О Проекте части IV Гражданского кодекса РФ (И.Ю. Тулубьева, "Бухгалтерский учет в издательстве и полиграфии", N 12, декабрь 2006 г.)

О Проекте части IV Гражданского кодекса РФ

Часть IV Гражданского кодекса РФ, нормы которой должны регулировать правоотношения по созданию и использованию объектов интеллектуальной собственности, действительно необходима и актуальна. В то же время нельзя не признать, что поспешность в разработке и принятии этого нормативного акта губительна не только для правообладателей, но и для государства. Авторское право, смежные права, патентное право имеют специфику и существенные отличия от общегражданских норм. Вопреки распространенному мнению о "несерьезности" правоотношений в интеллектуальной сфере, на самом деле эти правоотношения сложны и имеют множество нюансов.

К сожалению, законопроект нельзя признать удачным. Хотелось бы остановиться на спорных моментах этого документа, которые требуют устранения или по крайней мере корректировки.

Во-первых, терминология. Новых терминов очень много, их содержание в проекте редко когда раскрывается. Зачастую термины дублируют друг друга. Совершенно беспричинно не использована терминология действующих специальных законов, соответствующая международным договорам с участием России. Помимо прочего, новая терминология потребует внесения изменений в массу подзаконных актов, ведомственных документов, а также переоформления огромного количества договоров об уступке (отчуждении, передаче, предоставлении и т.д.) прав. Один пример: в проекте предлагается заменить термин "авторский договор" понятием "лицензия". Термин "авторский договор" используется в 700 нормативно-правовых актах, действующих в настоящее время. В том числе имеются три упоминания авторского договора в Налоговом кодексе РФ и около 50 раз это понятие использовано в приказах и письмах МНС и ФНС России. Все эти документы продолжают действовать, и с изменением в Гражданском кодексе РФ (далее - ГК РФ) понятийного аппарата хаос в вопросах налогообложения и множестве иных нам гарантирован. Приведение законодательства и подзаконных актов в соответствие с новой терминологией ГК РФ потребует значительного времени и государственных средств. Возникнут проблемы с использованием объектов интеллектуальной собственности, осуществляемым по ранее заключенным договорам и лицензиям, не соответствующим предлагаемым в законопроекте требованиям. Кроме того, получение прав на объекты промышленной собственности будет затруднено в течение длительного времени, необходимого для осмысления нового законодательства и приведения в соответствие с ним всех многочисленных актов разных уровней, регламентирующих механизм реализации и исполнения новых норм.

Представляется совершенно необходимым привести терминологию законопроекта в соответствие с понятийным аппаратом действующего законодательства и международными соглашениями в сфере интеллектуальной собственности.

Документ содержит значительное и недопустимое для ГК РФ количество статей, не относящихся к гражданскому законодательству (административных, процессуальных норм). В некоторых главах, посвященных промышленной собственности, эти нормы превалируют. Имеющиеся в проекте административные и публично-правовые нормы необходимо исключить. Также следует устранить те положения проекта, которые дублируют общие нормы ГК РФ.

Многие положения не соответствуют международным договорам с участием России, действующему законодательству РФ и правовой доктрине.

Безосновательно внесены изменения в нормы, существующие в действующих специальных законах, которые соответствуют всем необходимым критериям, в том числе требуемым для вступления России в ВТО. В разное время изменения в Закон РФ "Об авторском праве и смежных правах", Патентный закон РФ и другие разрабатывались специалистами, которые глубоко понимали природу регулируемых законом правоотношений и тщательно выверяли всю терминологию.

Документ содержит значительное количество внутренних несоответствий и противоречий. Нет четкости в изложении норм, они в большинстве своем тяжелы для восприятия даже специалистами.

