Уголовная и административная ответственность за нарушение права на свободу совести и вероисповедания: проблемы разграничения
Д.В. Шилин,
кандидат юридических наук,
начальник управления законодательства о национальной
безопасности и правоохранительной деятельности
Национального центра законодательства и правовых исследований
Республики Беларусь
Журнал "Журнал российского права", N 5, май 2016 г., с. 81-89.
Конституцией РФ гарантируется свобода совести и вероисповедания. Она включает в себя право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними (ст. 28).
Такое положение Основного закона имеет международно-правовую природу, поскольку берет начало в Международном пакте ООН "О гражданских и политических правах" 1966 г. Право на свободу совести и вероисповедания обеспечивается соответствующими запретами на совершение любых действий, создающих угрозу его реализации. В частности, ст. 20 упомянутого Пакта императивно запрещает всякое выступление в пользу религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию.
В Конституции РФ данный запрет реализован в ст. 13, 19 и 29. Так, запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признаку религиозной принадлежности; создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на разжигание религиозной розни; пропаганда или агитация, возбуждающие религиозную ненависть и вражду.
В современном мире свобода совести и вероисповедания является динамичным правом, представления о котором видоизменяются в зависимости от региона. Несмотря на положения международного права о безусловности защиты духовной свободы человека в современном мире, наблюдается расширительная интерпретация пределов правовой охраны такого нематериального блага. Это связано с "демократизацией" тех сегментов общественных отношений, регулирование которых ранее осуществлялось преимущественно на уровне правовых обычаев, когда уважение к религиозным чувствам осуществлялось не под угрозой уголовной ответственности, а в силу сложившихся традиций и почитания устоявшихся норм морали и нравственности.
Размывание границ понимания традиционных ценностей (прежде всего семьи и взаимоотношений между полами) постепенно привело к иллюзии, что человек более не обладает исключительным правом на свой внутренний мир. В связи с этим в западном обществе возникает вопрос: если можно открыто говорить о своей ориентации и обсуждать (либо осуждать) нетерпимость к ней со стороны других, то на каком основании религиозные предпочтения определенной части населения должны быть табуированы для всеобщей дискуссии?
Очевидно, что в условиях многонациональности и поликонфессиональности населения Российского государства игнорирование подобных негативных тенденций и упомянутых требований Конституции угрожает национальной безопасности. О том, какие последствия могут иметь надругательства над религиозными святынями, наглядно демонстрируют события во Франции, связанные с вооруженным нападением на офис редакции сатирического еженедельника в начале 2015 г. Именно тогда право на свободу слова как основная ценность и достижение современного социума вступило в конфликт с правом на свободу совести как неотъемлемым правом каждого его члена.
В последнее время на территории Российской Федерации некоторые организации все чаще совершают акции откровенно антирелигиозного характера (причем внутри религиозных зданий либо в непосредственной близости от них). Наиболее резонансными стали события 2012 г. в Храме Христа Спасителя.
Для защиты рассматриваемых отношений законодатель предусмотрел ряд составов, влекущих административную и уголовную ответственность. Одним из них является нарушение права на свободу совести и вероисповедания согласно ст. 148 УК РФ.
Данная норма содержит два самостоятельных преступления: 1) публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих (в том числе совершенные в местах, специально предназначенных для проведения богослужений, других религиозных обрядов и церемоний); 2) незаконное воспрепятствование деятельности религиозных организаций или проведению богослужений, других религиозных обрядов и церемоний.
Рассмотрим более подробно первое из указанных деяний.
Родовым и видовым объектом данного преступления являются конституционные права и свободы личности. Непосредственный объект - право на свободу совести и вероисповеданий. Состав преступления формальный, наступления последствий не требуется. Объективную сторону составляют действия, выражающие явное неуважение к обществу, совершенные публично и в целях оскорбления религиозных чувств верующих. Вместе с тем, на наш взгляд, не могут быть предметом уголовно-правовой охраны чувства и взгляды, основанные на радикальном религиозном экстремизме. Как отмечают некоторые исследователи, "у современного роста религиозности есть тревожная статистика, поскольку число верующих возрастает не только за счет естественной потребности в свободном духовном самоопределении, но и за счет духовной экспансии тоталитарных сект, стремящихся заменить мировые религии агрессивной политикой вторжения в психику"*(1). В связи с этим не образуют объективную сторону данного преступления действия граждан, СМИ, представителей государства, выражающие осуждение соответствующего радикального течения и препятствующие его распространению.
