Проблема разделенной собственности и современная теория российского гражданского права (В.А. Савельев, "Журнал российского права", N 4, апрель 2008 г.)

Проблема разделенной собственности
и современная теория российского гражданского права

1. В последнее время в отечественной теории гражданского права неоднократно ставился вопрос о допустимости и своевременности закрепления в российском законодательстве такой сложноструктурной модели права собственности, как разделенная собственность*(1). "Современное российское гражданское законодательство, - отмечает Е.В. Богданов, - не восприняло идеи плюрализма прав собственности, допускающей возможность принадлежности одной вещи нескольким собственникам, каждый из которых обладал бы своим правом собственности... С этим следовало бы согласиться, если с помощью элементарной модели можно было бы удовлетворительно объяснить ряд сложных феноменов... Однако это не так, и есть примеры, когда элементарная модель собственности, на наш взгляд, не работает"*(2).

Еще более категорично высказываются отдельные зарубежные ученые, например, Л.С. Маруотти: "Введение в современные кодексы абстрактного, абсолютного и унитарного понятия собственности, которое европейская юридическая наука представляла как "возрождение" римской модели dominium - не отвечало в полной мере требованиям современного мира... Поэтому германская модель "разделенной собственности" (directum u utile) продолжала сохраняться даже после введения французского, немецкого и итальянского кодексов. Укоренившееся в европейской правовой культуре разделение на dominium directum u utile стало особенно явным благодаря работе немецких и французских ученых-юристов XX в., которые отметили резкий контраст внутри самих кодексов (Кодекс Наполеона и BGB) между определением собственности, унитарной и абсолютной, и конкретным правовым режимом, который во многих разделах как будто исходит из идеи множества схем собственности или функционально разделенной собственности"*(3).

При всей значимости проблемы сторонники господствующей моноструктурной, элементарной модели права собственности в серьезную дискуссию пока не вступают, ссылаясь на якобы убедительность имеющейся по этому вопросу научно-учебной литературы*(4), либо вообще обходят стороной эту теоретико-правовую проблему*(5).

В целях понимания проблемы разделенной собственности рассмотрим аргументы ученых, отвергающих теоретическую модель разделенной собственности. Для этого обратимся к трудам известного российского ученого-цивилиста Е.А. Суханова. Надо отдать должное Е.А. Суханову, упомянувшему проблему "разделенной (расщепленной)" собственности в учебнике по гражданскому праву и подвергшему ее предметной критике. В пределах, правда, весьма ограниченного, объема Е. А. Суханов обосновывает неприятие им модели разделенной собственности, ссылаясь при этом на чуждость этой теоретической конструкции всей "континентальной правовой системе". Однако Е.А. Суханов не упомянул, что такая чуждость была присуща только раннебуржуазной теории права XIX в. и лишь в качестве исторически неадекватной ее реакции против господствующей в континентальной правовой семье XVII-XVIII вв. теории разделенной собственности*(6). Но вряд ли уместно механистически переносить научные фобии XIX в. в современную теорию права.

В дальнейшем Е.А. Суханов предлагает все же отдельные критические аргументы, заявляя прежде всего "о невозможности установления двух одинаковых прав собственности на одно и то же имущество"*(7). С этого первого тезиса начинаются проблемы взаимопонимания сторонников и противников концепции разделенной собственности. Е.А. Суханов уже этим тезисом демонстрирует нежелание понять концепцию разделенной собственности и допускает серьезную подмену существа вопроса. Никогда сторонники разделенной собственности не утверждали и не могли утверждать об "установлении двух одинаковых прав собственности" на одну и ту же вещь. Конечно, в действительности речь могла идти только об установлении двух (или нескольких) неодинаковых прав собственности на одну вещь. Об этом писал еще известный советский ученый-цивилист А.В. Венедиктов, выделяя "...общее понятие разделенной собственности как особой формы разделения власти и интереса в одном и том же имуществе между двумя собственниками"*(8). Надо подчеркнуть, что А.В. Венедиктов, безусловно, был сторонником теории разделенной собственности, о чем свидетельствует ряд его важных высказываний и, в частности, следующее: "можно и должно говорить о разделенной собственности... в тех случаях, когда власть и интерес в отношении того или иного объекта... так делились между двумя собственниками, что ни одного из них мы не можем признать единственным субъектом присвоения, единственным носителем своей власти и своего интереса"*(9). Ему принадлежит важное в методологическом отношении высказывание, фиксирующее теоретический статус рассматриваемого вопроса: "в советской литературе как исторической, экономической, так и юридической... проблема разделенной собственности... еще не получила достаточного освещения"*(10). К сожалению, и сегодня, более полувека спустя, приходится констатировать актуальность этой оценки крупнейшего отечественного теоретика-цивилиста и незаинтересованность многих современных ученых в обсуждении данной проблемы.

