Концептуальные подходы к вопросу о гарантиях в международно-правовой доктрине (А.М. Ибрагимов, "Российский юридический журнал", N 2, март-апрель 2009 г.)

Концептуальные подходы к вопросу о гарантиях
в международно-правовой доктрине

Концептуальные подходы к вопросу о гарантиях в международно-правовой доктрине до второй половины ХХ в. характеризуются разнообразием и общим стремлением ученых поставить юридические гарантии в ряд ключевых факторов, обеспечивающих результативность международного права. Судьба договоров между государствами вызывала озабоченность ученых разных стран. Это относится также к творчеству отечественных исследователей, разрабатывавших актуальные проблемы международного права. Анализируемые в статье воззрения зарубежных и отечественных авторов представляют ценность как оригинальные идеи. Они благотворно повлияли на становление гарантий и их применение в международной практике.

Изучение обозначенного в названии вопроса представляет научный интерес с точки зрения ретроспективного анализа зарубежных и российских доктринальных положений. От того, из каких концепций развития международных отношений и международного права исходили исследователи, зависели и их взгляды на проблему гарантий в международном праве. Кроме того, очевидно, что необходимо рассмотреть вопросы о возможности отказа от международного договора в научной мысли начала ХХ в. и об ответственности за соблюдение и обеспечение договоров.

Большое влияние на развитие всей науки международного права в ХIХ - начале ХХ в. оказали великие немецкие философы Кант и Гегель, а еще раньше - Гоббс и Спиноза. В их научных трудах было высказано много интересных мыслей и непосредственно о международных договорах*(1).

Так, английский философ Гоббс, исходя из своей концепции о войне против всех, утверждал, что международный договор утрачивает обязывающую силу, коль скоро с обеих сторон, заключивших договор, возникает страх.

Еще дальше продвинулся голландский философ Спиноза, который вообще сомневался в возможности обеспечить добросовестное выполнение государствами международных обязательств и допускал самое широкое применение клаузулы rebus sic stantibus в договорных отношениях. Следуя трактовкам естественного права Гоббса и Спинозы, Гегель утверждал, что в обществе все время происходит смена состояний верности трактатам и отказа от них, в чем заключается диалектика развития международных отношений.

Такие суждения, на наш взгляд, смыкаются с высказываниями некоторых других европейских мыслителей об отрицании международного права, ограничении сферы его действия и др.

Подавляющее большинство русских юристов-международников подвергало критике высказывания отрицателей международного права на Западе, их утверждения о господстве силы в международных отношениях, о том, что отсутствие законодательства, постоянного суда с обязательной юрисдикцией и централизованного принуждения в международных отношениях лишает международное право юридического характера. При этом одни из русских авторов (Мартенс, Даневский и др.) при критике указанных доводов ссылались на "отсталость" международного права от внутригосударственного и предполагали появление этих, по их мнению, неизменных атрибутов права (законодательство, суд с обязательной юрисдикцией, централизованное принуждение) в международном праве будущего. Другие же (Стоянов, Коркунов и др.), напротив, говорили о своеобразном характере международного права по сравнению с внутригосударственным правопорядком.

Почти все русские юристы-международники считали, что в принципе международное право распространяется на все народы и государства мира. Только единичные авторы, прежде всего Мартенс, считали, что международное право действует лишь в отношениях между "цивилизованными" государствами. В отношениях же "цивилизованных" государств с "нецивилизованными" государствами и народами международное право не действует; там, как утверждал Мартенс, должны применяться начала естественного права. Многие русские юристы-международники подвергали критике эту точку зрения ученого и утверждали, что международное право действует и в отношениях "цивилизованных" государств с "нецивилизованными" государствами и народами Азии и Африки, хотя сопровождалось такое утверждение теми или иными оговорками и ограничениями.

Одной из наиболее оригинальных концепций о сущности международного права в русской литературе конца ХIХ - начала ХХ в. является теория Мартенса о международном общении. Он определял международное право как "совокупность юридических норм, определяющих условия достижения народами своих жизненных целей в сфере взаимных отношений"*(2).

