Проблемы кодификации российского законодательства по международному частному праву (Н.Ю. Ерпылева, И.В. Гетьман-Павлова, "Адвокат", N 1, январь 2008 г.)

Проблемы кодификации российского законодательства
по международному частному праву

Доктор юридических наук, профессор, заведующая кафедрой международного частного права факультета права Государственного университета - Высшей школы экономики Н.Ю. Ерпылева и кандидат юридических наук, доцент этой же кафедры И.В. Гетьман-Павлова обосновывают настоятельную необходимость кодификации российского законодательства по международному частному праву.

В настоящее время в большинстве государств наблюдается процесс масштабной кодификации законодательства в сфере международного частного права (МЧП). Кодификация - наиболее сложная и совершенная форма систематизации, направленная на коренную переработку действующего законодательства. Формы кодификации (основы, кодексы, уставы, положения) представляют собой органические законы, где объединены различные правовые нормы и институты, регламентирующие отношения в рамках определенной правовой отрасли. Кодификация норм МЧП возможна тремя путями*(1):

1) в различных разделах общего материально-правового акта (отраслевая кодификация - Франция);

2) в отдельных разделах отраслевых законодательных актов (межотраслевая кодификация - Греция, Испания, Португалия, Аргентина);

3) в едином специализированном законе (автономная кодификация - Венгрия, Польша, Чехия, Швейцария, Турция).

На сегодняшний день законодательное регулирование в сфере МЧП осуществляется главным образом двумя путями - посредством межотраслевой и автономной кодификаций, при этом автономная кодификация играет доминирующую роль. "Стремление государств иметь единый законодательный акт по вопросам МЧП является современной тенденцией в развитии этой отрасли"*(2). Наблюдается и тенденция именовать кодификации МЧП "кодексами" - Кодекс международного частного права Туниса 1998 г., Кодекс международного частного права Бельгии 2004 г. Статус законодательных актов в данной сфере повышается*(3).

В процессе систематизации МЧП российский законодатель выбрал способ межотраслевой кодификации: крупные "блоки" норм сосредоточены в особых разделах отраслевых нормативных актов (раздел VI Гражданского кодекса РФ; раздел VII Семейного кодекса РФ; раздел V Арбитражного процессуального кодекса РФ; раздел V Гражданского процессуального кодекса РФ; глава XXVI Кодекса торгового мореплавания РФ). Одновременно отдельные нормы, регулирующие отношения, связанные с иностранным правопорядком, содержатся и в других разделах этих законов (ст. 14 Арбитражного процессуального кодекса РФ). Большое количество норм сферы МЧП закреплено в иных отраслевых нормативных актах и в специальных законах. Перечисляя наиболее важные с точки зрения МЧП акты внутреннего характера, действующие в России, М.М. Богуславский называет 23 федеральных закона (перечень открытый)*(4). В.П. Звеков отмечает, что российское законодательство о МЧП состоит из федеральных законов, и приводит их "не являющийся исчерпывающим перечень" (46 федеральных законов)*(5).

В итоге "в России продолжает сохраняться положение, когда отношения, подпадающие под сферу действия международного частного права, подчиняются совокупности актов: отдельным правовым актам: тогда как подобного рода специфические отношения могут регламентироваться единым всеобъемлющим актом, который более или менее полно охватывает все основные "блоки" общественных отношений, обладающих однородностью по признаку "международности" в качестве отличительной их черты, как это происходит сегодня во многих государствах мира"*(6). Отечественное законодательство по МЧП отличает множественность разрозненных актов, что порождает их параллелизм, дублирование, бессистемность, а во многих случаях и наличие противоречивых, несогласованных формулировок.

Ключевой характер в качестве источника российского МЧП имеет раздел VI части третьей Гражданского кодекса РФ "Международное частное право". Несмотря на такое название раздел содержит "лишь те нормы, которые относятся непосредственно к отношениям, регулируемым Гражданским кодексом, причем в основном только коллизионные нормы и нормы об их применении, а не материально-правовые нормы, входящие в состав международного частного права"*(7). За его рамками остаются семейные, трудовые отношения, отношения в области международного гражданского процесса, являющиеся предметом регулирования других кодексов и законов, поэтому само название раздела нельзя признать удачным*(8).

Раздел VI части третьей ГК РФ включает 39 статей (ст. 1186-1224). Внутренняя структура сформирована путем обособления трех групп норм: общих положений (ст. 1186-1194); норм о праве, подлежащем применению при определении правового положения лиц (ст. 1195-1204); норм о праве, подлежащем применению к имущественным и личным неимущественным отношениям (ст. 1205-1224). В раздел включены нормы, ранее не имевшие законодательного закрепления: о квалификации юридических понятий при определении применимого права (ст. 1187); о применении права страны с множественностью правовых систем (ст. 1188); о коллизионной взаимности (ст. 1189); об обратной отсылке (ст. 1190). Раздел VI ГК РФ содержит правила, принципиально новые для отечественного законодательства:

- в случаях, когда подлежащее применению право определить невозможно, применяется право страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано (п. 2 ст. 1186);

- обязательное применение определенной группы императивных норм российского законодательства независимо от указания коллизионной нормы на подлежащее применению право (ст. 1192);

- конструкция личного закона и правоспособности физического лица (ст. 1195, 1196);

- определение личного закона иностранной организации, не являющейся юридическим лицом (ст. 1203);

- применение правил раздела VI ГК РФ к гражданско-правовым отношениям с участием государства (ст. 1204);

- нормы, развивающие применение принципа автономии воли сторон договора, в том числе с участием потребителя (ст. 1210);

- определение права, подлежащего применению к ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товара, работы или услуги (ст. 1221)*(9).

Далеко не полный перечень новаций, предлагаемых в разделе VI ГК РФ, свидетельствует о новом этапе развития российского МЧП и позволяет оценить Гражданский кодекс в качестве его основного источника. Можно согласиться, что "раздел VI ГК РФ служит этапной вехой в развитии российского МЧП", однако, увы, не представляется возможным утверждать, что "законодателю удалось найти баланс между гибкостью и определенностью регулирования не в ущерб его адекватности"*(10).

Статья 1191 ГК РФ декларирует общий принцип: установление содержания норм иностранного права - обязанность правоприменительного органа, возложенная на него законом. Суд в соответствии со своими полномочиями обязан самостоятельно заниматься установлением содержания иностранного права. Российские суды вправе обращаться с запросами о содержании иностранного права в Министерство юстиции РФ, иные компетентные органы Российской Федерации, иностранные компетентные органы, научно-исследовательские учреждения, привлекать экспертов.

На практике суды далеко не всегда имеют возможность установить содержание иностранного права. Кроме того, в иностранном законе может просто отсутствовать необходимое предписание. Российское гражданское законодательство предусматривает: если содержание норм иностранного права, несмотря на все принятые меры, не может быть установлено в разумные сроки, применяется российское право (п. 3 ст. 1191 ГК РФ). Однако в доктрине отмечается, что обращение в процессе к праву страны суда "вместо подлежащего применения зарубежного права может привести к ошибочному судебному решению"*(11).

Весьма взвешенное решение предложил итальянский законодатель: "В случае если судье, в том числе с помощью сторон, не удалось установить содержание иностранного права, применяется право, избранное с помощью иных сходных критериев, если таковые предусмотрены той же правовой нормой. При их отсутствии применяется итальянское право" (ст. 14 Закона "Реформа итальянской системы международного частного права")*(12). Таким образом, если не удается выяснить содержание иностранного права даже при помощи сторон, применяется право, к которому отсылают итальянские коллизионные нормы, существующие в отношении тех же фактических обстоятельств. Итальянское законодательство применяется только при отсутствии таких норм.

Подобный подход представляется наиболее корректным: когда невозможно установить содержание иностранного правопорядка, применимого в силу отсылки коллизионной нормы или соглашения сторон, следует обращаться к праву, установленному на основе критерия наиболее тесной связи. Основаниями наиболее тесной связи могут быть по усмотрению суда любые варианты иностранного элемента - гражданство и домицилий сторон; место заключения, изменения и прекращения правоотношения; валюта платежа; место нахождения вещи. Априорное применение lex fori игнорирует уже имеющееся (но невозможное для исполнения) решение коллизионного вопроса в пользу иностранного права и ставит под угрозу реализацию признания и принудительного исполнения судебного решения за границей.

К толкованию и применению иностранного права применяется общий концептуальный подход, состоящий в том, что иностранное право понимается как целостная система правовых норм. Если коллизионный вопрос решен в пользу применения иностранного закона, действует следующее правило: иностранное право необходимо толковать и применять так, как оно толкуется и применяется в его "родном" государстве "родным" судьей. Закон Австрии "О международном частном праве" подчеркивает: иностранное право подлежит применению так, как оно применяется в сфере действия страны происхождения (ст. 3). "Судье надлежит применять иностранный закон так, как он толкуется в правопорядке, которому он принадлежит. Толкование иностранного закона подлежит надзору кассационного суда" (ст. 34 Кодекса международного частного права Туниса).

В российском законодательстве отсутствуют нормы, устанавливающие принципы применения и толкования иностранного права. Учитывая "специфику" деятельности наших правоприменительных органов и уровень профессиональной подготовки российских судей, необходимо легально закрепить требование, что любой вопрос, который может возникнуть в процессе применения иностранного права, должен решаться только в соответствии с его предписаниями*(13). Неправильное применение иностранного закона может привести к пересмотру и отмене принятого судебного решения, к отказу в признании и принудительном исполнении иностранного судебного и арбитражного решения. Правила квалификации юридических понятий при определении права, подлежащего применению, закреплены в статье 1187 ГК РФ:

1) при определении права, подлежащего применению, толкование юридических понятий осуществляется в соответствии с российским правом, если иное не предусмотрено Законом;

2) если при определении права, подлежащего применению, юридические понятия, требующие квалификации, неизвестны российскому праву или известны в ином словесном обозначении либо с другим содержанием и не могут быть определены посредством толкования в соответствии с российским правом, при их квалификации может применяться иностранное право.

