Безопасность общества и уголовно-процессуальный закон (Л.А. Александрова, "Российский юридический журнал", N 1, январь-февраль 2009 г.)

Безопасность общества и уголовно-процессуальный закон

В статье анализируется ряд проблемных вопросов применения уголовно-процессуального законодательства в условиях чрезвычайного и военного положений. Автор, в частности, обсуждает допустимые пределы ограничения прав граждан в названных условиях.

Современный мир оказался не вполне готов к противостоянию международному терроризму. Возникла необходимость совершенствования правовой основы безопасности общества. Ожидаемым и весьма интересным стало заявление председателя комитета Государственной Думы по безопасности А. Гурова, публично пообещавшего, что в ближайшее время будет рассмотрен комплекс законодательных инициатив, значительно ужесточающих борьбу с терроризмом в России*(1). Государственной Думе предлагалось увеличить срок задержания подозреваемых в причастности к терактам до тридцати суток. Кроме того, предполагалось "в первые сутки после задержания не допускать к подозреваемому адвоката". Планировалось также исключить рассмотрение дел о терроризме судом присяжных. Настораживала возможность ущемления ряда прав и свобод личности при реализации подобных законодательных инициатив. Тем не менее в 2001 г. не было известно о том, что еще предстоит пережить, полгода оставалось до событий в Каспийске, когда произошел взрыв во время праздничного парада 9 мая, три года - до чудовищной бесланской трагедии. Никто не мог предполагать, сколько еще жертв будет в московском метро и "Норд-Осте".

Что же изменилось за истекшее время? В том же 2001 г. вступил в силу Федеральный конституционный закон "О чрезвычайном положении"*(2) (далее - Закон о чрезвычайном положении), принятый под влиянием свежих замыслов, эмоциональных стремлений, и начал действовать параллельно с УПК РСФСР. Были проанализированы уроки Чечни, когда федеральные подразделения не имели со стороны государства никакой правовой поддержки в своей деятельности*(3). В то время как были задействованы регулярная армия, войска специальных подразделений, велись военные действия, военное или чрезвычайное положение объявлено не было, поскольку не существовало правовой основы для этого. Закон РСФСР "О чрезвычайном положении", принятый еще 17 мая 1993 г., во многом не соответствовал Конституции 1993 г., поэтому и сложилась данная ситуация*(4).

Законодатель определил чрезвычайное положение как особый правовой режим деятельности органов государственной власти, допускающий отдельные ограничения прав и свобод граждан Российской Федерации, иностранных граждан, лиц без гражданства, прав организаций и общественных объединений, а также возложение на них дополнительных обязанностей. Эта мера применяется исключительно для обеспечения безопасности граждан и защиты конституционного строя страны. Данное правило является по смыслу целеполагающим, объясняющим введение чрезвычайного положения. Тем не менее законодатель установил в качестве цели чрезвычайного положения обеспечение прав и свобод человека и гражданина.

Совместимы ли нормы об отдельном ограничении прав и свобод граждан с нормами об обеспечении прав и свобод человека и гражданина? Думается, здесь необходимо разграничить такие понятия, как "человек и гражданин" и "личность". Первое является более широкой дефиницией, нежели второе. Говоря "человек и гражданин", мы подразумеваем общество в целом и только в его контексте - людей, составляющих это общество. Данное понятие состоит из наиболее общих признаков, объединяющих членов общества в целое: наличие (отсутствие) гражданства, гражданских прав и т.д. "Личность" - это совокупность неповторимых субъективных характеристик, присущих отдельно взятому человеку. Анализируя данное понятие, обычно рассматривают действие закона в отношении конкретного лица, его личных прав и обязанностей. Таким образом, формулировка ст. 2 Закона о чрезвычайном положении не противоречит общим целям введения чрезвычайного положения, а только подчеркивает в качестве главного направления защиту публичного (общественного) интереса.

Это подтверждается мерами и ограничениями, предписанными при наступлении обстоятельств, представляющих собой непосредственную угрозу жизни и безопасности граждан или конституционному строю Российской Федерации (захват власти, вооруженный мятеж, террористические акты и другие, перечисленные п. "а" ст. 3 Закона о чрезвычайном положении).

