Обязанность предоставить информацию по п. 3 ст. 307 ГК РФ (А.Г. Архипова, журнал "Вестник экономического правосудия", N 2, февраль 2017 г.)

Обязанность предоставить информацию по п. 3 ст. 307 ГК РФ

А.Г. Архипова,

консультант Исследовательского центра частного права

имени С.С. Алексеева при Президенте РФ,

доцент кафедры международного частного и гражданского

права МГИМО, кандидат юридических наук

Журнал "Вестник экономического правосудия", N 2, февраль 2017 г., с. 60-94.

Введение

В п. 3 ст. 307 ГК РФ закреплен общий принцип обязательственного права, согласно которому при установлении, исполнении обязательства и после его прекращения стороны обязаны действовать добросовестно, учитывая права и законные интересы друг друга, взаимно оказывая необходимое содействие для достижения цели обязательства, а также предоставляя друг другу необходимую информацию. Эти положения, по мнению ряда авторов*(1), уточняют содержание общего принципа добросовестности, зафиксированного в ст. 1 и 10 ГК РФ. Действительно, такие критерии, как учет прав и законных интересов другой стороны, сотрудничество для достижения цели обязательства, соблюдение стандарта поведения, ожидаемого от участников оборота, традиционно воспринимаются как наполнение принципа добросовестности. В то же время содержащееся в п. 3 ст. 307 ГК РФ положение о предоставлении необходимой информации вызывает ряд вопросов.

Буквальное прочтение нормы позволяет предположить, что стороны любых обязательств (как договорных, так и не связанных с договором) обязаны предоставлять друг другу некий "необходимый" круг информации, причем эта обязанность действует как при установлении, в ходе исполнения, так и после прекращения обязательства, т.е. фактически без четко очерченных временных пределов. Пункт 3 ст. 307 ГК РФ накладывает на стороны достаточно высокий стандарт исполнения информационных обязанностей. Речь идет не только о том, что они, давая друг другу ту или иную информацию, не должны лгать. Слова о предоставлении необходимой информации могут быть поняты так, что стороны обязаны сами, по собственной инициативе, раскрывать всю ту информацию, которая является "необходимой". Для целей настоящей работы обязанность стороны по собственной инициативе раскрыть информацию обозначается как позитивная информационная обязанность, а обязанность воздерживаться от предоставления недостоверной информации - как негативная.

На наш взгляд, положения п. 3 ст. 307 ГК РФ о предоставлении информации вызывают как минимум следующие вопросы:

1) к каким обязательствам применяются обязанности по предоставлению информации, предусмотренные п. 3 ст. 307 ГК РФ; можно ли считать их самостоятельным гражданско-правовым обязательством?

2) как положения п. 3 ст. 307 ГК РФ соотносятся с другими положениями ГК РФ о предоставлении информации - в частности, с положениями о введении в заблуждение (ст. 178) и об обмане (ст. 179), о заверениях (ст. 431.2), предоставлении информации в рамках ведения переговоров (ст. 434.1); как они соотносятся со специальными нормами части второй ГК РФ о предоставлении информации?

3) каким образом можно определить объем "необходимой" информации?

4) чем ограничиваются обязанности по предоставлению информации?

5) каковы санкции за нарушение позитивной информационной обязанности, предусмотренной п. 3 ст. 307 ГК РФ?

"Этимология" положений п. 3 ст. 307 ГК РФ о предоставлении информации

Анализируемое положение было включено в проект модернизации ГК РФ на этапе второго чтения. Интересующего нас фрагмента о предоставлении информации не было в тексте Кодекса, принятом Государственной Думой в первом чтении*(2). Отсутствовал этот фрагмент и в Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации*(3). Источником заимствования рассматриваемого положения считают Модельные правила европейского частного права*(4) (Draft Common Frame of References, далее - DCFR). Действительно, ряд статей DCFR посвящен обязанности по предоставлению информации. Однако, как будет показано ниже, положения DCFR являются более конкретными и имеют более узкий спектр действия, нежели норма п. 3 ст. 307 ГК РФ.

К похожему выводу подводит сопоставление п. 3 ст. 307 ГК РФ с аналогичными положениями правовых систем Германии, Франции, Англии и США. В праве Германии и Франции сформулирован общий принцип добросовестности (Treu und Glauben, bonne foi), предполагающий, в частности, недопустимость предоставления заведомо ложной информации. Однако сфера действия общего принципа добросовестности в этих правовых системах отличается: если в праве Германии он считается основополагающим для всего частного права, а также для отдельных институтов публичного права, то в праве Франции этот принцип относится прежде всего к договорным обязательствам*(5). Помимо общего принципа добросовестности, в этих правовых системах получили развитие отдельные институты, относящиеся к предоставлению информации на стадии заключения договора (culpa in contrahendo, dot par reticence и т.п.).

Национальными законодательствами, а также законодательством ЕС предусмотрены некоторые точечные информационные обязанности, применимые к отдельным видам обязательств. Например, согласно ст. 14 (2) английского Закона о договоре купли-продажи (Sale of Goods Act)*(6) при продаже товара действует подразумеваемая гарантия его удовлетворительного качества, однако продавец не несет ответственности за ее нарушение, если он специально обратил внимание покупателя на дефект товара. Особые информационные обязанности предусмотрены, например, Директивой ЕС о правах потребителей*(7) и Директивой ЕС о дистанционном заключении договоров с участием потребителей о предоставлении финансовых услуг*(8).

Судебная практика Франции и Германии иногда выводит из принципа добросовестности обязанность стороны в тех или иных ситуациях избегать молчания и по собственной инициативе предоставлять информацию контрагенту. Например, в 1974 г. Кассационный суд Франции рассмотрел "дело о свиноферме": установив, что продавец не сообщил покупателю дачного домика об имеющихся планах по строительству свинофермы в непосредственной близости от предмета сделки, суд поддержал покупателя, отказавшегося от исполнения договора. Суд признал, что в данном случае умолчание приравнивается к обману и продавец не должен получить выгоду от своих обманных действий*(9).

Немецкая судебная практика "исходит из того, что сокрытие фактов будет считаться преднамеренным обманом только в случаях, когда есть соответствующая обязанность сообщать другой стороне об их существовании. Но даже при наличии такой обязанности все ставится в зависимость от обстоятельств каждого конкретного случая"*(10). Выведение судами конкретных информационных обязанностей в тех или иных случаях основывается на общей идее, согласно которой § 242 Германского гражданского уложения может быть основой для возникновения ряда дополнительных обязательств по договору. Эти дополнительные обязанности, включающие обязанности по предоставлению информации, могут распространяться и на преддоговорную стадию, и на период, когда обязательства из договора уже были исполнены*(11).

Например, немецкие суды признают, что позитивную информационную обязанность несут продавцы подержанных автомобилей: они должны и без вопроса покупателя сообщить ему о том, что автомобиль побывал в аварии. При этом суды вдаются в немалые детали, пытаясь отыскать грань между информацией, которую продавец обязан раскрыть (например, дефекты, влияющие на безопасность эксплуатации автомобиля), и такой информацией, которую продавец по своей инициативе сообщать не должен (например, сведения о том, истинны ли показания одометра, производилась ли замена деталей и т.п.)*(12). И французская, и немецкая судебная практика позволяет вычленить некоторые общие закономерности, согласно которым суды устанавливают наличие у сторон позитивных информационных обязанностей. Прежде всего такие обязанности подтверждаются судами в ситуации информационной асимметрии, когда одна сторона сделки является профессионалом в своей области, а вторая - нет. При этом информация, доступная профессионалу, важна для решения контрагента о том, заключать ли сделку. Сложность сделки также повышает вероятность того, что суд придет к выводу о наличии позитивной информационной обязанности. Кроме того, такая обязанность может появиться в случае, если одна сторона сделки знает или должна знать, что другая существенно заблуждается относительно содержания сделки и ее экономических последствий; если информирующая сторона знает об обстоятельствах, которые могут затруднить исполнение принимаемого на себя обязательства либо снизить вероятность достижения цели, с которой заключается сделка*(13).

В английском праве негативная информационная обязанность (не предоставлять недостоверную информацию) получила широкое развитие в том числе благодаря специальному закону (Misrepresentation Act 1967)*(14). Позитивная информационная обязанность (раскрыть информацию по своей инициативе) применяется в страховании, отношениях, связанных с трастом, и в некоторых других отношениях, имеющих доверительный характер. В каждом таком случае она основывается либо на законодательстве, либо на накопленном массиве судебной практики, относящейся к этому конкретному институту. Однако общая позитивная информационная обязанность отсутствует, и действует правило caveat emptor*(15).

Согласно ст. 1-304 Единообразного торгового кодекса (ЕТК) США всякий договор или обязательство возлагает обязанность добросовестности при его выполнении*(16). Согласно п. 20 ст. 1-201 добросовестность - это фактическая честность в поведении или сделке, о которых идет речь, а применительно к коммерсанту добросовестность означает фактическую честность и соблюдение разумных коммерческих критериев честного ведения торговых дел (п. 2 ст. 2-103). Эти положения ЕТК применяются только к договорам, которые входят в его сферу регулирования*(17). Поэтому, несмотря на кажущуюся универсальность, они имеют свои ограничения. В то же время очень похожие положения были внесены во Второй свод договорного права (§ 205) - документ, имеющий рекомендательную силу, но вполне универсально применяемый американскими судами. Согласно его § 161 в некоторых случаях непредоставление лицом информации об известном ему факте считается равным утверждению о том, что этот факт не существует. Данное положение применяется при следующих условиях: если лицо знает, что раскрытие факта необходимо, чтобы какое-либо предшествующее утверждение не стало предоставлением ложной информации или обманом; если оно знает, что раскрытие факта устранило бы заблуждение другой стороны, относящееся к предположению этой другой стороны, на основании которой она заключает договор, а его нераскрытие противоречит требованию добросовестности и разумным стандартам ведения дел; если это лицо знает, что раскрытие факта устранило бы заблуждение другой стороны по поводу содержания или юридической силы договора; если другая сторона вправе узнать о факте в силу существующих между этими лицами доверительных отношений*(18).

Р. Саммерс подчеркивает, что принцип добросовестности в некоторых случаях порождает обязанность стороны сообщить ту или иную информацию не только на стадии заключения договора, но и во время его исполнения, а также в ходе принудительного осуществления вытекающих из него прав*(19). В практике американских судов можно проследить постепенный поворот от строгого следования принципу caveat emptor*(20) к признанию судом того, что в некоторых ситуациях у стороны договора имеется позитивная обязанность по предоставлению информации своему контрагенту. Например, продавец обязан известить покупателя о том, что дом, являющийся предметом договора купли-продажи, заражен термитами*(21), а на приобретаемом земельном участке имеется закопанный колодец*(22).

Основополагающий для частного права принцип добросовестности не мог не стать предметом обобщения и уточнения в европейских негосударственных сводах частного права*(23). Статья 1.-1:103 DCFR устанавливает общий принцип добросовестности и справедливого ведения дел, под которым, в частности, понимается честность, открытость и учет интересов другой стороны. Общий принцип добросовестности зафиксирован и в других кодификациях частного права, например в ст. 1:201 Принципов европейского договорного права (PECL), ст. 1.7 Принципов международных коммерческих договоров (Р/СС).

Кроме того, в DCFR имеются положения о раскрытии информации на этапе заключения договора. Согласно ст. 11.-3:101 до заключения договора о предоставлении другому лицу вещей, иного имущества либо услуг предприниматель обязан дать этому лицу такую информацию, которую оно может разумно ожидать, принимая во внимание обычно предъявляемые при подобных обстоятельствах требования к качеству и исполнению. Если другое лицо также является предпринимателем, то при определении того, получения какой информации это лицо может разумно ожидать, следует учитывать, будет ли отсутствие информации отклонением от принятых в коммерческой деятельности стандартов*(24).

