Судебный акт как условие возбуждения дела о банкротстве и гегелевская диалектика. Комментарий к определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 12.10.2016 N 306-ЭС16-3611 (Р.Т. Мифтахутдинов, журнал "Вестник экономического правосудия", N 2, февраль 2017 г.)

Судебный акт как условие возбуждения дела о банкротстве и гегелевская диалектика. Комментарий к определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 12.10.2016 N 306-ЭС16-3611

Р.Т. Мифтахутдинов,

доцент кафедры предпринимательского и корпоративного

права Московского государственного юридического университета

им. О.Е. Кутафина (МГЮА), судья ВАС РФ в отставке,

кандидат юридических наук

Журнал "Вестник экономического правосудия", N 2, февраль 2017 г., с. 9-12.

Развитие отечественного института банкротства может служить прекрасной иллюстрацией действия законов гегелевской диалектики. Вот и вопрос признаков, необходимых для инициирования дела о банкротстве, выступает отличным примером того, что развитие любого явления идет по спирали и стимулируется противоречиями, кроющимися в этом явлении.

1. В комментируемом деле перед нами встает вопрос, вырастающий из нормы абз. 2 п. 2 ст. 7 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве) в редакции Федерального закона от 29.12.2014 N 482-ФЗ. Он звучит так: может ли кредитор, приобретший у банка на основании договора цессии требование, основанное на кредитном обязательстве, инициировать дело о банкротстве на тех же условиях, что и кредитная организация, т.е. без судебного решения, устанавливающего данное требование, подтверждая его суду, рассматривающему дело о банкротстве, только так называемыми первичными документами?

Казалось бы, причем тут старина Гегель? Но обо всем по порядку. Чтобы разобраться в этом довольно непростом вопросе, попробуем прибегнуть к двум основным способам толкования любой нормы: историческому и телеологическому. Начнем с первого.

2. Не секрет, что институт банкротства в отечественной юридической доктрине и практике XX в. был полностью утрачен как чуждый плановой экономике элемент. Соответственно, возрождение, а точнее формирование этого института с чистого листа, было тесно связано с заимствованием зарубежного правового опыта. Но процесс имплементации оказался очень непростым, и формирование российского банкротного права продолжается по сей день. Иногда в его ходе получаются интересные конструкции, нередко напоминающие где-то уже изобретенный велосипед, но с квадратными колесами.

Вслед за мировым опытом ни первый Закон РФ от 19.11.1992 N 3929-1 "О несостоятельности (банкротстве) предприятий", ни второй по счету Федеральный закон от 08.01.1998 N 6-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве 1998 г.) не требовали от кредитора - инициатора дела о банкротстве подтверждать свое требование к должнику судебным актом. Как и во всех правовых системах, условием для обращения кредитора в суд с заявлением о признании должника банкротом было неисполнение им своих обязательств в течение определенного времени. Кредитору достаточно было подтвердить суду наличие обязательства и факт его неисполнения. Существенным недостатком Закона о банкротстве 1998 г. и одной из причин того, что его прозвали рейдерским, стало не это, а отсутствие специальной стадии судебной проверки обоснованности заявления кредитора к должнику. В силу ст. 56 Закона о банкротстве 1998 г. принятие заявление кредитора влекло автоматическое введение процедуры наблюдения. То есть кредитор мог сослаться на недействительное, несуществующее или прекратившееся обязательство и это все равно влекло негативные последствия для должника в виде введения судебной процедуры, ограничения его правоспособности и репутационных рисков. Такие последствия вместе с другими действиями лиц, стоявших за недобросовестным кредитором, очень часто оказывались летальными для юридического лица.

Не случайно Конституционный Суд РФ постановлением от 12.03.2001 N 4-П признал указанную норму не соответствующей Конституции РФ, поскольку она позволяла вводить на стадии возбуждения производства по делу о банкротстве наблюдение на основании заявления о признании должника банкротом без предоставления ему возможности своевременно заявить свои возражения и не предусматривает право должника обжаловать определение о принятии заявления о признании его банкротом, которым в отношении него вводится наблюдение.

По сути, устранением перечисленных недостатков и следовало бы ограничиться при реформировании Закона о банкротстве, но законодатель пошел дальше.

Из пояснительной записки к законопроекту, ставшему в 2002 г. действующим Законом о банкротстве, следует, что "в целях устранения злоупотребления правом со стороны недобросовестных кредиторов усовершенствован порядок начала процедуры банкротства... Для возбуждения дела о банкротстве принимаются во внимание только те требования к должнику, которые подтверждены вступившим в законную силу решением суда, а также задолженность по обязательным платежам или иным исполнительным документам, а также требования, признанные должником не ранее чем за один месяц до даты подачи заявления о банкротстве". Данное условие наряду с тем, что процедура наблюдения теперь вводится только после проверки требований заявителя в специальном судебном заседании, по замыслу разработчиков должно было позволить исключить возможность необоснованного ограничения прав должника, допускаемую прежним законом, и защитить эффективных собственников от недобросовестных действий иных лиц.

3. Однако дополнение законодателя к правовой позиции Конституционного Суда РФ качнуло маятник в другую сторону, и более чем десятилетняя практика применения действующего Закона о банкротстве показала, что таким, на наш взгляд, чрезмерным ограничением стали пользоваться уже недобросовестные должники, ставящие целью затруднить или сделать невозможным исполнение обязательств, в том числе в процедурах банкротства. Выражение "рейдерский закон" сменилось на поговорку "платят только трусы".

