К вопросу о предмете иска и восстановлении корпоративного контроля. Комментарий к определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 13.08.2015 N 302-ЭС15-8098 (В.С. Гербутов, журнал "Вестник экономического правосудия", N 12, декабрь 2015 г.)

К вопросу о предмете иска и восстановлении корпоративного контроля. Комментарий к определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 13.08.2015 N 302-ЭС15-8098

В.С. Гербутов,

партнер (РФ), глава отдела по разрешению

споров юридической фирмы Noerr,

преподаватель кафедры практической

юриспруденции факультета права НИУ ВШЭ,

кандидат юридических наук

Журнал "Вестник экономического правосудия", N 12, декабрь 2015 г., с. 13-17.

Проблематика конкуренции требований и связанных с ней вопросов уже более века занимает умы цивилистов и процессуалистов и до сих пор является камнем преткновения для многих отечественных ученых в обеих областях. Неудивительно поэтому, что и в российской судебной практике до настоящего времени не было найдено окончательное решение ряда проблем в этой сфере. Ярким проявлением несформированности позиции бывшей высшей судебной инстанции по экономическим спорам стало принятие в течение менее чем двух лет фактически противоречащих друг другу разъяснений по вопросу связанности суда правовой квалификацией требования, использованной истцом*(1). Еще большую сложность данная проблематика приобретает в ситуациях, когда речь идет о новых, не до конца изученных способах защиты гражданских прав, например институте восстановления корпоративного контроля*(2).

В связи с этим судебные акты Верховного Суда РФ, так или иначе затрагивающие подобные вопросы, представляют особый интерес. Одним из таких актов является недавнее определение Судебной коллегии по экономическим спорам (далее - Коллегия) от 13.08.2015 N 302-ЭС15-8098*(3).

Обстоятельства рассмотренного дела следующие.

25 февраля 2010 г. общим собранием участников ООО "Альянс-СБ" (далее - общество) было принято решение об утверждении устава общества в новой редакции, о выходе (выведении) Э.В. Ищенко из состава участников, прекращении его прав на долю в размере 33% уставного капитала, передаче доли обществу и о регистрации соответствующих изменений в регистрирующем органе (далее - решение). Решение было оформлено протоколом общего собрания участников общества N 12. На основании представленных обществом документов налоговой инспекцией были зарегистрированы изменения в ЕГРЮЛ. 29 ноября 2013 г. Э.В. Ищенко, ссылаясь на то, что заявление о выходе из состава участников общества он не подписывал, участия в указанном общем собрании участников не принимал и о проведении собрания не уведомлялся, обратился с иском в суд общей юрисдикции. Производство по делу было прекращено как неподведомственное этому суду.

13 февраля 2014 г. Э.В. Ищенко обратился в арбитражный суд с требованиями о признании недействительными решения, протокола N 12, новой редакции устава общества, решений налоговой инспекции о государственной регистрации изменений в ЕГРЮЛ, об обязании налоговой инспекции восстановить запись в ЕГРЮЛ об участнике общества Э.В. Ищенко с долей в размере 33% уставного капитала общества.

Возражая против иска, общество ссылалось среди прочего на истечение двухмесячного срока исковой давности, предусмотренного для оспаривания решений общего собрания участников общества.

Арбитражный суд первой инстанции иск частично удовлетворил, указав в том числе на то, что применимый двухмесячный срок исковой давности пропущен не был, так как начинал течь с даты, когда истец узнал о принятии оспариваемого решения - в момент получения в регистрирующем органе копии протокола N 12.

Постановлениями апелляционной и кассационной инстанций решение суда первой инстанции было отменено, в удовлетворении иска отказано. По мнению вышестоящих судов, истцом был пропущен и двухмесячный срок исковой давности для оспаривания решения, и трехмесячный срок для оспаривания регистрационных действий налоговой инспекции, так как о решении истец должен был узнать не позднее крайней даты проведения годового общего собрания участников общества по итогам 2010 г. (30.04.2011).

Коллегия отменила судебные акты всех трех инстанций и направила дело на новое рассмотрение, отметив, в частности, что фактически истцом было заявлено требование о признании недействительной сделки по отчуждению принадлежащей ему доли в обществе путем обжалования решений общего собрания участников и последующих регистрационных действий. По мнению Коллегии, отказывая в удовлетворении иска, суд апелляционной инстанции ошибочно применил двухмесячный срок исковой давности, установленный п. 4 ст. 43 Федерального закона от 08.02.1998 N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью" (далее - Закон об ООО), без учета предмета и оснований заявленных требований. Делая такие выводы, Коллегия сослалась на п. 3 постановления N 10/22, согласно которому, если суд придет к выводу о том, что избранный способ защиты права собственности или другого вещного права не может обеспечить его восстановление, он должен определить, из какого правоотношения возник спор и какие нормы права подлежат применению при разрешении дела.

Представляется заслуживающим поддержки вывод Коллегии о том, что заявленные истцом требования фактически не ограничивались формальными требованиями о признании недействительными решения общего собрания участников общества и записей в ЕГРЮЛ. Они были направлены в том числе на возврат утраченной доли участия в уставном капитале*(4) (по сути - на восстановление корпоративного контроля), несмотря на то что в просительной части искового заявления данное требование четко сформулировано не было (указанное в просительной части иска требование о восстановлении в ЕГРЮЛ записи об истце как участнике общества возможно интерпретировать в качестве требования о возврате доли). Само по себе толкование судом использованной истцом формулировки просительной части иска (в том числе с учетом пояснений истца) без искажения ее сути и защищаемого иском интереса истца не изменяет предмета иска, не выходит за пределы исковых требований и не нарушает прав ответчика (разумеется, если для последнего не возникает неопределенности относительно того, что именно в итоге требует истец и против чего ответчику необходимо возражать)*(5).