В комментарии к ст. 11.-3:101 DCFR подчеркивается, что этот документ не устанавливает общего принципа, который требовал бы полного раскрытия всей информации, которая может потребоваться стороне для принятия информированного решения о заключении договора на тех или иных условиях. Речь в этой статье идет, во-первых, о нескольких типах договоров, а во-вторых, об определенной информации (о качестве товара или услуги). Но даже эта информация должна предоставляться не во всех случаях, а только тогда, когда качество товара или услуги может оказаться ненадлежащим, например когда помещение, приобретаемое покупателем, не может быть использовано для тех целей, с которыми он заключает договор. Еще одно ограничение этой статьи состоит в том, что обязанность по раскрытию информации возлагается только на предпринимателей*(25).

Статья 11.-3:102 DCFR содержит дополнительные параметры информационных обязанностей, которые применяются к предпринимателям, предлагающим свои товары или услуги потребителям. При определении информации, подлежащей раскрытию, необходимо учитывать все обстоятельства дела, а также ограничения, связанные с используемым средством коммуникации. Требования о раскрытии информации дополнительно расширяются, если потребитель находится в "особо невыгодном состоянии" (ст. 11.-3:103), при заключении договора в электронной форме (ст. 11.-3:105) и в других конкретных ситуациях. Примером "особо невыгодного состояния" служит договор, заключаемый потребителем редко, но на значительную для него сумму, например договор о предоставлении так называемого таймшера (права пользования объектом общей собственности, чаще всего туристического назначения, в определенное время)*(26). Согласно ст. 11.-3:106 DCFR предоставляемая информация должна быть ясной и четкой, сформулированной простым и понятным языком.

Статьей 11.-3:109 DCFR установлены последствия несоблюдения информационных обязанностей. Во-первых, если у потребителя есть право на отказ от договора в течение определенного срока после его заключения ("период охлаждения"), такой срок начинает течь только после того, как информация была предоставлена надлежащим образом. Во-вторых, если при заключении договора предприниматель не выполнил какую-либо информационную обязанность, на него возлагаются "такие договорные обязанности, наличие которых другая сторона разумно ожидала в силу недостаточной или неправильной информации"*(27). Предприниматель также отвечает за убытки, возникшие у другой стороны. Кроме того, могут применяться средства правовой защиты, установленные для случаев заключения договора под влиянием заблуждения (ст. 11.-7:201).

Некоторые общие информационные обязанности зафиксированы в Принципах УНИДРУА и PECL. Согласно ст. 3.2.2 Принципов УНИДРУА сторона может заявить о недействительности договора в связи с заблуждением, если другая сторона знала или должна была знать о заблуждении и оставление заблуждающейся стороны в таком состоянии противоречило бы разумным коммерческим стандартам честной деловой практики*(28). Таким образом, непредоставление информации, которая позволила бы первой стороне выйти из состояния заблуждения, способно скомпрометировать сделку. Однако в комментарии к Принципам УНИДРУА подчеркивается, что для отказа от договора заблуждавшаяся сторона должна доказать, что другая сторона имела обязанность ее информировать о совершенной ею ошибке*(29).

В соответствии со ст. 4:107 PECL*(30) сторона вправе расторгнуть договор, если он был заключен под воздействием обманных заверений другой стороны, сделанных путем сообщения информации, конклюдентных действий или обманного непредоставления информации, которая в соответствии с принципами добросовестности и справедливого ведения дел та должна была раскрыть. Аналогичные положения содержит ст. 11.-7:205 DCFR, которая, кроме того, определяет, что сокрытие информации является обманом, если оно направлено на то, чтобы ввести лицо, от которого информация была сокрыта, в заблуждение. В комментарии к этой статье подчеркивается, что непредоставление информации не считается обманом, если отсутствовал умысел. Тем не менее авторы комментария признают, что молчание несовместимо с требованием добросовестности, если только нет специальной причины, по которой сторона вправе соблюдать молчание. При сокрытии существенного факта сторона, не получившая информацию, вправе расторгнуть договор. В то же время отсутствует общая обязанность одной стороны обращать внимание другой стороны на потенциально неблагоприятные для нее обстоятельства. В частности, обязанности предоставлять информацию не возникает, если информирующая сторона вложила значительные средства в ее получение*(31).

Подведем краткие итоги обзора информационных обязанностей в праве зарубежных стран и негосударственных сводах частного права. В праве Германии и Франции позитивная обязанность стороны предоставлять информацию может устанавливаться специальными нормами закона, а также выводиться судами на точечном уровне на основе общего принципа добросовестности. При этом основной акцепт и в судебной практике, и в литературе делается на предоставление информации при заключении сделки. Правило, аналогичное п. 3 ст. 307 ГК РФ, в котором была бы установлена общая позитивная информационная обязанность, относящаяся к любым обязательствам, а не только к сделкам, и распространяющая свое действие не только на момент заключения сделки, но и на период исполнения обязательства, а также на период после его прекращения, в законодательстве этих стран отсутствует.

В праве этих государств получили развитие специальные механизмы, связанные с предоставлением информации, прежде всего возможность оспаривания сделки при непредоставлении той или иной информации в момент ее заключения. Эти положения примерно соответствуют ст. 178 и 179 ГК РФ. Еще одним специальным механизмом, регулирующим предоставление информации при заключении договора, является институт culpa in contrahendo, заимствованный в ст. 434.1 ГК РФ.

Европейские негосударственные своды частного права развиваются примерно в том же русле: они подробно прорабатывают в первую очередь вопросы, связанные с предоставлением информации на этапе заключения договора.

Английское право, не признающее общего принципа добросовестности и тем более общей обязанности по раскрытию информацию, очевидно, не могло быть источником заимствования интересующего нас положения п. 3 ст. 307 ГК РФ. Однако именно в нем получил развитие другой специальный институт, связанный с предоставлением информации, - институт заверений об обстоятельствах. Право США существенно отличается от своего английского "родственника" в части восприятия принципа добросовестности (в том числе его аспекта, связанного с предоставлением информации). Однако в силу отсутствия федеральной кодификации гражданского права идея о необходимости предоставления информации закрепляется в нем, во-первых, в авторитетном, но неофициальном Своде договорного права (Restatement of Contracts) и, во-вторых, в отдельных делах судебной практики.

Несмотря на заметные отличия, можно заметить, что за последнее время (примерно с середины XX в.) во всех рассматриваемых странах наблюдается тенденция к увеличению числа случаев, в которых суды признают наличие у сторон обязанности по раскрытию информации. Возможно, в этом отношении российскому законодателю, который решил записать универсальное положение о предоставлении информации непосредственно в ГК, удалось оказаться впереди планеты всей.

Как показано выше, полных аналогов положений п. 3 ст. 307 ГК РФ о раскрытии информации в зарубежном праве найти не удается. Тем не менее изучение зарубежного опыта (в частности, негосударственных сводов европейского частного права) позволяет наметить критерии, с помощью которых можно определить объем необходимой информации. Например, на него влияют информационная асимметрия сторон, при которой лишь одна сторона является профессионалом в соответствующей области, а также сложность и необычность сделки. Обязанность по раскрытию информации чаще возникает применительно к сведениям, относящимся к предмету обязательства, особенно если речь идет о необычных, неочевидных для контрагента обстоятельствах. Кроме того, раскрытию могут подлежать сведения, без которых другая сторона не сможет исполнить обязательство, информация о затрудненности или невозможности исполнения, а в некоторых случаях - данные о том, что сторона намеревается применить те или иные доступные ей средства правовой защиты, которые существенно изменят сложившиеся отношения.

Природа позитивной информационной обязанности, вытекающей из п. 3 ст. 307 ГК РФ

Из положений п. 3 ст. 307 ГК РФ очевидно, что предусмотренные в нем "дополнительные" обязанности (оказывать содействие, предоставлять информацию и т.п.) возникают в связи с неким "основным" обязательством. Поэтому ясно, что стороны, не состоящие и не состоявшие ранее в обязательственных отношениях, не несут друг перед другом обязанность по предоставлению информации, предусмотренную п. 3 ст. 307 ГК РФ.

Круг обязательств, по поводу которых может возникать обязанность предоставлять информацию, п. 3 ст. 307 не ограничен. Таким образом, эта обязанность может возникать в связи с любым обязательством, независимо от основания его возникновения. Вместе с тем этот пункт подчиняется иерархии, установленной ст. 307.1 ГК РФ. Следовательно, п. 3 ст. 307 применяется к договорным обязательствам, поскольку иное не установлено правилами об отдельных видах договоров, нормами ГК и нормами иных федеральных законов*(32).

Во-первых, п. 2 ст. 307.1 ГК РФ устанавливает приоритет глав 59 и 60 над общими положениями обязательственного права. Во-вторых, применение этих общих положений к отношениям из причинения вреда и из неосновательного обогащения возможно, если это не противоречит существу данных отношений. Положений, предусматривающих обязанности по предоставлению информации, названные главы не содержат, поэтому вопроса о соотношении общих и специальных норм здесь не возникает. Пример специальной нормы о предоставлении информации, применимой к деликтным отношениям, можно найти в ст. 11 Федерального закона от 25.04.2002 N 40-ФЗ "Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств" (далее - Закон об ОСАГО): в случае если страхователь стал участником дорожно-транспортного происшествия, он обязан сообщить другим участникам происшествия по их требованию сведения о договоре обязательного страхования, по которому застрахована гражданская ответственность владельцев этого транспортного средства.

Противоречит ли существу отношений, вытекающих из причинения вреда и неосновательного обогащения, применение к ним информационных обязанностей, предусмотренных п. 3 ст. 307? На наш взгляд, нет. Приведенный выше пример это подтверждает. Мы также не усматриваем "идеологических" причин, по которым применение информационных обязанностей было бы невозможным в связи с возмещением вреда и/или неосновательным обогащением. В то же время очевидно, что особенности этих отношений влияют на объем информационных обязанностей, которые могут быть с ними связаны. Стороны вовлекаются в деликтное обязательство помимо своей воли и не выбирают себе контрагента (во всяком случае, это справедливо по отношению к потерпевшему). Поэтому можно ожидать, что стандарт информационной обязанности может быть ниже, чем в договорных отношениях. Если вред причинен делинквентом намеренно, нелогично ожидать от него добросовестного раскрытия информации на этапе возмещения вреда. Однако это не отменяет того, что в принципе у сторон деликтного отношения могут быть обязанности по предоставлению друг другу информации. Например, можно как минимум обсуждать вопрос о том, должен ли потерпевший, которому известно о наличии других лиц, имеющих право претендовать на возмещение вреда, сообщить об этом причинителю, который о таких лицах не знает. По аналогии с приведенным выше положением Закона об ОСАГО можно предположить, что причинитель вреда, застраховавший свою ответственность, должен сообщить о наличии такого страхования потерпевшему.

На наш взгляд, похожим образом решается и вопрос о возможности применения положений п. 3 ст. 307 ГК РФ о предоставлении информации к обязательствам из неосновательного обогащения, к требованиям, возникающим из корпоративных отношений, и к требованиям, связанным с применением последствий недействительности сделки. Принципиальных препятствий для возникновения информационных обязанностей в этих видах отношений нет, однако их специфика, безусловно, должна влиять на определение объема информационных обязанностей*(33). Отметим, что в сфере корпоративного права имеется ряд конкретных информационных обязанностей, установленных законодательными актами.

