Новый шаг законодателя: повысится ли эффективность судебного контроля и прокурорского надзора? (К. Наумов, журнал "Законность", N 4, апрель 2017 г.)

Новый шаг законодателя: повысится ли эффективность судебного контроля и прокурорского надзора?

К. Наумов,

начальник управления правовой

статистики прокуратуры Омской области

Журнал "Законность", N 4, апрель 2017 г., с. 41-44.

Поиск новых эффективных способов и средств противодействия преступности всегда составлял значительную долю уголовно-процессуальной политики российского государства, в то время как перед обществом перманентно сохранял свою актуальность вопрос о конкуренции консервативного и либерального в сфере уголовного судопроизводства*(1).

В несколько условном виде связь этих двух категорий можно рассматривать как оптимальный баланс, с одной стороны, эффективности контроля преступности, с другой - требований соблюдения прав личности в уголовном судопроизводстве, поиск которого - задача любого правового государства*(2). Прямое участие законодателя в этом процессе вполне очевидно. Как бесспорно и то, что соблюдение гарантируемых Основным законом РФ прав каждого гражданина на личную неприкосновенность (ст. 22 Конституции РФ), неприкосновенность жилища (ст. 25), охрану собственности (ст. 35), подвергаемых обоснованному ограничению в рамках уголовного досудебного производства, безусловно, должно находиться в зоне пристального и оперативного судебного контроля и прокурорского надзора.

В первую очередь это касается производства следственных действий, ограничивающих конституционные права граждан, к которым законодатель в ст. 29 УПК РФ относит осмотр жилища при отсутствии согласия проживающих в нём лиц, обыск и (или) выемку в жилище, выемку заложенной или сданной на хранение в ломбард вещи, личный обыск, за исключением случаев, предусмотренных ст. 93 УПК, выемку предметов и документов, содержащих государственную или иную охраняемую федеральным законом тайну, а также предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах граждан в банках и иных кредитных организациях, наложение ареста на корреспонденцию, разрешение на её осмотр и выемку в учреждениях связи, наложение ареста на имущество, контроль и запись телефонных и иных переговоров, получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами.

Допуская в исключительных случаях проведение на основании постановления следователя (дознавателя) осмотра жилища, обыска и выемки в жилище, личного обыска, а также выемки заложенной или сданной на хранение в ломбард вещи, наложения ареста на имущество, указанное в ч. 1 ст. 104.1 УК, в случаях, не терпящих отлагательства, без получения судебного решения, уголовно-процессуальное законодательство в ч. 5 ст. 165 УПК возлагает на органы предварительного расследования обязанность уведомления о таких фактах судьи и прокурора*(3).

Бесспорно, реагирование судьи и прокурора на возможные необоснованные ограничения прав и свобод личности при проведении следственных действий без получения разрешения суда, когда таковое предполагается, должно быть неотложным. По этим причинам УПК, пятнадцатилетие которого отмечает юридическая общественность, сохранял суточный срок уведомления судьи и прокурора с момента начала производства следственного действия. В ранее действовавшем УПК РСФСР для уведомления прокурора предусматривался аналогичный срок. Подобный подход гарантировал оперативность контроля и надзора за соблюдением прав граждан, вовлекаемых в уголовный процесс, и, соответственно, обеспечивал эффективность судебно-прокурорской деятельности.

В связи с этим неожиданным с точки зрения установленного ст. 6 УПК назначения уголовного судопроизводства стало принятие федерального закона от 6 июля 2016 г. N 375-ФЗ, которым срок уведомления судьи и прокурора о проведении следственных действий в случаях, не терпящих отлагательства, увеличен с 24 часов до 3 суток с момента начала производства следственного действия.

Вместе с тем Конституционный Суд РФ в некоторых своих решениях признал необходимость безотлагательного реагирования на возможные ограничения важных, закреплённых Конституцией РФ прав и свобод граждан, в том числе при производстве "несанкционированных" следственных действий, выделяя при этом незамедлительную проверку судом законности проведённого следственного действия, а также сжатые сроки рассмотрения судом уведомления следователя в качестве безусловных гарантий реализации прав лица, вовлечённого в производство следственного действия*(4).

Будучи ещё законопроектом, эта новелла законодателя стала предметом острой дискуссии. В защиту нецелесообразности увеличения срока уведомления судьи и прокурора о производстве следственных действий в случаях, не терпящих отлагательства, выступили несколько депутатов Государственной Думы РФ, заключение правового управления которой на проект упомянутого закона прямо указывало на безусловную необходимость безотлагательного судебного контроля за производством следственных действий, влекущих ограничения конституционных прав граждан и эффективного восстановления в правах посредством правосудия*(5). Иной подход может привести к произволу правоохранительных органов. Вместе с тем законодатель проигнорировал эти мотивированные выводы. Получили то, что получили.

