О конституционных основаниях запрета негативной предвыборной агитации (К.В. Арановский, О.Е. Шишкина, "Российский юридический журнал", N 6, ноябрь-декабрь 2009 г.)

О конституционных основаниях запрета негативной предвыборной агитации

Анализируются природа и основания законодательного запрета использовать эфирное время на каналах организаций, осуществляющих телевещание, с целью предвыборной агитации против кандидатов, избирательных объединений (выдвигаемых ими списков кандидатов).

Протекая в сравнительно сжатые сроки, в эмоционально насыщенной обстановке, выборы заметно меняют обычный уклад общественно-политической жизни, что не отменяет главной их цели - образования законной власти. Сложившиеся в обществе представления способны оказывать влияние на развитие института выборов. Здесь не исключен конфликт прав и интересов (как частных, так и публичных), которые реализуются в избирательных правоотношениях, с иными признаваемыми в обществе и защищаемыми государством ценностями. Кроме того, государство пытается упорядочить использование активно вовлекаемых в избирательные кампании ресурсов, объявляя о необходимости создания равных возможностей для претендентов на избрание и условий для свободного волеизъявления граждан. Это требует поиска компромиссов между разными интересами при обновлении состава избираемых органов публичной власти. Среди них - интересы кандидатов, избирательных объединений, избирателей, притязающих на получение определенного результата на выборах, общий интерес в справедливом разрешении противоречий, неизменно сопутствующих электоральным отношениям. Все это осложняется коллизиями различных конституционных принципов.

В числе инструментов разрешения названных противоречий назовем разного рода правоограничения. Возможность установить их допускают и акты международного права, и конституции, не исключая Конституцию России*(1). При этом конституционные принципы признания прав и свобод человека и гражданина, невозможность их отмены или умаления требуют от законодателя не только определенно и недвусмысленно называть ограничения прав, но и ясно выражать основания и цели их введения, их необходимость, достаточность и соразмерность.

Участников электоральных отношений обременяет немало запретов и обязанностей на всех стадиях избирательного процесса, в том числе применительно к предвыборной агитации и финансированию выборов, что связано с особой конфликтностью этих отношений. Конституционно-правовой смысл и основания их введения иногда очевидны. Вполне ясна, например, цель запрета помещать в агитационные материалы призывы к экстремистской деятельности, установленного ч. 1 ст. 56 Федерального закона "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации" (далее - ФЗ "Об основных гарантиях").

Но иногда законодатель предлагает те ограничения, конституционные основания которых неопределенны и оттого нуждаются в изучении и обсуждении. Так, ч. 5.2 ст. 56 ФЗ "Об основных гарантиях" содержит запрет использовать эфирное время на каналах организаций, осуществляющих телевещание, предоставленное для размещения агитационных материалов, в целях распространения призывов голосовать против кандидата, кандидатов, списка кандидатов, списков кандидатов; описания возможных негативных последствий в случае, если тот или иной кандидат будет избран, тот или иной список кандидатов будет допущен к распределению депутатских мандатов; распространения информации, в которой явно преобладают сведения о каком-либо кандидате (каких-либо кандидатах), избирательном объединении в сочетании с негативными комментариями; распространения информации, способствующей созданию отрицательного отношения избирателей к вышеуказанным субъектам*(2).

