Компетенция органов конституционного контроля в рамках "американской" и "европейской" моделей конституционного правосудия: специфика реализации (А.А. Клишас, "Законодательство", N 7, июль 2010 г.)

Компетенция органов конституционного контроля в рамках "американской" и "европейской" моделей конституционного правосудия: специфика реализации

В научной литературе специализированные институты конституционного контроля традиционно понимаются как формально внеполитические государственные органы, осуществляющие свои полномочия в целях защиты основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обеспечения верховенства Основного закона государства на всей его территории*(1).

В связи с этим в целом весьма демократичной*(2) - с точки зрения организации судебного контроля в рамках "американской" (североамериканской) модели - представляется закрепленная в действующем законодательстве Соединенных Штатов Америки ситуация, при которой конституционный контроль согласно толкованию ст. III Конституции 1787 г.*(3) осуществляется всеми федеральными судами общей юрисдикции: "Судебная власть Соединенных Штатов предоставляется одному Верховному суду и таким нижестоящим судам, какие Конгресс может время от времени учреждать... Судебная власть распространяется на все дела, основанные на праве и справедливости, возникающие на основе... Конституции, законов Соединенных Штатов и международных договоров..."*(4).

С учетом исторически сложившегося принципа разделения властей и системы "сдержек и противовесов" федеральные суды ограничены в применении общеполитических принципов при выяснении абстрактных правовых вопросов. Суды общей юрисдикции (courts of ordinary jurisdiction) вправе применять только те законы, которые относятся к содержанию действительного спора между заинтересованными сторонами с явно выраженными противоборствующими интересами*(5).

Вместе с тем исходя из того факта, что при "американской" модели конституционного правосудия полномочиями контрольного характера обладают либо все судебные учреждения общей юрисдикции, либо верховный общенациональный суд и высшие судебные инстанции субъектов федерации*(6), применительно к Соединенным Штатам важно иметь в виду следующее. Возможность, причем отнюдь не декларированная, судов штатов принимать к своему рассмотрению "дела" и "тяжбы", непосредственно основанные на федеральном законодательстве, вытекает из принципа верховенства федерального права, закрепленного в ст. VI Конституции 1787 г. и действующем законодательстве: "Районные суды*(7) рассматривают все гражданские иски, - отмечается по поводу применения федерального права, - которые подлежат разрешению на основании конституции, законов или заключенных международных договоров США"*(8).

Иными словами, региональные (штатов) суды общей юрисдикции обязаны толковать федеральные статуты и объявлять их недействительными, если они не соответствуют Конституции страны. В свою очередь, решения федеральных судов и региональных (штатов) судов по вопросам конституционно-правового характера могут быть пересмотрены Верховным судом при рассмотрении апелляций на эти решения. "Каждая сторона может подать в Верховный суд апелляционную жалобу на промежуточное и окончательное решение, приговор или определение любого суда, - читаем в § 1252 раздела 28 Свода законов США по поводу прямой апелляции на постановления, связанные с признанием недействительными актов высшего законодательного органа страны, - объявляющие акт конгресса неконституционным при рассмотрении гражданского иска или требования или ведении производства, в которых США, их агентство, а также должностные лица или служащие как таковые являются стороной"*(9).

Поэтому вполне закономерно, что именно апелляционная юрисдикция "выступает в роли основного средства реализации Верховным судом своего решающего положения в регулировании федеративных отношений. При этом предусматривается, что предмет обжалуемого решения должен подпадать под юрисдикцию всей федерации", т.е. в самом исковом заявлении в обязательном порядке должен присутствовать вопрос федеральной, общегосударственной значимости*(10).

Вместе с тем исключительно важным обстоятельством, характеризующим одну из особенностей американской теории и практики применения судебного прецедента, представляется факт широкого распространения требований принципа "stare decisis" на все без исключения нижестоящие суды "не только в отношении правоположений, складывающихся в процессе рассмотрения конкретных дел, но и в результате толкования высшими судебными инстанциями на федеральном уровне и уровне отдельных штатов текущих законов и конституционных актов..."*(11).

Однако следует отметить, что в американском (вернее, североамериканском) варианте традиционный принцип разделения властей*(12) получил такое практическое воплощение в государственно-политической и конституционно-правовом механизме, "которое характеризуется не столько разделением (separation) властей, сколько разделением (sharing) некоторой части одних и тех же функций между различными властями. Это обстоятельство делает зачастую весьма расплывчатыми и подвижными границы компетенции государственных органов. Отсюда постоянное движение - "балансировка" в рамках этого принципа... Важную роль в этой "балансировке" играет Верховный суд США"*(13).

