Акты Европейского суда как источник
административно-процессуальных
и административно-процедурных норм
Исследование обозначенной проблемы следует начать с анализа нормативных правовых актов международного уровня, которые лежат в основе установления административно-процессуальных и административно-процедурных норм и входят в систему законодательства зарубежных стран.
Одним из центральных актов международного права, на основе которых моделируется национальное законодательство и с которыми как с эталоном иметь конкретной направленности на регулирование административно-процессуальной или административно-процедурной деятельности, тем не менее, одно из положений данного акта можно рассматривать непосредственно в качестве основания для формирования административно-процессуального законодательства. Речь идет о ст. 8, в соответствии с которой "каждый имеет право на эффективное восстановление в правах компетентными национальными судами в случае нарушения его оно сравнивается, является Всеобщая декларация прав человека 1948 г.*(1) Естественно, что имея предельно общий характер, нормы Декларации не могут основных прав, предоставленных ему конституцией или законом".
Анализ данной нормы показывает следующее. Во-первых, речь идет о субъективных правах, которые, в том числе, могут быть нарушены и администрацией. Во-вторых, приведена довольно емкая по смыслу характеристика органов, обязанных осуществлять правовосстановление: компетентные национальные суды. Под данным определением, представляется, следует понимать как наделение судов на основании закона определенной суммой правомочий, так и требование к компетентности личного состава судей, т.е. к их способности осуществлять правосудие по профессиональным и моральным качествам. В-третьих, по нашему мнению, эффективное восстановление означает, что судебное решение в обязательном порядке будет реализовано уполномоченными на то лицами или органами, т.е. гражданин будет восстановлен в правах в точном соответствии с судебным решением в определенный судом или законом срок.
Указанные положения получили определенное развитие в ст. 14 Международного пакта от 16 декабря 1966 г. "О гражданских и политических правах"*(2), в соответствии с которой "каждый имеет право: при определении его прав и обязанностей в каком-либо гражданском процессе на справедливое и публичное разбирательство дела компетентным, независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона".
В данных нормах мы уже видим конкретное требование к процессу - публичное разбирательство, т.е. возможность присутствия на заседании иных лиц по их собственному усмотрению, а также требование справедливого разбирательства. Справедливость является одной из самых сложных категорий в праве, но, тем не менее, весьма широко применяется в нормативных правовых актах различного, в том числе международного уровня*(3).
Почти дословно воспроизводит процитированные выше нормы и Конвенция Содружества Независимых Государств о правах и основных свободах человека, заключенная в Минске 26 мая 1995 г.*(4).
Таким образом, можно сделать вывод, что в актах международного уровня выработался определенный стандарт норм, определяющих качество судебного процесса, надо полагать, и административного. К числу основных актов международного уровня относятся акты Европейского суда по правам человека.
К числу характерных для проблематики настоящего исследования дел, рассмотренных Европейским судом, в частности, относится дело "Клейн и другие против Нидерландов" (2003 г.), где в процессе судебного разбирательства поднимались проблемы административного процесса. Основой для принятия данного дела к производству явилось заявление ряда лиц о том, что, "с объективной точки зрения, отделение административной юрисдикции Государственного совета Нидерландов не может рассматриваться как независимый и беспристрастный суд по смыслу пункта 1 статьи 6 Конвенции*(5), поскольку Государственный совет обладал консультативными и судебными полномочиями одновременно".
Предыстория данного дела вкратце такова: в 1991 г. Королева Нидерландов внесла в Государственный совет законопроект "О планировании транспортных сообщений", который должен был стать законодательной базой для планирования новой транспортной инфраструктуры в регионах. Государственный совет в том же году передал свое консультативное заключение в правительство Нидерландов. После устранения замечаний Государственный совет повторно рассмотрел законопроект, он был передан в парламент и в 1993 г. был принят в качестве закона. Заявителей не устроили те последствия, которые возникали при строительстве одной из новых железных дорог, однако способ отменить решение о ее строительстве был избран через опротестование ряда полномочий Государственного совета, так как в 1997 г. Государственный совет отклонил все жалобы общего характера, поданные в отношении маршрута железной дороги, а также целесообразности ее строительства, исходя из экологических и экономических соображений.
