Предмет юридической науки: фантазии юристов или объективное знание?
Д.В. Осинцев,
доктор юридических наук,
профессор УрГЮУ (Екатеринбург)
Журнал "Российский юридический журнал", N 1, январь-февраль 2017 г., с. 23-32.
Если говорить о структуре научного предмета, независимо от сферы его рассмотрения, то одним из подходов к ее построению является разбивка знаниевого компонента на несколько структурных частей. При этом "в число эпистемологических единиц первого уровня входят: 1) "факты", называемые также единицами эмпирического материала; 2) "средства выражения" (весьма условное название, используемое за отсутствием другого, более подходящего), среди которых окажутся "языки" разного типа (описываемые в методологии и логике), оперативные системы математики, системы понятий, заимствованные из других наук или созданные специально в качестве средств в рамках этой же науки, представления и понятия из общей методологии и т.п.; 3) методические предписания или системы методик, фиксирующие процедуры научно-исследовательской работы; 4) онтологические схемы, изображающие идеальную действительность изучения; 5) модели, репрезентирующие частные объекты исследования; 6) знания, объединяемые в систему теории; 7) проблемы и 8) задачи научного исследования"*(1).
Факты. Любой юрист скажет, что юридические факты - предмет хорошо изученный и обращаться к нему не стоит: действия и события, абсолютные и относительные, правомерные и неправомерные и пр., - все объективные факты влекут с заданной частотой одни и те же юридические последствия согласно механизму правового регулирования и т.д. Однако так ли это на самом деле? Далее будут предложены варианты отклонений от "заданной частоты" повторения последствий наступления тех или иных юридических фактов.
Первый вариант. Безусловно, один и тот же юридический факт может повлечь одно и то же последствие, предусмотренное правовой нормой, но этот же юридический факт может не повлечь указанных последствий. Речь идет не о ситуациях, связанных с усложнением юридических составов, а о том, что при сходных обстоятельствах одни и те же юридические факты влекут противоположные последствия: в одном случае неисполнение обязательства завершится востребованием неустойки, в другом - прощением долга и прочими вариациями диспозитивности.
Могут также возразить, что эти факты привели к различным последствиям в силу процессуальной несостоятельности позиции одной из сторон, так как административный орган не смог убедительно доказать, что те или иные реальные обстоятельства дела действительно имели место. Не только административный орган не смог доказать, но и резолютивная инстанция посчитала, что административный орган не смог доказать, что факты состоялись. Вместе с тем сам реальный факт остается состоявшимся, а вот последствия его в силу ненадлежащим образом организованной деятельности и (или) субъективного усмотрения властного лица оказываются совершенно разными, так как важнее было суждение о фактах, но не факты сами по себе.
Второй вариант. Различные факты влекут одни и те же юридические последствия: разные преступления и административные правонарушения, разные отраслевые нарушения могут повлечь одно и то же наказание, разные действия и события могут вызвать одинаковую реакцию (допустим, приобретение права собственности согласно положениям гл. 14 ГК РФ возможно в силу совершенно разных обстоятельств).
Третий вариант. Существуют так называемые факторы вторжения в оценку юридических фактов, в результате чего происходит непредсказуемый "замес". Волюнтаристское решение может повлиять на судьбу юридического факта (самый известный вариант - акт помилования, а самый распространенный - судейское и административное усмотрение); пресловутые ключевые показатели эффективности также искажают реальные социальные факты; не остаются в стороне и акты толкования правовых норм и т.д.
Четвертый вариант. Одни и те же юридические факты по-разному оцениваются в разные эпохи. Достаточно посмотреть на то, как изменялся статус внебрачных детей, не говоря уже о калейдоскопе охранительного законодательства (изменения в УК РФ, КоАП РФ, акты о безопасности и т.д.), и многое станет ясным.
Пятый вариант. Юридические составы могут как повлечь, так и не повлечь заложенные в них последствия, иначе не было бы никаких фикций, презумпций, преюдиций и других юридических небылиц. Отсутствие состава правонарушения щедро восполняется расхожей фразой: "У суда нет оснований не доверять сотруднику правоохранительного органа". Еще чаще волюнтаристское решение подкрепляется фразой: "Суд критически относится к тем-то доказательствам или к определенной позиции стороны", при этом ни доводов, ни опровержений, ничего не приводится в обоснование этой критики. Не легче ли признать, что имеет место нежелание искать логическое решение трудной интеллектуальной задачи?
Здесь нужно упомянуть еще одну ситуацию, когда само существование субъекта уже позволяет считать состоявшимися его поступки. Ярчайший пример: из-за того что трое российских болельщиков получили тюремные сроки во Франции*(2), большую группу вновь прибывших болельщиков выдворили только за то, что они из России*(3).
