Дрейф в системе придуманных координат (анализ п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. N 14 и практики его применения) (М.Л. Поздняков, "Адвокат", N 8, август 2007 г.)

Дрейф в системе придуманных координат
(анализ п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ
от 15 июня 2006 г. N 14 и практики его применения)

Автор опубликованной ниже статьи уже знаком нашим постоянным читателям по нескольким публикациям в журнале. В качестве предисловия к новой острой критической статье помощника судьи Красноярского краевого суда М.Л. Позднякова уместно привести отрывок из его письма в редакцию, где он объяснил свои мотивы: "Сейчас в судебной системе имеет место странная ситуация: не опровергать теоретические выкладки, из которых следует ошибочность сложившейся судебной практики, а игнорировать любые суждения и продолжать пребывать в системе своих придуманных координат. Тем самым поддерживается дальнейшее существование модели, при которой теория и практика - две непересекающиеся ипостаси. Считаю данный подход не только ошибочным, но и вредным, поскольку дрейф правосудия без каких-либо карт и направления, то есть вне концептуальности, уже зашел слишком далеко".

Уголовно-правовая оценка

Необходимо дать оценку позиции, изложенной в п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ 15 июня 2006 г. N 14 "О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами", где указано, что в тех случаях, когда передача наркотического средства, психотропного вещества или их аналогов осуществляется в ходе проверочной закупки, проводимой представителями правоохранительных органов в соответствии с Федеральным законом от 12 августа 1995 г. N 144-ФЗ (в редакции Федерального закона от 2 декабря 2005 г. N 150-ФЗ) "Об оперативно-розыскной деятельности", содеянное следует квалифицировать по ч. 3 ст. 30 и соответствующей части ст. 228.1 УК РФ, поскольку в этих случаях происходит изъятие наркотического средства или психотропного вещества из незаконного оборота.

На первый взгляд все выглядит как сухой юридический спор. Так ли это в действительности? Вопросы, связанные с незаконным оборотом наркотических средств, всегда находились под пристальным вниманием юридической общественности, и все узловые вопросы этой проблематики вполне разработаны.

Для того чтобы квалифицировать действия как покушение на совершение преступления, необходимо установить, что последствия деяния, запрещенного уголовным законом, не наступили в связи с обстоятельствами, не связанными с личностью виновного. Помимо этого следует отметить, что по целой группе преступлений законодатель не предусмотрел наступление указанных последствий (не рассматривает их как часть объективной стороны), данные составы именуются формальными; те же составы, для которых наступление последствий являются обязательными, именуются материальными.

Развернутое обоснование причины, по которой присутствуют формальные составы, дает К.К. Панько: "При конструировании формальных составов законодатель указывает только совершение общественно опасных действий... О последствиях законодатель ничего не говорит, хотя ясно, что всякое действие, в том числе в формальном составе, влечет за собой определенные последствия. Однако вредоносность последствий воспринимается не как реальный ущерб, измеряемый количественно, а как тенденция, носящая угрожающий характер в определенной области деятельности государства"*(1).

Деятельность, направленная на сбыт наркотических средств, и есть та "тенденция, носящая угрожающий характер". А выводить в качестве основного критерия "здоровье населения" и выискивать оттенки в понимании того, что значит "обладать наркотическим средством", означает только бессмысленное усложнение ситуации и плутание в трех соснах. Очевидно, что вредоносность сбыта наркотических средств заключается в их распространении, а не в том, что лицо, приобретшее наркотическое средство, его употребило.

Совершить покушение на преступление с формальным составом достаточно затруднительно. Чтобы объективная сторона была выполнена, необходимо, чтобы лицо осуществило все образующие ее действия, однако по независящим от него причинам выполнение объективной стороны не было доведено до конца. Применительно к анализируемой ст. 228.1 УК РФ это означает, что покушение на сбыт может быть представлено действиями лица, организовавшего сбыт, но непосредственно не осуществляющего передачу наркотических средств. И в случае если сбытчик был задержан до осуществления сбыта, действия организатора необходимо квалифицировать как покушение на сбыт, т.е. по ч. 3 ст. 30 и соответствующей части ст. 228.1 УК РФ. Действия же исполнителя, который был задержан до выполнения объективной стороны сбыта, следует квалифицировать как приготовление к сбыту наркотических средств, т.е. по ч. 1 ст. 30 и ч. 2 или 3 ст. 228.1 УК РФ. Представить же покушение на сбыт у лица, непосредственно осуществляющего передачу наркотических средств, крайне затруднительно.