Вводятся новые объекты охраны, причем по большей части весьма сомнительной охраноспособности. Так, например, новеллы о правовой охране доменных имен, "ноу-хау" и "единой технологии", как представляется, лишены правовых оснований. В то же время в проекте не устранены многие недоработки и пробелы, которые пока сохраняются в действующих законах и хорошо известны специалистам. Сохранив старые ошибки, разработчики множат новые. В результате потеряны важные правовые нормы, например положения о моменте возникновения авторских и смежных прав. Не урегулированы в достаточной степени вопросы коллизии прав на отдельные объекты интеллектуальной собственности.

В законопроекте необходимо уточнить содержание и правовые характеристики ряда объектов: секреты производства, коммерческие обозначения, доменные имена; а также основные принципы отношений между различными категориями правообладателей ("коллизия прав").

К сожалению, анализ законопроекта позволяет сделать вывод о том, что задача совершенствования законодательства не выполнена. Более того, предлагаемые нормы существенно ухудшают правовое положение как правообладателей, так и пользователей, снижают уровень правовой охраны интеллектуальной собственности, возможности защиты прав (как имущественных, так и личных неимущественных). Правоприменительная практика в этой сфере складывалась более 10 лет и только в последнее время вышла на уровень, позволивший обобщить споры об авторском праве и смежных правах в целях единообразного толкования правовых норм. Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 19.06.2006 N 15 дал разъяснения судам РФ о порядке применения положений Закона РФ "Об авторском праве и смежных правах". Проект ГК РФ во многом противоречит как сложившейся судебной практике, так и правовой доктрине.

И возникает вопрос: зачем разрушать до основания налаженный многолетними всеобщими усилиями механизм? Что нам дает эта новая конструкция и кто окажется в выигрыше?

Представляется, что отсутствие правопорядка всегда на руку ворам и мошенникам, а потери понесут бюджет и имидж государства, а также законопослушные предприятия и наименее экономически защищенная категория - граждане.

Остановимся на некоторых замечаниях по тексту гл. 69-71 проекта ч. IV ГК РФ.

Вопреки сформулированному еще в 1967 г. в Международной конвенции, учреждающей Всемирную организацию интеллектуальной собственности (ВОИС), определению понятия "интеллектуальная собственность", авторы законопроекта под этим термином подразумевают не совокупность прав, а сами результаты интеллектуальной деятельности. Тем самым они уже в начальной статье законопроекта делают принципиальную ошибку. Одновременно в ст. 1226, 1227, 1303 предлагается ввести новый термин "интеллектуальные права", под которым понимается совокупность исключительных (имущественных), личных неимущественных и открытого списка иных прав (указаны лишь право следования и право доступа).

В конвенции 1967 г., учреждающей ВОИС, приводится понятие "интеллектуальная собственность" (ст. 2), к которому относится весь комплекс исключительных прав, включая личные неимущественные. В ст. 1226 проекта и далее разработчики отделяют личные неимущественные права от исключительных, признавая исключительными правами лишь права имущественные, что противоречит вышеприведенному определению.

Охраняемыми результатами интеллектуальной деятельности в законопроекте названы доменные имена, что противоречит рекомендациям ВОИС 2001 г. Регистрация доменного имени в национальных доменах осуществляется на основании соглашения между заявителем и уполномоченным международной корпорацией ICANN регистратором. Поэтому довольно трудно представить, как нормы законопроекта разработчики предполагают распространить на иностранный элемент.

Вопреки конвенционным принципам, перечень объектов интеллектуальной собственности в проекте является закрытым.

В соответствии со ст. 1228 законопроекта автором результата интеллектуальной деятельности признается гражданин. К авторам в документе причислены "авторы" фонограмм, "сообщений" в эфир и подобных результатов, и это, увы, не единственное "открытие" разработчиков проекта.

В ст. 1313 специально оговаривается, что исполнитель является "автором исполнения".

Представляются принципиальной ошибкой положения о залоге исключительного права. Разработчики путают два разных режима - режим собственности, ориентированный, главным образом, на передачу вещи в собственность, и режим исключительных прав. Если в первом режиме одномоментно владеть вещью может только одно лицо, то владеть правами во втором режиме могут сразу несколько лиц. Особенностью авторского права является отсутствие тесной связи вещи и прав на нее и возможность многократного в большинстве случаев изготовления экземпляров в объективной форме. В связи с этим оставление предмета залога под замком и печатью (п. 2 ст. 338 ГК РФ) явно лишено какого-либо смысла.