Целевой характер деятельности институтов конституционного контроля и конституционного правосудия во многом определяет специфику статуса и юрисдикции судебного или квазисудебного*(14) (административно-политического) органа, его осуществляющего. Исходя из этого представляется необходимым выделить ряд общих черт, присущих правовому положению и полномочиям органов конституционного контроля в зарубежных странах, чтобы на основе имеющихся общих тенденций и закономерностей показать характерные особенности и некоторые специфические черты организации системы конституционной юстиции в государствах, относящихся к разным правовым традициям. Речь идет, в частности, о Франции (где своеобразие конституционного контроля определяется его двойственной природой*(15), в качестве институциональных проявлений которой можно рассматривать деятельность двух специализированных органов - Конституционного совета, осуществляющего контроль за конституционностью актов, принимаемых парламентом, и Государственного совета, контролирующего нормотворческую деятельность исполнительной власти; отмеченный "дуализм" определенным образом как бы выводит французскую систему конституционного контроля за рамки известных моделей специализированной юстиции) и Соединенных Штатах, а также о ряде стран Латинской Америки.

С научно-методологической точки зрения предложенная схема сравнительно-правового анализа видится наиболее целесообразной в связи с тем, что, во-первых, она наглядно иллюстрирует принципиальные процедурно-процессуальные отличия "европейской" и "американской" (североамериканской) моделей организации конституционной юстиции, во-вторых, по нашему мнению, позволит соотнести институты конституционного правосудия с классическими государственными структурами, характерными для развитого парламентаризма и конституционализма.

Отметим, что статус и компетенция органов конституционного контроля подвижны и имеют тенденцию (несмотря на модель, традиционно или на протяжении длительного периода действующую в соответствующем государстве, либо ее модификации с учетом особенностей политико-правового развития конкретной страны) к существенному расширению. Общим, причем, на наш взгляд, вполне закономерным явлением (отрицать которое и в доктрине, и в правоприменительной практике становится уже признаком дурного тона) представляется тот факт, что расширение юрисдикционных рамок, каким-либо образом ограничивающих функции и сферу полномочий контрольных институтов, происходит преимущественно путем легитимации присвоенных прерогатив.

При этом высказывания аналитиков о том, что действиями подобного рода еще более нарушается баланс (об условности и относительности которого как раз и говорят тенденции, рассматриваемые нами) соотношения властей в рамках не только "классической триады", но и в ее многочисленных модификациях, уже мало кого удивляют*(16).

На первый взгляд может показаться (и подобный вывод некоторым образом "провоцируется" содержанием настоящего исследования), что процесс увеличения объема властных функций, в том числе посредством толкования и "детализации" норм конституции и текущего законодательства, в основном характерен для тех государств, в которых превалирующее значение имеют суды общей юрисдикции. Несомненно, у подобной оценочной методологии есть своя логика, подтверждаемая деятельностью, в частности, Верховного суда Соединенных Штатов, своими решениями не только трансформировавшего собственный статус и место в государственно-политической системе страны, но и расширившего рамки тех сравнительно ограниченных полномочий, которые были предоставлены высшей федеральной судебной инстанции в ст. III Конституции 1787 г.*(17)

Однако анализ организации и деятельности конституционного контроля позволяет констатировать следующее. Во многом схожие процессы наблюдаются и в тех странах, где доминирование судов общей юрисдикции не столь очевидно, как в Соединенных Штатах и тех государствах, судебным системам которых в той или иной степени присущи элементы заимствования принципов и институтов, чаще всего ассоциируемых с "американской" (североамериканской) моделью конституционной юстиции.

Примером, на наш взгляд, может служить Франция*(18), где изначально двумя основными сферами полномочий Конституционного совета были, с одной стороны, надзор за подготовкой выборов и проведением голосования*(19), с другой - контроль за соответствием Конституции законодательных актов и иных правовых предписаний, принимаемых парламентом*(20): "Конституционный Совет вначале поторопился достаточно жестко определить свою компетенцию, - отмечает один из исследователей, - установив, что она "строго ограничена рамками Конституции" (решение от 14 сентября 1961 года) и органическим законом о Конституционном Совете (решение от 6 ноября 1962 года). На основании этого, к примеру, Совет самоустранился от проверки закона о финансовом контроле"*(21).

Однако начиная с 1965 г. Конституционный совет принимает ряд принципиальных по своей значимости постановлений, отражающих прямо противоположную динамику, а именно тенденцию к расширению сферы осуществления эффективного конституционного надзора за соблюдением конституционной законности. Из этого следует, что если не де-юре, то во всяком случае де-факто орган конституционного контроля, непосредственно созданный для охраны и защиты Основного закона Пятой республики, своими постановлениями существенным образом расширил рамки собственной компетенции. Так, решением от 16 июля 1971 г. Конституционный совет признал себя компетентным в том, что касается опротестования законов, противоречащих правам и свободам, о которых упоминается в небольшой преамбуле*(22) к действующей Конституции.