Шестой вариант. Наряду с реальными фактами имеют место надуманные ситуации, факты-фантазмы. Трагедия юриста - не в специфическом видении реальных фактов, а в том, что он забывает: "Факты принадлежат объективному миру.
Они не создаются нашими мыслями или убеждениями, за исключением особых случаев... Высказывая нечто ложное, мы говорим ложь в силу объективного факта, и объективный же факт обусловливает то, что мы высказываем нечто истинное, когда говорим истину"*(4). Только это не имеет значения для дальнейших поступков. Пробирка Колина Пауэлла стала не меньшим поводом для развязывания войны в Ираке*(5), чем убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда для начала Первой мировой войны. Неужели что-то изменилось бы, если бы этих выдумок не было? Уверяю - ничего, поэтому факты-фантазмы имеют такое же юридическое значение, как и институциализация реальных фактов.
Седьмой вариант. Необходимо сказать о наличии кумулятивных юридических фактов, которые трудно расчленить на единичные действия и (или) события. Широко распространено признание факта "добрососедских отношений" в международно-правовой практике, но раскрывать их содержание приходится в каждом конкретном случае. А в законодательстве о безопасности, наоборот, термин "угроза безопасности" употребляется в разных сферах; нужно ли для каждой из них прописать, в чем заключаются угрожающие факторы?
Итак, в структуре предмета юридической науки имеют значение не факты сами по себе, а наша проектная практика относительно этих фактов. Но вот в чем трудность: "Социальный проект будущего в принципе не может быть наукой. Наука в данном случае может появиться только как опытная, т.е. исходящая из факта существования человеческого объединения в реальности, а не только на бумаге. А проект создается тогда, когда такого объекта в реальности нет и нет стопроцентной гарантии, что он будет создан и создан именно таким, каким проектируется"*(6). Ни отнять, ни добавить.
Язык юридической науки. Человечество выстраивает право и официальную юриспруденцию не затем, чтобы каждый раз отвлекаться на выяснение того, в чем заключаются содержание и смысл этих феноменов. Один раз оступившись в соблюдении заповедей, люди вольно или невольно стремятся упорядочить свое и общее жизненное пространство и сделать этот порядок по возможности непререкаемым. Так что, видимо, право дано человечеству для того, чтобы не задумываться, как следует поступать в известных ситуациях.
Всякие старорежимные выдумки о духе и букве закона*(7), новомодные штучки права постмодерна*(8) или юридической герменевтики*(9) и пр. - это ловкие псевдолиберальные механизмы, позволяющие творить беззаконие, опираясь на предположения, которых никогда в официальном праве не было. Нужно ли тратить огромные ресурсы и средства на принятие юридических установлений, чтобы затем их исказить, извратить и исковеркать до неузнаваемости? Это глупо, дорого и бессмысленно. Однако такого рода "приемчики" выводят нас в плоскость неправа, следовательно, заинтересованные стороны могут воспользоваться неправовыми способами защиты от решений и действий толкователей. Юридически слабой стороне опасаться нечего, тупиковой окажется линия толкователей, так как они вырывают часть правил из контекста в угоду ситуации. Затем последует поток "лихорадочных" изменений и дополнений в нормативный акт, которые парализуют его реализацию, с большим запозданием будет принята новая редакция правового акта, судьба которой окажется настолько же незавидной.
В юридической терминологии нет никакого своеобразия по сравнению с "естественным" языком, только для пущей важности юристы заменили обычно употребляемые слова специфическими терминами, несколько "подрезав" их значение и содержание. Никакой специальной работы не проведено, поступок остался поступком (то же самое происходит, когда математик заменяет буквы в треугольнике АВС на DEF, а сама фигура остается прежней). Причем прослеживается четкая тенденция: язык юриспруденции становится все более близким к языкам тех отраслей и сфер деятельности, где применяются юридические механизмы*(10).
По большому счету языкознание - знание гуманитарное (о диалогическом общении и взаимодействии, не имеющих цели прогнозирования и управления, основанных на авторском понимании ситуации, соотнесении личных воззрений и ценностей, истолковании текстов и выражении собственного отношения к тем или иным явлениям*(11)), причем здесь право и предмет юриспруденции? Признаем, нас постигла предметная неудача.
Методические предписания. Будем учитывать, что "обычно под методикой понимают систему приемов (операций) и соответствующих им объектов, фиксирующую практический опыт деятельности; систему, призванную воспроизводить и распространять накопленный ею опыт"*(12). Приходится сталкиваться, во-первых, с методиками как особой формой комбинирования правовых норм, которая применяется для оптимизации работ или обнаружения юридического фиаско, либо, во-вторых, с методиками научной обработки права.