Иностранное законодательство предлагает иную модель разрешения проблем квалификации: "Квалификация осуществляется согласно понятиям тунисского права, если она имеет задачей выявить коллизионную норму, позволяющую определить применимое право. Для целей квалификации анализ составных частей юридического института, не известного тунисскому праву, осуществляется в соответствии с иностранным правом, которому он принадлежит. При квалификации надлежит учитывать различные международные юридические понятия и особенности международного частного права. Квалификацию в рамках международных договоров надлежит осуществлять исходя из конкретных понятий данных международных договоров" (ст. 27 Кодекса международного частного права Туниса).

Многие представители отечественной доктрины отмечают, что положения статьи 1187 ГК РФ не дают необходимых конкретных представлений об объекте квалификации; неясно, о квалификации каких понятий, содержащихся в каких нормах (коллизионных процессуальных или материальных) идет речь; может ли статья 1187 ГК РФ применяться к квалификации в отношении "условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела"*(14). При работе над нормативным регулированием вопросов квалификации российскому законодателю следовало бы взять за образец положения статьи 27 Кодекса международного частного права Туниса. С точки зрения юридической техники законодательные определения этого североафриканского государства намного более грамотны, чем предписания статьи 1187 ГК РФ.

В законодательстве всех государств предусмотрены случаи отказа в применении иностранного правовых норм. Наиболее распространенный способ отказа - оговорка о публичном порядке. Раздел VI ГК РФ закрепляет оговорку о публичном порядке в статьях 1192 (позитивный вариант) и 1193 (негативный вариант). Если суд отказывает в применении какой-либо нормы иностранного права по причине противоречия последствий ее применения публичному порядку страны суда, то в правовом регулировании образуется пробел. Возникает проблема "замещения" - какая норма должна применяться вместо отвергнутой?

В доктрине господствует точка зрения, что возникающий в данном случае пробел должен быть восполнен в первую очередь за счет обращения к другой норме того же иностранного права. Закон суда может применяться только в случае если регулирование по иностранному праву невозможно в принципе. Эта позиция закреплена в законодательстве некоторых государств: "Иностранное право не применяется, если последствия его применения противоречат публичному порядку. В таком случае применяется право, избранное с помощью иных сходных критериев, если таковые предусмотрены той же правовой нормой. При их отсутствии применяется итальянское право" (ст. 16 Закона "Реформа итальянской системы международного частного права"). Аналогичная норма содержится в статье 22.2 Гражданского кодекса Португалии.

Российское законодательство решает вопрос замещения следующим образом: в случае отказа в применении нормы иностранного права со ссылкой на публичный порядок "при необходимости применяется соответствующая норма российского права" (ст. 1193 ГК РФ). Такую формулировку нельзя считать удачной. Как быть, если в российском праве отсутствует "соответствующая" норма или данное правоотношение в принципе неизвестно российскому праву (например, расторжение однополого брака)? Доктрина, правопорядки Италии и Португалии предлагают более функциональный вариант решения проблемы, нежели отечественный законодатель: сначала следует обратиться к иным нормам иностранного правопорядка, регулирующим данное правоотношение, и только при явной невозможности их применения суду следует применять собственное право.

В российском праве положение о применении императивных норм (оговорка о публичном порядке в позитивном варианте) закреплено в пункте 1 ст. 1192 ГК РФ: определенные императивные нормы российского права применяются всегда, независимо от решения коллизионного вопроса. Законодатель попытался определить круг таких норм: императивные нормы, в которых непосредственно указана обязательность их применения; нормы, имеющие особое значение для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота. Формулировка статьи 1192 ГК РФ порождает расширительное толкование закрепленных в ней положений: практически любая императивная норма российского права может быть объявлена имеющей особое значение.

В пункте 2 ст. 1192 ГК РФ предусмотрена возможность учета императивных норм иностранного права: при применении права какого-либо государства российский суд может принимать во внимание императивные нормы права другого иностранного государства, с которым отношение наиболее тесно связано. Это положение имеет диспозитивный характер: российский суд не обязан применять иностранные императивные нормы, он только может принять их во внимание. В современных условиях более корректным представляется иное регулирование: "Суд придает силу положениям иностранного права, не обозначенного коллизионными нормами, если окажется, что это право имеет тесные связи с рассматриваемой юридической ситуацией и что применение упомянутых положений является необходимым, имея в виду преследуемую цель" (ст. 38 Кодекса международного частного Туниса).

Общепризнанная позиция современной западной доктрины и практики заключается в том, что субъекты всех договоров обладают автономией воли и вправе избрать иностранное право для регулирования "национальных" договорных отношений. В отечественной доктрине высказывается следующая точка зрения: правила статьи 1210 ГК РФ распространятся и на "российские" договоры; российские лица могут подчинить любую сделку (в том числе не связанную с иностранным правопорядком) законодательству другого государства. С точки зрения интересов международного оборота эта позиция оптимальная. Однако вряд ли выбор иностранного права в качестве применимого к "внутренней российской" сделке будет признан правоприменительными органами Российской Федерации, и вот по какой причине. Положения статьи 1210 включены в раздел VI ГК РФ "Международное частное право". Сфера действия норм этого раздела определена в статье 1186 - гражданско-правовые отношения, осложненные каким-либо иностранным элементом. Право свободного выбора применимого к сделке законодательства другого государства принадлежит только субъектам гражданско-правовых договоров, имеющих объективную связь с иностранным правопорядком. Исключение могут составлять лишь интернет-договоры.

Отдельные национальные кодификации содержат прямой запрет выбора права сторонами отношения, не связанного с иностранным правопорядком: "Выбор права не осуществляется, если отсутствует иностранный элемент в правоотношениях" (ст. 5 Закона Украины "О международном частном праве"). В целях более определенного правового регулирования отечественному законодателю следует либо прямо закрепить запрет автономии воли во "внутренних" сделках, либо прямо установить это право сторон. За пределами регулирования, установленного в разделе VI ГК РФ, осталось большое количество чрезвычайно важных и сложных общетеоретических вопросов МЧП:

- множественность и самостоятельность коллизионных привязок;

- предварительный коллизионный вопрос;

- мобильный конфликт;

- применение публично-правовых норм иностранного законодательства;

- отсутствие юридического глоссария.

Отношение, связанное с иностранным правопорядком, далеко не во всех случаях подчиняется одному законодательству. Зачастую основной вопрос (существо отношения - права и обязанности сторон) привязан к праву одного государства, а специальные вопросы этого же отношения (дееспособность, форма сделки) - к праву другого государства. Это явление принято называть "множественностью коллизионных привязок"*(15).

Законодательство некоторых стран учитывает эту проблему: "Когда различные аспекты одного и того же правоотношения регулируются различными системами права, они должны быть применены согласованным образом, с приложением усилий осуществить устремления, преследуемые каждой из упомянутых систем права. Трудности, вызванные единовременным применением таких правовых систем, разрешаются за счет: требований справедливости в конкретном деле" (ст. 14 ГК Мексики). Практически идентичная норма закреплена в статье 7 Закона Венесуэлы "О международном частном праве".

Самостоятельность коллизионных привязок заключается в том, что основное обязательство имеет свое собственное коллизионное регулирование; сопряженные с ним действия сторон, которые в совокупности могут квалифицироваться как самостоятельные сделки, предполагают применение иных коллизионных правил*(16). В настоящее время самостоятельное коллизионное регулирование прежде всего затрагивает связанные с основным контрактом расчеты посредством ценных бумаг; связанные с основным контрактом банковские сделки; односторонние сделки (доверенность).

Ранее самостоятельность коллизионного регулирования в основном имела место в акцессорных обязательствах. Современное законодательство придерживается следующей позиции: акцессорные и зависимые правовые сделки, "чьи последствия зависят от существующего обязательства, рассматриваются согласно материальным нормам того государства, чьи нормы являются определяющими для этого обязательства: в особенности в отношении сделок, которые имеют предметом обеспечение или изменение обязательства" (ст. 49 Закона Лихтенштейна "О международном частном праве").

Общая норма, регулирующая проблемы множественности и самостоятельности коллизионных привязок, в российском законодательстве отсутствует. Отдельные аспекты этих явлений регламентируются в статьях 1199, 1211, 1213, 1224 ГК РФ. С точки зрения максимально эффективного разрешения споров, связанных с иностранным правопорядком, следовало бы воспользоваться законодательным опытом других стран и закрепить специальную норму в отечественном праве.

Предварительный вопрос имеет место, если суду нужно решить связанные с существом спора вспомогательные вопросы, влияющие на разрешение основного вопроса. Предварительный вопрос - правовая оценка фактических обстоятельств, сопутствующих рассмотрению основного правоотношения. Это условная категория, условное обозначение действий, которые необходимо выполнить до определения применимого права или в процессе его применения*(17).

Согласно современному законодательству предварительный коллизионный вопрос имеет самостоятельное коллизионное регулирование, самостоятельную коллизионную привязку: "Вопросы предшествующие, предварительные и побочные, которые могут возникнуть по поводу основного вопроса, не должны обязательно разрешаться в соответствии с правом, которое регулирует этот последний вопрос" (ст. 6 Закона Венесуэлы "О международном частном праве"). Учитывая трудности применения иностранного права в российских компетентных органах (в немалой степени связанные с уровнем профессиональной подготовки отечественных судей), следовало бы на законодательном уровне предложить разрешение проблемы предварительного вопроса.