В качестве такого ограничения рассматривается возможность продления срока содержания под стражей лиц, задержанных в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации по подозрению в совершении актов терроризма и других особо тяжких преступлений, на весь период чрезвычайного положения, но не более чем на три месяца. По существу, речь идет о продлении срока меры пресечения до трех месяцев без решения суда.

Нормы, регламентирующие работу суда на территории, на которой введено чрезвычайное положение, не исключают действия на указанной территории всех судов, перечисленных в Конституции РФ, в том числе суда присяжных. При невозможности осуществления правосудия в условиях чрезвычайного положения допускается изменение территориальной подсудности дел, рассматриваемых в судах.

Тем не менее не решаются проблемы, которые могут возникнуть в чрезвычайных ситуациях. Территориальная подсудность в соответствии с ч. 3 ст. 35 Закона о чрезвычайном положении может быть изменена только по решению Верховного Суда РФ, однако не учитывается, насколько возможной будет связь с Верховным Судом, не предусмотрены сроки и порядок принятия такого решения. Думается, что в данной ситуации инициативу решения следует отдать судам, расположенным на территориях, на которых введено чрезвычайное положение, тем более что учреждение каких-либо форм или видов ускоренного или чрезвычайного судопроизводства при этом не допускается (ч. 2 ст. 35 Закона о чрезвычайном положении).

Остается много нерешенных вопросов, касающихся производства по уголовным делам с участием присяжных заседателей в условиях чрезвычайной ситуации. Попытки захвата власти, вооруженный мятеж, террористические акты и другие особо тяжкие преступления обычно сразу же становятся общеизвестным фактом. Сведения о совершенных преступлениях, ставшие известными до рассмотрения дела в суде присяжных, могут быть причиной роспуска коллегии ввиду тенденциозности ее состава (ст. 330 УПК РФ). Таким образом, осуществление правосудия судом присяжных по делам об особо опасных, "громких" преступлениях фактически невозможно. В этих условиях нельзя будет сформировать коллегию присяжных, способных вынести объективный вердикт, куда бы ни было перенесено заседание (ч. 1 ст. 330 УПК РФ). Выход из создавшейся ситуации видится в замене скамьи присяжных на трех профессиональных судей для рассмотрения дел о преступлениях, перечисленных в ст. 100 УПК РФ*(5).

В отличие от чрезвычайного военное положение - это особый правовой режим, вводимый на территории Российской Федерации или в отдельных ее местностях в случае агрессии против Российской Федерации или непосредственной угрозы агрессии. В Федеральном конституционном законе "О военном положении"*(6) (далее - Закон о военном положении) нет специальной статьи, называющей цели введения военного положения, но тот факт, что оно вводится в случае военной агрессии против государства, указывает на преимущественную защиту публичных интересов аналогично Закону о чрезвычайном положении. Никаких существенных различий между рассматриваемыми законами нет. Закон о военном положении также предполагает деятельность без ограничения всех судов, перечисленных в Конституции, и также не отвечает на вопрос, как должно осуществляться правосудие в жестких условиях чрезвычайной ситуации. Изменяется лишь срок задержания "граждан и транспортных средств", который не может превышать 30 суток (п. 12 ч. 2 ст. 7 Закона о военном положении).

Закон о военном положении был принят позднее, чем Закон о чрезвычайном положении. Это событие совпало по времени с принятием УПК РФ, свидетельствующем о значительном самоограничении власти государства и резком увеличении прав и свобод личности, которой признается в большинстве случаев лишь лицо, совершившее преступление.

Однако вернемся к публичному интересу: очевидно, что в случае возникновения угрозы для всего общества преимущественно должен защищаться именно он. И речь не идет о пренебрежении по отношению к частным правам. Уголовное судопроизводство должно быть гибким, процедуре следует учитывать реальную ситуацию, а в упомянутом положении нельзя забывать, что уголовный процесс - отрасль публичного права.