Методики первой группы малоинтересны для целей научного познания права, так как зачастую они казуальны и "размножаются" в зависимости от многофакторных ситуаций. Говорить о том, что никакие знания в ходе сопоставлений методик не получены, ошибочно, так как знания в методиках организованы в виде предписаний. Исходя из этого, будем называть их "практико-методическими"*(13) (именовать упомянутые знания научными нет оснований).
"Что такое наука в отличие от методики? Наука начинает разворачиваться исходя из предположения, что, грубо говоря, все будущие ситуации такие же, как прошлые. Почему в основу положен такой странный принцип? Потому что наука всегда стремится задать инварианты. Она имеет дело с бессменной ситуацией и формулирует для нее законы - законы, которым подчинена природа. Знания накапливаются, растут, а предметный мир, природа рассматривается как неизменный мир. В нем действуют одни и те же законы. Мы можем их иногда не знать, но в принципе, если мы их открыли, то уж все живет по этим законам"*(14).
Известно, в чем заключается научная обработка права: анализ, конструкция и классификация*(15). Остается вопрос: к чему относятся эти методические предписания - к нормам, юридическим фактам, правоотношениям, правовым системам и т.д.? Конструкции и классификации, безусловно, ко всему названному, а вот насчет аналитики дать ответ не так просто, ибо непонятно, что должно подвергаться юридическому анализу, а что нет; кроме того, неясно, только ли анализ проводит юрист или объединяющие техники (синтез) для него также не чужды.
Аналитической работы проведено достаточно много, и юридических микросхем создано избыточное количество, но вот онтологическая схема нормы представляет собой несколько иное явление. Исследователя-логика постоянно подстерегает одна известная ошибка: он "в своем анализе и изложении материала делает трюк, известный под именем схемы двойного знания: он утверждает, что настоящий объект изучения был именно таким, каким он представлен в онтологической схеме, и после этого начинает относить к ней и оценивать относительно нее все, что реально существовало в познавательных ситуациях, - и эмпирический материал как проявления этого объекта, и средства, которые ему соответствуют (ибо именно они задали соответствующее видение объекта), и процедуры, и знания, которые этот объект должны "отражать"*(16).
Дальнейшему удивлению исследователя нет предела: почему, если схема была заложена верная, результат оказался совершенно иной? Дело в том, что объект был ненастоящий, спекулятивный, кроме того, схема предназначалась для описания конкретного поступка. На этом, в частности, основана трехчленная структура нормы права ("гипотеза - диспозиция - санкция"). Она характерна для определенной части норм, но непригодна для всех без исключения случаев рассмотрения элементарной структуры нормы (в предписании типа "S - Р" эти элементы отсутствуют, их не найти в высказывании: "Правительство РФ руководит работой федеральных министерств и иных федеральных органов исполнительной власти и контролирует их деятельность").
Такие упрощения создают массу квалификационных трудностей, ведь всего лишь изложение поступка дает много поводов для его интерпретации. Например, сам по себе факт передачи денег от одного лица к другому вызывает череду догадок: дарение, заем, дача взятки, возмещение вреда, благотворительность, пожертвование, сбыт фальшивых купюр и т.д. Так что норму саму по себе приходится усложнять субъективным фактором, но тогда она приобретает другую структуру, а онтологическая схема становится неполной.
Можно было бы построить полную онтологию нормы, выделив в ней номинации и декларации (конститутивная часть); программы и приказания (регламентная часть); договоры и предположения (регулятивная часть); исключения и вытеснения (коррекционная часть). Последовательность должна быть именно такой, что не препятствует перестановке элементов в юридическом конструировании: можно сначала противодействовать коррупции, а потом выяснить, что это такое; можно сначала упорядочить работу административного ведомства, а потом определить, что это госкорпорация. Указанные ошибки лишь подтверждают истинность правила-алгоритма.
На данной стадии знаниевой обработки права появляется иной тип знаний, для которого существует следующая типичная формула: "Если к объекту А применить действия dj, d2 и d3, то получится объект E". Мы будем называть эти знания "конструктивно-техническими"*(17). Здесь во всей полноте раскрывается любимый продукт юристов - юридическая конструкция, которая как спекулятивное построение позволяет решать множество задач юриспруденции, таких как логичная подборка и изложение юридические фактов, их последующее подведение под понятие (формулировку статьи), точная квалификация явлений, пока дело не доходит до реальной работы юриста (происходит срыв проекта, ожидаемый результат не наступает или появляется лишь в ограниченном числе случаев).
