Художественная литература и история государства и права России: грани взаимодействия (С.В. Кодан, журнал "Российский юридический журнал", N 6, ноябрь-декабрь 2015 г.)

Художественная литература и история государства и права России: грани взаимодействия*(1)

С.В. Кодан,

заслуженный юрист РФ, доктор юридических наук,

профессор, руководитель Центра изучения проблем теории

и истории государства и права УрГЮУ (Екатеринбург)

Журнал "Российский юридический журнал", N 6, ноябрь-декабрь 2015 г., с. 34-42.

Проблема взаимодействия художественной литературы и государственно-правовых явлений в изучении современных реалий имеет давнюю традицию в российском правоведении. Сложность и широта этой проблемы связаны с определением ряда принципиальных вопросов включения произведений словесности в информационную базу и исследовательские практики историко-юридической науки. В рамках данной статьи рассмотрим основные из них.

Художественная литература в осмыслении государственно-правовых явлений в России

Изучение взаимодействия художественной культуры и права имеет глубокие корни в российской истории. Эта проблематика возникла на пересечении научной и писательской деятельности в конце XVIII - начале XX в. Первичными были процессы художественного осмысления правовых вопросов в литературных произведениях А.Н. Радищева, А.С. Грибоедова, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А.Н. Островского и др., что отразило тенденцию к активному участию писателей в обсуждении различных социально-правовых проблем России. С помощью художественных образов русские писатели представили свое осмысление нравственных и психологических контекстов правовых явлений: деятельности суда, проблем "преступления и наказания", причин преступности, дали описание тюремного быта и др. Юристы же, особенно после судебной реформы, внесли существенный вклад в развитие художественной литературы. По этому поводу историк русской литературы Д.П. Святополк-Мирский отмечал, что, например, "адвокатское сословие процвело с самого начала и превратилось в настоящий питомник общей культуры. Самые блестящие представители поколения избрали адвокатуру своей профессией, и многие адвокаты завоевали своим красноречием всероссийскую известность. В отличие от того, что происходило в других областях, они не пренебрегали работой над формой своих выступлений, и в этой области проявилось больше мастерства, чем в любом виде беллетристики... Но адвокаты не пренебрегали и чисто литературной работой".

В России сформировалась плеяда юристов, которые гармонично сочетали в своем лице талантливых адвокатов, ученых, писателей, журналистов и общественных деятелей*(2). Среди них были В.Д. Спасович (автор литературоведческих работ об А.С. Пушкине и Дж. Байроне), С.А. Андреевский (поэт, писатель, литературовед, анализировавший творчество Ф.М. Достоевского и Е.А. Баратынского, автор книги "Литературные очерки", посвященной русским и зарубежным писателям), А.И. Урусов (литературный критик), А.Ф. Кони (автор биографических портретов русских писателей и книги о докторе Гаазе), К.К. Арсеньев (автор литературоведческих этюдов о русских писателях и поэтах) и др.

В советский период вопросы взаимодействия права и художественной литературы не нашли достаточного отражения в исследованиях. При этом необходимо учитывать, что советская художественная литература практически сразу была включена в партийно-административный механизм управления и составляла один из элементов идеологического воздействия на общество. Еще в 1905 г.

И. Ленин, определяя место и задачи художественной литературы в процессе построения социализма, подчеркивал: "Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела, "колесиком и винтиком" одного-единого, великого социал-демократического механизма, приводимого в движение всем сознательным авангардом всего рабочего класса. Литературное дело должно стать составной частью организованной, планомерной, объединенной социал-демократической партийной работы"*(3). Такая ориентация развития литературы довольно быстро обеспечила эволюцию искусства в русле исключительно партийной направленности и социалистического реализма, а мощный "каток" цензуры гарантировал предотвращение попадания в общество "чуждых" этому произведений словесности. В художественной литературе, конечно же, присутствовала проблематика нравственных основ и назначения закона и законности в правоприменении, культивировалось отрицательное отношение к правонарушениям, героизировалась работа правоохранительных органов, но единственно в рамках "партийности литературы" и достаточно жесткого цензурного надзора с применением репрессивных мер*(4).