УПК РФ не воспринял нормы рассматриваемых законов. Не учитывается возможность резкого изменения ситуации в отдельных регионах и государстве в целом, нет даже бланкетных норм. В данном случае можно констатировать явные противоречия положений этих законов и УПК. Законы, призванные обеспечить порядок в чрезвычайных ситуациях, оказываются нежизнеспособными, поскольку суд, прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель не имеют механизма применения законов, не могут реализовать предложенные нормы при очевидном их противоречии УПК.

Соотношение федеральных конституционных законов и УПК РФ рассмотрено в Постановлении Конституционного Суда РФ от 29 июня 2004 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений ст. 7, 15, 107, 234 и 450 УПК*(7). В нем предложено следующее разъяснение: если в ходе производства по уголовному делу будет установлено несоответствие между федеральным конституционным законом и УПК, то применению подлежит первый из них. В то же время нельзя не согласиться с тем, что установление новых норм, регулирующих уголовно-процессуальные отношения, должно быть согласовано с УПК РФ. По мнению Конституционного Суда РФ появление в регулировании уголовного судопроизводства нормативных положений, противоречащих УПК, может создать неопределенность в правовом положении участников судопроизводства, привести к нарушениям прав и законных интересов граждан и в конечном счете к дестабилизации единого правового пространства в сфере уголовного судопроизводства. Очевидно, что УПК и принимаемый закон, касающийся регулирования уголовно-процессуальных правоотношений, должны быть максимально взаимосвязаны: если нормы одного из них конкретно регламентируют деятельность участников в той или иной ситуации, то нормы другого должны учитывать это хотя бы в бланкетной форме.

22 апреля 2004 г. было внесено изменение в ст. 100 УПК, регламентирующую избрание меры пресечения в отношении подозреваемого. Выделены специальные статьи Уголовного кодекса РФ, предусматривающие преступления, совершение которых позволяет предъявить подозреваемому обвинение не в течение 10 суток с момента применения меры пресечения, как требует общий порядок, а не позднее 30 суток (терроризм, бандитизм, захват заложника, диверсия, насильственный захват власти и другие преступления, отличающиеся общественной значимостью). Таким образом, некоторые нормы законов о чрезвычайном положении и о военном положении все-таки нашли отражение в УПК РФ, пусть и через несколько лет.

Что касается допуска защитника к участию в деле в условиях чрезвычайного положения либо к защите интересов лица, подозреваемого в совершении указанных в законе преступлений, то по сравнению с нормами УПК РФ предложение А. Гурова "в первые сутки после задержания не допускать к подозреваемому адвоката" кажется слишком резким. Можно предусмотреть специальные для таких случаев нормы, но не запрещающие допуск адвоката, а лишь предполагающие возможность такого допуска: в условиях чрезвычайной ситуации возможен допуск защитника с момента задержания подозреваемого по общему правилу, если этому не препятствуют объективные обстоятельства.

При наличии обстоятельств, создающих непосредственную угрозу жизни и безопасности граждан или конституционному строю Российской Федерации (ст. 3 Закона о чрезвычайном положении), думается, могут возникнуть серьезные препятствия для предоставления защитника задержанному в течение 24 ч, например военные действия, стихийное бедствие или последствия катастроф техногенного или экологического характера. Предположим, что потребуется эвакуация задержанного подозреваемого, но при этом также может возникнуть ситуация, когда невозможно обеспечить участие защитника в производстве по делу за 24 ч.

Формы уголовного судопроизводства, предусмотренные УПК РФ, должны быть восприимчивы к различным ситуациям, предусматривать их, по возможности предупреждать нарушения закона и восстанавливать нарушенные права человека. Однако в большинстве случаев законодательство поспевает за практикой, а не наоборот. Война в Чеченской Республике завершена, но действия по выявлению и уничтожению незаконных вооруженных формирований и их руководителей продолжаются. Необходимость такой деятельности бесспорна. При этом правовая основа такой деятельности - еще большая необходимость.

Федеральный закон "О противодействии терроризму"*(8) (далее - Закон о противодействии терроризму) был принят Государственной Думой 26 февраля 2006 г. Он перечисляет основные принципы противодействия терроризму, а также правовые и организационные основы борьбы с терроризмом. Даются также некоторые ключевые понятия, определяющие как террористическую деятельность, так и контртеррористическую операцию.

