Институт правомерного вреда (обстоятельств, исключающих преступность деяния) в Уголовном уложении 1903 г. (В.И. Михайлов, журнал "Журнал российского права", N 5, май 2016 г.)

Институт правомерного вреда (обстоятельств, исключающих преступность деяния) в Уголовном уложении 1903 г.

В.И. Михайлов,

доктор юридических наук, доцент,

заслуженный юрист Российской Федерации,

заместитель начальника Управления Президента

Российской Федерации по вопросам противодействия коррупции

Журнал "Журнал российского права", N 5, май 2016 г., с. 65-72.

Уголовное уложение 1903 г. по сравнению с другими действовавшими до него источниками российского уголовного права отразило более высокий уровень правовой культуры и законодательной техники, чему способствовали успехи в науке уголовного права того времени, в том числе фундаментальная разработка вопросов уголовного права Н.А. Неклюдовым, Н.Д. Сергиевским, Н.С. Таганцевым, И.Я. Фойницким. В связи с этим следует согласиться с Д.А. Дорогиным, отмечающим, что дореволюционная уголовно-правовая доктрина демонстрировала высокую степень разработки различных проблемных вопросов, к которым, безусловно, относятся и обстоятельства, исключающие уголовную ответственность*(1) (ситуации правомерного вреда).

В статье 1 Уложения 1903 г. преступление определялось как "деяние, воспрещенное законом во время его учинения, под страхом его наказания". Этим самым аналогия отвергалась, подчеркивалось, что уголовный закон базируется на принципе "нет преступления, нет наказания без указания на то в законе", и отмечалось, что источником уголовного права выступает не только Уложение, но и иные законы и даже постановления некоторых административных властей.

Несомненным достоинством Общей части Уложения 1903 г. являлось закрепление в главе "О преступных деяниях и наказаниях вообще" в качестве самостоятельной рубрики отделения четвертого "Об условиях вменения и преступности деяния". В данном случае законодателю впервые удалось выделить институт правомерного вреда (обстоятельств, исключающих преступность деяния) из блока нормативных предписаний иной смысловой направленности - освобождения от наказания (гл. V разд. 1 кн. Первой Свода законов 1833 г.) и назначения наказания (гл. III разд. 1 Уложения 1845 г.).

Таким образом, официально признавалась особая юридическая природа указанного института с присущими ему специфическими предметом и методом уголовно-правового регулирования. Структурному обособлению этого института способствовало также расширение его содержательных границ за счет дополнения новыми нормами об исполнении закона, приказа, о негодном покушении и об использовании негодного предмета*(2).

Уложение 1903 г. восприняло разделяемое в теории уголовного права того времени положение о безусловной незыблемости интересов, поставленных под защиту уголовно-правовой нормы. Исходя из этого, в доктрине, в частности, считалось, что ситуация крайней необходимости, в рамках которой причинялся вред интересу, поставленному под защиту закона, является обстоятельством, лишь смягчающим наказание, но никак не исключающим противоправность*(3).

Вся совокупность норм, образующих институт правомерного вреда, в Уложении 1903 г. делилась на две группы. В группу ситуаций (оснований), устраняющих вменение в вину (виновность), входили невменяемость, включая малолетство, случай, принуждение или заблуждение (ст. 39-43). Группа ситуаций, устраняющих преступность деяния, включала исполнение закона или приказа, необходимую оборону, крайнюю необходимость и использование негодного предмета (ст. 44-47).

К числу причин, вызывающих случайное или не зависящее от воли виновного нарушение закона (ст. 42), относили незнание условий и обстоятельств деяния, неверное или ошибочное представление о них, присоединение к действиям виновного новых, непредвиденных факторов, полное принуждение действий виновного какой-либо силе или даже другому лицу. Указанные ситуации правомерного вреда рассматривались в качестве причин невменения лишь в том случае, если они реально устраняли возможность предвидеть или предотвратить причинение вреда*(4).

В статье 44 Уложения 1903 г. фактически было закреплено две ситуации: во-первых, исполнение закона и, во-вторых, исполнение приказа по службе, данного подлежащей властью в пределах ее ведомства с соблюдением установленных правил, если приказ не предписывал явно преступного.