Г.А. Гаджиев верно отмечает, что "профессиональное мышление юриста в результате утрачивает важнейший навык - видеть полноту жизни и у нее учиться. Глаза юриста застилает то, что я называю символическими правовыми структурами или знаками - юридическими понятиями, лежащими в основе позитивного права"*(18). Он (юрист) ими оперирует, конвертирует одни в другие, отметает ненужное, да мало ли какие манипуляции проделывает с данными ему конструктами, - только это игра, в реальности все не так.
Юридическое моделирование. Оттолкнемся от следующих определений: "Модель есть предмет, который исследуется вместо другого предмета с целью получения каких-то знаний о последнем"*(19), "Модель не реальный механизм, а наша методическая процедура наделения "модельным"; лишь в дальнейшем мы сможем соотнести ее с реальным механизмом исторической эволюции, реализующейся через деятельность"*(20).
Не нужно гадать, какие будут намерения у сторон, каким образом они воспользуются теми или иными юридическими возможностями, как они будут трактовать определенные положения правовых норм и т.д. - все это совершенно неважно для построения правовых моделей*(21). Принимая во внимание требование полноты обстоятельств при выстраивании модели деятельности, следует заметить, что, во-первых, учет всех обстоятельств невозможен ввиду их неизвестности, во-вторых, непредсказуемость прогностической работы не приведет к заданному результату*(22).
Наша формула знаний должна в очередной раз смениться: сначала в ней будут опущены моменты действия: "Объект А может преобразовываться в объект E"; потом - зафиксирована возможность превращения объекта А во многие различные объекты: E, К, М и т.д.; затем она примет вид: "При наличии условий р и q с объектом А будут происходить изменения а, b, с"; и наконец, превратится в абстрактную идеализированную формулу: "Изменения объекта А подчиняются закону F"*(23). Отсюда функция правоведов - устроить формат социального взаимодействия таким образом, чтобы не было расхождения между задумкой и ее воплощением. Головоломка не из легких, но надо попытаться ее решить.
Задача научной обработки права состоит не в выявлении бесконечных противоречий, идеологического непонимания, коллизий в нормативном регулировании, сбое в реализации норм и т.д., а в обнаружении устойчивой тенденции, при которой реализация и трансляция правовой нормы следуют одному вектору, с неизбежностью влекут один и тот же предсказуемый результат, а возможные отклонения устранены или сведены к минимуму*(24). Такие запланированные ситуации, безусловно, нередки, так как многие юридические постулаты ясны и понятны: границы устанавливаются, чтобы не допустить неконтролируемого перемещения и незаконного вторжения на территорию государства; каждое ведомство занимается своим делом; штрафная ответственность влечет поступление платежей в бюджет; выполненная работа должна быть оплачена; наконец, наказание устраняет источник опасности или существенно сглаживает возможные угрозы и т.д.
Бывает, что этим превалирующим фактам приписывают какие-то "несбыточные" свойства. Например, говорят, что штрафы снизят количество ДТП, показатели аварийности и травматизма на дорогах, а всеобщая информатизация ускорит работу государственного аппарата; строгость наказаний выступит средством профилактики правонарушений. Однако давно пора понять, что никогда этого не произойдет. У всех приведенных романтических мечтаний будет только одно наиболее вероятное последствие: деньги поступят в бюджет, чиновникам станет комфортнее работать, а для правонарушителя будут придуманы условия, несколько сдерживающие его дурную активность.
Научному исследованию должны подлежать не сами позитивные механизмы юридического влияния, так как они одинаковы для всех времен и народов. Пытаясь при их "совершенствовании" улучшить социальное общение, человечество раз от разу попадало в ловушку, когда плодами позитивного творчества пользовались прохвосты всех мастей. Перед правом не стоит задачи что-то развивать, с его помощью можно только оградить людей от возможного негатива*(25). Поэтому исследователи должны позаботиться, чтобы при помощи одних и тех же юридических средств было возможно создать ситуацию безотказной нормируемости социального взаимодействия, иными словами - самообеспечения юридических установлений; их задача - не погоня за каждым случаем отклонения от юридических предписаний, а формирование условий невозможности или бессмысленности их нарушения. Ведь додумались же до системы "Платон", которая работает безотказно и обойти требования которой невозможно.
Знаниевый компонент в праве. Попробуем воспользоваться одним из возможных подходов к применению знаний как таковых: "Знание есть особая конструкция, включающая как материальные образования - знаки, вещи и связи между ними, так и наряду с этим - понимаемый смысл; иначе говоря, знание - это структура, погруженная на материалы разного рода"*(26).
