К вопросу о разграничении понятий "государственный язык" и "официальный язык" (Е.М. Доровских, "Журнал российского права", N 12, декабрь 2007 г.)

К вопросу о разграничении понятий "государственный язык"
и "официальный язык"

Конституционно-правовое закрепление государственного (либо официального) языка является центральным и наиболее значимым элементом правового режима языков. Оно затрагивает не только вопросы использования национальных языков в законодательно очерченных сферах официальных отношений в пределах государственной территории, но и права их носителей: как отдельной личности, так и этнических общностей. Закрепление государственного языка характерно для государств со сложной национальной структурой населения и многообразием используемых населением национальных языков и диалектов. Наиболее важным и сложным представляется введение государственного языка в многонациональном федеративном государстве (особенно когда его субъекты также обладают правом устанавливать государственные языки, как это предусмотрено в Конституции РФ (ч. 2 ст. 68). Здесь вопросы правового режима языков, бытующих на территории федеративного государства и его субъектов включают помимо создания правового механизма защиты прав национальных меньшинств в области языковых отношений необходимость законодательного урегулирования условий и порядка использования общегосударственного языка и государственных (либо официальных) языков субъектов федерации.

Для государства с мононациональным и, следовательно, с одноязычным составом населения установление государственного языка заключается, главным образом, в констатации доминирующего положения какого-либо одного национального языка и закреплении гарантий прав национальных меньшинств в области национально-языковых отношений. Чаще всего введение государственного языка обусловлено не потребностями разрешения языковых проблем, но историческими причинами развития государства. Как правило, законодательство этих стран не содержит правовых норм, закрепляющих особый правовой режим национального языка. Между тем не существует единообразного правового решения данной проблемы. Так, в Италии и Финляндии коренное население составляет соответственно 94,06% и 93,35%. И если Конституция Италии не содержит нормы о государственном языке, то законодательство Финляндии закрепляет статус государственного языка не только за финским, но и за шведским языком*(1) - языком национального меньшинства, составляющим 6,21% населения страны.

До принятия в октябре 1991 г. Закона РСФСР "О языках народов РСФСР"*(2) (далее - Закон о языках) вопрос о государственном языке не был урегулирован в России ни на конституционном уровне, ни в текущем законодательстве. Первоначально государственный язык был закреплен в законодательстве трех республик - субъектов Российской Федерации: в 1990 г. - в Тувинской АССР, Чувашской ССР и в 1991 - в Калмыцкой ССР. Государственными языками стали языки народов, давших название республикам (так называемые языки титульных наций), и русский язык. В соответствии со ст. 3 Закона о языках на всей территории Российской Федерации русский язык стал государственным. В 1993 г. в Конституции РФ были закреплены: государственный язык РФ, а за республиками post-factum - право устанавливать свои государственные языки и употреблять их в сфере официального общения наряду с общегосударственным языком (ч. 1 и 2 ст. 68). Последним принятым в рассматриваемой сфере правовым актом стал Федеральный закон от 1 июня 2005 г. N 53-ФЗ "О государственном языке Российской Федерации" (далее - Закон о государственном языке)*(3).

Процессы развития конституционно-правового регулирования национально-языковых отношений и введения государственных языков в республиках - субъектах Российской Федерации были аналогичны происходившим в большинстве бывших союзных республик СССР. Однако общая для национальных республик центробежная тенденция на российской почве проявилась с меньшей интенсивностью, что нашло выражение в более взвешенном подходе при установлении правового режима национальных языков.

В современном российском законодательстве термин "государственный язык" появился сравнительно недавно - в конце 80-х гг. прошлого века. До того времени в течение всего советского периода отношение к "государственному языку" носило явно выраженный негативный характер, а использование данного понятия в конституциях трех советских республик - Азербайджана, Армении и Грузии - воспринималось как некий государственно-правовой атавизм. Основы такого подхода были заложены В.И. Лениным, который резко отрицательно относился к введению обязательного государственного языка как противоречащего пролетарскому интернационализму и не обеспечивающего полное равноправие всех наций и языков*(4). В советский период в союзном и республиканском законодательстве сложилась следующая терминологическая "иерархия": "язык союзной республики", "язык автономной республики", "язык автономной области", "язык автономного округа", "язык большинства населения данной местности". Из всех перечисленных терминов только последний обладал некоторой определенностью, остальные же не давали никакого представления о содержании, вкладываемом в данные понятия. Безусловно, в подобной ситуации нельзя говорить об их совпадении в полном объеме с понятием "государственный язык", но нельзя не отметить совпадения в сферах их использования: опубликование законодательных актов, судопроизводство, государственная символика.