Поскольку обязанность предоставить информацию по п. 3 ст. 307 ГК РФ возникает "при установлении, исполнении или после прекращения" некоего другого обязательства, она не может быть полностью абстрактной. Однако по своему содержанию эта информационная обязанность вполне укладывается в определение обязательства, содержащегося в п. 1 ст. 307 ГК РФ: должник (назовем его информирующей стороной) обязан предоставить информацию, кредитор (назовем его реципиентом) вправе потребовать ее предоставления, а в случае нарушения этой обязанности воспользоваться средствами правовой защиты*(34). Из п. 3 ст. 307 следует, что предоставление информации воспринимается законодателем как один из аспектов реализации принципа добросовестности. В то же время на практике предоставление информации - это самостоятельное действие. Поэтому уместно ставить вопросы об объеме информационной обязанности, предусмотренной п. 3 ст. 307, параметрах ее исполнения и последствиях нарушения. Ответы на них следует отыскивать с учетом положений ГК РФ о принципе добросовестности и последствиях его несоблюдения.

Обязанность информирующей стороны состоит не только и не столько в том, чтобы воздерживаться от предоставления недостоверной информации (негативная информационная обязанность), сколько в том, чтобы предоставить необходимую информацию, т.е. совершить определенное действие. Эта особенность обусловливает важность вопроса об объеме информационной обязанности. В случае негативной информационной обязанности (например, при предоставлении заверений - ст. 431.2 ГК РФ) объем информации (заверений) является предметом отдельного согласования сторон. Лицо, дающее заверение, делает это чаще всего по запросу контрагента, которому необходимо убедиться в том или ином обстоятельстве. Но для исполнения позитивной информационной обязанности недостаточно ответить на запросы контрагента. Более того, этих запросов может вовсе не быть: из положений п. 3 ст. 307 не следует, что обязанность предоставить необходимую информацию возникает лишь тогда и в той мере, в которой реципиент запросил ее.

Таким образом, п. 3 ст. 307 ГК РФ предусматривает позитивную обязанность сторон обязательств предоставлять друг другу необходимую информацию в связи с установлением, возникновением или прекращением "основного" обязательства. Круг этих обязательств не ограничен, а значит, информационная обязанность может возникать в связи с любым гражданско-правовым обязательством. Однако ее объем может изменяться в зависимости от типа "основного" обязательства. Если к "основному" обязательству применяются специальные нормы, относящиеся к предоставлению информации, они вытесняют общую информационную обязанность, установленную п. 3 ст. 307. При определении параметров исполнения информационной обязанности необходимо применять общие положения о добросовестности.

Соотношение информационной обязанности, вытекающей из п. 3 ст. 307 ГК РФ, и других положений ГК о предоставлении информации

Пункт 3 ст. 307 - далеко не единственное положение ГК о предоставлении информации. Такие нормы имеются в некоторых главах, посвященных отдельным видам обязательств: например, согласно п. 1 ст. 483 покупатель обязан в определенный срок известить продавца о нарушении условий договора купли-продажи. Согласно ст. 613 при заключении договора аренды арендодатель обязан предупредить арендатора обо всех правах третьих лиц на сдаваемое в аренду имущество. Статьи 716 и 726 регулируют информационные обязанности подрядчика по договору подряда. В ст. 774, регулирующей договор на выполнение научно-исследовательских работ, зафиксирована обязанность заказчика передавать исполнителю необходимую для выполнения работы информацию. В соответствии со ст. 893 хранитель обязан известить поклажедателя об изменении условий хранения вещи, предусмотренных договором хранения.

Подробно урегулированы информационные обязанности продавцов (исполнителей, изготовителей) в законодательстве о защите прав потребителей*(35), а также в ст. 495 ГК РФ о договоре розничной купли-продажи. В корпоративном праве имеется блок положений о раскрытии информации (например, положения п. 1 ст. 65.2 ГК РФ о праве участников корпорации на получение информации о ее деятельности, ст. 90-93.1 Федерального закона от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах" о предоставлении информации). Пунктом 6 ст. 181.4 ГК РФ закреплена обязанность лица, оспаривающего решение собрания, уведомить участников соответствующего гражданско-правового сообщества о намерении обратиться с иском в суд и предоставить им иную информацию, имеющую отношение к делу. Статьи 6, 8, 9 Федерального закона от 05.03.1999 N 46-ФЗ "О защите прав и законных интересов инвесторов на рынке ценных бумаг", ст. 30-30.2 Федерального закона от 22.04.1996 N 39-ФЗ "О рынке ценных бумаг" предусматривают ряд конкретных обязанностей по раскрытию информации в связи с обращением ценных бумаг. Статьи 5, 7, 10 Федерального закона от 21.12.2013 N 353-ФЗ "О потребительском кредите (займе)" регулируют информационные обязанности кредитора до и после заключения договора потребительского кредита.

На наш взгляд, наличие в законодательстве о конкретных видах обязательств точечных информационных обязанностей не исключает того, что применительно к этим видам обязательств могут возникать и иные информационные обязанности, прямо не упомянутые в соответствующих главах ГК. В основном специальные нормы конкретизируют общее положение п. 3 ст. 307, но не противоречат ему. Некоторое противоречие между точечными информационными обязанностями и положениями п. 3 ст. 307 можно усмотреть лишь применительно к ст. 944 ("существенными признаются... обстоятельства, определенно оговоренные страховщиком в стандартной форме договора страхования... или в его письменном запросе") и ст. 974 ("поверенный обязан сообщать доверителю по его требованию (курсив наш. - А.А.) все сведения о ходе исполнения поручения"), В обоих случаях информирующая сторона должна предоставить информацию по запросу своего контрагента, в то время как п. 3 ст. 307 не связывает предоставление информации с запросом другой стороны.

Заслуживает внимания вопрос о соотношении информационной обязанности, предусмотренной п. 3 ст. 307, с такими инструментами договорного права, как переговоры о заключении договора (ст. 434.1) и заверения об обстоятельствах (ст. 431.2).

Статья 434.1 содержит достаточно подробный блок положений, относящихся к предоставлению информации. Согласно подп. 1 п. 2 ст. 434.1 предоставление стороне неполной или недостоверной информации, в том числе умолчание об обстоятельствах, которые в силу характера договора должны быть доведены до сведения другой стороны, предполагаются недобросовестными действиями стороны, предоставляющей информацию. Видно, что в этой норме речь идет о позитивной информационной обязанности, т.е. об обязанности стороны предоставлять информацию самостоятельно, не ограничиваясь ответами на вопросы реципиента. При этом объем информации должен определяться объективно, исходя из характера договора. Пункт 3 ст. 434.1 предусматривает особые последствия нарушения информационной обязанности при ведении переговоров: возмещение убытков, под которыми понимаются расходы, понесенные в связи с ведением переговоров, а также в связи с утратой возможности заключить договор с третьим лицом.

Перечисленные выше положения не противоречат п. 3 ст. 307, но уточняют сформулированную в нем общую идею. Поскольку сфера применения ст. 434.1 достаточно четко определена, сложностей с сопоставлением этих двух норм возникать не должно: на этапе переговоров о заключении соглашения информационные обязанности сторон регулируются ст. 434.1, вне этого этапа (и при отсутствии других специальных норм) - п. 3 ст. 307.

Менее однозначным является вопрос о соотношении общей информационной обязанности, предусмотренной п. 3 ст. 307, с положениями ст. 431.2, регулирующей заверения об обстоятельствах*(36). Эта статья приводит примеры обстоятельств, имеющих значение для заключения договора, его исполнения или прекращения: это, в частности, обстоятельства, относящиеся к предмету договора, полномочиям на его заключение, соответствию договора применимому к нему праву, наличию необходимых лицензий и разрешений, финансовому состоянию стороны, дающей заверения. В статье определены последствия дачи стороной недостоверных заверений, дифференцированные в зависимости от того, полагалась ли другая сторона на такие заверения. Пункт 4 ст. 431.2 разрешает вопрос о стандарте вины, необходимом для возложения ответственности на сторону, давшую недостоверные заверения. По общему правилу для лиц, ведущих предпринимательскую деятельность, а также для стороны корпоративного договора, договора об отчуждении акций или долей в уставном капитале хозяйственного общества применяется строгая ответственность. Она возникает независимо от того, было ли стороне, давшей недостоверные заверения, известно об их недостоверности. Из этого можно сделать вывод о том, что для прочих лиц, дающих заверения, ответственность возникает только тогда, когда данные ими заверения были заведомо недостоверными.

Для целей настоящей работы существенным является вопрос о том, всякая ли информация, предоставляемая в связи с договором, должна считаться заверением об обстоятельствах. Если ответить на этот вопрос утвердительно, то любые информационные обязанности, возникающие в сфере договорного права (но не на этапе ведения переговоров), будут подчиняться положениям ст. 431.2, которая в этом случае вытеснит общие положения п. 3 ст. 307 о предоставлении информации. Мы, однако, полагаем, что ответ на него должен быть отрицательным. Прежде всего само использование в ст. 431.2 особого термина - "заверения об обстоятельствах" - подтверждает намерение законодателя выделить заверения на фоне иной информации, которая может предоставляться в связи с договором. Существенно и то, что этот институт заимствован из английского права, где прообразы заверений - representations & warranties - являются самостоятельными инструментами деликтного и договорного права.

Распространение режима заверений на любую информацию, предоставляемую в связи с договором, было бы необоснованным и потому, что на практике стороны выдают друг другу значительный объем информации, имеющей различную ценность, степень "проверенности" и форму. Если бы на всякую такую информацию распространялся режим заверений, включающий серьезные последствия недостоверности, предусмотренные ст. 431.2 ГК РФ (возмещение убытков либо оплата неустойки; а в случаях, когда недостоверные заверения имели для полагавшейся на них стороны существенное значение, - право на отказ от договора либо на его признание недействительным), это неоправданно увеличило бы издержки сторон при заключении и исполнении договора, а в некоторых случаях сделало бы невозможным свободный обмен информацией. Поскольку ст. 431.2 устанавливает ответственность за недостоверность заверений, а не за их отсутствие, то ее универсальное применение к любой информации, предоставляемой в связи с договором, побуждало бы стороны воздерживаться от предоставления информации, чтобы избежать риска последствий ее недостоверности. С учетом изложенного мы полагаем, что режим заверений по ст. 431.2 может относиться не ко всякой информации, предоставляемой по поводу договора, но только к такой информации, которая так или иначе специально обозначена в качестве заверения об обстоятельствах.

Тезис о том, что не всякую информацию, предоставляемую в связи с договором, следует считать заверением, находит подтверждение в судебной практике. В целом ряде дел суды отказывались признать сведения, включенные в текст договора и сопутствующие документы (сметы, заключения), заверениями по смыслу ст. 431.2 ГК РФ*(37).

Нужно также отметить, что положения ст. 431.2 ГК РФ предусматривают негативную информационную обязанность стороны, дающей заверения: она должна воздерживаться от предоставления недостоверной информации. Однако из этой статьи не вытекает обязанность стороны давать заверения или предоставлять информацию. Как отмечает А.В. Томсинов, сущность заверений - это передача информации о фактах, которая сама по себе не является обязанностью другой стороны*(38). Таким образом, позитивная информационная обязанность, предусмотренная п. 3 ст. 307, шире, чем негативная обязанность, установленная ст. 431.2. Безусловно, информация, предоставляемая информирующей стороной, в любом случае должна быть достоверной. Однако для исполнения позитивной обязанности недостаточно сказать правду: нужно сказать всю необходимую правду.

На наш взгляд, не вызывает больших трудностей вопрос о соотношении положений п. 3 ст. 307 с категориями обмана и введения в заблуждение (ст. 178 и 179 ГК РФ). Для целей сопоставления с п. 3 ст. 307 наиболее значимыми являются положения ст. 179, устанавливающие, что обманом считается не только предоставление недостоверной информации, но и намеренное умолчание об обстоятельствах, о которых лицо должно было сообщить при той добросовестности, какая от него требовалась по условиям оборота. Правила, содержащиеся в ст. 178 и 179 ГК РФ, применяются в ситуации, когда лицо, не получившее необходимую информацию при заключении сделки, впоследствии ее оспаривает, и являются специальными по отношению к общим положениям п. 3 ст. 307 о предоставлении информации.