"Совет, - констатирует один из исследователей, - после обращения в него председателя Сената должен был оценить конституционность закона, который, меняя либеральный режим, установленный законом от 1 июля 1901 года, предусматривал контроль за созданием ассоциаций. Совет признал этот документ не соответствующим важному и фундаментальному принципу, признанному законами Республики. Тем самым он расширил понятие Конституции. Отныне оно включало в себя преамбулу, которая утверждает юридическую ценность основных прав и свобод, изложенных в Декларации прав человека 1789 года, экономические и социальные права, провозглашенные в 1946 году, а также "фундаментальные принципы, признанные законодательством Республики", на которые ссылалась преамбула Конституции 1946 года"*(23).

Нельзя не подчеркнуть, что подобная тенденция расширения и легитимации полномочий институтов конституционного контроля во Франции предопределила известную специфику правотворческого процесса*(24). С этого периода ни один законопроект не может быть подготовлен и внесен в парламент без того, чтобы инициаторы принятия последнего, представляющие исполнительную или законодательную власть, не исследовали вопрос о его соответствии Декларации прав человека и гражданина 1789 г. и Конституции в том виде, в каком названные документы толкуются Конституционным советом.

Процесс фактического выхода Конституционного совета за рамки юрисдикции, строго определенной в положениях ст. 56-63 раздела VII Основного закона, позволяет расширительно интерпретировать объем полномочий институтов конституционного контроля. В том числе и за счет того, что обычной практикой со временем становятся обращения к Конституционному совету за консультациями в процессе работы над законопроектами, более того - его решениям подчас придается столько же значения, сколько и парламентским дебатам при их обсуждении. Причем в ряде своих постановлений - а именно от 10 марта 1966 г. и от 27 апреля 1977 г. - "Совет определил, что сфера законодательной регламентации не ограничивается рамками статьи 34 Конституции*(25), но и распространяется на все вопросы, предусмотренные в органических законах. Далее Совет в своих решениях от 26 июня 1969 года и от 24 октября 1969 года признал лишь за органическим законом право отступления от действия общих принципов"*(26).

На сегодняшний день (в том числе доктриной) признанным является право на вмешательство Конституционного совета в деятельность законодательной и исполнительной власти не только в рамках реализации по отношению к главе государства процедуры отрешения от должности*(27), но также и в случае его добровольной отставки или кончины, что было достигнуто и закреплено посредством заявлений Конституционного совета от 28 апреля 1969 г. и от 3 апреля 1974 г.*(28).

Напомним, что в неоднократно упоминавшемся разделе 2 ст. III Конституции Соединенных Штатов ("Судебная власть распространяется на все дела, основанные на праве и справедливости...") о полномочиях конституционного контроля можно лишь догадываться, причем с большой долей условности. В связи с этим роль судебного толкования (как формы создания правовых норм) приобретает, по существу, первостепенное значение. На этот факт обращают внимание многие исследователи, констатируя следующее: "То, что американское общество называет правом, на самом деле представляет собой итоговый результат процесса по принятию судебных решений, вытекающих из разрешения коллизий индивидуального характера"*(29).

Известное увеличение роли правотворчества, осуществляемого органами судебной власти, тем или иным образом (на отдельных этапах государственного строительства вообще имевших доминирующий характер) было связано с уменьшением, более того - умалением роли законодательных актов, принимавшихся Конгрессом или легислатурами штатов. Поэтому Верховному суду грех было этим не воспользоваться, тем более если в результате последнего роль и значение суда существенно возрастают, а Конгресса и региональных (штатов) легислатур - снижаются или ставятся под определенный контроль (легитимность которого определяется все тем же судом) вплоть до известного "блокирования" их деятельности.

Симптоматично, что начиная с решения 1803 г. по делу Marbury v. Madison, когда суд впервые признал неконституционным акт высшего законодательного органа страны, прослеживается четкая тенденция роста количества решений, которыми Верховный суд, если использовать терминологию ряда авторов, в той или иной степени парализовал нормотворческие акции органов законодательной власти федерального и регионального уровней.

Критически оценивая те специфические черты, которыми характеризовалось становление современной американской правовой системы, в рамках которой статус прецедентного ("казуального") права на фоне писаных законодательных актов традиционно исключительно высок, нельзя не поддержать вывод О.А. Жидкова: "Сам механизм правотворчества Верховного суда сложился в процессе формирования судебной и правовой системы США и непосредственно связан с унаследованным из английской практики правилом прецедента (stare decisis), которое сделало возможным превращение судебных решений в важнейший источник права и расцвет на американской почве "казуального" права..."*(30).

Вместе с тем обращает на себя внимание тот парадоксальный факт американской теории и практики применения прецедента, тем или иным образом характеризующий специфику отношений между общенациональными судебными органами и судами штатов: в исследуемой стране на федеральном уровне отсутствует судебный институт, который мог бы координировать и обобщать весьма дифференцированную и противоречивую судебную практику, имеющую место на уровне отдельных штатов. Это означает, что в Соединенных Штатах отсутствует судебный орган, который бы, занимаясь обобщением практики применения нижестоящими судами тех или иных нормативных правовых актов, и принимал по результатам ее обсуждения "руководящие" или иные разъяснения, прецедентные по своему характеру.