В период политической "оттепели" второй половины 1950-х - первой половины 1960-х гг. начинает восстанавливаться связь между дореволюционной и советской литературой, а в последней вновь появляются сюжеты нравственно-правового характера в связи с особенностями советского правоприменения. Ярким событием того времени стала публикация рассказа А.И. Солженицына "Один день Ивана Денисовича" (1962 г.), обличавшего тоталитарный режим и механизмы применения в СССР репрессивного законодательства политической направленности. Эта тема, связанная с развенчанием культа личности И.В. Сталина (и освобождения от ответственности партии), на короткое время вернула в общественно-политический дискурс одну из важнейших проблем в литературе и праве современности - гуманистических начал в праве и правоприменении. Свертывание "дозированной свободы" во второй половине 1960-х гг. сузило возможности обсуждения указанной проблематики, и лишь в середине 1980-х гг. эти вопросы снова стали широко дискутироваться в обществе и науке.

Особую роль в привлечении внимания к проблемам правоприменения (середина 1960-х - середина 1980-х гг.) играл советский феномен самиздата, который, по определению А. Даниэля, представлял собой "специфический способ бытования общественно значимых неподцензурных текстов"*(5). Благодаря самиздату (как и тамиздату - изданию за рубежом литературных произведений, запрещенных в СССР и поступающих в него нелегально) происходило художественное осмысление тоталитарного прошлого. В конце 1960-х гг. посредством самиздата распространялись литературные и публицистические произведения, которые обостряли нравственно-эмоциональное восприятие старых проблем русской художественной литературы через оценку советского социалистического строя и его государственно-правовых механизмов. Произведения Е. Гинзбург "Крутой маршрут", Л. Чуковской "Софья Петровна", В. Шаламова "Колымские рассказы", А. Бека "Новое назначение", В. Максимова "Семь дней творения", А. Солженицына "В круге первом", "Архипелаг ГУЛАГ" и другие получили определенную известность в СССР. Во второй половине 1980-х гг. эта литература стала доступной и обеспечила историков права ценнейшим материалом для исследования советской государственно-правовой системы.

Российская художественная литература предоставляет широчайшие возможности для ее привлечения к юридическим исследованиям. Однако историко-юридическая наука недостаточно использует источниковедческий потенциал художественной литературы для изучения советского государства и права. Не решен ряд принципиальных вопросов, связанных с ее включением в исследовательские практики и определением источниковедческого статуса произведений словесности в научном осмыслении истории государства и права.

Художественная литература в научно-исследовательских практиках изучения государственно-правовых явлений

В последние годы вопрос о взаимодействии и отражении в художественной литературе государственно-правовых явлений и юридических практик все чаще привлекает внимание правоведов, о чем свидетельствуют исследования А.Н. Алексеева, А.А. Нейсат, работы, подготовленные под руководством М.М. Рассолова, В.М. Пивоева и др.*(6) Особенно зримо повышение внимания к данной проблематике проявилось в ходе обсуждения докладов, объединенных темой "Право и литература", на восьмых философско-правовых чтениях, посвященных памяти В.С. Нерсесянца (2013 г.)*(7). При этом взаимодействие художественной литературы и права изучается как сложный процесс взаимовлияния и пересечения разных форм общественного сознания - художественного и правового. Его специфика прослеживается в нескольких основных аспектах.

Художественная литература как вид искусства отражает в художественных образах авторские рефлексии наблюдаемых явлений и видение жизни. "Художественные образы реальной действительности - это лишь отражение реального бытия, но не само бытие, не сама действительность. Это нечто идеальное, не существующее в окружающем мире, но присутствующее в разуме, в мышлении человека, и поэтому они активно могут воздействовать на сознание человека и реализовываться через его волю вовне и таким образом воплощаться в действительности в действиях и поступках людей. Именно в волевом характере и через волю человек проявляет свое отношение к окружающим, внешнему миру, обществу, людям, государству, праву и правосудию. В связи с этим можно признать, что художественные образы, выработанные различными видами искусств, в значительной степени влияют на формирование сознания и воли человека"*(8).