Достаточно точно отразила сложившееся положение начавшаяся в конце 80-х гг. прошлого века дискуссия о необходимости введения государственного языка. Негативное или, по меньшей мере, настороженное отношение союзного центра к самому термину "государственный язык", усугубленное в союзных республиках спекуляцией на национально-языковых отношениях в политических целях, привело к тому, что этот правовой термин не был использован в союзном законодательстве, а существовал только в республиканском. В Законе СССР 1990 г. "О языках народов СССР" был употреблeн термин "официальный язык"*(5). Кроме того, в ходе законотворческой работы в качестве альтернативы "общегосударственному языку", "государственному языку", "официальному языку" появилось аморфное понятие "язык межнационального общения", которое было воспринято законодательством некоторых союзных республик. В общесоюзном законодательстве оно так и не появилось, но до сих пор иногда возникает в российском законодательстве. Так, в проекте Устава Иркутской области*(6) содержалась норма, в соответствии с которой на территории области русский язык является языком межнационального общения (ст. 5), в Конституции Карачаево-Черкесской Республики (принятой 5 марта 1996 г.) русский язык также назван языком межнационального общения (ст. 11), а в Законе о языках (в его первоначальном варианте - в ред. Закона РФ от 25 октября 1991 г. N 1807-I) русский язык характеризовался как "основное средство межнационального общения народов РСФСР" (ст. 3)*(7). Сама по себе эта тенденция не несет никакого негативного содержания, а лишь подразумевает национальный язык, преимущественно используемый для общения в различных сферах между представителями разных наций. Однако эта терминология мало подходит для обозначения языка общения между государственными органами и с государственными органами, т.е. для сферы официального общения, поскольку эти взаимосвязи - не суть отношений между нациями. Выбор языка общения между общественными организациями, представляющими интересы определенных народов, относится законодательством к их собственной компетенции и не предполагает "внешнего" правового регулирования. В ещe меньшей степени эта терминология подходит для обозначения языка общения в сфере межличностных отношений, правовое регулирование которых не только малоэффективно, но и недопустимо, поскольку нарушает права и свободы личности, гарантируемые Конституцией РФ. В ней, в ч. 2 ст. 26, закреплено: "Каждый имеет право на пользование родным языком, на свободный выбор языка общения:", и свобода выбора может быть ограничена только объективными обстоятельствами (такими, например, как наличие или отсутствие носителей национального языка, выбранного для общения). Употребление термина "язык (или средство) межнационального общения" вполне уместно в языковедческой, политологической литературе, в публицистике, но стремление использовать его в качестве правового понятия вряд ли оправданно.

До недавнего времени в отечественной юридической литературе не делалось различий между "государственным языком" и "официальным языком". Не раскрывая понятия "государственный язык", Юридический энциклопедический словарь делал отсылку к статье "официальный язык" и рассматривал последний как "основной язык государства, используемый в законодательстве и официальном делопроизводстве, судопроизводстве, обучении и т.д." применительно к зарубежным государствам. Использовавшийся в практике советского государственного строительства термин "государственный язык" (в конституциях Азербайджанской ССР, Армянской ССР и Грузинской ССР) понимался только как наиболее распространенный в республике язык, при этом отмечалось, что он не предполагает каких-либо ограничений использования других языков*(8). Такой же подход к определению государственного и официального языков, когда эти понятия рассматриваются как совпадающие, бытует до сих пор. Государственный язык определяется как язык большинства или значительной части населения, который конституирован в данном государстве в качестве государственного языка. При этом подчеркивается, что государственный язык является официальным языком; официальный язык понимается же как основной язык, используемый в деятельности государственных органов, в том числе в законотворчестве, судопроизводстве, работе нотариата, обучении и т.д., в некоторых странах с многонациональным составом населения*(9).

Современное российское законодательство использует для сферы официального общения оба понятия: "государственный язык" и "официальный язык". Конституция РФ и федеральное законодательство используют только первое из них; в республиках иногда используются оба понятия, причем второе - в отношении языков национальных меньшинств или коренных малочисленных народов (см., например, ст. 46 Конституции Республики Саха (Якутия); в уставах ряда субъектов Федерации преимущественно используется понятие "официальный язык". К сожалению, в законодательстве не раскрывается содержание указанных понятий, что не позволяет сделать прямые выводы о тождестве или различии в их природе. В законодательстве субъектов Федерации используются также термины: "местный официальный язык", "язык населения данной местности", "язык межнационального общения", "средство межнационального общения", поэтому необходимость унификации очевидна.

Большинство комментариев к Конституции РФ трактует понятие "государственный язык" как "средство общения, которое в данной стране используется в деятельности (в том числе в официальном делопроизводстве) органов государственной власти и органов местного самоуправления, государственных учреждений, предприятий и организаций, а также при опубликовании законов и других нормативных актов"*(10), при проведении выборов, в судопроизводстве. "Это язык официальных вывесок и объявлений, печатей и штампов, маркировки отечественных товаров, дорожных знаков и наименований улиц и площадей. Это и основной язык воспитания и обучения: Государственный язык преимущественно используется на телевидении и радио, в газетах и журналах"*(11).