Каким образом "залогодатель" в случае залога "исключительных прав" может быть ограничен в праве использования и выдачи разрешений на использование произведения? Любое обязательство его на этот счет в договоре залога не повлечет недействительности его сделок по использованию. "Залогодатель" исключительных прав вправе уступить весь объем прав третьему лицу, оставив ни с чем "залогодержателя". В случае залога переход прав на вещь (реализация заложенного имущества) оформляется договором купли-продажи, однако совершенно очевидно, что исключительное право подобным образом не передается.

Соответственно смысл залога в его понимании, какое дает § 3 гл. 23 ГК РФ, отсутствует. Залог возможен для имущества в узком значении этого термина и никак неприменим к правоотношениям в сфере интеллектуальной собственности.

Цивилисты-хозяйственники, каковыми являются большинство разработчиков, подходят к вопросам интеллектуальной собственности исходя из общих принципов и знаний совершенно другого правового режима - собственности, без учета специфики этого особенного института.

Противоречат действующему законодательству и правовой доктрине положения документа, допускающие безвозмездные авторские договоры и договоры о передаче смежных прав (п. 3 ст. 1234, п. 5 ст. 1235, ст. 1237, 1286, 1288 и др.). Как известно, все гражданско-правовые договоры, за исключением договора дарения, являются возмездными. Однако ни авторские, ни смежные права по договору дарения не переходят. Размер вознаграждения и порядок его выплаты являются существенными условиями рассматриваемых договоров. Дарение тесно связано с вещью, но никак не может регулировать переход прав.

В то же время другие положения законопроекта (п. 5 ст. 1234, п. 4 ст. 1237) признают выплату вознаграждения существенным условием таких договоров, при нарушении которого правообладатель вправе расторгнуть договор в одностороннем порядке. Налицо явное противоречие.

Хотелось бы отметить, что положения проекта, допускающие безвозмездные договоры, уводят расчеты по таким договорам в теневой сектор экономики. За последние годы участники правоотношений в сфере авторского права и смежных прав только приучились легализовывать суммы вознаграждения, и вместо обычных условных "100 рублей" в договорах начали фигурировать реальные гонорары. Совершенно очевидно, что в целях "минимизации" налогообложения стороны откажутся от заключения возмездных договоров, и государству будет нанесен огромный материальный урон, как, впрочем, это негативно скажется и на правосознании граждан.

Одной из функций авторского права является стимулирование творчества. Правовая доктрина исходит из того, что чем больше произведение или иной объект интеллектуальной собственности используется, тем больше дивидендов получает автор (исполнитель и т.д.). Даже в советские времена, когда государство не было заинтересовано в появлении "миллионеров", этот принцип действовал, пусть и с некоторыми оговорками (снижение ставок вознаграждения при последующих изданиях). Допущение безвозмездного договора в данной сфере противоречит ч. 1-3 ГК РФ, как и правовой доктрине в целом.

В соответствии с абз. 4 п. 1 ст. 1229 проекта предоставление права на использование отныне не считается использованием "результата".

Во многих случаях, особенно когда речь идет о бренде, поддерживаемом различными товарами и услугами, выдача лицензии производителю определенного товара или услуги является необходимостью для владельца бренда. В случае непризнания лицензирования использованием захват уже раскрученных товарных знаков гарантирован. Соответственно владельцы товарных знаков реализуют свои права также путем выдачи лицензий третьим лицам, что закреплено, в частности, положениями Закона РФ "О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров".