Продолжая рассмотрение аргументов оппонента права разделенной собственности, приходится вновь отметить его нежелание проникнуть в существо предлагаемой концепции. В частности, Е.А. Суханов утверждает: "Право собственности в его континентальном, в том числе и российском понимании, невозможно "расщепить", оно либо полностью сохраняется за собственником, либо полностью утрачивается им. При всяком ином подходе возникает неразрешимая коллизия прав собственников, каждый из которых желает распорядиться своим имуществом по своему усмотрению"*(11). Эти рассуждения весьма характеристичны. В них с предельной отчетливостью выражена позиция представителей доминирующей в теории моноструктурной конструкции права собственности, которая отражена в формуле: "одно право собственности - одна вещь". Эта конструкция в настоящее время безраздельно господствует (не в последнюю очередь благодаря усилиям такого известного цивилиста, как Е.А. Суханов) в доктрине российского гражданского права и в законодательстве. Конечно, элементарная конструкция права собственности вполне очевидна, всем понятна и, в большинстве случаев, достаточно эффективна. Она сохраняет и должна сохранять свое значение и в дальнейшем. У сторонников разделенного права собственности не может быть возражений против ее теоретического и практического применения. Тем не менее, элементарная конструкция права собственности не способна охватить все многообразие и сложность современных экономических отношений*(12). И нередко, ввиду негибкости и недостаточности господствующей в гражданском законодательстве конструкции права собственности ("либо собственник, либо несобственник"), участники ряда сложных правоотношений имущественного оборота оказываются в весьма трудном положении. Например, при аренде земельных участков и, особенно, при аренде лесных участков они наделяются обширным комплексом прав (вплоть до права распоряжения), длительность обладания которыми достигает 49 лет (при аренде лесных участков). В то же время обязательственно-правовые механизмы (в частности, арендные) не могут обеспечить высокий юридический статус арендаторам и не дают равной с собственником юридической защиты. В российском же вещном праве господствует все та же моноструктурная конструкция права собственности, не позволяющая получить необходимые юридические гарантии двум обладателям права на одну вещь и предоставить им, соответственно, абсолютные, собственнические средства защиты.

При всей серьезности проблем, стоящих перед теорией права собственности в новых рыночных условиях, противники концепции разделенной собственности вместо ее объективного осмысления и критики ограничиваются лишь отдельными, не всегда обоснованными аргументами. В этом отношении характерна вторая часть вышеприведенного высказывания Е.А. Суханова о якобы "неразрешимой коллизии прав собственников" в случае признания разделенной собственности и введения этой юридической конструкции в российское гражданское законодательство. По мнению нашего оппонента, тогда возможен "неразрешимый конфликт", так как по предположению Е.А. Суханова, каждый из собственников непременно пожелает "распорядиться своим имуществом по своему усмотрению".