При этом отмечается, что в масштабе Российской Федерации имеется только один государственный язык - русский, язык самой многочисленной нации, для изучения которого всеми гражданами России государство создает условия*(12). Главной характеристикой остается то, что признание языка в качестве "государственного означает обязательность его использования и применения во всех органах государственной власти и местного самоуправления, при проведении референдумов и выборов, официальном опубликовании законов и других нормативных актов, в судопроизводстве, делопроизводстве и т.д.", т е. "его использование и применение на всей территории Российской Федерации во всех официальных сферах без специального на то указания"*(13).

По своему содержанию понятия "государственный язык" и "официальный язык" являются близкими, но не тождественными. Экспертами ЮНЕСКО еще в 1953 г. было предложено разграничение этих понятий и выработаны их определения. Так, "государственный язык" (national language)*(14) - язык, выполняющий интеграционную функцию в рамках данного государства в политической, социальной и культурной сферах, выступающий в качестве символа данного государства; "официальный язык" (official language) - язык государственного управления, законодательства, судопроизводства.

Приведенные определения носят рекомендательный характер и в законодательстве большинства стран, где введен "государственный язык" или "официальный язык", рассматриваемые понятия используются как синонимичные. Так, например, в конституциях Кипра (ст. 3), Польши (ст. 27), Словении (ст. 11), Болгарии (ст. 3), Турции (ст. 3), Андорры (ст. 2) закрепляется официальный язык*(15); в конституциях Австрии (ст. 8), Словакии (ст. 4), - государственный язык*(16). К этой группе стран следовало бы отнести и Францию (ст. 2)*(17). Иногда, как в конституциях Испании (ст. 3), Лихтенштейна (ст. 6), Монако (ст. 8) одновременно говорится о государственном и официальном языке.

Терминологическое совпадение во многом происходит из-за того, что оба понятия включают такой элемент, как сфера официального использования национального языка. Фактически речь идет об обслуживании национальным языком потребностей официального общения, официального делопроизводства, законодательства, судопроизводства, т.е. язык выступает как средство фиксирования процесса и результатов государственной деятельности.

Понятие "государственный язык" отличается рядом особенностей, из которых, прежде всего, следует отметить его тесную связь с наличием конкретного государства. Государственный язык призван выполнять роль средства общения в сфере официальных отношений, хотя она и не ограничивается этим. Он является рабочим языком органов государственной власти и местного самоуправления, государственных учреждений, используется в судопроизводстве и законодательстве, в государственной символике, топонимике, а также в системе воспитания и образования, в сфере распространения информации и т.д. Таким образом, он является средством коммуникации в большинстве сфер жизни многонационального общества. Главное же, что отличает "государственный язык", - это его положение как символа государства (наряду с флагом, гербом, гимном)*(18), подчеркивающего его связь с определенной национальной государственностью, с конкретным этносом, и отношение к нему как к национальному достоянию, требующему охраны и поддержки*(19).

По сферам использования и набору выполняемых функций официальный язык в отличие от государственного является более узким понятием, но устанавливать его может большее число субъектов права. Помимо государства в их число входят государственные образования, административно-территориальные единицы, муниципальные образования в местах компактного проживания национальных меньшинств, малочисленных коренных народов - все те субъекты, которые нуждаются в конкретизации используемого в официальном общении какого-либо иного национального языка помимо государственного либо общеупотребительного языка на всей территории государства. Как уже говорилось, Конституция РФ, федеральное законодательство в отличие от регионального законодательства не используют понятие "официальный язык". Но, например, Конституция Испании предусматривает существование официальных языков в автономных сообществах (ст. 3); а в соответствии со ст. 11 Конституции Словении "на территории общин, где проживает итальянское или венгерское национальное сообщество, официальным языком (наряду со словенским языком - прим. автора) также является соответственно итальянский или венгерский". Официальный язык тождественен понятию "рабочий язык"*(20), которое употребляется для обозначения языка официального общения и официального делопроизводства учреждения, общественной или международной организации, политической партии и т.д., и отличается от него, как правило, только вводящим и использующим его субъектом - государством, национально-государственным или административно-территориальным образованием, органом государственной власти или местного самоуправления.

Государственный или официальный язык не может быть установлен произвольно, его выбор всегда обусловлен рядом объективных причин. Прежде всего, это касается требований, предъявляемых к самому языку. Безусловно, должна существовать литературная, письменная форма национального языка. Языковеды насчитывают более 20 функций языка в сфере общественных отношений, и для их выполнения язык должен обладать функциональными стилями, лексической базой, литературной нормой. Теоретически любой текст из какой угодно специальной области знаний можно перевести на любой, в том числе племенной или "одно-аульный язык". Но для этого надо предварительно обогатить названные языки огромным количеством новых слов - терминов и фразеологических оборотов и сочетаний. Без определенного функционального развития языка осуществить подобный перевод будет затруднительно, поскольку обслуживание современных специальных областей знаний не входит в функции упомянутых языков. Точно так же возникнут трудности с переводом, например, на какой-либо из мировых языков "шаманского, заклинательного, инициационно-заклинательного текста: такие действия не входят в функции современных литературных языков, а соответствующая терминология и фразеология ныне ими в массе своей утеряна"*(21).