Именно в этой логике до 15 июня 2006 г. выстраивалась судебная практика по квалификации преступлений, связанных с незаконным сбытом наркотических средств. И эта логика напрямую обусловлена тем, что сбыт наркотических средств - это формальный состав.

Кроме этого, есть еще одна особенность указанной проблемы - отнесение конкретных преступлений к формальным или материальным составам не является стопроцентным приоритетом законодателя. Из закона это напрямую не всегда следует*(2). Приоритетом относить конкретных преступных деяний к материальному или формальному составу обладает наука, а вернее - доктрина уголовного права. Именно в ее пределах происходит установление объекта посягательства и всех нюансов объективной стороны. Этот вопрос вовсе не обойден вниманием ученых и в отношении сбыта наркотических средств он считается, в общем-то, закрытым. Я не нашел в литературе, изданной до 15 июня 2006 г., каких-либо сомнений в формальном составе преступления, предусмотренного ст. 228.1 УК РФ.

В большинстве комментариев и практических пособий прямо утверждается, что сбыт наркотических средств - это формальный состав, т.е. совершить покушение на сбыт практически невозможно. Приведу некоторые цитаты: "Сбыт окончен в момент поступления наркотического средства, психотропного вещества или их аналогов во владение приобретателя (потребителя)"*(3). В разделе "Незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов", рассматривая сбыт наркотических средств, судья Верховного Суда РФ В.П. Степалин пишет: "Состав преступления формальный, признается оконченным с момента совершения одного из указанных в законе действий"*(4). В двух учебниках А.И. Чучаев, исследуя составы ст. 228 и 228.1 УК РФ, пишет: "Преступление окончено с момента совершения одного из указанных в законе действий"*(5).

До изменений УК РФ Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. вопрос о составе преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств, сомнений не вызывал. Так, в комментарии, изданном под редакцией Генерального прокурора РФ и Председателя Верховного Суда РФ сказано: "Объективная сторона преступлений, предусмотренных ч. 1-4 ст. 228 УК РФ, характеризуется совершением активных действий.

Законодательная конструкция составов указанных преступлений такова, что для признания их оконченными достаточно лишь установить факт совершения лицом предусмотренного законом деяния (так называемые формальные составы). Последствия же (а они могут быть самыми тяжкими) лежат за пределами состава и влияют лишь на индивидуализацию ответственности"*(6). Эта позиция являлась общеобязательной и, как видно, сомнений не вызывала.

Отмечу также, что в ряде комментариев, в том числе под редакцией Председателя Верховного Суда РФ В.М. Лебедева, формальность составов преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств, утверждается при комментарии ст. 228 УК РФ, и несмотря на то что применительно к ст. 228.1 УК РФ это суждение не повторяется, никаких сомнений в формальном составе сбыта наркотических средств не присутствует*(7).

Таким образом, к моменту опубликования постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. N 14 никаких сомнений в том, что сбыт наркотических средств относится к формальным составам, не имелось. Следовательно, позиция Верховного Суда, изложенная в п. 13 указанного постановления, возникла на пустом месте и не имеет какого-либо научного обоснования при том, что данный вопрос не может быть решен иначе как путем пересмотра доктринальных положений уголовного права.

Разъяснения Верховного Суда должны выступать как завершение комплексной оценки, с соответствующей проработкой на уровне теоретических исследований. Верховный Суд не может произвольно присваивать себе функции научных центров. А плачевное состояние самих научных центров не является оправданием этому. Замечу, что при непосредственном участии Верховного Суда*(8) "в целях повышения эффективности деятельности судов, создания учебной, научной и организационно-методической базы органов и учреждений судебной власти"*(9) была создана Российская академия правосудия. В постановлении V Всероссийского съезда судей от 29 ноября 2000 г. "О ходе судебной реформы в Российской Федерации и перспективах развития судебной системы" Академия правосудия удостоена статуса "самостоятельного учебного и научно-методического учреждения"*(10).

Однако надо отметить, что за более чем за семилетний период существования Академии никаких полноценных, как, в общем-то, и неполноценных, экспертных заключений по актуальным правоприменительным вопросам не появилось. Возможно, если бы Академия правосудия как субъект научных исследований состоялась, удалось бы избежать перегибов, подобных рассмотренному в настоящей статье. Судя по доступной информации о деятельности Академии, ее функции из научной сферы переместились в сферу подготовки судей. Так, Совет судей еще в 2001 г. отмечал: "Признавая необходимость качественного улучшения подготовки кандидатов на судейские должности и переподготовки действующих судей, Совет судей Российской Федерации поддерживает предложения рабочей группы, направленные на решение этих вопросов. Главную роль в решении этих задач призвана играть Российская академия правосудия"*(11).

