Содержание так называемых регрессных вексельных обязательств (В.А. Белов, "Законодательство", N 6, июнь 2008 г.)

Содержание так называемых регрессных вексельных обязательств

1. Позволим себе и читателю кратко напомнить суть проблемы*(1).

Если верно, что переводной вексель уже с самого момента своей выдачи представляет собой ценную бумагу (а этот тезис кажется верным, во всяком случае, пока он никем не оспорен ни с позиции положительного права, так ни с позиции юридической науки), то он должен обладать всеми признаками данного родового понятия.

Одним из конститутивных признаков ценной бумаги является удостоверение ею как документом субъективного гражданского имущественного права. Этот признак выносится буквально во все определения ценных бумаг, включая классическое, связанное с именем Г. Бруннера, и нашел безусловное признание в отечественной юридической литературе (Н.О. Нерсесов, М.М. Агарков, Е.А. Крашенинников и др.) и законодательстве (см. п. 1 ст. 142 ГК РФ).

Какое же субъективное гражданское право удостоверяет переводной вексель? Понятно, что вопрос не встречает затруднений после того, как вексель акцептован. Акцептованный переводной вексель удостоверяет простое и безусловное денежное обязательство акцептанта, т.е. обязательство уплатить определенную денежную сумму согласно условиям векселя. Об этом прямо сказано в ст. 28 Положения о переводном и простом векселе*(2) (далее - Положение о векселях), указывающей, что "плательщик посредством акцепта принимает на себя обязательство оплатить переводной вексель в срок". Обязательство же, как известно, представляет собой относительное гражданское правоотношение, содержанием которого является требование одной стороны (кредитора) к другой стороне (должнику) о совершении последним определенного действия. Это требование обеспечивается корреспондирующей ему юридической обязанностью должника такое действие совершить. Таким образом, акцептованный переводной вексель удостоверяет субъективное гражданское имущественное обязательственное право - денежное требование или требование платежа. Каких-либо расхождений нормы ст. 28 Положения о векселях со своим оригинальным "базисным" текстом - соответствующим постановлением Единообразного вексельного закона *(3) (далее - ЕВЗ) - не наблюдается*(4); не обнаруживается и никаких несоответствий этих предписаний господствующему теоретическому воззрению.

Затруднения "высшей степени", отмеченные Д.И. Мейером, начинаются тогда, когда мы пытаемся ответить на поставленный вопрос применительно к неакцептованному переводному векселю. Ясно, что, будучи по своему содержанию лишь предложением уплатить (подп. 2 ст. 1 Положения о векселях), переводной вексель сам по себе никак не может создать ни платежного обязательства трассата (плательщика, лица, которому предложение уплатить адресуется), ни платежного обязательства трассанта (векселедателя, лица, делающего такое предложение). Почему? Попробуем разобраться.

Предложение потому и предложение, что может быть не только принято адресатом (в вексельном праве - посредством вексельного акцепта), но и отклонено им (в таком случае говорят об отказе в акцепте или просто о неакцепте), причем без каких бы то ни было неблагоприятных юридических (в нашем случае - вексельно-правовых) последствий для себя. Именно этим своим качеством - юридической необязательностью - предложение и отличается, в первую очередь, от другого вида распоряжения - приказа (распоряжения, предполагающего юридическую санкцию за свое невыполнение). Наиболее красноречивым подтверждением сказанного является, конечно, сам институт вексельного акцепта - один из центральных институтов всех без исключения систем вексельного права. Ясно, что если бы предложение уплатить порождало для трассата обязательство уплатить уже с самого момента выпуска векселя в обращение, институт акцепта был бы не нужен; его наличие в положительных законодательствах никогда не смогло бы стать общим правилом. В то же время, будучи принятым, предложение исполняется лицом от собственного имени и за собственный счет, что отличает предложение от другого вида юридически значимых распоряжений - полномочия и поручения*(5).

Векселедатель, ограничиваясь инкорпорацией в вексель одного только предложения уплатить, никак не может считаться лицом, имевшим в виду также и принятие на себя еще и обязательства уплаты. Отвлечемся от векселя; представим, что некто пишет кому-либо следующее послание: пожалуйста, уплатите такому-то третьему лицу такую-то сумму за мой счет - после сочтемся. Неужели в этом тексте можно усмотреть намерение автора еще и обязаться к уплате перед упомянутым в письме третьим лицом? Вряд ли. Не ошибемся, если выскажем следующее предположение: обязательство вообще никогда не может предполагаться, его установление не может следовать из "сущности" отношений и вообще вытекать из косвенных внешних признаков. Определенность содержания обязательства (п. 1 ст. 307 ГК РФ) означает, что намерение принять его на себя должно быть определенно, ясно и недвусмысленно выражено будущим должником (п. 3 ст. 308 ГК РФ). Если же брать обязательства, возникающие независимо от воли должника (обыкновенно неточно называемые внедоговорными обязательствами), то они основываются на прямых - столь же определенных, ясных и недвусмысленных указаниях закона, во-первых, перечисляющих те юридические факты, которые, по мнению законодателя, являются достаточными основаниями для возникновения таких обязательств, во-вторых, определяющих содержание таких обязательств*(6). Изучение норм Положения о векселях, ЕВЗ, ГК РФ и иных действующих нормативных актов, равно как и обращение к предписаниям актов, ныне ставших историческими источниками, дает поразительный результат: ни в одном из них ничего подобного нет. Там не обнаруживается не то что прямого указания, но даже намека на существование денежного обязательства трассанта неакцептованного переводного векселя.