В то же время текст Закона о противодействии терроризму кое-где неточен, противоречив. Это можно заметить с первых статей Закона: несколько неудачное соединение неизменной атрибутики нового времени и сути закона. В одном ряду основных принципов противодействия терроризму назван приоритет защиты прав и законных интересов лиц, подвергающихся террористической опасности (п. 3 ст. 2 Закона), и недопустимость политических уступок террористам (п. 11 ст. 2 Закона).

Понятие "приоритет" обозначает выбор и предпочтение. Не совсем понятно: если права и законные интересы пострадавших имеют приоритет, то перед чем? Перед лицами, пострадавшими от других преступлений, или, может, перед интересами общества и государства? Провозглашен многообещающий принцип: обычно защиту в первую очередь обеспечивают подозреваемому или обвиняемому. Однако многое необходимо уточнить, ведь недопустимость политических уступок террористам предполагает несколько иные приоритеты. Да и сам Закон, очевидно, относится к отрасли публичного права, никак не частного. В предлагаемом Законом понятии терроризма (кстати, мало чем отличающемся от варианта, предложенного ст. 205 УК РФ) упоминаются идеология и практика, угрожающие государственной власти, обществу в целом; об устрашении населения говорится как о способе воздействия. Таким образом, из определения вытекает направленность терроризма - не на конкретных лиц, а на общество, государство.

Думается, поэтому и предусмотрены в Законе о противодействии терроризму меры достаточно жесткие, перечень которых включает уничтожение источника опасности. Этот крайний случай предусмотрен при возникновении "реальной опасности гибели людей либо наступления экологической катастрофы" (ч. 2 ст. 7 и ч. 2 ст. 8 Закона), причем об этом должна иметься "достоверная информация" (ч. 3 ст. 7 Закона). Понятия такой информации законодатель не дает, хотя в дальнейшем она вполне реально может стать сведениями, имеющими значение доказательства.

О необходимости пресечения и раскрытия террористического акта говорится в ст. 11 Закона о противодействии терроризму, что еще раз подтверждает его взаимосвязь с уголовно-процессуальным правом. Кроме того, с этой целью допускается введение правового режима контртеррористической операции, предполагающего заметное упрощение некоторых действий, аналогичных процессуальным, предусмотренным УПК РФ как следственные, которые осуществляются также с целью расследования преступления. Например, п. 4 ч. 3 ст. 11 Закона разрешает контроль телефонных переговоров и иной информации, передаваемой по каналам телекоммуникационных систем, а также осуществление поиска на каналах электрической связи и в почтовых отправлениях. А п. 11 ч. 3 ст. 11 Закона разрешает беспрепятственное проникновение лиц, проводящих контртеррористическую операцию, в жилые и иные принадлежащие физическим лицам помещения.

Нечто подобное можно заметить и в рассмотренных ранее законах о чрезвычайном положении и о военном положении: в них также предусматривается ужесточение закона в отношении частных лиц при введении специального режима. Режим контртеррористической операции, предполагающий такую возможность, вводится по решению руководителя федерального органа исполнительной власти в области обеспечения безопасности (ч. 2 ст. 12 Закона о противодействии терроризму), а значит, в суд за разрешением для осуществления упомянутых действий обращаться не надо. Очевидно, что до объявления обозначенного Законом режима, а также после его отмены действует УПК РФ. Расследование по временным рамкам может не совпадать с действием данного режима (в соответствии с ч. 1 ст. 16 Закона контртеррористическая операция считается оконченной в случае, если террористический акт пресечен). В результате может остаться без ответа вопрос доказывания: будут ли судом признаны допустимым доказательством результаты обыска, проведенного в соответствии со ст. 11 Закона? Нелишним было бы дополнить ч. 5 ст. 165 УПК РФ уведомительным порядком легализации доказательств, собранных во время действия специального режима. При этом судья и прокурор должны уведомляться незамедлительно при появлении для этого реальной возможности.