Закрепление в уголовном законе указания о том, что исполнение закона исключает преступность причиняемого вреда, как представляется, диктовалось необходимостью устранения противоречия между, с одной стороны, безусловным уголовно-правовым запретом на лишение свободы, нарушение неприкосновенности частного владения и др. и, с другой стороны, требованиями закона, обращенными к сотрудникам тюрем и полиции, об изоляции соответствующих лиц и их преследовании.

При этом Уложение 1903 г. устанавливало правило более строгого наказания должностных лиц за нарушение ими основных прав и свобод человека, так как гражданин вынужден безропотно переносить чинимое ему беспокойство в связи с тем, что такие действия совершаются именем закона и во исполнение закона*(5).

Причиняемый во исполнение закона вред признавался правомерным лишь при условии, что вредоносные действия совершены лицом, имеющим на это право; эти действия не вышли за пределы предоставленных ему полномочий; для причинения вреда были действительные основания.

Выполнение приказа, отданного лицом, обладающим надлежащей властью, в пределах его полномочий и с соблюдением предусмотренных для данного случая формы и процедуры, если приказ не предписывал явно преступного, в соответствии со ст. 44 Уложения 1903 г. также устраняло преступность причиняемого вреда. Положения этой статьи распространялись в равной степени на военную и гражданскую сферы социальной жизни.

По мнению В.Д. Кузьмина-Караваева, под приказом понималось авторитетное выражение воли лица, обличенного властью. Приказ предполагает обязанность подчинения и этим отличается от других способов воздействия воли одного лица на волю другого, например от убеждения или просьбы. Подчиненный не должен был исполнять лишь тот приказ, преступный характер которого очевиден. Нецелесообразность или недостаточная обдуманность приказа не являлись основанием для его неисполнения. В тех случаях, когда исполнитель добросовестно заблуждался о законности и обоснованности приказа, объективно являющегося преступным и направленного на причинение вреда, он не подлежал уголовной ответственности или мог нести ответственность за неосторожные преступления*(6).

Закрепленное в ст. 46 Уложения 1903 г. право необходимой обороны по сравнению с положениями о необходимой обороне, содержащимися в ст. 101 и 102 Уложения 1845 г., допускавшими при невозможности прибегнуть к защите местного или ближайшего начальства защиту жизни, здоровья или свободы оборонявшегося и половой свободы женщины*(7), было существенно расширено. Согласно Уложению 1903 г. не почиталось преступным деяние, учиненное при необходимой обороне против незаконного посягательства на личные и имущественные блага самого защищавшегося или другого лица. Превышение пределов обороны чрезмерностью или несоразмерностью защиты наказывалось только в случаях, особо законом указанных. Оборона допускалась против незаконного посягательства на любые защищаемые законом блага или интересы обороняющегося или других лиц, от кого бы оно ни исходило: от органа власти или частного лица. В числе объектов, защита которых возможна в ситуации необходимой обороны, интересы государства и общества не указаны.

Ответственность за превышение пределов обороны в соответствии со ст. 459 и 473 Уложения 1903 г. устанавливалась только в случаях убийства и умышленного причинения весьма тяжкого или тяжкого телесного повреждения. Виновный в убийстве или в умышленном причинении весьма тяжкого или тяжкого телесного повреждения, учиненном при превышении необходимой обороны, наказывался только в том случае, если эти убийство или телесные повреждения последовали не для защиты от посягательства на жизнь или от изнасилования.

Таким образом, в Уложении 1903 г. презумпировалась правомерность лишения жизни нападавшего или причинения ему весьма тяжкого или тяжкого телесного повреждения при отражении нападения, сопряженного с изнасилованием или опасностью для жизни оборонявшегося или других лиц.

По мнению Н.С. Таганцева, право граждан на необходимую оборону допустимо, поскольку оно представляет собой необходимое дополнение к охранительной деятельности государства, которое, будучи ответственным за безопасность частных лиц, объективно не в состоянии предвидеть и предотвратить каждое отдельное правонарушение. Стимулом действий обороняющегося, влекущих нарушение правовой нормы и причинение вреда, является не испорченность, грозящая опасностью общественному спокойствию, а принуждение со стороны посягающего*(8).