Из смысла приведенного определения и всей теории Мартенса следует, что основа международного права - начало международного общения. По его мнению, международного общения не было ни в древности, ни в средние века, поскольку не было сознания взаимной помощи и общего права; это сознание зародилось лишь в современной международной мысли. Но он, как было уже отмечено, ограничивает международное право народами "европейской цивилизации"*(3), исключая общение в формате международного права с нехристианскими народами. Он отвергает возможность возникновения и тем более соблюдения каких-либо гарантий международных договоров в древности и средневековье и переносит эту возможность лишь в свое время. Таким образом, с существенным вкладом Мартенса в развитие международного права диссонирует его дискриминационное непризнание за так называемыми "нецивилизованными народами" международной правосубъектности и вытекающей из нее договорной правоспособности. Ясно, что такой подход исключает всякую возможность применения цивилизованных договорных гарантий в отношениях с современными ему неевропейскими народами. При этом сами гарантии Мартенс делил на простые и сложные. Простые гарантии, считал он, возникают в случае, если цивилизованное третье государство ручается за исполнение договора, а сложные существуют как взаимные или коллективные поручительства государств*(4).

Другой выдающийся ученый, профессор Новороссийского (Одесского) университета П.Е. Казанский, в своих трудах поддерживал идею международного общения в том ее большом значении, какое ей придавал Мартенс: "...Право отдельного государства не может дать международным интересам юридической защиты, а между тем они вопиют о ней"*(5). Казанский определял международное право как совокупность правовых начал, определяющих взаимные отношения государств и международных обществ и международное гражданское положение отдельных лиц*(6). Таким образом, в определение международного права Казанский включает: 1) отношения между государствами; 2) отношения государств и "обществ", а также "обществ" между собой; 3) отношения между государствами и отдельными лицами, подданными различных государств.

Одним из теоретических выводов П.Е. Казанского является то, что он четко связывает существование каких-либо гарантий в международном праве, во-первых, с суверенитетом отдельных государств*(7), во-вторых, с принципом главенства международного права над внутригосударственным. Кстати, именно Казанский впервые четко проводит эту мысль.

В творчестве петербургского профессора Н.М. Коркунова видное место занимает теория международной охраны прав. В своей теории Коркунов выступает с критикой учения об основных правах государств. Это учение он считает продуктом влияния на науку международного права теорий естественного права. По мнению Коркунова, право государства на самосохранение и вытекающая из него обязанность уважать неприкосновенность государства, право государства на независимость и производная от него обязанность невмешательства во внутренние дела, его право на равенство и другие основные права - все это вопросы факта, а не права, они не поддаются правовой регламентации*(8).

Отрицая основные права государств и основные принципы международного права, из которых они вытекают, как-то: принцип государственного суверенитета, принцип неприкосновенности государственной территории, принцип невмешательства во внутренние дела государства, принцип равноправия государств и др., Коркунов тем самым отрицает возможность правового регулирования межгосударственных отношений как таковых. Прежде всего речь идет о политических отношениях между государствами, являющихся основной составляющей международного права. А это значит, что вопрос о гарантиях существования международного правопорядка и выполнения договоров он переносит в иную плоскость. По Коркунову, содержание международного права сводится к международной охране прав, фиксируемых только в договорах экономико-технического и гуманитарно-правового характера. Следует признать, что таким договорам в современных ученому курсах и учебниках не уделялось должного внимания.

А между тем вся международная жизнь в ХIХ в., особенно во второй его половине, продемонстрировала значение этой части международного права в связи с необходимостью международно-правового регулирования различных аспектов экономических, гуманитарных и других отношений и создания действенных гарантий соблюдения обязательств, вытекающих из международных договоров в этой области. Коркунов чутко уловил эту важную тенденцию развития международного права.