Иными словами, проводя сравнительно-правовые параллели, можно с уверенностью констатировать, что деятельность Верховного суда, связанная с расширением собственной юрисдикции (за счет прямого или косвенного вторжения в сферу полномочий органов законодательной власти), в частности посредством судебного правотворчества, ничем принципиально не отличалась от действий Конституционного совета Франции*(31).

Среди общих закономерностей, присущих исследуемой сфере общественных отношений и способствующих трансформации компетенции специализированных органов конституционного контроля в зарубежных государствах, нам видится обоснованным выделение следующих ее составляющих, о некоторых из которых отчасти уже говорилось, но лишь в контексте сравнительно-правового анализа "европейской" модели судебного конституционного контроля.

Во-первых, орган конституционного контроля разрешает дела о соответствии действующей Конституции законодательных актов, принимаемых парламентом, делегированного законодательства, нормативных предписаний главы государства и правительства*(32).

Во-вторых, на предмет соответствия Конституции проверяются международные договоры и соглашения с участием этого государства. Причем в тех странах, где в качестве базовой концепции применения международных договоров признается "теория трансформации", подобного рода контроль, как правило, осуществляется в отношении соответствующих законов государства, инкорпорирующих нормы тех или иных международных договоров. В тех же государствах, где за основу берется "теория непосредственного действия" международного права, чаще речь идет о проверке соответствия действующей Конституции страны не вступивших в силу международных договоров с ее участием*(33).

В-третьих, федеративное устройство государства не может не наложить известный отпечаток на юрисдикцию органа конституционного контроля в части проверки им на предмет соответствия Конституции страны различного рода нормативных актов общенационального и регионального уровня. Сложное государственно-политическое устройство предполагает в числе прочих признаков наличие относительно автономных массивов законодательства на уровне субъектов федерации. Такие массивы, как правило, возглавляются нормативными актами учредительного характера, которые могут называться в зарубежных государствах конституциями субъектов федерации, уставами.

Подобное усложнение законодательной системы определяет выделение в качестве объекта конституционного контроля соответствие Основному закону страны учредительных документов субъектов федерации, а также их статутов, делегированного законодательства и других нормативных правовых актов.

В-четвертых, федеративное устройство государства также предопределяет существование конституционных и административных договоров между центром и субъектами федерации. Аналогичным образом факт их существования дополняет систему законодательства государства и требует повышенного внимания к соответствию Конституции страны составляющих нового (назовем его условно договорным) пласта нормативного материала*(34).

В-пятых, одна из отличительных особенностей стран с развитой системой судебных прецедентов заключается в том, что подчас суды в таких государствах уполномочены осуществлять контроль за конституционностью не только текущего законодательства, но и за применением принципов общего права. "Апелляционная юрисдикция Верховного суда... распространяется на дела, - писал в одном из своих эссе Александр Гамильтон, - решаемые различными способами, некоторые в рамках общего права, а другие гражданского права. В первом случае проводится только пересмотр применения закона, что, в общем, и есть дело Верховного суда; во втором пересмотр, по существу, приводит к согласию с традицией, а решения по некоторым делам... могут оказаться важными для поддержания общественного мира"*(35).

В-шестых, не менее важной является такая сфера деятельности органов конституционного контроля, как рассмотрение жалоб и обращений на нарушение конституционных прав и свобод граждан. Указанные полномочия органов конституционной юстиции не являются типичными для европейской ("кельзеновской") модели специализированного конституционного контроля, однако*(36), учитывая, что исторически основы и базовые принципы концепции конституционного контроля закладывались еще в средневековой Великобритании в связи в первую очередь с утверждением "Habeas Corpus Act", предоставление институтам конституционной юстиции указанных полномочий кажется вполне обоснованным*(37).

В-седьмых, среди важнейших полномочий органов конституционного контроля в зарубежных странах в последнее время известное значение приобретает право органа, осуществляющего специализированный контроль, давать официальное непосредственное или латентное толкование норм Основного закона страны.

В-восьмых, особое значение при осуществлении органами конституционного контроля правоприменительной деятельности играет концепция прямого действия Основного закона той или иной страны. Из практики государств, использующих преимущественно "американскую" (североамериканскую) модель конституционной юстиции, нам представляется возможным обозначить по крайней мере три общие ситуации, при которых подобные ссылки являются весьма эффективными.

Подводя итоги, сформулируем некоторые предварительные теоретические выводы и обобщения.

1. В настоящее время институт конституционного (судебного или квазисудебного) контроля приобрел тенденцию к универсализации. Этот институт присущ подавляющему большинству современных государств. Однако непосредственным условием его существования признается наличие по крайней мере зарождающихся элементов демократической государственности.

