Ответственность вследствие причинения вреда по российскому законодательству второй половины XIX - начала XX в. (Л.В. Воитович, И.В. Сергеев, журнал "Российское право: образование, практика, наука", N 1, январь-февраль 2016 г.)

Ответственность вследствие причинения вреда по российскому законодательству второй половины XIX - начала XX в.

Л.В. Воитович,

кандидат педагогических наук, доцент,

военнослужащий войсковой части 44014

И.В. Сергеев,

военнослужащий войсковой части 44014

Журнал "Российское право: образование, практика, наука", N 1, январь-февраль 2016 г., с. 41-46.

В соответствии со ст. 2 Конституции РФ права и свободы человека и гражданина являются высшей ценностью, а их соблюдение и защита - обязанностью государства. Однако практика показывает, что в процессе совершения государственными органами правомерных и неправомерных действий нередко нарушаются права и свободы граждан, которым причиняется имущественный и моральный вред, а также вред их жизни и здоровью, в частности из-за того, что современное правовое регулирование гражданско-правовой (деликтной) ответственности не учитывает все условия для полноценного обеспечения защиты прав и свобод граждан.

Несмотря на достаточное количество правовых норм, регулирующих деликтную ответственность, отечественная правовая наука не предложила завершенной и обоснованной концепции ответственности государственных органов и их должностных лиц за вред, причиненный осуществлением их полномочий. Представляется, что изучение положительного опыта правового регулирования и применения института деликтной ответственности в праве России во второй половине XIX в. - начале XX в. позволит в дальнейшем использовать его при выработке рекомендаций по совершенствованию современного отечественного законодательства.

Большинство норм, определяющих ответственность вследствие причинения вреда, в России второй половины XIX в. - начала XX в. были установлены Законом от 21 марта 1851 г. (далее - Закон)*(1). Он включает в себя три части: первая регламентировала ответственность приемщиков беглых крепостных и еще ряд специальных вопросов, касавшихся правоотношений между помещиками и крепостными; вторая определяла владение законное и незаконное; третья часть посвящалась непосредственно вопросу о вознаграждении за вред частного характера, поэтому представляет наибольший интерес для исследования.

Третья часть подразделена на четыре раздела: "О вознаграждении за владение чужим имуществом", "О вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком", "О вознаграждении за вред и убытки, последовавшие от деяний, не признаваемых преступлениями и проступками", и содержала дополнительные статьи.

Изучение положений Закона довольно сложно и прежде всего потому, что в нем отождествляются понятия "ответственность за вред и убытки" и "ответственность за деяния, причиняющие вред". Подобное отождествление с современной точки зрения ошибочно, так как указанные явления различны не только по своей природе, но и по порядку их правового регулирования. Вероятнее всего, причиной ошибки была ориентированность отечественного законодателя на сходные нормы во французском Гражданском кодексе 1804 г.*(2) Несмотря на то что норм о вознаграждении за вред и убытки в нем немного (ст. 1382-1386), они стали одними из первых в законодательстве стран того времени и в значительной мере отличались от соответствующих норм римского права.

Российский законодатель реципировал нормы римского права, которому, как неоднократно отмечали современные юристы, "была чужда общая норма об ответственности за причиненный вред"*(3), а ответственность у правонарушителя могла возникнуть по конкретным случаям, прописанным в законе. Деление правонарушений на деликты и квазиделикты в римском праве не имело единого рационального основания. Во французском же кодексе укоренилось деление деяний на деликты, т.е. противоправные, умышленные деяния, и квазиделикты, т.е. противоправные деяния, вызванные неосторожностью. Так, ст. 1382 устанавливала ответственность за деликты, ст. 1383 - за квазиделикты.

Французское цивилистическое учение было положено российским законодателем в основу главы, регламентирующей ответственность за недозволенные деяния, и впоследствии оказало определяющее влияние на формулирование правовых норм в статьях Закона. Принимая во внимание изложенное, полагаем, что ст. 644 Закона предусматривала ответственность за деяния, подобные деликтам во французском праве (преступления и проступки), а ст. 684 - за деяния, схожие с французскими квазиделиктами (деяния непреступные).