В работах о необходимой обороне, предшествующих принятию Уложения 1903 г., серьезное внимание уделялось праву граждан на оборону от незаконных действий государственной власти и ее представителей. А.Ф. Кони, работа которого оказала огромное влияние на формирование взглядов на необходимую оборону*(9), исходил из того, что исключение такого права является гибельным для гражданской свободы; допущение такого права ведет к большей осмотрительности со стороны чиновников; достоинство государственной власти не умалится, если она не признает неправильно действующих агентов своими слугами. Но против законных действий правительства, родителей и опекунов - подданные, дети, ученики и т.д. не имеют права на необходимую оборону*(10).

Н.С. Таганцев, разделяя такой подход, уточнял, что защита против учиненных насильственных действий государственных служащих, выходящих за круг служебных полномочий этого лица и грозящих немедленным уничтожением или повреждением охраняемых государством благ, подходит под оборону. Вместе с тем он подчеркивал: нельзя допустить, чтобы оценка законности действий органов власти была предоставлена каждому отдельному лицу в момент исполнения этих требований*(11).

В Уложении 1903 г. в качестве самостоятельной ситуации правомерного вреда отсутствовало задержание лица, совершившего преступление. В соответствии с уголовно-правовой доктриной того времени причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление, оценивалось по правилам о необходимой обороне.

В статье 46 Уложения 1903 г. закреплялась норма о крайней необходимости, в соответствии с которой не считалось преступлением причинение вреда при защите правоохраняемых интересов от опасности путем причинения вреда другим благам.

В научных исследованиях, посвященных Уложению 1903 г. и его проектов, целесообразность ненаказуемости нарушения уголовно-правового запрета актом крайней необходимости при спасении других благ объяснялась, в частности, тем, что влияние страха, нежелание жертвовать своим благом в целях правомерного поведения обладают настолько сильным воздействием на психику человека, что совершение вредоносных действий в такой ситуации должно влечь освобождение людей, поддающихся такого рода воздействию, от ответственности. По этому поводу Н.Д. Сергиевский указывал, что закон не считает возможным предполагать в каждом столь высокое гражданское мужество, чтобы он жертвовал своими благами для сохранения правомерности своих действий; объем крайней необходимости как основание безнаказанности обратно пропорционален размерам гражданской доблести и мужества граждан. Закон вынужден прощать деяния подобного рода, так как его предписания разбиваются в таких случаях о мотивы, преобладающее влияние которых над человеком вынуждает признать сам законодатель. Но исключение наказания за такие действия не устраняет их противоправный характер. Прогрессивный законодатель должен ограничить этот институт только теми случаями, в которых граждане по своему душевному слабосилию не в состоянии подчиниться велению закона и воздержаться от совершения противозаконных деяний. За этими пределами, по мнению Н.Д. Сергиевского, желательно лишь смягчение наказания, но никак не полная безответственность*(12).

Н.Н. Розин полагал, что ненаказуемость причинения вреда при крайней необходимости предопределяется этическим чувством справедливости, необходимостью гармонии наказания с народным правосознанием, так как человек склонен защищать свое благо всеми путями не только в крупных случаях, но и в мелочах. В связи с этим отказ от наказания акта крайней необходимости при оставлении в силе первичной запрещающей нормы, отказ в силу полезности является понятным, разумным и целесообразным*(13).

С.В. Познышев исходил из того, что за отдельным лицом нельзя признать права перелагать свой вред или вред другого лица на третье лицо. Такое спасение своего или чужого блага через посредство посягательства на третье лицо никогда не может считаться деянием правомерным, но лишь деянием извинительным*(14).

П.П. Пусторослев также относил причинение вреда в крайней необходимости к действиям неправомерным, но извинительным*(15).

В статье 46 Уложения 1903 г. по сравнению со ст. 106 Уложения 1845 г., допускавшей причинение вреда в ситуации крайней необходимости лишь при отражении опасности, грозящей жизни только тому лицу, которое находилось в этой ситуации, сфера интересов, защита которых возможна путем причинения вреда, существенно расширена. Согласно ст. 46 Уложения 1903 г. при отражении опасности для жизни признавалось правомерным причинение любого вреда, но при защите здоровья, свободы, целомудрия или иного личного или имущественного блага допускалось нанесение ущерба только в том случае, если учинивший деяние имел достаточное основание считать причиняемый им вред маловажным сравнительно с охраняемым благом.