Причинами универсализации института специализированного конституционного контроля, на наш взгляд, являются: с одной стороны, общее признание идеи правового государства и разработка не только его "аморфных" телеологических и аксиологических составляющих, но и сугубо юридико-технических элементов, с другой - развитие идеи верховенства права и его основного источника - конституции.

Верховенство конституции в правовой системе государства означает иерархическую подчиненность ей не только всех иных источников права, т.е. учет не только формально-юридического компонента верховенства права, но и всех ветвей власти, в частности законодательной, т.е. учет в том числе и институциональных компонентов верховенства права.

Наиболее эффективной правовой гарантией верховенства права признается судебный конституционный контроль, осуществляемый автономным специфическим по принципам и процедурам своего функционирования органом конституционного контроля.

В качестве иных причин повышения роли конституционной юстиции в мире некоторые зарубежные авторы, в числе которых известный польский конституционалист Л. Гарлицкий, называют изменение характера самих конституций в результате социализации многих предписаний этих актов: "Требовалось защитить соответствующие нормы, - признает исследователь, - относящиеся к организации общества, основанные на конкретной системе ценностей, от изменяющихся настроений парламентского политического большинства"*(38). В рамках реализации этой цели существенно выросло значение конституционной юстиции.

2. Современный институт конституционного контроля отличается своей вариативностью. Формы конституционного контроля все труднее сводить к двум основным моделям - "американской" и "европейской". Обозначилась тенденция к возникновению многочисленных смешанных форм, "в которых в той или иной комбинации сочетаются определенные черты, присущие различным моделям"*(39).

При сохранении принципиального различия между "американской" (децентрализованной) и "европейской" (централизованной) моделями конституционного контроля и конституционного правосудия, в организационном плане выражающегося в существовании или отсутствии специализированных органов конституционной юстиции, эти модели во многих странах приобретают комплексный характер - в первую очередь в рамках компетенции судебных органов, а также в части применяемых ими форм и видов конституционного контроля.

Следует отметить, что в ряде стран утверждается собственно "смешанная" модель конституционной юстиции, для которой характерно сочетание не только различных форм и видов контроля, но и осуществление его как судами общей юрисдикции, так и специализированными органами конституционного правосудия. Примерами таких государств являются Греция, Португалия, Бразилия, ЮАР.

Одной из основных причин непринятия в Западной Европе, государствах - членах СНГ и Латинской Америке североамериканской модели конституционного контроля является усиление в послевоенный период роли исполнительных органов государственной власти и уменьшение реальной значимости представительных и судебных (общей юрисдикции) институтов.

Закрепление полномочий, направленных на осуществление конституционного контроля за каким-то одним судебным органом, и лишение таких полномочий всех остальных судов могут быть интерпретированы как механизм ослабления роли суда в системе органов публичной власти, значительность которой характерна для Соединенных Штатов и способствует защите естественных прав человека и гражданина от злоупотреблений со стороны представительных и исполнительных органов, нередко оказывающих существенное влияние на деятельность системы общих судов.

Нельзя не отметить, что среди европейских государств тенденция к ослаблению судебной власти наиболее ярко проявилась во Франции, где вместо Конституционного суда, который, несмотря ни на что, все же является судебным органом в его традиционном понимании, создали квазисудебную "дуалистическую" конструкцию в виде Конституционного совета (осуществляющего контроль за соответствием Конституции актов парламента) и Государственного совета (контролирующего нормотворческую и правоприменительную деятельность исполнительной власти) с существенно ограниченной компетенцией и повышенным вниманием к инцидентности их деятельности.

Суды общей юрисдикции в Западной Европе оказались неподготовленными к эффективному осуществлению конституционного контроля. Недостатками "американской" (североамериканской) модели в этой связи были признаны "связанность суда при разрешении конституционных вопросов рассматриваемых им уголовных и гражданских дел, длительность судопроизводства, обязывающий характер принимаемых решений лишь для сторон в конкретном деле, предоставление возможности оспаривать неконституционность нормативных актов и действий только частными лицами"*(40).

3. Критерием выделения "европейской" и "американской" моделей конституционного контроля и конституционного правосудия выступает их содержательный элемент.

Так, "американская" модель предполагает осуществление конституционного контроля в рамках общей судебной системы. Поэтому, во-первых, судебный контроль здесь имеет последующий характер, во-вторых, прослеживается его неразрывная связь с рассмотрением конкретного дела и действует требование к осуществлению такого контроля одновременно с рассмотрением конкретного дела.

Подобная система может быть централизованной и децентрализованной. При децентрализованном характере любой суд общей юрисдикции вправе отказаться применять закон и решить дело на основе конституции, хотя это и не будет означать признание факта недействительности оспариваемого нормативного акта. Иначе говоря, нуллификация закона как таковая будет отсутствовать. Признать недействительным нормативный акт при такой системе вправе только высший судебный орган в государстве. В частности, в Соединенных Штатах лишь решение Верховного суда означает нуллификацию соответствующего закона. При централизованном характере нижестоящие суды теряют даже право не применять закон, признанный неконституционным, которое остается только у высшего судебного органа страны.