Трудно критиковать эти предположения. Е.А. Суханов не может не знать, что правомочие распоряжения не является единственным и, тем более, часто реализуемым правомочием собственника даже в господствующей элементарной конструкции права собственности. Но если допустить вслед за Е.А. Сухановым, что каждый из гипотетических субъектов разделенной собственности желает ею распорядиться, и непременно в ущерб друг другу (такова, очевидно, мысль Е.А. Суханова), то все-таки их "неразрешимый конфликт" вполне может быть предотвращен и разрешен. Уровень развития техники современного гражданского права позволяет точными юридическими формулами определить и закрепить границы правомочий обладателей разделенной собственности и порядок их использования. Распределение правомочий обладателей разделенной собственности и юридические санкции в случае злоупотребления ими применялись еще в римском классическом праве при реализации, например, юридической конструкции proprietas-ususfructus.

Дальнейшие рассуждения нашего оппонента лишь подкрепляют предположение о его нежелании понять существо конструкции разделенной собственности. Как иначе оценить следующее замечание Е.А. Суханова: "передача собственником (в контексте имеется в виду собственник разделенной собственности - B.С.) части или даже всех своих правомочий другому лицу, в том числе управляющему, сама по себе не ведет к утрате им права собственности..."*(13). Конечно, в контексте данного утверждения - не ведет! Но при чем здесь конструкция разделенной собственности? Ее нет в описанной модели. Следует заметить, что для создания конструкции разделенной собственности, конечно, недостаточно одного акта передачи собственником части своих правомочий. Необходимыми ее условиями являются должный субъект приобретения (управляющий им не является) и должное основание (causa). Разделенная собственность не может создаваться, пользуясь словами оппонента, "сама по себе". В римском классическом праве реально действовавшая модель разделенной собственности могла создаваться только посредством одного из цивильных вещно-правовых способов переноса права собственности. Какими конкретно юридическими способами могла бы создаваться современная модель разделенной собственности - это предмет отдельного научно-теоретического обсуждения. Пытаться же опровергнуть идею разделенной собственности ссылкой на невозможность ее создания путем передачи "самой по себе" - по-видимому, некорректно.

Наконец, недостаточным оказывается и последний аргумент оппонента, завершающий рассмотренную выше цитату: "Такая передача (имеется в виду передача собственником разделенной собственности части своих правомочий. - B.С.) в действительности представляет собой способ осуществления полномочий (выделено автором цитаты. - B.С.) собственника, а не способ отчуждения принадлежащих ему прав или имущества"*(14). Этот аргумент противника разделенной собственности требует особого внимания, так как с помощью подобных рассуждений оппоненты пытаются вообще снять проблему разделенной собственности отсылкой к институту прав на чужие вещи.

Согласно указанной точке зрения, не существует вообще проблемы некоей разделенной собственности, расщепление же и переход к другому лицу отдельных правомочий собственника можно объяснить, используя общеизвестную элементарную модель собственности, ограниченную вещными правами на чужие вещи. Кажущееся поначалу допустимым, это построение не выдерживает критики при более обстоятельном рассмотрении. Прежде всего, оно противоречит самой истории права собственности. Институт вещных прав на чужие вещи был создан в римском праве классического периода (iure in re aliena), главным образом, в виде сервитутов. Но одновременно в римском праве был создан и функционировал институт разделенной собственности, первоначально в виде duplex dominium (выражение юриста классического периода Гая), известный как цивильная и преторская собственность; позднее - в виде менее известной в нашей научной литературе, но чрезвычайно популярной в римских источниках конструкции proprietas-ususfructus и, наконец, в праве постклассического периода, в виде институтов суперфиция и эмфитевзиса*(15). Таким образом, с историко-правовой точки зрения, реально и допустимо сосуществование институтов "прав на чужие вещи" и разделенной собственности.

Указанные выше аргументы оппонентов модели разделенной собственности совершенно неубедительны и с теоретико-правовой точки зрения. Объем и характер правомочий субъектов разделенной собственности и лиц, обладающих ограниченными вещными правами, несопоставимы. Невозможно считать однопорядковыми, например, правомочия сервитуария и обладателей разделенной собственности в римском праве. Но наиболее яркое отличие конструкции разделенной собственности от института ограниченных вещных прав - это отсутствие производного характера прав субъектов разделенной собственности, их юридическая независимость друг от друга, т.е. исключительный характер их прав. Поэтому разделенная собственность в римском праве устанавливалась особым вещно-правовым актом. Оба ее обладателя были защищены собственническими исками и исками против злоупотребления правом разделенной собственности. Такая особая конструкция вещного права должна быть четко отграничена от института вещных прав на чужие вещи.