Вместе с тем представляют интерес рассуждения Коркунова о гарантиях упомянутой международной охраны прав. Он указывает, что соблюдение государствами юридических норм при осуществлении ими международной охраны прав не имеет юридических гарантий. По его мнению, так обстоит дело не только с международной, но и с внутригосударственной охраной прав, "поскольку соблюдение права верховной властью, как внутренней ее деятельностью, так и международной, есть вообще не юридический принцип, а исторический факт, объясняемый условиями общественной жизни"*(9). Эффективность международного права, как и внутригосударственного, он считает вопросом факта. При этом весьма любопытно, что в международном праве он придает большое значение общественному мнению в качестве одной из гарантий. И во внутренней жизни, замечает он, государственный акт оценивается общественной средой. "А в международных отношениях тут приходится иметь дело с общественным мнением всего цивилизованного мира. Уже это делает для государственной власти фактически необходимым считаться с требованиями права"*(10).

Тем не менее, продолжает Коркунов, необходимость взаимодействия нескольких государственных властей для охраны права и возможность несогласий между ними делают охранение права в международных отношениях далеко не таким обеспеченным, определенным и неуклонным, как внутри государства*(11). Он объясняет меньшую обеспеченность соблюдения международного права по сравнению с внутригосударственным правом специфическими особенностями международного права. "Международная охрана права менее надежна именно потому, что зависит от большего числа условий"*(12).

Для всестороннего анализа рассматриваемого вопроса имеет значение теория "права человечества" (Л.А. Камаровский, А.С. Ященко).

Профессор Московского университета Л.А. Камаровский - идеалист, рассматривавший вопросы международного права с точки зрения отвлеченных пацифистских идеалов, принимавших иногда естественно-правовую окраску. По его мнению, международное право "простирается не только на государства, но и на их подданных. Мало того, отдельные лица как таковые должны пользоваться в пределах международного союза, а говоря шире и вернее, на поверхности всей земли, охраною их личных и имущественных прав: Международная охрана лиц, в принципе, должна была бы исходить от международной организации, но за отсутствием пока таковой, ее призваны оказывать отдельные цивилизованные государства и притом не только обоюдным подданным, но и каждому человеку вообще, где бы таковой ни находился, и в случае недарования ему защиты государственной"*(13).

В своих работах Камаровский отвергает идею "мирового государства" как несостоятельную для обеспечения прав и свобод, гарантии мирного развития и сосуществования. А задачи международного права русский ученый видит в том, чтобы жизнь и отношения отдельных государств поставить на юридическую почву, отыскать нормы права для их регулирования и через это обеспечить возможный мир на земле; не вечный мир, о котором мечтают идеалисты, но мир юридически организованный и охраняемый*(14).

В этом же пацифистском плане Камаровский делает прогноз относительно создания в будущем международной организации. Отмечая, что международное право призвано ограничить и, насколько можно, устранить произвол и насилие в международных отношениях, он пишет, что на долю международного права "выпадает многотрудная, но великая задача создать постепенно юридическую организацию для совместного существования независимых государств. Центральная власть международного союза - когда таковая со временем установится - не должна иметь ни политического, ни национального характера, а покоится на договорном соглашении всех членов этого союза. Нормы, однако, имеющие тогда от нее исходить, будут настоящие законы, для всех равно обязательные, и само принуждение для известных крайних случаев будет допустимо, но в отличие от государственного оно получит определенный международный и строго юридический характер"*(15).

Вместе с тем, рассуждая о путях развития международного права, Камаровский придерживался теории сравнительной отсталости или "примитивности" международного права по сравнению с внутригосударственным. "Международное право, именно в смысле положительного, - пишет он, - страдает еще многими, очень многими недостатками, которые, правда, постепенно слабеют, но еще далеки от исчезновения. Нормы его часто не довольно полны и точны, что вызывает споры об их содержании и объеме; их применение к жизни всецело еще субъективно, т.е. зависит от тех личностей - государств, которые их высказывают и проводят по своему изволению; наконец, защита этих норм слишком мало еще носит характер юридический, т.е. она зависит от политики и материальной силы государств гораздо более, нежели от органов правительства или судов, более всего призванных давать эту защиту"*(16). Таким образом, Камаровский указывает на недостаточный уровень развития современного ему международного права, который не позволяет гарантировать соблюдение международных договоров в силу их зависимости от интересов, военно-экономического могущества заключивших их государств.