Жалоба заявителей основывалась исключительно на том факте, что коллегия судей отделения административной юрисдикции, рассматривавшая их жалобы, состояла из трех простых советников, которые также являлись членами пленума Государственного совета, давшего консультативное заключение о законопроекте "О планировании транспортных сообщений". Таким образом, ставилась под сомнение как компетентность суда (простые советники), так и беспристрастность (участие в одобрении законопроекта в более ранний период).
Европейский суд отметил, что исходя из собственной судебной практики для определения факта возможности считать суд "независимым" по смыслу п. 1 ст. 6 Конвенции, необходимо обратить внимание, inter alia, на способ назначения судей, срок их полномочий и на наличие гарантий от внешнего воздействия.
Перед нами универсальный шаблон, который можно примерять к тем или иным юридическим конструкциям, которые формируют ту или иную национальную судебную систему на предмет их соответствия нормам и принципам международного права.
Помимо указанного Европейский суд также отметил, что суд должен обеспечивать достаточные гарантии, исключающие какие-либо сомнения в соблюдении им законности. С объективной стороны необходимо установить, не учитывая личное мнение судей, существовали ли факты, порождающие сомнения в их беспристрастности. На карту, по мнению Европейского суда, поставлено доверие, которое в условиях демократии должны внушать суды обществу и, прежде всего, сторонам рассматриваемого дела.
Прежде чем оценить решение суда по данному делу, необходимо сделать несколько исторических замечаний и отступлений. Дело в том, что Государственный совет Нидерландов имеет весьма давнюю историю - он был учрежден в 1531 г. императором Карлом V, чтобы управлять посредством дачи советов ими через сестру - Марию Венгерскую, назначенную правителем Слабых стран. Впоследствии Государственный совет неоднократно прекращал и возобновлял свою работу. В 1861 г. на него была возложена функция разрешения административных споров, по которым жалоба была подана Короне, и дача советов Короне. Для исполнения этой функции в Государственном совете было создано отделение административных тяжб.
В настоящее время Государственный совет Нидерландов возглавляется Королевой, состоит из Вице-президента, 28 простых советников и 55 чрезвычайных советников. Все советники назначаются королевским указом по представлению министра внутренних дел и королевских отношений при согласии министра юстиции. Эту должность советники занимают пожизненно до достижения ими возраста 70 лет (начальный возраст - 35 лет). При назначении простых советников внимание уделяется тому, чтобы состав пленума Государственного совета, куда входят только простые советники, отражал политический и социальный баланс сил, представленных в палатах парламента. Простые советники назначаются главным образом с учетом их знаний и опыта в какой-либо области либо в целом в административном праве. Они избираются из числа политиков, правителей, гражданских служащих высокого уровня, судей и академиков. Чрезвычайные советники избираются из судейского корпуса исходя из их юридических знаний и опыта.
Вице-президент, простые и чрезвычайные советники не должны занимать какие-либо должности или заниматься деятельностью, несовместимой с исполнением ими своих полномочий, сохранением беспристрастности, независимости и доверия к ним (п. 2 ст. 7 Закона Королевства Нидерландов "О государственном совете"). Вице-президент ставит в известность общественность путем опубликования в правительственной газете и на официальном сайте Государственного совета обо всех должностях, занимаемых членами Государственного совета*(6).
Рассматривая данное дело, Европейский суд счел опасения заявителей в недостаточной независимости и беспристрастности членов коллегии судей отделения административной юрисдикции необоснованными, так как консультативное заключение по законопроекту "О планировании транспортных сообщений" и последующее рассмотрение жалоб на решение "Об установлении маршрута дороги" нельзя рассматривать как относящиеся "к одному и тому же делу".
Из приведенного примера напрашивается вывод о том, что в Королевстве Нидерландов создан устойчивый институт административной юстиции в виде Государственного совета, назначение в члены которого, в целом, соответствует порядку подбора кандидатов и назначения судей.
Обратимся еще к одному делу, рассмотренному Европейским судом по правам человека, - делу "Хорнеби против Греции"*(7). Фабула данного дела заключается в следующем: заявители (супруги Хорнеби) обратились за разрешением к соответствующим властям Греции с просьбой разрешить открытие частной школы с преподаванием на иностранном языке. Однако им было отказано на том основании, что в соответствии с законодательством Греции такое разрешение не может быть выдано иностранцам.