В Общей части Уложения 1903 г. никаких специальных указаний о согласии лица, как ситуации причинения ему правомерного вреда, не содержится. Однако ст. 459 предусматривала, что виновный в убийстве, совершенном по настоянию убитого из сострадания к нему, наказывается заключением в крепость на срок не свыше трех лет, в то время как простое убийство наказывалось гораздо строже.

Во второй половине XIX - начале XX в. в силу обычая и неуголовно-правовых актов, являющихся также источником уголовного права, умышленное и в принципе запрещенное уголовным законом причинение смерти или телесных повреждений, совершенное в ходе дуэли, не влекло уголовного наказания. Поэтому дуэль выступала и фактически, и юридически в качестве ситуации, причинение смерти или телесных повреждений в которой признавалось правомерным*(16).

В теории уголовного права конца ХIХ - начала ХХ в. существовали различные концепции преступления и вытекающее из этого различное понимание института правомерного вреда, его места в системе категорий и институтов уголовного права, видов ситуаций правомерного вреда.

Так, Н.С. Таганцев выделял в качестве причин, устраняющих вменение в вину и устраняющих наказание лиц, участвующих в посягательстве на охраняемый правом интерес, исполнение закона, выполнение приказа, дозволение власти, осуществление дисциплинарной власти, профессиональных обязанностей, частного права, необходимую оборону и крайнюю необходимость*(17).

Основания признания правомерным причинения вреда (ненаказуемости вредоносных действий) при наличии дозволения власти или согласия потерпевшего либо осуществления дисциплинарной власти, профессиональных обязанностей или частного права, по мнению Н.С. Таганцева, имеют чисто юридический характер и объясняются требованиями юридической техники. В уголовно-правовых нормах, содержащих эти ситуации, закреплены исключения из общих запретов на совершение соответствующих вредоносных действий.

Вместе с тем безнаказанность нанесения ущерба при обороне и крайней необходимости проистекает от особых свойств ситуаций, в которых происходят эти действия, т.е. от наличия опасности, угрожающей благам обороняющегося лица*(18).

С.В. Познышев исходил из того, что предметом уголовного права является карательная деятельность государства, а преступление имеет значение лишь постольку, поскольку позволяет определять объем этой деятельности. По его мнению, для того чтобы то или иное противозаконное и вменяемое деяние, посягающее на блага других людей и несовместимое с общим прогрессом, считалось преступлением, оно должно обладать еще одним свойством - нести в себе отрицательное отношение к существующему правопорядку. Если причинение вреда осуществляется без отрицательной мотивации, то такое причинение вреда исключает виновность или противозаконность.

По мнению ученого, причинение вреда в ситуациях исполнения закона или приказа, осуществления права или профессиональных обязанностей, необходимой обороны, задержания преступника и согласия пострадавшего не объективизирует такое состояние психики, которое характерно для преступления. В связи с этим отсутствует противозаконность и в целом исключается преступление.

Состояния невменяемости в силу сильного психического недоразвития или психического скоропреходящего или длящегося расстройства, а также малолетства (ст. 39-40 Уложения 1903 г.) исключают виновность и образуют вторую группу ситуаций правомерного вреда. При невменяемости существует враждебное правопорядку настроение, но ввиду особого состояния субъекта применение уголовного наказания не нужно или даже вредно.

Рассматривая право насильственного задержания преступника и представления его компетентной власти, С.В. Познышев отмечает, что это обстоятельство отличается от необходимой обороны и нуждается в детальной регламентации. Он подчеркивал, что частное лицо, осуществляющее задержание, не обнаруживает никакого враждебного правопорядку настроения. Вместе с тем, по мнению ученого, государственная власть, вооружая граждан правом насильственного захвата преступников, до известной степени увеличит риск преступной деятельности. Действия по задержанию будут правомерными лишь при условии, что вред причиняется только преступнику, застигнутому во время совершения преступления, пытающемуся скрыться и оказывающему сопротивление, и лишь в таком объеме, который необходим для нейтрализации сопротивления и доставления его компетентным властям.

В заключение следует отметить, что в Уложении 1903 г. впервые в российском уголовном праве совокупность ситуаций правомерного вреда признавалась в качестве самостоятельного уголовно-правового института, обладающего своим предметом и методом регулирования. При этом четко и недвусмысленно определялись те объективные, внешние по отношению к деятелю ситуации (причины, основания), при наличии которых вредоносное деяние не признавалось преступлением.