Представляет интерес оценка этой деятельности судьей Конституционного Суда РФ членом корреспондентом РАН М.И. Клеандровым: В " нашей стране, к сожалению, полностью отсутствует механизм подготовки судей, хотя Российская академия правосудия была создана в том числе для этого"*(12).

Видимо, Академия правосудия выполняет декоративную функцию (по принципу "главное - чтобы было", а качество, результаты деятельности рассматриваются как нечто вторичное) и не в состоянии решать какие-либо практические задачи. Поэтому, увы, необоснованно возложение каких-либо надежд на то, чтобы важные вопросы правоприменительного характера решались с использованием научного потенциала, аккумулированного в Академии. Видимо, отчасти по этой причине решение по изменению теоретических положений уголовного права было принято без консультации с научным сообществом. Хотя очевидно, что научная недееспособность Академии правосудия не предрешает качества всего научного сообщества.

Но что произошло, то произошло. В настоящий момент вся судебная практика выстраивается в соответствии с позицией, изложенной Верховным Судом РФ в п. 13 постановления N 14. В силу специфики сбыта наркотических средств раскрыть это преступление возможно только при проведении проверочной закупки. Случаи, когда раскрывается сбыт без проведения таковой, крайне редки. Например, при задержании лица, приобретшего ранее наркотическое средство, оно изымается, сам задержанный дает подробные показания, а сбытчик впоследствии задерживается*(13). Но даже в этом случае наркотическое вещество изымается из оборота, т.е. ситуация попадает под конструкцию, изложенную в п. 13 постановления N 14. Представить же случай раскрытия сбыта наркотических средств без их изъятия невозможно, ведь в этом случае невозможно проведение экспертизы, без которой нельзя утверждать, что сбытое вещество является наркотическим средством. Таким образом, раскрытие сбыта наркотических средств всегда сопровождается изъятием наркотического средства из оборота. Следовательно, на сегодняшний день все преступления, связанные со сбытом наркотических средств должны квалифицироваться как покушение, т.е. по ч. 3 ст. 30 УК РФ.

Вопрос о наказании

В чем заключается основное последствие квалификации содеянного как покушения? На это дает ответ ч. 3 ст. 66 УК РФ - срок или размер наказания за покушение на преступление не может превышать трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части Кодекса за оконченное преступление. Никаких иных реальных последствий квалификация содеянного как покушение не влечет, т.е. не затрагивает исчисление рецидива, погашение судимости. Не есть ли это ключ к пониманию произошедшей с подачи Верховного Суда "тихой революции" в доктрине уголовного права? Если не получается трактовать произошедшее как закономерное развитие научных дискуссий (ведь никаких намеков для перевода ст. 228.1 УК РФ в материальный состав не наблюдалось), может быть, имеет смысл рассмотреть вопрос с точки зрения наказания?

Для этого необходимо более подробно рассмотреть развитие судебной практики именно в части наказуемости незаконного оборота наркотических средств. Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ была существенно повышена санкция за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотических средств. Если ранее за сбыт в особо крупном размере максимальное наказание было от 7 до 15 лет лишения свободы (ч. 4 ст. 228 УК РФ в редакции Федерального закона от 13 июня 1996 г.), то сейчас за это же деяние предусмотрено наказание от 8 до 20 лет (ч. 3 ст. 228.1 УК РФ в редакции Федерального закона от 8 декабря 2003 г.). Если прежде сбыт без квалифицирующих признаков наказывался сроком лишения свободы от 3 до 7 лет (ч. 2 ст. 228 УК РФ в редакции Федерального закона от 13 июня 1996 г.), то сейчас - от 4 до 8 лет (ч. 1 ст. 228.1 УК РФ в редакции Федерального закона от 8 декабря 2003 г.).