Подводя итоги, хотелось бы еще раз напомнить оценку А.В. Венедиктовым проблемы разделенной собственности как не получившей "еще достаточного освещения" и предложить ученым-юристам предметно обдумать эту серьезную теоретическую и практическую конструкцию.

2. Для этих целей, безусловно, полезно обратиться к историко-правовому опыту функционирования конструкции разделенной собственности. Исторически первым опытом такого функционирования были институты римского права классического периода, когда наряду с реально действующей моноструктурной моделью собственности в виде dominium существовали и развивались сложные конструкции права собственности (duplex dominium и ususfructus-proprietas). На это обращают внимание и современные зарубежные романисты: "...римлянам были известны также другие формы принадлежности (собственности), сводимые в общем виде к двум понятиям, которые современная наука именует "собственность функционально разделенная" (geteiltes Eigentum) и "относительная собственность (relaties Eigentum)"*(16).

Наиболее ранней сложноструктурной конструкцией права собственности в римском праве стала известная duplex dominium, указанная юристом Гаем в его Институциях. Ее формула описана следующим образом: "Но впоследствии принято такое разделение собственности (divisionem dominium), что один мог быть господином по цивильному праву, а другой - непосредственным обладателем имущества (in bonis habere)". (Институции Гая. II, 40.).

В другом месте Институций Гай дополняет и уточняет приведенное выше положение, прямо называя эту конструкцию собственности как "двойную" собственность: "Так как римские граждане имеют duplex dominium, ибо раб считается находящимся либо в имуществе каждого in bonis, либо по праву квиритов (ex iure Quiritium), либо по тому и другому вместе, то мы будем считать раба только тогда под властью господина, когда он принадлежит ему, находясь непосредственно в имуществе (in bonis), хотя бы он не имел власти над ним по цивильному праву, ибо тот, кто только такое цивильное право на раба имеет, не считается его полным господином" (Институции Гая. I, 54). Эти фрагменты римского юридического источника наглядно демонстрируют наличие сложноструктурной модели права собственности. В соответствии с этой моделью на одну вещь (в данном случае на раба) могли возникнуть и существовать определенный срок одновременно два вещных права - право бонитарного (преторского) собственника и право цивильного собственника. Разделение "двойного" права собственности (duplex dominium) было проведено по правомочиям правообладателей. Преторский собственник имел непосредственную власть над вещью и самостоятельные вещно-правовые средства защиты (Публицианов иск и эксцепцию). Цивильный собственник сохранял виндикационный иск и право контроля (в частности, контроль за рабом, отпущенным на свободу). Конструкция duplex dominium создавалась вещно-правовым способом - традированием (traditio) вещей манципированных. Ее обязательными юридическими условиями были bona fides приобретателя и наличие iusta causa. Стоит отметить, что конструкция duplex dominium для конкретной вещи носила кратковременный характер (один год для движимых вещей и два года для вещей недвижимых). По истечении этого срока (срока приобретательной цивильной давности) конструкция разделенной собственности прекращалась, и у бонитарного приобретателя возникала на вещь цивильная собственность (dominium).

В римском классическом праве можно выявить и вторую сложноструктурную модель собственности (proprietas-ususfructus). Это была устойчивая юридическая конструкция с отчетливо установленными правомочиями обладателей узуфрукта и proprietas. Надо подчеркнуть, что proprietas и ususfructus устанавливались как два самостоятельных вещных права на одну вещь. Римские источники содержат немало подобного рода примеров. Вот некоторые из них: "Если... тебе предоставляется proprietas на участок земли, а мне, Мевию и тебе - узуфрукт на тот же участок..." (Д.7.2.4. Юлиан). "Если... proprietas на участок предоставлена двоим, а узуфрукт - одному..." (Д.7.2.9. Африкан). В наиболее лапидарной форме эту юридическую модель зафиксировал Гай: "... у одного (лица) будет узуфрукт, а у другого proprietas" (Институции Гая. II, 33). Такая юридическая конструкция устанавливалась только цивильными, строго формальными вещно-правовыми способами: либо in iure cessio и манципацией (с определенными оговорками Гая), либо легатом. Единое цивильное право собственности (dominium) могло быть разделено (расщеплено) указанными законными способами, и в результате возникала модель разделенной собственности.