В подтверждение приведем ст. 684 Закона: "Всякий обязан вознаградить за вред и убытки, причиненные кому-либо его деянием или упущением, хотя сие деяние или упущение не составили ни преступления, ни проступка, если только не будет доказано, что он не был принужден к тому требованиями закона или правительства, или необходимой личной обороною, или же стечением таких обстоятельств, которых он не мог предотвратить". Несомненно, под формулировкой "деяния или упущения, не составляющие ни преступления, ни проступка" подразумевалось причинение вреда неумышленными действиями, т.е. использована формула французского квазиделикта.

Итак, Закон, по крайней мере в части деликтной ответственности, создан на основе французского кодекса. Разграничение посредственного и непосредственного причинения вреда, по-видимому, было попыткой рецепции прусского гражданского права. Оно заключалось в разделении ответственности по степени вины:

при наличии умысла или грубой неосторожности правонарушитель обязывался возместить потерпевшему все возможные убытки, которые тот понес от правонарушения; если правонарушение было совершено по средней неосторожности, то вред подлежал возмещению лишь частично;

если правонарушение было совершено по легкой неосторожности, возмещению подлежал именно непосредственный вред, последовавший от действий правонарушителя.

Но, вероятно, авторы Закона все же отклонились от прусского опыта определения ответственности. Следует акцентировать внимание и на том, что законодатель разделил понятия "вред" и "убытки". Возможно, это было сделано с целью показать, что в некоторых случаях ответственность наступает одновременно за вред и убытки, а иногда (скорее всего, в материальных спорах) - только за убытки.

Из приведенного текста ст. 684 Закона также отчетливо видно, что одна норма предусматривала ответственность за умышленные и неумышленные действия, не конкретизируя при этом, какая санкция следует за преднамеренное причинение вреда, а какая - за неумышленное. Отсутствие подобного разграничения противоречит не только элементарным принципам справедливости, но и основополагающим принципам института деликтной ответственности. Обратимся к нормам российского уголовного права второй половины XIX в. - начала XX в., которые разделяли умышленные и неумышленные преступные деяния.

Умышленные деяния могли быть предумышленными или осуществленными по внезапному побуждению (непредумышленными). В зависимости от характера деяния определялась степень вины субъекта, а следовательно, и степень наказания, которое он должен был понести. Гражданскому же праву такое деление было чуждо. Деликты, связанные с причинением вреда имуществу, в таком делении не нуждались, так как несмотря на степень виновности правонарушителя основной целью ответственности было не его наказание, а возмещение понесенных потерпевшим убытков. А вот отсутствие подобного деления неимущественных деликтов было серьезным упущением.

Норма ст. 645 Закона имела самостоятельное значение. В ней, в отличие от всех остальных статей, говорилось не о "вреде и убытках", а об "убытках и потерях", т.е. она в некотором роде дополняла ст. 644. Если ст. 644 устанавливала ответственность за весь вред и непосредственные убытки, то ст. 645 предполагала возмещение косвенных убытков, определяемых понятием "потери". В ней была предпринята попытка ограничения ответственности возмещением вреда, т.е. лишь тех убытков, которые последовали непосредственно от действий правонарушителя. Однако ограничить ответственность было проблематично, так как это противоречило заложенному в Законе принципу возмещения всех убытков, которые были причинены правонарушением.

Не менее сложно было определить размер вознаграждения за убытки. Здесь уместно рассмотреть ситуацию, в которой одно правонарушение может вызвать цепь последствий. Ориентируясь на судебную практику и труды юристов, заключим, что такие разногласия на практике разрешались по принципу "Если доказано, что деяние ответчика совершено с намерением причинить убытки, то возложение на него ответственности за все эти убытки не встречает более затруднений"*(4).