На пересечении художественного и правового сознания происходит становление эстетических и нравственных основ правовой культуры. При этом художественное сознание во многом первично по отношению к правовому сознанию и посредством образно-художественных средств оказывает (или по крайней мере должно оказывать) влияние на правосознание и соответственно на различные юридические практики. Художественное сознание связано с формированием эстетических норм, которые, как подчеркивал В.С. Нерсесянц, "выражают правила (критерии, оценки) красоты и прекрасного (в их противопоставлении безобразному)". Он также указывал, что "сложившиеся в данной культуре формы, типы и образы прекрасного и безобразного (по преимуществу - в области искусства...), приобретая нормативное значение (в качестве положительного и возвышенного или, наоборот, негативного и низменного образца и примера), оказывают существенное воспитательное и регулятивное воздействие на чувства, вкусы, представления, поступки и взаимоотношения людей, на весь строй и образ их личной и публичной жизни. Эстетически одобренные вкусы, ценности, идеалы, формы и примеры (во всех сферах общественной жизни, включая и правовую) образуют в рамках сложившейся культуры то "поле прекрасного", которое в качестве притягательного образца и масштаба оказывает воздействие также и на формы бытия и реализации иных социальных норм, на способы функционирования других видов соционормативной регуляции"*(9).

Художественная литература - источник познания права, поскольку транслирует через воспитание и образование в научную и профессиональную деятельность юриста накопленный ею и показанный через систему художественных образов особый эмоционально-нравственный капитал оценок юридических практик на различных этапах развития государственно-правовой системы. При этом включение художественной литературы в исследовательские практики юридического характера представляет определенную сложность, которая связана прежде всего с необходимостью привнесения в государственно-правовую проблематику областей знания, выходящих за пределы юриспруденции и относящихся к истории, источниковедению, литературоведению, текстологии, нарратологии и др. В.Г. Графский справедливо подчеркивал, что "литература всегда была (еще со времен мифов и преданий) и остается до настоящего времени очень непростой для междисциплинарных обобщений событийной фактографической проблематикой и одновременно самой вместительной областью знания и заинтересованного обсуждения проблем человеческой жизни, общения и всевозможной активности, в то время как право имеет в этом деле ряд существенных и неодолимых ограничений"*(10).

Итак, художественная литература выступает как носитель информации, который может быть использован при изучении правовых явлений с учетом специфики соотношения и взаимодействия двух форм общественного сознания. Произведения словесности позволяют расширить горизонты познания государственно-правовых явлений, понять черты эпохи, остающиеся за пределами позитивного права. Они показывают весьма интересные "срезы" правды жизни, отражающие общее и профессиональное правосознание. Источниковедческий статус художественной литературы в историко-юридическом исследовании

При развитии исторической науки в XIX-XX вв. возникла общая проблема установления места художественной литературы в системе исторических источников. И если историки XIX в. нередко отождествляли персонажей художественных произведений с реальными людьми, то в исторической науке XX - начала XXI в. все сводится к определению "уровня достоверности" сведений о прошлом, содержащихся в художественных произведениях. Выявление статуса художественной литературы как носителя информации о происходивших в обществе процессах и способа осмысления современных проблем на протяжении уже более двух столетий входит в сферу дискурса гуманитарных наук - истории, культурологии, филологии, правоведения. Находясь на пересечении различных наук об обществе и являясь одним из важнейших элементов культурной коммуникации, художественная литература как исторический источник получила далеко не однозначные оценки - от признания ее в качестве такового до отрицания*(11).