Мобильный конфликт представляет собой изменение территориального положения какого-либо элемента привязки коллизионной нормы. Мобильный конфликт возникает, если обстоятельство, закрепленное в коллизионной привязке, в момент реализации субъектами отношения их прав и обязанностей локализовано в одном государстве, а в момент рассмотрения спора - локализовано в другом государстве*(18). Проблема мобильного конфликта разрешается по следующей схеме: суд применяет право, наиболее тесно связанное с материальным отношением. Изменения статуса сторон не учитываются, поскольку они произошли после завершения объективной стороны правоотношения: "Последующее изменение являющихся определяющими для привязки к какому-либо: правопорядку условий не оказывает на уже законченные фактические составы никакого влияния" (ст. 7 Закона Лихтенштейна "О международном частном праве").

Раздел VI ГК РФ не содержит положения о разрешении мобильного конфликта. В доктрине высказывается мнение, что в случае возникновения такой проблемы следует по аналогии применять часть 2 ст. 1186 ГК РФ: "Если... невозможно определить право, подлежащее применению, применяется право страны, с которой гражданско-правовое отношение, осложненное иностранным элементом, наиболее тесно связано". Однако более конструктивным было бы все же предусмотреть решение этого вопроса в отдельной норме.

В недавнем прошлом существовал императив: экстерриториальное действие могут иметь нормы только иностранного частного права. Национальное публичное право имеет строго территориальный характер и не может применяться в судах других государств. В настоящее время отказ от данного принципа в некоторых странах закреплен законодательно: "В применении иностранного права не может быть отказано на том лишь основании, что соответствующая норма считается нормой публичного права" (ст. 13 Закона Швейцарии "О международном частном праве"). В российском законодательстве подобной нормы нет. На практике постоянно возникает проблема применения публично-правовых норм иностранного законодательства (особенно в сфере валютных отношений). В позитивном отечественном праве необходимо прямо закрепить положение, санкционирующее возможность использования иностранных публичных предписаний.

В современных международно-правовых документах акцентируются проблемы юридической терминологии и раскрывающих ее смысл понятий. Для кодификации законодательства разработка правового глоссария имеет особо важное значение, ибо еще первые юристы сформулировали правило: следует договориться о понятиях, прежде чем писать законы"*(19). Статья 1 Закона Украины "О международном частном праве" устанавливает значение десяти терминов "для целей настоящего Закона": 1) частноправовые отношения; 2) иностранный элемент; 3) коллизионная норма; 4) выбор права; 5) автономия воли; 6) правовая квалификация; 7) обратная отсылка; 8) отсылка к праву третьего государства; 9) обход закона; 10) признание решения иностранного суда; 11) международный договор Украины. Глоссарий небогатый; многие определения представляются весьма спорными; большинство наиболее сложных понятий МЧП в перечне отсутствует. Однако в разделе VI ГК РФ нет даже подобия попытки решить проблемы юридической терминологии. В этом отношении пример Украины мог бы оказаться полезным для российских законодательных органов.

В Модельном кодексе гражданского судопроизводства для государств - участников СНГ предложен не юридический глоссарий, а просто перечень значений 44 терминов, используемых в международном гражданском процессе. Вот некоторые из них:

- conflit de jurisdictions - конфликт компетенций (юрисдикций);

- conflit de lois - конфликт права (законов);

- forum non conveniens - отказ суда в принятии дела к рассмотрению по мотиву того, что данный спор может быть лучше рассмотрен другим судом;

- forum shopping - право выбора суда из числа нескольких, обладающих подсудностью;

- lex causae - право, свойственное договору;

- lex fori derogati - неоговоренный закон места судебного разбирательства;

- lex fori prorogati - закон места судебного разбирательства, оговоренный тяжущимися.

Предложенный перечень включает латинскую, французскую и английскую терминологию, устанавливает аутентичное толкование общих понятий международного гражданского процесса. Если бы в российском законодательстве был хотя бы такой перечень, насколько это облегчило бы работу нашего правоприменителя, повысило его профессиональный уровень!

В законодательном акте должны содержаться специальные нормы, определяющие "порядок применения общепризнанных принципов и норм международного права, в частности, относимости и допустимости принципов и норм международных конвенций и обычаев как доказательства всеобщей практики признания их нормативно-правовой сущности, национальных и транснациональных доктрин толкования и применения права в сфере регулирования частно-публичных отношений, а также комментариев юристов, пользующихся международной известностью"*(20). Приведенные рекомендации предложены не в рамках ЕС, ОЭСР или ООН, а в рамках СНГ - международной организации, наиболее "близкой" России. Вызывает удивление, почему отечественные власти не могут внедрить в законодательство разработки региональной международной организации, в которой наша страна играет лидирующую роль?

Далеко не полный перечень недостатков и пробелов, которые можно обнаружить в разделе VI ГК РФ "Международное частное право", наглядно демонстрирует "специфику" российского законодательного регулирования. К сожалению, складывается впечатление, что неопределенность и неясность формулировок, наличие "отсылочных" и "бланкетных" коллизионных норм, постоянная необходимость применения аналогии права и закона, практическая невозможность применения нормативных предписаний без толкования и разъяснения судебных пленумов в принципе являются характерными, отличительными чертами отечественного законодательства.

В работе над проектом раздела VI ГК РФ принимали участие крупнейшие российские специалисты по международному частному праву: М.М. Богуславский, А.Н. Жильцов, В.П. Звеков, И.С. Зыкин, А.С. Комаров, А.Л. Маковский, Н.И. Марышева, М.Г. Розенберг*(21). Ни один юрист в России, имеющий хотя бы самое приблизительное представление о МЧП, никогда не поверит, что пороки законодательного регулирования могут иметь место по вине или недосмотру таких авторитетных и серьезных ученых. Волей-неволей напрашивается единственный вывод: отечественный законодатель в очередной раз не посчитал нужным прислушаться к их мнению.

Статья 1186 раздела VI ГК РФ перечисляет три источника МЧП: международный договор, национальное законодательство и обычай. В статье 1191 ГК РФ закреплено: "При применении иностранного права суд устанавливает содержание его норм в соответствии с их официальным толкованием, практикой применения и доктриной в соответствующем иностранном государстве". Таким образом, иностранная доктрина расценивается российским законодателем как источник права соответствующего государства, а вот отечественная доктрина не рассматривается даже в качестве вспомогательного источника МЧП России. Игнорирование отечественной законодательной практикой научных разработок отмечается большинством российских исследователей*(22). Хотелось бы знать, чем именно отечественная наука так не угодила нашему законодателю и чем вызвана такая низкая оценка работ российских ученых?

И советская, и российская правоприменительная практика демонстрируют обращение к доктрине для обоснования решения. Хрестоматийный пример - рассмотрение иска английской фирмы "Ромулус Филмс Лтд" к В/О "Совэкспортфильм" Внешнеторговой арбитражной комиссией при Торгово-промышленной палате СССР. В мотивировочной части решения фигурировали ссылки на учебный курс "Международное частное право" под редакцией Л.А. Лунца, работы Дж. Фальконбриджа и А. Баттифоля*(23). В юридических кругах широко известен факт, что в течение практически всех 90-х годов XX в. (почти десять лет) при разрешении частноправовых споров, связанных с иностранным правопорядком, подавляющее большинство российских судей и арбитров постоянно пользовались учебником М.М. Богуславского "Международное частное право" как настольной книгой, практическим пособием, "руководством к действию" (хотя в мотивировочной части судебных решений ссылка на этот источник почему-то отсутствует).

Юридическая наука (сравнительное правоведение, сравнительный и системный анализ) сыграла основополагающую роль в становлении и развитии МЧП; разработки ученых отражены в современных национальных кодификациях МЧП. В международно-правовых документах отмечается: "Важным источником права должны стать комментарии авторитетных ученых-юристов"*(24). Высококвалифицированное доктринальное толкование норм гражданского права и судопроизводства широко использовалось в официальных комментариях Устава гражданского судопроизводства России 1864 г. (УГС). До сих пор не утратили актуальность и практическую ценность определения смысла норм УГС, предложенные К.И. Малышевым, А.X. Гольмстеном, Е.В. Васьковским, И.Е. Энгельманом, Е.Ф. Нефедьевым, А.О. Гордоном, В.Л. Исаченко, К.П. Победоносцевым, Т.М. Яблочковым и другими известными правоведами. Эти "российские пандекты оказывали существенную помощь в работе судов, обогащали науку, популяризировали юридическую литературу, совершенствовали процесс законотворчества и правоприменительную деятельность судов, образовывали людей. Тот факт, что вскоре после введения в действие Устав стал издаваться вместе с включенными в него текстами официального и доктринального толкования всех его 2300 статей, красноречиво говорит о чрезвычайной ценности для отправления правосудия этой юридической материи"*(25).

Со времен римского права во многих государствах комментарии известных юристов оказывают неоценимое содействие отправлению законного и справедливого правосудия, укрепляя "авторитет судей и общественное к ним доверие"*(26). Законодательство некоторых государств включает доктрину в перечень источников МЧП: "Право, применимое для регулирования отношений, связанных с иностранными правовыми системами, определяется в соответствии с международными договорами: согласно нормам настоящей Книги: Дополнительно являются применимыми принципы и критерии, провозглашенные доктриной международного частного права" (ст. 2047 ГК Перу). Российским властям следовало бы обратить внимание на это законодательное решение маленького, отнюдь не самого богатого латиноамериканского государства.