Изображение международного права как "права человечества" мы встречаем также у профессора Юрьевского (Тартуского) университета А.С. Ященко. Вместе с тем его теория носит совершенно иной характер, чем концепция Камаровского. В отличие от последнего Ященко связывает теорию "права человечества" с отрицанием принципа государственного суверенитета и с утверждением идеи единой верховной власти, стоящей над государствами. Ященко утверждает, что "источник международного права и основание его обязательности лежит в авторитете человечества как союза цивилизованных народов, и в признании этого авторитета со стороны государств"*(17). Он заявляет, что международный договор, направленный на создание норм объективного права, "является договором лишь по форме, а по содержанию это есть настоящий законодательный акт, имеющий непосредственное действие для внутренне-государственных правоотношений"*(18).

Современное ему международное право Ященко считал архаичным, устаревшим, неспособным качественно регулировать международные отношения и гарантировать их стабильность и нормальное развитие. В связи с этим ученый предлагал: "Чтобы международное право могло встать в уровень с новыми запросами жизни, оно должно основой своей избрать не идею свободно-договорного соединения суверенных субъектов права, а идею верховенства интересов единого международного общения, т.е. цивилизованного человечества"*(19). Таким образом, отводя идею суверенности государств на второе место, ученый выдвигал теорию необходимости превращения международного права в космополитическое право*(20).

Далее развивая свою мысль, Ященко писал, что современное международное право, регулирующее отношения между суверенными государствами, есть лишь ранняя стадия развития международного права, что дальнейшее его развитие ведет к созданию надгосударственной организации. В своих работах он указывал, что только этот путь является правильным, для того чтобы защитить человечество от эгоизма отдельных государств и отдельных классов*(21). Таким образом, не видя в современном ему мире действенных средств обеспечения гарантий международных договоров, Ященко предполагал перерастание международного права в космополитическое право с целью создания всемирной организации. Именно таковая, по его мнению, будет способна выполнять, невзирая на суверенитет государств, основные регулирующие и руководящие функции в области международных отношений.

В книге "Очерки истории и догматики международного права" профессор Харьковского университета А.Н. Стоянов определяет международное право как совокупность общих начал и правил, которыми определяются взаимные отношения самостоятельных государств и разрешаются столкновения в законах и обычаях отдельных народов для упрочения и развития всемирно-гражданского оборота*(22). В этом определении обращает на себя внимание ссылка на универсальность действия международного права. "Вообще, - пишет далее Стоянов, - могущественная сила вещей и потребность всемирно обеспеченного гражданского оборота придают международному праву санкцию, которая, не будучи безусловно крепкою, может достигать своей цели в громадном большинстве отдельных случаев и столкновений"*(23).

Стоянов ставит также вопрос о том, что именно служит санкцией международного права, выступающей в роли гарантии исполнения его норм. Он отвергает ссылки на политические союзы между государствами, равно как и на систему политического равновесия в качестве санкции международного права. Санкцию международного права Стоянов усматривает в силе общественного мнения, поддерживающего мир между народами. "Единственная надежда на упрочнение международного союза и на закрепление санкции международного права, - пишет он, - заключается не в военных усовершенствованиях, не в искусственных союзах, не в отвлеченных измышлениях устаревшей дипломатии в духе XVI и XVII столетий, а в мирных стремлениях современного человечества. Для международного права гораздо важнее общее убеждение, что война - неизбежный результат нарушения законов международного союза, - обогащая иногда отдельные лица, всегда влечет за собой общее банкротство, обнищание целых классов людей"*(24).

Итак, ставя в связи с защитой позитивного характера международного права вопрос о его санкции, т.е. обеспечении (гарантии) его соблюдения, Стоянов отбрасывает ссылки на политические союзы и политическое равновесие как на неустойчивые элементы, ведущие к войнам. Он ищет эту санкцию в общественном мнении, опирающемся на понимание солидарности народов, которое стимулируется развитием промышленности и торговли, и на возвышение их политического уровня за счет усовершенствования их форм правления, т.е. ищет обеспечение соблюдения международного права в факторах мира и прогресса.