Наиболее верной представляется точка зрения историков, которые отнюдь не рассматривали художественные произведения как документальный источник исторической информации. Например, Л.Н. Гумилев проблему видел в "принципиальной оценке самого существа литературного произведения как исторического источника" и утверждал, что "каждое великое и даже малое произведение литературы может быть историческим источником, но не в смысле буквального восприятия его фабулы, а само по себе, как факт, знаменующий идеи и мотивы эпохи. Содержанием такого факта является его смысл, направленность и настроенность, причем вымысел играет роль обязательного приема"*(12). В этом отношении весьма интересно и замечание литературоведа Е. Ивановой относительно творчества А.И. Солженицына в контексте споров об исторической точности его произведений. Она подчеркивает "уникальную жанровую природу "Архипелага ГУЛага" как многосоставного по своим источникам свидетельства на суде истории, в котором голоса и судьбы безымянных узников соединяются с голосом писателя, чтобы донести до человечества правду об особом материке, который скрывали за фасадом социалистического рая. Уточнять фактическую сторону существования этого материка - дело историков (и они его успешно выполняют), они также будут востребованы на этом суде, но за пределами главного свидетельства, поскольку дополняют и уточняют его "просветленный художественно до идеи" смысл"*(13).

Основная проблема определения характеристик художественной литературы как исторического источника зависит от информационных особенностей произведений словесности - достоверности предоставляемых ими сведений. Эту проблему еще в конце 1788 г. весьма образно определил немецкий поэт, драматург, философ и профессор истории Ф. Шиллер, рассматривая ее с точки зрения "правды истории" и "правды искусства". Ф. Шиллер указывал, что "преимущество правды, которым История обладает перед романом, уже одно могло бы возвысить ее над ним. Однако возникает вопрос, не имеет ли внутренняя правда, - которую я хотел бы назвать философской правдой или правдой искусства и которая во всей своей полноте должна господствовать в романе или ином поэтическом произведении, - такой же цены, как и историческая? То, что человек в таких-то положениях чувствует, действует и выражается именно так, для него большой и важный факт; и автор драмы или романа должен это передать. Внутреннее соответствие или правда чувствуется и признается без того, чтобы событие на самом деле должно было случиться. Польза этого очевидна. Таким путем мы узнаем человека, а не данного человека, род, а не легко теряющегося индивидуума. На этом широком поприще поэт - властелин и мастер. А историк часто оказывается в таких условиях, что вынужден предпочитать этому важному виду правды историческую правдивость или же довольно беспомощно приспособлять ее, что еще хуже. Он лишен свободы, позволяющей художнику двигаться с легкостью и грацией. А в конце концов он не удовлетворяет ни той, ни другой"*(14). Здесь необходимо выделить ряд узловых моментов, характеризующих художественную литературу как источник исторической информации в контексте и специфики труда писателя и восприятия им мира, и собственно особенностей художественного текста.

Труд писателя и труд ученого находятся в разных плоскостях и неразрывно связаны со спецификой их творческой деятельности. Четкое объяснение этой проблемы дал историк А.Г. Болебрух: "Художник старается своим проникновенным глазом дойти к сути событий, но его намерения в значительной мере отличны от стремлений исследователя. Пределы свободы художника значительно более широкие; он имеет право додумать, "достроить", не переходя, конечно, границы возможного для условий той или другой эпохи. Правда писателя - это не конкретика будничности, а ее смысл для человека, который обнаруживается далеко не в каждой реалии. Судьба человека, его хлопоты, социальное самочувствие - на первом плане художника, который именно в таком ракурсе анализирует и оценивает общественное бытие". Историк (как и юрист-историк) пытается дать объективную оценку прошлого: осветить ход событий, показать причинно-следственные связи процессов, проанализировать политические и государственно-правовые институты и т.д. Содержание и новизна исторического исследования определяются познавательными способностями ученого и наличием известных или выявленных им носителей информации, но его творческая свобода ограничивается обязанностью опираться на источники получения информации*(15).