Доказывание факта причинения вреда регламентировалось ст. 647 Закона. В соответствии с ней бремя доказывания наличия вины лежало на истце, если эта вина не была очевидной либо не была добровольно признана ответчиком. Здесь вновь прослеживается рецепция прусского права, а именно § 486 Постановлений прусского земского права (Landrechtfurdie Preussischen Staaten)*(5), гласившего, что истец должен доказать вину ответчика, но если вред и убытки причинены объективно неправомерным деянием, то истец освобождается от обязанности доказывать вину ответчика.

Закону было известно понятие соучастия (ст. 648-652). Вероятнее всего, учение о соучастии было заимствовано из уголовного права, в котором оно не было в должной мере проработано, так как ему отводилась лишь одна статья в Уложении о наказаниях (ст. 63), предусматривавшая ответственность главных виновников и участников преступления. То есть как такового термина "соучастие" не существовало, но его можно было вывести из понятия "участники", которое предполагало участие в преступлении нескольких лиц, но без предварительного сговора. Соучастниками ст. 63 Уложения о наказаниях называла прежде всего "попустителей" и "недоносителей". К недостаткам указанной статьи можно отнести и то, что в ней не определялся характер ответственности соучастников.

Учитывая эти пробелы в уголовном праве, авторы Закона разграничили соучастие "по предварительному согласию" и "без предварительного согласия" (ст. 650 Закона). В первом случае правонарушитель и соучастники несли долевую ответственность. Во втором случае ответственность соучастников смягчалась, так как каждый нес ответственность только за убытки и вред, причиненные именно его действиями. Если доказать вред каждого соучастника не представлялось возможным, то компенсация взыскивалась с них поровну исходя из нормы ст. 648 Закона. Очевидно, что при составлении указанных норм авторы Закона опирались не только на Уложение о наказаниях, но и на Австрийское Гражданское уложение и Постановления прусского земского права.

Согласно прусскому законодательству соучастники отвечали за причиненный вред в равной степени, если деяние было совершено намеренно (по предварительному сговору), а если вред был причинен по неосторожности (случайно, без предварительного сговора), то каждый соучастник нес ответственность только за вред, причиненный непосредственно его действиями. Если нельзя было определить, какая часть вреда была причинена конкретным правонарушителем, то они несли ответственность в равной степени. Австрийское законодательство было почти аналогично прусскому и отличалось от него лишь тем, что противопоставляло не грубую и легкую неосторожность, а умысел и неосторожность как таковые.

Статьи 651-652 Закона также устанавливали ответственность лиц, причастных к правонарушению, а именно попустителей, укрывателей и недоносителей. В основу этих норм легли идеи древнерусского права. Институт субсидиарной ответственности местных жителей, членов общин за преступления, совершенные известными им соседями, знакомыми, получил распространение во время царствования Ивана IV в связи с организацией губных учреждений. Круг лиц, несших субсидиарную денежную ответственность, был довольно широк, и практика Разбойного приказа показывает, что зачастую ответственность за преступление, совершенное одним из членов общины, несла вся община. Впоследствии указанный принцип был использован при составлении Уложения 1649 г. и Уложения о наказаниях 1845 г.

Статьи 686, 653 и 654 Закона определяли ответственность за вред и убытки, причиненные малолетними, безумными или сумасшедшими. По общему правилу, если несовершеннолетний совершал правонарушение, вызвавшее вред, то ответственность "воскладывалась" на его родителей. При этом Закон акцентировал внимание на том, что в первую очередь ответственность нес отец, и только если его не было, ответственность несла мать. Исключение составляли случаи, когда родители доказывали, что не могли предотвратить действия, от которых последовали вред или убытки. По ст. 686 Закона убытки должны были взыскиваться с "имения малолетнего". Однако не совсем понятно, как малолетний, не имевший денежных средств, мог возместить убытки. На том же основании ответственность за действия людей, лишенных рассудка, а также несовершеннолетних, не имевших родителей, несли те, кто "имел над ними надзор", т.е. опекуны. Ответственность опекунов исключалась, если они доказывали, что не могли предотвратить правонарушение.

