Оскорбление представителя власти: юридический и лингвистический аспекты (А.Г. Брагина, "Право и экономика", N 8, август 2010 г.)

Оскорбление представителя власти: юридический и лингвистический аспекты

Несмотря на значительное количество научных трудов, посвященных толкованию уголовного закона, вопрос об уяснении смысла его норм стоит особенно остро перед правоприменителем. Каждое решение о привлечении лица к уголовной ответственности основывается на нормах Уголовного кодекса, закрепляющих конкретные признаки состава преступления (ст. 8 УК РФ). Оттого, к какому решению придет правоприменитель, зависит судьба не только виновного, но и его жертвы, свершится правосудие или нет.

Немаловажно, чтобы юридическая оценка деяния лица, совершившего преступление, основывалась не только на профессиональном мнении правоприменителя, но и на знании уголовного закона и правильном понимании его требований [1]. Последнее невыполнимо без обращения к содержанию различного рода источников, разъясняющих смысл норм УК РФ: иных законодательных актов, к которым отсылает уголовный закон, постановлений Верховного Суда РФ (СССР, РСФСР), решений судов различных инстанций по конкретным уголовным делам, а также научной литературы, посвященной тому или иному спорному вопросу права.

Проблема толкования ст. 319 "Оскорбление представителя власти" УК РФ и ее применения

В качестве примера приведем проблему толкования ст. 319 "Оскорбление представителя власти" УК РФ и ее применения.

Данная норма является отсылочной: общественно опасное деяние законодатель определил через понятие "оскорбление", родовое определение которого содержится в ст. 130 УК РФ. Поэтому во всех специальных статьях УК РФ, в том числе в анализируемой нами ст. 319, под оскорблением следует понимать унизительную оценку личности, которая выражена только в неприличной форме. Однако при оскорблении представителя власти унижается личность, наделенная специфическими признаками, и это накладывает отпечаток на оценку сущности оскорбления. Интерпретация понятия "оскорбление" осложнена тем, что правоприменитель рассматривает оскорбление представителя власти в каждом конкретном случае в зависимости от ситуации (например, оскорбительную брань при нанесении побоев представителю власти Верховный Суд РФ предлагает квалифицировать только по ст. 318 УК РФ как применение насилия, без ссылки на ст. 319*(1)).

Следует отметить, что оценка оскорбления как такового зависит и от уровня подготовленности и мировоззрения правоприменителя: рассматривает ли он его как недопустимое поведение, требующее вмешательства следственно-судебных органов, или как производственную издержку.

Таким образом, особый интерес при толковании оскорбления представителя власти представляет дискуссия о том, каким конкретно деянием и при каких обстоятельствах может быть совершено преступление, предусмотренное ст. 319 УК РФ, т.е. может ли оно быть отнесено к числу оскорбительных, следовательно, к числу уголовно наказуемых.

Известно, что не все активные действия могут быть признаны оскорблением. К ним, без сомнения, не следует относить критику, которая, независимо от своей формы (устной, письменной и т.д.), не должна унижать. Она направлена на пересмотр целей деятельности представителя власти, условий ее протекания, на изменение представлений о комфортном и дискомфортном состоянии и сводится не только к оценке отдельной личности, а в конечном итоге нацелена на движущие силы всего процесса осуществления порядка управления, т.е. на массовую деятельность всех представителей государственной власти.

Все же следует отметить, что нередко оценка личности, являющаяся критикой, может переходить в различные оскорбительные действия. При этом правоприменителю важно знать и иметь четкое представление об их различии, знать границы между ними. Критика может касаться только недостатков профессиональной деятельности и профессиональных качеств, т.е. не должна указывать на физические недостатки, особенности личности потерпевшего - на то, что не связано напрямую с выполняемыми им должностными функциями.

По справедливому замечанию одного из специалистов, такие деяния, как умаление или отрицание общественных заслуг, активного способствования социальному делу, выдающихся моральных качеств, непризнание физических качеств, указание на принадлежность к расе, религии, религиозному течению, сообщение о политических симпатиях и антипатиях, указание на те или иные чувства и настроения, веселое, игривое или даже насмешливое отношение к личности не могут быть признаны оскорблением [2], исключая ситуации, при которых лицо, руководствуясь умыслом на унижение чести и достоинства личности, облекает свои действия в грубую форму, унижающую честь и достоинство другой личности не только с точки зрения потерпевшего, но и общественной морали.

