И вновь о наводящих вопросах в судебном допросе (Е.А. Карякин, "Российская юстиция", N 10, октябрь 2007 г.)

И вновь о наводящих вопросах в судебном допросе

В последнее время получают особое звучание, казалось бы, давно решенные вопросы о природе наводящих вопросов и о применении наводящих вопросов в ходе досудебного и судебного допроса*(1). В настоящей статье ограничимся указанной проблематикой в рамках судебного допроса. Так, Е. Центров справедливо указывает на следующее: во-первых, "отличить вопросы и действия наводящего и ненаводящего характера не всегда просто. Порой это можно сделать лишь при анализе данного конкретного вопроса в совокупности со всеми связанными с ним вопросами и полученными на них ответами"*(2). Во-вторых, "неправильно полагать, что в задаваемом вопросе вообще не должно содержаться никакой исходной информации для ответа. Подобное требование явно не выполнимо, поскольку довольно часто вопрос не может быть не привязан к определенному месту, времени, людям, обстоятельствам и т.п."*(3).

Примечательно, что ч. 2 ст. 189 УПК РФ прямо запрещает следователю задавать наводящие вопросы на допросах в ходе предварительного расследования, тогда как ч. 1 ст. 275 УПК РФ, регламентирующая допрос подсудимого в ходе судебного следствия, сформулирована иначе: "Председательствующий отклоняет наводящие вопросы..." В отношении судебного допроса свидетеля (потерпевшего) об использовании наводящих вопросов нет подобных указаний законодателя. Думается, указанная в законе формула отнюдь не случайна, поскольку судебный допрос не может обойтись без постановки сторонами вопросов крайне близких наводящим, а также без развития ситуаций наводящего характера. Особенно показательно в этом плане проведение в судебном следствии так называемого "шахматного допроса", при котором допрашивающий попутно ставит вопросы другим лицам по одним и тем же фактам и обстоятельствам, исследуемым в данный момент в основном допросе*(4). Показания, данные одним из допрашиваемых в ходе шахматного допроса, вполне могут быть наводящими для другого (других). Указанная ситуация зачастую имеет место в судебной практике и это обстоятельство еще раз доказывает, что полностью устраниться от "наводок" практически невозможно.

Подчас еще хуже дело обстоит в досудебном производстве, к примеру, когда следователь проводит очную ставку или в ходе допроса с целью склонить допрашиваемого к даче показаний предъявляет ему полученные доказательства, в том числе знакомит с показаниями других лиц. Что это как не "наводка" на желательные показания? Замечу, что обе приведенные ситуации имеют место на предварительном следствии, где наводящие вопросы "вне закона", однако, как видится, эффект от них ничем не меньше, чем от постановки допрашиваемому наводящих вопросов.

Вывод своими корнями уходящий в советскую криминалистику неутешителен: если возникшая в ходе производства по делу наводящая ситуация (вопрос) отвечает интересам обвинения - это не повод для беспокойства, если же вопрос близкий наводящему поставлен защитником - это незаконно. Думается, указанный подход не совсем оправдан исходя из идеи равноправия сторон в процессе.

Безусловно, предстает необоснованным и сомнительным использование стороной в судебном допросе наводящих вопросов в примитивном (упрощенном) их понимании, которое, к сожалению, сложилось в правоприменительной практике. Такой вопрос, как правило, легко отличим, поскольку содержит в себе желаемый ответ. Между тем грамотно используя возможности "великого и могучего" русского языка и знание психологии, стороне представляется возможным сформулировать тот же наводящий вопрос (или серию вопросов) в завуалированной форме, не содержащей явных признаков "грубого" наводящего вопроса. Полагаем, что не чем иным, как грамотно осуществляемой тактикой участия в судебном допросе является умение поставить вопрос так, чтобы его вербальная формулировка не содержала общепринятых признаков наводящего вопроса, но, к примеру, невербальный компонент (интоннационный, артикуляционный, эмоциональный) достиг поставленных целей. Во многом следует согласиться с мыслью Ю.В. Францифорова о том, что "наводящие вопросы вызваны необходимостью разрешения противоречий добросовестных сторон при участии в процессе недобросовестных лиц. Это может быть тогда, когда сторона, вызвавшая свидетеля и рассчитывающая на его добросовестность, видит, что он умышленно дает показания в пользу противной стороны. В этом случае с целью перекрестного допроса недобросовестного свидетеля могут быть поставлены наводящие вопросы"*(5).