Что касается авторского права и смежных прав, то действующим Законом РФ "Об авторском праве и смежных правах" (далее - ЗоАП) выдача разрешения на использование также приравнивается к использованию (воспроизведению, распространению и т.д.). Это дает возможность правообладателю защищать свои права не только от недобросовестного пользователя, выпустившего, например, контрафакт, но также от лица, незаконно распорядившегося правом в пользу пирата. И это действительно актуально: не секрет, что в последние годы пиратство осуществляется по так называемым "лицензиям" псевдоорганизаций по коллективному управлению. Привлечь незаконных "распорядителей" чужими правами к гражданско-правовой ответственности возможно исключительно на основании вышеприведенных действующих (и отмененных законопроектом) норм.

Хотелось бы также отметить, что положения ч. 1-3 ГК РФ последовательно отстаивают интересы экономически слабой стороны. Так, потребитель вправе предъявить претензию не только продавцу, но и изготовителю. То есть в отношении потребителей как более нуждающейся в защите стороны мы применяем не только общие нормы об ответственности. Поэтому в интересах правообладателей следует продолжать использовать подобную модель: в содержание права включать не только фактические действия, но и действия юридические.

Отказ от защиты экономически более слабой стороны в проекте ч. IV ГК РФ наглядно демонстрируют положения ст. 1240 и других о презумпции полного отчуждения прав в пользу так называемого "организатора" сложного объекта (кинофильма, телепередачи и т.д.). Данное положение противоречит ст. 2 Конституции РФ и существенно ущемляет положение авторов. Действующее законодательство, признавая автора первоначальным субъектом прав, обязывает получать у него необходимый объем прав. Пункт 40 постановления пленума Верховного Суда РФ от 19.06.2006 N 15 отражает ныне существующую доктрину: "С авторами произведений, вошедших составной частью в аудиовизуальное произведение (как существовавших ранее, так и созданных в процессе работы над аудиовизуальным произведением), изготовителем аудиовизуального произведения должен заключаться договор о передаче прав в объеме, установленном договором".

Разработчики проекта, заняв позицию продюсера, обременяют уже автора получением от "организатора" прав на собственное произведение. Как это будет реализовано на практике, понятно уже сейчас: в споре с экономически более сильной стороной автор всегда проигрывает.

Очевидно, что разработчики проекта проявили особую заботу о продюсерах, не отдавая отчета в том, что полноценно использовать "сложный объект" возможно и без обирания авторов. Если режиссер-постановщик и оператор физически не могут реализовывать свои права отдельно от кинофильма или телепередачи, то, к примеру, композитор по действующему законодательству сохраняет все права на использование своей музыки путем воспроизведения на аудионосителях, публичного исполнения в концертных программах и т.д. Правам кинопродюсера такое использование никак не вредит, поскольку никакого отношения к объекту прав продюсера (фильму) не имеет.

Пункт 6 ст. 1235 проекта к предмету лицензионного договора относит результат интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации. Однако предметом такого договора является не объект, а конкретные права на использование этого объекта. Общеизвестно, что авторское право не связано с объектом, в котором произведение выражено, и передача объекта не влечет за собой передачи прав на его использование. В данном случае налицо непонимание сущности правоотношений.

Претендуя на полноту регулирования вопросов авторского права и смежных прав, проект, к сожалению, содержит совсем немного положений об организациях, осуществляющих коллективное управление авторскими и смежными правами (ст. 1242-1244). И это вызывает серьезную обеспокоенность, поскольку именно в сфере коллективного управления (а вернее, "псевдоколлективного управления"), как отмечалось, имеется наибольшее количество злоупотреблений и мошенничества. Отсылая к законодательству о некоммерческих организациях, разработчики исключают специфику организаций по коллективному управлению и их существенные отличия от иных некоммерческих организаций. Весьма сложные формулировки всего законопроекта, допускающие неоднозначное толкование его положений, в ст. 1243 (исполнение договоров с правообладателями) присутствуют в изобилии. Чего стоит хотя бы фраза о сборе с пользователей "средств" на выплату вознаграждения... Разница налицо: по действующему законодательству организации по коллективному управлению обязаны собирать вознаграждение в пользу правообладателей, распределять его и выплачивать. Предлагаемый вариант смещает акценты и придает другой смысл деятельности таких организаций.