Ситуации, входящие в этот институт, делились на устраняющие вменение в вину (невменяемость, включающая и малолетство, случай, принуждение или заблуждение) и устраняющие преступность деяния в силу отсутствия противозаконности (исполнение закона или приказа, необходимая оборона, крайняя необходимость и использование негодного предмета).

К числу ситуаций правомерного вреда фактически относились также покушение, приготовление и добровольный отказ, за исключением случаев, специально оговоренных в Особенной части Уложения 1903 г., а также дуэль.

В теории уголовного права анализируемого периода в числе ситуаций правомерного вреда также назывались дозволение власти, осуществление дисциплинарной власти, выполнение профессиональных обязанностей и реализация частного права, согласие потерпевшего.

Библиографический список

Востриков А.В. Книга о русской дуэли. СПб., 2004.

Грачева Ю.В., Чучаев А.И. Голоса из прошлого: актуальность правовых идей. Необходимая оборона: первое специальное исследование (к 150-летию выхода в свет монографии А.Ф. Кони) // История государства и права. 2015. N 1.

Дорогин Д.А. Обстоятельства, исключающие уголовную ответственность. М., 2013.

Кони А.Ф. О праве необходимой обороны. М., 1996.

Коняхин В.П. Теоретические основы построения общей части российского уголовного права. СПб., 2002.

Кузьмин-Караваев В.Д. Военно-уголовное право. Часть общая. СПб., 1895.

Мачковский Л.Г. Преступления против основных прав человека в Уголовном уложении 1903 г. // Журнал российского права. 2005. N 7.

Михайлов В.И. Свод законов 1832 г. и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.: общая характеристика и ситуации правомерного вреда (обстоятельства, исключающие преступность деяния) // История государства и права. 2010. N 24.

Познышев С.В. Основные начала науки уголовного права. М., 1912.

Пусторослев П.П. Русское уголовное право. Юрьев, 1912.

Розин Н.Н. О крайней необходимости. СПб., 1899.

Сергиевский Н.Д. Русское уголовное право. Часть общая. СПб., 1904.

Таганцев Н.С. Русское уголовное право: в 2 т. Т. 1. М., 1994.

Хандорин В. Дуэль в России // Родина. 1993. N 10.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Дорогин Д.А. Обстоятельства, исключающие уголовную ответственность. М., 2013. С. 47.

*(2) См.: Коняхин В.П. Теоретические основы построения общей части российского уголовного права. СПб., 2002. С. 55.

*(3) См.: Сергиевский Н.Д. Русское уголовное право. Часть общая. СПб., 1904. С. 307-308; Познышев С.В. Основные начала науки уголовного права. М., 1912. С. 310.

*(4) См.: Таганцев Н.С. Русское уголовное право: в 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 82.

*(5) См.: Мачковский Л.Г. Преступления против основных прав человека в Уголовном уложении 1903 г. // Журнал российского права. 2005. N 7. С. 127.

*(6) См.: Кузьмин-Караваев В.Д. Военно-уголовное право. Часть общая. СПб., 1895. С. 60-61.

*(7) См.: Михайлов В.И. Свод законов 1832 г. и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.: общая характеристика и ситуации правомерного вреда (обстоятельства, исключающие преступность деяния) // История государства и права. 2010. N 24. С. 16-21.

*(8) См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 194-195.

*(9) См.: Грачева Ю.В., Чучаев А.И. Голоса из прошлого: актуальность правовых идей. Необходимая оборона: первое специальное исследование (к 150-летию выхода в свет монографии А.Ф. Кони) // История государства и права. 2015. N 1. С. 19-24.

*(10) См.: Кони А.Ф. О праве необходимой обороны. М., 1996. С. 29-33.

*(11) См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 200-201.

*(12) См.: Сергиевский Н.Д. Указ. соч. С. 307-308.

*(13) См.: Розин Н.Н. О крайней необходимости. СПб., 1899. С. 188.

*(14) См.: Познышев С.В. Указ. соч. С. 310.

*(15) См.: Пусторослев П.П. Русское уголовное право. Юрьев, 1912. С. 337-349.

*(16) См.: Востриков А.В. Книга о русской дуэли. СПб., 2004; Хандорин В. Дуэль в России // Родина. 1993. N 10. С. 87-93.

*(17) См.: Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 24-36, 40, 155, 187.

*(18) Там же. С. 178-193.