность и субъективное право выполняют различные юридические функции: правоспособностью измеряется абстрактная возможность поведения данного субъекта, в то время, как субъективное право "меряет" само поведение безотносительно к решению вопроса о дозволенности, возможности данного поведения для данного субъекта. Не потому, что последнее неважно (как раз, наоборот), а потому, что последнее уже определено посредством правоспособности. Правоспособность отвечает на вопрос, может ли данный конкретный субъект в принципе иметь интересующее право или нести известную обязанность, или нет; субъективное право отвечает на вопрос о том, может ли лицо совершить то или иное конкретное действие, и если нет - то что же именно может*(28).
Итак, правоспособность - это набор следующих возможностей:
(1) приобретать субъективные права и создавать юридические обязанности (своими действиями или действиями третьих лиц - это уже другой вопрос, здесь не подлежащий рассмотрению*(29));
(2) иметь субъективные права и нести юридические обязанности, по мере приобретения (принятия) таковых;
(3) осуществлять субъективные права и исполнять юридические обязанности;
(4) определять юридическую судьбу субъективных прав и обязанностей (распоряжаться ими, изменять их содержание и прекращать таковые иными способами, чем осуществление и исполнение).
Нельзя не заметить, что все перечисленные возможности относятся к любым субъективным правам и юридическим обязанностям; не только к тем, которые уже приобретены, но и всем тем, которые возможно будут приобретены лицом (возложены на него). Например, в тот или иной момент времени может не быть известно, станет ли то или иное конкретное лицо собственником определенного дома или квартиры, т.е., приобретет ли субъективное право собственности. Но не подлежит сомнению, что лицу принадлежит юридическая возможность это право приобрести, приобретя - быть его обладателем, осуществлять право и определять его юридическую судьбу. Можно, таким образом, сказать, что все четыре возможности, описывающие содержание правоспособности, относятся к "правам вообще" и "обязанностям вообще".
Но с тем же успехом можно утверждать, что три из четырех возможностей (кроме первой) относятся и к конкретным субъективным правам, т.е., правам, которые уже приобретены и к конкретным юридическим обязанностям, т.е., тем, которые уже созданы. Так, если лицом реализуется возможность приобрести субъективное право собственности на тот или иной дом или квартиру (создать новое, ранее не существовавшее, субъективное гражданское право), то оно сможет в полной мере реализовать каждую возможность, входящую в состав правоспособности применительно к данному конкретному субъективному праву: лицо сможет иметь это право (считать себя его субъектом, рассчитывая на ограждение такового от посягательств), осуществлять его и законными способами им распоряжаться. Три из четырех возможностей, входящих в содержание правоспособности, являются, т.о., еще и звеньями, опосредствующими принадлежность тому или иному субъекту определенных конкретных субъективных гражданских прав и юридических обязанностей.
Таким образом, следует признать одно из двух:
(1) либо три из четырех возможностей, входящих в состав правоспособности, выполняют двоякую роль, одновременно являясь и мерой поведения и тем "стыковочным узлом", которым к субъекту прикрепляются конкретные возможности лица (субъективные права);
(2) либо правоспособность слагается из возможностей двух различных видов, одни из которых (их четыре) служат мерой поведения носителя прав вообще, буде они окажутся приобретенными (возникшими), а другие (три) - представляют собой стыковочные узлы, которыми к субъекту прикрепляются конкретные права.
Какую бы трактовку не предпочесть - неизбежно придется скорректировать существующее представление о правоспособности как единой однородной субстанции. В случае принятия на вооружение первой трактовки элементы правоспособности будут различаться по функциональному признаку, второй - по качественному (содержательному). Мы считаем целесообразным и правильным склониться ко второму варианту объяснения создавшегося положения, главным образом потому, что возможности иметь, осуществлять и определять юридическую судьбу конкретного субъективного права в своем содержании будут содержательно отличаться от возможностей иметь, осуществлять и распоряжаться правами вообще: первые будут конкретизированными (но не конкретными!), вторые - абстрактными. Возможности, касающиеся права вообще, можно признать в достаточной степени охарактеризованными даже в выше предложенном тексте, в то время, как возможности, относящиеся до конкретных субъективных прав, могут быть охарактеризованы только в связи с содержанием этих последних.