Оскорбление религиозных чувств может совершаться различными способами (посредством средств массовой информации, сети Интернет, устных заявлений, совершения активных действий). Такие деяния, по сути, направлены на возбуждение ненависти или вражды. Как отмечается в научной литературе, это действия, которые могут вызвать длительное состояние враждебности между значительными группами людей в зависимости от таких обстоятельств, как осквернение культовых зданий, воспрепятствование проведению религиозных обрядов, а равно призывы к их совершению*(2).
Оскорбление религиозных чувств может осуществляться посредством непристойных высказываний, текстов, рисунков, адресованных представителям религиозной группы, демонстрации фильмов, организации зрелищ, проведения кощунственных для христианства акций, нанесения оскорбительных надписей. При совершении преступления этой формы определяющее значение принадлежит не личности потерпевшего и его персональным качествам, а его принадлежности к той или иной конфессии*(3).
Некоторые исследователи к таким действиям также относят, например, спиливание крестов, разрушение храмов и культовых сооружений*(4). Однако полагаем, что такое толкование содержания объективной стороны требует дополнительной проработки алгоритма квалификации и отграничения деяний, указанных в ч. 1 и 2 ст. 148 УК РФ, от преступления, предусмотренного ст. 282 УК РФ, и правонарушения согласно ст. 5.26 КоАП РФ.
Совершаемые действия должны выражать явное неуважение к обществу. Оно является явным, когда лицо умышленно нарушает общепризнанные нормы и правила поведения в целях противопоставления себя окружающим и демонстрации пренебрежительного отношения к ним*(5). Наличие такого признака (в совокупности с признаком публичности и мотивом религиозной ненависти или вражды) позволяет говорить о том, что рассматриваемое преступление является разновидностью хулиганства.
Несмотря на это обстоятельство и возможность наступления одинаковых по своему характеру с хулиганством неблагоприятных последствий, все же, по мнению законодателя, преступление, предусмотренное ч. 1 и 2 ст. 148 УК РФ, отнесено к категории небольшой тяжести.
Формально это означает, что лицу, совершившему действия, оскорбляющие религиозные чувства верующих, во избежание ответственности за более тяжкое преступление - хулиганство - выгоднее утверждать, что такие действия обусловлены исключительно общественно-политическими целями, а лицо всего лишь намеревалось донести до общественности свое мнение по определенным социально-значимым вопросам и не более того.
Однако подобная мотивировка поведения лица не устраняет существенный вред, который был причинен религиозным чувствам верующих. В связи с этим мы разделяем опасения ученых, отмечающих нецелесообразность подобного смягчения ответственности, когда осквернение особо почитаемых религиозных символов для одних людей становится нормой жизни, развлечением, а для других - оборачивается тяжелыми нравственными страданиями*(6).
По сути, ст. 148 УК РФ содержит ответственность за преступление экстремистской направленности, которое непосредственно не указано в ст. 1 Федерального закона от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности". Тем не менее законодатель определил эту норму как более мягкую разновидность действий, направленных на разжигание ненависти или вражды по признаку отношения к религии, наказуемых согласно ст. 282 УК РФ.
Однако так ли безобидны действия по ст. 148 УК РФ на самом деле?
Субъективная сторона данного преступления характеризуется виной в форме прямого умысла. Виновный сознает общественно опасный характер своих действий и желает их совершить. Несмотря на то что рассматриваемое преступление совмещает в себе правовую природу хулиганства и деяния экстремистской направленности, полагаем, что в нем преобладает экстремистский, а не хулиганский мотив. Как отмечается в юридической литературе, "преступлениям экстремистской направленности свойственна избирательность действий, стремление продемонстрировать свое негативное отношение не к обществу в целом, а к его отдельной части"*(7). Логика хулиганского мотива состоит в формуле "не свой", т.е. любой человек, не принадлежащий к нашей группе, может быть объектом воздействия. Для этого необходим лишь незначительный повод (например, отсутствие сигарет при себе). По логике экстремизма "чужой" (т.е. потерпевший) выбирается по определенному признаку - не все подряд, а принадлежащий "к иной, чем наша, группе"*(8).