У Закона о противодействии терроризму своя судьба. Если рассмотренные законы о чрезвычайном положении и о военном положении были приняты после окончания войны в Чеченской Республике и несут на себе печать "повторения пройденного материала", то Закон о противодействии терроризму принимали для придания легитимности антитеррористической деятельности. Это подтверждается заявлением вице-премьера, министра обороны Российской Федерации С.Н. Иванова. Оказывается, российский спецназ достаточно давно выполняет задачи по уничтожению террористов не только на территории нашего государства. Это единственная часть армии, которая "не выходила из Кавказской войны с 1994 года"*(9). Данное заявление было реакцией на событие 3 июня 2006 г. в Багдаде, когда неизвестные совершили вооруженное нападение на автомобиль российской дипломатической миссии. Одного гражданина России нападавшие убили на месте, еще четверо сотрудников нашей дипмиссии были захвачены в заложники и убиты позже. После того как Генеральная прокуратура РФ провела предварительную проверку информации МИД РФ, было принято решение о возбуждении уголовного дела по факту "убийства, сопряженного с захватом заложника, группой лиц по предварительному сговору"*(10).

Теперь необходимо расследовать тяжкое преступление, совершенное на территории иностранного государства. Очевидно, что по делу, возбужденному по факту совершения преступления, наказание за которое предусмотрено УК РФ, производство должно соответствовать нормам УПК РФ. Тем не менее производство по уголовному делу ведется по данным нормам только на территории Российской Федерации, а также в случаях, предусмотренных ст. 2 УПК РФ. Что касается УК РФ, то в ч. 3 ст. 12 перечислены условия уголовной ответственности иностранных граждан и лиц без гражданства, не проживающих постоянно в Российской Федерации и совершивших преступление вне пределов России. Данная норма предусматривает направленность преступления против интересов нашего государства, отсутствие факта осуждения в иностранном государстве и обязательное привлечение к уголовной ответственности на территории России.

Первые два из перечисленных ст. 12 УК РФ условий совпадают с рассматриваемой ситуацией: на территории Ирака совершено особо тяжкое преступление, направленное против Российской Федерации, причем в Багдаде никто не собирается искать виновных и привлекать их к уголовной ответственности. Перед нами случай полной атрофии публичного закона этой страны. Но как же быть с привлечением виновных к ответственности на нашей территории?

Привлечение в качестве обвиняемого предполагает предъявление обвинения, причем УПК РФ не предусматривает возможности сделать это заочно. Если место нахождения обвиняемого не установлено, то обвинение предъявляется в день его фактической явки или в день его привода (ч. 6 ст. 12 УПК РФ). Получается, что с применением современного законодательства расследование уголовного дела на территории иностранного государства невозможно, даже если это территория, на которой действие закона парализовано оккупацией.

Интересно, что отечественный законодатель активно пытается решить эту проблему. В июле 2006 г. изменена ст. 247 УПК РФ, она дополнена нормами, регламентирующими так называемое заочное правосудие, допускающими проведение судебного разбирательства по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях в отсутствие подсудимого, который находится за пределами территории России и (или) уклоняется от явки в суд. Позицию отсутствующего подсудимого в таком заседании должен будет представлять защитник, либо приглашенный самим подсудимым (что маловероятно), либо назначенный судом и дублирующий, по существу, задачу прокуратуры по надзору за законностью.

На первый взгляд, изменения в УПК РФ внесены очень своевременно, что дает возможность противостоять международной преступности. После такого рассмотрения уголовного дела в отсутствие подсудимого течение срока давности исполнения обвинительного приговора приостанавливается в соответствии с ч. 2 ст. 83 УК РФ до поимки преступника. Тем не менее для того, чтобы механизм работал, надо предусмотреть "подвижность" всех его деталей. Не продумана до конца процедура заочного применения меры пресечения в виде заключения под стражу. Как выяснилось, обвиняемый не может появиться как субъект производства без ознакомления с существом обвинения, а это невозможно в его отсутствие. Законом же предусмотрено применение заключения под стражу заочно только к обвиняемому, объявленному в международный розыск (ч. 5 ст. 108 УПК РФ).

Неясно также, можно ли направить уголовное дело в суд, если обвиняемый не был с ним ознакомлен. Не внесены изменения ни в ст. 215, ни в ст. 217 УПК РФ, регламентирующие действия следователя по окончании предварительного расследования и ознакомления сторон с материалами дела. Множество вопросов возникает и по применению ст. 208 УПК РФ.