Первый вопрос при оценке конституционности ограничений в обсуждаемой сфере: какие конституционные права и свободы тут затронуты? Нельзя не отметить, что понимание сущности и правовой природы права на предвыборную агитацию неодинаково в конституционно-правой среде. Например, судья Конституционного Суда РФ Н.С. Бондарь отмечает, что "право на предвыборную агитацию отлично от прав на свободу слова, распространение информации и выражение мнений, по крайней мере, в следующем: 1) оно реализуется в рамках избирательных правоотношений, являющихся по своей сути публично-правовыми, к которым не может быть применен принцип "разрешено все, что не запрещено"; 2) оно имеет специально-целевое назначение, связанное со склонением избирателей выразить свою волю определенным образом и тем самым повлиять на персональный состав выборных органов публичной власти; 3) оно может быть реализовано не всегда, а лишь в строго определенные промежутки времени, устанавливаемые в качестве периодов предвыборной агитации; 4) к различным субъектам права на предвыборную агитацию могут предъявляться различные, неодинаковые требования... 5) ни в одном из международных правовых актов право на предвыборную агитацию не рассматривается в качестве нормативного элемента свободы слова, свободы выражения мнений, свободы распространения информации...".*(3)

Наше согласие с большей частью указанных особенностей права на предвыборную агитацию, тем не менее, не приводит нас к выводу о том, что ограничения права на предвыборную агитацию не затрагивают сущности охраняемого ст. 29 Конституции РФ основного права. Гарантируя свободу мысли и слова, право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом, Конституция России не ставит охрану свободы слова и права на информацию в зависимость от цели, с которой гражданин намерен пользоваться ими, как и в зависимость от условий, в которых эта свобода и это право станут актуальными. Напротив, из ч. 2 ст. 29 Конституции РФ следует, что пропаганда и агитация подлежат защите. ФЗ "Об основных гарантиях", причисляя право на предвыборную агитацию к избирательным правам граждан, не выводит это право из-под охранительного действия ст. 29 Конституции, из содержательной и смысловой связи с ней.

Таким образом, ограничения права на предвыборную агитацию явно затрагивают свободу слова, гарантированную ч. 1 ст. 29 Конституции РФ, право свободно получать и распространять информацию (ч. 4 ст. 29), свободу массовой информации (ч. 5 ст. 29). При этом рассматриваемые нами запреты не связаны с запретом агитации, возбуждающей социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду, а также пропаганды социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства; с запретом принуждать к выражению своих мнений и убеждений или к отказу от них; с запретом разглашать государственную тайну. Даже установленное ч. 4 ст. 29 Конституции РФ ограничительное условие о соблюдении закона при распространении информации (распространение информации "любым законным способом") не дает основания для запрета негативной агитации на телевидении, поскольку сам законодатель не вправе произвольно устанавливать запреты и другие ограничения. Напротив, он связан правилами ст. 18 Конституции РФ, в силу которой права и свободы человека и гражданина предназначены определять собою смысл, содержание законов и законодательной деятельности. С еще большей определенностью он связан положениями чч. 2 и 3 ст. 55 Конституции РФ, которые запрещают издавать законы, отменяющие или умаляющие права и свободы, и допускают ограничения прав лишь по исчерпывающему перечню оснований. Значит, запрет негативной агитации прямо ограничивает свободу слова, право свободно получать и распространять информацию, свободу массовой информации.

Реализуемая в рамках избирательных правоотношений и подчиненная цели повлиять на избирателей свобода выражения мнения получает статус избирательного права в широком его понимании, включающего не только право избирать и быть избранными, но и право участвовать в других избирательных действиях. При этом право участвовать в других избирательных действиях, в том числе в предвыборной агитации, в идеале призвано содействовать активному и пассивному избирательным правам. В идеале отдельные составляющие общего комплекса избирательных прав должны поддерживать друг друга, не вступая в противоречия. Как отметил Европейский Суд по правам человека в постановлении по делу "Боуман против Соединенного Королевства", право на свободу слова, гарантированное ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, необходимо рассматривать в свете права на свободные выборы; свободные выборы и свобода слова, в особенности свобода политической дискуссии, образуют основу любой демократической системы, оба права взаимосвязаны и укрепляют друг друга, поэтому особенно важно, чтобы в период, предшествующий выборам, всякого рода информация и мнения циркулировали свободно*(4).