В свою очередь, "европейская" модель, теоретически разработанная, как указывалось ранее, Гансом Кельзеном, означает, что конституционный контроль осуществляется специально созданным органом конституционного контроля. Этот орган имеет, по существу, квазисудебный характер, даже если судебный процесс в нем максимально приближен к процедурам судопроизводства в классических судах. Конституционный контроль в рамках такой модели является абстрактным, т.е. осуществляемым безотносительно конкретного дела.

Орган конституционного контроля в рамках "европейской" модели наделен функциями, не свойственными судебным органам, к числу которых можно отнести дачу консультативных заключений, вынесение абстрактных решений о толковании права и т.д.

Деятельность подобных институтов конституционной юстиции характеризуется следующими признаками: а) решения автономных органов конституционного контроля всегда имеют общеобязательный характер в отношении всех субъектов права, а не конкретных сторон и не подлежат обжалованию; б) вопрос о праве при рассмотрении дел в такого рода органах отделен от анализа обстоятельств дела; в) при европейской модели конституционного контроля нередко нарушается принцип связанной компетенции; г) в некоторых государствах иногда имеет место "предварительный конституционный контроль"*(41).

Недостатки "европейской" модели, по нашему мнению, следующие: во-первых, конституционный контроль европейского типа по процессуальным процедурам "не совсем судебный"; во-вторых, происходит сосредоточение полномочий в одном органе; в-третьих, все остальные судебные институты лишаются полномочий в части конституционного контроля и теряют в связи с этим известную часть своей независимости, поскольку они обязаны следовать толкованиям, даваемым официальным органом конституционного контроля.

Суды общей или специальной юрисдикции, столкнувшиеся с несоответствием какого-либо закона действующей конституции, нередко вынуждены обращаться в орган конституционного контроля за толкованием и, в принципе, должны следовать принятому по этому поводу решению. В то же время в европейской доктрине и правоприменительной практике часто констатируется, что исполнение подобных решений является правом судов общей юрисдикции, а не их обязанностью, т.е. суды вправе отказаться применять закон в деле и решить соответствующую юридическую проблему на основании конституции. Таким образом, классическая европейская модель конституционного контроля существенно видоизменяется и модернизируется.

4. Институты конституционной юстиции монополизируют функцию конституционного контроля и конституционного правосудия, становясь своего рода контрзаконодателем. При этом процесс создания органом конституционного контроля общеобязательного юридического предписания довольно непродолжителен, в связи с чем возникает вопрос о качестве подобной формы толкования.

При североамериканском конституционном контроле нормотворчество не одномоментно: то или иное решение судебного органа приобретает характер общей нормы в процессе "сложения", т.е. де-факто имеет место растянутость формирования судебного предписания во времени, следовательно, процедура его "создания" приближается к парламентской.

На этом фоне органы конституционного контроля европейского типа не дают гарантий выкристаллизации нормы, а принятое предписание сразу приобретает общеобязательный характер, порой с нарушением установленной процедуры.

Список литературы

1. Арбузкин А.М. Конституционное право зарубежных стран. М., 2005.

2. Боботов С.В. Правосудие во Франции. М., 1994.

3. Федералист. Политические эссе Александра Гамильтона, Джеймса Мэдисона, Джона Джея. М., 1994.

4. Жидков О.А. Верховный суд США: право и политика. М., 1985.

5. Иностранное конституционное право / Под ред. В.В. Маклакова. М., 1996.

6. Конституции буржуазных государств: Учебное пособие / Сост. В.В. Маклаков. М., 1982.

7. Конституции государств Европейского союза. М., 1997.

8. Конституционное (государственное) право зарубежных стран. М., 2003.

9. Марченко М.Н. Судебное правотворчество и судейское право. М., 2007.

10. Маунц Т. Государственное право Германии. М., 1959.

11. Михайлова М.Ю. Институт федерального вмешательства в зарубежных странах. М., 2005.

12. Мишин А.А. Государственное право США. М., 1976.

13. Никифорова М.А. Проблемы конституционного права в практике Верховного суда США. М., 1982.

14. Черниловский З.М. От Маршалла до Уоррена. Очерки истории Верховного Суда США. М., 1982.

15. Чиркин В.Е. Конституционное право зарубежных стран. М., 1997.

16. Чудаков М.Ф. Конституционное право США. Основные институты. Минск, 1999.

17. Шахрай С.М. Федерализм и конституционное правосудие: Дис. ... докт. юрид. наук. СПб., 2001.