В настоящее время нормы российского МЧП кодифицированы в отраслевых либо в комплексных правовых актах, число которых постоянно растет. "Последнее приводит к тому, что существует несколько групп коллизионных норм равно как и норм прямого действия, регламентирующих международные невластные отношения. При этом основополагающие вопросы международного частного права в этих нормах могут решаться по-разному"*(27). Основные коллизионные нормы включены в раздел VI третьей части ГК РФ, раздел VII СК РФ, главу XXVI КТМ РФ. Следовательно, существуют, как минимум, три группы коллизионных норм: для гражданско-правовых отношений - в разделе VI третьей части ГК РФ; для семейно-брачных отношений - в разделе VII СК РФ; для отношений, вытекающих из торгового мореплавания - в главе XXVI КТМ РФ*(28).

Однако только раздел VI третьей части ГК РФ называется "Международное частное право", и только в этот раздел включены нормы, содержащие решения общих вопросов МЧП (квалификация права, теория отсылок, оговорка о публичном порядке в негативной и позитивной форме, коллизионная взаимность). Получается, что эти правила имеют ограниченную сферу действия: они должны применяться только при регулировании гражданско-правовых отношений. Но как быть, "если подобные вопросы возникнут при рассмотрении семейно-брачных отношений с иностранным элементом или отношений, вытекающих из торгового мореплавания? В соответствующих законах таких норм нет. Может быть, авторы, назвав соответствующий раздел в ГК РФ "Международное частное право", имели в виду, что нормы этого раздела должны применяться к любым видам частноправовых отношений, даже если их регламентация предусматривается в других законодательных актах? Однозначного ответа нет"*(29).

Метод межотраслевой кодификации привел к многократному дублированию норм, "разрешающих общепонятийные положения международного частного права, что неизбежно ведет к несовпадающим решениям"*(30). Действующее регулирование является "купированным" - раздел VI ГК РФ "Международное частное право" затрагивает только отдельные гражданско-правовые отношения, но не упоминает отношения в сфере интеллектуальной собственности, валютные, земельные, брачно-семейные, трудовые, гражданско-процессуальные отношения.

В отечественной доктрине неоднократно поднимался вопрос о принятии специального закона "О международном частном праве". Проекты такого закона были подготовлены в Институте законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, в Институте государства и права Российской академии наук. Первый проект был подготовлен в 50-х годах, последний - в 1990 г. "Надеждой обрести отечественный закон о международном частном праве жило не одно поколение советских (российских) исследователей. Временами казалось, что цель близка, но, увы, и сегодня скорое ее достижение остается весьма проблематичным"*(31). В доктрине постоянно отмечается: объединение норм МЧП посредством принятия специального закона "дает возможность более подробно и, что особенно важно, системно осуществить такую кодификацию, поскольку при этом в специальный нормативный акт включаются положения, относящиеся не только к отдельным видам правоотношений (как при отраслевой кодификации), но и общие нормы, которые в этом случае не дублируются многократно в разных актах"*(32).

В 1990 г. в Институте законодательства и сравнительного правоведения был разработан проект закона "О международном частном праве и международном гражданском процессе", в 1992 г. представленный в Верховный Совет РСФСР и даже включенный в один из планов законопроектных работ*(33). Однако при подготовке и принятии Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. (ОГЗ), несмотря на положительную в целом оценку проекта закона, был избран прежний путь кодификации норм МЧП: они вошли в ОГЗ в виде самостоятельного раздела VII. Авторы проекта предложили большое количество юридических решений, выгодно отличающихся от ныне действующего российского регулирования, но по какой-то причине не воспринятых отечественным законодателем.

Проект закона состоял из 60 статей: 16 статей были посвящены общим положениям МЧП, семь - правовому статусу субъектов права, 15 содержали нормы о разрешении коллизий в сфере гражданского права, 12 - в сфере семейного права, 16 статей были посвящены международному гражданскому процессу, одна - трудовым отношениям. В Преамбуле указывалась цель Закона - создание благоприятных правовых предпосылок для международного сотрудничества. Закон был призван установить "порядок определения права, подлежащего применению к гражданским, трудовым и семейным отношениям, возникающим в условиях международного общения, а также разрешения процессуальных вопросов, возникающих в этой области, в судебных и административных органах при разрешении гражданско-правовых дел"*(34). Ни в одном из действующих источников российского МЧП не упоминаются цели и задачи этой отрасли права, хотя необходимость и значимость такого указания не вызывает никаких сомнений. Позитивное российское МЧП лишено "важной правовой составляющей - выраженных нормативно его целей и задач как системной совокупности правовых норм"*(35).

В статье 1 проекта закона перечислены источники МЧП - национальный закон, международный договор, не противоречащее им соглашение сторон и признаваемый в государстве международный обычай. Предложенный перечень на первое место ставил национальный закон (а не международный договор, как это имеет место в действующей статье 1186 ГК РФ) и позиционировал автономию воли сторон прежде всего как самостоятельный источник МЧП (а не только как одну из коллизионных привязок, как это имеет место в действующей статье 1210 ГК РФ). При этом автономия воли в перечне источников поставлена перед международным обычаем. Подход авторов проекта к определению источников МЧП является намного более взвешенным и соответствующим современным жизненным реалиям, чем подход, отраженный в современном российском законодательстве.

В статьях 2 и 3 проекта закона, посвященных вопросам коллизионной взаимности и установлению содержания норм иностранного права, упоминаются не только суды, но и административные органы: "суд или административный орган применяют иностранное право", "суд или административный орган устанавливает содержание". В статье 1191 ГК РФ употребляется термин "суд", в статье 14 АПК РФ - "арбитражный суд", в статье 166 СК РФ кроме судов названы органы записи актов гражданского состояния и "иные органы", применяющие иностранное семейное право. В доктрине подчеркивается: статья 1191 ГК РФ содержит обобщающую норму. Обязанности по установлению содержания норм иностранного права имеют не только суды, но и иные органы, управомоченные применять иностранное законодательство.

Формулировка проекта представляется более функциональной. В условиях нашей правовой реальности необходимо как можно более конкретно очертить круг лиц, обязанных применять иностранное право и устанавливать его содержание. Формулировка статьи 1191 ГК РФ содержит прямое предписание только в адрес суда; работники административных органов зачастую просто не знают о своей обязанности обращаться к иностранному законодательству. Толкование нормы статьи 1191 ГК РФ как обобщающей является абсолютно правильным, однако это именно толкование, тогда как в современных условиях отечественный правоприменитель нуждается в прямых указаниях.

Статья 3 проекта закона определяла порядок установления содержания норм иностранного права. Представление участвующими в деле лицами доказательств содержания норм применимого иностранного права квалифицировалось исключительно как их право, а не обязанность. В комментариях к проекту отмечалось: правила о бремени доказывания и его распределении могут касаться лишь фактической стороны дела. В соответствии с современным российским законодательством по спорам, связанным с предпринимательской (п. 2 ст. 1191 ГК РФ) и иной экономической деятельностью (п. 2 ст. 14 АПК РФ), суд может возложить бремя установления содержания иностранного права непосредственно на стороны.

В соответствии с российской доктриной данные нормы противоречат иным положениями действующего законодательства, в частности, положениям процессуальных законов о доказательствах и доказывании*(36). Кроме того, непонятно, в какой мере возложение бремени установления содержания иностранного права на стороны может освобождать суд от обязанности установления содержания норм иностранного права по должности. Возможна ситуация, когда при рассмотрении требований из предпринимательской деятельности суды будут уклоняться от принятия минимальных мер по установлению содержания иностранного права. Правосудие осуществляется на основе принципа состязательности (ст. 9 АПК РФ), поэтому бремя доказывания содержания норм иностранного права суд вправе возложить только на истца. Возложение "бремени доказывания" иностранного права (установление содержания которого объективно направлено на удовлетворение иска) на ответчика, или на обе стороны одновременно, или на какую-либо из сторон по усмотрению суда противоречит этому принципу.

Положения статьи 4 проекта закона "Обратная отсылка и отсылка к праву третьей страны" заслуживают того, чтобы привести их полностью: "Если иностранное право, подлежащее применению к соответствующему отношению, предписывает применение к нему советского права, применяется советское право. Если иностранное право, подлежащее применению к соответствующему отношению, предписывает применение к нему права другого государства, применяется это последнее. Правила настоящей статьи об обратной отсылки и отсылке к праву третьей страны не применяются:

- когда иностранное право применяется на основании соглашения сторон;

- когда соглашение сторон дает основание считать, что они имели в виду подчинить свои отношения тому иностранному праву, которое подлежит применению в соответствии с положениями настоящего Закона".

Норма проекта основана на признании отсылок в полном объеме (такая позиция закреплена в законодательстве многих стран - Польша, Чехия, Австрия). Одновременно в комментариях к проекту подчеркивалось, что "подход к проблеме применимого права как к проблеме определения права, регулирующего соответствующее отношение, а не только поиска права, с помощью которого должен быть разрешен возникший спор, заставляет ввести в правила об обратной отсылке и отсылке к третьему закону существенные ограничения". Наиболее важное ограничение - применение только материальных норм иностранного права в случае автономии воли сторон (аналогичная норма закреплена в законодательстве Чехии, Германии, Австрии).

В действующем законодательстве (ст. 1190 ГК РФ) отсылка к праву третьего государства не допускается в принципе; обратная отсылка допускается только по ограниченному кругу вопросов (ст. 1195-1200 ГК РФ, касающиеся статуса физических лиц). Применение иностранного коллизионного права в принципе недопустимо. Данное решение российского законодателя, разумеется, облегчает работу отечественных судей (предоставляет им "очередную подушку для ума"*(37)) путем сужения круга случаев, когда правоприменитель обязан руководствоваться постановлениями иностранного закона.