Между тем ограничение негативной агитации косвенно стесняет активное и пассивное избирательные права, предусмотренные ч. 2 ст. 32 Конституции РФ. Такое стеснение мы усматриваем в том, что условием голосования (осуществления права избирать) выступает осведомленность избирателя о кандидатах. Такая осведомленность при современном состоянии коммуникаций предполагает получение разносторонней информации, распространяемой средствами телевещания. При деятельном и мотивированном использовании активного избирательного права гражданин имеет законный интерес притязать на то, чтобы его голосование имело положительный результат, выраженный в избрании тех кандидатов, в пользу которых он подает свой голос. Реализуя данный интерес, граждане вправе лично участвовать в избирательной кампании, включая кампанию агитационную, получая любую, в том числе негативную, информацию, которая способствует избранию предпочитаемых кандидатов за счет агитации против других кандидатов.

В отношении пассивного избирательного права указанные запреты тоже косвенно влекут ограничения. Конституция России (ч. 3 ст. 3) предписывает проведение свободных выборов. Свободные выборы, в свою очередь, предполагают или, по крайней мере, допускают соперничество кандидатов, избирательных объединений, альтернативно представляющих себя, свои программы, идеи и намерения. Свободная конкуренция на выборах осуществляется различными средствами, среди которых существенное значение имеет распространение избирательными объединениями и кандидатами (как и независимыми средствами массовой информации) негативной информации друг о друге, а также о политических программах, репутации и прочих характеристиках конкурентов. Вообще, негативная агитация против соперников по контрасту усиливает эффект положительной агитации и этим способна побуждать избирателей использовать право голоса, обеспечивая и самим выборам репутацию востребованного института народовластия.

Конституция РФ (ч. 3 ст. 55) позволяет законодателю ограничивать права и свободы человека и гражданина в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Как справедливо отмечает Г.А. Гаджиев, универсальный характер указанного перечня не означает, что любое из основных прав и свобод, гарантируемых Конституцией РФ, может быть ограничено для достижения любой из шести целей, перечисленных в ч. 3 ст. 55. Сопоставляя ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод с ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, он говорит, что специфика конституционного права свободно выражать мнения такова, что оно может быть ограничено в целях защиты нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Что же касается такой цели, как защита основ конституционного строя, то возникают определенные сомнения по поводу возможности ограничения свободы мнений для ее достижения*(5).

Действительно, обосновать оспариваемые запреты целями защиты основ конституционного строя не представляется возможным. Более того, конституционно предусмотренная модель свободных выборов подразумевает публичное предвыборное соперничество, протекающее при взаимной критике кандидатов, избирательных объединений. Далее, ст. 13 Конституции РФ относит к основам конституционного строя идеологическое многообразие. Оно обеспечивается не только отказом от преследования инакомыслящих или самого инакомыслия. Его реальное утверждение невозможно без публичной взаимной критики приверженцев различных политических идей, платформ, программ, особенно в таких областях гражданской активности, как выборы. В этом смысле запрет распространять призывы голосовать против кандидата, кандидатов, списка кандидатов, списков кандидатов при буквальном его истолковании ограничивает идеологическое многообразие в той мере, в какой критика идей завершается призывом голосовать против кандидатов по мотивам их идейной несостоятельности.

Сходным образом ограничивает критику идей и партий запрет описания возможных негативных последствий в случае, если тот или иной кандидат будет избран либо список кандидатов будет допущен к распределению мандатов. По условиям этого запрета критику идей и программ в телевещании, распространяемую в порядке идейно-политического плюрализма, следует ограничить абстрактным изложением их несостоятельности, но нельзя подытожить тем выводом, что их исполнение принесет вред, если сторонники таких идей будут избраны. Критика идей и программ кандидатов, избирательных объединений способствует созданию отрицательного к ним отношения и попадает под запрет. Значит, применение обсуждаемого нами запрета может объективно войти в противоречие с основами конституционного строя в том содержании, в каком они изложены в ст. 3 и 13 Конституции РФ. В этом противоречии запреты исключают применение конституционных положений в отдельных ситуациях, ограничивают состав правоотношений, на которые Конституция распространяет нормы о свободных выборах и об идеологическом многообразии.