Правоспособность по-прежнему продолжает оставаться системой абстрактных, или по выражению Е.А. Флейшиц - "бланкетных"*(30) возможностей лица быть субъектом гражданских правоотношений, но при этом различные возможности, входящие в ее состав, будут обладать различной степенью абстрагирования и, следовательно, будут иметь различный предмет бланкетирования. Именно: возможности, касающиеся прав (и обязанностей) вообще обладают наиболее высокой степенью абстрактности и отсылают нас к возможностям второго рода, несколько более конкретизированным оттого, что последние отсылают к конкретным правам и обязанностям.
Думается, что не нужно приводить специальных доказательств того, что полученная конструкция и есть ни что иное, как концепция динамического понимания правоспособности М.М. Агаркова. Возможности, касающиеся "прав вообще" - ее статическая составляющая, конкретных субъективных прав - динамическая. В чем ее научная ценность и практическая необходимость? Прежде всего, очевидно, в последовательном объяснении явления принадлежности лицам конкретных субъективных прав и юридических обязанностей, а также природы их возможностей в отношении этих конкретных прав и обязанностей. Трактуя правоспособность исключительно как абстрактно выраженную возможность правообладания, возможности иметь "право вообще" и нести "обязанности вообще" ни того, ни другого объяснить нельзя, ибо не создается пресловутого "мостика" между "возможностью иметь права вообще" и "конкретным субъективным правом". А без него субъективное право повиснет в воздухе, ибо привязать его к субъекту возможностью иметь "права вообще" (а значит, в т.ч. и данное конкретное право) не получится. Не получится этого, в свою очередь, потому, что возможности, относящиеся до конкретных субъективных прав, могут быть охарактеризованы только в связи с содержанием этих последних, чего не достигается при описании возможностей иметь права вообще. Кроме того, данная конструкция (правда - при условии одновременной с нею модификации понятия субъективного права) позволяет объяснить природу посягательств третьих лиц на сферу интересов управомоченного, оформленную относительными правами, не прибегая к помощи сомнительных построений типа права на субъективные права, а также - сформулировать общие принципы защиты от таких посягательств*(31).
III. Чем обеспечиваются гражданская правоспособность и субъективные
гражданские права?
Если правоспособность - это система юридически защищенных (обеспеченных) возможностей двух видов (в отношении прав вообще и в отношении конкретных субъективных прав), то логично задаться таким вопросом: а чем же все-таки обеспечены эти возможности? Обязанностями? Связанностью? Чем-то еще? Быть может, они не обеспечиваются вовсе?
При ответе на поставленный вопрос мы должны учитывать следующий своеобразный момент в наших взглядах на понятие о субъективном праве. Мы считаем, что каждое из них обеспечивается состоянием неправа (отсутствия права) всех без исключения третьих лиц, а относительные права - также и обязанностями определенных субъектов. М.М. Агаркову, который подобного видоизменения в понятие субъективного права не привнес, было бы несколько проще. Нам же будет сложнее, ибо придется либо искать что-то третье, не совпадающее ни с обязанностью, ни с неправом - нечто, обеспечивающее именно возможности, входящие в состав правоспособности, либо, признав, что правоспособность обеспечивается тем, чем и субъективные гражданские права - разграничить обеспечение правоспособности и субъективных прав по иным критериям. Иными словами, у нас нет выхода иного, чем тот, который мы выше обозначили как третий подход к разрешению проблемы совместимости понятий о правоспособности и субъективном праве.
Могут ли возможности, образующие правоспособность, обеспечиваться обязанностями? Если подобная конструкция бесцельна и ущербна (беспредметна) даже для возможностей, образующих т.н. абсолютные права, то в таком случае она должна быть не менее ущербна для возможностей, слагающих правоспособность, ибо таковые - еще более абстрагированы от вопроса от содержания поведения лиц, противостоящих носителю абсолютного права. К чему будут обязаны лица, противостоящие носителю правоспособности? Что будет предметом этой обязанности? Традиционный для сторонников трактовки правоспособности как вида субъективного права ответ на этот вопрос - обязаны к воздержанию от действий, представляющих собою нарушение правоспособности - нас устроить не может, ибо нельзя обязать к воздержанию от действий вообще, ибо такое "обязание" будет ничем иным, как урезанием правоспособности. Можно обязать к воздержанию от совершения определенного действия, однако, предугадать весь возможный арсенал действий, посредством которых можно было бы посягнуть на возможности, входящие в состав правоспособности, невозможно.