Однако всегда существует вероятность того, что виновный, пользуясь неосведомленностью потерпевшего, аудитории, на которую распространяются его действия, или сочетанием обоих обстоятельств, может оскорбить потерпевшего, облачив оскорбления в форму критики, тем более при использовании малоизвестной или малоупотребительной лексики, но не ставшей от этого менее унизительной (слов местного диалекта, арготической лексики, профессионализмов и т.п.).

По нашему мнению, нет четких критериев оскорбительного (унизительного) и неоскорбительного поведения, их содержание зависит от различного ряда условий: уровня жизни, образования, принятых форм и средств общения и т.п. В этом случае выработка стабильных и устойчивых стандартов весьма затруднительна, а иногда невозможна [3].

При оценке оскорбления довольно сложно установить и "усредненный" показатель оскорбительности какого-либо деяния: это зависит от конкретной личности, конкретного выражения общественно опасного деяния и морали, царящей в обществе.

Унижение представителя власти связано с отрицательной его оценкой не только как носителя специально определенных свойств, но и как лица, олицетворяющего собой государство и его власть; это открытая, целенаправленная дискредитация "государева человека" перед отдельными гражданами и обществом, умаление его ценности как специалиста (профессионала, лица, специально уполномоченного в отношении значительного круга лиц) и лишение его авторитета представителя органов государственной власти. К сожалению, не существует четкой меры, которая позволила бы точно установить унизительность обхождения с представителем власти. Это субъективное обстоятельство разрешается судом в каждом конкретном случае с учетом обстоятельств совершенного деяния.

Актуальным вопросом при исследовании сущности оскорбления представителя власти выступает также образ поведения лица, совершающего уголовно наказуемое деяние. В уголовно-правовой науке образ поведения лица принято называть способом совершения преступления.

Cловесный и письменный способы оскорбления

В рамках данной статьи рассмотрим только словесный и письменный способы оскорбления, которые обладают несомненным сходством (в частности, в устной и письменной речи используется особая система звуков, имеющих буквенное обозначение). Оскорбительность написанных слов и слов, произнесенных вслух, можно изначально рассматривать в совокупности как оскорбление словом, совершенное виновным (говорящим или пишущим). Поэтому мы анализируем их как единую вербальную форму оскорбления - объединенные в группу деяния, доносящие до сознания потерпевшего унизительную информацию, представленную системой звуков (речь) и сигналов (речь глухонемых, которая включает и невербальные компоненты - поза, мимика, жест). Следует подчеркнуть, что письменное оскорбление все же имеет отличие от словесного, поскольку должно содержаться на конкретном носителе информации и необязательно в виде речи.

В уголовно-правовой науке предпринимались попытки классифицировать разнообразные формы вербального оскорбления. В частности, еще в 1876 г. ученым было отмечено, что внешне деяние при оскорблении словом могут представлять: бранные и ругательные слова; злословие и поносительные слова; слова небранные и непоносительные; упреки и укоры; предложения; отзывы и суждения; насмешки, презрительные выражения; оскорбительные выходки [4]. Была предложена схожая классификация оскорбительных слов, исключив, однако, из их числа оскорбительные выходки. В уголовно-правовой науке данные классификации были подвергнуты критике [5], но взамен ничего иного, практически значимого, юристами предложено не было.