Обязательным элементом субъективной стороны является цель - оскорбление религиозных чувств верующих. Ее законодательное закрепление требует от органа уголовного преследования тщательного установления, не допуская при этом объективного вменения.
Например, согласно показаниям обвиняемых по уголовному делу, возбужденному по факту совершения противоправных действий в Храме Христа Спасителя, акция была направлена на выражение политического протеста, но никак не на разжигание религиозной вражды или розни. В то же время потерпевшие по делу отмечали, что действиями обвиняемых им был причинен моральный вред. Особые душевные страдания им причиняло осознание того, что данное событие произошло на последней неделе перед Великим постом*(9).
Таким образом, возникает закономерный вопрос: совершение каких действий может свидетельствовать о цели оскорбления религиозных чувств верующих?
На наш взгляд, к таким действиям могут быть отнесены: использование материалов, выражающих надругательство над традициями (использование карикатур с изображением святых, предметов религиозного культа, обладающих особой значимостью и священностью для верующих); циничная (безнравственная) интерпретация основных положений священных писаний; совершение иных оскорбительных для верующего действий.
Тем не менее полагаем, что установление в законе цели избыточно, поскольку изначально подобные действия направлены на причинение вреда религиозным чувствам верующих, о чем лицо, их совершающее, не может не знать. Исключение цели из рассматриваемой нормы позволит эффективнее противодействовать различного рода политическим акциям и "перформансам", участники которых утверждают, что стремились донести до власти либо общественности свое видение глубинных проблем общества и государства, используя место для отправления религиозных культов или образ святых всего лишь как средство реализации своих идей.
На наш взгляд, ответственность должна наступать за публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и оскорбляющие религиозные чувства верующих. Очевидно, что оппоненты данной концепции могут указать на оценочность такой формулировки, наличие которой крайне нежелательно при конструировании уголовно-правового запрета. Однако закрепление именно такого подхода обеспечит превентивную составляющую уголовного закона в отношении действий, последствия совершения которых могут иметь особо тяжкий характер.
Вопрос об охране религиозных чувств верующих непосредственно связан с охраной порядка в местах богослужений и отправления религиозных культов. Поскольку, исходя из положений Конституции, Российское государство является светским, некоторые исследователи высказывают позицию о том, что охрана порядка в таких зданиях не обладает той степенью публичности, в силу которой государство препятствует нарушениям посредством установления уголовно-правового запрета. При этом отмечается, что криминализация оскорбления религиозных чувств верующих противоречит не только конституционным положениям, но и международным обязательствам, взятым на себя Российским государством*(10).
Мы же разделяем позицию исследователей, которые отмечают, что характерные как для России, так и для всего мира "нагнетание религиозного экстремизма, паразитизм насильственной и корыстной преступности на религиозных чувствах граждан требуют от государства проявления принципиальной непримиримости к этим видам социального зла и другим фактам использования веры людей для прикрытия общественно опасной деятельности"*(11).
Вместе с тем конструирование соответствующих уголовно-правовых норм требует от законодателя взвешенного подхода и деликатности, поскольку затрагиваются религиозные и связанные с ними чувства верующих людей и атеистов, чтобы и дальше право могло содействовать утверждению взаимного понимания, религиозной терпимости и уважения в вопросах свободы совести и вероисповеданий*(12).
Следует отметить, что истории и современному законодательству известны механизмы уголовно-правовой охраны религиозных отношений. Например, в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных предусматривалась ответственность за публичное умышленное порицание христианской веры или православной церкви, а равно оскорбление Священного Писания либо Священных Таинств (в том числе в печатных или иных распространяемых изданиях и материалах)*(13). Уголовное уложение 1903 г. признало наказуемыми поругание действием или поношение Святых мощей, святых таинств, святого креста, святых икон или других предметов, почитаемых православной или иной христианской церковью священными (дискосы, евангелия, оклады и украшения на иконах и др.)*(14).