Необходимо также отметить, что важно не само по себе повышение санкции, а то, что законодатель четко обозначил позицию усиления уголовной репрессии в отношении преступлений, связанных со сбытом наркотических средств. Дело в том, что судебная практика никогда не выходила на уровень назначения соразмерного наказания за данные преступления. До изменений, внесенных Федеральным законом от 8 декабря 2003 г., было нормой назначение наказаний сбытчикам с применением ст. 64 УК РФ, т.е. ниже низшего предела. После опубликования названного Закона ситуация изменилась, но незначительно. Сейчас нормой является назначение сбытчикам наркотических средств наказания либо без применения квалифицирующих признаков (например, по ч. 1 ст. 228.1 УК РФ - 4 года лишения свободы), либо в минимальных пределах санкции (например, по ч. 3 ст. 228.1 УК РФ - 10-12 лет при верхнем пределе 20 лет). Таким образом, судебная практика так и не выстроилась в соответствии с отмеченной позицией законодателя. В силу изменений закона и пристального внимания государства к проблеме борьбы с наркоманией как социальным злом*(14) были созданы все условия к тому, чтобы репрессивный механизм по пресечению преступлений по незаконному сбыту наркотических средств работал в полной мере. Одним словом, было лишь вопросом времени назначение судами наказаний сбытчикам наркотических средств в соответствии с существующей политико-правовой доктриной.

Однако позиция Верховного Суда РФ, выраженная в п. 13 постановления Пленума от 15 июня 2005 г., не только разом снизила санкцию по всем частям ст. 228.1 УК РФ до трех четвертых, но и внесла тенденцию, по сути, совершенно противоположную государственной политике и направленную на кристаллизацию сложившейся судебной практики, когда наказание за сбыт наркотических средств назначается по минимуму. Здесь нет смысла даже пытаться искать мотивацию, ведь очевидно, что это не результат научных диспутов, хотя именно так и выглядит официальная версия. Думается, в этом ярко проявилась общая болезнь современной судебной системы, выражающаяся в том, что решения принимаются без оглядки на мнение ученых и в отрыве от социальных ориентиров. Последствия этой "произвольности", их масштаб напрямую зависят от уровня, на котором происходит принятие решения. Поскольку Пленум Верховного Суда РФ - это главный узел кристаллизации судебной практики в судах общей юрисдикции, то и последствия его шагов наиболее значительные.

А ведь очевидно, что при принятии решений подобного масштаба следует соотносить свои выводы с реальностью и не забывать, что ценность права заключается в возможности регулировать общественные отношения, тем самым созидая общество, а само право вовсе не является самоценным. Если же стоять на той позиции, что соотнесение выводов с реальностью, с задачами, стоящими перед обществом, есть нечто вторичное, то мы автоматически низводим право на уровень бессмысленной схоластики, что не согласуется с идеей правового демократического государства*(15).

О правовой природе руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда РФ

Традиционно считается, что вопрос о правовой природе разъяснений Пленума Верховного Суда РФ относится к разряду вечных. Возможно, так и есть. Только в чем причина этой "вечности"? В неразрешимости данного вопроса либо в намерении ряда ученых бесконечно долго изучать его? Или в нежелании некоторых практиков играть хотя бы по каким-то правилам? Ведь эта проблема действительно узловая, что видно на примере настоящего исследования. Крайне важно ответить на вопросы: имеет ли право Верховный Суд менять правовую доктрину; каковы пределы компетенции Пленума Верховного Суда? В этом плане имеются определенные суждения, но до сих пор ни одно из них не закреплено в законе. Получается, что на официальном уровне ясности не достигнуто. Так, А.В. Мадьярова указывает: "Приходится констатировать, что существующую степень нормативной регламентации нельзя признать достаточной. Неполнота и пробельность законодательства являются, с одной стороны, причиной, с другой - следствием теоретической неопределенности по вопросу о правовой природе разъяснений"*(16). Это и является фоном, на котором осуществляет свою разъяснительную деятельность Пленум Верховного Суда, т.е. в условиях полной нормативной и теоретической неопределенности.

Надо отметить, что неопределенность пределов компетенции Пленума Верховного Суда - это одна из "тайн правосудия". Сам вопрос носит практически непознаваемый характер. В этом плане показательно высказывание судьи Верховного Суда, секретаря Пленума В. Демидова, который на вполне четкий вопрос корреспондента "Поскольку решения Пленума обязательны, не приобретают ли они прецедентное значение, не получается ли, что вы начинаете конкурировать с законодательной властью?" дает следующий ответ: "Я могу коротко ответить на ваш вопрос, сославшись на статью 126 Конституции. В ней четко и ясно записано, что Верховный Суд дает разъяснения по вопросам судебной практики, то есть по применению закона. Поэтому я не вижу никакой конкуренции"*(17). Таким образом, человек, во многом олицетворяющий данный правовой институт, с одной стороны, констатирует ограниченный характер компетенции Пленума, а с другой стороны, дает понять, что это не тема для диспутов.