Необходимо указать, что эта пацифистская теория развития международного права в области гарантий его соблюдения носит, безусловно, прогрессивный характер, в особенности если сравнить ее с теориями силы, поддерживавшимися рядом современных Стоянову западноевропейских авторов, прежде всего немецких (Людер, Лассон, Ф. Цорн и др.).

Профессор Новороссийского, а затем Петербургского университета И.А. Ивановский полагал, что "в основании международного общения и международного права лежат два начала: субъективное - идея самостоятельности государств - и объективное - идея союза между ними и взаимопомощи. Из гармонического сочетания обоих начал, составляющих идеал международного права: вытекают права и обязанности держав в международной жизни..."*(25). Таким образом, Ивановский видел решение проблемы осуществления гарантий в международных отношениях в международном праве, которое базируется на признании, с одной стороны, суверенитета государств, а с другой - необходимости межгосударственных союзов для обеспечения гарантий. В связи с такой позицией ученый резко отрицал идею всемирного государства как способ существования международного сообщества, считая невозможным гарантировать в таком случае нормальные взаимоотношения между его "провинциями"*(26).

Русский ученый, профессор В.А. Ульяницкий, считал, что гарантия "основывается на солидарности интересов гаранта и того государства, которому она дается. Отсюда вытекает шаткость этого способа обеспечения - гарант обыкновенно исполняет свое обязательство, пока это соответствует его интересам"*(27). Несколько менее оригинальные, на наш взгляд, теории о международном праве, способах и сфере его применения, возможных гарантиях, отсюда проистекающих, в этот период были выдвинуты Н.А. Захаровым*(28), М.Н. Капустиным*(29), В.П. Даневским*(30), М.А. Таубе*(31), А.Л. Байковым*(32), П.Е. Михайловым*(33), О.О. Эйхельманом*(34), Э.К. Симсоном*(35) и др.

Сложность международной обстановки с конца ХIХ до второй половины ХХ в., ставка на решение экономических и политических международных вопросов больше с помощью силы, нежели за столом переговоров, привели государства к необходимости периодического обращения к суверенному праву на разрыв международных договоров. Этот аспект может нас интересовать с позиции демонстрации стремления некоторых представителей доктрины разрабатывать теории, практическое воплощение которых могло бы как свести к нулю коэффициент полезности правовых гарантий соблюдения международных договоров, так и низвести до предельно низкого уровня приверженность государств нормам договорного права.

Одним из наиболее ярких представителей этой эпохи в разработке данного вопроса, очевидно, был немецкий международник Э. Кауфман, изложивший свое понимание этой проблемы в работе "Сущность международного права и клаузула rebus sic stantibus". В своей работе Кауфман утверждает, что при координирующих субъектах, какими являются в международных отношениях государства, право мыслимо только тогда, когда признается справедливость положения "кто фактически может, может и юридически"*(36). На сходной с Кауфманом позиции стоит Оппенгейм. Он пишет о наличии "в каждом договоре" условия о возможности его аннулирования, если он будет угрожать "естественному развитию одной из сторон в договоре"*(37).

В зарубежной литературе того периода было высказано немало и других суждений о гарантиях. Так, по мнению французского ученого О. Хойджера, на принятие мер, гарантирующих стабильное развитие государств, "толкает" проблема самосохранения последних*(38). С точки зрения Н. Хила (США), положительный результат в практике воплощения в жизнь союзных договоров может быть достигнут следованием принципу pacta sunt servanda, подкрепленным заключением международных соглашений о гарантиях*(39).