Уголовная ответственность за оскорбление религиозных чувств верующих предусмотрена законодательством Алжира, Австрии, Андорры, Бразилии, Бельгии, Германии, Греции, Дании, Египта, Индонезии, Испании, Польши, Сан-Марино, Турции, Финляндии, Швейцарии и др. стран.
При этом применяется эта ответственность не только в странах мусульманской конфессии, но и в европейских государствах. В научной литературе приводится следующий пример из судебной практики Германии. Два гражданина были признаны виновными в оскорблении религиозных убеждений и осуждены согласно § 166 УК Германии. Выполняя обязанности ответственных редакторов газеты, они опубликовали статью под заголовком "Мария, если бы ты сделала аборт, то мы бы сэкономили на Папе!". В материале рассматривались вопросы создания центра по урегулированию конфликтных ситуаций, возникающих в связи с беременностью*(15).
Следует отметить некоторые особенности конструирования соответствующих норм. Законодатели ряда стран отказались от закрепления цели как обязательного элемента состава оскорбления религиозных чувств верующих. Так, УК Австрии называет преступным публичную дискредитацию религиозного учения либо высмеивание лица или предметов почитания церкви или религиозного объединения, допустимого законом обычая при обстоятельствах, при которых такое поведение лица может вызвать оправданный гнев (§ 188). Аналогичная ответственность регламентирована в ст. 144 УК Бельгии. В статье 261 УК Швейцарии установлена ответственность за публичное оскорбление религиозных убеждений другого лица, а также за бесчестие предметов религиозного почитания. Статьей 175 УК Турции наказывается богохульство или надругательство над одной из религий или одним из пророков, священных книг этой религии. В статье 260 УК Сан-Марино криминализовано глумление над религией, т.е. осквернение символов религии, предметов культа или поклонения, публичное высмеивание культовых действий.
Вместе с тем криминализация оскорбления религиозных чувств верующих оставила открытым вопрос о соотношении уголовной ответственности по ч. 1 и 2 ст. 148 УК РФ и ответственности по ч. 2 ст. 5.26 КоАП РФ. Напомним, что административная ответственность по данной норме наступает за умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порчу или уничтожение.
Законодательство не проводит четкую грань между упомянутыми статьями. При этом в правовой доктрине указывается их коллизионность (схожая "формальная" диспозиция и отличающаяся санкция у нормы КоАП РФ)*(16), а предлагаемый механизм ее разрешения нельзя признать оптимальным. Например, отмечается, что, если деяние формально содержит признаки преступления по ст. 148 УК РФ, но в силу различных обстоятельств является малозначительным, ответственность должна наступать по КоАП РФ*(17).
Другой механизм преодоления коллизии состоит в том, что к привлечению к уголовной ответственности следует прибегать лишь в случаях, когда меры административного взыскания не возымели должного успеха и человек продолжает свою противоправную деятельность, что повышает степень общественной опасности личности виновного*(18).
В связи с этим возникает вопрос о соотношении ч. 1 и 2 ст. 148 УК РФ и ч. 2 ст. 5.26 КоАП РФ. Это обусловлено тем, что некоторые действия, указанные в диспозиции последней, могут составлять объективную сторону состава преступления. Вопрос состоит еще и в том, посредством каких иных действий, кроме указанных в ч. 2 ст. 5.26 КоАП РФ, может совершаться преступление и для каких целей совершаются действия, влекущие административную ответственность.
Разве умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порча или уничтожение могут совершаться немотивированно?
Если такое возможно, то целесообразно ставить под сомнение вменяемость лица, совершающего такие действия. Просто так выйти в общественное место и публично осквернить религиозные святыни можно только в случае, когда лицо осознает значение своих действий и руководит ими и, самое важное, не может не осознавать, что данное деяние оскорбляет религиозные чувства присутствующих, а также иных граждан, которым стало известно о произошедшем.
В действующей системе норм об уголовной и административной ответственности ч. 2 ст. 5.26 КоАП РФ выполняет роль резервной нормы. По ней квалифицируются деяния лиц, в которых не удалось доказать наличие цели оскорбления религиозных чувств верующих.