Опубликование очередного постановления Пленума Верховного Суда, просто ставят правоприменителей перед фактом, при этом рассуждения по вопросу о пределах компетенции недопустимы и носят практически табуированный характер. Во многом это связано со стилем командно-административной системы советского периода, когда сомнение в происходящем рассматривалось чуть ли не как покушение на власть. Но сейчас-то ситуация изменилась! Или кто-то продолжает жить по старым лекалам? Может, это и есть причина, почему судебная реформа так и не преодолела начального этапа?

В дополнение к сказанному заметим: если исходить из анализа тех законодательных норм, которые сейчас присутствуют, следует прийти к выводу, что Верховный Суд крайне ограничен в возможности толкования и разъяснительная деятельность Пленума сводится к воспроизведению положений закона и акцентированию того или иного правоприменительного вопроса. Выбор же данного направления отчасти предопределен тезисом, доминирующим сегодня в судебной системе, о сведении судопроизводства к исполнительству и буквализму. Практика свидетельствует, что именно по этому сценарию идет ее развитие, зачастую даже во вред правосудию*(18). Тем более удивительно, что в определенный момент Пленум Верховного Суда рвет со сложившейся традицией и примеряет на себя одежды как минимум научного центра, а как максимум - законодателя. Очевидных причин подобной, прямо скажем, точечной активизации не просматривается. Как было уже сказано, никаких доктринальных разработок по вопросу необходимости перевода ст. 228.1 УК РФ из формального состава в материальный не наблюдалось, отсутствуют и какие-либо подвижки на предмет установления определенности по вопросу правовой природы разъяснений Верховного Суда. Кроме того, следует отметить, что в дальнейшем Верховный Суд возвращается к ограничительному пониманию пределов компетенции Пленума, по крайней мере по блоку вопросов, связанных с уголовным судопроизводством.

Таким образом, правовая природа разъяснений Пленума Верховного Суда сегодня не определена, что позволяет авторам постановлений Пленумов произвольно толковать пределы компетенции. Поэтому присутствуют колебания от крайне ограничительного толкования пределов компетенции (пересказывание закона либо всего лишь закрепление уже устоявшейся практики), до их расширения вплоть до уровня, на котором фактически происходит соединение законодательной и научной деятельности. Хотя очевидно, что никаких предпосылок к таком повороту событий не имеется. Все это дезорганизует судопроизводство и приводит к последствиям, которые будут рассмотрены ниже.

Клонирование абсурда

Выводы, изложенные в настоящем разделе, основаны прежде всего на судебной практике, сложившейся в Красноярском краевом суде, которая, в свою очередь, соотносится с общероссийской практикой, в том числе с получившей широкое распространение практикой неофициальных указаний Верховного Суда РФ.

Вопрос о последствиях, которые повлек за собой п. 13 постановления Пленума N 14, представляется наиболее интересным, потому что позволяет увидеть клубок проблем, опутавших сегодня судебную систему, увидеть, как они наслаиваются друг на друга и множатся, приближая судопроизводство к черте, за которой крайне сложно установить смысл происходящего.

Самое первое и очевидное следствие разъяснения Верховного Суда, изложенного в п. 13 постановления N 14 - уже названная тенденция назначения минимальных наказаний сбытчикам наркотических средств.

Кроме этого, была открыта новая серия в разрастании надзорного производства. Сегодня стадия по пересмотру судебных решений, вступивших в законную силу, переживает серьезные деформации. Одна из ярко выраженных тенденций - это усилия, направленные на расширение надзорной стадии, что повлекло выход за пределы изначальных задач по устранению ошибок*(19). Поэтому изменение толкования уже рассматривается как основание возбуждения надзорного производства. Не определившись с правовой природой разъяснений Верховного Суда, включая неопределенность с предметом рассмотрения судов в стадии исполнения*(20), к компетенции судов надзорной инстанции стали относить задачу по ревизии всех приговоров, по которым лица были осуждены за сбыт наркотических средств. При изменении квалификации на покушение происходило снижение наказания в среднем на два месяца. И это при том, что наказание за сбыт наркотических средств и раньше всегда назначалось в минимальных пределах! Теперь же во многих случаях, когда по ч. 1 ст. 228.1 УК РФ назначалось четыре года лишения свободы, президиумы стали принимать решения о применении ст. 64, что само по себе недопустимо*(21). Но этим не ограничились: тем сбытчикам, которым уже было назначено наказание с применением ст. 64 УК РФ (т.е. никоим образом не нарушается требование ч. 3 ст. 66), осуществлялось снижение наказания. Получается, что вся судебная система оказалась включенной в деятельность по смягчению уголовной репрессии по делам связанным со сбытом наркотических средств.