По предмету и содержанию обсуждаемые запреты вряд ли могут иметь целью защиту здоровья, обороны страны и безопасности государства. Такие ограничения можно, в принципе, соотнести лишь с целями защиты прав и законных интересов других лиц, а также нравственности. Но и тут выясняется, что обосновать такие запреты конституционными целями защиты прав, свобод и законных интересов других лиц весьма непросто. Разумеется, негативная пропаганда задевает интересы кандидатов и может препятствовать их избранию, т.е. результативному осуществлению пассивного избирательного права. Можно предположить, что запрет негативной агитации защищает права и законные интересы "других лиц", а именно кандидатов избирательных объединений. Предположение, однако, не подтверждается.

Во-первых, если бы защита указанных прав и законных интересов требовала запретить отрицательную агитацию, то такой запрет относился бы ко всем средствам распространения информации и призывов, а не только к телевещанию. Между тем закон допускает предвыборную агитацию разного содержания, в том числе призывы голосовать против кандидата, кандидатов, списка кандидатов, списков кандидатов; описание возможных последствий в случае, если они будут избраны (допущены к распределению мандатов); распространение о них информации с негативными комментариями (за исключением агитации на телевидении); деятельность, способствующую созданию отрицательного к ним отношения избирателей. Следовательно, законодатель придерживается позиции, что негативная агитация сама по себе не нарушает ни пассивного избирательного права, ни иных прав или свобод, ни законных интересов каких-либо лиц.

Во-вторых, создание препятствий избранию кандидата средствами телевизионной агитации нельзя истолковать как нарушение его пассивного избирательного права. Право быть избранным в органы государственной власти и органы местного самоуправления, предусмотренное ч. 2 ст. 32 Конституции РФ, гарантирует гражданину не само зачисление в органы публичной власти, а лишь законную возможность быть кандидатом на выборах. Предвыборная агитация такой возможности объективно не препятствует. Выборный мандат становится объектом права лишь после получения лицом (кандидатом) нужного количества голосов или распределения мандатов внутри списка кандидатов в его пользу. Право лица получить депутатский мандат возникает не на стадии предвыборной агитации, а по итогам голосования на выборах. Агитацию ведут до избрания, и уже поэтому она никак не может нарушать право или препятствовать праву, вытекающему из акта избрания. Следовательно, защита пассивного избирательного права других лиц не может быть конституционным основанием оспариваемого нами запрета.

Обосновать конституционность оспариваемых запретов нельзя и ссылками на ст. 2 Конституции России, которая вменяет государству в обязанность признание, соблюдение и защиту прав и свобод человека и гражданина. Лица, выступающие кандидатами, не имеют таких прав и свобод, которые обязывали бы государство защищать их, издавая закон о запрете негативной предвыборной агитации. В защиту чести, достоинства, доброго имени Конституция и законодательство предназначают иные средства, нежели общий запрет любых видов деятельности, от которой известная группа прав и свобод может пострадать. Такие средства предусмотрены и избирательным законодательством. Например, согласно п. 6 ст. 56 ФЗ "Об основных гарантиях" организации, осуществляющие выпуск средств массовой информации, в случае обнародования (опубликования) ими агитационных и информационных материалов (в том числе содержащих достоверную информацию), способных нанести ущерб чести, достоинству или деловой репутации кандидата, деловой репутации избирательного объединения, обязаны предоставить соответствующему кандидату, избирательному объединению возможность до окончания агитационного периода бесплатно обнародовать (опубликовать) опровержение или иное разъяснение в защиту чести, достоинства или деловой репутации. Неисполнение указанной обязанности дает основания привлечь организации и их должностных лиц к административной ответственности на основании ст. 5.13 КоАП РФ.