Сегодня одной из основных проблем, возникающих в процессе квалификации оскорбления представителя власти, устанавливающего ответственность за вербальное оскорбление, является определение оскорбительности слова. Правоприменители вынуждены обращаться к неприспособленным для правоведов толковым словарям русского языка при принятии решения о наличии в деянии лица состава преступления и привлечении его к уголовной ответственности. Они воспринимают информацию, содержащуюся в филологических словарях, как безальтернативную, не учитывая, что любой филологический словарь изначально не приспособлен для выполнения правовых функций и не может быть основанием для принятия следственных и судебных решений. Полагаем, что качественная адаптация данных словарей к требованиям уголовно-правовой науки и законодательства маловероятна исключительно в рамках лингвистики. Очевидно, невозможно формирование полного списка слов, относящихся к инвективной лексике, поскольку практически каждое слово имеет определенный потенциал инвективного функционирования и, по существу, может стать оскорбительным [6]. Причина, делающая маловероятным с практической точки зрения факт создания относительно полного перечня оскорбительных слов и выражений, на наш взгляд, заключается в том, что язык изначально потенциально конфликтен, и даже использование слов, не относящихся к инвективной лексике, позволяет однозначно утверждать о возможности оскорбления ими потерпевшего. Законодатель предпринял попытку определить часть лексикона, которая может быть оскорбительной. Так, в ст. 3 проекта федерального закона N 63221-3 "О русском языке как государственном языке Российской Федерации" предложено при использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускать употребление оскорбительных слов в отношении расы, национальности, профессии, социальной категории, возрастной группы, пола, языка, религиозных, политических и иных убеждений граждан, употребление нецензурных слов и выражений. Но даже эти границы далеки от истинного решения обозначенной проблемы.

Специалистами в области лингвистики отмечается, что инвективная лексика имеет такую особенность, как содержание в ней единиц, относящихся к литературному языку, и единиц, относящихся к "внелитературной" сфере русского языка, сосредотачивающей наиболее грубые, натуралистические, циничные лексико-фразеологические единицы - в первую очередь обсценную лексику и грубые жаргонизмы [7]. Обычно она именуется нецензурной. Однако "серьезные изменения в статусе инвективной лексики, имеющие место в последние десятилетия в ряде европейских языков, в значительной степени лишают эту лексикографическую помету смысла" [8].

Среди инвективных лексико-фразеологических средств в рамках литературного языка можно выделить, при всей приемлемости их как речевой нормы, неприемлемые с точки зрения общественной морали, относящиеся к прямым резким оскорблениям или ругательствам, употребляемые не только в разговорной речи, частной переписке между гражданами, но и в средствах массовой информации, особенно в печати и на телевидении, слова: подлец, мерзавец, хам и т.п. [7].

С точки зрения юриста, при определении оскорбительности все же необходимо осмысление всей ситуации в общем, контекст, в котором употребляются выражения, оценки, данные самим потерпевшим и окружающими. Правоприменитель обязан установить иные возможные варианты восприятия и осмысления конкретного высказывания, реплики и реакции со стороны виновного, самого потерпевшего представителя власти и другие немаловажные обстоятельства. В этой связи нельзя обойти вниманием мнение потерпевшего об оскорбительности совершенного по отношению к нему деяния. Индивидуальные качества потерпевшего, влияющие на восприятие, имеют немаловажное значение. Мало того, что виновный может не понимать до конца, в какой момент его деяние стало преступным, то же касается и потерпевшего. Один может оскорбиться, услышав индивидуально не направленную брань, вульгаризмы, которые виновный употребляет "для связи слов в предложении", а другой воспримет их только тогда, когда она из неприличной с общепринятой точки зрения перейдет в недопустимую, например, утверждение о принадлежности потерпевшего к сексуальным меньшинствам, сравнение с отрицательным персонажем или личностью и т.п. Установление средних показателей оскорбительности для таких случаев невозможно, каждый случай решается в индивидуальном порядке, но с обязательным учетом мнения потерпевшего от преступления представителя власти.

При изучении архивных уголовных дел об оскорблении представителя власти употребление виновными выражений, которые не содержат в своей семантике инвективного компонента, нами установлено не было, однако это не исключает объективной возможности оскорбления, которое, в силу завуалированности отрицательного, грубого, унизительного обращения с потерпевшим, может остаться незамеченным.

Следственно-судебной практикой давно выделены такие единицы русского языка, которые стандартно представляют оскорбление словом и квалификация которых не представляет большой сложности*(2).

В изученной нами судебной практике встретился довод виновного лица, который вину в оскорблении представителя власти не признал на том основании, что слово "ментяра" - не оскорбление, поскольку его он слышал ранее*(3).