Таким образом, в зависимости от конкретной историко-языковой ситуации уровень функционального развития национальных языков различен и не всегда отвечает социолингвистическим потребностям общества при установлении государственного или официального языка. Это хорошо видно в первую очередь на примере стран, освободившихся от колониальной зависимости. Практически во всех этих странах язык бывшей метрополии был признан в качестве официального; в большинстве случаев официальным является также и один из местных языков (как правило, это язык наиболее многочисленной и влиятельной этнической общности). Принимаются специальные меры, направленные на развитие и повышение роли местного языка, в частности, через придание ему положения государственного, а языку бывшей метрополии - только официального языка*(22). Очевидно, что более предпочтительным является вариант, когда роль государственного (или официального) языка выполняет один из исконных - автохтонных языков данной страны.

При выборе государственного языка немаловажное значение имеют численность его носителей и степень его распространенности. Причем они не всегда обязательно совпадают. На распространение какого-либо языка влияет и субъективное отношение к нему говорящих либо не говорящих на нем людей. А они по-разному оценивают складывающуюся этнолингвистическую ситуацию в зависимости от социально-политических перемен, состояния национальной культуры, экономических и идеологических причин. Установление государственного языка можно рассматривать как часть общего консолидационного процесса, но при этом следует иметь в виду, что ему в большей или меньшей степени сопутствует процесс ассимиляции. Поэтому принцип свободного развития национальных языков должен тщательно соблюдаться, опираясь на законодательно закрепленное равноправие языков и создание оптимальных условий для развития всех бытующих на территории данного государства национальных языков. Безусловно, установление правового равенства языков чаще всего неспособно устранить их функциональное неравенство. По сути дела, обладая разновеликими коммуникативными потенциалами, каждый язык занимает свою социокультурную "нишу". Лишь немногие языки - мировые языки - выполняют все социальные функции, каждый национальный язык не всегда выполняет их в полном объеме. Тем не менее, право национальной (этнической) общности, как и право личности использовать родной язык по возможности полно при осуществлении различных общественных функций не может быть подвергнуто сомнению. "Витальность национальных языков измеряется широтой и интенсивностью их применения в том репертуаре, который является социально актуализированным для данного народа"*(23).

Между тем объективно обусловленное "давление" на языки народов, уступающих другим в численности, в том числе и на языки национальных меньшинств, порождает ответную реакцию - любыми доступными способами, включая и правовые, обеспечить приоритетное положение своему национальному языку. Придание языку положения государственного или официального часто рассматривается как наиболее эффективное средство его защиты, поскольку создает условия для преимущественного использования и развития. Однако подобное решение далеко не всегда бывает оправданно. Во-первых, искажается основное назначение государственного (либо официального) языка как универсального средства общения между людьми разных национальностей в законодательно очерченной сфере официальных отношений. И, во-вторых, в условиях многонационального состава населения, многообразия этнолингвистических интересов и сложного национально-государственного устройства не представляется возможным решить проблемы развития и защиты всех национальных языков подобным образом. Нельзя не учитывать также того, что наиболее эффективная поддержка и защита языка возможна с помощью специальных государственных программ развития и охраны национальных языков, законов о защите языков, их литературной формы и фольклора как культурной ценности и культурного достояния, что сегодня особенно актуально для всех народов Российской Федерации. Во многом положение национальных языков зависит от общего состояния культуры и образования и, как правило, прямо пропорционально финансовым и материальным затратам государства на их развитие. В этом смысле поучителен пример Великобритании: в начале 90-х гг. прошедшего века правительством было выделено 58 млн фунтов стерлингов на поддержку валлийского языка, на котором в то время говорили 500 тыс. жителей Уэльса*(24) (значительная сумма даже в абсолютных цифрах, безотносительно к уровню национального дохода); по оценке 2006 г. общее число носителей валлийского языка составило более 700 тыс. человек. Между тем с сожалением следует отметить, что нерешенность вопросов финансовых взаимоотношений федерального центра и субъектов Федерации в рассматриваемой сфере самым негативным образом сказывается и на положении русского языка, о чем свидетельствует содержание программ развития языков в некоторых республиках, и на положении других языков, когда такие программы вовсе не принимаются.

С введением государственного языка у государства и его граждан возникает целый комплекс взаимных прав и обязанностей, которые подчас выходят за рамки собственно языковых отношений. Например, знание определенного национального языка может выступать как одно из оснований возникновения взаимосвязи "личность" - "государство". Такое требование в Российской Федерации было введено Федеральным законом от 31 мая 2002 г. N 62-ФЗ "О гражданстве Российской Федерации": при приеме в гражданство Российской Федерации в общем порядке иностранные граждане и лица без гражданства должны владеть русским языком (п. "д" ч. 1 ст. 13)*(25). Требование знания государственного языка как одного из условий приобретения гражданства существует также в законодательстве США, Швейцарии, Беларуси, Эстонии и ряда других стран*(26).