Таким образом, положения п. 3 ст. 307 ГК РФ о предоставлении информации конкретизируются, когда речь идет о некоторых видах обязательств, а также об отдельных институтах договорного права. Например, применительно к ведению переговоров эти положения уточняются содержащейся в ст. 434.1 отсыпкой на характер договора, применительно к заверениям - указанием на примеры существенных обстоятельств, которые могут раскрываться в качестве заверений. Положения ст. 178 и 179, а также судебная практика их применения конкретизируют требования к предоставлению информации при заключении сделки, указывая на основания, по которым сделка может быть оспорена из-за дефекта предоставленной информации (в том числе в форме умолчания). В случаях, когда специальные нормы отсутствуют, информационная обязанность, предусмотренная п. 3 ст. 307, может применяться напрямую. Это, однако, сопряжено с определенными трудностями, поскольку параметры такой "общей" информационной обязанности п. 3 ст. 307 практически не определены.

Объем информации, подлежащей раскрытию

Как отмечает С.Ю. Филиппова, "закон устанавливает оценочный критерий для определения объема предоставляемой информации - такая информация должна быть необходима - это значит, что без этой информации возникновение, исполнение и прекращение договорного обязательства невозможно, затруднительно, или субъект, не получивший такую информацию, не может сформировать правильное представление о целесообразности возникновения обязательства, его пользе, правильном исполнении и проч."*(39). С этим суждением трудно поспорить. Можно, однако, предложить уточнение: критерии необходимости, предложенные С.Ю. Филипповой, сформулированы ею применительно лишь к договорным обязательствам. Однако, как мы установили выше, информационные обязанности, предусмотренные п. 3 ст. 307 ГК РФ, могут возникать и в отношении обязательств, возникающих вне договора. В то же время формулировка С.Ю. Филипповой может использоваться и в отношении внедоговорных обязательств, если исключить из нее указание на возникновение обязательства, а также на суждение субъекта о целесообразности возникновения обязательства и его пользе.

Указанные выше критерии, несмотря на их правильность, вряд ли могут четко очертить круг информации, которая может считаться необходимой в каждой конкретной ситуации. На наш взгляд, такую задачу не стоит и ставить, поскольку предусмотренное п. 3 ст. 307 ГК РФ правило о предоставлении информации может применяться к множеству разнообразных обязательств. Однако, вероятно, можно вычленить характерные примеры информации, которая должна предоставляться в тех или иных случаях. Кроме того, можно пытаться выявить определенные закономерности, позволяющие сторонам (а при возникновении спора - суду) определить объем информационной обязанности в конкретном случае.

Для отыскания критериев необходимой информации уместно обратиться к Модельным правилам европейского частного права. Хотя ст. 11.-7:205 DCFR посвящена обману при заключении договора, в ее п. 3 сформулированы критерии, которые, на наш взгляд, могут применяться к определению объема "общей" информационной обязанности. Согласно этому пункту "при определении того, должна ли была сторона в соответствии с требованиями добросовестности и честной деловой практики раскрыть определенную информацию, необходимо принимать во внимание все обстоятельства, включая следующие:

- была ли сторона компетентна в данном вопросе;

- затраты стороны на получение соответствующей информации;

- могла ли другая сторона получить информацию иным путем; и очевидная важность такой информации для другой стороны"*(40).

Английский исследователь X. Коллинс указывает: "Суды готовы вменять стороне обязанность по раскрытию информации, когда эта информация находится исключительно у этой стороны, а без нее другая сторона не может исполнить основное обязательство по договору. Например, если продавец обязан приобрести экспортную лицензию, подразумеваемым условием договора будет обязанность покупателя сообщить продавцу пункт назначения и другую информацию, которая необходима для получения лицензии"*(41).

А.В. Демкина предлагает определять неполноту информации по правилам, которые содержатся в ст. 178 ГК РФ, а также выработаны судебной практикой при применении названной нормы (в частности, в информационном письме Президиума ВАС РФ от 10.12.2013 N 162 "Обзор практики применения арбитражными судами статей 178 и 179 ГК РФ"), С учетом положений п. 2 ст. 178 ГК РФ она предлагает считать необходимыми следующие обстоятельства:

- о предмете сделки, в частности таких его качествах, которые в обороте рассматриваются как существенные;

- о природе сделки;

- о лице, которое вступает в сделку, или лице, с нею связанном;

- об обстоятельстве, которое участник переговоров упоминает в своем волеизъявлении или из наличия которого он с очевидностью для другой стороны исходит, совершая сделку*(42).

М.Ф. Лукьяненко уточняет, что применительно к обязательственным отношениям принцип добросовестности означает необходимость "предоставлять информацию о выполнении действий, связанных с исполнением договора"*(43).

Не оспаривая допустимости использования изложенных выше критериев для определения объема необходимой информации, подлежащей раскрытию, попробуем дополнительно уточнить эти критерии, обратившись к законодательному регулированию и практике применения информационных обязанностей по отдельным видам обязательств. Среди договоров, для которых до реформы ГК РФ были предусмотрены информационные обязанности, особое место занимает договор страхования. Обязанности по раскрытию информации во всех известных нам правовых системах являются одной из важнейших его характеристик.

К информационным обязанностям в страховании прежде всего относится обязанность страхователя предоставить страховщику сведения о риске, принимаемом на страхование, перед заключением договора (ст. 944 ГК РФ). Страхователь обязан известить страховщика об изменении степени риска (ст. 959 ГК РФ), а также своевременно сообщить о наступлении страхового случая (ст. 961 ГК РФ). В российском праве регулирование информационных обязанностей сторон договора страхования на этом исчерпывается. Однако в праве многих европейских государств, а также в праве ЕС подробно регулируются информационные обязанности страховщиков*(44), а также страховых посредников*(45).

Согласно ст. 944 ГК РФ страхователь должен сообщить страховщику "обстоятельства, имеющие существенное значение для определения вероятности наступления страхового случая и размера возможных убытков от его наступления (страхового риска)". Предметом договора страхования является передача риска от страхователя к страховщику. Вероятность реализации и размер связанных с этим убытков являются основными характеристиками страхового риска. Таким образом, страхователь должен сообщить страховщику сведения, позволяющие определить наиболее значимые параметры предмета договора.

Статья 3 английского Закона о страховании указывает, что страхователь обязан сообщить страховщику все существенные обстоятельства о риске. Из ст. 7 этого Закона следует, что обстоятельство является существенным, если оно может повлиять на суждение разумного страховщика о том, принимать ли риск на страхование, а если да, то на каких условиях*(46). В п. 4 ст. 7 приведены примеры существенных обстоятельств. К ним относятся особые или необычные факты, касающиеся передаваемого на страхование риска, особые соображения, послужившие для страхователя причиной для заключения договора страхования в отношении этого риска, а также любые иные обстоятельства, которые воспринимаются лицами, занятыми в этом виде страхования или в этом виде деятельности, как факты, подлежащие раскрытию применительно к этому риску.

Представляется, что некоторые из приведенных выше правил об информационных обязанностях могут в обобщенном виде применяться и к другим видам обязательств. Речь идет о том, что на этапе установления обязательства информирующая сторона должна раскрывать информацию, относящуюся к характеристикам предмета договора, к исполнению, имеющему решающее значение для договора, а также сведения о таких особенностях предмета договора ("решающего" исполнения), которые в сложившихся обстоятельствах необычны, неожиданны. Если обязательство является длящимся, стороны должны сообщать друг другу об изменении существенных обстоятельств, из которых они исходили при заключении договора. Наконец, при возникновении обстоятельства, которое запускает исполнение обязательства (аналогично страховому случаю в договоре страхования), сторона, которой известно о таком обстоятельстве, должна известить об этом своего контрагента. Кроме того, необходимой может считаться и информация об обстоятельствах, которые затрудняют исполнение или изменяют его порядок.

На наш взгляд, анализ точечных информационных обязанностей, содержащихся во второй части ГК РФ, показывает, что они относятся к одной из перечисленных выше категорий. Например, ст. 495 ГК РФ обязывает продавца предоставить покупателю необходимую и достоверную информацию о товаре (т.е. об основном предмете сделки). Предусмотренная ст. 613 ГК РФ обязанность арендодателя известить арендатора о правах третьих лиц на сдаваемое в аренду имущество касается неожиданных, неочевидных для контрагента свойств предмета договора. Зафиксированная в ст. 893 обязанность хранителя сообщить поклажедателю об изменении условий хранения относится к случаю изменения обстоятельств, согласованных при заключении договора*(47). Предусмотренные ст. 716 информационные обязанности подрядчика являются примером, когда одна сторона извещает другую об обстоятельствах, препятствующих нормальному исполнению обязательства.

Попробуем назвать информационные обязанности, которые могут быть выведены судом применительно к тем или иным видам обязательств, хотя и не следуют напрямую из соответствующих положений закона. Предположим, между сторонами заключен договор об организации перевозок. Обычно перевозчик осуществляет перевозки самостоятельно, однако в отношении одной отправки он не может этого сделать и поручает перевозку третьему лицу. На наш взгляд, у перевозчика (стороны договора) возникает обязанность известить грузоотправителя об изменении фактического перевозчика. Другим примером, также относящимся к перевозке, является ситуация, в которой отправителю становится известно, что перевозка по согласованному маршруту невозможна из-за закрытия автомобильной дороги. X. Коллинс считает, что в этом случае отправитель обязан известить перевозчика. В обоснование своей позиции он ссыпается на аргументы экономического анализа. Он отмечает, что отправителю несложно (и недорого) известить перевозчика о невозможности перевозки по согласованному маршруту, при этом такое извещение способно предотвратить серьезные убытки обеих сторон*(48).

В сравнительном исследовании, посвященном применению принципа добросовестности в европейском договорном праве, приводится ряд примеров, в которых национальные суды, по мнению авторов соответствующих разделов, признают за стороной договора вспомогательное обязательство по раскрытию информации. По праву Германии, Франции и Англии доктор в силу имеющегося между ним и пациентом договора обязан при назначении лекарства предупредить пациента о возможных побочных действиях (в частности, о том, что лекарство влияет на способность управлять автомобилем). Если он не сделал этого, а пациент попал в дорожно-транспортное происшествие, док тор обязан возместить причиненные убытки на основании имеющегося между ними договора оказания медицинских услуг (по английскому праву - в силу нарушения общей обязанности проявления заботливости)*(49).

Есть и менее однозначные примеры. По праву Германии клиент банка обязан сообщить банку об ошибочном зачислении средств на его счет. При нарушении этой обязанности у банка возникает требование к клиенту о возмещении убытков на основании доктрины позитивного нарушения договора (positive Vertragsverletzung). Во Франции требование банка в этом случае вытекает из неосновательного обогащения, к которому не применяется общий принцип добросовестности. Английское же право не возлагает на клиента банка обязанность сообщать о поступлении ошибочного платежа*(50).

Как указано выше, отдельные примеры информационных обязанностей можно привести и применительно к деликтным обязательствам. Так, причинитель вреда должен сообщить о том, что его ответственность застрахована, а потерпевший - предоставить причинителю информацию, необходимую для корректного возмещения причиненного вреда.

Случаи, в которых суды выводят те или иные конкретные информационные обязанности сторон, можно встретить в разъяснениях и рекомендациях судов. Например, согласно п. 10 постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 N 7 "О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств" (далее - постановление N 7) должник обязан уведомить кредитора о возникновении обстоятельства непреодолимой силы, а в случае неисполнения этой обязанности - возместить кредитору причиненные этим убытки. В п. 57 постановления Пленума ВС РФ от 22.11.2016 N 54 "О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении" указано, что сторона, намеревающаяся приостановить исполнение своего обязательства или отказаться от его исполнения лишь на основании обстоятельств, очевидно свидетельствующих о том, что другая сторона не произведет исполнение в установленное время, обязана в разумный срок предупредить последнюю об этом.