Впоследствии Государственный совет Греции как высший административный суд постановил, что гражданам государств - членов ЕС не может быть отказано в разрешении на создание частных школ по изучению иностранного языка. Через пять лет декретом Президента Греции гражданам Сообщества было предоставлено право создавать частные школы по изучению иностранного языка при условии, что они выдержат экзамен по греческому языку и истории.
В своем обращении в Европейский суд заявители утверждали, что власти Греции не выполнили решения Государственного совета. Действительно, Государственный совет в своем решении не обусловливал возможность создания частных школ по изучению иностранного языка необходимостью сдачи вышеуказанных экзаменов.
В своих возражениях относительно данного иска Правительство Греции утверждало, что задержка в исполнении решения Государственного совета - совершенно иной вопрос, относящийся к области публичного права, затрагивающий отношения между судебными и административными властями и не имеющий отношения к нормам ст. 6 Конвенции.
На данное утверждение Европейский суд возразил буквально следующим: "Трудно представить, что статья 6, подробно описывая представляемые сторонам процессуальные гарантии - справедливое, публичное и скорое разбирательство, - оставила реализацию судебных решений без защиты; если считать, что статья 6 говорит только о доступе к правосудию и судебному процессу, то это, вероятно, привело бы к ситуациям, несовместимым с принципом господства права, который Договаривающиеся государства обязались соблюдать, когда они ратифицировали Конвенцию. Исполнение решения, вынесенного любым судом, должно, таким образом, рассматриваться как неотъемлемая часть "суда" в смысле статьи 6".
Сказано красиво и внешне значимо. Однако действительно в нормах ч. 1 ст. 6 Конвенции нет даже косвенного акцента на принципы исполнения судебных решений. Указанное свидетельствует о том, что процитированной частью своего решения Европейский суд создает прямой и полновесный прецедент в духе английского права, восполняет явный пробел, образовавшийся в международно-правовом регулировании соответствующих отношений.
Учитывая, что решения Европейского суда практически не ревизуются иными судебными инстанциями, то данное сформулированное правило, равно как и иные, автоматически становится частью не только системы международно-правового регулирования процессуальных отношений, но и частью национальных систем права (в частности, ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации прямо устанавливает, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются частью ее правовой системы). Вопрос о возможности рассмотрения прецедентной части судебных решений Европейского суда в качестве элемента правовой системы России весьма полемичен, однако практика показывает, что европейские государства их реализуют достаточно полно. Во всяком случае, об этом есть упоминания в самих решениях.
Главным практическим следствием вышеуказанного прецедента, по мнению автора, является то, что, создав его, Европейский суд окончательно утвердился во мнении о возможности принятия к рассмотрению дел подобного рода.
Выражая свое так называемое "совпадающее мнение" в данном деле, судья Европейского суда Моренилла высказался следующим образом: "По моему мнению, это дело открывает новую, более динамичную стадию в развитии судебной практики понятия "право обращения в суд" в области административного судопроизводства, которое имеет очень глубокие исторические корни в правовых системах европейских государств, находившихся под влиянием французского административного права. Характерные черты, которые отличают административный процесс от гражданского, обусловлены главным образом тем, что в качестве ответчика выступает орган исполнительной власти, акт которого нанес непосредственный ущерб чьим-либо правам или легитимным интересам.
Основная цель административной юстиции сегодня состоит в том, чтобы осуществлять судебный контроль за законностью оспариваемого акта (в связи с обращением о признании его недействительным или недействующим). Административный суд, вынося решение об отмене незаконного управленческого акта, исчерпывает свои полномочия по делу. "Административный судья может лишь отменить незаконный административный акт, в противном случае он нарушил бы принцип разделения административной деятельности и административного правосудия. Он не вправе заполнить своими решениями вакуум, созданный отменой акта"*(8).
Итак, выражая свое "совпадающее мнение", т.е. более глубоко объясняя причину именно такого решения суда применительно к рассматриваемой проблеме, судья Моренилла поднимает два весьма существенных вопроса.
1. О форме административного процесса и процедуры. Судья Моренилла полагает, что они могут совпадать с гражданским процессом. В таком подходе, по мнению автора, имеется рациональное зерно. Спор между гражданином и административным органом есть спор о праве. Поэтому наиболее приемлемой формой оспаривания является иск, на который ответчик приносит свои возражения. Суд оценивает доводы и принимает соответствующее решение. Процедура гражданского процесса оттачивалась столетиями, накоплен большой доктринальный и практический материал, в связи с чем изобретать что-либо принципиально новое вряд ли возможно и целесообразно.