Обязательность использования государственного языка в законодательно очерченных пределах накладывает определенные ограничения на полноту осуществления личностью гарантированных конституцией прав и свобод (в частности, права свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности, права на образование). Но, предъявляя к своим гражданам особые требования в области языковых отношений, государство тем самым берет на себя обязательства обеспечить в полном объеме процесс обучения, изучения и употребления государственного языка и создать гарантии реализации этнолингвистических интересов той части граждан, для которых государственный язык не является родным. Это следует рассматривать как одну из важнейших задач законодательства, регулирующего языковые отношения.

Помимо гарантий прав личности как индивида в данной области социокультурных отношений должны быть обеспечены ее права как члена определенной национальной (этнической) общности. У каждого народа существует безусловная потребность в культивировании своего языка, что является одним из важнейших проявлений национального сознания. Вместе с его ростом естественным образом возрастает и потребность в использовании своего национального языка как альтернативного средства общения на территории определенного субъекта Федерации, государственного или муниципального образования. В связи с чем неизбежно встает вопрос о соотношении общегосударственного языка с национальными языками, которым придан статус государственного или официального языка.

Возможно, вопрос о разграничении понятий "государственный язык" и "официальный язык" можно было бы отнести к числу схоластических, если бы он не имел столь непосредственного отношения к пока еще неразрешенной проблеме соотношения федерального и регионального, республиканского законодательства, к законотворчеству и юридической технике.

Немного истории. В отличие от Конституции СССР 1977 г., в соответствии с которой союзные законы и другие акты публиковались на языках союзных республик (п. 15 ч. 1 ст. 119), Конституция РСФСР 1978 г. не устанавливала языки опубликования правовых актов (ст. 110, п. 13 ч. 1 ст. 114), но в конституциях автономных республик РСФСР 1978 г. содержались указания на конкретные национальные языки опубликования республиканских правовых актов*(27).

Действующая Конституция РФ, как и конституции республик (в большей своей части) не регулируют вопрос языка опубликования правовых актов. В части 3 ст. 107 и ч. 2 ст. 108 Конституции РФ говорится о порядке и сроках обнародования федеральных и федеральных конституционных законов, но не об используемых при этом языке или языках. Обходит молчанием этот вопрос и Федеральный закон от 14 июня 1994 г. N 5-ФЗ "О порядке опубликования и вступления в силу федеральных конституционных законов, федеральных законов, актов палат Федерального Собрания"*(28). Таким образом, правовое регулирование данного вопроса осуществляется при помощи федерального и республиканских законов о языках, Закона о государственном языке.

В соответствии с положениями указанных федеральных законов государственный язык РФ является языком официального опубликования федеральных конституционных законов, федеральных законов, актов палат Федерального Собрания РФ, указов и распоряжений Президента РФ, постановлений и распоряжений Правительства РФ (ст. 12 Закона о языках, п. 5 ч. 1 ст. 3 Закона о государственном языке). На нем официально публикуются законы и иные нормативные правовые акты республик, а также законы и иные нормативные правовые акты краев, областей, городов федерального значения, автономной области, автономных округов (ст. 13 Закона о языках). Что касается федеральных актов, то они могут официально публиковаться на государственных языках республик (ст. 12 Закона о языках) и, кроме того, на языках народов РФ (в соответствии с законодательством субъектов Федерации). Республиканские акты могут официально публиковаться на государственных языках республик (ч. 1 ст. 13 Закона о языках). Таким образом, федеральное законодательство закрепляет существование двух вариантов одного и то же правового акта - официального и информационного, поскольку не оговаривает равной юридической силы опубликованных правовых актов и наделяет качествами официального документа только текст на государственном языке РФ. Но, если перевод федерального акта на государственный язык или на языки республики (речь идет о так называемых языках титульных наций) может носить информационный, неофициальный характер, то наличие официальных публикаций республиканского правового акта на государственном языке РФ и на государственном языке (языках) республики чрезвычайно остро ставит вопрос об аутентичности их текстов и, как следствие этого, о юридической силе того или иного правового акта*(29). Пока эти проблемы не нашли своего разрешения в федеральном и республиканском законодательстве.

В подавляющем большинстве республиканских законодательных актов о языках содержится норма о "равной (или одинаковой) юридической силе" республиканских законов или иных правовых актов, опубликованных на государственных языках республики*(30). Однако ни это, ни законодательное закрепление официального характера названных актов не решают проблему приоритета закона на том или ином государственном языке в случае расхождений в переводе. Для того чтобы достичь аутентичности текста на разных государственных языках, частичным решением проблемы можно признать закрепление в регламентах законодательных органов правового механизма подготовки и прохождения правовых актов. Так, в соответствии с Регламентом Государственного Совета Республики Татарстан принятый закон представляется на подпись Президенту Республики только после получения положительного заключения Комиссии Госсовета по установлению идентичности текстов законов Республики Татарстан на татарском и русском языках*(31).