Важность проблемы обратной отсылки, некорректность упрощенного, прагматического подхода к регулированию этого института подчеркивается в международно-правовых актах*(38). Во многих национальных кодификациях МЧП отсылка признается в полном объеме (в том числе отсылка третьей, четвертой и т.д. степеней), пока не будет выявлено право, предусматривающее материальное регулирование спорного отношения: "Если иностранное право: подлежащее применению, предписывает применять: польское право, применяется польское право. Если иностранное право: подлежащее применению, предписывает применять: другое иностранное право, применяется это другое право" (ст. 4 Закона Польши "О международном частном праве"). Как правило, условия применения отсылок имеют абстрактный характер (например, такое применение "соответствует разумному и справедливому регулированию").

Во многих странах исполнение иностранных судебных решений зависит от применения коллизионных норм страны исполнения (Румыния, Швейцария, Франция). В законодательстве Швейцарии установлено: апелляционная жалоба подлежит удовлетворению, если в обжалуемом решении не применено иностранное право, подлежащее применению в силу швейцарского МЧП. Решение по гражданскому делу может быть отменено кассационной инстанцией, если не было применено иностранное право, подлежавшее применению в силу швейцарского МЧП.

В законодательстве всех государств предусмотрена возможность отказать в признании и исполнении иностранного судебного решения по причине неправильно выбранного права. Правильность выбора права устанавливается на основе коллизионного права государства, на чьей территории должно быть выполнено судебное решение, а не на основе коллизионного права государства, чей суд принял данное решение. Если решение вынесено без учета предписаний иностранных коллизионных норм, это может послужить достаточным основанием для отказа в его исполнении за границей. Сказанное позволяет сделать вывод, что решение российского законодателя по проблеме отсылок не соответствует современным тенденциям развития МЧП.

В разделе III проекта закона "Право собственности" содержалась специальная статья, направленная на расширение прав собственника в случае предъявления им виндикационного и негаторного исков. Авторами проекта было предложено альтернативное коллизионное регулирование: "Права собственника в случае предъявления им вещных требований о защите права собственности определяются по его выбору правом страны, где вещь находится, правом страны, в суде которой заявлено требование, или правом страны, в которой транспортное или иное средство было официально зарегистрировано". Пробел, образовавшийся в позитивном российском праве в связи с отсутствием подобной нормы, неоднократно отмечался в доктрине*(39).

Глава VII проекта закона "Семейное право" предусматривала коллизионное регулирование брачно-семейных отношений. Статья 35 "Признание браков, заключенных все пределов СССР" закрепляла, что браки между советскими гражданами и браки советских граждан с иностранными гражданами или лицами без гражданства, заключенные вне пределов СССР в компетентных местных органах с соблюдением законодательства страны места их совершения, признаются действительными в СССР, если к признанию нет препятствий, вытекающих из положений советского законодательства. Соответствующая норма действующего российского законодательства (ст. 158 СК РФ) не содержит слова "заключенные в компетентных местных органах".

В доктрине единодушно подчеркивается: российские граждане, находящиеся на территории иностранного государства, могут заключать браки не только в дипломатическом представительстве или в консульском учреждении Российской Федерации, но и в компетентных органах этого государства (п. 1 ст. 158 СК РФ). Однако формулировка нормы пункта 1 ст. 158 СК РФ вызывает много вопросов: какой характер она имеет - императивный или диспозитивный; что именно устанавливает - право или обязанность для российских граждан заключать браки за границей в дипломатических или консульских учреждениях Российской Федерации; имеют ли российские граждане право вступать за пределами Российской Федерации в браки между собой не в дипломатических или консульских учреждениях Российской Федерации, а в местных органах регистрации браков? Эти вопросы не возникли бы, если бы в статье 158 СК РФ содержались слова "заключенные в компетентных местных органах", как это имело место в проекте закона. В комментариях к проекту закона отмечалось: добавление слов "в компетентных местных органах" уточняет, что браки в данном случае заключаются в местных органах по местным законам, не предрешая вопрос о том, к какому именно праву отошлет местная коллизионная норма как в отношении условий, так и в отношении формы брака.

Статья 41 проекта закона "Усыновление" устанавливала применение права "государства, гражданином которого является усыновитель в момент подачи заявления об усыновлении. Если усыновляемый имеет другое гражданство, для усыновления необходимо получить разрешение компетентного органа государства, гражданином которого он является, и - если это требуется по праву данного государства - согласие ребенка на усыновление. Если ребенок усыновляется супругами, имеющими различное гражданство, усыновление должно отвечать требованиям права обоих государств". В норме отсутствовало указание "на территории СССР", что презюмировало возможность применения данной статьи для регулирования усыновления советскими гражданами за пределами СССР.

В действующем Семейном кодексе РФ отсутствует регулирование усыновления (удочерения) российскими гражданами за пределами Российской Федерации. Для восполнения этого пробела можно было бы воспользоваться моделями, закрепленными как в проекте, так и в законодательстве других стран. Например, в Испании не признается усыновление, произведенное за границей испанским усыновителем, если его последствия не соответствуют тем, которые предусмотрены испанским законодательством. Такое усыновление не признается, пока компетентное учреждение не объявит о "пригодности" усыновителя, если он являлся испанцем и имел место жительства в Испании во время усыновления (ст. 9 ГК Испании).

Глава VI проекта закона "Трудовое право" содержала только одну норму - статью 32 "Трудовые отношения", которая гласила: "К трудовым отношениям применяется право страны, в которой (полностью или преимущественно) осуществляется работа, если в трудовом договоре не установлено иное. Трудовые отношения работника на водном и воздушном транспорте подчинены праву страны, под флагом которой транспортное средство используется. Если работа выполняется лицом, командированным за границу советской организацией, к трудовым отношениям этого лица с такой организацией применяется советское право". Эта норма восполняла пробел действовавшего права, которое не содержало коллизионных норм в области трудовых отношений. Статья 32 отражала наиболее распространенный подход к решению этого вопроса, принятый в современном МЧП, и учитывала существовавшую практику советских организаций и юрисдикционных органов.

Современное российское законодательство, включая Трудовой кодекс РФ, оставило без внимания решение коллизионных вопросов трудовых отношений. "Трудовой кодекс РФ, указав на распространение установленных им правил, а также правил законов, иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права, на трудовые отношения иностранных граждан, лиц без гражданства, организаций, созданных или учреждаемых ими либо с их участием, работников международных организаций и иностранных юридических лиц: отказался от последующего развития этой актуальнейшей темы"*(40).

Коллизионное регулирование международных трудовых отношений предполагает применение общих категорий коллизионного права, но с существенными оговорками. Как правило, трудовые отношения на территории какого-либо государства подчиняются его праву. Однако государство может согласиться на изъятие из правила о применении к трудовому договору своего внутреннего права и допустить применение к нему иностранного права. Последнее должно иметь тесную связь с данными трудовыми отношениями, не ухудшать положение работника по сравнению с местным законодательством и не нарушать императивные нормы трудового права*(41).

Коллизионная привязка "закон места выполнения работы" (lex loci laboris) - самый распространенный подход при определении права, применимого к трудовым отношениям: "К обязательствам, вытекающим из трудовых договоров, за неимением прямо выраженного подчинения сторон (какому-либо закону): применяется закон места, где выполняются работы" (ст. 10.6 ГК Испании). "Трудовой договор регулируется правом государства, в котором работник обычно выполняет свою работу" (ст. 67 Кодекса международного частного права Туниса).

В российской доктрине подчеркивается, "что хотя в законодательстве Российской Федерации применительно к трудовым отношениям не сформулирован общий коллизионный принцип, оно исходит из принципа применения права страны места выполнения работы (lex loci laboris), даже если договор заключается между иностранными субъектами за рубежом. При этом каких-либо исключений из этого принципа не делается"*(42). "В законодательстве Российской Федерации применительно к трудовым отношениям с участием иностранцев пока хотя и не сформулированы, но уже сложились определенные коллизионные принципы, среди которых одним из основных является коллизионный принцип применения закона страны места выполнения работы, т.е. места нахождения предприятия (организации), где работает трудящийся"*(43). Исходя из общих принципов российского права, в случаях, прямо не урегулированных законодательством, следует применять аналогию права и аналогию закона (в данной ситуации - предписания статей 1210 и 1211 ГК РФ). Соответственно договорные трудовые отношения, связанные с иностранным правопорядком, прежде всего должны регулироваться на основе права, избранного сторонами.

В отсутствие выбора права применимое право определяется по принципу наиболее тесной связи (на основе критерия характерного предоставления). Самым близким к трудовому контракту является гражданско-правовой договор о возмездном оказании услуг. Прямо этот контракт в статье 1211 ГК РФ не упоминается. Исходя из общего смысла указанной статьи, к договору услуг применяется право исполнителя (центральная сторона отношения). Получается, что трудовой контракт в отсутствие выбора права сторонами должен регулироваться правом государства, на территории которого исполнитель имеет свое обычное место жительства, т.е. личным законом работника, если "иное не вытекает из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела".

Предписания отечественного законодательства не позволяют сделать вывод, что к трудовым отношениям следует применять право страны места выполнения работы. Такая привязка может быть выведена судом, если из условий и существа договора либо совокупности обстоятельств дела следует, что трудовое отношение имеет тесную связь с таким государством. Между тем право страны места выполнения работы - общее коллизионное начало в отсутствие выбора права, в то время как применение личного закона работника - чрезвычайно редкое явление. Вряд ли решение российского суда, основанное на такой коллизионной модели, будет признано и исполнено за рубежом. Данная ситуация является результатом огромного пробела в российском законодательстве - отсутствия коллизионного регулирования трудовых отношений, связанных с иностранным правопорядком. Этот пробел образовался по совершенно непонятной причине: статья 32 проекта закона содержала готовую и достаточно функциональную регламентацию.