Обратимся к правомочиям обладателей proprietas и ususfructus. Наибольший теоретический интерес представляют правомочия узуфруктуария. Они были весьма значительны. Узуфруктуарий имел, прежде всего, обширное право пользования вещью и право извлекать плоды вещи в свою пользу, т. е. обладал правом собственности на плоды. Единственным ограничителем в обширном праве пользования узуфруктуария было правило о "сохранении субстанции вещи" (Д.7.1.1. Павел). Но узуфруктуарий обладал и отдельными правомочиями по распоряжению узуфруктом. В частности, "узуфруктуарий может или сам извлекать плоды из этой вещи, или в целях извлечения плодов предоставить вещь другому, или сдавать в наем или продавать..." (Д.7.1.12.2.). Впрочем, правомочие по распоряжению вещью (продажа своего права) было ограничено: "Мы сказали, что узуфруктуарий может уступить узуфрукт лишь господину proprietas, и если узуфрукт уступается постороннему... то этому лицу ничего не переходит, но узуфрукт возвращается к господину proprietas" (Д.23.3.66. Помпоний).

Узуфруктуарий был надежно защищен юридическими средствами против любых третьих лиц. Например, он имел самостоятельный "иск из воровства" в случае кражи третьим лицом плодов из сада, находящегося в узуфрукте. Имел узуфруктуарий и самостоятельный иск против самого собственника-проприетария (иск о злоупотреблении), в случае злоупотребления последним своими правомочиями: "Проприетарий не должен ухудшать положение лица, извлекающего плоды..." (Д.7.1.17.1. Ульпиан). Поэтому римское право запрещало собственнику-проприетарию обременять вещь, пребывающую в узуфрукте, сервитутом: "Господин proprietas даже с согласия фруктуария не может установить сервитут" (Д.7.1.15.7. Ульпиан).

Вместе с тем надо отметить, что юридическое конструирование узуфрукта, по-видимому, не было завершено в классическую эпоху. Всей полноты самостоятельной юридической защиты узуфруктуарий в этот период еще не получил. В частности, римское классическое право не признавало узуфруктуария владельцем вещи: "Тот, кто имеет только proprietas, должен признаваться владельцем, но тот, кто имеет лишь узуфрукт, не является владельцем, как и написал Ульпиан" (Д.2.8.15. Мацер). Только позднее, в постклассическом праве, создавая институты суперфиция и эмфитевзиса, являвшиеся в значительной мере развитием конструкции proprietas-ususfructus, римское право расширило правомочия суперфициария и эмфитевта, признав их владельцами с правом самостоятельной владельческой защиты.

Конечно, описанные обширные вещные правомочия римских узуфруктуариев не позволяют классифицировать их как обладателей прав на чужие вещи (сервитуты). Нужно подчеркнуть, что римский узуфрукт классической эпохи сервитутом не являлся*(17).

Известная правовая незавершенность института узуфрукта, уже отмеченная ранее, особенно отчетливо проявляется в двух высказываниях, приводимых Дигестами Юстиниана и принадлежащих одному юристу - Павлу. Первое из них широко известно и приводится во всех учебниках римского права: "Узуфрукт есть право пользоваться чужими вещами и извлекать из них плоды с сохранением субстанции вещи" (Ususfructus est ius alienis rebus utendi fruendi salva rerum substantia) Д.7.1.1). Это высказывание классического юриста, изложенное в форме учебной дефиниции, к которой имели склонность скорее византийские юристы эпохи императора Юстиниана, чем римские классические юристы, вызывает определенные сомнения. Юристы II - начала III вв. обычно не формулировали свои мысли в форме определений. Впрочем, даже если предположить аутентичность процитированной формулы Павла, она в значительной мере нивелируется другим, менее известным его высказыванием, но также "освященным" Дигестами: "Узуфрукт в большинстве случаев есть часть доминия (ususfructus in multis casibus pars dominii)". Мы можем констатировать, что обширным правомочиям, реально принадлежавшим римским узуфруктариям, последняя формула юриста Павла соответствует в гораздо большей степени, чем его более известная первая формула.