За последние годы в научной литературе неоднократно появлялись высказывания, что причины проблем кроются, прежде всего, в недостатках правового регулирования законодательного процесса. Решение проблемы, в частности, видится в том, чтобы подготавливать и принимать законопроекты сразу на всех государственных языках республики. Это, по мнению некоторых авторов, позволит избежать искажения содержания правового акта при переводе и публиковать равнозначные, аутентичные тексты. Высказывались также предложения принять специальный закон об аутентичности текстов нормативного правового акта, публикующегося на нескольких языках, в котором следовало бы предусмотреть решение вопроса о толковании норм в случае выявления расхождений в переводах нормативного правового акта, решив, в первую очередь, вопрос о приоритете одного из текстов нормативного акта*(32). Подобные предложения вызывают некоторые возражения. Во-первых, проблема точного перевода и связанный с ней вопрос о приоритете какого-либо текста - это отражение функциональных возможностей конкретного национального языка, наличие в нем средств, способных верно выразить определенное правовое понятие. Решить вопрос о толковании норм при расхождениях в переводе текста нормативного правового акта возможно лишь при наличии разработанной терминологической юридической базы. Стандарт национального языка в интересующей нас отрасли должен быть закреплен в национальных, национально-русских и русско-национальных юридических терминологических словарях. До их появления принятие какого-либо закона об аутентичности текстов следует признать преждевременным. Во-вторых, представляется более целесообразным не распылять еще больше нормы об использовании языков по всему массиву действующего законодательства (хотя они и должны присутствовать в отраслевом законодательстве), но, что важнее, модернизировать структуру и содержание норм Закона о языках, придав ему, по возможности, в большей степени свойства рамочного закона.

В частности, нормы об аутентичности текстов нормативных правовых актов и при нынешнем состоянии указанного Закона могут быть восприняты в нормах его гл. III "Использование языков народов РФ в работе федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов РФ и органов местного самоуправления", из которой в отдельный раздел следовало бы выделить такой специфический вид деятельности, каким является законодательная деятельность.

Проблема аутентичности текстов правовых актов - это, прежде всего, проблема разработки и унификации законодательной терминологии как федерального, так и регионального законодательства. Среди причин, порождающих специфику законодательной терминологии, помимо исторических и национальных следует отметить еще и уровень функционального развития того или иного национального языка (особенно если этот язык является государственным языком республики). На специфику законодательной терминологии, вызываемую довольно существенными различиями в законодательной компетенции федерации и ее субъектов, указывалось в вышедшей в 1990 г. монографии "Язык закона"*(33). В ней на материале законодательства СССР и союзных республик были подробно рассмотрены проблемы законодательной техники и юридической терминологии, решение которых актуально сейчас и для российского законодательства*(34).

Унификация юридической терминологии и фразеологии связана также с доступностью понимания правовых актов гражданами - теми, к кому они обращены. Слова "Наказа Императрицы Екатерины II, данного комиссии о сочинении проекта нового Уложения" с полным правом можно отнести и к современности: "Законы должны быть писаны простым языком. И уложение, законы в себе содержащее, должно быть книгою весьма употребительною, и которую бы за малую цену достать можно было наподобие букваря. ... Преступления не столь часты будут, чем большее число людей уложение читать и разуметь станут". Для того, чтобы юридический язык понимали и не юристы, он должен совпадать с обиходным языком. Но, с другой стороны, нельзя не согласиться и с мнением Ж.-Л. Бержеля, что "в юридической сфере, где безупречная четкость правил является гарантией правовой безопасности, "слово и формула оказываются обязательными участниками" процесса выражения концептов и юридических правил. Тексты законов и регламентов, решения органов правосудия, договорные документы изобилуют терминами и выражениями, непроницаемыми для профана, но их юридический смысл всегда четко определен, и юристы не могут без него обойтись"*(35).

Для современных тенденций в развитии российского законодательства, особенно законодательства субъектов Федерации, было бы полезно создание специального органа, координирующего и направляющего систематическую работу в данной области языковых отношений*(36). Эта работа не может эффективно проводиться посредством лингвистической экспертизы законопроектов силами Правового управления Аппарата Государственной Думы Федерального Собрания РФ*(37), либо привлечением при разрешении конкретных вопросов Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам. С одной стороны, необходимы объединенные усилия лингвистов и юристов (как законодателей, так и правоприменителей) по разработке и унификации терминологии нормативных правовых актов, по созданию и изданию национально-русских и русско-национальных словарей юридической терминологии. С другой стороны, необходимо создание специального органа терминологической службы, координирующего работу аналогичных служб в тех регионах, где они будут или уже созданы. Так, ст. 11 Закона Республики Алтай от 3 марта 1993 г. N 9-6 "О языках" предусматривает разработку Терминологической комиссией при Правительстве Республики Алтай правовых терминов алтайского языка для их последующего обязательного использования в официальной сфере общения*(38). Представляется, что основой общепризнанной системы подготовки законодательных текстов могли бы стать разработанные и утвержденные постановлением Правительства РФ единые правила использования терминологии, иных элементов словесно-документальной формы нормативных правовых актов*(39).