Очевидно, что в случаях, описываемых в Законе, когда фигуранты не участвуют, по существу, в производстве, все расследование проводится в заочной форме, если законодатель пошел по пути признания этой формы, необходимо предусмотреть и особую роль прокуратуры и защиты не только в суде.

Последние изменения в УПК РФ касаются заочной формы правосудия, однако границы этой формы не определены. Представляется, что по современному законодательству такая возможность появляется с момента поступления уголовного дела в суд. До этого момента возможность заочного правосудия упоминается только в ст. 221 УПК РФ, регламентирующей принятие решения прокурором по уголовному делу, поступившему с обвинительным заключением. Пункт 4 ч. 2 этой статьи предполагает право прокурора ходатайствовать перед судом о проведении судебного разбирательства в порядке, предусмотренном ч. 5 ст. 247 УПК РФ (в отсутствие подсудимого, который находится за пределами государства и (или) уклоняется от явки в суд, если им было совершено тяжкое или особо тяжкое преступление).

Таким образом, необходимо присутствие обвиняемого в процессе до момента ознакомления с материалами уголовного дела включительно, поскольку речь идет только о заочном правосудии, а не о заочном судопроизводстве вообще. Тем не менее предварительное расследование и производство в суде - это части одного процесса, тесно взаимосвязанные.

Привлечение к уголовной ответственности - особый этап процесса. С одной стороны, возможность составления постановления о привлечении в качестве обвиняемого говорит о том, что в деле уже есть подозреваемый в совершении преступления; есть определенные факты, доказательства, достаточные для того, чтобы сформулировать обвинение, преступление очевидно, ущерб реален. С другой стороны, при вынесении постановления обвиняемый появляется лишь формально. Если невозможно известить об этом лицо, то фактически его нет, есть только обвинение в отношении него. Это случается, когда обвиняемый скрывается от следствия (п. 2 ч. 1 ст. 208 УПК РФ). В данном случае закон допускает проведение лишь тех следственных действий, производство которых возможно в его отсутствие, и требует дальнейшего приостановления расследования уголовного дела. Интересно, что при этом приостанавливается и течение срока давности привлечения лица к уголовной ответственности (ч. 3 ст. 78 УК РФ).

Но процессуальный закон в отличие от материального не употребляет термин "уклоняется от следствия или суда", ограничиваясь формулировкой "скрылся от следствия". Тем не менее это разные понятия. Уклоняться можно и не скрывая данных о месте своего постоянного пребывания, особенно если это иностранное государство, не привлекающее лицо к уголовной ответственности и не выдающее его по запросу о выдаче для уголовного преследования (ст. 460 УПК РФ). Конечно, в данной ситуации речь идет об уклонении, поскольку лицо добровольно не является к следователю, а значит, производство по делу должно быть приостановлено, как и течение сроков давности привлечения к уголовной ответственности. Но лицо не скрывается, объявлять его в розыск бессмысленно, по приостановленному производством делу истекут сроки давности, а потерпевшие так и не получат доступ к правосудию. В данном случае публичный закон блокируется произволом лица, совершившего преступление.

Думается, что это существенный пробел в уголовно-процессуальном законодательстве, допускающем заочное правосудие. Необходимо включить в ч. 1 ст. 208 УПК РФ пункт об уклонении от следствия или суда лица, находящегося за границей, и регламентировать приостановление производства по уголовному делу, если без участия обвиняемого (подозреваемого) не могут быть собраны достаточные доказательства его вины. Если собранные доказательства обвинения достаточны, то допускается заочное судопроизводство с обязательным присутствием защитника, приглашенного обвиняемым либо назначенного государственными органами.

Участие защитника поможет решить проблему применения меры пресечения в виде заключения под стражу без объявления обвиняемого в международный розыск. Необходимо дополнить ч. 5 ст. 108 УПК РФ разрешением ее избрания в отсутствие обвиняемого, если он, находясь за границей, уклоняется от явки в суд. При этом должно быть обязательным присутствие в судебном заседании защитника, приглашенного обвиняемым либо назначенного для представления стороны защиты. Аналогичным образом может быть решена проблема ознакомления с обвинением: при современном уровне развития средств коммуникации лицо, не скрывающееся, но проживающее за границей и уклоняющееся от следствия, при желании легко свяжется со своим защитником. Он сможет быть в курсе дела и во время ознакомления защитника с материалами уголовного дела по окончании расследования. Эти меры позволят сделать правосудие доступным независимо от воли обвиняемого, к чему и стремится законодатель.