Глава VIII проекта закона "Гражданский процесс" (ст. 45-58) включала нормы, регулировавшие вопросы международного гражданского процесса (МГП). Авторы проекта предполагали произвести кодификацию российского МЧП в полном соответствии с современными тенденциями развития законодательства в этой области. На начальных этапах национальных кодификаций МЧП "характерно: отличие источников международного частного права от источников международного гражданского процесса". Однако уже в 40-х годах XX в. проявилась тенденция к объединению МЧП и МГП в единой кодификации: бразильский законодатель включил и коллизионные нормы МЧП, и положения МГП во Вводный закон к Гражданскому кодексу 1942 г. Бразильское регулирование может рассматриваться как предвосхитившее современные тенденции объединения в одном нормативном акте вопросов коллизий законов и коллизий юрисдикции*(44).

Во многих государствах приняты специальные единые законы о МЧП и МГП: Чехословакия (1963 г.), Венгрия (1979 г.), Турция (1982 г.), Швейцария (1987 г.), Румыния (1992 г.), Италия (1995 г.), Тунис (1998 г.), Украина (2005 г.). Регулирование процессуальных вопросов декларируется в качестве одной из целей кодификации (ст. 1 Указа Венгрии "О международном частном праве"): "Настоящий Указ принимается: в целях определения:

- право какого государства следует применять, если в: правоотношениях участвует: иностранный элемент;

- на основании каких норм о компетенции и процессуальных норм следует рассматривать правовые споры, содержащие иностранный элемент".

В современной отечественной доктрине немало высказываний в пользу совместной кодификации МЧП и МГП. Подтверждением перспективности такого подхода служит успешное применение во многих странах (Швейцарии, Венгрии, Турции, Грузии) единых законов о международном частном праве и процессе*(45). Проект закона предусматривал именно такой путь кодификации - объединение норм МЧП и МГП в едином законодательном акте. Авторами проекта была разработана модель регулирования широкого спектра вопросов процессуального характера:

- гражданские процессуальные права иностранных граждан и организаций; гражданские процессуальные права лиц без гражданства;

- порядок производства по гражданским делам с участием иностранных граждан, лиц без гражданства и иностранных организаций;

- пределы компетенции суда; исключительная компетенция; компетенция по делам особого производства;

- подсудность; договорная подсудность; неизменность подсудности;

- значение неоконченного производства в иностранном суде;

- судебные поручения;

- признание документов, выданных органами иностранных государств;

- признание и исполнение решений иностранных судов и арбитражей;

- признание решений иностранных судов, не требующих исполнения.

В настоящее время все эти вопросы регламентируются действующим процессуальным законодательством. Регулирование является более детальным и подробным, более актуальным с точки зрения современных требований к разбирательству гражданских споров, связанных с иностранным правопорядком. Одновременно необходимо подчеркнуть: российский законодатель не только не воспринял идею объединения норм МЧП и МГП в едином законодательном акте, а даже разделил нормы международного гражданского процесса, - теперь они выражены и в Гражданском процессуальном и Арбитражном процессуальном кодексах РФ. Закрепленные в АПК РФ нормы МГП должны отражать особенности арбитражного судопроизводства. Практически АПК РФ включает, как и ГПК РФ, нормы общего характера. В результате круг регулирования отношений в сфере МГП в ГПК РФ и АПК РФ во многом совпадает*(46).

При этом большинство вопросов, возникающих при рассмотрении споров, связанных с иностранным правопорядком, в ГПК РФ и АПК РФ разрешаются по-разному (международная подсудность, форма пророгационных соглашений, юрисдикционный иммунитет иностранного государства, процессуальная право - и дееспособность иностранных лиц, признание и исполнение иностранных судебных решений). В российской доктрине постоянно подчеркивается, что различное решение в ГПК и АПК основных вопросов МГП, имеющих общее значение для всех российских судов, неоправданно и недопустимо*(47).

"Общие" и "хозяйственные" суды в настоящее время не только дублируют друг друга, но и серьезно конкурируют (что недопустимо) в вопросах применения гражданского права, поскольку практика судов первой, апелляционной и кассационной инстанций контролируется и направляется двумя высшими судами. Параллельное толкование верховными и "высшими" хозяйственными судами "смысла законодательных норм усугубляет конкуренцию обеих судебных подсистем и привносит диссонанс в деятельность всей правоприменительной сферы". Судопроизводственное право не должно иметь различий по отношениям и спорам, регулируемым одним материальным правом, поскольку иное ставит в неравное положение субъектов имущественных и неимущественных частно-публичных отношений. Это нарушает принцип равенства всех перед законом и судом, право каждого на равный суд. Вряд ли может быть оправданным разделение законодательными органами России гражданского судопроизводства на "общую" и "хозяйственную" юрисдикции*(48). Эта позиция представляется полностью оправданной. Остается только сожалеть, что пороки межотраслевой кодификации МЧП и МГП в России усугубляются еще и наличием двух параллельных нормативных актов, регулирующих вопросы МГП.

Статья 47 проекта закона определяла порядок производства по гражданским делам с участием иностранных лиц, а именно на основе советского законодательства о гражданском судопроизводстве, если иное специально не было предусмотрено советским законом или международным договором. Условия и порядок признания и исполнения решений иностранных судов и арбитражей определялись советским законом, если международным договором не было установлено иное (ст. 57). Эти положения закрепляли принцип lex fori как основное положение МГП; одновременно в статьях 47 и 55 lex fori не декларировался как безусловный императив. В случаях, специально предусмотренных отечественным законом или международным договором, порядок судопроизводства, признание и исполнение судебных решений могли определяться на основе иностранного права. Применение иностранного процессуального законодательства позиционировалось как исключение из общего правила lex fori, но даже в такой форме это был большой шаг вперед на пути отхода от императивного применения национального процессуального права.

Действующий ГПК РФ не содержит специальную норму, устанавливающую порядок производства по делам с участием иностранных лиц. Это положение закреплено в норме, определяющей процессуальные права и обязанности иностранных лиц (ст. 398.3): применяется только российское гражданско-процессуальное законодательство. Статья 253 АПК РФ "Порядок рассмотрения дел с участием иностранных лиц" закрепляет применение российского арбитражно-процессуального законодательства, если международным договором не предусмотрено иное. Формулировка, безусловно, в большей степени соответствует требованиям объективной реальности, нежели формулировка статьи 398.3 ГПК РФ. Однако сразу же возникает вопрос: дуализм гражданского процесса - это, в принципе, наше национальное явление (аналогичная ситуация имеет место еще в нескольких странах СНГ) или нет? Международный договор по определению не может предусмотреть использование иного арбитражно-процессуального законодательства, поскольку такое законодательство отсутствует в подавляющем большинстве государств.

Действующее российское законодательство в более определенной форме установило императив применения lex fori в вопросах МГП, чем это было предложено в проекте закона. При этом и проект, и ГПК РФ, и АПК РФ декларируют принцип lex fori как процессуальный императив, а не как коллизионную привязку lex loci actum. Такое решение находится в противоречии с современными тенденциями: в настоящее время законодательство многих государств предусматривает отказ от императивного применения lex fori по спорам, связанным с иностранным правопорядком. Применение иностранного материального права предполагает соответствующие процессуальные формы - применение процессуального права этого же иностранного государства.

В зарубежной доктрине выработано устойчивое понятие "коллизионное процессуальное право". Коллизионные проблемы в МГП возникают при разграничении процессуально-правовых и материально-правовых категорий (бремя доказывания, сроки исковой давности, применение зачета взаимных требований), в случаях использования договорной подсудности или арбитражного соглашения (место рассмотрения спора, доказательственное право). В немецкой науке высказывается следующая мысль: "Не может быть и речи о том, что никакого процессуального коллизионного права не существует". МЧП предписывает "своему" судье, право какого государства он должен применить. Точно так же собственное международное гражданское процессуальное право может обязать суд применять в определенных вопросах иностранное процессуальное право*(49).

Законодательство многих иностранных государств устанавливает, что подсудность и процессуальные формы определяются законом места проведения процесса (т.е. закреплен коллизионный принцип lex loci actum): "Правила, относящиеся к юрисдикции, и все процессуальные вопросы определяются правом государства, в котором предъявлен иск или в котором осуществляется процессуальное производство. Положения: не применяются в случаях, когда имеется обратное положение в специальном законе или в международном договоре" (ст. 21, 22 Закона ОАЭ "О гражданских сделках"). Закрепление "закона суда" как коллизионного начала, в качестве коллизионной привязки, предписывающей применение процессуального права места проведения процесса, представляет собой одну из тенденций современного развития законодательного регулирования.

Развернутая система процессуальных коллизионных норм закреплена в Законе Румынии применительно к регулированию отношений международного частного права (раздел 2 "Закон, применяемый к процессу в международном частном праве"). Основная коллизионная привязка - закон суда: "По делам, затрагивающим отношения в области международного частного права, румынские суды применяют румынское процессуальное право, за исключением случаев, в которых прямо указано иное. Румынский закон также определяет, относится ли данный вопрос к сфере материального или процессуального права". Процессуальная способность каждой из сторон в процессе регулируется законом ее гражданства. Доказывание гражданского статуса и доказательственная сила актов гражданского состояния регламентируются законом места составления соответствующего документа. Предмет и основания иска определяются законом, который регламентирует существо спорных правоотношений. Этот же закон определяет, кто может быть стороной в деле.

Средства доказывания существования сделки и доказательственная сила документа, ее подтверждающего, определяются законом места совершения сделки, или законом, избранным сторонами, если у них было такое право. Доказывание фактов осуществляется в соответствии с законом места, где они возникли. Румынский закон применяется по вопросам регулирования иных средств доказывания. Румынский закон применяется в случае, когда он допускает доказывание посредством свидетельских показаний или косвенных доказательств, даже если по иностранному закону эти средства доказывания не допускаются. Представление доказательств производится в соответствии с румынским законом (ст. 158-161).