Конечно, ресурсы телевещания, во-первых, заведомо ограничены для лиц, намеренных распространять информацию, а это объективно ставит пределы использованию телевещания в предвыборной агитации. Во-вторых, посредством визуальной и звуковой передачи информации широкой аудитории телевещание обеспечивает высокий агитационный эффект. Это подтверждается законодательными правилами использования в предвыборной агитации именно телевещания. Положительной целью запрета негативной агитации на телевидении законодатель мог назвать экономию ресурса телевещания посредством предпочтения наиболее ценной информации. В этом качестве он, возможно, рассматривает позитивные сообщения о программах и о самих кандидатах, поскольку они, как может казаться, мотивируют граждан участвовать в создании законной публичной власти. И тогда позитивная агитация на телевидении получила бы преимущество над негативной. Но и в этом случае, если бы такое намерение законодателя подтвердилось, стать конституционным основанием обсуждаемого запрета оно бы не смогло.

Во-первых, количественно-качественные характеристики средств, используемых в реализации прав и свобод (в данном случае свободы слова и распространения информации) не могут быть решающим критерием и основанием, позволяющим ограничить то или иное право (свободу).

Во-вторых, положительные социально-политические цели не представлены в ст. 55 Конституции РФ среди оснований ограничения конституционных свобод. Конечно, реализацию свобод в позитивном настроении и с положительными целями можно считать предпочтительной. Но поскольку человек, его права и свободы самой Конституцией РФ определены высшей ценностью (ст. 2), то иные ценности и цели не могут над свободой господствовать и ограничивать ее запретами. Решая за гражданина вопрос об акцентах и предпочтениях в использовании избирательного права и прав, ему сопутствующих, свободы слова и распространения информации, законодатель умаляет, даже отрицает их в той части, в какой сокращает пространство информационного выбора. Конституция РФ гарантирует права не под условием их осуществления лишь с положительными мотивами и с полезным эффектом, а как отдельную и высшую ценность, ради которой допускается даже правопользование с негативными настроениями и результатами, ибо это обеспечивает сохранение гражданской свободы.

Часть 3 ст. 55 Конституции РФ позволяет ограничить права и свободы человека и гражданина с целью защиты нравственности. Нравственность представляет собой сложное социально-этическое образование, где сочетаются ценности, соотнесенные с ними идеи, принципы, а также правила, усвоенные в обществе вслед за ценностными, идейно-принципиальными основаниями. Общественная нравственность выражает укоренившиеся либо сравнительно новые и подвижные убеждения, аксиоматические положения, императивы морально состоятельного поведения и мышления, сопряженные с прожитой историей, оценкой наличного состояния общества, а также с его ожиданиями.

Среди ценностно-этических предпочтений, укоренившихся в значительной части российского общества, представлена ценность согласия (гармонии) как идеального состояния. На этом основании приобретает силу безотчетного убеждения принцип единства и согласия, воспроизводимый в различных аспектах поведения, в этических правилах неопределенно большого количества людей, в речевой символике.

Например, семантика титула "Единая Россия" не сводится к утверждению территориальной целостности государства и другим отдельно взятым, важным частностям, но предназначена войти в резонанс с господствующим этическим тяготением. Ему сопутствует идеал социальной гармонии. Прежде ее отображали в понятии "мир", которое обозначало и правильное состояние общества, и саму справедливую общность людей. Понятия "благочиния", "тишины" ныне тоже устарели, но не выбыли бесследно и замещены новыми словесными формами. Этот идеал пользуется поддержкой и защитой от возмущений, способных согласие поколебать и расстроить. Отказ от единения становится нравственно тревожным, а конфликт, в том числе политическое соперничество и сопутствующие притязания на личную победу либо на избирательный успех узкой группировки, тяготеет к негативной оценке, получает окраску как предосудительный. Они способны дать повод к неприятию "антинародности", признаки которой могут открыться в поведении и высказываниях, страдающих недостатком солидарности (единения) с обществом. Это нравственное впечатление способно распространиться на интересантов, широко и деятельно применяющих агрессивную критику оппонентов ради достижения избирательных успехов.