Вот на этой почве и складывается пресловутое юридическое затруднение "высшей степени": 1) всякий переводной вексель непременно должен заключать в себе какое-то субъективное гражданское имущественное право уже с момента своей выдачи - иначе до своего акцепта он не сможет подчиняться нормам о ценных бумагах, однако 2) совершенно очевидно и понятно, что таким правом ни при каких условиях не может быть обязательственно-правовое требование денежного платежа с трассанта или трассата.

2. Наши попытки преодолеть описанное затруднение прошли в своем развитии несколько последовательных этапов.

На первом этапе (1996-2000) мы сосредоточили основное внимание на изучении юридической природы внешне выражаемого содержания переводного векселя - предложения уплатить определенную денежную сумму. Нами было установлено, что выдача вексельного предложения уплатить: 1) не порождает денежного обязательства его автора (трассанта), 2) не создает денежного обязательства его адресата (трассата), 3) не заключает в себе поручения или иного платежного распоряжения. Понятно, что одни только отрицательные характеристики исследуемого предмета или явления не могут дать адекватного представления о сущности объекта исследования. Мало сказать, чего в вексельном предложении нет и что оно собой не представляет; надо установить, что в нем заключается, что оно собою представляет, коротко говоря - какие юридические последствия вексельное предложение создает.

Для получения ответа на этот вопрос мы попытались обнаружить какой-нибудь уже известный юридический институт, отличительные признаки которого позволили бы рассматривать его как родовое понятие по отношению к переводно-вексельному "предложению уплатить". Не следует умножать сущностей без необходимости: принцип "бритвы Оккама", известный также под названием консерватизма юридического мышления, предписывает именно такую последовательность действий. Сначала нужно установить невозможность подвести вновь обнаруженный институт под уже известные принципы и правила, и только после этого можно конструировать нечто новое.

В нашем случае этого делать не пришлось. Гражданскому праву известен единственный случай юридически значимого предложения одного лица другому определенному лицу. Это институт предложения о заключении договора или оферты (ст. 435-443 ГК РФ). Исследование вопроса и возникшая в результате полемика с рядом оппонентов*(7) укрепили наше мнение о том, что предложение об уплате, инкорпорируемое в переводной вексель, является разновидностью оферты - предложения о заключении договора об уплате в пользу третьего лица (векселедержателя). Принятие этого предложения посредством вексельного акцепта означает заключение такого договора; отклонение этого предложения (отказ в акцепте, или, в более широком смысле слова, неакцепт), напротив, означает, что договор о вексельной уплате не был заключен.

Вопрос о тех причинах, которые определяют выбор трассата - акцептовать вексель или отказать в акцепте, т.е. вопрос о тех общегражданских отношениях, которые связывают его с трассантом (отношениях покрытия), остается за пределами внимания вексельного права. Любое из действий трассата - как акцепт, так и отказ в акцепте - становится юридическим фактом, оказывающим определенное влияние на эти отношения. Влияние это, однако, общегражданское, но не вексельное. Так, трассат, являющийся должником трассанта по денежному обязательству, скажем, из договора поставки, может обусловить свой акцепт выставленного на него переводного векселя прекращением этого обязательства; выступающий в роли трассата банк, кредитующий трассанта, может обусловить свой акцепт возникновением требования по кредитному договору; трассат-комиссионер, располагающий деньгами трассанта, может акцептовать вексель в зачет требований трассанта о выплате этих денег, и т.д. Поскольку все обстоятельства, подобные перечисленным, остаются за пределами векселя и вексельного права, эффектом договора об уплате, заключенного в форме выдачи и акцепта переводного векселя, становится возникновение простого и ничем не обусловленного (самостоятельного, не зависящего от содержания и действительности отношений покрытия) вексельного правового денежного требования. Это требование принадлежит собственнику векселя, а осуществляется (согласно началу публичной достоверности ценных бумаг) формально легитимированным ремитентом (векселедержателем).

Что же происходит в случае, когда в акцепте векселя отказано и договор об уплате не заключается? С точки зрения положительного законодательства ответить на этот вопрос несложно: наступает специальная вексельная ответственность трассанта (векселедателя), содержание и условия которой определяются нормами главы VII Положения о векселях ("Иск в случае неакцепта или неплатежа"). Но что за ответственность, за какое правонарушение? Первоначально, опираясь на вексельную теорию К. Эйнерта, мы ответили на него примерно следующим образом: за выставление безосновательного (необеспеченного) векселя, использовав для наименования такого деяния словосочетание "вексельный деликт". Ясно, что такое объяснение по сути ничего не давало для решения изначальной проблемы, ибо в нем не было ни слова о содержании обязательства векселедателя неакцептованного переводного векселя. Ответ на этот вопрос был основан нами на выводах дореволюционных ученых (С.М. Бараца, А.И. Каминки, А.М. Нолькена, А.Ф. Федорова, П.П. Цитовича): векселедатель обязан обеспечить ожидания векселедержателя в акцепте векселя и получении денег. В противоположность классическому денежному обязательству, исполнение которого заключается в платеже (передаче денег), такое обязательство было названо нами (вослед сенатским разъяснениям к русскому Вексельному уставу 1902 г.) обязательством доставления денег.