Первая часть анализируемой статьи является практически дословным переводом абз. 2 и 5 ст. 1384 французского Гражданского кодекса 1804 г. Вторая часть статьи реципирует прусско-австрийскою идею субсидиарной ответственности самого малолетнего, но в отличие от прусского и австрийского кодексов, в российском гражданском праве эта ответственность не была ограничена. Но по нашему мнению, заимствуя нормы французского права, авторы Закона допустили очень грубую правовую ошибку. Вводя презумпцию вины родителей, французский законодатель имел в виду ответственность родителей не за вину несовершеннолетнего, а за собственную (презюмированную) вину. Внимание здесь обращено не на лицо, находящееся под надзором, а на лицо, обязанное осуществлять этот надзор, но не выполнившее своего обязательства. Именно поэтому родитель должен был нести ответственность в случае причинения его несовершеннолетним ребенком как умышленного, так и неумышленного вреда. Прусское же законодательство, которому обязана происхождением вторая часть нормы, предполагающая исключение ответственности, в корне отлично от французского: в нем не вводится презумпция вины родителей. Они отвечают за деяния своих несовершеннолетних детей лишь как законные представители. Российский же законодатель, взяв первую часть нормы из французского кодекса, а вторую - из прусского, совместил две противоречивые по своей юридической природе правовые нормы.

Статья 655 Закона устанавливала ответственность за неисполнение обязательств прежде всего договорных, известных по Своду законов гражданских 1842 г.: о причинении пожара в доме лицом, живущим в нем по найму (ст. 1432), порче движимого имущества, взятого по найму (ст. 1433), порче имущества, взятого в ссуду (ст. 1773), порче нанявшимся имущества, вверенного ему хозяином (ст. 1927, 1928), присвоении вещей, взятых на сохранение (ст. 1813). Закон не вносил изменений и дополнений в приведенный перечень, тем самым отсылая правоприменителя к указанным статьям, следовательно, ст. 655 Закона можно считать отсылочной.

В ст. 656 Закона закреплялась ответственность за причинение вреда с использованием животного. Причем подразумевался не только физический вред, но и "травля кого-либо животным" как вид вреда.

Статьи 657-673 определяли ответственность за ряд преступных деяний, которые целесообразно разделить на группы. В первую группу входят ст. 657-670, предусматривавшие ответственность за убийство и повреждение здоровья, а во вторую - ст. 671-673, устанавливавшие ответственность за возмещение убытков. Суть ст. 657-670 заключалась в том, что если субъект причинял кому-либо смерть или телесные повреждения, он обязывался возместить в первую очередь все расходы, вызванные непосредственно его деянием (расходы на лечение, попечение больного, погребение убитого), затем расходы на содержание семьи потерпевшего в период его лечения (ограничения на них не устанавливались); наконец, если потерпевший становился инвалидом, то правонарушитель обязывался обеспечить содержание ему и его семье. Размер содержания определялся судом исходя из финансовых возможностей виновного. В случае смерти пострадавшего виновный был обязан обеспечить содержание его семье (родителям, супруге и детям). При этом суд учитывал тот факт, что именно погибший содержал семью и после его смерти у них не было иного источника дохода.

Статьи 657-670 построены по принципу алиментов, известному римскому праву. Они предусматривали ответственность за причинение вреда и убытков посредством телесного повреждения или причинения смерти, но такая ответственность противоречила ст. 1969 Уложения о наказаниях 1845 г., устанавливавшей ответственность в случаях причинения телесных повреждений, обязанность возмещения расходов на лечение и вознаграждения за все убытки, понесенные лично потерпевшим и его семьей. Статьи 662-664 и 666 предоставляли потерпевшей женщине, не имевшей средств для существования, право требовать от виновного содержания, назначаемого до ее вступления в брак. Размер содержания также устанавливался по принципу соразмерности с имуществом виновного. Статья 665 предусматривала ответственность за незаконное лишение свободы. Очевидно, что лишение свободы здесь предполагалось временное, поэтому в соответствии со ст. 660 виновный обязан был предоставить семье потерпевшего (помимо непосредственно вызванных лишением свободы расходов) содержание, соразмерное с его имуществом.