Таким образом, правоспособность не обеспечивается обязанностями и (самое главное!) в принципе не может быть ими обеспечена. Вопрос об обеспечении правоспособности связанностью или претерпеванием мы не рассматриваем, ибо, как нам представляется, М.М. Агарков выдвинул достаточно убедительные аргументы против данных категорий*(32). Что же остается? Пока только пресловутое состояние отсутствия права или неправо, обеспечивающее любые субъективные гражданские права, абсолютные - исключительно, а относительные - вкупе с обязанностями. Лицо воздерживается от посягательства на абсолютное право не потому, что оно к тому обязано, а потому, что не имеет права совершать подобного посягательства. Совершая таковое оно посягает не только на самое субъективное право, но и на возможности его иметь, осуществлять и определять его юридическую судьбу, т.е., на возможности, входящие в состав правоспособности.
Если это рассуждение верно, то из него с неизбежностью следует, что, по крайней мере, три возможности, входящие в состав правоспособности - иметь права (обязанности), осуществлять права (исполнять обязанности) и определять их юридическую судьбу - обеспечиваются состоянием отсутствия права или неправом, а возможно - и чем-то еще (естественно, этим "чем-то" не могут быть обязанности). Примем это как рабочую гипотезу, не забывая при этом, что это - лишь три из возможностей, относящиеся к конкретным субъективным правам, т.е., динамическая составляющая правоспособности. Как обеспечиваются возможности, касающиеся прав вообще, т.е., ее статической составляющей?
Прежде чем ответить на этот вопрос, надо уяснить следующий принципиальный момент: а что такое "субъективное право вообще"? Когда мы говорим нечто, типа "Граждане могут иметь имущество на праве собственности", нелишне задаться вопросом - какого имущества? Ответ вроде бы очевиден - любого, которое по обстоятельствам дела гражданин приобретет в собственность. В действительности это не ответ, ибо объект права собственности не может быть определен как "любое (а следовательно - в т. ч. и то, которое еще не создано, но может быть создано в будущем) имущество": объектом права собственности (да и любого абсолютного права) может быть только конкретное (индивидуально определенное) реально существующее благо (конкретная вещь, конкретное литературное произведение, жизнь и здоровье конкретного человека и т.п.). А какие граждане? Любой, всякий и каждый? Но субъект ни одного из субъективных прав тоже не может быть определен подобным образом!
Что же получается? Неужели рядом с субъективным правом - субстанцией, образующей гражданское правоотношение с участием определенных субъектов, возникшее по поводу конкретного объекта и из определенных юридических фактов, существует еще одно понятие - "субъективного права вообще", обнимающее всякое и каждое субъективное право, но не сводящееся ни к одному из них (подобно тому, как наряду с конкретными людьми существует философское понятие об "абстрактном человеке", "человеке вообще")? И да, и нет. Да в том смысле, что всякое субъективное право (например, право собственности на определенную вещь, скажем, на конкретный дом) обладает определенными типическими чертами, которые являются общими для него и всех иных субъективных прав собственности. Эти черты и позволяют объединить их под единой вывеской - "право собственности (в субъективном смысле) вообще". Нет, в том смысле, что данный термин обозначает уже не субъективное право в его привычном значении - меру возможного поведения конкретного участника конкретного правоотношения - а некий тип субъективных прав.
Именно так и должно расшифровывать общеупотребительные указания, типа того, что рассмотрено выше. "Граждане могут иметь имущество на праве собственности" означает лишь, что за гражданами признаются возможности приобретать, иметь, осуществлять и определять юридическую судьбу субъективных прав, относящихся к типу права собственности. "Граждане могут следовать и завещать имущество" - за гражданами признаются возможности приобретать, иметь, осуществлять и определять юридическую судьбу субъективных прав, относящихся к типу прав наследственных. "Граждане могут иметь права авторов произведений науки, литературы и искусства, изобретений и иных охраняемых законом результатов интеллектуальной деятельности" - за гражданами признаются возможности приобретать, иметь, осуществлять и определять юридическую судьбу субъективных прав, относящихся к типу исключительных. И т.д.