В разъяснениях судебных органов можно найти примеры информационных обязанностей, возникающих не только в рамках отдельных видов обязательств, но относящихся к междисциплинарным категориям, таким как форс-мажор, приостановление исполнения обязательства, недействительность договора, исполнение путем внесения на депозит. Например, согласно п. 20 Рекомендаций Научно-консультативного совета при Арбитражном суде Уральского округа от 10.06.2015 N 1/2015 при внесении денег на депозит должник должен предоставить кредитору исчерпывающую информацию, необходимую для получения исполнения, если только это не связано для него с несоразмерными расходами или поисками адресата. Из п. 14 указанных Рекомендаций следует, что для соблюдения критерия добросовестности сторона, заявляющая о недействительности договора, должна уведомить об этом другую сторону в течение разумного срока после того, как она узнала или должна была узнать о соответствующих фактах. Безусловно, конкретные информационные обязанности могут быть установлены и договором*(51).

Нетрудно заметить, что все приведенные выше примеры распространяются на периоды, когда обязательство возникает или исполняется. Значительно более сложным является вопрос об объеме информационных обязанностей после прекращения обязательств. Не зря В.В. Витрянский отмечает: "Инициаторы этой новеллы [положения п. 3 ст. 307 ГК РФ]... несколько перестарались, распространив соответствующие обязанности сторон на их отношения после прекращения обязательств, когда правовая связь между ними уже утрачена"*(52). Тем не менее, на наш взгляд, в некоторых ситуациях информационная обязанность действительно может возникнуть и после прекращения основного обязательства. Например, предусмотренная ст. 462 ГК РФ обязанность покупателя привлечь продавца к участию в деле при предъявлении третьим лицом иска об изъятии товара подразумевает обязанность покупателя проинформировать продавца о наличии притязаний третьего лица. Эта обязанность возникает после того, как состоялось основное исполнение по договору купли-продажи.

Обсуждая объем необходимой информации, уместно поставить и следующие вопросы: достаточно ли информирующей стороне сообщить информацию, которую она фактически знает (субъективный подход), либо необходимо раскрыть также то, что она должна знать (объективный подход)? Если применяется объективный подход, то какие характеристики информирующей стороны принимаются во внимание для того, чтобы определить, какой информацией она должна обладать (например, возраст, образование, профессиональный опыт и т.п.)? Наконец, если информирующая сторона является юридическим лицом, чье именно фактическое или презюмируемое знание имеет значение?

Пункт 3 ст. 307 ГК РФ не содержит прямого ответа на вопрос о стандарте осведомленности, т.е. о том, должна ли информирующая сторона предоставить известную ей информацию либо также информацию, которая ей должна быть известна. Статья 944 ГК РФ, раскрывающая информационные обязанности в рамках страхования, говорит об обстоятельствах, известных страхователю. Таким образом, речь идет о субъективном подходе. Однако в морском страховании (ст. 250 Кодекса торгового мореплавания (КТМ) РФ) применяется объективный подход: страхователь обязан сообщить информацию, которая ему известна или должна быть известна. Анализ имеющихся положений ГК, затрагивающих осведомленность стороны о том или ином обстоятельстве, показывает, что в большинстве случаев применяется именно объективный критерий (см., напр., положения п. 2 ст. 166, п. 1 ст. 167, ст. 173.1, 174, 174.1 и 179, п. 2 ст. 177, п. 2 ст. 459, п. 2 ст. 460, п. 1 ст. 461, п. 3 ст. 483, п. 2 ст. 612).

Отметим, что применение субъективного критерия создает существенные трудности для стороны, получающей информацию, поскольку в этом случае именно на нее ложится затруднительное бремя доказывания фактической осведомленности информирующей стороны о том или ином обстоятельстве. В то же время объективный подход является более строгим для информирующей стороны. В этом случае ей нужно не только определить круг необходимой информации и передать ее контрагенту, но и убедиться в том, что ею предприняты все разумные и доступные действия для сбора необходимой информации.

На наш взгляд, применение объективного стандарта раскрытия информации является оправданным для лиц, ведущих предпринимательскую деятельность. Прежде всего поддержание надлежащего уровня информированности представляет значительно более простую задачу для той стороны, к которой относятся соответствующие обстоятельства, нежели для ее контрагента. Кроме того, само по себе ведение предпринимательской деятельности предполагает принятие на себя лицом более строгого стандарта ответственности. Он может включать в себя и требование фактического ознакомления лицом с информацией, которую оно обязано получить в соответствии со стандартом надлежащей осмотрительности.

Вместе с тем возможность применения объективного стандарта раскрытия информации к лицам, не ведущим предпринимательскую деятельность, вызывает большие сомнения. Мы считаем, что в тех случаях, когда они несут информационные обязанности, они должны по общему правилу раскрывать лишь ту информацию, которая им фактически известна.

Полагаем, что ответ на вопрос о том, что именно должна знать информирующая сторона, зависит прежде всего от уровня профессионализма - как информирующей стороны, так и ее контрагента. О.В. Мазур отмечает, что возможность доступа к информации определяется, в частности, с учетом "сферы деятельности сторон и их относительного положения (например, если обе стороны являются предпринимателями и работают в одной и той же сфере, объем подлежащей раскрытию информации будет меньше, так как обе стороны рассматриваются как профессионалы в соответствующей области)"*(53).

Во французской литературе указывается, что информационные обязанности страховых посредников "начинаются там, где заканчивается собственная компетенция страхователя"*(54). Если страхователь является профессионалом в той или иной области, его технические познания в этой сфере могут быть выше, чем у страхового посредника. Поэтому логично, что на последнего в этой части не возлагается дополнительных информационных обязанностей. Статьей XI32-27-1 Страхового кодекса Франции предусмотрена обязанность страховщика при заключении договора страхования жизни выяснить уровень знаний и опыта страхователя в финансовой сфере. Стандарт исполнения информационной обязанности по таким договорам должен определяться страховщиком с учетом степени осведомленности страхователя.

Профессиональный статус информирующей стороны учитывается и в судебной практике стран общего права. В зависимости от функции, которую выполняет информирующая сторона, ее обязанность может сводиться к раскрытию имеющихся у нее сведений либо также включать более активные действия (например, запрос информации, проведение дополнительного расследования, анализа и т.п.)*(55). На необходимость учитывать уровень профессионализма сторон - пусть в контексте несправедливых договорных условий - указывает п. 10 постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 N 16 "О свободе договора и ее пределах".

В случае если информирующая сторона является юридическим лицом, возникает вопрос о том, чье именно презюмируемое знание имеет значение для определения объема информационной обязанности. В сфере страхования примером подробного законодательного регулирования этого вопроса является английский Закон о страховании 2015 г.*(56) Согласно п. 3 ст. 4 Закона, когда страхователь не является физическим лицом, учитывается информация, известная одному или нескольким лицам, занимающим высшие руководящие должности, и/или отвечающим за осуществление страхования. Это правило отражает сложившуюся в странах общего права судебную практику: например, для целей страхования учитывается знание директора компании, пусть и не принимающего участия в заключении договора страхования*(57), а также знание агента, непосредственно управляющего объектом страхования (хотя руководство компании этим знанием не обладало)*(58). Не учитывается знание младших сотрудников, не имеющих права принимать решения*(59).

Думается, что решение, сформулированное английскими законодателями, является разумным и может использоваться в качестве общего правила не только для страхования, но и для других видов обязательств. Таким образом, в случае когда информационная обязанность возложена на юридическое лицо, может учитываться тот уровень информации, которым должны обладать руководители юридического лица, а также сотрудник(и), непосредственно отвечающий(е) за отношения, в рамках которых возникает информационная обязанность.

Ограничение информационных обязанностей

Положения п. 3 ст. 307 ГК РФ создают основу для развития информационных обязанностей применительно к широкому кругу обязательств. Тем не менее обязанность по предоставлению информации должна иметь пределы. Хотя большая открытость сторон порождает доверие и, следовательно, упрощает гражданский оборот (в том числе за счет снижения трансакционных издержек), обязанности по раскрытию информации не могут простираться бесконечно*(60). К таким обязанностям в полной мере относятся сомнения, выдвигаемые некоторыми авторами по поводу излишнего расползания общего принципа добросовестности. В свое время канадский исследователь М. Бридж охарактеризовал этот принцип как "приглашение судьям отбросить обязанность составлять мотивированные решения, а вместо этого отражать в судебном акте свои личные ценности"*(61). Французский судья Ж. Местр, одобряющий широкое применение принципа добросовестности, тем не менее указывал, что его применение не должно превращаться в "абсолютный альтруизм, пренебрегающий собственными интересами стороны"*(62).

В качестве противовеса бесконтрольному расширению идеи о необходимости раскрытия информации можно использовать принцип ведения дел в своем интересе (п. 2 ст. 1 ГК РФ), принцип разумности, необходимость проявлять разумную осмотрительность при ведении дел (в том числе путем самостоятельного сбора информации). Эти соображения отчасти находят подтверждение в судебной практике. Например, в постановлении Арбитражного суда Московского округа от 12.04.2016 по делу N А40-71869/14 суд, отказывая в иске страховщика о признании договора страхования недействительным по мотиву несообщения страхователем существенных сведений, указал: "При заключении договора страхования страховщиком не была проявлена должная степень осмотрительности, не истребована у страхователя и иных лиц необходимая информация и документы, которые влияют на возможность заключения договора страхования, его условия, в том числе на размер страховой премии... Страховщик, осуществляя профессиональную деятельность на рынке страховых услуг, располагает необходимыми сведениями для проверки соответствия указанных страхователем в заявлении обстоятельств, влияющих на степень риска, фактическому положению, вправе использовать любые допускаемые законом способы для восполнения недостаточности предоставленных страхователем сведений, проверки их достоверности". Таким образом, суд фактически вывел из принципа осмотрительности обязанность страховщика самостоятельно собирать информацию, а также проверять достоверность сведений, предоставленных страхователем, хотя напрямую эти обязанности из ст. 944 ГК РФ не следуют. Отметим также, что эти дополнительные обязанности выведены судом со ссылкой на профессиональный статус страховщика.

На необходимость проявления должной осмотрительности в форме истребования у потенциального контрагента информации о действительном наличии заложенного имущества и об имущественном положении залогодателей указал Арбитражный суд Северо-Кавказского округа в постановлении от 08.09.2016 по делу N А32-35877/2014*(63). Таким образом, можно признать, что идея о необходимости проявлять осмотрительность в форме активного сбора информации набирает в судебной практике определенный вес.

О.В. Мазур отмечает: "Получающая информацию сторона не может ограничиться лишь пассивным ожиданием предоставления информации в отношении таких вопросов, как, например, чистота титула продавца на предмет сделки и полномочия на совершение сделки, поскольку в данном случае она рискует разделить с недобросовестно раскрывающей информацию стороной негативные последствия совершения сделки с соответствующими пороками"*(64).