Статьи 667-670 регламентировали гражданскую ответственность за нанесение личной обиды или оскорбления, определяли обязанность уплаты "безчестья" (ст. 667) сверх понесенного потерпевшим ущерба в имуществе (ст. 670). Идея возмещения так называемого морального вреда была заимствована отечественным законодательством из норм римского права, регулировавших ответственность за вред "неимущественного" характера. Размер "безчестья" изначально определялся не конкретной суммой, а в зависимости от оклада содержания (для лиц, состоявших на государственной службе) или годового оклада налогов и податей, платимых потерпевшим в казну. В дальнейшем размер компенсации вреда был установлен более точно: "Что касается самой высшей и самой низшей меры вознаграждения за обиды, то она должна быть не менее 1 рубля и не более 50 рублей серебром. Через то самая меньшая мера будет равна самому большему из взысканий за обиды словом, нанесенные при ссорах в питейных домах и т.п., а самая высшая такова, чтобы виновный, который не в состоянии заплатить ее, мог быть на основании ст. 90 Уложения о наказаниях заключен в тюрьму не более как на 80 дней, ибо по ст. 2014 Уложения о наказаниях за обиды словом с обстоятельствами, увеличивающими вину, и без того уже осужденный заключается в смирительный дом не менее, как на 90 дней"*(6).

Статьи 671-673 определяли принцип возмещения вреда и убытков, в силу которого возмещались рыночная цена вещи и все понесенные потерпевшим убытки. Проведение отчетливой границы между ценой как выражением объективной ценности вещи и убытками, причиняемыми ее повреждением или похищением, не только исключало возможность ошибочного определения стоимости вещи. Оно свидетельствует о том, что в области ответственности за имущественный вред отечественный закон опередил законодательство того времени всех стран, так как ни в одном из зарубежных нормативных актов подобное разграничение не проводилось. Также следует отметить, что каждому виду вреда вещи отводилась своя статья: присвоение (ст. 671), похищение (ст. 672), повреждение или истребление (ст. 673). Подобный перечень представляется исчерпывающим и дополнительных комментариев не требует. Статья 675 Закона дополняла ст. 671-673 и закрепляла общий порядок определения судом размера ответственности, а также способ оценки вещи посредством "присяжных ценовщиков".

Статья 674 Закона регулировала ответственность "береговых владельцев" за вред, причиненный "промышленникам" (по-видимому, здесь подразумеваются торговцы) путем повреждения мостов или "постановления в реке заколов", вызвавших необходимость задержаться. Рассматриваемая норма предполагала наличие умышленного деяния, направленного на препятствование проходу торговых кораблей через акваторию, находившуюся в ведении конкретного лица - "берегового владельца". Санкция данной нормы предусматривала штраф в размере 1% от сплавляемых ими товаров за первые семь дней задержания и по 1-2% за каждую следующую неделю. При этом вознаграждение в указанном размере не лишало потерпевшего права предъявить к правонарушителю иск о возмещении убытков.

В заключение отметим, что анализ выявленных пробелов и коллизий в правовом регулировании ответственности вследствие причинения вреда в российском праве второй половины XIX в. - начала XX в. позволит избежать их повторения при формировании современного отечественного законодательства в этой области.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Свод законов Российской империи. СПб., 1914. Т. 10. Ч. 1: Свод законов гражданских. С. 66-75.

*(2) Французский Гражданский кодекс 1804 года // URL: http://pnu.edu.ru/ru/faculties/full_time/uf/iogip/study/studentsbooks/his tsources2/igpzio49.

*(3) Войтович Л.В., Сергеев И.В. Особенности института деликтной ответственности в римском частном праве // Юридические науки: проблемы и перспективы: материалы III Междунар. науч. конф. Казань, 2015. С. 11.

*(4) Моносзон С.М. О происхождении статей 644-682 и 684-689 Свода законов гражданских (Закона 21 марта 1851 г.): Семинарий по гражданскому праву. М., 1913. С. 13.

*(5) Allgemeines Landrecht fur die Preussischen Staaten. M., 2011.

*(6) Моносзон С.M. Указ. соч. С. 61.