Таким образом, правоспособность действительно слагается из возможностей двух видов. Одни из них "прикрепляют" к субъектам конкретные субъективные права, образуя динамическую, постоянно видоизменяющуюся по своему наполнению, составляющую. Другие - это возможности приобретения (наличия, осуществления и распоряжения) прав определенных типов, набор которых у всех субъектов определенного вида (физических лиц, коммерческих организаций и т.п.) одинаков и более-менее стабилен во времени (статическая составляющая). Первые возможности обеспечиваются, по всей видимости, как и абсолютные права, состоянием неправа и (возможно) чем-то еще; чем обеспечиваются вторые - пока непонятно, но сказанного вполне достаточно, чтобы ответить и на этот вопрос. Сформулируем его иначе: кто, каким образом и при каких условиях мог бы посягнуть на чью-либо возможность приобретать (иметь, осуществлять и распоряжаться) субъективными правами определенного типа? Ответ очевиден: это может сделать только тот, кому принадлежит возможность при определенных условиях изменять (ограничивать) гражданскую правоспособность. Как известно, такой возможности ни у кого нет; исключения из этого правила могут существовать лишь в случаях, прямо предусмотренных законом.
Получается, что обеспечением возможностей приобретать (иметь, осуществлять и распоряжаться) субъективными гражданскими правами определенных типов обеспечивается принципом нерушимости (неприкосновенности) гражданской правоспособности. Применительно к гражданской правоспособности физических лиц он прямо закреплен в нормах ст. 22 ГК; для юридических лиц - может быть выведен из норм ст. 49, 50 и 52 ГК; для публичных образований - из п. 1 ст. 124 ГК. На наш взгляд, этот принцип может быть выведен и из других норм - ст. 8-10 и 12 ГК, посвященных вопросам приобретения, осуществления и защиты субъективных гражданских прав, т.е., регулированию именно тех возможностей, которые входят в состав гражданской правоспособности.
Следует признать, что принцип, в соответствии с которым никто не может быть произвольно ограничен в гражданской правоспособности и тем более, не может быть ее лишен, простирает свое действие не только на возможности иметь субъективные права вообще, субъективные права определенных типов, но и на возможности иметь конкретные субъективные права, а значит - и на сами эти права. Как никто не может быть лишен возможности приобретать право собственности вообще (на всякое имущество), также и никто не может быть лишен возможности приобретать в собственность определенное имущество, причем, неважно, идет ли речь об уже реализованной (субъективном праве собственности на определенную вещь) или только потенциальной возможности (возможности приобрести право собственности на конкретный объект).
Таким образом, различные юридические возможности имеют различное юридическое обеспечение, если можно так выразиться - различную подкладку, различный фундамент. Существует четыре вида юридических возможностей: два из них образуют понятие гражданской правоспособности, два - понятие субъективного гражданского права.
Гражданская правоспособность слагается из а) статической составляющей, которую образуют возможности иметь права вообще, права определенных типов, и б) динамической составляющей, которую образуют возможности иметь определенные (конкретные) субъективные гражданские права. Как статическая, так и динамическая составляющая покоятся на фундаменте из принципа нерушимости правоспособности. Кроме того, динамическая составляющая обеспечивается также состоянием отсутствия возможности иметь конкретное субъективное право, корреспондирующее возможности лица - его обладателя. В рамках субъективных гражданских прав различают абсолютные права, т.е., права обеспечиваемые, соответственно, пассивным поведением всякого и каждого лица, и права относительные, которые обеспечиваются также и активным поведением одного или нескольких определенных конкретных лиц. Оба типа субъективных прав обеспечиваются принципом нерушимости гражданской правоспособности, трансформирующимся в принцип неприкосновенности субъективных гражданских прав. Кроме того, оба типа абсолютных прав обеспечиваются также состоянием неправа - отсутствия соответствующего субъективного права у лиц, противостоящих его носителю, а права относительные - еще и юридическими обязанностями.
И в заключение (для наглядности) - представим итоговые выводы в табличной форме:
Вид юридической возможности | Средство юридического обеспечения возможности соответствующего вида |
Возможность иметь права вообще (быть носителем каких-либо субъективных прав) |
Принцип нерушимости (неприкосновенности) граждан- ской правоспособности (1) |
Возможность иметь конкретные (уже возникшие, приобретенные) права |
(1) + состояние отсутствия данного субъективного права у всех третьих лиц (неправо) (2) |
Абсолютные частные права | Принцип неприкосновенности субъективных гражданс- ких прав + (2) (3) |
Относительные частные права | (3) + юридическая обязанность |
В.А. Белов,
доцент кафедры гражданского права юридического факультета МГУ
им. М.В. Ломоносова, кандидат юридических наук
"Кодекс-info", N 3-4, март-июнь 2003 г.
-------------------------------------------------------------------------
*(1) Братусь С.Н. Субъекты гражданского права. М., 1950. С. 7.
*(2) Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 67.