Второй этап (2000-2004) разработки проблемы свелся к уточнению нашей первоначально сформулированной позиции, ее облечению в более четкие терминологические формы и универсализации (распространению на ряд других обязательств, известных под общим наименованием регрессных и встречающихся не только в вексельном, но и в чековом праве). Главным стимулом к этой деятельности, способствовавшей освобождению нашей концепции от ошибочных элементов, стали конструктивные критические замечания оппонентов - представителей ярославской цивилистической школы (Е.А. Крашенинникова, В.В. Грачева, Е.Ю. Трегубенко, В.Б. Чувакова).

Прежде всего мы отказались от категории вексельного деликта. Ответственность не может быть одновременно и договорной (обязательственной, специальной), и деликтной (универсальной). Сама постановка вопроса о юридическом содержании переводного векселя как ценной бумаги не оставляет места для ответственности деликтной. Изначальная задача в том и состоит, чтобы указать на обязательство трассанта, нарушение которого влечет применение вексельной ответственности.

Затем мы подвергли изучению само понятие обязательства по доставлению денег. Если оно существует, то какие элементы векселя или нормы закона указывают на это? Ничего кроме ст. 9 Положения о векселях, согласно которой "векселедатель отвечает за акцепт и за платеж"*(8), обнаружить, к сожалению, не удалось. Ясно, что буквальное толкование этой статьи мало что дает для наших целей: характеристика ответственности относится к области охранительных вексельных правоотношений, в то время как нас интересуют отношения регулятивные. Однако поскольку в статье говорится о том, за что наступает пресловутая вексельная ответственность трассанта, становится возможным утверждать, что содержанием его регулятивного вексельного обязательства является совершение таких действий, которые должны предотвратить (не допустить) наступление юридических фактов, являющихся основанием вексельной ответственности. Такими фактами являются, согласно указанию ст. 9 Положения о векселях, неакцепт и неплатеж, некоторые другие юридические факты добавляет ст. 43 Положения о векселях; всю совокупность этих фактов мы назвали эксцессами вексельного обращения. Обозначения, употребленные для характеристики обязательства трассанта во французском и английском текстах ЕВЗ ("le tireur est garant..." и "the drawer guarantees..."), подсказали термин для описания сущности такого обязательства на русском языке: трассант должен гарантировать или обеспечить акцепт и (или) платеж по переводному векселю со стороны плательщика (в более широком смысле - оградить выданный (подписанный) им вексель от любых эксцессов его обращения). Выдавая переводной вексель на определенное лицо, трассант обязуется приложить все усилия (совершить все зависящие от него действия) для того, чтобы побудить назначенного им плательщика к акцепту и (или) оплате переводного векселя. В этом и заключается сущность обязательства доставления денег через третье лицо.

Выявление содержательной особенности обязательства трассанта само по себе не отвечало на вопрос о содержании обязательств двух других категорий вексельных должников - индоссантов, а также авалистов за трассанта и индоссантов. Опираясь на ст. 15 и 32 Положения о векселях, согласно которым "индоссант, поскольку не оговорено обратное, отвечает за акцепт и за платеж", а "авалист отвечает так же, как и тот, за кого он дал аваль", мы пришли к выводу о том, что к доставлению денег обязуется не только трассант, но также индоссанты и их авалисты. Весь круг вексельных обязательств, таким образом, с точки зрения своего содержания распадался на два вида: 1) денежные обязательства (обязательства платежа согласно условиям векселя) и 2) гарантийные или обеспечительные обязательства (обязательства обеспечения акцепта и (или) платежа - доставления денег согласно условиям векселя). Обязательства первого вида в литературе принято именовать прямыми, или основными, второго - регрессными, косвенными или вспомогательными*(9). Должниками по прямым обязательствам являются: 1) акцептант переводного векселя, 2) векселедатель простого векселя (ч. 1 ст. 78 Положения о векселях), 3) их авалисты, 4) акцептанты-посредники*(10). Кроме того, фактически в положении прямых вексельных должников находятся: 5) индоссант, индоссировавший различные экземпляры одного и того же векселя разным лицам (ч. 2 ст. 65 Положения о векселях), а также 6) индоссант, поставивший первый подлинный индоссамент на вексельной копии (ст. 68 Положения о векселях). Должниками по обязательствам регрессным являются: 1) трассант (векселедатель переводного векселя), 2) индоссанты*(11) и 3) их авалисты.

Дальнейшее изучение вопроса показало, что понятие обязательства доставления денег через третье лицо имеет значение не только для вексельного, но и для чекового права. Чекодатель, подобно трассанту, обязуется обеспечить выплату денег банком, назначенным плательщиком по чеку, несмотря на отсутствие у банка соответствующего обязательства перед чекодержателем.