Знаниевым компонентом в праве безусловно можно назвать различные механизмы правового воздействия. Рассматривать влияние права на социальную среду нужно не через один единственно возможный механизм правового регулирования, который идет от одного дискретного правила до актов реализации правовых норм, а именно через несколько механизмов, так как они все имеются в структуре правовой нормы (номинации и декларации, программы и приказания, договоры и предположения, исключения и вытеснения). При этом не исключено, что каждый из них повлечет свое развитие ситуации (программа может вызвать ряд поручений без опоры на юридические факты, а ротация - послужить прекращению пребывания в должности нерадивых чиновников), но на самом деле они должны воплощаться совместно, только пропорции влияния могут быть разные.
Теперь надо выполнить другую операцию - наложить знаниевую структуру на материальную составляющую. Чтобы получить действительное представление о правовых явлениях, целесообразно воспользоваться двумя группами критериев: 1) абстрактного и конкретного правового воздействия, 2) дискретного и континуального представления о влиянии права на социальную среду. При этом следует отказать от выделения пресловутых отраслей права, разрезанных, как "равновеликие" части двухслойного пирога, по критериям предмета и метода правового регулирования*(27), и применять механизмы правового влияния к тем или иным сферам общественных отношений.
Столетиями юристы на уровне безусловного рефлекса говорят об общественных отношениях и регулировании их правом, а на самом деле верным было бы упоминание об общественно значимых отношениях, которые так или иначе оказывают влияние и (или) признаются любыми субъектами социального общения, вплоть до сохранения самого общества как единицы цивилизации и культуры. В связи с этим правильно вести речь в целом о механизме персонализации в праве (определение рамочного статуса субъектов), далее в целях его конкретизации двигаться по сферам, отраслям, организационно-техническим схемам, правовым поступкам тех или иных лиц (властных и невластных организаций, депутатов и госслужащих, субъектов социальной защиты и административной опеки и т.д.), все более и более специализируя их правовое положение. При этом, например, механизм лицензирования может быть представлен в виде соотношения разрешительных механизмов и саморегулирования профессиональной деятельности, преломления системы допуска в сфере предпринимательства и вне коммерческих отношений, через лицензирование в отдельных отраслях деятельности, а после - через индивидуальные и групповые оценки качества персонала и т.д.
Подобный двухуровневый подход (абстрактное и конкретное правовое воздействие) позволяет снять надуманные противоречия отраслевиков, возникающие при присвоении ими тех или иных видов правовых отношений, так как, например, один и тот же легализационный механизм применяется в различных сферах и отраслях деятельности, поэтому может коснуться любого специалиста, при этом он реализуется совместно с иными механизмами правового воздействия.
Обратимся также ко второй группе критериев (единицы и длительности). Аналитическое обособление механизмов правового регулирования и отраслей (сфер) деятельности дает модульное отображение действия правовых норм (их "вырезку"), синтетическая картина при этом отсутствует. Если правовое воздействие рассматривать как набор дискретных единиц, то мы будем раз от разу сталкиваться с чудачествами при выборе правовых средств. От такого недостаточно продуманного вмешательства сильно пострадали отрасли публичного права (в связи с увлечением договорной практикой вместо четкого распорядительства, ведением уведомительных режимов вместо регистрационных и разрешительных, заменой пресекательно-ограничительных механизмов штрафной ответственностью и т.д.). Причем периодически имеет место "шатание" из крайности в крайность: от устоявшегося механизма администрирования к его тотальной замене средствами регулятивных институтов.
Есть и другие примеры юридической экспансии: учение о лицах стало сугубо цивилистическим, хотя носит конституционный характер*(28); практика лицензирования сменилась страховыми и компенсационными денежными механизмами, несмотря на то что касается вопросов безопасности*(29); несомненно, прокуратуре должна быть отведена именно та роль, которая определена Конституцией РФ и законом, не более того. После изменений и дополнений, внесенных в законодательство о контроле (надзоре) федеральными законами от 3 июля 2016 г. N 254-ФЗ, 277-ФЗ, административные органы приобрели приоритетный функционал по применению средств обеспечения законности, причем многие из средств и актов реагирования ничем не отличаются от вверенных органам прокуратуры. Следовательно, и те и другие органы заняты одним и тем же, вопрос только в пропорциях и эффективности влияния.
Борьба за предметность правового регулирования порой доходит до серьезных доктринальных конфликтов ученых-отраслевиков, ищущих линии демаркации. Однако ни один из них не заявил об исключительности источников правового регулирования, хотя это было бы логично: имея свой предмет и метод, нужно иметь исключительно свои источники. В действительности оказывается все наоборот: в целом правовое влияние выражено в одних и тех же источниках, только представить их нужно в систематическом изложении.