Художественная литература является продуктом труда писателя, и в этом отношении произведение словесности коренным образом отличается от других носителей информации: оно выступает как "художественное отражение исторической реальности". В художественной литературе писатель передает субъективное восприятие событий, и "уровень субъективности художественного текста, разумеется, выше, чем в других источниках, так как восприятие событий окрашивается творческой преображающей силой писателя; но в то же время и уровень его объективности оказывается выше... причем именно благодаря тому, что реальность, отображенная через посредство живых образов, неизбежно типизируется, чего никогда не происходит в мемуарах или, тем более, в дневниках" - пишет литературовед Е.Н. Цимбаева*(16). Продукты работы историка - исследование и полученные результаты, как указывал П. Рикер, имеют признаки объективности и субъективности. "Объективно то, что разработано, приведено в порядок и методически осмыслено мышлением, то, что в конечном счете оно делает понятным". "Субъективность историка" проявляется в процессе "самосозидания объективности"*(17).

Художественная литература в системе исторических источников может быть отнесена к источникам личного происхождения, в которых отражается субъективное восприятие действительности. Такой подход к данному виду носителей исторической информации в середине XIX в. сформулировал немецкий классик теории истории И.Г. Дройзен, определяя "субъективный ряд источников" и подчеркивая, что отличительным признаком художественной литературы можно считать "некоторую невольную сентиментальную сопричастность, потребность высказать то, что волновало нашу душу"*(18). В современном источниковедении источники личного происхождения ранжируются по уровню субъективности в отражении информации о происходящих событиях. К ним относятся, в том числе, письма, дневники, мемуары.

Художественная литература дополняет другие носители исторической информации и расширяет представления о прошлом. М.А. Литовская и Е.К. Созина отмечают, что "при учете обязательных историко-литературных конвенций художественные тексты оказываются не менее полезными для анализа исторической конкретики, чем мемуары или другие жанры non-fiction, которые чаще используются как источник достоверных сведений. Парадоксальным образом главная помощь, которую литература может оказать истории, состоит как раз в ее "сомнительности", неточности, в самом качестве фантазии, поскольку литература - специфический историографический источник, главное в котором - зафиксированные обыденные представления об истории, а также формы исторического сознания"*(19). Это в полной мере относится и к истории государства. Так, А.А. Нейстат справедливо подчеркивает, что "в художественной литературе правовая теория и практика определенного периода истории отражаются несколько иначе, нежели в официальных документах, газетной хронике и тому подобных источниках, которыми обычно пользуются историки, в частности историки права. Однако именно в силу особенностей отражения действительности в художественных формах их использование наряду с другими источниками приводит подчас к весьма интересным результатам. В числе таких особенностей отражения можно назвать и внимание к деталям, которые редко фиксируются в других источниках, и, разумеется, субъективизм авторского восприятия, который "представляет самостоятельный интерес для историка"*(20). Именно поэтому при изучении художественного произведения важна оценка его фактографии, позволяющая приведенные факты сопоставить со сведениями из других источников документального характера.

Художественная литература как источник познания прошлого проявляется в конкретном художественном произведении как неком локализованном художественными интерпретациями автора носителе информации о происходящих событиях. Литературовед С.В. Ломинадзе подчеркивает, что "именно произведение есть тот "квант", в котором художественная энергия обретает реальное бытие", и оно "содержит все необходимое и достаточное для существования во времени"*(21). В этом отношении представляется важным замечание Д.С. Лихачева о внутренних связях в труде писателя. "Литературное произведение окружено "поперечными связями". Оно находится в определенной среде, с которой согласуются и от которой зависят художественная сторона и идейное содержание. Позади произведения - горизонтальная связь с прошлым, традиции, наследие, канонические нормы и пр. Под литературным произведением - уходят вниз глубинные связи: социальная основа, экономическая, классовая, сословная и прочая определенность литературы"*(22).