Чем это вызвано? Если вернуться к анализу баланса возможностей, приведённому в начале статьи, вполне очевидно, что этот шаг законодателя вряд ли связан с защитой интересов личности, вовлекаемой в уголовный процесс. Повышение эффективности уголовного судопроизводства? Тоже вряд ли. Можно только предполагать, что основные побуждения законодателя на изменение сроков уведомления связаны с оценкой высокой нагрузки на судебный контроль и прокурорский надзор, с объективными трудностями правоприменителя оперативно реагировать на решения об ограничении прав участников уголовного судопроизводства.

По тонкому замечанию И. Рамазанова, действительно, "путь УПК РФ за 15 лет и его роль требуют более детального анализа. Не только потому, что нормы Кодекса и практика их применения - это, как говорят в Одессе, "две большие разницы", но и потому, что, несмотря на все его противоречия, он все равно содержит положения, которые изменили уголовный процесс"*(6).

Вместе с тем последствия исследуемых изменений, внесённых в УПК, как представляется, более прозрачны.

1. С одной стороны, сам факт увеличения срока уведомления судьи и прокурора о проведении следственных действий в случаях, не терпящих отлагательства, так или иначе даёт возможность правоприменителю не реагировать безотлагательно на факты ограничения прав и свобод личности, вовлечённой в орбиту уголовно-процессуальной деятельности.

Судебный контроль над защитой личности от ограничения её прав и свобод, который ранее был неотложным, фактически превращается в длительный процесс, теряет свою оперативность. Оценка законности и обоснованности проведённого следственного действия и реагирование на ограничение прав и свобод личности может затянуться на срок до 7-8 календарных дней с учётом 3 суток, отведённых уголовно-процессуальным законом на уведомление судьи и прокурора, а также 24-часового срока рассмотрения этого уведомления, предусмотренного ч. 2 ст. 165 УПК, с учётом экспедиционных сроков.

Например, п. 2.7 Инструкции по судебному делопроизводству в районном суде, утверждённой приказом Судебного департамента при Верховном Суде РФ от 29 апреля 2003 г. N 36, предусмотрена передача поступивших материалов по установленному председателем суда порядку после регистрации, но не позднее следующего дня.

Как представляется, 24-часовой срок направления органами расследования уведомления судье и прокурору о производстве следственных действий, требующих судебного решения, в случаях, не терпящих отлагательства, был разумным с точки зрения обеспечения защиты личности от ограничения её прав и свобод. У следователя (дознавателя) на момент принятия решения о проведении таких следственных действий должны быть основания и уверенность в получении судебного разрешения, за которым они не имеют возможности обратиться ввиду того, что промедление с производством этих следственных действий может повлечь утрату доказательств, повлечь совершение других преступлений, создать угрозу участникам процесса. В связи с этим практически незамедлительное уведомление субъектов контроля и надзора позволяет защитить личность от необоснованного ограничения важнейших конституционных прав на жилище и личную неприкосновенность.

В условиях пролонгации законодателем срока сообщения судье и прокурору о проведении следственных действий и, естественно, срока оценки законности проведённых следственных действий судебный контроль и прокурорский надзор становятся несвоевременными и оттого менее результативными, вследствие чего, как это ни парадоксально, более эффективным в этой ситуации будет обращение самого лица, права и свободы которого ограничены подобными следственными действиями, в суд или к прокурору для оперативного восстановления справедливости.

Как показало исследование, люди, даже далёкие от правоприменительной деятельности, оценивая этот шаг законодателя, высказывают опасения, что в условиях нового правового регулирования органы расследования могут "обыграть" ситуацию таким образом, что у суда и прокурора сформируется внутреннее убеждение о законности и обоснованности проведённого без судебного решения следственного действия.

2. Другой негативной стороной увеличения срока уведомления, но уже для стороны обвинения, является следующее обстоятельство. В то время как судья в течение 72 часов (и дольше) определяет законность и обоснованность производства "несанкционированного" следственного действия, органы предварительного расследования продолжают процесс доказывания, в том числе получают новые доказательства, опираясь на результаты проведённых без решения суда следственных действий. Более того, они могут принимать процессуальные решения по тем же результатам (процесс расследования не остановить), в том числе связанные с принуждением и иным ограничением прав личности.

Вместе с тем в случае, если судья признает произведённое следственное действие незаконным, все доказательства, полученные в ходе такого следственного действия, признаются недопустимыми в соответствии со ст. 75 УПК и, соответственно, все производные от результатов следственного действия доказательства по правилу "плодов отравленного дерева" будут также признаны недопустимыми, о чём свидетельствует судебная практика*(7).