Характеризуя правомочия второго участника юридической конструкции proprietas-ususfructus - обладателя proprietas, укажем один из наиболее важных фрагментов Дигест Юстиниана (Д.7.6.5.). "Тот, кто имеет proprietas, не имеет отдельного права пользования и извлечения плодов:" (Ульпиан). Таким образом, proprietas представляло собой вещное право, временно лишенное ius utendi fruendi. Римские юристы неоднократно подчеркивали это качество proprietas словосочетанием nuda proprietas. Только в случае возвращения узуфрукта в proprietas (актом распоряжения или смертью узуфруктуария) или их слиянием в одном лице proprietas становилась "полным правом" (pleno ius). И тогда proprietas трансформировалась в моноструктурную dominium.

У обладателя proprietas сохранялись, однако, кроме права ожидания и контроля, отдельные реальные правомочия на вещь, обремененную узуфруктом. Ранее уже упоминалось, что владение признавалось только за проприетарием. "Тот, кто имеет только proprietas, - писал Ульпиан, - должен признаваться владельцем, но тот, кто имеет лишь узуфрукт, владельцем не является" (Д.7.1.12.3.). Юристу Гаю принадлежит следующий важный фрагмент: "Относительно же тех рабов, которыми мы пользуемся на праве узуфрукта, постановлено так: все то, что они приобретут с помощью наших вещей или своими собственными работами и трудами, - все это идет в нашу (узуфруктуария) пользу, а то, что они получают всякими другими способами, принадлежит господину (проприетарию)" (Институции Гая. II, 91.).

Обладатели proprietas и ususfructus имели абсолютные вещно-правовые иски. Узуфруктуарию принадлежало право виндицировать узуфрукт (Д.7.6.1. Ульпиан). Это право на виндикацию принадлежало обладателю узуфрукта как против проприетария, так и против третьих лиц. Вот весьма характерный фрагмент Ульпиана: "Принадлежит ли узуфруктуарию вещный иск только против собственника или против любого владельца? И Юлиан в 7 Книге Дигест пишет, что этот иск принадлежит ему против любого владельца..." (Д.7.6.5.1.). Нет никаких сомнений, что вещно-правовые иски сохранялись и у проприетария как собственника вещи. Но, может быть, как наиболее важную юридическую черту нужно упомянуть, что римские классические юристы признавали узуфруктуария и проприетария предъявляющими "иск о своем праве, а не о чужом праве" (Д.7.6.5. Ульпиан). Эта процессуальная формула, данная Ульпианом, должна серьезно ослабить попытки авторов отдельных учебников квалифицировать римский узуфрукт как "право на чужую вещь".

Остается отметить, что римские источники демонстрировали, с одной стороны, тесную связь конструкции proprietas-ususfructus и, с другой стороны, их юридическую самостоятельность. Вот очень важный фрагмент: "...узуфрукт прекращается, так как прекращается proprietas. Но подобно тому, как восстанавливается proprietas... восстанавливается и узуфрукт". (Д.7.4.23.). Римское право не допускало совпадения или смешения двух прав. "Когда ты приобрел proprietas, ты утратил право на предоставленный тебе легатом узуфрукт" (Д.7.4.17.) С другой стороны, "если узуфруктуарий приобретает proprietas, то узуфрукт перестает ему принадлежать вследствие слияния:" (Д. 7.9.4.).