Согласия в теории права, кажется, удалось достичь, лишь объединив встречающиеся с одинаковой частотой источники различных отраслевых режимов, а остальные носители юридической регламентации остались как бы не у дел. Если исключить ритуальные обстоятельства, предшествующие официальному написанию правовой нормы, вопрос об источниках будет сведен к их наименованию, но не к форме права как таковой. Может быть, более верно следующее суждение: "Под формой мысли мы понимаем определенные логические характеристики высказываний. Таким образом, если я под формой мысли, которая получила более точное определение в качестве знаковой формы, понимал вообще всю "плоскость", или "слой", объективно существующего знакового выражения, в отношении от "плоскости", или "слоя", содержания, которое выражалось в знаковой форме, то для Мамардашвили... форма была, прежде всего, собранием специфически логических характеристик мысли"*(30).
Каждая норма обладает своей формой выражения со специфической логикой построения. Сочетание всех названных способов дает нормативный комплекс - содержание нормы, а само по себе знаковое выражение этих способов создает нормативный источник. Выражение "сделка является действительной" заключает в себе широкое нормативное признание, так как подразумевает, что легализован субъект сделки, нашло свое отражение согласие сторон, в отношении нее не установлен запрет, выполнены административные требования, предъявляемые к такого рода поступкам, в сделке задействованы квалифицированные работники и она не вызывает международного диссонанса и т.д. Все, о чем говорилось выше, как раз и является содержанием нормативной стороны такого рода юридического поступка, а "гипотеза - диспозиция - санкция" - это редуцированная схема нормы, но никак не ее структура. Еще раз следует подчеркнуть, что структура - нормативный комплекс, включающий в себя все логические способы полного выражения признаков нормы.
Проблемы и задачи научного исследования права. Обсуждая проблемы юридической науки, юристы сами себя загнали в западню: они все время пытаются при помощи юридических инструментов создать нового человека*(31). Разве вследствие этого исчезли голод и болезни, войны и конфликты, страсти и пороки человечества? Стоит констатировать, что их стало на порядок выше, изящная цивилизация Средневековья докатилась до первобытного варварства. Международно-правовые акты о появлении новой личности где-то когда-то на какой-то планете, может быть, и будут реализованы, но на Земле эти пожелания не сбылись и не сбудутся. При помощи автономии, свободы и равенства пытались создать добросовестных участников имущественных отношений; при помощи свободной реализации способностей и талантов - привить навыки к усердному созидательному труду. Вопрос: где результат? Можно перестроить все общество на основе массовых инициатив и перспективных программ развития, привить людям навыки дисциплины за счет многочисленных стандартов и регламентов, наконец, путем жесточайших и изматывающих наказаний и притеснений искоренить их склонность к нарушению установленных правил, и что же, появится новый человек? Доктрины юридического романтизма вновь и вновь будут терпеть фиаско, а вот реальное ограждение от дурного поведения так и не создадут. Все больше удивления будет вызывать тот факт, что в странах с либерально-индивидуалистическими режимами настолько развиты механизмы полицейского сдерживания. А это компенсация невоспитанности граждан.
Что касается задач юридической науки, то они абсолютно противоположны задачам догматического богословия. Если правильное (праведное) поведение в сфере нравственно-религиозного развития личности заключается в претворении согласного мнения священных текстов в жизнь и при этом путь духовного обновления не определен, а в миллиардах случаев индивидуален (иначе главным следовало бы признать не догматику, но аскетику), то в сфере юриспруденции вариант поведения как раз понятен и каждый раз должен быть тождествен, предсказуем; кроме того, нужно еще верно записать его в официальных документах, чтобы обеспечить непререкаемое повторение поступков. Вот эту задачу и следует каждый раз кропотливо решать как доктринерам, так и творцам официальных юридических текстов.
Список литературы
Адарченко Е.О. Отличительные черты юридических лиц публичного права // Административное и муниципальное право. 2013. N 3.
Александров А.С. Духless русского уголовно-процессуального права // Уголовное судопроизводство. 2010. N 1.
Астафичев П.А. Конституционное право России: учеб. М., 2016.
Баженова О.И. К проблеме юридического лица публичного права, или Соотношение частного и публичного в категории юридического лица // Конституционное и муниципальное право. 2012. N 6.
Бекетова К.А. Теоретические и практические аспекты исследования статуса органов местного самоуправления как юридических лиц публичного права // Государственная власть и местное самоуправление. 2014. N 10.
Гаджиев Г.А. Онтология права (критическое исследование юридического концепта действительности): моногр. М., 2013.
Генисаретский О.И. Методическая рефлексия и методические коммуникации // URL: http://prometa.ru.
Гермашев А.Н. К вопросу о методе юридической герменевтики // Общество и право. 2009. N 4.