Ещё одна проблема. Приказ Генерального прокурора РФ от 2 июня 2011 г. N 162 "Об организации прокурорского надзора за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия" ориентирует прокуроров "требовать от органов предварительного следствия своевременного направления уведомления о проведении в случаях, не терпящих отлагательства, осмотра жилища, обыска и выемки в жилище, а также иных следственных действий, предусмотренных ч. 5 ст. 165 УПК РФ. При несоблюдении следственными органами установленного законом срока направления уведомления принимать надлежащие меры прокурорского реагирования. Давая правовую оценку постановлению следователя, руководителя следственного органа о проведении следственных действий без судебного решения в случаях, не терпящих отлагательства, изучать соответствующие материалы, обосновывающие его вынесение".

Учитывая процессуальный статус и возможности оперативного реагирования на допущенные в стадии предварительного расследования нарушения закона, ещё до судебной оценки законности прокурор, изучив материалы уголовного дела, на основании ч. 3 ст. 88 УПК вправе признать недопустимыми доказательства, полученные в ходе следственного действия без судебного решения в случаях, не терпящих отлагательства.

Что останется делать суду в такой ситуации? Последствия признания незаконным и необоснованным проведённого из-за обстоятельств, не позволяющих его отложить, следственного действия судом и прокурором одинаковы - доказательства являются недопустимыми. Представляется, что в большинстве случаев убеждение суда будет сформировано на основании мнения прокурора с опорой на вынесенные акты прокурорского реагирования.

Таким образом, объективно следует признать, что рассматриваемый шаг законодателя по увеличению срока уведомления судьи и прокурора о проведении следственных действий в случаях, не терпящих отлагательства, не соответствует назначению уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК).

С точки зрения целеполагания и целедостижения уголовного судопроизводства 24-часовой срок являлся оптимальным для защиты личности от ограничения её прав и свобод. Состоявшиеся изменения ст. 165 УПК не что иное, как ещё один шаг в сторону доминирования обвинительного, инквизиционного уклона предварительного расследования в современном российском уголовном процессе. Представляется разумным и рациональным для эффективного контроля за ограничением прав и свобод лица в уголовном процессе вернуться к ранее действовавшим положениям закона и путём ведомственного регулирования сделать акцент на оперативное неотложное реагирование прокуроров для проверки законности производства "несанкционированных" следственных действий, руководствуясь при этом необходимостью защиты личности от ограничения её прав и свобод.

Пристатейный библиографический список:

1. Деришев Ю.В. О здоровом консерватизме уголовного процесса // Вестник Омского университета. - Серия "Право". - 2008. - N 1 (14).

2. Деришев Ю.В. Конфиденциальные процессуальные действия: за и против // Актуальные вопросы законодательного регулирования оперативно-розыскной деятельности: Материалы всероссийской научно-практической конференции. - Омская юридическая академия, 2012.

3. Рамазанов И. Многострадальный УПК // Уголовный процесс. - 2016. - N 10.

------------------------------------------------------------------------

*(1) Подробнее об этом см.: Деришев Ю.В. О здоровом консерватизме уголовного процесса. - Вестник Омского университета, Серия "Право", N 1 (14), 2008, с. 42-48.

*(2) См.: Деришев Ю.В. Конфиденциальные процессуальные действия: за и против. Актуальные вопросы законодательного регулирования оперативно-розыскной деятельности: Материалы всероссийской научно-практической конференции. Омская юридическая академия, 2012, с. 118.

*(3) Включение в ч. 5 ст. 165 УПК в перечень следственных действий такой меры принуждения, как наложение ареста на имущество, скорее всего, можно квалифицировать в качестве очередного нарушения законодателем юридической техники.

*(4) См. напр.: Определение Конституционного Суда РФ от 16 декабря 2008 г. N 1076-О-П "По жалобам граждан Арбузовой Елены Николаевны, Баланчуковой Александры Васильевны и других на нарушение их конституционных прав частями третьей и пятой статьи 165 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации", Определение Конституционного Суда РФ от 13 октября 2009 г. N 1232-О-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Шмидт Елены Витальевны на нарушение ее конституционных прав положениями статей 29, 165 и 184 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации".

*(5) Заключение по проекту федерального закона N 1039101-6 "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части установления дополнительных мер противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности".

*(6) Рамазанов И. Многострадальный УПК. - Уголовный процесс, 2016, N 10, с. 3.

*(7) См., напр.: Апелляционное постановление Московского городского суда от 1 апреля 2015 г. N 10-3395/2015.