Следовательно, в российском обществе негативная предвыборная агитация не может быть нравственно индифферентной и свободной от этической подозрительности, даже с учетом того, что личная этика другой (тоже значительной) части граждан не распознает в ней ничего предосудительного. Тот факт, что нравственные ориентиры не охватывают собой все общество, а выражают лишь склонности этически активного большинства, не опровергает их эффективности. Иначе любое нравственное построение стало бы недействительным, поскольку в любом обществе часть его членов отклоняется от преобладающих ориентиров, остается в нравственной оппозиции либо в этическом бесчувствии. С такими оговорками идея и ценность социальной гармонии с отрицанием конкуренции существуют объективно в том смысле, что они, хотя и приводятся в движение этикой, психикой, поведением людей, но в сложившемся обществе не могут быть свободно пересмотрены или отменены по усмотрению каких-либо субъектов.

Эта сторона нравственного строя не вполне корреспондирует основам строя конституционного в том содержании, в каком они изложены в Конституции РФ. Конституция России не содержит положений, пресекающих или порицающих конкуренцию и конфликты (социальные, политические и пр.), а равно норм, утверждающих социальное единение в качестве охраняемой части общественного, правового, нравственного уклада. Вместе с тем Основной закон, не опровергая указанный нравственный ориентир, берет под защиту нравственность в целом, включая, быть может, и социальную гармонию. Это дает поводы полагать, что и в ее защиту допустимо ограничение прав и свобод человека и гражданина. Однако Конституция не может распространить защиту на все области и аспекты нравственности; ее положения в этой части нельзя интерпретировать как полную свободу законодательных мер с правом вводить любые запреты.

Прямыми правовыми запретами могут пресекаться прямые, откровенно аморальные посягательства на нравственность, например посягательства на жизнь, собственность, достоинство, государственность и др., что, впрочем, не только располагается обычно в области нравственных ценностей, но и образует защищаемый объект прав человека, народа, государства, других субъектов. Учтем также, что защита нравственности законодательными запретами часто не допускается именно самой нравственностью в той мере, в какой запреты отменяют личный моральный выбор, который этическая тенденция, влиятельная в России, определяет именно как выбор свободный. Нравственная свобода в таком истолковании допускает право выбора между моральным и безнравственным, и эта альтернатива подлежит разрешению силами личной этики. Свободу выбора в пользу аморального нельзя обставить запретами именно в интересах самой нравственности, потому что запреты, как считается, нравственную свободу упраздняют. Столь же решительный вред нравственности (в ее российской версии) причиняют прямые предписания нравственного мышления и поведения, ибо и в этом случае свобода выбора отменяется, поскольку исполнение предписанного нельзя отнести к нравственному достоинству человека. Так, нравственно одобряемый (не всеми, впрочем) светский брак в рамках господствующей (пока) нравственной тенденции предпочитается внебрачному сожительству и разводу. Это, однако, не позволяет ни вменить его в обязанность, ни запретить развод.

Предусмотренная Конституцией РФ защита нравственности в большинстве случаев не позволяет свободно вводить сплошной запрет всего, что представляется морально предосудительным или, тем более, подозрительным. Допустимы, однако, такие правоограничения, которые не влекут полного запрета. С их установлением нравственно предосудительное просто теряет возможность осуществляться наравне с предпочтительным, а последнее получает преимущества. В этом случае остается в силе свобода воли, выбора, необходимая в условиях российской нравственности.

Рассматриваемые ограничения не вводят полного запрета, но поощряют нравственно предпочтительную предвыборную агитацию, а этически подозрительную ставят в менее удобное положение. Аналогичным образом, например, вводятся ограничения в рекламе, когда на рекламу пива или табака не налагают сплошного запрета, но ограничивают запретом ее демонстрации в определенное время и (или) определенными средствами, особенно в телевещании.