Наконец, если признать, что предметом обеспечения (гарантии) может быть не только доставление денег, но и совершение иных действий третьими лицами (ручаюсь, что такое-то лицо исполнит в срок такое-то обязательство) или даже наступление или ненаступление определенных событий (даю гарантию, что по крайней мере до истечения определенного срока проданный мною товар не проявит никаких недостатков и может быть использован по своему назначению), то понятие о гарантийном обязательстве выйдет за границы вексельного права и даже сферы ценных бумаг и получит общегражданское (общеотраслевое) значение. В первом примере без труда узнается долг поручителя*(12), во втором - обязательство продавца обеспечить качество проданной вещи в течение гарантийного срока*(13).

3. Осмысление описанных выводов, происходившее в последние три года (2004-2007), можно считать третьим этапом эволюции наших взглядов. Вниманию научной общественности впервые предлагается описание хода размышлений и их результат.

1). Если верно, что обязанность совершения должником (трассантом, индоссантом, авалистом) всех тех действий, которые, сообразно характеру обязательства и условиям оборота, он должен совершить для обеспечения акцепта и (или) оплаты векселя и вообще для ограждения векселя от эксцессов обращения (абз. 2 п. 1 ст. 401 ГК РФ), является содержанием регрессного вексельного обязательства, то это означает необходимость признания за регрессным вексельным должником возможности доказывать... свою невиновность в нарушении вексельного обязательства. Тот факт, что об этом умалчивает вексельное законодательство, сам по себе еще не свидетельствует о том, что эти положения общегражданского закона применяться не должны: общий закон имеет, как известно, субсидиарное применение по отношению к специальному, т.е. применяется в части, не урегулированной специальным законом*(14). "Молчание" Положения о векселях относительно юридического значения вины в нарушении вексельных обязательств означает не то, что вексельные правонарушения влекут ответственность независимо от вины нарушителя, а то, что здесь применяются в полной мере положения общего закона; в данном случае таковым является ГК РФ. Выходит, что законного векселедержателя "спасает" от такого рода возражений только "ценно-бумажная" природа переводного векселя: апелляция трассанта к собственной невиновности исключается принципом публичной достоверности переводного векселя как ценной бумаги. Однако недобросовестному держателю, а точнее лицу, осведомленному о характере, содержании и дефектах отношений трассанта с трассатом (отношений вексельного покрытия), и, стало быть, знавшему в момент приобретения векселя, на какие именно действия трассанта по обеспечению акцепта и (платежа) он мог бы, принимая во внимание характер обязательства и условия оборота, рассчитывать, возражения об отсутствии вины трассанта (или, во всяком случае те из них, которые зиждутся на дефектности отношений покрытия), конечно же, могут быть предъявлены.

Естественно, все сказанное в полной, если не большей мере относится и к иным регрессным вексельным должникам (индоссантам и авалистам). Например, если случай, когда к моменту выдачи тратты трассант не имеет никаких отношений с трассатом, исключается, что называется, самой природой переводного векселя, то ситуации, в которых индоссанты и авалисты не только не состоят ни в каких отношениях с плательщиком, но и даже не знакомы с ним, на практике весьма часты. Спрашивается: на какие же действия подобного индоссанта, которые стимулировали бы плательщика к акцепту и платежу, мог бы рассчитывать приобретатель векселя? Нет таких действий и не может быть. Ответ же в том смысле, что приобретателю векселя все равно, какие именно это будут действия, правильный для всякого последующего приобретателя, все-таки неприемлем для непосредственного контрагента такого индоссанта.

Несмотря на всю очевидность вывода о праве регрессных должников освободиться от вексельной ответственности посредством доказывания своей невиновности в нарушении своего регрессного обязательства, нам не только не встретилось ни одной подобной практической попытки, но даже не довелось прочитать хотя бы о чисто гипотетическом случае такого рода. Можно, конечно, объяснить это не вполне правильным повсеместным представлением о содержании регрессных вексельных обязательств и об условиях ответственности за их нарушение; кроме того, вероятно, известную сдерживающую силу имеет п. 3 ст. 401 ГК РФ, устраняющий применение принципа ответственности за вину в нарушении обязательств при осуществлении предпринимательской деятельности. Действительно, вексельное обращение - сфера в основном именно предпринимательства, но все-таки не исключительно его! Да и с каких пор современные доморощенные предприниматели стали избегать недобросовестных приемов защиты собственных интересов? Споров, в которых должник по предпринимательскому обязательству ссылается на отсутствие вины в его нарушении, не просто много - имя им, как говорится, легион. Более того: известно немало ситуаций, в которых суды применяют принцип виновной ответственности за нарушение предпринимательских обязательств буквально вопреки всему - закону, логике, принципам добросовестности и справедливости. Такая практика особенно часто касается должников - публичных учреждений, а иногда и унитарных предприятий.