Множество вопросов регламентации заочного производства по уголовному делу в суде остаются открытыми. Вступившие в силу нормы УПК предполагают обязательное присутствие защитника в рассматриваемом случае (п. 3.1 ч. 1 ст. 51, ч. 6 ст. 247 УПК РФ). Таким образом, законодатель обеспечивает участие сторон в процессе. Теоретически имеется возможность обжалования в кассации как одной, так и другой стороной решения по уголовному делу, принятого судом первой инстанции. То же самое можно сказать и о производстве в порядке надзора. Тем не менее недоумение вызывает ч. 7 ст. 247 УПК РФ, предусматривающая появление лица, осужденного в порядке ч. 5 этой статьи. В данном случае заочно вынесенное решение суда отменяется по ходатайству осужденного или его защитника в ходе надзорного производства. Вместе с тем отменяются все возможные предыдущие решения. В ст. 409 УПК РФ, перечисляющей основания для такой отмены, добавлена норма об устранении обстоятельств, указанных в ч. 5 ст. 247 УПК РФ. Думается, один только факт явки осужденного не может являться достаточным основанием для отмены решений суда по уголовному делу. Тем более что надзорная инстанция имеет свое предназначение - проверка законности и обоснованности вступивших в законную силу решений суда. Скорее всего предложенная законодателем норма не имеет смысла, ведь появившийся осужденный при несогласии с принятым решением всегда имеет право обжаловать его как в порядке надзорного производства, так и ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. Стоит, наверное, изменить ч. 7 ст. 247 УПК РФ, указав в ней на это право осужденного.

Интересным представляется тот факт, что в УПК РСФСР содержался опыт решения проблемы заочного правосудия. Во время действия упомянутого кодекса не было как таковой угрозы международного терроризма, но, надо отдать должное законодателю, он предусмотрел категорию опасности преступления как критерий, оценочное понятие для уголовного процесса, не игнорируя необходимости обеспечения безопасности общества в целом. Статья 96 УПК РСФСР содержала норму, перечисляющую составы преступлений со ссылкой на Уголовный кодекс, при обвинении в совершении которых к лицу могло быть применено заключение под стражу в качестве меры пресечения по мотивам одной лишь опасности преступления. В случае розыска скрывшегося обвиняемого ст. 196 УПК РСФСР со ссылкой на упомянутую ст. 96 разрешала избирать меру пресечения в виде заключения под стражу без его участия. Наконец, п. 1 ч. 2 ст. 246 УПК РСФСР предусматривал в исключительных случаях разбирательство дела в отсутствие подсудимого, когда он находится вне пределов государства и уклоняется от явки в суд.

Так, в 1995 г. заочно был осужден и приговорен к 15 годам лишения свободы за государственную измену бывший генерал КГБ О. Калугин. Последним процессом, проведенным в соответствии с упомянутой нормой, стало рассмотрение в Наро-Фоминском гарнизонном военном суде уголовного дела в отношении бывшего сотрудника ФСБ России А. Литвиненко, проживавшего на тот момент в Лондоне. Он обвинялся в совершении преступлений по ряду статей УК РФ: превышении должностных полномочий, незаконном хранении огнестрельного оружия и взрывчатых веществ, служебном подлоге*(11). В мае 2002 г. А. Литвиненко заочно был признан виновным и приговорен к 3,5 годам лишения свободы*(12). В июле того же года вступил в силу и начал действовать УПК РФ, не предусматривавший возможности заочного правосудия.

Надо отметить, что ранее к такому порядку прибегали нечасто. Перед заочным рассмотрением уголовных дел в отношении Калугина и Литвиненко министр юстиции России доказал возможность такого процесса, он напомнил об истории бывшего офицера КГБ О. Гордиевского. Гордиевский, работавший на британскую разведку, был тайно вывезен англичанами в 1985 г. в Лондон. В России он был заочно приговорен к смертной казни*(13).