В русской дореволюционной литературе имелось несколько работ, посвященных клаузуле rebus sic stantibus. Довольно широкий простор применению оговорки открывает работа А.Л. Байкова. Он видел в упомянутой клаузуле некую бланкетную норму, динамический принцип международного права, дающий возможность приспосабливать его к новым условиям жизни*(40). На противоположных ему позициях стояли Г.М. Михайловский, С.А. Котляревский и А.М. Ладыженский. Они видели в таком широком толковании клаузулы угрозу принципу pacta sunt servanda*(41). Однако и они допускали возможность применения указанной клаузулы. Так, А.М. Ладыженский писал, что "каждый договор совершается и имеет определенный смысл только при наличии определенных обстоятельств", при изменении которых он утрачивает силу, ибо "теряет всякий смысл"*(42).

Из работ советских юристов-международников начала 1920-х гг. следует отметить статьи В.М. Корецкого "К вопросу об исполнении обязательств (clausula rebus sic stantibus)"*(43), Е.А. Коровина "Оговорка "rebus sic stantibus" в международной практике РСФСР"*(44). Довольно подробно вопрос о клаузуле рассматривается в более поздних работах С.В. Филиппова*(45) и В.М. Шуршалова*(46). Концепция В.М. Шуршалова, ставящая действие международных договоров в известной степени в зависимость от экономических и политических факторов, минуя волю государств, приводит, по мнению А.Н. Талалаева*(47), к допущению самого широкого применения клаузулы rebus sic stantibus. "Каков бы ни был срок договора, - пишет В.М. Шуршалов, - он перестает фактически применяться как только перестают существовать породившие его объективные условия, так как объем и цель договора, как правило, отражают изменяющиеся потребности международной жизни"*(48). Развивая взгляды и воззрения в этом вопросе Ф.Ф. Мартенса и П.Е. Казанского, В.М. Шуршалов видит сущность "оговорки" rebus sic stantibus в признании значения экономических и политических факторов*(49).

По мнению же А.Н. Талалаева, выдвинутые Ф.Ф. Мартенсом, П.Е. Казанским и В.М. Шуршаловым положения теоретически неверны, поскольку игнорируют непосредственное правообразующее значение воли государств в определении условий действия, действительности и прекращения международных договоров, т.е. игнорируют волевое содержание норм международного права. В связи с этим А.Н. Талалаев делает вывод, что "практически эти взгляды ведут к подрыву принципа pacta sunt servanda, поскольку открывают возможность произвольного отказа от международных обязательств под прикрытием клаузулы rebus sic stantibus"*(50). Из такого вывода следует приверженность известного советского ученого идее международных гарантий. Этот подход, безусловно, связан со стабилизацией международных отношений к середине ХХ в., с единым пониманием необходимости введения в практику общепринятых норм и их исполнения.

Таким образом, мы установили два основных подхода к проблеме указанной клаузулы. Во-первых, как "молчаливую договоренность о том, что соглашение остается в силе, пока будет неизменным порядок вещей, послуживший основой для заключения данного соглашения"*(51). Во-вторых, решительно отбрасывая саму идею "оговорки", другие ученые ставят вопрос, правомерен ли односторонний отказ от международного договора вследствие изменения обстоятельств, при которых был заключен договор*(52).

Продолжая рассуждать об образцах подходов в советской и международной науке к вопросу о международных договорах и клаузуле rebus sic stantibus, необходимо отметить изменение этих подходов к середине ХХ в. (в результате изменения геополитической обстановки в мире вообще и СССР в частности).

В первой половине ХХ в. международное право обогатилось таким понятием, как денонсация (отказ от исполнения договора, его расторжение, выход из него). Некоторые международные договоры содержат раздел о случаях и порядке денонсации, другие же - нет. Денонсация может наступить: а) в случае нарушения одним из государств настоящего договора; б) при истечении срока договора (и в некоторых случаях в связи с отсутствием оснований для его продления). Все имеет свои нюансы. В частности, "в отличие от других способов расторжения международных договоров (аннулирования и др.) денонсация характеризуется следующими чертами: 1) право на денонсацию должно быть оговорено в самом договоре; 2) денонсация происходит в строго установленном договорном порядке, несоблюдение которого является основанием для оспаривания действительности денонсации"*(53). Однако оспаривать действительность денонсации того или иного международного договора в первой половине ХХ в. было не у кого, так как эффективных международных организаций тогда еще не существовало.