Е.М. Доровских,

научный сотрудник Института государства

и права РАН, кандидат юридических наук

"Журнал российского права", N 12, декабрь 2007 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Параграф 17 Основного закона Финляндии от 11 июня 1999 г. (1999/731) / Конституции государств Европы. В 3 т. Т. 3. М., Норма, 2001. С. 374. Тексты конституций европейских государств цитируются по изданию: Конституции государств Европы. В 3 т. М., Норма, 2001.

*(2) Закон РФ от 25 октября 1991 г. N 1807-I "О языках народов Российской Федерации" // Ведомости РФ. 1991. N 50. Ст. 1741.

*(3) СЗ РФ. 2005. N 23. Ст. 2199. Об указанном Федеральном законе см. подробнее: Доровских Е.М. Русский язык: совершенствование правового регулирования // Журнал российского права. 2007. N 4. С. 39-52.

*(4) Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 24. С. 115-149; 236-238; 294-295; Т. 25. С. 70-72; 144-145.

*(5) Автор входила в состав рабочей группы по разработке Закона СССР "О языках народов СССР". Концепция автора была апробирована при принятии указанного Закона. В ходе работы над законопроектом в рабочей группе обсуждались различные варианты названия закона, в итоге был принят вариант, предложенный автором. При разработке и принятии Закона РФ "О языках народов Российской Федерации" были восприняты многие идеи автора, в том числе и в отношении названия этого закона.

*(6) Конституционный вестник / Конституционная комиссия РФ. 1992. N 12.

*(7) Отказались от этого только в 1998 г. - изменения были внесены Законом РФ от 24 июля 1998 г. N 126-ФЗ "О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О языках народов РСФСР" // СЗ РФ. 1998. N 31. Ст. 3804.

*(8) Юридический энциклопедический словарь / Гл. ред. А.Я. Сухарев. М., 1984. С. 69, 238.

*(9) Юридическая энциклопедия / Под ред. М.Ю. Тихомирова. М., 2002. С. 210, 613.

*(10) Конституция Российской Федерации. Научно-практический комментарий / Под ред. акад. Б.Н. Топорнина. М., 1997. С. 401.

*(11) Комментарий к Конституции Российской Федерации / Ред. коллегия: Л.А. Окуньков, М.Я. Булошников, Б.С. Крылов, А.В. Мицкевич, А.С. Пиголкин, А.Е. Постников. М., 2002. С. 505-506.

*(12) Там же. С. 401-402.

*(13) Научно-практический комментарий к Конституции Российской Федерации / Отв. ред. В.В. Лазарев. М., 2001. С. 300.

*(14) В современных переводах законодательных актов стал активно использоваться термин "национальный язык" вместо "государственный язык". Представляется, что такая замена неприемлема, поскольку прилагательное "национальный" - "national" в западноевропейской научной традиции чаще всего связано с понятием "государство", а не "нация". В противном случае при переводе неизбежна путаница, поскольку в русском языке существует устойчивое словосочетание "национальный язык", относящееся к понятию "нация".

*(15) Конституция Республики Кипр от 16 августа 1960 г. // Т. 2. С 211; Конституция Республики Польша от 2 апреля 1997 г. // Т. 2. С. 690; Конституция Республики Словения от 28 декабря 1991 г. // Т. 3. С. 173; Конституция Республики Болгария от 12 июля 1991 г. // Т. 1. С. 394; Конституция Турецкой Республики от 7 ноября 1982 г. // Т. 3. С. 223; Конституция Княжества Андорра от 14 марта 1993 г. // Т. 1. С. 228.

*(16) Конституция Австрийской Республики от 10 ноября 1920 г. // Т. 1. С. 27; Конституция Словацкой Республики от 1 сентября 1992 г. // Т. 3. С. 113.

*(17) Конституция Французской Республики от 4 октября 1958 г. // Т. 3. С. 411. Статья 2 Конституции Французской Республики гласит: "Язык Республики - французский", что позволяет говорить о понятии "государственный язык". Кроме того, в законодательстве французский язык прямо указывается как государственный язык Республики, например, в ст. 1 Закона от 4 августа 1994 г., касающегося использования французского языка.