Законопроектом предусмотрено право организации на представление интересов правообладателя и выдачу от его имени лицензий без его ведома и согласия, что иначе как беспределом назвать нельзя. Как известно, выдача лицензий без полномочий от правообладателя является нарушением его исключительных прав, но пиратствующая контора таковой в проекте не признается: ей вменяется в обязанность уплатить правообладателю "причитающееся" ему вознаграждение. А кто дал право за него решать, кому и за сколько использовать его произведение, фонограмму и т.д.? Вместо того, чтобы спрашивать у правообладателя, а готов ли он и желает ли доверить свои права организации, организация сначала распоряжается чужими (не переданными ей) правами, а лишь потом должна принимать "разумные и достаточные" меры по установлению правообладателей, имеющих право на получение вознаграждения по заключенным ею договорам. Складывается впечатление, что такие формулировки в законопроекте отвечают интересам исключительно пиратов и всякого рода обслуживающих их мошенников.

Представляется недопустимым положение о возможности "переуступки" организацией правообладателей и их прав другой организации (в действующем ЗоАП указано на то, что организация представляет "непосредственно" своих членов). Также вызывает недоумение отсутствие четко прописанных функций и обязанностей организации по коллективному управлению.

Из советских времен вернулось право на неприкосновенность произведения. В соответствии с п. 2 ст. 1266 ущемление прав автора в случае нарушения неприкосновенности произведения не презюмируется (как в ЗоАП и ст. 6bis (1) Бернской конвенции), а должно доказываться. Кроме того, в редакции законопроекта автор и исполнитель ограничены требованием возмещения морального вреда и не вправе требовать, как сейчас, компенсации за факт нарушения.

В гражданском праве любая ответственность носит компенсационный имущественный характер, и в любом случае нарушение прав влечет не только нравственные страдания, но и имущественные потери. Для того чтобы загладить страдания и переживания, предусмотрено возмещение морального вреда. Компенсация же применяется для восстановления негативных имущественных потерь, размер которых невозможно доказать в связи с особенностью объекта.

Статьи 1251, 1301 исключают такую меру защиты личного неимущественного права, как требование взыскания компенсации за факт нарушения права (безотносительно к причинению морального вреда), что будет иметь негативные последствия для правообладателей и правовой ситуации в целом. Данное положение является следствием непризнания разработчиками личных неимущественных прав исключительными.

Право на неприкосновенность ограничено защитой от искажения, каковым в документе называется не всякое, как казалось бы, вмешательство в произведение или "результат" исполнения, а лишь такое, которое приводит к извращению смысла или к нарушению целостности восприятия. Таким образом, правообладатель обязан доказывать неблагоприятные последствия вмешательства, а в ЗоАП такие последствия во-первых, презюмируются, а во-вторых, трактуются намного шире. Удивительно, но в пояснительной записке к законопроекту разработчики заявляют о включении в проект более действенных мер по защите личных неимущественных прав и предоставлении им более широкой правовой охраны. На деле же ситуация - с точностью до наоборот... Предложенная редакция не стимулирует пользователей соблюдать личные неимущественные права и существенно снижает уровень правовой охраны этих важнейших прав творцов по сравнению с действующим законодательством.

С учетом того факта, что судебные процессы носят длительный характер, все нематериальные, в том числе запретительные, требования к нарушителю в большинстве случаев недейственны.

Пункт 2 ст. 1252 предполагает внесение правообладателем залога в обеспечение требования об аресте контрафакта, что противоречит международным нормам (к примеру, ст. 16 (1) Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений) и явно не будет способствовать борьбе с пиратством.

Пункт 5 ст. 1252 допускает (но не требует) конфискации контрафакта, тогда как правовая доктрина и ЗоАП исходят из того, что такие экземпляры не могут находиться в гражданском обороте. Понятие контрафакта в проекте сужено по сравнению с ЗоАП, поскольку предлагается таковым считать материальные носители, использование которых приводит к нарушению имущественных ("исключительных") прав. Соответственно нарушение личных неимущественных прав не влечет признания носителя контрафактным. Изложенное позволяет сделать вывод о том, что пиратство в России и нарушения личных неимущественных прав не будут надлежащим образом пресекаться.