Решение румынского законодателя представляется чрезвычайно функциональным. Большинство процессуальных норм "привязаны" к материальному праву, поэтому в МГП необходимо применение иностранного процессуального права, если только таким образом можно исполнить предписания МЧП о применении иностранного правопорядка. Закон суда в современных условиях не может расцениваться как безусловный принцип МГП. При разрешении "процессуального коллизионного вопроса" необходимо установить "центр тяжести правоотношения" (закон существа отношения - lex causae). Правило поведения в МГП (как и в МЧП) должна составлять сумма двух норм: процессуальная коллизионная норма страны суда и иностранная процессуальная норма. Основной принцип современного МЧП - применение правопорядка, с которым правоотношение наиболее тесно связано. Точно так же в МГП основным принципом должен быть не закон суда, а принцип применения норм того процессуального законодательства, которое находится в наиболее тесной связи с данным процессом, с отдельными процессуальными действиями и основанными на них процессуальными правоотношениями. Процессуальная теория закона суда противоречит защите прав иностранных граждан*(50).

С момента подготовки и издания проекта закона СССР "О международном частном праве и международном гражданском процессе" прошло более 15 лет. За это время правоприменительная практика наглядно продемонстрировала, что многие формулировки проекта представляют собой наиболее взвешенное, оптимальное решение, являются востребованными и могли бы ликвидировать большое количество недостатков и пробелов российского регулирования. Однако по неизвестной причине эти теоретические наработки так и не использованы законодателем; более того, отсутствуют и попытки их легального закрепления.

Проект закона СССР "О международном частном праве и международном гражданском процессе" разрабатывался в Институте законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, т.е. в рамках государственного (бюджетного) учреждения. В целом проект "получил положительную оценку", однако разработки его авторов не были восприняты на практике. Таким образом, работа по созданию проекта оплачивалась из средств налогоплательщиков и, получается, оплачивалась зря, - законодатель отказался от реализации этой работы. Конечно, государство у нас богатое, налоги высокие, налогоплательщиков много, так что "выброшенные" деньги можно и не заметить. Но все-таки возникает вопрос: зачем власть заказывает и оплачивает какую-либо работу, если априорно не собирается пользоваться ее результатами? Может быть, к средствам налогоплательщиков следует относиться с большим уважением?

Межотраслевая кодификация МЧП России имела место всего несколько лет назад, но и за сравнительно короткий срок рельефно выявились серьезные недостатки подобного метода систематизации законодательства. Подавляющее большинство представителей отечественной доктрины настаивают на производстве автономной кодификации: "Следует принять закон: "Основы международного частного права", предусмотрев, что они применяются ко всем частноправовым отношениям, осложненным иностранным элементом: что позволит обеспечить единообразное решение основополагающих вопросов международного частного права во всех сферах частноправовых отношений"*(51). "Принятие федерального закона о международном частном праве и международном гражданском процессе позволит наиболее последовательно определить и разграничить общие и специальные институты в этой сфере, достичь целей, которые могут быть обозначены как: 1) восполнение пробелов; 2) устранение дублирования; 3) исключение противоречий*(52)".

При автономной кодификации создается единая система коллизионных норм, что позволяет избежать противоречий и устранить пробелы в правовом регулировании. Уменьшается законодательный массив, поскольку после вступления в силу закона об МЧП коллизионные нормы, содержащиеся в многочисленных нормативных актах, утрачивают силу. Упрощается работа судов с единым законом, в котором собраны все коллизионные нормы вместо многочисленных нормативных актов*(53). В науке МЧП нет единого мнения практически ни по одному вопросу. Сам термин ("международное частное право не является ни международным, ни частным"), место МЧП в правовой системе, нормативная структура МЧП, круг регулируемых отношений - все это вызывает острые дискуссии, и по всему кругу перечисленных проблем наличествуют самые различные, зачастую полярные точки зрения. Однако в одном вопросе отечественная доктрина МЧП проявляет редчайшее единодушие, - необходима автономная кодификация этой отрасли.

Принимать комплексное национальное регулирование в сфере МЧП "стало: "модным" и "престижным": Речь идет не о каком-то подражании или "массовой прихоти", а о неизбежной тенденции, в основе которой лежит объективный процесс глобализации экономической и социальной жизни... Принятие указанного регулирования может во многом способствовать большей интеграции государства в мировую экономику и тем самым вести его к процветанию. Было бы неплохо, если бы эту простую мысль осознали и российские власти, пока еще не продемонстрировавшие понимание того, что принятие развитого регулирования правоотношений с иностранным элементом являлось бы средством решения многих российских социальных и экономических проблем"*(54).

В России есть межотраслевая кодификация МЧП и МГП; есть практика применения нормативных актов по делам, связанным с иностранным правопорядком; существует проект единого закона о МЧП и МГП; в работах российских ученых высказаны детальные и подробные предложения по созданию такого закона; есть официальные переводы иностранных нормативных актов; известна правоприменительная практика других стран; наличествует большой конгломерат международно-правовых актов (в том числе принятых в рамках СНГ). Весь материал, необходимый для автономной кодификации, фактически уже собран, частично систематизирован, и дело остается за малым - свести этот материал в единый законодательный акт. Российские ученые с радостью примут участие в этой работе. К сожалению, нет только желания и воли законодателя. Хотелось бы верить, что в не очень отдаленном будущем отечественный законодатель все же осознает актуальность и неизбежность разработки специального закона по международному частному праву. Позволяя себе надеяться на такое осознание, позволим высказать некоторые предложения.

1. Необходимо принять единый масштабный закон "О международном частном праве". В качестве образцов могут быть использованы Закон Швейцарии "О международном частном праве", Закон Румынии применительно к регулированию отношений международного частного права, Указ Венгрии "О международном частном праве", Кодекс международного частного права Туниса, Кодекс международного частного права Бельгии.

Разумеется, ни при каких обстоятельствах нельзя слепо, механически копировать иностранный законодательный опыт. Однако необходимо принимать во внимание, творчески воспринимать и использовать наиболее эффективные и проверенные практикой иностранные правовые решения. Характерный пример - Кодекс МЧП Туниса. Тунисский законодатель руководствовался лучшими образцами национальных кодификаций в Европе, положениями международных договоров. В итоге принятие подобного акта сделало бы честь промышленно развитым странам*(55).

2. В российском законе должны быть четко обозначены его цели и задачи. Необходимо подчеркнуть значение регулирования для международного общения, развития мирного и стабильного сотрудничества (см. ст. 1 Указа Венгрии "О международном частном праве").

3. Круг регулируемых отношений следует очертить максимально широко (см. ст. 1 Закона Венесуэлы "О международном частном праве", ст. 1 Закона Румынии применительно к регулированию отношений международного частного права). Такой подход позволяет более полно регулировать любые отношения, возникающие между частными субъектами права в процессе транснационального общения, способствует устранению пробелов, эффективному применению иностранных правовых норм. Можно предложить определение сферы применения такого закона: "Отношения, связанные с правопорядком двух и более государств, возникающие между частными лицами по поводу реализации их имущественных и личных неимущественных прав".

4. Основной акцент должен быть сделан на закреплении в законе масштабной, детальной, максимально дифференцированной системы коллизионных норм. Коллизионное право - центральная, фундаментальная, основополагающая часть всей системы МЧП. "Даже в очень далекой перспективе говорить об исчезновении национального коллизионного регулирования столь же наивно, сколь и утверждать о неизбежности отмирания права при коммунизме"*(56).

5. Все коллизионные и материально-правовые положения закона должны быть основаны на принципе наиболее тесной связи. Критерий реальной связи одновременно должен обеспечить свободу судейского усмотрения и выступать гарантией от судейского произвола.

6. Необходимо максимально широко предусмотреть применение автономии воли по всему спектру регулируемых отношений.

7. Перечень источников установления права, применимого в делах, связанных с иностранным правопорядком, должен иметь открытый характер, включать автономию воли сторон, общие принципы права, судебную практику, аналогию права и закона, доктрину права.

8. В законе должен присутствовать развернутый юридический глоссарий и перечень наиболее распространенных разноязычных терминов.

9. Необходимо максимально подробным образом урегулировать общие вопросы МЧП (перечень открытый):

- квалификация права;

- принципы разрешения конфликта квалификаций и конфликта юрисдикций;

- теория отсылок;

- коллизионная взаимность, общие положения о материальной и формальной взаимности;

- защитные оговорки (о публичном порядке и применении императивных норм);

- применение норм компетентного иностранного правопорядка в случаях использования защитных оговорок;

- порядок установления содержания, принципы толкования и применения иностранного права;

- применение реторсий;

- множественность и самостоятельность коллизионных привязок;

- предварительные и побочные коллизионные вопросы;

- адаптация и замещение коллизионной нормы;

- интерлокальные и интертемпоральные коллизии;

- мобильный конфликт;

- применение публично-правовых норм иностранного законодательства;

- возможность выбора иностранного права для регулирования "внутренних" отношений на основе автономии воли сторон;

- обязанности нотариата и иных компетентных административных органов по установлению содержания, толкованию и применению норм иностранного права.

10. В законе должны присутствовать специальные разделы (содержащие, прежде всего, коллизионные нормы), включающие:

- правовой статус лиц (физических, юридических, международных организаций);

- правовой статус государства и его собственности;

- вещно-правовые отношения (в том числе частноправовые земельные);

- договорные отношения;

- частноправовые отношения в сфере транспортного права;

- частноправовые валютные отношения;

- отношения в сфере интеллектуальной собственности;

- трудовые отношения;

- внедоговорные обязательства, обязательства из закона;

- наследственные отношения;

- брачно-семейные отношения.