Ерыгин Я.А. Проявление двойственной правовой природы политических партий как юридических лиц частного и публичного права // Конституционное и муниципальное право. 2015. N 12.
Зиновьев А.А. Логическая социология. М., 2008.
Зиновьев А.А. Фактор понимания. М., 2006.
Исаев И.А. "Дух римского права" и историческая школа права // История государства и права. 2012. N 13.
Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 2004.
Кухтенков Д. Демократия не по букве, но по духу // ЭЖ-Юрист. 2012. N 39.
Луман Н. Введение в системную теорию. М., 2007.
МВД Франции: выдворение россиян помогло избежать повторения инцидентов // URL: https://news.yandex.ra/yandsearch?cl4url=ria.ru%2Feuro2016%2F20160711%2F1 463715165.html&lr=54.
Ноздрачев А.Ф. Разрешительная система в Российской Федерации: моногр. М., 2015.
Путеводитель по методологии Организации, Руководства и Управления: хрестоматия по работам Г.П. Щедровицкого. М., 2003.
Рассел Б. Избранные труды. Новосибирск, 2007.
Розин В.М. Особенности дискурса и образцы исследования в гуманитарной науке. М., 2009.
Сорокин П.А. Система социологии. М., 2008.
Спенсер Г. Чрезмерность законодательства // URL: http://society.polbu.ru/spenser_experiensesiii/ch06_i.html.
Трое российских болельщиков получили тюремные сроки во Франции // URL: http://ria.ru/euro2016/20160616/1448817215.html.
Честнов И.Л. Перспективы истории политических и правовых учений в ситуации постмодерна // История государства и права. 2009. N 8.
Чиркин В.Е. Юридическое лицо публичного права. М., 2007.
Шоу в ООН // URL: http://meetmarket.ru/politics/shou-v-oon.html.
Щедровицкий Г.П. "Человек" как предмет исследований. М., 1995.
Щедровицкий Г.П. "Языковое мышление" и его анализ. М., 1995.
Щедровицкий Г.П. Знак и деятельность: в 3 кн.. М., 2005. Кн. 1; 2006. Кн. 2.
Щедровицкий Г.П. Исходные представления и категориальные средства теории деятельности. М., 1995.
Щедровицкий Г.П. ММК: развитие идей и подходов. М., 2004.
Щедровицкий Г.П. Педагогика и логика. М., 1993.
Юркевич П.Д. Философские произведения. М., 1900.
------------------------------------------------------------------------
*(1) Щедровицкий Г.П. Исходные представления и категориальные средства теории деятельности. М., 1995. С. 245.
*(2) URL: http://ria.ru/euro2016/20160616/1448817215.html.
*(3) URL: https://news.yandex.ru/yandsearch?cl4url=ria.ru%2Feuro2016%2F20160711%2F1 463715165.html&lr=54.
*(4) Рассел Б. Избранные труды. Новосибирск, 2007. С. 127.
*(5) URL: http://meetmarket.ru/politics/shou-v-oon.html.
*(6) Зиновьев А.А. Логическая социология. М., 2008. С. 364.
*(7) Кухтенков Д. Демократия не по букве, но по духу // ЭЖ-Юрист. 2012. N 39. С. 16; Исаев И.А. "Дух римского права" и историческая школа права // История государства и права. 2012. N 13. С. 23-27; Александров А.С. Духless русского уголовно-процессуального права // Уголовное судопроизводство. 2010. N 1. С. 2-12.
*(8) Честнов И.Л. Перспективы истории политических и правовых учений в ситуации постмодерна // История государства и права. 2009. N 8.
*(9) Гермашев А.Н. К вопросу о методе юридической герменевтики // Общество и право. 2009. N 4. С. 42-46.
*(10) Щедровицкий Г.П. "Языковое мышление" и его анализ. М., 1995. С. 455.
*(11) Розин В.М. Особенности дискурса и образцы исследования в гуманитарной науке. М., 2009. С. 65, 128.
*(12) Генисаретский О.И. Методическая рефлексия и методические коммуникации. С. 1.
*(13) Щедровицкий Г.П. Педагогика и логика. М., 1993 С. 53.
*(14) Путеводитель по методологии Организации, Руководства и Управления: хрестоматия по работам Г.П. Щедровицкого. М., 2003. С. 6.
*(15) Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 2004. С. 422.
*(16) Щедровицкий Г.П. "Человек" как предмет исследований. М., 1995. С. 352, 353.
*(17) Щедровицкий Г.П. Педагогика и логика. С. 55.
*(18) Гаджиев Г.А. Онтология права (критическое исследование юридического концепта действительности): моногр. М., 2013 С. 12.