Нелогичность происходящего понимают многие, однако проблема в том, что развитие судебной практики уже давно представляет собою неуправляемую стихию, где судьи заняли позиции наблюдателей, периодически кивая на законодателя и прикрываясь суждением вышестоящего суда. Именно поэтому даже прозвучавшие из Верховного Суда РФ неофициальные реплики о том, что безумную практику по снижению наказания сбытчикам желательно прекратить, не только не изменили ситуации, но были встречены гулом неодобрения. Оно и понятно: подобные метания ставят вопрос о законности производимых действий. Если не было никаких изменений в законе, то откуда такие колебания в судебной практике от "снижаем всем подряд" до "не снижаем никому"? Именно поэтому останавливаться никто не собирается. Кроме того, ведь чем больше судейская нагрузка, тем нужнее каждый из них, можно мощно отрапортовать по закрытии отчетного периода, а то, что большинство дел, проходящих через президиумы, однотипные и постановления пишутся с помощью сканеров, в отчетах не указывается.

Поскольку определяющим мотивом судебной деятельности сегодня является буквализм и пошаговое исполнение инструкций, надо отметить еще одну проблему. Коль скоро в п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ говорится о проверочной закупке, она стала рассматриваться как обязательное условие переквалификации на покушение. Однако был совершенно проигнорирован тот факт, что основным и определяющим фактором для изменения квалификации в этом пункте постановления Пленума названо "изъятие наркотического вещества или психотропного вещества из незаконного оборота", в результате чего объект посягательства - "здоровье населения"- не пострадал. Если уж исполнять указание Верховного Суда, то именно в таком понимании. Однако на практике этот элементарный вопрос вызвал замешательство. Я бы сказал, что в сознании каждого судьи происходила борьба между чиновником и судьей. Понятно, что исход этой борьбы в каждом случае зависел от соотношения указанных начал. Но важен сам факт: при возникновении необходимости мыслить самостоятельно многие судьи испытывают замешательство.

С учетом изложенного крайне важно дать оценку той роли, которую во всей этой истории сыграла (а точнее - не сыграла) юридическая общественность. Дело в том, что спорность п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2006 г. N 14 очевидна если не всем, то уж точно подавляющему большинству. Однако никаких возражений не наблюдается. Более того, присутствует даже тенденция восхищаться происходящим. Так, А.В. Федоров пишет: "Весьма важным и своевременным является разъяснение, данное в п. 13 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2006 г. N 14: Указанное разъяснение позволит добиться единообразия в практике квалификации подобных противоправных деяний, так как ранее в различных судах указанные деяния квалифицировались по-разному, в одних - как оконченное преступление, в других - как покушение на совершение преступления; привести практику квалификации содеянного в подобных случаях в соответствие с положениями теории уголовного права"*(22). О какой теории уголовного права говорит автор? Здесь просматривается намерение легитимизировать состоявшееся решение, как раз вопреки всем теоретическим наработкам, да и, в общем-то, здравому смыслу. Добавлю: статья А.В. Федорова размещена в журнале "Наркоконтроль", который по своему назначению должен отстаивать государственную политику в данной сфере, а все выглядит с точностью до наоборот. Постоянно демонстрируемая готовность объяснять великолепие деятельности Верховного Суда, порождает и, видимо, будет и далее порождать подобные суждения.

Таким образом, научная общественность не выступила в роли препятствия деформациям правовой доктрины. Поэтому без серьезного переформатирования принципов существования научной общественности не стоит надеяться на взаимодополнение науки и практики.

Приходится также констатировать, что люди, олицетворяющие судопроизводство, в значительной степени безразличны к сути происходящих в обществе процессов. Быть судьей сегодня - не значит делать выбор пути, по которому пойдет развитие общества, это всего лишь способ существования. При подобном подходе большинство вопросов носят характер несущественных, пустых, на которые не следует даже обращать внимание. Не без участия судейского корпуса процессуальная деятельность сегодня сведена на уровень механического перебора не связанных между собой инструкций. Получается, что для изменения уголовной политики достаточно, чтобы из Верховного Суда пришло нескольких строчек спорного текста, - и судебная практика будет изменена кардинально. При этом не имеют значения ни положения закона, ни доктрина, ни мнение ученых, ни, как ни странно, мнение самих правоприменителей, ведь не многие согласны с переходом на поголовную переквалификацию сбыта наркотиков на покушение. При подобном формате поведения нет никаких гарантий, что завтра деятельность, осуществляемая в стенах судов, в очередной раз, но уже более отчетливо, будет вступать в противоречие с идей общественного блага.