18. Cabrera Acevedo L. El Constituyente de Filadelfia de 1787 y la judicial review. Mexico, 2005.

19. Cox A. The Role of the Supreme Court in American Government. Oxford, 1976.

20. Deutsch K.W. Politica y Gobierno. Mеxico, 1993.

21. Enrique Sanchez G. Constitucion Espanola Comentada Paraninfo. S.A. Madrid, 2001.

22. Ferrando Badia J. Regimenes Politicos Actuales. Madrid, 1995.

23. Irons M. A People's History of the Supreme Court. N. Y., 1999.

24. Nowak J., Rotunda R., Young N. Handbook on Constitutional Law. St. Paul (Minn.), 1978.

25. Ruiz Torres, Humberto Enrique. Curso general de amparo. Mexico, 2007.

26. Samuel E.M., Commager H.S., Leuchtenburg W.E. Breve historia de los Estados Unidos. Mexico, 2003.

А.А. Клишас,

доктор юридических наук

"Законодательство", N 7, июль 2010 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См., напр.: Deutsch K.W. Politica y Gobierno. Mexico, 1993. P. 326-330, 448-456, 463-469.

*(2) См.: Nowak J., Rotunda R., Young N. Handbook on Constitutional Law. St. Paul (Minn.), 1978. P. 1; Irons M. A People's History of the Supreme Court. N. Y., 1999; Samuel E.M., Commager H.S., Leuchtenburg W.E. Breve historia de los Estados Unidos. Mexico, 2003; Cabrera A.L. El Constituyente de Filadelfia de 1787 y la judicial review. Mexico, 2005.

*(3) См.: Мишин А.А. Государственное право США. М., 1976. С. 30.

*(4) Цит. по: Конституции буржуазных государств: Учебное пособие / Сост. В.В. Маклаков. М., 1982. С. 29.

*(5) См. подробнее: Ferrando Badia J. Regimenes Politicos Actuales. Madrid, 1995. P. 574-589.

*(6) См.: Судебные системы капиталистических государств: Сборник нормативных актов. М., 1984. С. 63 (раздел 28 Свода законов США).

*(7) Подчеркнем, что суды первой инстанции в Соединенных Штатах, обладая правомочиями выносить решения о неконституционности нормативных актов, по сложившейся за долгие годы традиции этим правом пользуются крайне редко и неохотно, вынося решения подобного рода лишь в том случае, если решений о недействительности статутов и иных правовых документов нельзя избежать. См.: Чудаков М.Ф. Конституционное право США. Основные институты. Минск, 1999. С. 109-115.

*(8) Цит. по: Судебные системы капиталистических государств. С. 65 (§ 1331 главы 85 раздела 28 Свода законов США).

*(9) Цит. по: Там же. С. 64 (часть IV ("Подведомственность и подсудность") главы 81 раздела 28 Свода законов США).

*(10) См.: Михайлова М.Ю. Институт федерального вмешательства в зарубежных странах. М., 2005. С. 53. Говоря об окончательном характере постановлений районных судов, законодатель особо отмечает: "Апелляционные суды управомочены рассматривать апелляционные жалобы на окончательные постановления районных судов... за исключением случаев, когда возможен их прямой пересмотр Верховным судом" (цит. по: Судебные системы капиталистических государств. С. 64 (§ 1291 главы 83 раздела 28 Свода законов США).

*(11) Цит. по: Марченко М.Н. Судебное правотворчество и судейское право. М., 2007. С. 117.

*(12) Говоря о принципе разделения властей, один из "отцов-основателей" Соединенных Штатов Александр Гамильтон писал в своем политическом эссе: "То, что высшую и конечную юрисдикцию должен осуществлять один суд, не оспаривается и едва ли будет оспариваться... В этой связи, по-видимому, поднимался только один вопрос: должен ли этот суд существовать отдельно или быть ответвлением законодательной власти..." (цит. по: Гамильтон А. Федералист N 81 // Федералист. Политические эссе Александра Гамильтона, Джеймса Мэдисона, Джона Джея. М., 1994. С. 520).

*(13) Никифорова М.А. Проблемы конституционного права в практике Верховного суда США. М., 1982. С. 45.

*(14) См., напр.: Сивицкий В.А. Французская республика // Конституционное (государственное) право зарубежных стран. М., 2003. С. 297.

*(15) См., напр.: Арбузкин А.М. Конституционное право зарубежных стран. М., 2005. С. 344-347; Ruiz Torres, Humberto Enrique. Curso general de amparo. Mexico, 2007. P. 4-14.

*(16) См.: Enrique Sanchez G. Constitucion Espanola Comentada Paraninfo.S.A. Madrid, 2001. P. 170-173.

*(17) См.: Ruiz Torres, Humberto Enrique. Op. cit. P. 35-41.

*(18) См., напр.: Ferrando Badia J. Op. cit. P. 363-364; Ruiz Torres, Humberto Enrique. Op. cit. P. 5-7. 