2. Судья Моренилла принципиально отрицает возможность существования судебного прецедента в административном процессе. Принято считать, что судебный прецедент уходит корнями в историю формирования английского "общего" права. Однако, как отмечает И.Ю. Богдановская, складывающееся общее право еще нельзя было назвать прецедентным. Как и в странах континентальной Европы, решение суда было обязательным, прежде всего для сторон, участвующих в деле. Если судьи приходили к выводу, что предшествующее решение соответствует требованиям разумности, отличается качеством аргументов, то оно интегрировалось в систему действующего права, становилось судебным прецедентом. Обязательность судебного прецедента была выборочна. Только в 1898 г. в деле London Tramways v. London County Council Палата лордов признала, что обязана следовать своим решениям, и исключительно законодатель вправе отменить установленный прецедент*(9).
Хотя в странах романо-германской правовой семьи весьма осторожное отношение к концепции rеs judicata, тем не менее, мы можем заметить, что тот же Европейский суд создает прецеденты и следует им, в том числе и в сфере административного права. Вообще ценность и "живучесть" судебных прецедентов, по мнению автора, связана с тем, что они несут, как минимум, две важные юридические функции: (а) восполняют пробелы в позитивном праве, причем суды делают это быстрее, чем законодатель; (б) дают так называемое "судейское толкование" тем или иным положениям законодательства (в качестве яркого примера здесь можно привести правовые позиции Конституционного Суда РФ), которые становятся основой для принятия решений судами по схожим делам.
Данный небольшой экскурс потребовался нам для того, чтобы подчеркнуть важность прецедента в реальной юридической жизни. Создавая судебный прецедент в явной или неявной форме, суды вступают в определенный спор с законодателем, и в этом ничего предосудительного нет - законодательство является весьма подвижной материей, требующей постоянного анализа и совершенствования. В связи с этим возникает вопрос: почему административные акты должны быть исключены из сферы этой несомненно полезной деятельности? Признавая административный нормативный или правоприменительный акт недействующим или недействительным в связи с несоответствием его закону большей силы, суд основывает свое решение на нормах права, неизбежно применяя, в том числе, расширительное толкование, которое может граничить с прецедентом; помимо этого иногда даже полезно создать прецедент, чтобы восполнить правовой пробел. Таким образом, если взаимоотношения между судебной и законодательной властями не рассматриваются судьей Морениллой как посягательство на принцип разделения властей, то почему аналогичные отношения между судебной и исполнительной властями должны быть исключением? Разумных возражений против приведенных доводов мы не видим.
В качестве весьма важного с теоретической и практической точек зрения необходимо рассмотреть судебное решение Европейского суда по делу "Лутц против Федеративной Республики Германии"*(10). В данном деле важной представляется позиция суда по разграничению понятий "преступление" и "административное правонарушение". В рассматриваемом решении имелась отсылка на решение по делу Отзюка (1984 г.), в котором, определяя, относится ли "административное правонарушение" заявителя к "уголовному обвинению", суд сослался на еще более ранее решение по делу "Энгиль и другие" (1976 г.). Эти критерии были сформулированы следующим образом:
"Первый вопрос, который надо выяснить, отнесен ли в правовой системе государства-ответчика текст, говорящий о данном правонарушении, к уголовному праву; далее определить природу правонарушения и, наконец, характер и степень суровости наказания, которое рискует понести заинтересованное лицо, и все это в свете предмета и цели статьи 6 и обычного значения используемых в ней терминов".
Далее суд отметил следующее: "Для того чтобы статья 6 применялась достаточно, требуется, чтобы рассматриваемое нарушение было с точки зрения Конвенции "уголовным" по своей природе или подвергало заинтересованное лицо риску понести наказание, которое по своему характеру или степени тяжести могло быть приравнено к уголовному".
Критерии, которые привел Европейский Суд, при всей их внешней неприметности, по мнению автора, имеют важное значение для отечественной правовой системы, в которой параллельно действуют два кодифицированных акта - Уголовный кодекс и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях. Наличие кодифицированного уголовного закона можно считать общемировой практикой для стран, входящих в романо-германскую или смешанную правовые системы. Наличие кодифицированного акта, аккумулирующего административные правонарушения, является существенно менее распространенной практикой. Разграничение понятий "преступление" и "административное правонарушение" в ряде случаев настолько зыбкое, что любой дополнительный критерий или их совокупность не будут выглядеть излишними.