Обращаясь к проблеме ответственности государств за соблюдение и обеспечение договора, необходимо указать, что страх перед грозящей ответственностью стимулирует их к правомерному поведению и в этом смысле гарантирует договорную дисциплину. А в международной правовой мысли конца ХIХ - начала ХХ в. можно встретить различные мнения относительно несколько иного важного вопроса, связанного с гарантиями, - предпосылок ответственности государства.

Как констатирует П. Курис, некоторые авторы усматривают эти предпосылки в самом существовании международного правопорядка и в необходимости соблюдать некоторые нормы поведения во взаимоотношениях государств, в их суверенном равенстве, а также общем принципе справедливости*(54). Сам он видит такие предпосылки в наличии правового регулирования международных отношений и в относительной свободе действий государства в международных отношениях*(55).

Другие авторы подчеркивают органическую связь ответственности государства и его международной правосубъектности. Такая связь проявляется в том, что государство как субъект международного права не только является носителем соответствующих прав и обязанностей, но и обладает способностью нести ответственность*(56). Однако они, как правило, ограничиваются этой констатацией. При этом некоторые западные юристы-международники, в частности Л. Оппенгейм, Р. Жене, ставят ответственность в зависимость от признания государствами друг друга. Подобный подход неизбежно приводит к выводу, что не признающие друг друга государства могут взаимно не нести никакой ответственности. Вместе с тем следует подчеркнуть, что взаимное признание государств весьма желательно для целей ответственного их отношения к собственным договорным обязательствам, могущим быть значительной гарантией практической реализации последних.

Таким образом, в результате длительной и тщательной теоретической работы юристов-международников в первой половине ХХ в. были определены самые разнообразные подходы к пониманию сути международных гарантий и их важности для претворения в жизнь договорных установлений. В представлении ряда ученых международные гарантии мыслились как заверения одного или нескольких государств в готовности принять все меры, чтобы побудить участника либо участников договора выполнить заключенные в нем обязательства. Между тем существование множества теоретических концепций, во многом отражавших не только мнение ученых, но и положение, роль и задачи тех или иных государств в международной жизни, по-прежнему не давало возможности осуществить принятие на вооружение международным сообществом единого, общепризнанного подхода к осуществлению гарантий в международном праве.

А.М. Ибрагимов,

кандидат юридических наук,

доцент Дагестанского государственного университета (Махачкала)

"Российский юридический журнал", N 2, март-апрель 2009 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Фельдман Д.И., Баскин Ю.Я. Учение Канта и Гегеля о международном праве и современность. Казань, 1977. С. 89-113.

*(2) Мартенс Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. 2-е изд. СПб., 1887. Т. 1. С. 16.

*(3) Там же. С. 204-205.

*(4) Подробнее см.: Там же. С. 406-412.

*(5) Казанский П.Е. Введение в курс международного права. Одесса, 1901. С. 29.

*(6) Там же. С. 45.

*(7) Там же. С. 28.

*(8) Коркунов Н.М. Международное право: Лекции, читанные в Военно-юридической академии. СПб., 1886. С. 5.

*(9) Там же. С. 47.

*(10) Там же. С. 48.

*(11) Там же.

*(12) Там же. С. 48-49.

*(13) Камаровский Л.А. Основные вопросы науки международного права. М., 1892. С. 7; Он же. Международное право. М., 1905. С. 4.

*(14) Там же. С. 34.

*(15) Там же. С. 36.

*(16) Там же. С. 14.

*(17) Ященко А.С. Международный федерализм. М., 1908. С. 230.

*(18) Там же. С. 230, 321.

*(19) Ященко А.С. Социальные задачи международного права. Изв. Министерства иностр. дел. 1912. Кн. 4. С. 115.

*(20) Ященко А.С. Международный федерализм. С. 253.

*(21) Ященко А.С. Социальные задачи международного права. С. 118-122.

*(22) Стоянов А.Н. Очерки истории и догматики международного права. Харьков, 1975. С. 11.