Кроме того, парадокс ситуации состоит в том, что оскорбление религиозных чувств верующих посредством умышленного публичного осквернения религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики, сопряженное с их порчей или уничтожением, влечет административную ответственность, а при отсутствии порчи или уничтожения таких предметов - уголовную. Хотя, судя по конструкции рассматриваемых норм, возможны различные варианты квалификации, которые зависят исключительно от усмотрения правоприменителя.
С учетом изложенного закрепление в ст. 148 УК РФ ответственности за публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих, безусловно, следует рассматривать как позитивный шаг законодателя. Действующая редакция нормы позволяет более адекватно квалифицировать данные действия, направленные на оскорбление чувств верующих.
Во-первых, объект определен через отношения конституционного порядка, в рамках которых гражданам гарантируются право на свободу совести и вероисповедания и запрещается разжигание религиозной розни.
Во-вторых, в законодательный оборот введен признак "совершение публичных действий" и квалифицированный состав, предусматривающий ответственность за совершение рассматриваемого преступления в специальных местах.
Вместе с тем для более четкой дифференциации ответственности стоит рассмотреть вопрос об исключении цели как конструктивного элемента из состава анализируемого преступления и более четко разграничить административную и уголовную ответственность за совершение указанных действий.
Библиографический список
Батюкова В.Е. О соотношении хулиганского и экстремистского мотивов // Закон и право. 2015. N 3.
Беспалько В.Г. Уголовно-правовая охрана религиозных отношений // Журнал российского права. 2014. N 7.
Борисов С. Проблемы определения содержания и соотношения мотивов при квалификации преступлений экстремистской направленности // Уголовное право. 2013. N 6.
Грановская Р.М. Психология веры. СПб., 2010.
Исаева А.А. Запрет оскорбления религиозных чувств верующих и реализация прав человека: сравнительно-правовой анализ // Конституционное и муниципальное право. 2013. N 4.
Карабанова Е.Н. Особо почитаемые символы как объект уголовно-правовой охраны: проблемы законодательного регулирования // Законы России: опыт, анализ, практика. 2013. N 10.
Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / отв. ред. А.И. Рарог. М., 2014.
Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. 9-е изд. / под ред. В.Т. Томина, В.В. Сверчкова. М., 2013.
Мачковский Л.Г. Уголовная ответственность за нарушение равноправия, личных, политических и социально-экономических прав. М., 2005.
Нуркаева Т.Н. Личные (гражданские) права и свободы человека и их охрана уголовно-правовыми средствами: вопросы теории и практики. СПб., 2003.
Особенная часть Уголовного кодекса Российской Федерации: комментарий, судебная практика, статистика / отв. ред. А.В. Галахова. М., 2009.
Российское законодательство Х-ХХ веков: в 9 т. Т. 9: Законодательство эпохи буржуазно-демократических революций / отв. ред. О.И. Чистяков. М., 1994.
Серебренникова А.В. Охрана свободы вероисповеданий в Германии (на примере § 166 УК) // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: матер. 4-й Междунар. науч.-практ. конф. М., 2007.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных / Н.С. Таганцев. М., 2013.
-------------------------------------------------------------------------
*(1) Грановская Р.М. Психология веры. СПб., 2010. С. 407.
*(2) См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. 9-е изд. / под ред. В.Т. Томина, В.В. Сверчкова. М., 2013. С. 818.
*(3) См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. 9-е изд. / под ред. В.Т. Томина, В.В. Сверчкова. С. 818.
*(4) См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / отв. ред. А.И. Рарог. М., 2014. С. 345.
*(5) См. постановление Пленума ВС РФ от 15 ноября 2007 г. N 45 "О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений".
*(6) См.: Карабанова Е.Н. Особо почитаемые символы как объект уголовно-правовой охраны: проблемы законодательного регулирования // Законы России: опыт, анализ, практика. 2013. N 10. С. 65.
*(7) Борисов С. Проблемы определения содержания и соотношения мотивов при квалификации преступлений экстремистской направленности // Уголовное право. 2013. N 6. С. 7.
*(8) См.: Батюкова В.Е. О соотношении хулиганского и экстремистского мотивов // Закон и право. 2015. N 3. С. 85.
*(9) См. приговор Хамовнического районного суда г. Москвы по уголовному делу N 1-170/12. URL: http://www.gazeta.ru/social/photo/pussy_riot.shtml/ (дата обращения: 10.02.2015).