Итак, Европейский суд выдвигает два критерия:
- правонарушение по своей природе является уголовным;
- наказание за правонарушение столь существенно, что оно может быть приравнено к уголовному.
Рассмотрим данные критерии более подробно. Одним из важнейших, если не важнейшим признаком преступления, отличающего его от иных видов правонарушений, является общественная опасность*(11). Действительно, деяние, заключающееся в разбивании оконного стекла мячом, и обстрел того же окна из огнестрельного оружия по степени общественной опасности, т.е. по действительным последствиям или потенциальной опасности их наступления, существенно между собой различимы. Юридическая наука и многовековая практика сформировали достаточно четкий круг деяний, признаваемых в подавляющем большинстве стран в качестве преступных. Именно их Европейский суд и подразумевал, говоря о том, что правонарушение по своей природе является уголовным.
Второй критерий еще более интересен. Правонарушение, по мнению Европейского суда, может иметь и иную природу (в случае дела "Лутц против Федеративной Республики Германии" речь идет об административном правонарушении), но величина предусмотренной за него санкции является соизмеримой с уголовной. Такая ситуация возможна и в российской правовой системе. Например, в соответствии со ст. 46 УК РФ диапазон штрафа, применяемого в качестве уголовного наказания, определен от 2500 до 1 000 000 руб. Максимальный размер штрафа, налагаемого в соответствии с КоАП РФ на граждан, равен 2500 рублей, на должностных лиц - 5000 рублей, т.е. имеется область пересечения величины уголовного и административного штрафов. Таким образом, исходя из позиции Европейского Суда, достаточно большой ряд административных правонарушений, определяемых в таком качестве российским законодательством, может быть приравнен к уголовным.
Далее в рассматриваемом деле Европейский суд высказал свою позицию относительно возможности наличия административной юрисдикции, находящийся вне судебной системы: "Учитывая большое количество незначительных правонарушений - в особенности правил дорожного движения, - характер которых не столь опасен, чтобы подвергать нарушителей уголовному наказанию, государства-участники имеют веские основания для введения такой системы, которая разгружает их суды от большинства подобных дел. Преследования и наказания за незначительные правонарушения в административном порядке не противоречат Конвенции, при условии, что заинтересованные лица могут обжаловать вынесенное против них решение в суд, где действуют гарантии, предусмотренные ее статьей 6".
Из данного положения однозначно следует, что ареал административной внесудебной юрисдикции - это незначительные правонарушения, соизмеримые по степени общественной опасности с нарушением правил дорожного движения. К таким в российской правовой системе, в частности, относятся безбилетный проезд, нарушение правил провоза ручной клади, багажа и грузобагажа, уклонение гражданина от медицинского освидетельствования по направлению призывной комиссии, стрельба из оружия в не отведенных для этого местах и ряд других.
Вторым моментом, который также ограничивает ареал административной внесудебной юрисдикции, является то, что Европейский суд при формулировании своей позиции употребил категорию "заинтересованные лица", охватывающую не только физических, но и юридических лиц, в отношении которых в российском административном законодательстве предусмотрены весьма существенные санкции (в большинстве случаев штраф здесь равен 100 000 рублей, а по ряду правонарушений - 1 000 000 руб., т.е. максимальной величине уголовного штрафа). Отсюда следует, что почти все правонарушения, субъектами которых являются юридические лица, должны рассматриваться в судебном порядке.
Добавим еще несколько моментов к позиции Европейского суда относительно признания наказания как уголовного либо как административного. В довольно близком по периоду рассмотрения (2006 г.) деле "Менешева против Российской Федерации"*(12) Европейский суд высказал интересную правовую позицию. Заявитель Менешева была подвергнута незаконному, по ее мнению, административному аресту, примененному в качестве административного наказания за злостное неповиновение законному распоряжению или требованию работника милиции или народного дружинника (ст. 165 КоАП РСФСР). Европейский суд при рассмотрении ее дела отметил, что ранее изучил сферу, определяемую в некоторых правовых системах как "административную", и установил, что она охватывает некоторые правонарушения, которые по своей сути являются уголовными, но слишком незначительными для того, чтобы на них распространялось регулирование, предусмотренное нормами уголовного права и уголовного процесса. В российской правовой системе это также применимо. Лишение свободы, установленное в качестве наказания за правонарушение, как правило, относится к сфере уголовного права, если только по своей природе, продолжительности или способу исполнения оно не причиняет значительного ущерба (см. постановление Европейского суда по делу "Энгель и другие против Нидерландов", 1976 г. и постановление Большой палаты Европейского суда по делу "Езе и Коннорс против Соединенного Королевства, 2003 г.). В настоящем деле заявитель была лишена свободы на пять дней и помещена в изолятор временного содержания на весь срок ее наказания. Цель назначенного заявителю наказания была исключительно карательной. Указанных соображений достаточно для установления того, что правонарушение, в совершении которого была обвинена заявитель, могло быть квалифицировано как "уголовное" для целей Конвенции.