Описанные правовые режимы действовавшей в течение нескольких столетий конструкции proprietas-ususfructus, а еще ранее конструкции nuda dominium - in bonis esse наглядно демонстрирует многообразие юридических возможностей установления правоотношений собственности. Таким образом, помимо бесспорно работающей моноконструкции в виде цивильной собственности (dominium ex iure Quiritium), римское классическое право создало в разное время еще две сложные конструкции собственности, а с учетом последующих постклассических институтов суперфиция и эмфитевзиса, даже три сложные конструкции собственности.

Квалифицировать их в виде известных прав на чужие вещи решительно невозможно. Слишком значительны и автономны (самостоятельны) правомочия бонитарного обладателя, узуфруктуария (а позднее - суперфициария и эмфитевта), чтобы пытаться ввести их в общепринятую схему ограниченных прав на чужие вещи. Не следует забывать и о волевом аспекте (animus), занимающем столь важное место в учении римских юристов. Animus этих лиц принципиально отличался от animus обладателей прав на чужие вещи: они обладали обширным комплексом прав, предоставленным им римским правом в своих интересах (pro suo). Наконец, они обладали исками "о своем праве".

На наш взгляд, какой-либо иной научной оценки рассмотренных сложных конструкций, действовавших в римском вещном праве, помимо формулы разделенной собственности, не имеется.

3. Римские юридические конструкции могут, по-видимому, составить определенную базу для конструирования элементов современного права разделенной собственности. Используя опыт римского права, можно попытаться дать эскиз этой юридической конструкции.

Прежде всего, она должна включать, как минимум, двух субъектов права собственности на одну вещь. А.В. Венедиктов писал об этом так: "Можно и должно говорить о разделенной собственности... в тех случаях, когда власть и интерес в отношении того или иного объекта... так делились между двумя собственниками, что ни одного их них мы не можем признать единственным субъектом присвоения, единственным носителем своей власти и своего интереса"*(18).

Наличие не менее двух субъектов права собственности на одну вещь является первой и очевидной чертой права разделенной собственности, отграничивающей его от ныне действующей в отечественном праве конструкции моноструктурной собственности с ее формулой "один собственник - одна вещь"

Другая необходимая характеристика разделенной собственности - разделение правомочий между двумя собственниками. В отличие от общей собственности разделенная собственность должна отчетливо разграничивать функции двух собственников. Об этом писал еще А.В. Венедиктов: "При разделенной собственности раздел власти и интереса между несколькими индивидуумами и коллективами... происходит не "по горизонтали", как это имеет место при общей долевой (condominium) или совместной (gesamteigentum) собственности, а "по вертикали", т. е. когда за каждым из носителей собственности признается не часть (определенная или неопределенная) одного и того же права собственности, а различные по своему характеру и объему правомочия*(19).

Разделение права собственности по отдельным правомочиям (функциям) между двумя (или несколькими) его обладателями является доминирующей его юридической характеристикой. Это подчеркивают и современные иностранные ученые (Л.С. Маруотти): "В плане материального права понятие "разделенной собственности" подразумевает "распределение" различных полномочий, связанных с принадлежностью имущества между множеством субъектов"*(20).

Третья, базовая, на наш взгляд, характеристика конструкции разделенной собственности - наличие у ее субъектов вещно-правовых, "собственнических" исков. По этому юридическому признаку обладатель правомочия пользования вещью, находящейся в разделенной собственности, должен отличаться от категории арендаторов.

Задачей современной юриспруденции может стать выработка обоснованных критериев и формул, которые позволят субъектам разделенной собственности наиболее эффективно реализовать возможности этого юридического института. Объем и характер предоставленных каждому субъекту разделенной собственности правомочий может быть определен исходя, в частности, из критериев экономической выгоды и в соответствии с назначением и функциями имущества, могущего стать объектом разделенной собственности. Таким имуществом могла бы быть недвижимость и, прежде всего, земля. В ряде случаев, например, государству-собственнику земли может быть целесообразно передать часть земельного фонда в правовой режим разделенной собственности. Тогда непосредственный правообладатель такой земли получил бы вещные правомочия пользования и даже распоряжения (с юридическим механизмом контроля), а также абсолютные вещные средства для защиты приобретенных земельных участков. Государство же, оставив за собой право собственности на такую землю без права пользования и распоряжения, сохранило бы и эффективные средства контроля за использованием земельных участков, в том числе и право предъявления собственнических исков. Как отмечают современные цивилисты, некоторые правоотношения, существующие в системе потребительской кооперации, в сфере банковского кредитования могли бы быть наиболее адекватно оценены только с позиции разделенной собственности*(21).