*(19) Зиновьев А.А. Фактор понимания. М., 2006. С. 143.
*(20) Щедровицкий Г.П. Знак и деятельность: в 3 кн. М., 2006. Кн. 2. С. 257.
*(21) Юридические модели - толкуемые ситуации, могут подвергаться интерпретациям в отличие от юридических конструкций. В современной же юриспруденции все происходит с точностью до наоборот: фантазии и мысленные эксперименты позволяют применять негодные юридические конструкции к различным ситуациям. Например, "государство вовсе поэтому не форма, сообразная и необходимая по идее человека, а сделка лиц между собою. Условия изменились, отчего не изменить и этой формы, когда нужно". Даже обсуждать не хочется, какие беды человечеству принесла эта дурная мысль, только государство - все равно не сделка (Юркевич П.Д. Философские произведения. М., 1900. С. 538).
*(22) Спенсер Г. Чрезмерность законодательства // URL: http://society.polbu.ru/spenser_experiensesiii/ch06_i.html.
*(23) Щедровицкий Г.П. Педагогика и логика. С. 57. 28
*(24) Луман Н. Введение в системную теорию. М., 2007. С. 52.
*(25) Сорокин П.А. Система социологии. М., 2008. С. 431.
*(26) Щедровицкий Г.П. Знак и деятельность. 2005. Кн. 1. С. 191.
*(27) Они малопригодны для структурирования системы права, так как предметом правового влияния всегда являются нормы иных деятельностей, облекаемые в юридически официальную форму. Выделять разнообразные компоненты в праве становится попросту невозможно, поскольку имеется один единственный предмет и сопутствующая ему методика применения, обеспечивающие управление на основе правовых норм.
*(28) Чиркин В.Е. Юридическое лицо публичного права. М., 2007. С. 352; Ерыгин Я.А. Проявление двойственной правовой природы политических партий как юридических лиц частного и публичного права // Конституционное и муниципальное право. 2015. N 12. С. 20-23; Бекетова К.А. Теоретические и практические аспекты исследования статуса органов местного самоуправления как юридических лиц публичного права // Государственная власть и местное самоуправление. 2014. N 10. С. 15-19; Адарченко Е.О. Отличительные черты юридических лиц публичного права // Административное и муниципальное право. 2013. N 3. С. 201-205; Баженова О.И. К проблеме юридического лица публичного права, или Соотношение частного и публичного в категории юридического лица // Конституционное и муниципальное право. 2012. N 6. С. 13-23 и др.
*(29) Ноздрачев А.Ф. Разрешительная система в Российской Федерации: моногр. М., 2015.
*(30) Щедровицкий Г.П. ММК: развитие идей и подходов. М., 2004. С. 290.
*(31) Астафичев П.А. Конституционное право России: учеб. М., 2016. С. 3.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Осинцев Д.В. Предмет юридической науки: фантазии юристов или объективное знание?
Osintsev D.V. The subject of legal science: jurists' imagination or objective knowledge?
Д.В. Осинцев - доктор юридических наук, профессор УрГЮУ (Екатеринбург)
D.V. Osintsev - Yekaterinburg, Ural State Law University
Изначально являясь частью социальных знаний, юридическая наука давно завоевала право на автономное построение собственного предмета. Однако его непосредственная зависимость от социологических исследований порой уводила ученых-юристов в смежные сферы познания, что зачастую не давало искомого результата, но влекло анекдотические или трагические последствия. Правоведы занимались чем угодно (вопросами психологии, социальных поступков, теорией языка, математическим моделированием и т.д.), но только не проблемами права самими по себе. В связи с этим автор ставит задачу рассмотрения "чистого" предмета правоведения, уточнения характера и специфики юридических знаний, обоснования научности этого знания.
Legal science as a part of social knowledge has long obtained the right to autonomous formation of its own subject. However, due to its direct relationship with sociological researches, jurists had to refer to neighbouring fields of knowledge and often could not attain desired results, and all of that led to confusing and even tragic consequences. Jurists studied whatsoever (issues of psychology, social acts, linguistic theories, mathematics modeling, etc.), but not the problems of law as they are. Therefore, the author sets a goal to investigate the mere subject of law, to define the specific character of juridical knowledge, and to provide evidence of its scientific nature.
Ключевые слова: юридическая наука, юридическая модель, отрасли права, юридические факты, юридическая терминология
Key words: legal science, legal model, branches of law, legal facts, legal terminology References
Осинцев Д.В. Предмет юридической науки: фантазии юристов или объективное знание?
Автор
Д.В. Осинцев - доктор юридических наук, профессор УрГЮУ (Екатеринбург)
"Российский юридический журнал", 2017, N 1