Следовательно, административный арест в виде санкции однозначно признается Европейским Судом как лишение свободы с подпаданием под сферу действия уголовного права, а срок лишения свободы в пять суток признается Европейским судом уголовным наказанием.
Обобщая наше исследование, можно сделать вывод, что Европейский суд по правам человека воспринимает административную юстицию однозначно как элемент судебной власти и довольно тщательно анализирует соответствие того или иного национального органа административной юстиции на предмет соответствия принципам, на основании которых должна формироваться судебная власть.
С.З. Женетль,
кандидат юридических наук,
доцент,
федеральный судья в отставке
"Законы России: опыт, анализ, практика", N 12, декабрь 2007 г.
-------------------------------------------------------------------------
*(1) Международное публичное право: Сборник документов: В 2-х т. Т. 1. М., 1996. С. 460-464.
*(2) Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. N 12.
*(3) К проблеме определения справедливости обращался еще Аристотель, выделяя два ее вида: уравнивающую и распределяющую (воздающую). В основу первой была положена арифметическая пропорция, в основу второй - геометрическая. Такое различение, по мнению В.Г. Графского, вполне соответствовало существующим социальным различиям и противостоянию олигархических и демократических тенденций внутри общества и внешнему делению на цивилизованных греков и остальные, варварские племена и народы. Демократическая мысль того периода ориентировалась на эквивалентное уравнивание в распределении материальных и духовных благ, в то время как олигархическая платформа делала акцент на таком же распределении, которое считалось бы с наличием уже имеющихся привилегий богатого и знатного (благородного) происхождения (См.: Графский В.Г. История политических и правовых учений: Учебник. М., 2005. С. 156). Начала справедливости должны быть наиболее сильными именно в процессуальной деятельности, где одновременно сталкиваются правило Бентама (каждый должен считаться за одного, никто не должен считаться более, чем за одного) и справедливость воздающая, поднимающая одного над другим. Учитывая, что справедливость является одним из основных элементов правосознания, она непременно должна находить выражение в юридических нормах, однако материальное право всегда отстает от жизни. Способом приближения норм материального права к реальной справедливости всегда служило казуальное юридическое творчество, задача которого восполнять и изменять действующее право сообразно особенностям отдельных случаев, при этом основным критерием оценки казуса и принятия решения выступает именно принцип справедливости.
*(4) СЗ РФ. 1999. N 13. Ст. 1489.
*(5) Речь идет о Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Рим, 1950 г.) // СЗ РФ. 2001. N 2. Ст. 163.
*(6) Сведения о Государственном совете Нидерландов почерпнуты автором из разделов "Исторический обзор Государственного совета и его отделений" и "Основные свойства и функции Государственного совета" постановления Европейского Суда по делу "Клейн и другие против Нидерландов".
*(7) Европейский Суд по правам человека. Избранные решения: В 2-х т. М., 2000. Т. 2. С. 428-439.
*(8) См.: Debbasch-Ricci. Contentieux administrative. Paris, 1990. P. 833.
*(9) Богдановская И.Ю. Судебный прецедент и его эволюция // Законность. 2007. N 3.
*(10) Европейский Суд по правам человека. Избранные решения: Т. 1. С. 541-548.
*(11) См., напр.: Курс уголовного права / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. М., 2002. Т. 1. С. 80.
*(12) Бюллетень Европейского суда по правам человека. Российское издание. 2006. N 11. С. 73, 89-109.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Акты Европейского суда как источник административно-процессуальных и административно-процедурных норм
Автор
С.З. Женетль - кандидат юридических наук, доцент, федеральный судья в отставке
"Законы России: опыт, анализ, практика", 2007, N 12