Последние статистические данные показывают, что 70-80% дел о банкротстве должников инициируется при нулевых активах у последних. "Просуживание долга" стало серьезным препятствием для кредитора, теряющим бесценное время при наличии признаков неплатежей, которое либо сознательно используется должником для вывода активов, либо объективно способствует росту кредиторской задолженности уже неплатежеспособного субъекта. Таким образом, пресловутый и хрупкий баланс интересов в делах о банкротстве был вновь нарушен одной небольшой нормой абз. 1 п. 2 ст. 7 Закона о банкротстве - исключительным "изобретением" российского права.

Иностранные правопорядку называя единственным внешним признаком банкротства нарушение сроков платежей при относительно небольшом размере просроченного денежного обязательства, как раз исходят из необходимости установления быстрого контроля за должником, прекратившим платежи, имея в виду, что сам по себе факт невозможности заплатить маленькую сумму уже может свидетельствовать о финансовой катастрофе (яркий пример - банкротство банков, где наш закон понимает опасность промедления, и поэтому сроки для начала принятия специальных мер идут уже не на месяцы, а на дни (п. 1 ст. 189.8, ст. 189.10 Закона о банкротстве), и никаких судебных актов не нужно). Также должник, не способный исполнить обязательство, может еще больше навредить уже de facto пострадавшим кредиторам и обороту, принимая на себя новые обязательства и сокращая активы.

4. И вот он - новый виток спирали развития в новом качестве. Федеральным законом от 29.12.2014 N 482-ФЗ в п. 2 ст. 7 Закона о банкротстве добавляется абз. 2, согласно которому право на обращение в арбитражный суд возникает у конкурсного кредитора с особым статусом (кредитной организации) с даты возникновения у должника признаков банкротства, установленных настоящим Федеральным законом. Иными словами, из буквального толкования следует, что кредитной организации не нужен судебный акт, подтверждающий ее требование, чтобы инициировать процедуру банкротства в отношении своего контрагента-должника. В соответствии с п. 2.1 этой же статьи надо лишь заранее, за 15 дней до обращения, публично раскрыть соответствующее намерение.

Эта норма сразу же вызвала множество вопросов у правоприменителя. В дополнение к главному вопросу, связанному с уступкой банковского требования, о котором шла речь в начале комментария, также возникают и другие:

- может ли кредитная организация инициировать дело о банкротстве по любым требованиям, в том числе основанным на неисполнении должником обязательств, не вытекающих из специальной банковской правоспособности (например, если обязательство должника возникло из деликта или кредитная организация в порядке отступного получила дебиторскую задолженность должника);

- можно ли банку инициировать дело о банкротстве без судебного акта в отношении не только основного должника, но и поручителя?

5. Учитывая свежесть спорной новеллы. Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ (далее - Коллегия) в комментируемом судебном акте своевременно, на опережение, сформировала ratio decidendi, предупреждая возможное массовое расхождение судебной практики. Значимость этого определения ВС РФ для банкротной практики сложно переоценить.

6. И вот тут при ответе на основной вопрос, вызванный добавлением абз. 2 в п. 2 ст. 7 Закона о банкротстве, ВС РФ прибегнул уже ко второму виду толкования - телеологическому, руководствуясь разъяснениями, изложенными в абз. 3 п. 1 постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 N 16 "О свободе договора и ее пределах". Коллегия пришла к выводу, что буквальное применение этой нормы будет противоречить принципу равенства, поскольку предоставит кредитным организациям ничем не обусловленные преференции при инициировании процедуры банкротства. Поэтому, как указал Суд, целью законодателя было дать данные преференции не субъекту, а виду требования. Согласно правовой позиции Коллегии "в качестве критерия, допускающего возбуждение дела о банкротстве подобным способом, должен рассматриваться не сам статус кредитной организации, обращающейся с соответствующим заявлением, а реализуемая ею деятельность по осуществлению банковских операций на основании специального разрешения (лицензии) Банка России (абзац 1 статьи 1 Федерального закона от 02.12.1990 N 395-1 "О банках и банковской деятельности")". Опорой для такого особого положения специальных требований стал упрощенный характер процесса их доказывания.

Особо следует отметить, что ВС РФ допустил возможность возбуждения дела без судебного акта кредитными организациями и их правопреемниками в отношении не только заемщиков, но и лиц, предоставивших обеспечение по кредитам.

В таких случаях судам необходимо проверять, являются ли требования заявителя следствием реализации специальной правоспособности кредитной организации или связанными с ними требованиями (например, из обеспечительных сделок), а при установлении таковых - разрешать по существу вопрос об их обоснованности и введении процедуры несостоятельности. Огорчает только, что комментируемый акт можно понять и как ограничительно толкующий новеллу в части возможности инициирования кредитными организациями и правопреемниками дел о банкротстве по небанковским требованиям, но представляется, что доля таких требований для кредитных организаций незначительна, а определенность в судебной практике имеет немалое значение для гражданского оборота.

7. В заключение следует отметить, что расширительное толкование Верховным Судом новеллы Закона о банкротстве можно оценить позитивно, оно вполне соотносится с осторожной попыткой законодателя начать исправление недостатков прежнего ограничения, негативно влияющего на эффективность института банкротства. Верховый Суд, ссылаясь на принцип равенства, закрепленный в п. 1 ст. 1 ГК РФ и приводя в своем а кто многочисленную практику КС РФ по этому вопросу, как бы говорит законодателю: "Смелее!" И в самом деле, если говорить о равенстве, то ведь есть еще множество денежных требований, которые подтверждаются стандартными средствами доказывания. Будем ждать нового витка гегелевской спирали.