Защита имущественных прав в законопроекте также существенно снижена по сравнению с действующим законодательством. Отныне авторы и исполнители лишаются права на компенсацию морального вреда, которая была введена Федеральным законом от 20.07.2004 N 72-ФЗ.

Таким образом, у правообладателей разработчики отобрали существенную часть действующих правомочий по защите имущественных и личных неимущественных прав.

Что касается "иных прав", не относящихся ни к имущественным, ни к личным неимущественным, то положениями проекта ч. IV ГК РФ они вообще не защищаются.

Ряд введенных разработчиками понятий не конкретизирован, а критерии, появившиеся в документе, ничем не обоснованы. К примеру, правовая охрана предоставляется базе данных, содержащей не менее 10 000 (почему именно столько?) самостоятельных информационных элементов (материалов) - п. 1 ст. 1334. Как на практике может быть реализовано предложение разработчиков о распространении авторских прав на персонаж произведения в зависимости от "характера"? Будут ли признаваться права на кота Матроскина или Винни Пуха с учетом их непростых характеров? Эта оценочная категория не должна присутствовать в законе.

Понятие "аудиовизуальное произведение" в проекте претерпело изменения: отныне таковым предлагается считать произведение, состоящее из зафиксированной серии связанных между собой "изображений", а не кадров. О последствиях этой поправки можно было бы написать целое научное исследование:

Проектом предусмотрен новый вид договора - договор об "обязанности" передать другой стороне исключительное или неисключительное право на произведение или иной объект.

Значительно снижен уровень правовой охраны смежных прав артистов-исполнителей. Их исполнения теперь именуются не самостоятельными объектами, а "элементами" коллективного результата исполнения. Как будут и будут ли на практике защищаться права на "элементы", разработчики, очевидно, не задумываются. Но даже ст. 1315 ущемляет право исполнителя на имя, наделяя правом на указание своего имени только "полноценного" исполнителя, а не члена творческого коллектива. Применительно к оркестрантам эта новелла, возможно, имеет смысл, но в других случаях (спектакль, кинофильм) такое ограничение недопустимо, тем более что "коллективное творчество" можно трактовать весьма широко.

Зато личными неимущественными правами разработчики наделили коллектив исполнителей (видимо, воспринимая его как живой организм, личность). Исполнителю-индивидуалу в качестве компенсации подарено новое право - "право авторства на результат исполнения" (ст. 1315). Опять же "авторы" элементов авторами называться не вправе. И все равно авторы (которые без кавычек) будут в обиде - их правами "артиста", увы, не наделили.

Статья 1324 признает "переработкой" перевод фонограммы или видеозаписи в иной технический формат. Пункт 3 ст. 1324 наделяет такого "переработчика" смежным правом (! all) на оцифрованную фонограмму или видеозапись. Однако правовая доктрина исходит из того, что изменение внешней формы произведения (печать фотоснимка, копирование картины в книге, оцифровка грампластинки на CD, компьютерный набор рукописного текста) переработкой не является, поскольку переработка представляет собой результат творческой, а не технической, деятельности (переработчик признается автором производного произведения).

Статья 1320 вводит понятие "служебное исполнение", что является абсолютной "новеллой". Видимо, разработчики исходили из того, что артист-исполнитель - тот же автор (ст. 1313, 1315). Ошибка очевидна и свидетельствует о том, что авторы законопроекта не очень-то понимают саму суть и содержание смежных прав исполнителя (или, по их терминологии, "авторов результатов исполнения"). Попытка упростить сложнейшую сферу правового регулирования напоминает последствия посещения слоном одного малогабаритного заведения.

Статьи 1322-1329 и другие к субъектам смежных ("смежных с авторскими") прав относят изготовителя видеозаписи, т.е. лицо, осуществившее фиксацию изображения со звуком или без звука, что противоречит основным понятиям авторского права и смежных прав. Изготовителем фонограммы, вопреки международным нормам, признается организатор технического процесса, а не лицо, осуществившее такую запись. Неудачен и выбор термина "изготовитель" (вместо "производитель").