*(18) Следует отметить, что в юридической литературе традиционно к государственным символам относят государственный герб, государственный гимн, государственный флаг. Между тем из содержания ст. 70 Конституции РФ нельзя сделать однозначный вывод о том, что государственный язык не относится к государственным символам, поскольку конкретизирующие ее положения нормы содержатся, в частности, в Федеральном конституционном законе от 25 декабря 2000 г. N 3-ФЗК "О государственном гимне Российской Федерации", в ст. 2 которого государственный гимн определяется как музыкально-поэтическое произведение, что предполагает наличие его текста на определенном национальном языке (языках).

*(19) Об этом свидетельствует пример Конституции Ирландии, где в соответствии со ст. 8 ирландский язык признается государственным и первым официальным языком, английский язык является вторым официальным языком (Т. 1. С. 786).

*(20) Как верно отмечено Г.Н. Андреевой, речь идет об использовании языка в "организационно-техническом смысле" / Андреева Г.Н. Конституционное право зарубежных стран. М., 2005. С. 296.

*(21) Этнические процессы в современном мире / Отв. ред. Ю.В. Бромлей. М., 1987. С. 47.

*(22) В Бенине, в Конго официальный язык - французский, в Нигерии - английский, в Кении и Уганде по два официальных языка - суахили и английский, в Вануату (бывшие Новые Гебриды) государственный язык - бислама, официальные - английский и французский; в Малайзии государственный - малайзийский, официальные - английский, китайский и тамильский.

*(23) Михальченко В.Ю. Российская социальная лингвистика: прошлое, настоящее, будущее. // Вопросы филологии. 1999. N 2. С. 27.

*(24) Европа: Журнал Европейского Сообщества. М.: 1993, март/апрель. С. 27

*(25) СЗ РФ. 2002. N 22. Ст. 2031.

*(26) В соответствии с Титулом 8 Свода законов США, § 1423 "ни одно лицо не может приобрести гражданство в случае невозможности показать :знание английского языка"; требования данного параграфа считаются выполненными, "если заявитель сможет прочитать и написать простые слова и фразы во время объективной проверки его грамотности, в которой недопустимо применение особых и неоправданных требований:" / Соединенные Штаты Америки. Конституция и законодательные акты. М., 1993. С. 340.

*(27) См., например, ст. 98 Конституции Марийской АССР: "Законы Марийской АССР ...публикуются на марийском и русском языках", ст. 98 Конституции Карельской АССР: "Законы Карельской АССР ...публикуются на русском и финском языках"; ст. 98 Конституции Дагестанской АССР: "Законы Дагестанской АССР ...публикуются на аварском, азербайджанском, даргинском, кумыкском, лакском, лезгинском, ногайском, табасаранском, татском, чеченском и русском языках" / Конституция (Основной закон) РСФСР. Конституции (Основные законы) Автономных Советских Социалистических Республик. М., 1979.

*(28) СЗ РФ. 1994. N 8. Ст. 801.

*(29) См.: Доровских Е.М. Конституционно-правовое регулирование использования языков народов Российской Федерации. Дис. :канд. юрид. наук. М., 2005.

*(30) См., например, ст. 11 Закона Республики Хакасия от 20 октября 1992 г. N 11 "О языках народов Республики Хакасия"; ст. 12 Закона Республики Татарстан от 8 июля 1992 г. N 1560-XII "О языках народов Республики Татарстан" // Ведомости Верховного Совета Татарстана". 1992. N 6. Ст. 80; и др.

*(31) Постановление Государственного Совета Республики Татарстан от 19 декабря 2000 г. N 507 "О внесении изменений и дополнений в Регламент Государственного Совета Республики Татарстан" // Ведомости Государственного Совета Татарстана. 2000. N 12. Ч. II. Ст. 359.

*(32) См.: Васильева Л.Н. Законодательное регулирование использования языков в Российской Федерации. Автореф. дис. :канд. юрид. наук. М., 2004. С. 19.

*(33) Язык закона. // Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1990. С. 145.

*(34) Среди работ, посвященных данным проблемам: Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики. Пермь, 1967; Савицкий В.М. Язык процессуального закона. Вопросы терминологии. М., 1987; Губаева Т.В. Язык и право. Искусство владения словом в профессиональной юридической деятельности. М., 2003; Тихомиров Ю.А. О правилах законодательной техники // Журнал российского права. 1999. N 11. С. 110-116.

*(35) Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 386.

*(36) Предложения по созданию специальной терминологической службы высказывались и ранее. Подробно данные вопросы рассмотрены в работе: Пиголкин А.С., Юсупов С.Н. Пути оптимизации работы над правовой терминологией // Советское государство и право. 1983. N 3. С. 45-52. См. также: Язык закона. / Под ред. А.С. Пиголкина.

*(37) См.: Калинина Н.А. Лингвистическая экспертиза законопроектов: опыт, проблемы и перспективы. М., 1997.

*(38) Ведомости Верховного Совета Республики Алтай. 1993. N 3 (август-сентябрь). С. 88.

*(39) См.: Тихомиров Ю.А. О правилах законодательной техники // Журнал российского права. 1999. N 11. С. 115-116.