*(23) Там же. С. 15.

*(24) Там же. С. 23.

*(25) Ивановский И.А. Определение, основные начала, задача и значение международного права: Вступ. лекция. Одесса, 1884. С. 6.

*(26) Там же. С. 10.

*(27) Ульяницкий В.А. Международное право. Томск, 1911. С. 167.

*(28) Захаров Н.А. Курс общего международного права. Пг., 1917.

*(29) Капустин М.Н. Международное право: Конспект лекций. Ярославль, 1873.

*(30) Даневский В.П. Основания международного права, его принципы и цели // Юрид. вестн. 1880. Май.

*(31) Таубе М.А. Современное международное положение Папы в связи с идеей междувластного права // Вопр. права. Кн. 1. СПб., 1910.

*(32) Байков А.Л. Междувластные и властные отношения в теории права: Опыт теоретико-познавательного построения. Ярославль, 1912.

*(33) Михайлов П.Е. Новая идея "междувластного права" // Право. 1909. N 27.

*(34) Эйхельман О.О. Очерки из лекций по международному праву. Вып. 1. Киев, 1900.

*(35) Симсон Э.К. Система международного права. Основные понятия. Т. 1. СПб., 1900.

*(36) Kaufmann E. Das Wesen des Volkerrechts und die Сlausula rebus sic stantibus. Tubingen, 1911. S. 151.

*(37) Оппенгейм Л. Международное право. Т. I. П/т 2. М., 1949.

*(38) Hoijer O. Les traites internationaux. P., 1928. T. 1. P. 523.

*(39) Hill N. Post-War Treaties of Security and Mutual Guarantee. International Conciliation. 1928. N 244. P. 21.

*(40) Байков А.Л. Правовое значение оговорки rebus sic stantibus в международных отношениях. М., 1916.

*(41) Михайловский Г.М. Юридическая обязательность международных договоров // Известия МИД. 1913. Кн. V; Котляревский С.А. К вопросу об оговорке rebus sic stantibus // Известия МИД. 1916. Кн. III-IV; Ладыженский А.М. Международные договоры и оговорка относительно "rebus sic stantibus" // Юрид. вестн. 1915. N 2.

*(42) Ладыженский А.М. Указ. соч. С. 21.

*(43) Вестн. сов. юстиции. 1922. N 5-7.

*(44) Сов. право. 1923. N 3 (6).

*(45) Филиппов С.В. Оговорки в теории и практике международного договора. М., 1958. С. 69-89.

*(46) Шуршалов В.М. Основания действительности международных договоров. М., 1957. С. 12.

*(47) Талалаев А.Н. Международные договоры в современном мире. Все права международных договоров в свете работы Венской конференции ООН 1968-1969 гг. М., 1973. С. 222.

*(48) Шуршалов В.М. Указ. соч. С. 12.

*(49) Там же. С. 114, 125.

*(50) Талалаев А.Н. Международные договоры в современном мире. С. 222.

*(51) Филиппов С.В. Указ. соч. С. 61.

*(52) Талалаев А.Н. Международные договоры в современном мире. С. 223.

*(53) Талалаев А.Н. Закон о международных договорах СССР на службе мира. М., 1995. С. 72.

*(54) Курис П. Международные правонарушения и ответственность государства. Вильнюс, 1973. С. 28.

*(55) Там же. С. 25-26.

*(56) Оппенгейм Л. Указ. соч. С. 243; Kalman D. A KGST allamok anyagi felelose gazdasagi kotelzttsegvalasaskert. "Jogotudomanyi Kozlony", 1972. N 7. С. 203; Klafkowski A. Prawo miedzynarodowe publiczne. Warszawa , 1964. С. 92; Фарукшин М.Х. Международно-правовая ответственность (сущность и основание) // Международная правосубъектность. М., 1971. С. 148; Фельдман Д.И., Курдюков Г.И. Основные тенденции развития международной правосубъектности. Казань, 1974. С. 48, 80; Zarys prawa miedzynarodowego publicznego. Т. 1-2. Warszawa, 1956. С. 364.