2). В течение некоторого времени поставленный вопрос о том, почему регрессные вексельные должники, имея возможность освободиться от вексельной ответственности доказав свою невиновность в нарушении вексельного обязательства, на практике никогда этого не делают, так и оставался для нас без вразумительного ответа*(15). Мы даже не представляли себе, как подступиться к его разрешению - искать ли ответ в плоскости чистой теории или же обратить внимание на практику. Совершенно неожиданно подход стал вырисовываться в ходе обсуждения другой, казалось бы, совершенно не связанной с первоначальной, научной юридической проблемы - проблемы общего понятия обязательства.

Одна из основных черт обязательства - абсолютная определенность его содержания. Достигается она за счет точной характеристики действия, подлежащего совершению должником и являющегося предметом требования кредитора. Нельзя обязаться "к чему-нибудь", "ко всему", или "к ничему". "В силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие ..." - так начинается характеристика обязательства в п. 1 ст. 307 ГК РФ. В основе этой характеристики классическое определение обязательства, созданное усилиями многих поколений цивилистов. Именно определенность (конкретность) действия спасает саму конструкцию обязательства, отграничивая случаи правомерного установления обязательств от случаев ограничения правоспособности - обязывания к совершению или не совершению действий той или другой степени абстрактности.

Откуда же берется ограничение правоспособности при обязывании к совершению абстрактного действия (действия вообще)? Очевидно, оно предопределяется самой сущностью понятия о действии как волевом психологическом процессе, немыслимом без участия личности обязанного лица. Власть над этой личностью должна иметь конкретные пределы, без которых эта власть рискует превратиться в произвол управомоченного лица. В самом деле, недостаточная определенность действия, являющегося предметом требования и обязанности, будет позволять управомоченному лицу потребовать совершения таких действий, которые входят в наличествующие абстрактные рамки, но которые, вместе с тем, могли и не иметься в виду обязанным лицом при установлении этих рамок. В итоге конструкция обязательства превратилась бы в основание личной власти кредитора над должником, или, лучше сказать, в абсолютное право кредитора на личность должника, стесненную одними только целевыми пределами.

Если кредитор считает, что то или другое действие должника будет способствовать достижению преследуемой им цели, то он вправе потребовать его совершения или воздержания от него - вот какой должна была бы быть в этом случае конструкция обязательства. Одно дело, когда предписания той или другой степени общности (абстрактности) предлагает закон - акт волеизъявления публичной власти, в равной степени обязательный для всякого и каждого и, больше того, сам являющийся источником как самой правоспособности, так и ее ограничений. Совсем другое дело - сделка, акт изъявления воли частного лица, обязательный только для того, кто его совершил, и лишь в той степени, в которой он не посягает на чью-либо правоспособность.

В одной из наших недавних работ*(16), рассматривая вопрос о причинах, по которым можно было бы усомниться в существовании обязательств с отрицательным содержанием (направленных на воздержание от действий (на обеспечение бездействия)), мы обратили внимание на логическую невозможность достигнуть определенности в характеристике бездействия. С помощью какого утверждения можно описать то, чего нет и не должно быть - отсутствие утверждения? Как можно постичь суть небытия, если сама подобная постановка вопроса уже заключает в себе внутреннее противоречие - надо охарактеризовать и постичь сущность того, что не имеет сущности? Перед нами - та самая неопределенность, которой следует избегать при установлении обязательств. Не допустить ее можно только одним способом - описать действие, составляющее содержание обязательства, через утверждение, т.е. указать не то, чего следует не делать, а то, что нужно сделать. Говоря же об обязательствах с отрицательным содержанием (не конкурировать, не использовать, не мешать, не играть, не разглашать и т.д.), мы имеем в виду именно установленные частными лицами случаи ограничения гражданской правоспособности. Через отрицание мы описываем не содержание запрещаемых действий, а характеризуем цели установления той или иной обязанности - дать управомоченному лицу возможность действовать, не опасаясь препятствий и неудобств, которые могли бы быть созданы соответствующей деятельностью обязанного лица. Попытки же конкретизировать действия, являющиеся предметом запрещения, например, по критериям времени, места и иных условий их совершения, неизбежно будут инициировать все новые и новые поводы к вопросам, требующим уточнения; в итоге полной определенности достичь так и не удастся.

Нет нужды специально доказывать отсутствие какой бы то ни было - даже минимальной - определенности в части того круга действий регрессного должника, на совершение которых мог бы рассчитывать векселедержатель. Пределы, поставленные его произволу законом, весьма незначительны. Такие действия: а) не должны быть противоправными, б) их требование не должно выходить за рамки разумности, добросовестности и справедливости и, наконец, эти действия в) должны соответствовать "той степени заботливости и осмотрительности", которая требуется от регрессного вексельного должника "по характеру обязательства и условиям оборота".