Вместе с тем позиция Коллегии вызывает ряд вопросов, которые, к сожалению, не нашли какого-либо отражения в рассматриваемом определении.

Во-первых, утверждение Коллегии о том, что истцом было фактически заявлено требование о признании недействительной сделки по отчуждению принадлежащей ему доли в обществе, оставляет без внимания тот факт, что помимо требования о возврате доли (восстановлении корпоративного контроля) истцом были прямо и недвусмысленно (со ссылкой на ст. 32, 36 и 43 Закона об ООО) заявлены требования об оспаривании решения и новой редакции устава общества.

Институт восстановления корпоративного контроля, действительно, понимался некоторыми из его создателей в качестве специального способа защиты корпоративных прав, который как бы вбирает в себя все другие способы защиты, широко применяемые на практике, в том числе признание сделки недействительной и реституцию, признание недействительными различных корпоративных актов и записей в ЕГРЮЛ, а его применение стремится к достижению цели наиболее прямым, коротким путем в обход многостадийного, последовательного применения совокупности других способов защиты*(6).

Однако в соответствии со ст. 130 АПК РФ истец вправе соединить в одном заявлении несколько требований, связанных между собой по основаниям возникновения или представленным доказательствам. Нерассмотрение судом части заявленных требований является нарушением права на судебную защиту и норм процессуального права (ч. 1 ст. 46 Конституции РФ, ч. 5 ст. 170 АПК РФ) и порождает неопределенность относительно того, какой именно иск был рассмотрен судом и, следовательно, не может быть заявлен истцом повторно. Кроме того, ответчику также необходимо четко понимать на стадии рассмотрения дела, какие именно требования к нему предъявлены.

При этом следует учитывать, что в настоящем деле содержание оспариваемой истцом новой редакции устава общества могло существенно нарушать его интересы, что, вероятно, и послужило причиной заявления истцом соответствующего требования в качестве отдельного.

Пункт 3 постановления N 10/22, на который сослалась Коллегия, подтверждает право суда самостоятельно определять применимые нормы права, однако не освобождает суд от обязанности рассмотреть все заявленные истцом требования. В данном пункте заключен принцип несвязанности суда правовой квалификацией иска истцом, восходящий к двум римским правовым максимам: da mihi facta, dabo tibi ius ("дай мне факты, я дам тебе право") и jura novit curia ("суд знает право"), на котором основывается гражданский процесс в современном континентальном праве, включая Россию (ч. 1 ст. 133, ч. 1 ст. 168, п. 3 ч. 4 ст. 170 АПК РФ). Согласно данному принципу стороны излагают суду факты дела и свои требования, а судья, применяя право к этим фактам, делает вывод о правомерности или неправомерности требования, заявленного истцом. Несвязанность суда правовой квалификацией истца не дает суду права игнорировать часть из заявленных истцом требований либо применять к ним правовой режим иных требований (хотя бы и более благоприятный для истца) под видом надлежащего способа защиты.

Представляется, что к требованиям о признании недействительными решения и новой редакции устава общества подлежал применению двухмесячный срок исковой давности, установленный п. 4 ст. 43 Закона об ООО. Факт одновременного заявления истцом требования, направленного на возврат доли и подчиненного более длительному сроку исковой давности, не изменяет указанного сокращенного срока*(7). В этой части вывод Коллегии является необоснованным.

Во-вторых, вызывает сомнения позиция Коллегии о том, что требование истца о возврате доли могло быть квалифицировано в качестве требования о признании недействительной сделки по отчуждению этой доли. Представляется, что заявленное истцом требование носило либо реституционный (если признается, что истец был стороной сделки по отчуждению доли), либо квазивиндикационный характер. При этом в первом случае имеются основания для вывода об истечении срока исковой давности, так как в силу п. 1 ст. 181 ГК РФ (в ред. Федерального закона от 21.07.2005 N 109-ФЗ) срок исковой давности по подобному реституционному требованию составлял 3 года со дня, когда началось исполнение по сделке (в комментируемом деле - февраль 2010 г.).

------------------------------------------------------------------------

*(1) Речь идет о разъяснениях, данных в п. 1 информационного письма Президиума ВАС РФ от 13.11.2008 N 126 и п. 3 совместного постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22 (далее - постановление N 10/22).

*(2) См., напр.: постановление Президиума ВАС РФ от 03.06.2008 по делу N А14-14857/2004-571/21; Сарбаш С.В. Восстановление корпоративного контроля // Вестник гражданского права. 2008. N 4. С. 70-79.

*(3) Несмотря на то, что в самом рассматриваемом определении институт восстановления корпоративного контроля прямо не упоминается, затронутые в нем проблемы, по сути, имеют непосредственное отношение к данному институту.

*(4) Судебная коллегия предпочла именовать такое требование требованием о признании недействительной сделки по отчуждению доли.

*(5) См., напр.: постановление Президиума ВАС РФ от 04.06.2013 по делу N А40-55153/11-27-450.

*(6) См.: Сарбаш С.В. Указ. соч.

*(7) Как справедливо отмечает А.А. Маковская, и иск об оспаривании решения общего собрания участников общества с ограниченной ответственностью, и иск о применении реституции в отношении недействительной сделки с долями в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, равно направлены на восстановление положения, существовавшего до нарушения. Но при любом из указанных нарушений защита права должна осуществляться исключительно посредством соответствующего иска (а не иска о восстановлении положения, существовавшего до нарушения) согласно правилам, установленным для такого требования гражданским законодательством, в том числе правилам о сроках исковой давности (см.: Маковская А.А. Восстановление корпоративного контроля в системе способов защиты корпоративных прав // Вестник ВАС РФ. 2009. N 1. С. 106-121).