Исходя из сказанного, позволим себе не согласиться с мнением Е. Центрова, который пишет: "Участник предварительного и судебного следствия (выделено мной. - Е.К.) при постановке вопроса, внешне сходного с наводящим, может предупредить, что его вопросы рассчитаны не на подтверждение содержащейся в них информации, а на получение от допрашиваемого лица новых сведений. Например, он может сказать: "Я рассчитываю, что при ответе на мои вопросы допрашиваемый сообщит новые сведения. Если мои ожидания не оправдаются, то не буду возражать, если полученные показания будут исключены из числа допустимых доказательств"*(6). Полагаем, что такой подход не учитывает коренных отличий существа предварительного и судебного следствия, что в том числе очевидно следует из их совместного указания в начале цитаты. Получение от лица новых сведений есть первоочередная задача предварительного следствия, тогда как судебное следствие, как правило, характеризуется уже сложившейся "расстановкой" показаний лиц, а следовательно, далеко не всегда имеют место кардинально новые сведения в судебных показаниях лиц. Стало быть, нацеленность на получение новых показаний при постановке вопроса не всегда выступает критерием, позволяющим отграничить грубый наводящий вопрос от допустимого вопроса близкого наводящему.

В этой связи более предпочтительной видится позиция А. Александрова и С. Белова, которые отмечают: "Устный диалог оратора, скажем, со свидетелем в ходе судебного допроса имеет целью не столько получение новой информации допрашивающим, сколько представление в возможно более убедительной форме фактов, подтверждающих тезис обвинения. Речь свидетеля формирует доказательственные факты. Поэтому речь дающего показания становится предметом борьбы сторон"*(7). Исходя из сказанного, предлагаем в отношении наводящих вопросов ввести следующую классификацию: вопросы, вербально содержащие в себе исключительно информацию, значимую для разрешения уголовного дела, получение которой в виде показаний желательно для стороны, поставившей вопрос, продолжать именовать наводящими, тогда как вопросы, не содержащие указанных выше явных признаков наводящего вопроса, в том числе содержащие активный невербальный компонент (интоннационный, артикуляционный, эмоциональный), называть псевдонаводящими вопросами. Псевдонаводящие вопросы в указанном их понимании способны выступить средством ведения борьбы сторон за определенную интерпретацию доказательственных сведений.

Таким образом, можно с определенной долей уверенности утверждать, что содержание термина "наводящие вопросы" должно быть раскрыто в ст. 5 УПК РФ. Закон содержит данный термин в тексте, однако, как выясняется, он не имеет однозначной трактовки. Выводом из содержания указанных норм закона может явиться следующее: наводящие вопросы запрещены в досудебном производстве (что объяснимо тайным и письменным характером досудебного производства, сочетающимся с "нулевой" состязательностью), в судебном же производстве такой однозначный запрет для сторон, ведущих допрос, отсутствует, и председательствующий в каждом конкретном случае принимает решение об отклонении (отказе в отклонении) наводящего (псевдонаводящего) вопроса. Полагаем также, что ст. 5 УПК РФ должна содержать следующее указание: "наводящие вопросы - вопросы, задаваемые в ходе допроса допрашиваемым при производстве по уголовному делу, имеющие своей целью получение от допрашиваемого информации, значимой для разрешения уголовного дела, содержание которой изначально заложено в структуру вопроса".

Е.А. Карякин,

кандидат юридических наук,

доцент,

заведующий кафедрой криминалистики

Оренбургского госуниверситета

"Российская юстиция", N 10, октябрь 2007 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Бернам У., Решетникова И.В., Прошляков А.Д. Судебная адвокатура. СПб., 1996. С. 133; Александров А., Белов С. Наводящие вопросы // Законность. 2002. N 2. С. 40-44.; Центров Е. Наводящий вопрос и оглашение показаний на допросе // Российская юстиция. 2003. N 4. С. 28-30.; Центров Е. Наводящий вопрос и пределы использования информации на допросе // Российская юстиция. 2003. N 5. С. 43-45.

*(2) Центров Е. Наводящий вопрос и пределы использования информации на допросе // Российская юстиция. 2003. N 5. С. 43.

*(3) Центров Е. Наводящий вопрос и оглашение показаний на допросе // Российская юстиция. 2003. N 4. С. 29.

*(4) Перлов И.Д. Судебное следствие в советском уголовном процессе. М., 1955. С. 152.

*(5) Францифоров Ю.В. Противоречия уголовного процесса. М.: Приор-издат, 2006. С. 32.

*(6) Центров Е. Наводящий вопрос и пределы использования информации на допросе // Российская юстиция. 2003. N 5. С. 45.

*(7) Александров А., Белов С. Наводящие вопросы // Законность. 2002. N 2. С. 42.