Приведем лишь один пример: векселедатель трассирует переводной вексель на свою 100% "дочку", директор которой, руководствуясь рациональными хозяйственными соображениями, отказывает в акцепте. Какие действия могло бы совершить "материнское" общество для того, чтобы подобного отказа не было? Используя свой корпоративный статус, оно могло бы дать директивное указание руководителю дочернего общества акцептовать вексель, каковое тот, по всей видимости, был бы вынужден выполнить под угрозой досрочного прекращения полномочий. Если же это распоряжение все-таки не было выполнено, можно ли считать материнское общество обязанным досрочно прекратить полномочия строптивого руководителя и заменить его лицом более сговорчивым? Оба описанных действия - приказ директору дочернего общества и досрочное прекращение его полномочий - не выходят за рамки закона; требование их совершить, исходя из современной отечественной деловой практики, абсолютно не выходит за пределы разумности, добросовестности и справедливости; наконец, не подлежит сомнению и соответствие этих действий требуемой предпринимательским вексельным обязательством степени заботливости и осмотрительности*(17). Стало быть, не будь любого из этих действий - и материнское общество не смогло бы доказать отсутствия своей вины в нарушении регрессного вексельного обязательства.

Итак, вместо определенного действия, которое, по идее, должно было бы составлять содержание регрессного вексельного обязательства, мы имеем абстрактное определение круга тех действий, отсутствие любого из которых означает виновность в нарушении обязательства. Достигается такая "определимость" за счет обозначения цели, достижению которой должна быть подчинена активность регрессного вексельного должника - сделать все возможное для того, чтобы переводной вексель был акцептован и (или) оплачен назначенным плательщиком или, говоря еще более абстрактно, исключить любые эксцессы в обращении данного векселя. Что именно регрессный должник будет в каждом конкретном случае для этого делать - безразлично; он может делать все, что угодно, равно как и не делать ровно ничего. Принципиальным будет вопрос не о составе совершенных лицом действий, а о том, достигнута или не достигнута известная цель - ограждение векселя от проблем в его обращении. Это обстоятельство, подкрепленное строгостью вексельного права и почти полным отсутствием нормативной регламентации вопроса, позволяет вексельному кредитору упрекнуть регрессного вексельного должника просто в том, что его действия (неважно, какие, возможно, даже выходящие далеко за пределы обычной осмотрительности) не привели к достижению необходимой цели.

3). Продолжая "примерять" общегражданское понятие обязательства на регрессных вексельных должников, мы обратили внимание еще на одно обстоятельство. "В силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие... а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности", - так заканчивается характеристика обязательства, содержащаяся в п. 1 ст. 307 ГК РФ. На какой же стадии обращения переводного векселя его держатель требует от регрессных должников исполнения их обязанностей? Самое внимательное изучение вексельного законодательства оставляет этот вопрос без ответа: законодательство не предусматривает специального порядка заявления требований к регрессным вексельным должникам!

Ошибочно было бы принимать за такую процедуру институт нотификации, регламентируемый ст. 45 Положения о векселях: в ней речь идет не о том, чтобы предъявить какие-то требования, а лишь о том, чтобы сделать предложение регрессным должникам о выкупе опротестованного векселя с целью приостановить рост объема собственной ответственности по такому векселю. В общем, сами условия проведения нотификации - тот факт, что она осуществляется исключительно в отношении векселя, уже опротестованного из-за неакцепта или неплатежа, - говорят сами за себя: наличие подобного протеста свидетельствует об имевшем место факте эксцесса вексельного обращения и, следовательно, о том, что нарушение регрессных вексельных обязательств уже состоялось; требование о надлежащем исполнении нарушенных обязательств было бы требованием невозможного*(18), а значит не имело смысла. Всякое иное предоставление, учиненное в рамках охранительных правоотношений, могло бы стать в лучшем случае лишь суррогатом исполнения по отношению к правоотношению регулятивному. Итак, ход вексельного обращения таков, что не предполагает обращения векселедержателя с какими-либо требованиями к регрессным должникам. Это и не удивительно, принимая во внимание тот факт, что подавляющее большинство векселедержателей вовсе не осведомлено о характере отношений, в которых состоят вексельные регрессные должники с плательщиком (акцептантом): не зная о характере этих отношений (да и не имея возможности в рамках вексельного права о них знать и, стало быть, на них ссылаться), невозможно понять, каких именно действий следовало бы требовать от каждого конкретного регрессного должника. Учитывая также, что на практике нередко регрессные должники ни в каких отношениях с плательщиком (акцептантом) не состоят, предоставление векселедержателю возможности заявить подобные "требования" привело бы к тому, что его правовое положение по отношению к подобным "должникам" было бы существенно поколеблено: регрессному должнику достаточно было бы просто сослаться на то, что тот не состоит ни в каких отношениях с плательщиком и, следовательно, при всем желании не смог бы оказать на него никакого влияния. Такой подход начисто уничтожил бы весь смысл регрессной вексельной обязанности. Ее содержанием, следовательно, являются не какие-то определенные действия, совершения которых векселедержатель мог бы требовать, а нечто иное.

4. Таким образом, получается, что:

а) содержание регрессного вексельного обязательства образует обязанность достичь определенных целей - юридических и фактических;

б) эта обязанность не имеет конкретного содержания, а именно не определяет круга действий, подлежащих совершению обязанным лицом;

в) в содержание регрессного вексельного обязательства входит такая юридическая возможность, которая не может быть отнесена к разряду требований.