Итак, среди возможных конституционных оснований оспариваемых запретительных законоположений защиту нравственности учесть можно. Сам факт их издания указывает на то, что в российской нравственной реальности остается в силе предпочтение социальной, политической гармонии (мира, благочиния) и неприятие тех способов существования, что воспроизводят противостояние, конфликт, конкуренцию. Это неприятие, вероятно, распространилось и на негативную предвыборную агитацию.

Однако фактическое присутствие тенденции в общественной нравственности и даже ее преобладание сами по себе не порождают безусловной обязанности каждого человека, гражданина, конституционного правосудия к ней присоединиться и, тем более, пересмотреть нравственные убеждения. Кроме того, в российском обществе представлены и обратные этические ориентиры, не имеющие силы господствующего течения, но существующие столь же объективно. Причем сама российская этическая традиция не гарантирует мнению большинства в области нравственности заведомой правоты. Этика конкуренции и стремления к успеху имеет к тому же системные корреляции с конституционными положениями о многопартийности, идейно-политическом многообразии.

В связи с этим важно решить, полагаясь не только на объективные данные, но и на личную этическую оценку, подлежит ли общественная нравственность защите федеральным законом, ограничивающим права кандидатов, избирательных объединений на негативную предвыборную агитацию против своих соперников на телевидении. Авторы статьи, следуя своим, разумеется, предпочтениям, не находят подобное ограничение соразмерным конституционным целям. Не имея возможности точно распознать содержание убеждений других людей, полагаем все же, что нравственности взрослого вменяемого человека негативная агитация в телеэфире не повредит. В таких выводах, однако, полагаются не на доказательства, даже если ими оперируют, но на убеждения. И господствующие, и периферийные нравственные течения получают силу не в их доказуемости, а в ценностной, идейно-принципиальной убедительности. И потому вопросу об обоснованности обсуждаемого запрета гарантировано не твердое решение, а именно дискуссия. Известно, что обсуждаемый в статье вопрос не стал предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ лишь в силу формальных, процессуальных препятствий. Но так или иначе едва ли Конституционный Суд будет избавлен от необходимости его разрешения в будущем.

К.В. Арановский,

доктор юридических наук, профессор Дальневосточного

государственного университета (Владивосток)

О.Е. Шишкина,

кандидат юридических наук,

доцент Дальневосточного государственного университета (Владивосток)

"Российский юридический журнал", N 6, ноябрь-декабрь 2009 г.

------------------------------------------------------------------------------------

*(1) Цели ограничений прав и свобод человека зафиксированы в ч. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека 1948 г., которая гласит, что при осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе. В Международном пакте о гражданских и политических правах указывается, что ограничения должны вводиться, если они необходимы для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения, а также прав и свобод других лиц. В Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод основания введения ограничений закрепляются применительно к тем или иным правам и основным свободам. Например, согласно ч. 2 ст. 10 Конвенции осуществление свободы мнений может быть сопряжено с формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, установленными законом и необходимыми в демократическом обществе в интересах государственной безопасности, территориальной целостности или общественного спокойствия, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.

*(2) Этот запрет введен Федеральным законом от 5 декабря 2006 г. N 225-ФЗ // СЗ РФ. 2006. N 50. Ст. 5303.

*(3) Избирательное право и избирательный процесс в решениях Конституционного Суда РФ. 2000-2007: в 2 т. М., 2008. Т. 2. С. 161.

*(4) См.: Боуман против Соединенного Королевства: Постановление Европейского Суда по правам человека от 29 января 1998 г. // URL:http://www.mmdc.ru/european-court/map/single/1998 (дата обращения: 16.05.2009).

*(5) Избирательное право и избирательный процесс в решениях Конституционного Суда РФ. Т. 1. С. 464-465.