Отмеченные черты теоретической конструкции разделенной собственности ни в коем случае не выражают ее полноту. Автор стремился лишь привлечь внимание ученых-теоретиков к актуальной проблеме современного гражданского права и показать ее отдельные составляющие.

В заключение необходимо отметить, что важнейшая со времени римских классических юристов задача частного права - создание правовых институтов и механизмов, адекватных социально-экономическим реалиям - требует от современных юристов более глубокого, гибкого и комплексного осмысления права собственности. Юридическая конструкция разделенной собственности может стать эффективным механизмом, регулирующим сложные правоотношения современного рыночного хозяйства.

В.А. Савельев,

доктор юридических наук,

профессор, заслуженный юрист РФ

"Журнал российского права", N 4, апрель 2008 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См., например: Мозолин В.П. Право собственности в Российской Федерации в период перехода к рыночной экономике. М., 1992; Богданов Е.В. Моделирование права собственности в гражданском законодательстве Российской Федерации // Государство и право. 2000. N 11; Савельев В.А. Действующее право и некоторые сложноструктурные модели собственности // Государство и право. 2001. N 9.

*(2) Богданов Е.В. Указ. соч. С. 18.

*(3) Маруотти Л.С. "Абсолютная собственность" и "относительная собственность" в европейской правовой истории // Ius antiquum 2 (14). 2004. C. 47-48.

*(4) См.: Суханов Е.А. Вещные права по российскому праву / В кн. Маттеи У. Суханов Е.А. Основные положения права собственности. М., 1999.

*(5) См.: Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. М., 1999.

*(6) "Следует помнить, что формула "разделенная собственность", - подчеркивает современный итальянский исследователь Л.С. Маруотти, - была выработана немецкой юридической наукой XIX в. и относится к материальному праву" (Ius antiquum. 2004. N 2 (14). С. 11).

*(7) Гражданское право / Под ред. Е.А. Суханова. Т. 1. М., 2000. С. 491.

*(8) Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность. М.-Л., 1948. С. 66.

*(9) Там же. С. 66.

*(10) Там же. С. 124.

*(11) Гражданское право / Под ред. Е.А. Суханова. Т. 1. С. 491.

*(12) Подробнее об этом см. в уже упоминавшейся статье Е.Б. Богданова: Государство и право. 2000. N 11.

*(13) Гражданское право / Под ред. Е.А. Суханова. Т. 1. С. 492.

*(14) Гражданское право / Под ред. Е.А. Суханова. Т. 1. С. 492.

*(15) О юридической характеристике указанных институтов постклассического права как видов римской разделенной собственности см. ценные замечания А. В. Венедиктова в его указанной выше работе.

*(16) Ius antiquum. 2004. N 2 (14). С. 10. Отметим, что "относительная" собственность предметом данной статьи не является.

*(17) На это прямо указывают все квалифицированные учебники римского права (Kaser М. Das Romisches Privatrecht. Mьnchen, 1955. S. 377; Schulz Fr. Classical Roman Law. Oxford. 1957. P. 386). И в самих римских источниках, включая знаменитые Дигесты Юстиниана, узуфрукт структурно отделен от сервитутов (соответственно Книги VII и VIII Дигест).

*(18) Венедиктов А.В. Указ. соч. С. 66.

*(19) Там же. С. 65.

*(20) Ius antiquum. 2004. N 2 (14). С. 13.

*(21) Богданов Е.В. Указ. соч. С. 19.