Обязательством же называется такое правоотношение, которое слагается из обязанности должника совершить определенное действие и обеспеченного ею субъективного гражданского права кредитора - требовать совершения этого действия. Это родовые признаки понятия обязательства. Поскольку правоотношение, которое мы называем регрессным вексельным обязательством, этими признаками не обладает, это может означать лишь то, что так называемое регрессное вексельное обязательство в действительности обязательством не является. Все сказанное просто не может привести к иному выводу.

Под именем регрессного вексельного обязательства в действительности скрывается относительное гражданское правоотношение особого - не обязательственного - рода. Содержанием данного правоотношения являются:

а) субъективное право законного векселедержателя ожидать от лица, поставившего подпись на векселе в определенном законом (регрессном) качестве, совершения любых действий, необходимых для достижения определенной законом цели - ограждения векселя от любых эксцессов его обращения, в первую очередь от неакцепта и неплатежа (право ожидания или право расчета на достижение определенной цели);

б) корреспондирующая ему юридическая обязанность регрессного подписанта обеспечить это ожидание (этот расчет).

"Регрессное качество", о котором идет речь в данном определении, сводится, по сути к подписанию векселя одним из лиц, которые традиционно относятся к сонму регрессных должников, - трассантом, индоссантом или их авалистами. Используя традиционную терминологию, можно было бы говорить о лицах, поставивших подписи на векселе "в качестве ином, кроме прямого должника". Но поскольку, как было установлено, так называемые регрессные обязательства вовсе не представляют собой обязательства, а значит, обязанных по ним субъектов называть должниками не вполне корректно, следует признать, что иных вексельных должников, кроме "прямых" (лиц, обязанных к платежу согласно условиям векселя), в вексельном праве просто не бывает. Обязанные в регрессном порядке лица - это пассивные субъекты вексельных регрессных правоотношений, но все же не должники.

В.А. Белов,

доктор юрид. наук, профессор кафедры гражданского права

юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

"Законодательство", N 6, июнь 2008 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См. подробнее: Белов В.А. Переводной вексель: к чему обязан векселедатель? // Рынок ценных бумаг. 1997. N 14. С. 30-32; N 15. С. 26-28; Он же. О юридической природе переводного векселя // Правоведение. 1998. N 3. С. 82-89; Он же. О юридической природе тратты // Очерки по торговому праву; Сб. научн. тр. Вып. 5. Ярославль, 1998. С. 61-70; Он же. Вексельные обязательства // Очерки по торговому праву: Сб. научн. тр. Вып. 6. Ярославль, 1999. С. 91-101; Он же. Ценные бумаги как объекты гражданских прав: Вопросы теории: Дис.... канд. юрид. наук. М., 1996. С. 30-39; Он же. Проблемы цивилистической теории российского вексельного права: Дис.... докт. юрид. наук. М., 2004. С. 126-152; Он же. Курс вексельного права. М., 2006. С. 297-350; и др.

*(2) Утверждено постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1937 г. N 104/1341 // Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского Правительства СССР. 1937. N 52. Ст. 221.

*(3) См.: Uniform law on bills of exchange and promissory notes: Annex I to Convention providing a uniform law for bills of exchange and promissory notes by 07.06.1930 N 358 (Единообразный закон о переводном и простом векселях: Приложение I к Женевской конвенции от 7 июня 1930 г. N 358), Русский перевод см.: Собрание законодательства Союза ССР. 1937. Отдел II. N 18. Ст. 108.

*(4) Сравним: "Par (l'acceptation le tire s'oblige a payer la lettre de change a I'echeance" (фр.); "By accepting, the drawee undertakes to pay the bill of exchange at its maturity" (англ.).

*(5) В этом смысле российское Положение о векселях существенно точнее своих иноязычных аналогов - французского, описывающего содержание переводного векселя сочетанием "le mandat pur et simple de payer une somme determinee" (т.е. о простом поручении или полномочии уплатить), и английского, говорящего об "an unconditional order to pay a determinate sum of money" (т.е. о безусловном приказе произвести платеж). Ничуть не более корректен Германский вексельный закон от 21 июня 1933 г. (далее - Wechselgesetz), также основанный на нормах ЕВЗ и упоминающий о "die unbedingte Anweisung, eine bestimmte Geldsumme zu zahlen", т.е. о безусловном платежном распоряжении (текст Wechselgesetz см.: Zivilrecht: Wirtschaftsrecht; Stud-Jur - Nomos-Textausgadben. . Aufl. Baden-Baden, 1992. T. 23. S. 1-22).

*(6) В еще большей степени все сказанное относится к условным обязательствам - конструкции, предлагаемой некоторыми учеными для объяснения пресловутого "затруднения". Вряд ли допустимо рассматривать вексельные обязательства как условные (отменительное и отлагательное условия, как известно, штука факультативная, в то время как в вексельных обязательствах они были бы необходимым элементом), тем более что условные обязательства не могут "предполагаться" или откуда-то "вытекать": для их установления необходимы либо ясно выраженная воля должника, либо прямое указание закона.

*(7) См. работы, перечисленные в первой сноске.

*(8) "Le tireur est garant de I'acceptation et du paiement" (фр.); "The drawer guarantees both acceptance and payment" (англ.); "Der Aussteller haftet fur die Annahme und die Zahlung des Wechsels" (нем.).