Вызывает недоумение ст. 1334 (исключительное право изготовителя базы данных), наделяющая "организатора" создания базы данных (изготовителя) смежным (!) правом "извлекать из базы данных материалы" и осуществлять их использование в любой форме и любым способом, игнорируя при этом законные права обладателей прав на эти материалы. Под "извлечением" в законопроекте понимается "перенос" базы данных на другой информационный носитель. По замыслу разработчиков, исключительное право извлеченца-переносчика действует практически бессрочно, поскольку срок его действия возобновляется при каждом обновлении базы данных (п. 2 ст. 1335).

Параграф 6 проекта ГК РФ (ст. 1337-1344) - Право публикатора на произведение науки, литературы или искусства (смежное, по замыслу разработчиков), хотя и было упомянуто в одной из давних директив Европейского Сообщества, в предлагаемом разработчиками законопроекта виде противоречит основополагающим нормам авторского права и смежных прав. Наделить лицо, не внесшее творческого вклада в создание произведения, некими "правами" на него - идея странная и необъяснимая. Если произведение относится к неохраняемым объектам (общественному достоянию), то оно может использоваться свободно любым лицом и не должно быть обременено никакими "смежными" правами прочих лиц.

Проект предусматривает правовую охрану доменов, секретов производства, "единой технологии", что, на наш взгляд, совершенно недопустимо.

К сожалению, уже сейчас отчетливо представляется, что принятие законопроекта станет настоящим бедствием для всех участников правоотношений по созданию и использованию объектов интеллектуальной собственности.

Концептуально разработчики совершили, наверное, главную ошибку, включив в проект не только общие положения об интеллектуальной собственности, но и нормы из специальных законов. Логика перенесения в разд. IV норм из специальных законов об интеллектуальной собственности диктует дальнейшее включение в ГК РФ огромной массы законодательных актов о гражданах, юридических лицах, недвижимости, животных, ценных бумагах и других, которые сейчас и всегда ранее совершенно справедливо в ГК РФ отсутствуют. Задача кодификации законодательства об интеллектуальной собственности, о которой было заявлено разработчиками проекта, осталась невыполненной. Предусматривая отмену нескольких десятков специальных законов об интеллектуальной собственности и иных актов, "за кадром" авторы законопроекта оставили множество других правовых норм, регулирующих отношения в этой сфере, как, например, положения законов РФ "О рекламе", "О средствах массовой информации", "Об архитектуре и архитектурной деятельности" и др.

Правовое регулирование интеллектуальной собственности исключительно с помощью ГК РФ - это "ноу-хау" разработчиков, поскольку подобного нет ни в одной стране мира. Представляется, что мировой опыт следовало бы использовать, а не отрицать.

Отмена существующей в России двухуровневой правовой охраны интеллектуальной собственности противоречит действующему законодательству нашего государства. В силу п. 2 ст. 3 ГК РФ гражданское законодательство состоит из ГК РФ и принятых в соответствии с ним иных федеральных законов, регулирующих отношения, указанные в пп. 1 и 2 ст. 2 ГК. В абз. 1 п. 1 ст. 2 ГК РФ в числе отношений, регулируемых гражданским законодательством, прямо указаны "основания возникновения и порядок осуществления: исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности)". Таким образом, ГК РФ прямо закрепляет двухуровневую правовую охрану интеллектуальной собственности.

Однако, судя по всему, "эксперимент" состоится. Ведь мы, как декларируют разработчики, не боимся трудностей. Более того, мы их сами же и создаем. Не себе - другим, тем кому "повезет" работать по ч. IV ГК РФ. Только зачем?

И.Ю. Тулубьева,

управляющий партнер

ООО "Тулубьева, Осипов и партнеры" (Москва)

"Бухгалтерский учет в издательстве и полиграфии", N 12, декабрь 2006 г.