Вопрос о пределах информационных обязанностей рассматривался в американской литературе с позиций экономического анализа права. Например, американский исследователь А. Кронман в 1978 г. отметил, что одни участники оборота затрачивают на поиск информации существенные усилия (как, например, бизнес-аналитик, целенаправленно изучающий и сопоставляющий данные о финансовых показателях работы определенного предприятия). Другие получают ее случайно, не предпринимая для этого каких-либо специальных усилий (в качестве примера приводится ситуация, в которой бизнесмен случайно подслушал важную для него информацию в автобусе). По мнению Кронмана, лицо, приложившее усилия для сбора информации, должно наделяться своеобразным "правом собственности" на нее. Это абсолютное право должно, в частности, позволять "собственнику" информации заключать различные сделки к своей выгоде, не неся обязанности по ее раскрытию. Вместе с тем нет возражений экономического характера против того, чтобы обязывать раскрывать информацию лицо, которое получило ее случайно. Поскольку определять в каждом конкретном случае, была ли информация получена намеренно или случайно, может быть затратно, А. Кронман предлагает создать систему презумпций для наиболее типичных случаев. Например, в ситуации, когда покупатель земельного участка перед заключением договора проводил дорогостоящие исследования, позволившие ему предположить, что на приобретаемом участке может быть месторождение полезных ископаемых, такой покупатель вправе не раскрывать информацию продавцу. Однако продавец дома, имеющего серьезный недостаток, обычно знает о нем без дополнительных усилий, поэтому неверно освобождать его от обязанности раскрыть информацию о недостатке покупателю - особенно в том случае, если продавцу очевидно, что покупатель находится в неведении относительно этого недостатка*(65).

Хотя экономический анализ не является основным или тем более единственным фактором, определяющим развитие того или иного правового института, доводы А. Кронмана о взаимосвязи затрат, произведенных на получение информации, и обязанности по ее раскрытию, безусловно, следует принять во внимание*(66). Любопытно, что они уже отчасти учитываются российскими судами. В п. 20 Рекомендаций Научно-консультативного совета при Арбитражном суде Уральского округа от 10.06.2015 N 1/2015 содержится указание на то, что обязанность по предоставлению информации не должна быть сопряжена для информирующей стороны с несоразмерными расходами или поисками адресата (стороны-реципиента).

Последствия нарушения информационных обязанностей

Важнейшим аспектом всякой обязанности является вопрос о последствиях ее неисполнения. Они существенно отличаются в зависимости от контекста, в котором возникают и нарушаются информационные обязанности.

Например, особые последствия предусмотрены для нарушения обязанности по предоставлению информации в ходе ведения переговоров (ст. 434.1 ГК РФ). В случае если выданные сведения имели статус заверений и оказались недостоверными, применяются последствия, предусмотренные ст. 431.2 ГК. Если заведомо ложная информация предоставлена при заключении сделки, последняя может быть признана недействительной (п. 2 ст. 179). Те же последствия возникают, если при заключении сделки допущено "намеренное умолчание об обстоятельствах, о которых лицо должно было сообщить при той добросовестности, какая от него требовалась по условиям оборота".

Примеры оспаривания сделок по мотиву несообщения информации приведены, в частности, в п. 7 информационного письма Президиума ВАС РФ от 10.12.2013 N 162 "Обзор практики применения арбитражными судами статей 178 и 179 Гражданского кодекса Российской Федерации". Истцу удалось оспорить сделки о включении ответчика в состав участников общества со ссылкой на то, что ответчик намеренно умолчал о наличии у него российского гражданства, в то время как истец вступил в договорные отношения с ответчиком для создания предприятия с иностранными инвестициями. В п. 13 информационного письма Президиума ВАС РФ от 28.11.2003 N 75 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с исполнением договоров страхования" упоминается дело, в котором договор страхования был признан недействительным в связи с тем, что страхователь сообщил страховщику ложные сведения о наличии круглосуточной охраны застрахованного имущества. Предоставление страхователем ложных сведений о наличии у застрахованного автомобиля спутникового противоугонного комплекса также стало основанием для оспаривания договора страхования*(67).

Несомненный интерес в контексте оспаривания сделок по мотиву нарушения информационных обязанностей представляют судебные акты по делу N А40-168599/15-98-1397 (ООО "Платинум Недвижимость" против ОАО "Банк Москвы"), Истец просил признать недействительными сделки валютно-процентного свопа, мотивируя свои требования в том числе тем, что ответчик (банк) при заключении этих договоров не предоставил истцу информацию о природе и объеме рисков, связанных с их исполнением. Суд сослался на целый ряд положений ГК РФ (ст. 1, 10, 168, 178, п. 3 ст. 307 и др.) и сформулировал выводы, касающиеся стандарта исполнения банком информационных обязанностей. Суд указал, что банк при заключении своп-договоров "должен был раскрыть истцу... известную информацию, касающуюся экономического и юридического существа и возможных последствий использования своп-сделок на предлагаемых условиях, в частности, объяснить, какие именно финансовые риски связаны с использованием указанных своп-договоров, уведомить о возможных последствиях различных вариантов изменения показателей базисного актива, в особенности о наихудшем для клиента сценарии развития событий".

Любопытно, что если суды первой и апелляционной инстанций основывали свои выводы о наличии и объеме информационных обязанностей банка на обычаях и стандартах саморегулируемых организаций участников финансового рынка (т.е. на документах, хотя бы напоминающих позитивное право), то суд кассационной инстанции признал ссылку на эти документы ошибочной и вывел эти же обязанности напрямую из принципа добросовестности.

Некоторые статьи второй части ГК о предоставлении информации указывают на последствия нарушения этих обязанностей применительно к отдельным видам обязательств. На наш взгляд, наиболее проработанными являются последствия нарушения информационных обязанностей в страховании. По общему правилу, выраженному в ст. 944 ГК РФ, страхователь, предоставивший заведомо ложные сведения, рискует тем, что договор будет признан недействительным. Страховщик по договору морского страхования получает возможность отказаться от исполнения договора страхования, не оспаривая его (п. 2 ст. 250 КТМ РФ). Немного отличаются последствия нарушения информационной обязанности в период действия договора страхования. Согласно ст. 959 ГК страхователь обязан сообщить страховщику о ставших ему известными значительных изменениях в обстоятельствах, сообщенных страховщику при заключении договора, если эти изменения могут существенно повлиять на увеличение страхового риска. Страховщик, получив такое уведомление, вправе потребовать изменения условий договора страхования или уплаты дополнительной страховой премии соразмерно увеличению риска. Если страхователь возражает против изменения условий договора, страховщик вправе потребовать его расторжения. КТМ РФ устанавливает более жесткие для страхователя последствия нарушения информационной обязанности в ходе действия договора страхования: согласно его ст. 271 любое изменение, увеличивающее риск, дает страховщику право пересмотреть условия договора морского страхования, а если страхователь с этим не согласится, договор прекращается с момента наступления такого изменения. Кроме того, неисполнение страхователем (выгодоприобретателем) обязанности по извещению страховщика об изменении риска освобождает его от исполнения договора морского страхования.

Немецкий Закон о договоре страхования предоставляет страховщику право отказаться от договора при нарушении страхователем информационных обязанностей, если нарушение было допущено умышленно или по грубой неосторожности*(68), а в остальных случаях - расторгнуть договор. Английский Закон о страховании дает страховщику право заявить об одностороннем ретроспективном отказе от договора, если нарушение информационной обязанности было допущено умышленно или по грубой неосторожности. В случае простой неосторожности и отсутствия вины страхователя в нарушении информационной обязанности страховщик вправе изменить договор страхования или снизить размер страхового возмещения*(69).

Отрицательные последствия, возникающие при нарушении информационных обязанностей страховщиком, также весьма чувствительны. Согласно Страховому кодексу Франции, если страховщик не предоставил страхователю полную информацию о договоре страхования жизни, страхователь вправе отказаться от договора в любое время и потребовать возврата уплаченной премии*(70). В соответствии с немецким Законом о договоре страхования страхователь вправе отказаться от договора страхования в течение "периода охлаждения", который начинает течь лишь с момента предоставления всей необходимой информации*(71). Кроме того, ненадлежащее исполнение страховщиком информационных обязанностей дает страхователю возможность требовать возмещения убытков: например, когда из-за ненадлежащего информирования страхователь не осознал, что те или иные риски не покрыты договором страхования, и в результате этого понес убытки при наступлении нестрахового случая*(72).

Обратимся к другим видам обязательств. Пункт 2 ст. 483 ГК РФ наделяет продавца правом отказаться от своих обязанностей по замене товара, устранению его недостатков и т.п., если покупатель нарушил свои обязанности по своевременному извещению продавца о ненадлежащем исполнении договора купли-продажи. Согласно ст. 495 ГК РФ, регулирующей договор розничной купли-продажи, если покупателю не предоставлена возможность получить необходимую информацию о товаре, он вправе потребовать от продавца возмещения убытков, вызванных необоснованным уклонением от заключения договора розничной купли-продажи, а если договор заключен - в разумный срок отказаться от его исполнения, потребовать возврата уплаченной за товар суммы и возмещения других убытков. Кроме того, продавец в этом случае несет ответственность за недостатки товара, возникшие после его передачи покупателю, в отношении которых покупатель докажет, что они возникли в связи с отсутствием у него необходимой информации.

Статьей 613 ГК РФ предусмотрено, что при неисполнении арендодателем обязанности предупредить арендатора о правах третьих лиц на сдаваемое в аренду имущество арендатор вправе потребовать уменьшения арендной платы либо расторжения договора и возмещения убытков. Схожее решение применено в ст. 694 ГК РФ применительно к договору безвозмездного пользования.

Согласно п. 3 ст. 804 ГК РФ (договор транспортной экспедиции) в случае непредоставления клиентом необходимой информации экспедитор вправе не приступать к исполнению соответствующих обязанностей до ее предоставления.

Таким образом, точечные информационные обязанности, содержащиеся во второй части ГК, предусматривают достаточно широкий спектр средств правовой защиты, в который входят и признание договора недействительным, и требование об изменении либо расторжении договора, и отказ от исполнения конкретного обязательства, которое считается встречным по отношению к нарушенному.

Из принципа свободы договора следует, что если обязанность о предоставлении информации предусмотрена договором, то им же могут быть определены последствия неисполнения этой обязанности. В частности, договором могут быть установлены неустойка за непредоставление информации, приостановление встречного исполнения (ст. 328), появление у стороны, не получившей информации, права на расторжение договора по мотиву его существенного нарушения по ст. 451 ГК РФ (при условии, что нарушение информационной обязанности в конкретных обстоятельствах будет признано существенным). Согласно п. 22 постановления N 7 не может быть отказано в удовлетворении иска об исполнении обязательства в натуре в случае, когда надлежащая защита нарушенного гражданского права истца возможна только путем понуждения ответчика к исполнению в натуре и не будет обеспечена взысканием с него убытков за неисполнение обязательства - например, обязанностей по представлению информации, которая имеется только у ответчика. Таким образом, последствием нарушения информационной обязанности может быть и понуждение к ее исполнению в натуре.

Каковы же последствия нарушения информационной обязанности, если она не подпадает под обозначенные выше специальные институты, но вытекает напрямую из п. 3 ст. 307 ГК РФ? Из текста этого пункта следует, что сторона, нарушившая информационную обязанность, может быть признана недобросовестной. Следовательно, ей может быть в соответствии со ст. 10 ГК РФ отказано в защите принадлежащего ей права. Например, если сторона требует от своего контрагента исполнить обязательство, однако суд установит, что истец не предоставил ответчику информацию, необходимую для исполнения, то в удовлетворении заявленного иска может быть отказано.

Пункт 1 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" предусматривает и другие последствия нарушения принципа добросовестности: суд может признать условие, которому недобросовестно воспрепятствовала или содействовала недобросовестная сторона, соответственно наступившим или ненаступившим (п. 3 ст. 157 ГК РФ), а также указать, что заявление такой стороны о недействительности сделки не имеет правового значения (п. 5 ст. 166 ГК РФ). На наш взгляд, применение судом этих последствий в качестве реакции на нарушение обязанности предоставить информацию возможно; однако очевидно, что на практике ситуации, в которых будут актуальны именно такие последствия, возникают нечасто.

Полагаем, что наиболее спорным и в то же время актуальным является вопрос о том, может ли нарушение информационной обязанности, вытекающей из п. 3 ст. 307 ГК РФ в чистом виде, быть поводом для возмещения убытков. Обратившись к п. 4 ст. 10 ГК РФ, мы можем констатировать, что возмещение убытков возможно, если суд найдет в действиях (а скорее, в бездействии) стороны, не предоставившей информацию, злоупотребление правом.