*(10) См.: Исаева А.А. Запрет оскорбления религиозных чувств верующих и реализация прав человека: сравнительно-правовой анализ // Конституционное и муниципальное право. 2013. N 4. С. 38.
*(11) Беспалько В.Г. Уголовно-правовая охрана религиозных отношений // Журнал российского права. 2014. N 7. С. 49.
*(12) Беспалько В.Г. Указ. соч. С. 48.
*(13) См.: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных / Н.С. Таганцев. М., 2013. С. 235.
*(14) См.: Российское законодательство Х-ХХ веков: в 9 т. Т. 9: Законодательство эпохи буржуазно-демократических революций / отв. ред. О.И. Чистяков. М., 1994. С. 294.
*(15) См.: Серебренникова А.В. Охрана свободы вероисповеданий в Германии (на примере § 166 УК) // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: матер. 4-й Междунар. науч.-практ. конф. М., 2007. С. 586.
*(16) См.: Мачковский Л.Г. Уголовная ответственность за нарушение равноправия, личных, политических и социально-экономических прав. М., 2005. С. 235.
*(17) См.: Особенная часть Уголовного кодекса Российской Федерации: комментарий, судебная практика, статистика / отв. ред. А.В. Галахова. М., 2009. С. 218.
*(18) См.: Нуркаева Т.Н. Личные (гражданские) права и свободы человека и их охрана уголовно-правовыми средствами: вопросы теории и практики. СПб., 2003. С. 221.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Шилин Д.В. Уголовная и административная ответственность за нарушение права на свободу совести и вероисповедания: проблемы разграничения
Shilin D.V. Criminal and Administrative Responsibility for Violation of the Freedom of Conscience and Religion: Problem of Differentiation
Д.В. Шилин - кандидат юридических наук, начальник управления законодательства о национальной безопасности и правоохранительной деятельности Национального центра законодательства и правовых исследований Республики Беларусь
D.V. Shilin - candidate of legal sciences
The National Centre of Legislation and Legal Research of the Republic of Belarus
В статье анализируются объективные и субъективные признаки состава нарушения права на свободу совести и вероисповедания. В частности, исследуется диспозиция совершения публичных действий, выражающих явное неуважение к обществу, в целях оскорбления религиозных чувств верующих. Автор отмечает своевременность законодательного закрепления данной нормы, которая соответствует современному развитию общественных отношений и зарубежному опыту. Ставится под сомнение обоснованность установления цели как обязательного элемента состава преступления. Обращается внимание на коллизионность статьи 148 Уголовного кодекса Российской Федерации и статьи 5.26 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях и отсутствие должного механизма ее преодоления в науке уголовного права. Предлагаются изменения в уголовный закон в целях обеспечения принципа неотвратимости уголовной ответственности и защиты права на свободу совести и вероисповедания, гарантированного Конституцией.
The article analyzes objective and subjective characteristics of elements of the violation of the right to freedom of worship and religions. In particular, the author investigates disposition of public actions that express obvious disrespect for the society with the aim to insult religious feelings of believers. The author notes timeliness of legislative recognition of this law which is in line with modern development of public relations and foreign best practice. The author calls into question the relevancy of establishing goals as an obligatory element of corpus delicti. The author pays attention to the contentious nature of article 148 of the Criminal Code of the Russian Federation and article 5.26 of the Code of the Russian
Federation on Administrative Offences and the absence of the due mechanism to overcome it in the criminal law science. Following the results of the research the author proposes changes to the criminal law to ensure the principle of inevitability of criminal liability and protection of the right to freedom of worship and religions guaranteed by the Constitution.
Ключевые слова: уголовное право, оскорбление религиозных чувств верующих, свобода совести, общественная и религиозная безопасность, административная ответственность.
Keywords: criminal law, insult of religious feelings of believers, freedom of worship, public and religious safety, administrative responsibility.
Уголовная и административная ответственность за нарушение права на свободу совести и вероисповедания: проблемы разграничения
Автор
Д.В. Шилин - кандидат юридических наук, начальник управления законодательства о национальной безопасности и правоохранительной деятельности Национального центра законодательства и правовых исследований Республики Беларусь
"Журнал российского права", 2016, N 5