Первым заочным процессом после внесения изменений в УПК РФ стал процесс над Б. Березовским. В апреле 2007 г. Генеральная прокуратура РФ завершила расследование о хищении олигархом 50 млн. долл. у компании "Аэрофлот". Ему было предъявлено обвинение в "незаконном предпринимательстве и отмывании незаконно нажитых средств"*(14). С материалами дела были ознакомлены адвокаты Березовского, с которыми он постоянно поддерживал связь. По просьбе подсудимого они проигнорировали судебное разбирательство, и суду пришлось назначить олигарху государственного адвоката. Тем не менее Березовский внимательно следил за процессом и даже комментировал его в средствах массовой информации*(15).

Статья 246 УПК РСФСР напоминает обсуждаемые изменения ст. 247 УПК РФ, в связи с чем возвращение к некоторым положениям предшествовавшего кодекса очевидно. Это, несомненно, говорит о качестве прежнего законодательства. Стоит обратиться к собственному опыту и применить его с поправкой на существующие тенденции (попытки избежать осуждения и наказания, находясь за границей, сейчас не редкость).

Проблемы нестабильных ситуаций, приводящих к чрезвычайному положению, и вопросы заочного правосудия тесно взаимосвязаны. Их решение касается обеспечения безопасности общества и государства в целом. Нормы, регламентирующие заочное правосудие, нуждаются в серьезной доработке и приведении в соответствие с положениями УПК РФ. Необходимость этого правового института ясна. Развитие законодательства идет по пути дальнейшей дифференциации, появления новых видов судопроизводства, обеспечивающих основную цель, - доступ общества к правосудию. Что же касается норм, регулирующих деятельность правоохранительных органов в ситуации чрезвычайного или военного положения, то они обязательно должны быть связаны со статьями УПК. Только таким способом можно будет ответить на вопросы об особенностях статусов субъектов уголовного процесса, порядке расследования и вынесения решений, доказательствах и работе судов в чрезвычайной ситуации.

Л.А. Александрова,

кандидат юридических наук, доцент УрГЮА (Екатеринбург)

"Российский юридический журнал", N 1, январь-февраль 2009 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Права и свободы урежут // Рос. газ. 2001. 13 нояб.

*(2) СЗ РФ. 2001. N 23. Ст. 2277.

*(3) Прошляков А.Д. Взаимосвязь материального и процессуального уголовного права. Екатеринбург, 1997. С. 16-18.

*(4) Лобзинцев В. Новый закон "О чрезвычайном положении" требует изменения ряда норм федерального законодательства // Рос. юстиция. 2002. N 7. С. 46.

*(5) Данный вопрос в настоящее время решен на федеральном уровне. Один из авторов соответствующего федерального закона, В. Васильев, объяснил его необходимость тем, что присяжные заседатели живут в том же регионе, что и террористы, они, как и их родственники, хорошо известны террористам и их окружению. На присяжных может оказываться давление (Шкель Т. Без двенадцати. Госдума отменяет суд присяжных для террористов и мятежников // Рос. газ. 2008. 8 дек.).

*(6) СЗ РФ. 2002. N 5. Ст. 375.

*(7) Вестн. Конституционного Суда РФ. 2004. N 4. С. 92.

*(8) СЗ РФ. 2006. N 11. Ст. 1146.

*(9) Гаврилов Ю. Иванов послал спецназ в Ирак // Рос. газ. 2006. 7 июля.

*(10) Куликов В. Генпрокуратура перешла границы // Рос. газ. 2006. 1 авг.

*(11) Литвиненко будут судить заочно // Рос. газ. 2002. 27 апр.

*(12) Чекисты тихо попросили // Рос. газ. 2002. 20 июля.

*(13) Олега Калугина осудят заочно // Труд. 2002. 8 апр.

*(14) Перекрест В. Березовского будут судить. Пока заочно // Известия. 2007. 17 апр.

*(15) Федосеенко В., Козлова Н. Заочный зэк Березовский // Рос. газ. 2007. 30 нояб.