11. Отдельно в законе самым подробным образом должно быть предусмотрено регулирование вопросов, касающихся:

- конкурсного права (трансграничной несостоятельности (банкротства));

- международного гражданского процесса (включая деятельность нотариата);

- международного коммерческого арбитража.

Предлагаемый закон должен быть масштабным и объемным. Почему-то российский законодатель боится подробных кодификаций. В результате, например, ГПК РФ состоит из 446 статей, СК РФ - из 170. Уместно указать, что Устав гражданского судопроизводства России 1864 г. содержал почти 2300 статей, объем действующего ГПК Франции превышает 1500 статей, ГПК Германии, Австрии, Италии, Польши содержат свыше 1000 статей. Кодификация МЧП Румынии составляет 183 статьи, Швейцарии - 200 статей. Привычка российских властей к "экономной" кодификации оказывает правоприменителю "медвежью услугу": образуется большое количество пробелов, которые приходится восполнять принятием специальных законов. В итоге объем правового регулирования не только не уменьшается, а наоборот, увеличивается, растет число противоречивых законодательных решений, правовых "несостыковок" и дублирований.

Против принятия всеобъемлющего нормативного акта по МЧП можно высказать аргумент, что даже самое квалифицированное и оптимальное законодательное решение априорно не способно отразить все реалии объективной действительности и неизбежно будет нуждаться в регулярном обновлении. Пересматривать же акты кодификации сложнее, чем производить обновление посредством специального отраслевого законодательства. Однако изменения и дополнения в действующие российские кодексы вносятся в среднем два раза в год, поэтому вряд ли необходимость обновления закона о МЧП так уж сильно затруднит работу отечественного законодателя. И вообще, кто сказал, что законодатель "должен стремиться в профессиональной жизни к бездействию и избежанию принятия решений?"*(57)

Подавляющее большинство норм единого закона должны составлять коллизионные нормы. Материально-правовые предписания "с иностранным элементом" вряд ли следует закреплять в этом нормативном акте. Фиксация подобных норм - удел специального регулирования (которое, естественно, останется, но в неизмеримо меньшем объеме). Коллизионные нормы - высшая правовая абстракция; их формулировки в меньшей степени привязаны к конкретной исторической ситуации, чем предписания материальных или процессуальных норм. Понятия lex rei sitae, lex monetae, lex banderae, lex loci concursus не зависят ни от формы собственности, ни от политического устройства государства. Даже во времена СССР Л.А. Лунцу удавалось подчеркивать внеклассовую природу коллизионного права. В связи с этим Закон "О международном частном праве" объективно в меньшей степени подвержен изменениям и обновлениям, нежели иные отраслевые кодификации. Закрепление сочетания "классических" коллизионных начал с принципом наиболее тесной связи способно создать максимально стабильную модель правового регулирования.

В заключение хотелось бы отметить: на постсоветском пространстве путь межотраслевой кодификации МЧП предпочли государства, в наибольшей степени сохранившие социалистическое правосознание и традиции советского права (как известно, не признававшего ничего частного) - Беларусь, Казахстан, Узбекистан. Страны, чья экономика в большой степени ориентирована на развитие частной собственности, конкуренции, сотрудничество с промышленно развитыми государствами, предпочли путь автономной кодификации - Грузия, Эстония, Украина. Может быть, российской власти следует обратить внимание хотя бы на этот факт?

Н.Ю. Ерпылева,

доктор юридических наук, профессор, заведующая

кафедрой международного частного права факультета права

Государственного университета - Высшей школы экономики

И.В. Гетьман-Павлова,

кандидат юридических наук, доцент кафедры

международного частного права факультета права

Государственного университета - Высшей школы экономики

"Адвокат", N 1, январь 2008 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Кисиль В.И. Правовая реформа в СССР и некоторые аспекты международного частного права // Советское государство и право. 1990. N 1.

*(2) Ануфриева Л.П. Международное частное право: Учебник. Общая часть. - М., 2000.

*(3) См.: Муранов А.И., Жильцов А.Н. Национальные кодификации в современном международном частном праве // Международное частное право: Иностранное законодательство. - М., 2001.

*(4) См.: Богуславский М.М. Международное частное право: Учебник. - М., 2006.

*(5) См.: Звеков В.П. Международное частное право: Учебник. - М., 2004.

*(6) Ануфриева Л.П. Соотношение международного публичного и международного частного права (сравнительное исследование правовых категорий): Дисс. : докт. юрид. наук. - М., 2004.

*(7) Богуславский М.М. Указ. соч.

*(8) Там же.

*(9) См.: Звеков В., Марышева Н. Новая кодификация норм международного частного права // Хозяйство и право. 2002. N 4-6.

*(10) Зыкин И.С. Развитие международного частного права в свете принятия третьей части Гражданского кодекса РФ // Государство и право. 2002. N 12.

*(11) Шак Х. Международное гражданское процессуальное право. - М., 2001.

*(12) Международное частное право: иностранное законодательство. Все ссылки на иностранное законодательство даны по этой книге.

*(13) Лунц Л.А. Курс международного частного права: В 3 т. - М., 2002.

*(14) См.: Бирюкова Н.С. Правовая квалификация в международном частном праве: Дисс. : канд. юрид. наук. - М., 2007; Толстых В.Л. Коллизионное регулирование в международном частном праве: проблемы толкования и применения раздела VII части третьей ГК РФ. - М., 2002.

*(15) См.: Лунц Л.А. Указ. соч.

*(16) Там же.

*(17) См.: Бирюкова Н.С. Указ. соч.

*(18) См.: Толстых В.Л. Указ. соч.

*(19) Постановление Межпарламентской ассамблеи государств-участников СНГ от 16 июня 2003 г. N 21-6 "О концепции и структуре Модельного кодекса гражданского судопроизводства для государств-участников СНГ." - СПб., 2003.

*(20) Там же.

*(21) См.: Маковский А.Л. Новый этап в развитии международного частного права в России // Журнал российского права. 1997. N 1.

*(22) См.: Ануфриева Л.П. Некоторые проблемы нового российского регулирования по международному частному праву // Журнал российского права. 2003. N 3.

*(23) См.: Рамзайцев Д.Ф. Применение международного частного права в решениях Внешнеторговой арбитражной комиссии при Всесоюзной торговой палате (Информационный обзор). Секция права Всесоюзной торговой палаты / Сборник информационных материалов. Вып. 23. - М., 1970.

*(24) О концепции и структуре Модельного кодекса гражданского судопроизводства для государств-участников СНГ.

*(25) Там же.

*(26) Там же.

*(27) Нешатаева Т.Н. Международное частное право и международный гражданский процесс: Учебник. - М., 2004.

*(28) См.: Международное частное право: Учебник / Под ред. Г.К. Дмитриевой. - М., 2006.

*(29) Там же.

*(30) Там же.

*(31) См.: Звеков В.П., Марышева Н.И. Развитие законодательства о международном частном праве // Журнал российского права. 1997. N 1.

*(32) Международное частное право. Современные проблемы / Под ред. М.М. Богуславского. Кн. 2. - М., 1993.

*(33) См.: Маковский А.Л. Указ. соч.

*(34) Проект закона СССР "О международном частном праве и международном гражданском процессе" / Труды ВНИИ советского государственного строительства и законодательства. 1991. N 49. Все ссылки на положения проекта и комментарии к нему даны по этому изданию.

*(35) Ануфриева Л.П. Некоторые проблемы нового российского регулирования по международному частному праву // Журнал российского права. 2003. N 3.

*(36) См.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (постатейный). Часть третья / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого, И.В. Елисеева. - М., 2002.

*(37) Муранов А.И. К вопросу об "обходе закона" // Московский журнал международного права. 1997. N 3.

*(38) Резолюция Института международного права (1998 г.) "О применении иностранного международного частного права" // Международное частное право: Учебник / Под ред. Г.К. Дмитриевой.

*(39) См.: Леанович Е.Б. Развитие коллизионно-правового регулирования в Российской Федерации // Белорусский журнал международного права и международных отношений. 2003. N 3.

*(40) Звеков В.П. Указ. соч.

*(41) См.: Киселев И.Я. Труд с иностранным участием (правовые аспекты). - М., 2003.

*(42) Богуславский М.М. Указ. соч.

*(43) Bocтpeцoвa О.А. Применение в России международных норм о труде // Законодательство. 2006. N 12.

*(44) См.: Муранов А.И., Жильцов А.Н. Указ. соч.

*(45) См.: Светланов А.Г. Международный гражданский процесс. Современные тенденции. - М., 2002; Васильчикова Н.А. Производство по делам с участием иностранных лиц в российских судах: теория и практика: Автореф. дисс. ... докт. юрид. наук. - СПб., 2003.

*(46) См.: Марышева Н.И. Вопросы кодификации норм международного гражданского процесса в России // Журнал российского права. 2004. N 6.

*(47) О концепции и структуре Модельного кодекса гражданского судопроизводства для государств-участников СНГ.

*(48) Там же.

*(49) Шак Х. Указ. соч.

*(50) См.: Нешатаева Т.Н. Международный гражданский процесс: Учеб. пособие. - М., 2001.

*(51) Международное частное право: Учебник / Под ред. Г.К. Дмитриевой.

*(52) Звеков В.П. Указ. соч.

*(53) Там же.

*(54) Муранов А.И., Жильцов А.Н. Указ. соч.

*(55) Муранов А.И., Жильцов А.Н. Указ. соч.

*(56) Там же.

*(57) Муранов А.И., Жильцов А.Н. Указ. соч.