Вывод

Указанное разъяснение Верховного Суда РФ сомнительно по своей правовой природе. Чтобы издавать подобные разъяснения, требуется провести не одно серьезное научное исследование. Возможно, даже если эта работа будет проделана, в итоге все равно придется прийти, в общем-то, к очевидному заключению, что сбыт наркотических средств - это формальный состав. Кроме того, данное разъяснение прямо противоречит задачам, неоднократно озвученным в обществе, по противодействию торговле наркотическими средствами. Искусственное снижение верхнего предела санкции прямо диссонирует с существенным повышением санкций, которое состоялось в 2003 г.

Имеет смысл обратить внимание на процедуру подготовки проектов постановлений Пленума, есть достаточные основания подозревать, что под "одеждами" научных дискуссий в судопроизводство кроется совсем иное содержание.

Один из главных итогов настоящего исследования заключается в том, что практикующие юристы, а в первую очередь судьи, сегодня безразличны к происходящим в обществе процессам, не имеют своей позиции, а если и имеют, то не смеют ее высказывать. Ведь на самом деле не было никаких формальных причин раскручивать истерию с повальным снижением сроков наказания сбытчикам наркотических средств. Сроки, назначаемые "традиционно", не превышают трех четвертых максимальной санкции. Имелись все основания к тому, чтобы разъяснение Верховного Суда не оставило существенного следа на практике и выразилось только в формулировке квалификации преступных деяний. Более того, назначаемые сроки сбытчикам сейчас настолько минимальны, что была возможность даже соединить позицию Верховного Суда с исполнением воли законодателя о повышении роли уголовной репрессии по преступлениям связанным с незаконным оборотом наркотических средств.

Но это было возможно только в том случае, если в пределах судопроизводства (читай - в головах судей) существует такая категория, как политико-правовая доктрина. Жизнь показывает, что сегодняшняя реальность судебной системы - привычка улавливать настроение вышестоящего лица (инстанции), которое почему-то наделено правом произвольно изменять закон. Именно поэтому никакого непротиворечивого совмещения тенденций быть не могло. Абсолютизация "юридической силы" мнения вышестоящего лица привела к формированию совершенно абсурдных тенденций, которые не в силах остановить даже сам Верховный Суд. Представляется, что, голосуя за проект постановления N 14, судьи Верховного Суда не учли специфики формирования судебной практики на местах, а проще говоря, готовности судей "читать по губам". Если бы не это, изменение квалификации сбыта наркотических средств могло пройти совсем незаметно и, главное, - не повлиять на едва наметившееся реальное усиление уголовной репрессии по данной категории преступлений.

Сегодня каждое действие Верховного Суда вознесено на уровень непререкаемой истины, а поскольку механизм выработки правоприменительных позиций явно не идеален, происходит клонирование ошибочных положений.

Именно это и произошло при прочтении правоприменителями анализируемого постановления. Спорное теоретическое суждение было возведено на уровень приказа - "снижать всем", хотя по большому счету ничего подобного из позиции Верховного Суда не следует. Тут надо отметить, что деятельность президиумов сегодня носит неконтролируемый, да и, по сути, непубличный характер. Никто не владеет общей картиной происходящего спешного "приведения приговоров в соответствие с постановлением Верховного Суда"*(23). И очень высока вероятность того, что отдельным лицам или даже категориям лиц снижается наказание не формально на один-два месяца, а существенно - на годы.

Если сегодня не наблюдается широких дискуссий по актуальным правоприменительным вопросам, то можно констатировать: нет никаких гарантий, что вновь не произойдет очередное подобное "открытие", кардинально разворачивающее судебную практику непонятно в какую сторону и непонятно в чьих интересах.

М.Л. Поздняков,

помощник судьи Красноярского краевого суда

"Адвокат", N 8, август 2007 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Панько К.К. Юридические конструкции как категории внутренней формы (структуры) уголовного права. // Право и политика. 2005. N 3.

*(2) Что подтверждается анализируемым положением Пленума Верховного Суда РФ, ведь перевод сбыта наркотических средств из формального состава в материальный был осуществлен без изменения закона.