Языковая единица "мент", относящаяся к арго, употребляемая лицами с определенным опытом общения с представителями правоохранительных органов, имеет явно негативную окраску. Однако популяризации данного выражения через телевидение, в частности одноименный телесериал, и СМИ (использование в телепередачах, газетных и журнальных публикациях), придала ему статус вполне легального, мало оскорбительного и несколько сгладила отрицательный подтекст. Вместе с тем при определенных условиях употребление его в адрес сотрудника милиции, как отдельно, так и с добавлением какого-либо эпитета, например "поганый", образует оскорбление представителя власти, и суд признает лицо, его произнесшее, виновным.

Нами также установлено стремление виновных использовать такую форму, которая способствовала бы максимальному унижению представителя власти, что достижимо при применении личных оскорблений. Например, сравнение с каким-либо предметом, животным и т.п., по свидетельству потерпевших, было допущено в 10% случаев, а обидное выражение, связанное с оценкой умственных способностей или физическими недостатками потерпевшего, приданием обидного статуса личности, были применены в 20% фактов. Поэтому игнорирование оскорблений, традиционно относящихся к личностным и причиняющих вред ее чести и достоинству, при изучении оскорблений представителя власти было бы ошибкой.

Таким образом, создание даже открытого перечня оскорбительных слов и выражений способно существенно облегчить деятельность правоприменителя, тем более что около 45% правоприменителей из числа нами опрошенных судей, следователей органов внутренних дел и прокуратуры заявили о сложности в установлении понятия оскорбления как затруднении, которое наиболее часто приходится испытывать работникам судебных и правоохранительных органов при квалификации оскорбления представителя власти.

Все это позволяет утверждать, что необходим специализированный словарь, составленный с учетом судебной практики, позволяющий разрешить проблему оценки употребляемых слов и выражений при совершении оскорбления представителя власти как оскорбительных, однозначно и адекватно их толковать, что имеет большое значение, поскольку от этого в значительной степени зависит законность и объективность применения нормы, закрепленной в ст. 319 УК РФ.

Список литературы

1. Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. - 2-е изд., перераб. и доп. - М., 2004. - С. 24, 25.

2. Розин Н.Н. Об оскорблении чести. Уголовно-юридическое исследование. Общая часть. Опозорение. - Томск, 1910. - С. 174-188.

3. Питецкий В.В. Оценочные признаки уголовного закона (сущность, функции, перспективы использования в законодательстве): Учебное пособие. - Красноярск, 1993. - С. 24.

4. Неклюдов Н.А. Руководство к особенной части русского уголовного права. - СПб., 1876. - Т. 1. Преступления и проступки против личности. - С. 28-32.

5. Сугачев Л.Н. Ответственность за оскорбление по советскому уголовному праву: Дисс. ... канд. юрид. наук. - Харьков, 1955. - С. 90, 91.

6. Цена слова: Из практики лингвистических экспертиз текстов СМИ в судебных процессах по защите чести, достоинства и деловой репутации / Под ред. М.В. Горбаневского - 3-е изд., испр. и доп. - М., 2002. - С. 264, 265.

7. Понятия чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации: Фонд защиты гласности / Отв. ред. А.К. Симонов. - М., 1997. - С. 80, 81.

8. Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. - М., 1997. - С. 9.

А.Г. Брагина,

старший преподаватель кафедры уголовного права и криминологии

Барнаульского юридического института МВД России,

специалист по уголовному праву, криминологии, уголовно-исполнительному

праву, кандидат юридических наук

"Право и экономика", N 8, август 2010 г.

------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Пункт 7 "б" Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 22 сентября 1989 г. N 9 "О применении судами законодательства об ответственности за посягательства на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников, а также военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка".

*(2) См., напр.: Приговор от 13 сентября 2002 г. // Архив судебного участка N 39 Ленинского округа г. Комсомольск-на-Амуре Хабаровского края за 2002 г.; Уголовное дело N 1-875 // Архив Советского районного суда г. Омска за 2001 г.; приговор от 25 декабря 2000 г. // Архив Федерального суда Железнодорожного района г. Самары за 2000 г.; уголовное дело N 1-1420 // Архив Центрального районного суда г. Комсомольска-на-Амуре Хабаровского края за 2002 г.

*(3) Приговор от 19 сентября 2002 г. // Архив Советского районного суда г. Томска за 2002 г.