Мы считаем, что возмещение убытков является адекватным средством правовой защиты и в остальных случаях нарушения обязанности предоставить информацию. Следует, однако, отметить, что отыскание правового основания для такого подхода - не очень простая задача. Как указано выше, положения п. 3 ст. 307 могут быть прочитаны как указание закона на наличие самостоятельной обязанности сторон предоставить информацию. В этом случае возмещение убытков становится основным способом защиты права, нарушенного неисполнением этой обязанности (ст. 393 ГК РФ). Мы придерживаемся именно этой точки зрения. С другой стороны, необходимо признать и возможность иного понимания: если исходить из того, что обязанность по предоставлению информации не является самостоятельным обязательством, а лишь характеризует уровень добросовестности должника при исполнении основного обязательства, то и самостоятельной ответственности за нарушение информационных обязанностей возникать не должно.

С. Уиттакер и Р. Циммерманн отмечают, что правовые системы западноевропейских стран позволяют вывести из принципа добросовестности самостоятельные обязательства, которые могут быть принудительно исполнены кредитором. Последствием нарушения этого обязательства (если оно выводится судом) чаще всего становится возмещение убытков. В отдельных случаях возможны и другие средства правовой защиты: расторжение договора, изменение (адаптация) договора судом, отказ в защите права и т.д.*(73) На возможность вменения не прописанных в договоре обязанностей при нарушении обязанности по раскрытию информации явным образом указывает и ст. 11.-3:109 DCFR. Перенимая опыт зарубежных коллег, российские судьи могут посредством толкования выводить из принципа добросовестности дополнительные обязанности, вытекающие из договора, в том числе обязанности по предоставлению информации. В этом случае нарушение такой обязанности также может быть основанием для возмещения убытков.

В пользу возможности возмещения убытков при нарушении обязанности по предоставлению информации говорит и п. 10 постановления N 7, согласно которому должник обязан возместить кредитору убытки при неуведомлении кредитора о возникновении обстоятельства непреодолимой силы.

При определении последствий нарушения общей обязанности предоставить информацию необходимо учитывать процессуальные аспекты добросовестности. Согласно п. 5 ст. 10 ГК РФ добросовестность участников гражданских правоотношений предполагается, пока не доказано иное. Таким образом, для применения последствий, связанных с нарушением информационных обязанностей, необходимо доказать, что действия (бездействие) нарушившей стороны были недобросовестными. Вместе с тем в соответствии с п. 1 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" поведение одной из сторон может быть признано недобросовестным не только при наличии обоснованного заявления другой стороны, но и по инициативе суда, если усматривается "очевидное отклонение действий участника гражданского оборота от добросовестного поведения". В этом случае суд при рассмотрении дела "выносит на обсуждение обстоятельства, явно свидетельствующие о таком недобросовестном поведении, даже если стороны на них не ссылались". В то же время суд, очевидно, не может по своей инициативе взыскивать убытки со стороны, нарушившей информационную обязанность. Таким образом, применение ответственности в форме возмещения убытков за нарушение информационных обязанностей возможно лишь по заявлению стороны.

Заключение

В п. 3 ст. 307 ГК РФ заложен "с запасом" фундамент для развития позитивных информационных обязанностей в обязательственных отношениях. Положения этого пункта о раскрытии информации могут применяться к обязательствам любого типа. Они распространяются на весьма широкий период (до, во время и после существования основного обязательства). По своему охвату положения п. 3 ст. 307 о предоставлении информации являются более общими, нежели аналогичные положения зарубежных правовых систем, относящиеся обычно к конкретным институтам обязательственного права (ведение переговоров, заверения об обстоятельствах, оспаривание сделок вследствие умысла или заблуждения и т.п.).

В настоящее время в судебной практике не удается найти примеров, в которых суды применяли бы положение п. 3 ст. 307 ГК РФ без опоры на другие механизмы Кодекса, относящиеся к раскрытию информации. Тем не менее, на наш взгляд, концепция позитивных информационных обязанностей в российском праве может получить развитие. Сегодня информация является одной из важнейших ценностей. Очевидно, что распределение рисков сторонами обязательств не может эту ценность не затрагивать. Одним из аспектов этого процесса служит определение случаев, в которых стороны несут позитивную информационную обязанность, т.е. обязанность по раскрытию информации. Настоящая статья, безусловно, не отвечает на все вопросы, возникающие в связи с этой проблемой, а ряд содержащихся в ней выводов являются предварительными. Попытки определения содержания обязанности по предоставлению информации и о порядке ее исполнения необходимо продолжить.

Развитие информационных обязанностей может параллельно идти по двум основным путям. Первый путь - позитивистский: принятие законов, нормативных правовых актов, сводов обычаев, в которых конкретизируются информационные обязанности для тех или иных видов отношений. Второй - судебно-правотворческий, при котором суды и в отсутствие конкретных положений определяют стандарт информационной обязанности, основываясь на п. 3 ст. 307 ГК РФ и учитывая специфику отношений. Преимуществом первого варианта является рост предсказуемости для участников отношений. В то же время у позитивистского подхода есть объективные ограничения (невозможно урегулировать в законе и подзаконных актах все мыслимые случаи), поэтому мы считаем, что без уточнения объема информационных обязанностей судами в конкретных делах вряд ли удастся обойтись. На это указывает и зарубежный опыт.

Для того чтобы судебное применение п. 3 ст. 307 ГК РФ было предсказуемым, а также для установления более ясного стандарта поведения сторон в части раскрытия информации могут применяться общие параметры информационных обязанностей, указанные в настоящей статье. Напомним кратко их суть.

Необходимой является информация о предмете обязательства, а также об особых, необычных обстоятельствах, неизвестных стороне-реципиенту. Кроме того, стороны должны сообщать друг другу об изменениях существенных обстоятельств, согласованных при возникновении обязательства, об обстоятельствах, которые запускают исполнение или, наоборот, затрудняют его, влекут его невозможность. В некоторых случаях информационные обязанности могут возникать у стороны, которая намеревается воспользоваться тем или иным средством правовой защиты своих прав (например, заявить о недействительности договора, об отказе от договора).

При определении объема информации, раскрываемой предпринимателем, может применяться объективный критерий, при котором в круг необходимой включается не только информация, фактически известная этой стороне, но и такая, которую сторона должна знать, в том числе с учетом своего профессионального статуса. Если информационная обязанность возложена на юридическое лицо, принимается во внимание информация, доступная его руководителям, а также сотрудникам, отвечающим за конкретные отношения, в рамках которых возникает информационная обязанность.

Обязанность по раскрытию информации зависит от профессионализма сторон, а также от наличия у реципиента статуса потребителя*(74). Она ограничивается принципом осуществления гражданских прав в своем интересе, принципом разумности и обязанностью проявлять осмотрительность, в том числе путем самостоятельного сбора информации стороной-реципиентом. Кроме того, ограничивающим фактором являются усилия (в том числе затраты), необходимые для поиска информации.

При нарушении информационных обязанностей применяются общие последствия нарушения принципа добросовестности (отказ в защите права лицу, действующему недобросовестно), а также возмещение убытков в случае злоупотребления правом и в других случаях, когда суд выводит обязанность предоставить информацию из закона или договора.

Приведенные выше соображения являются общими и применяются к обязанностям по раскрытию информации, если иное не предусмотрено положениями о конкретном виде обязательства или о том или ином инструменте договорного права. Очевидно, что последствия нарушения информационных обязанностей могут быть установлены и соглашением сторон.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Витрянский В.В. Реформа гражданского законодательства: промежуточные итоги. М., 2016. С. 231-232; Сарбаш С.В. Элементарная догматика обязательств. М., 2016. С. 18-20; Карапетов А.Г. Заверения об обстоятельствах и условия о возмещении потерь в новой редакции ГК РФ // Закон. 2015. N 6. С. 45.

*(2) Сведения о рассмотрении проекта ГК в первом чтении см.: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/%28SpravkaNew%29?OpenAgent&RN=47538-6& 02.

*(3) См.: http://privlaw.ru/sovet-po-kodifikacu/conceptionsAoncepciyal/.

*(4) См.: Гражданский кодекс Российской Федерации. Постатейный комментарий к разделу III "Общая часть обязательственного права" / под ред. Л.B. Санниковой (автор главы - С.Ю. Филиппова).

*(5) См.: Zimmermann R., Whittaker S., eds. Good Faith in European Contract Law. Cambridge, 2008. P. 675.

*(6) См.: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/1979/54.

*(7) См.: Directive 2011/83/EU of the European Parliament and of the Council of 25 October 2011 on consumer rights. URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=celex:32011L0083.

*(8) См.: Directive 2002/65/EC of the European Parliament and of the Council of 23 September 2002 concerning the distance marketing of consumer financial services. URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/en/ALL/?uri=CELEX%3A32002L0065.

*(9) Cass. Civ. 3, 2 Octobre 1974. Bull. civ. Ill 330. Цит. по: Cases, Materials and Text on Contract Law / ed. by H. Beale, A. Hartkamp, H. Kotz, D. Tallon. Oxford, 2002. P. 412-414.

*(10) Цвайгерт К., Кётц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: в 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 139. См. также: Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of Reference (DCFR) / ed. by C. von Bar et al. P. 523.

*(11) См.: Good Faith in European Contract Law / ed. by R. Zimmermann, S. Whittaker. Cambridge, 2008. P. 24, 439-440, 442-445.

*(12) См.: BGH, 3 Marz 1982. NJW 1982.1386. Цит. по: Cases, Materials and Text on Contract Law. P. 415-417.

*(13) Подробнее об этом см.: Cases, Materials and Text on Contract Law. P. 415, 417-421.

*(14) См.: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/1967/7.

*(15) Наиболее характерным прецедентом, закрепляющим отсутствие общей информационной обязанности и правило caveat emptor, считается дело Smith v. Hughes ((1871) LR 6 QB 596 (цит. по: Cases, Materials and Text on Contract Law. P. 410-411)).

*(16) URL: https://www.law.cornell.edu/ucc.

*(17) Подробнее об этом см: Summers R.S. The Conceptualisation of Good Faith in American Contract Law: a General Account // Good Faith in European Contract Law. P. 119.

*(18) См.: Restatement (Second) of Contracts. URL: http://www.nyhtigationfirm.com/ffles/restat.pdf.

*(19) Ibid. P. 120-121.

*(20) Наиболее авторитетное дело, закрепившее принцип caveat emptor, - Laidlaw v. Organ. 15 U.S. 2 Wheat. 178. Анализ судебного акта по этому делу см.: Kronman А. Т. Mistake, Disclosure, Information, and the Law of Contracts // Journal of Legal Studies. 1978. Vol. 7. P. 4, 12-23. URL: http://chicagounbound.uchicago.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=11599&cont ext=journal_articles.

Еще одно известное дело, в котором этот принцип получил свое развитие, - Swinton v. Whitinsville Savings Bank. 1942. 311 Mass. 677. 42 N.E.2d 808, 141 A.L.R. 965 (цит. по: Fuller L.L., Eisenberg M.A. Basic Contract Law. 6th ed. St. Paul, 1996. P. 703-704).

*(21) См.: Fuller L.L., Eisenberg M.A. Op. cit. P. 699-703.

*(22) См.: Ollerman v. O'Rourke Co. 94 Wis. 2d 17, 288 N.W.2d 95 (1980)). Цит. по: Golann D. Beyond Truth in Lending: The Duty of Affirmative Disclosure // The Business Lawyer. 1991. Vol. 46. P. 1310.

*(23) Общую характеристику негосударственных сводов частного права см.: Ширвиндт A.M. Режим соглашений об ответственности за нарушение обязательства в негосударственных сводах гражданского права. Часть первая // Вестник гражданского права. 2014. N 1. С. 76-96.