*(3) Там же. С. 71.
*(4) Там же.
*(5) Там же.
*(6) Там же. С. 71 - 72, 72.
*(7) См.: Гражданское право: Учебник / Под ред. М.М. Агаркова, Д.М. Генкина. Т. I. М., 1944. С. 123.
*(8) См.: Дозорцев В.А. Права государственного промышленного предприятия на закрепленное за ним имущество. Автореф. дис. ... к.ю.н. М., 1955. С. 16.
*(9) Указания на литературу см.: Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л., 1959. С. 12.
*(10) См. об этом: Певзнер А.Г. Понятие гражданского правоотношения и некоторые вопросы теории субъективных гражданских прав // Ученые записки ВЮЗИ. Вып. 5. Вопросы гражданского права. М., 1958. С. 3 - 34; Он же. Понятие и виды субъективных гражданских прав // Там же. Вып. 10. Вопросы гражданского права. М., 1960. С. 3 - 51
*(11) См.: Братусь С.Н. Указ. соч. С. 6 - 10.
*(12) См.: Венедиктов А.В. О субъектах социалистических правоотношений // Советское государство и право. 1955. N 6. С. 19.
*(13) См.: Толстой Ю.К. Указ. соч. С. 11 - 13.
*(14) См.: Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. М., 1961. С. 259.
*(15) Так, например, Я.Р. Веберс, не считая нужным входить в сколько-нибудь подробный разбор самой теории М.М. Агаркова и выставленных против нее возражений, посвящает разбору концепции два абзаца основного текста и абзац сноски. См.: Веберс Я.Р. Правоспособность граждан в советском гражданском и семейном праве. Рига, 1976. С. 44 - 45.
*(16) См.: Венедиктов А.В. Указ. соч. С. 19.
*(17) Братусь С.Н. Указ. соч. С. 8.
*(18) Напротив, М.М. Агарков относится к этой теории отрицательно, что видно из сноски 3 на с. 20 его указ. соч. Понятие "притязания", по его мнению, сильно затемняет одно из цивилистических учений, принято "лишь в германской (и отчасти в швейцарской) литературе"; критика учения о притязании, непосредственно не нужная для темы работы, завела бы исследователя слишком далеко и только поэтому мы ее у М.М. Агаркова и не встречаем.
*(19) См. Агарков М.М. Указ. соч. С. 71.
*(20) О понятии правового статуса - см.: Малеин Н.С. Гражданский закон и права личности в СССР. М., 1981. С. 101.
*(21) См., например: Братусь С.Н. Указ. соч. С. 6 - 8; Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Указ. соч. С. 255 - 256.
*(22) Агарков М.М. Указ. соч. С. 73.
*(23) См.: Братусь С.Н. Указ. соч. С. 7, 8, 10.
*(24) Которых, к слову будет напомнить, избежать ему так и не удалось (вспомним разобранный выше упрек А.В. Венедиктова).
*(25) 70% объема которой (несмотря на наименование) занимает анализ взглядов буржуазных цивилистов. Идеология тут, следовательно, однозначно ни при чем.
*(26) Агарков М.М. Указ. соч. С. 70.
*(27) На это обратил внимание С.Н. Братусь. См.: Указ. соч. С. 8.
*(28) В дополнение к изложенному можно добавить и чисто логический аргумент: если правоспособность - особое субъективное право (право на права), то какой категорией описывается возможность лица иметь данное право (возможность лица иметь правоспособность)? В конечном счете мы все равно должны прийти к вычленению и словесному обозначению такого понятия, которое будет иным, нежели понятие о субъективном праве.
*(29) Этот же вопрос может возникать и при реализации возможностей 3 и 4. Поскольку это - вопрос о дееспособности, а не о правоспособности, мы оставляем его за рамками настоящей статьи.
*(30) См.: Флейшиц Е.А. Соотношение правоспособности и субъективного права // Вопросы общей теории советского права: Сборник статей / Под ред. С.Н. Братуся. М., 1960. С. 281 - 282.
*(31) См. об этом: Белов В.А. Бездокументарные ценные бумаги: Научно-практический очерк. М., 2001. С. 76 - 78.
*(32) Если только не рассматривать претерпевание как синоним термина "неправо", как это было предложено нами выше, в первой статье.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Концепция "динамической правоспособности": Попытка нового прочтения
Автор
В.А. Белов - доцент кафедры гражданского права юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, кандидат юридических наук
"Кодекс-info", 2003, N 3-4