*(19) Согласно ст. 58 Конституции Франции 1958 г. "Конституционный совет следит за правильностью избрания Президента Республики. Он рассматривает протесты и объявляет результаты голосования". Аналогичные функции (ст. 59) Конституционный совет исполняет и в отношении формирования высшего законодательного органа страны, вынося решения "о правильности избрания депутатов и сенаторов, если результаты их выборов оспариваются". Наконец, Конституционный совет (ст. 60) "осуществляет надзор за правильностью проведения референдума и объявляет его результаты" (Конституция Французской Республики // Конституции государств Европейского союза. М., 1997. С. 676, 677).

*(20) Статья 61 Конституции Франции устанавливает следующий порядок. Органические законы до их промульгации и регламенты палат Парламента до их применения должны быть представлены в Конституционный совет, который высказывается об их соответствии Конституции. Обращение, направленное субъектами подобной инициативы в Конституционный совет, приостанавливает течение срока промульгации. Положение, объявленное неконституционным, не может быть ни промульгировано, ни применено (см.: Конституция Французской Республики. С. 677).

*(21) Цит. по: Боботов С.В. Правосудие во Франции. М., 1994. С. 65.

*(22) Общеизвестно, что Декларация прав человека и гражданина не вошла в основной текст Конституции Пятой республики. Упоминание о ней содержится лишь в преамбуле, декларирующей: "Французский народ торжественно провозглашает свою приверженность Правам Человека и принципам национального суверенитета, как они были определены Декларацией 1789 г., подтвержденной и дополненной преамбулой Конституции 1946 г.".

*(23) Цит. по: Боботов С.В. Указ. соч. С. 66.

*(24) См.: Маклаков В.В. Политические институты и конституционное право Франции // Иностранное конституционное право. М., 1996. С. 108.

*(25) Статья 34 раздела V Конституции Франции 1958 г. регламентирует полномочия высшего органа законодательной власти Франции в области законотворчества, четко определяя сферы общественных отношений, регулируемые актами парламента.

*(26) Цит. по: Боботов С.В. Указ. соч. С. 66.

*(27) Напомним, что раздел IX Конституции Франции посвящен одному из специализированных судебных учреждений - Высокой палате правосудия (la Haute Cour de Justice), как бы стоящей вне рамок обычных органов судебной власти. К компетенции этого публичного института относится рассмотрение дел по обвинению президента в государственной измене (ст. 68) или членов правительства - в совершении преступных действий в ходе исполнения своих должностных обязанностей (ст. 68.1-68.3 раздела Х Конституции).

*(28) См. подробнее: Конституции государств Европейского союза. М., 1997. С. 666-667 (ст. 7 Конституции Французской Республики).

*(29) Цит. по: Cox A. The Role of the Supreme Court in American Government. Oxford, 1976. P. 1.

*(30) См.: Жидков О.А. Верховный суд США: право и политика. М., 1985. С. 102.

*(31) Правда, следует иметь в виду следующее обстоятельство: в отличие от Верховного суда, Конституционному совету для осознания своей "исторической" роли в политическом процессе Франции потребовалось всего лишь несколько - менее пяти - лет. Высшему общенациональному судебному органу Соединенных Штатов пришлось проделать путь более чем в пятьдесят лет (после решения 1803 года) для того, чтобы вновь заявить о себе как об институте конституционного контроля. Речь идет об отмене федерального закона 1820 г. (решение Верховного суда 1857 г., известное в американском конституционализме в качестве "Миссурийского компромисса"), позволившего на некоторое время сохранить своего рода статус-кво между рабовладельческим Югом и промышленным Севером. Об этом см.: Dred Scott v. Sanfort. 60 U. S. (19 How) 393 (1857).

*(32) См.: Сивицкий В.А. Указ. соч. С. 297-298; Арбузкин А.М. Указ. соч. С. 346; Чиркин В.Е. Конституционное право зарубежных стран. М., 1997. С. 374.

*(33) См. подробнее: Prieto L.M. Cazorla, Alcubilla E. Arnaldo, Garcia F. Roman. Temas de Derecho Constitucinal. Madrid, 2000. P. 457-575.

*(34) См. подробнее: Feinmen J.M. Law 101. Everything you need to know about the American Legal System. Oxford, 2000. P. 33-47.

*(35) Цит. по: Гамильтон А. Указ. соч. С. 528-529.

*(36) См. подробнее: Ferrando Badia J. Op. cit. P. 294-303, 421-424, 484-487.

*(37) См. подробнее: Feinman J.M. Op. cit. P. 52-85.

*(38) См., напр.: Черниловский З.М. От Маршалла до Уоррена. Очерки истории Верховного Суда США. М., 1982.

*(39) См.: Шахрай С.М. Федерализм и конституционное правосудие: Дис. ... докт. юрид. наук. СПб., 2001. С. 94.

*(40) Цит. по: Маунц Т. Государственное право Германии. М., 1959. С. 88.

*(41) Например, в Российской Федерации по запросу Президента РФ или Уполномоченного по правам человека Конституционный Суд дает заключение о законе, не вступившем в законную силу. При этом такое заключение не имеет обязательного характера, поэтому может быть проигнорировано парламентом.