*(24) См.: Модельные правила европейского частного права / пер. с англ.; науч. ред. Н.Ю. Рассказова. М., 2013.

*(25) См.: Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law... P. 245-246.

*(26) Ibid. P. 253-254.

*(27) Модельные правила европейского частного права.

*(28) См.: UNIDROIT Principles of International Commercial Contracts 2010. Rome, 2010. P. 100. URL: http://www.unidroit.org/engHsh/principles/contracts/principles2010/integr alversionprinciples2010-e.pdf. Перевод приведен по: Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 2010 / пер. с англ. А.С. Комарова. М., 2013. С. 102.

*(29) Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 2010. С. 104.

*(30) Текст статьи см.: http://www.jus.ui0.n0/lm/eu.c0ntract.principles.parts.l.t0.3.2002/4.107.h tml.

*(31) См.: Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law... P. 518-520.

*(32) Соотношение обязанности о предоставлении информации, предусмотренной п. 3 ст. 307, и специальных обязанностей о предоставлении информации, предусмотренной отдельными главами части второй ГК РФ, анализируется ниже.

*(33) В определении Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 26.01.2016 N 301-ЭС15-5443 суд указал, что ответчик должен был раскрыть обстоятельства, которые позволили бы истцу определить, в каком порядке ему следует защищать свои права (иском о взыскании неосновательного обогащения или о взыскании убытков). Впоследствии это определение было по иным основаниям отменено постановлением Президиума ВС РФ от 28.09.2016 N 203-ПЭК16.

*(34) Отметим, однако, что в целом ряде случаев обязательство определяется как правоотношение, оформляющее акт товарообмена и предполагающее совершение того или иного "действия имущественного характера" (см., напр.: Российское гражданское право: учебник в 2 т. Т. II: Обязательственное право / отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2011. С. 40 (автор главы - Е.А. Суханов)). При таком понимании вопрос о предоставлении информации как о предмете обязательства может вызывать определенные сложности. В то же время, на наш взгляд, в гражданско-правовых отношениях информация, безусловно, имеет экономическую ценность, а ее предоставление призвано содействовать развитию оборота. Таким образом, обязанность по предоставлению информации соответствует и приведенному выше узкому определению гражданско-правового обязательства.

А.Г. Карапетов, с одной стороны, отмечает, что "в предмет обязательства может входить совершение практически любых действий". С другой стороны, обязательства, не подпадающие под классическое обязательство-предоставление, с трудом совмещаются с целым рядом классических институтов обязательственного права (зачет встречных требований, уступка и т.п.). Поэтому понятие обязательства, закрепленное в п. 1 ст. 307 ГК РФ, было бы удобнее толковать ограничительно. В частности, по мнению А.Г. Карапетова, "сама обязанность вести себя добросовестно вряд ли может считаться полноценным обязательством, но она является источником, из которого судебная практика может выводить различные обязательства со вполне определенным содержанием". В то же время ограничительное понимание обязательства порождает необходимость разработки нового института гражданского права, к которому некоторые нормы об обязательствах можно было бы применять по аналогии закона. Подробнее об этом см.: Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307-453 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. М., 2017. С. 18-33.

*(35) См.: ст. 8-10, 12 Закона РФ от 07.02.1992 N 2300-1 "О защите прав потребителей".

*(36) О разграничении между ст. 434.1 и 431.2 см., напр.: Карапетов А.Г. Заверения об обстоятельствах и условия о возмещении потерь в новой редакции ГК РФ. С. 49; Рудоквас А.Д. Нарушение обязанностей информирования: преддоговорная ответственность, заверения и гарантии возмещения потерь // Вестник экономического правосудия РФ. 2016. N 11. С. 59-79. О соотношении заверений, обмана и специальных норм части второй ГК см., напр.: Томсинов А.В. Заверения об обстоятельствах и возмещение потерь в российском праве в сравнении с representations, warranties и indemnity в праве Англии и США // Вестник экономического правосудия РФ. 2015. N 11. С. 91-111. Обстоятельный анализ института заверений об обстоятельствах в российском и иностранном праве см.: Будылин С.Л. Деликт или нарушение договора? Заверения и гарантии в России и за рубежом // Вестник экономического правосудия РФ. 2016. N 3. С. 96-133; N 4. С. 52-111.

*(37) В постановлении Десятого арбитражного апелляционного суда от 04.07.2016 по делу N А41-104409/15 суд отметил: "Ссылка заявителя... на то, что исковые требования заявлены на основании ст. 431.2 ГК РФ... подлежит отклонению, поскольку факт недостоверного заверения относительно цены работ не подтвержден соответствующими доказательствами. Сметы и заключение... к таким доказательствам не относятся". В постановлении Девятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 11.10.2016 по делу N А14-18691/2015 указано: "Заверения относительно отказа от права, прямо предусмотренного пунктом 5.5 договора, не являются заверениями об обстоятельствах по смыслу пункта 1 статьи 431.2 Гражданского кодекса Российской Федерации. <...> Документально подтвержденных доказательств заверения в материалах дела не имеется". Из постановления Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 08.09.2016 по делу N А32-35877/2014 следует, что суд, оценив довод истца о даче ему недостоверных заверений, установил, что "в тексте договоров никаких заверений не сделано".

*(38) См.: Томсинов А.В. Мера убытков за недостоверные заверения в праве Англии и США // Вестник гражданского права. 2015. N 5. С. 100-114.

*(39) Гражданский кодекс Российской Федерации. Постатейный комментарий к разделу III "Общая часть обязательственного права" / под ред. Л.B. Санниковой.

*(40) Модельные правила европейского частного права.

*(41) Collins Н. Implied Duty to Give Information During Performance of Contracts // The Modern Law Review. 1992. Vol. 55 (4). P. 561.

*(42) См.: Демкина А.В. Добросовестное и недобросовестное поведение на преддоговорном этапе // Имущественные отношения в Российской Федерации. 2016. N 4.

*(43) Лукьяненко М.Ф. Оценочные понятия гражданского права: разумность, добросовестность, существенность. М., 2010. С. 402.

*(44) См., напр.: § 7 Закона о договоре страхования Германии. URL: https://www.gesetze-im-internet.de/vvg_2008/. В немецком праве имеется также отдельный подзаконный акт - постановление об информационных обязанностях в договоре страхования (Verordnung uber Informationspflichten bei Versicherungsvertragen), регламентирующее конкретные сведения (в том числе по видам договоров страхования), срок и форму их предоставления. Текст постановления см.: http://www.gesetze-im-internet.de/wg-infov/.

*(45) См.: Directive 2002/92/ЕС of the European Parliament and of the Council of 9 December 2002 on insurance mediation. URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=CELEX%3A32002L0092. См. также обновленную Директиву о страховых посредниках: Directive (EU) 2016/97 of the European Parliament and of the Council of 20 January 2016 on insurance distribution (recast). URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/en/TXT/?uri=CELEX%3A32016LOO97.

*(46) Схожий стандарт существенности применен в ст. 178 ГК РФ.

*(47) Отметим, что обязанность хранителя известить поклажедателя является дополнительной по отношению к его основной обязанности - нести ответственность в случае несохранности переданной на хранение вещи. В этой ситуации законодатель исходит из того, что основная цель поклажедателя заключается не в том, чтобы при несохранности вещи взыскать с хранителя убытки, а в том, чтобы иметь инструмент (информацию), позволяющий обеспечить ее сохранность.

*(48) См.: Collins Н. Op. tit. Р. 556-557.

*(49) См.: Good Faith in European Contract Law. P. 439-457.

*(50) Ibid. P. 458-469.

*(51) В деле N А50-23711/2015 предметом рассмотрения судов стали требования истца о расторжении агентского договора в связи с нарушением ответчиком зафиксированных договором информационных обязанностей. Установив, что договором была закреплена обязанность принципала передавать агенту информацию о количестве, ассортименте, качестве и сроках поставки товара, потенциальных покупателях и т.п. и что эти обязанности не были исполнены, суд удовлетворил иск.

*(52) Витрянский В.В. Указ. соч. С. 232.

*(53) Мазур О.В. Преддоговорная ответственность: анализ отдельных признаков недобросовестного поведения // Закон. 2012. N 5.

*(54) Lambert-Faivre Y., Leveneur L. Droit des assurances. 13е 6d. Paris, 2011. P. 127.

*(55) О стандартах раскрытия информации в зависимости от профессии и роли информирующей стороны см.: Green L. The Duty to Give Accurate Information // UCLA Law Review. 1964-1965. Vol. 12. P. 482.

*(56) См.: http://www.legislation.gov.Uk/ukpga/2015/4/contents/enacted.

*(57) См.: Regine Fur, Co., Ltd v. Bossom, [1957] 2 Lloyd's Rep. 466 (приводится no: Clarke M. The Law of Insurance Contracts. 4th ed. 2002. P. 723).

*(58) См.: Lindsay v. CIC Ins. Ltd (1989) 16 NSWLR 673, 684 (приводится по: Clarke M. Op. cit. P. 723).

*(59) См.: Australia & New Zealand Bank Ltd v. Colonial & Eagle Wharves Ltd [1960] 2 Lloyd's Rep. 241, 254 (приводится no: Clarke M. Op. cit. P. 723-724).

*(60) О рисках, связанных с возложением на стороны избыточных информационных обязанностей, см.: Han Wansink J., Frenk N. Some Reflections on Consumer Protection and the Requirement of Ancitipating Behaviour of a Prudent Insurer // Erasmus Law Review. 2012. Vol. 5. Iss. 2. P. 99-103; Borselli A. Cognosceat emptor: on the insurer's duty to inform the prospective policyholder in Europe // Insurance Law Review. 2012. Vol. 2. P. 64.

*(61) Bridge M.G. Does Anglo-Canadian Contract Law Need a Doctrine of Good Faith? // Canadian Business Law Journal. 1984. Vol. 9. P. 412, 426 (цит. по: Good Faith in European Contract Law. P. 15).

*(62) Цит. по: Good Faith in European Contract Law. P. 38.

*(63) Схожие соображения высказывались этим же судом в постановлении от 11.04.2016 по делу N А32-35875/2014.

*(64) Мазур О.В. Указ. соч.

*(65) См.: Kronman А.Т. Op. cit. Р. 12-23.

*(66) О роли метода экономического анализа в развитии права см.: Карапетов А.Г. Экономический анализ права. С. 27-41,104-117. О раскрытии информации и "обмане умолчанием" с позиций экономического анализа см.: Там же. С. 475-482.

*(67) См.: Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с добровольным страхованием имущества граждан, утвержденный Президиумом ВС РФ 30.01.2013.

*(68) См.: п. 2, 3 § 19 Закона о договоре страхования Германии.

*(69) См.: приложение 1 к английскому Закону о страховании. URL: http://www.legislation.gov.uk/ukp-ga/2015/4/part/1/enacted.

*(70) См.: ст. L 132-5-1, L 132-5-2 Страхового кодекса Франции. URL: https://www.legifrance.gouv.fr/affich-Code.do?cidTexte=LEGITEXT0000060739 84.

*(71) См.: § 8 Закона о договоре страхования Германии.

*(72) См.: SchimikowskiP. Versicherungsvertragsrecht. 5. Auflage. Munchen, 2014. S. 37.

*(73) См.: Good Faith in European Contract Law. P. 669-671.

*(74) Например, в английском страховом праве информационные обязанности страхователей-потребителей существенно смягчены Законом о раскрытии информации и заверениях в страховании с участием потребителей. См.: http://www.legislation.gov.Uk/ukpga/2012/6/pdfs/ukpga_20120006_en.pdf. В немецком страховом праве информационные обязанности, предусмотренные § 7 Закона о договоре страхования, не применяются к так называемому страхованию крупных рисков.