Именно литературное произведение обеспечивает художественное отражение социальных процессов в творчестве писателя, что существенно расширяет возможности познания и осмысления разных исторических явлений, включая государственно-правовые. При этом работа с художественным произведением как источником исторической информации предполагает использование методологических подходов, выработанных в филологических науках*(23). В изданиях по истории русского языка, литературоведению, текстологии и других приводятся интересные сведения, необходимые для понимания процессов взаимодействия фактического и художественного материалов. Г.О. Винокур утверждал, что в историческом исследовании свое место занимает "филология как "момент" в научной работе... а "обработка текста" понимается... не как вспомогательное ремесло, находящееся в услужении науки, а как подлинное творчество, находящееся в сложных диалектических отношениях с научной работой... Эта связь в практической научной работе может обнаружиться в разных формах и в разной степени, так что филология становится то более, то менее заметным значительным моментом в историческом исследовании"*(24).

Итак, обозначенные общие черты художественной литературы в системе источников познания права позволяют говорить о большом значении этого источника информации о прошлом, дополняющего документальные источники и выступающего "свидетельством эпохи". Ценность художественной литературы проявляется и в изучении общественного сознания (и правосознания как одной из его форм) - механизмов внедрения политической и государственно-правовой идеологии в общество, правотворчество, юридические практики и подготовку юристов посредством художественной литературы, а также отражения государственно-правовых явлений и институтов в художественных образах.

Подводя итоги, необходимо отметить, что проблема взаимодействия художественной литературы и историко-юридической науки уходит в плоскость расширения источниковой базы изучения государственно-правового прошлого. Выступая своеобразным источником исторической информации, произведения словесности имеют свою специфику как продукт творческого осмысления действительности. При их исследовании требуется учитывать особенности содержательного, текстологического и нарративного характера передачи информации и соответственно привлечения данных других наук. Не менее важно изучение художественной литературы в контексте анализа государственных и законодательных механизмов контроля за обществом, цензуры, использования политического сыска и уголовного права в преследовании авторов художественных произведений.

Список литературы

Алексеев А.Н. Музы и право. М., 2003.

Болебрух А.Г. Художественная литература в историческом аспекте // Крынiцазнаyства i спецыяльныя гiстарычныя дысцыплiны. Минск, 2005. Вып. 2.

Винокур Г.О. Введение в изучение филологических наук. М., 2000.

Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) - ВКП(б), ВЧК - ОГПУ - НКВД о культурной политике. 1917-1953. М., 1999.

Графский В.Г. Литература и право в культуре морального, эстетического и иного общения и переживания // Право и литература: материалы восьмых философско-правовых чтений памяти академика В.С. Нерсесянца: сб. науч. тр. / под ред. В.Г. Графского. М., 2014.

Гумилев Л.Н. Может ли произведение изящной словесности быть историческим источником? // Русская литература. 1972. N 1.

Даниэль А. Истоки и смысл советского Самиздата // URL: http://antology.igrunov.ru/a_daniel.html.

Дройзен И.Г. Историка. Лекции об энциклопедии и методологии истории. СПб., 2004.

Иванова Е. Предание и факт в судьбе "Архипелага ГУЛАГа" // Между двумя юбилеями (1998-2003): писатели, критики и литературоведы о творчестве А.И. Солженицына: альманах. М., 2005.

Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.

Ленин В.И. Партийная организация и партийная литература // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 12.

Литовская М.А., Созина Е.К. Литература и история: проблемы взаимодействия // Уральский исторический вестн. 2013. Вып. 1.

Лихачев Д.С. Разное о литературе // Лихачев Д.С. Русская культура. М., 2000.

Ломинадзе С.В. Поэтический мир Лермонтова. М., 1985.

Манкевич И.А. Поэтика обыкновенного: опыт культурологической интерпретации. СПб., 2011.

Мирский Д.С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года. Лондон, 1992.

Нейстат А.А. Формирование правосознания и художественная литература в советской России 1917-1929 гг. Уголовно-правовой и уголовно-процессуальный аспект: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2000.

Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997.

Пивоев В.М. Право и история художественной культуры: учеб. пособие. Петрозаводск, 2013.

Право и история художественной культуры: учеб. пособие / под ред. М.М. Рассолова. М., 2012.

Право и литература: материалы восьмых философско-правовых чтений памяти академика В.С. Нерсесянца: сб. науч. тр. / под ред. В.Г. Графского. М., 2014.

Рикер П. История и истина. СПб., 2002.

Цимбаева Е.Н. Исторический анализ литературного текста. М., 2005.

Шиллер Ф. Собр. соч.: в 7 т. М., 1957. Т. 7.

------------------------------------------------------------------------

*(1) Статья подготовлена в рамках реализации проекта РГНФ N 15-03-00624 "Источниковедение истории государства и права России (1917-1990-е гг.)".

*(2) Мирский Д.С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года. Лондон, 1992. C. 537-539.

*(3) Ленин В.И. Партийная организация и партийная литература // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 12. С. 100-101.

*(4) Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) - ВКП(б), ВЧК - ОГПУ - НКВД о культурной политике. 1917-1953. М., 1999.

*(5) Даниэль А. Истоки и смысл советского Самиздата // URL: http://antology.igrunov.ru/a_daniel.html.

*(6) Алексеев А.Н. Музы и право. М., 2003; Нейстат А.А. Формирование правосознания и художественная литература в советской России 1917-1929 гг. Уголовно-правовой и уголовно-процессуальный аспект: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2000; Право и история художественной культуры: учеб. пособие / под ред. М.М. Рассолова. М., 2012; Пивоев В.М. Право и история художественной культуры: учеб. пособие. Петрозаводск, 2013.

*(7) Право и литература: материалы восьмых философско-правовых чтений памяти академика В.С. Нерсесянца / под ред. В.Г. Графского. М., 2014.

*(8) Право и история художественной культуры: учеб. пособие / под ред. М.М. Рассолова. М., 2012. С. 426-427.

*(9) Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С. 77-78.

*(10) Графский В.Г. Литература и право в культуре морального, эстетического и иного общения и переживания // Право и литература. С. 68.

*(11) Обзор подходов к определению места художественной литературы в системе исторических источников см.: Манкевич И.А. Поэтика обыкновенного: опыт культурологической интерпретации. СПб., 2011. С. 101-125.

*(12) Гумилев Л.Н. Может ли произведение изящной словесности быть историческим источником? // Русская литература. 1972. N 1. С. 82.

*(13) Иванова Е. Предание и факт в судьбе "Архипелага ГУЛага" // Между двумя юбилеями (1998-2003): писатели, критики и литературоведы о творчестве А.И. Солженицына: альманах. М., 2005. С. 455-456.

*(14) Шиллер Ф. Собр. соч.: в 7 т. М., 1957. Т. 7. С. 189.

*(15) Болебрух А.Г. Художественная литература в историческом аспекте // Крынiцазнауства i спецыяльныя гiстарычныя дысцыплiны. Минск, 2005. Вып. 2. С. 8-17.

*(16) Цимбаева Е.Н. Исторический анализ литературного текста. М., 2005. С. 5.

*(17) Рикер П. История и истина. СПб., 2002. С. 35-36.

*(18) Дройзен И.Г. Историка. Лекции об энциклопедии и методологии истории. СПб., 2004. С. 123, 129.

*(19) Литовская М.А., Созина Е.К. Литература и история: проблемы взаимодействия // Уральский исторический вестн. 2013. Вып. 1. С. 62.

*(20) Нейстат А.А. Указ. соч. С. 16.

*(21) Ломинадзе С.В. Поэтический мир Лермонтова. М., 1985. С. 4.

*(22) Лихачев Д.С. Разное о литературе // Лихачев Д.С. Русская культура. М., 2000. С. 258-259.

*(23) Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.

*(24) Винокур Г.О. Введение в изучение филологических наук. М., 2000. С. 66.