*(9) Считается, что критерием их разделения и противопоставления являются различные условия наступления вексельной ответственности за нарушение вексельных обязательств: должники по регрессным обязательствам несут ответственность лишь при условии установления факта эксцесса вексельного обращения протестом, а должники по обязательствам основным - безотносительно к наличию или отсутствию протеста. Результаты наших исследований показали ошибочность этой точки зрения: условия ответственности - не критерий разграничения вексельных обязательств на прямые и регрессные, а одно из следствий применения совсем другого критерия - содержания вексельных обязательств.

*(10) Обязательство акцептанта-посредника выделяется среди других прямых вексельных обязательств тем, что существует под отменительным условием - оно прекращается, если векселедержатель не предъявил акцептанту-посреднику требование о платеже вовремя (крайний срок - следующий день после последнего дня, предоставленного для совершения протеста в неплатеже) (ч. 2 ст. 60 Положения о векселях).

*(11) Кроме индоссантов препоручительного (ст. 18 Положения о векселях) и послесрочного (ст. 20 Положения о векселях) индоссаментов, которые вовсе не являются вексельными должниками, а также индоссанта, учинившего различные индоссаменты на различных экземплярах одного и того же векселя (ч. 2 ст. 65 Положения о векселях) и индоссанта, поставившего первый подлинный индоссамент на вексельной копии (ст. 68 Положения о векселях), которые, как отмечалось, должны быть причислены к разряду прямых должников, а не регрессных.

*(12) Таким образом весьма неординарно разрешается давний конфликт между двумя основными противоборствующими концепциями поручительства как обязанности исполнить основное обязательство и как обязанности нести ответственность за его нарушение. Первая концепция означает простое присоединение поручителя к числу должников по основному обязательству, что совершенно не отвечало бы содержанию положительного законодательного регулирования данного института, а кроме того приводила бы к неоправданному ограничению возможной сферы применения поручительства; вторая же концепция всегда оставляет открытым вопрос о том, за что отвечает поручитель, если он сам (поручитель) ничего не нарушал. Концепция поручительства как обязательства обеспечения (доставления) исполнения третьим лицом снимает все проблемы: поручитель обязуется (используя свои отношения с должником, остающиеся за пределами поручительства) сделать все от него зависящее для того, чтобы должник исполнил свое обязательство. Нарушение обязательства, обеспеченного поручительством, свидетельствует и о нарушении со стороны поручителя, каковое и становится основанием для его привлечения к гражданско-правовой ответственности.

*(13) Сравнение регрессного обязательства индоссанта с гарантийным обязательством продавца принадлежит не нам. "...Индоссант ручается за nomen bonum, за то, что вексель будет в срок уплачен векселедателем и надписателями. ...Например, если наложено клеймо на товар, то это значит, что купец, клеймо которого наложено, ручается за доброкачественность товара. Подобно этому и индоссант, делая надпись на векселе, тем самым ручается за его nomen bonum" (Hефедьев Е.Л. Вексельное право. Банковые сделки. Морское право. М., 1907. С. 25).

*(14) Правило абз. 2 п. 2 ст. 3 ГК РФ о приоритете норм Кодекса над нормами иных законов в данном случае применяться не должно, поскольку Положение о векселях - это национальный акт, основанный на нормах международного договора (ЕВЗ), и он, согласно положениям абз. 2 п. 2 ст. 7 ГК РФ, имеет приоритет над нормами ГК РФ.

*(15) О возможности регрессных вексельных должников доказывать свою невиновность в нарушении вексельных обязательств см. п. 704 нашего "Курса вексельного права". Вместе с тем в разделе данной работы, посвященной вексельным возражениям (п. 812-821), такое возражение, как доказанная вексельным должником невиновность в нарушении обязательства, нами не рассматривается.

*(16) См.: Белов В.А. Проблемы общего учения об обязательствах // Гражданское право: Актуальные проблемы теории и практики: Сборник / Под общ. ред. В.А. Белова. М., 2007. С. 673-680.

*(17) Сказанное подталкивает к некоторым интересным соображениям из области теорий юридического лица. Можно сколько угодно рассуждать о юридическом лице как социальной реальности, но до тех пор, пока законодательство не укажет на субъекта, призванного не только выражать, но и защищать объективно присущую юридическому лицу волю, юридическое лицо будет оставаться фикцией - пунктом приурочения прав и обязанностей, принятых волей и во имя реализации интересов других лиц (руководителя, учредителей и т.д.). В нашем примере субъектом - выразителем воли юридического лица должно быть такое лицо, которое сможет, вопреки действиям материнского общества, отстоять право руководствоваться теми самыми рациональными хозяйственными соображениями, из которых исходил его руководитель, принимая решение об отказе в акцепте.

*(18) Представим себе такое требование. Векселедержатель направляет индоссанту нотис о протесте с требованием об исполнении его регрессного обязательства: предприми все меры для ограждения настоящего переводного векселя, опротестованного, допустим, в неплатеже, от... неплатежа! Как можно требовать оградить от того, что уже произошло?