*(3) Преподобный А.В. Комментарий к ст. 228.1 УК РФ // Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный), перераб. и доп. // Под ред. А.А. Чекалина, В.Т. Томина, В.В. Сверчкова.- М.: Юрайт-Издат, 2006.

*(4) Степалин В.П. Глава 25 "Преступления против здоровья населения и общественной нравственности": научно-практич. пособ. по применению УК РФ / Под ред. В.М. Лебедева.- М.: Норма, 2005.

*(5) Чучаев А.И. Глава XI "Преступления против здоровья населения и общественной нравственности" // Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: учеб. / Под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А.И. Чучаева.- М.: ИНФРА-М, Контракт, 2006. Он же. Глава 11, § 2 "Преступления против здоровья населения и общественной нравственности" // Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: учеб. / Под ред. А.И. Рарога.- М.: Юристъ, 2004.

*(6) Побегайло Э.Ф. Комментарий к ст. 228 УК РФ / Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный). 3-е изд., испр. и доп. / Под ред. Ю.И. Скуратова, В.М. Лебедева.- М.: ИНФРА-М-НОРМА, 2000.

*(7) См., напр.: Дорошков В.В. Комментарий к ст. 228 УК РФ / Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный). 5-е изд. исправл. и доп. / Отв. ред. В.М. Лебедев.- М.: Юрайт-Издат, 2005.

*(8) См. п. 1 Указа Президента РФ от 11 мая 1998 г. N 528 "О Российской академии правосудия" и п. 1 постановления Правительства РФ от 28 октября 1999 г. N 1199 "О Российской академии правосудия".

*(9) Указ Президента РФ от 11 мая 1998 г. N 528 "О Российской академии правосудия".

*(10) Постановление V Всероссийского съезда Судей от 29 ноября 2000 г. "О ходе судебной реформы в Российской Федерации и перспективах развития судебной системы".

*(11) Постановление Совета судей РФ от 30 января 2001 г. "О совершенствовании судебной системы".

*(12) Клеандров М.И. Конституционное правосудие - ядро практики // ЭЖ-Юрист. 2006. N 50.

*(13) Как правило, на основании полученных данных проводится проверочная закупка, а сбытчик осуждается за оба эпизода.

*(14) Имеется в виду учреждение Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков, неоднократное рассмотрение ПравительствомРФ размеров наркотических средств, причем с тенденцией к снижению нижней границы уголовной ответственности, принятие федеральных целевых программ (например, постановление Правительства РФ от 13 сентября 2005 г. N 561 "О Федеральной целевой программе "Комплексные меры противодействия злоупотреблению наркотиками и их незаконному обороту на 2005-2009 годы").

*(15) Подробнее см.: Александрова А.С. Законность и целесообразность. Сайт Международной ассоциации содействия правосудию. http://iuaj103.valuehost.ru/modules.php?name=Pages&go=page&pid=188.

*(16) Мадьярова А.В. Разъяснения Верховного Суда Российской Федерации в механизме уголовно-правового регулирования.- СПб., 2002. С. 44.

*(17) Гарантия от судебной ошибки: интервью с секретарем Пленума Верховного Суда РФ В. Демидовым // Российская газета. 2003. 30 сент.; Сайт Верховного Суда РФ. http://www.supcourt.ru/news_detale.php?id=748.

*(18) См.: Поздняков М.Л. Новая проблема вместо решения старой // Адвокат. 2007. N 2.

*(19) Поздняков М.Л. Применение принципа обратной силы уголовного закона при пересмотре вступивших в законную силу приговоров суда // Уголовный процесс. 2006. N 5. С. 46-49; Он же. Применение обратной силы уголовного закона с учетом правовой позиции Конституционного Суда // Уголовный процесс. 2006. N 6. С. 3-6; Он же. Пересмотр вступивших в законную силу решений суда: теория и реальность // Уголовный процесс. 2006. N 12.

*(20) См.: Поздняков М.Л. О нецелесообразности запрета на вмешательство в существо приговора в стадии исполнения.

*(21) См.: Поздняков М.Л. Применение ст. 64 УК РФ в стадиях обжалования.

*(22) Федоров А.В. Значение постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2006 г. N 14 "О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами" для правоприменительной практики и совершенствования законодательства // Наркоконтроль. 2006. N 3.

*(23) Само по себе это выражение, уже прочно обосновавшееся в практике, представляет собой не что иное, как отрицание принципа законности, ведь Верховный Суд РФ может только разъяснять закон, а не подменять его.