Системность гражданского законодательства как необходимое условие наиболее полного осуществления гражданских прав в предпринимательской сфере (В.Д. Рузанова, журнал "Законы России: опыт, анализ, практика", N 11, ноябрь 2015 г.)

Системность гражданского законодательства как необходимое условие наиболее полного осуществления гражданских прав в предпринимательской сфере

В.Д. Рузанова,

кандидат юридических наук, доцент,

заведующая кафедрой гражданского и предпринимательского права

Самарского государственного университета

Журнал "Законы России: опыт, анализ, практика", N 11, ноябрь 2015 г., с. 15-21.

Осуществление гражданских прав самым непосредственным образом связано с состоянием законодательства, в том числе с уровнем его системности, и с эффективностью правореализационного механизма. В настоящий период, как известно, российское гражданское законодательство переживает процесс интенсивного обновления, что с неизбежностью актуализирует необходимость теоретического осмысления вопросов его системности именно как важнейшего условия обеспечения наиболее полного осуществления гражданских прав. В свое время Г.Ф. Шершеневич сформулировал основные критерии, которые необходимо учитывать при реформировании законодательства. В частности, он писал: "...гражданское правоведение, вооруженное знанием действующего права, а также знанием всех тех жизненных условий, среди которых приходится действовать юридическим нормам и под влиянием которых складывается дальнейшее развитие права, может и должно оценить целесообразность и справедливость как отдельных норм, так и всего гражданско-правового порядка, определить влияние норм на жизнь, наметить дальнейшее направление общественной жизни под действием сложившегося права, выработать юридические меры для отклонения этого движения, если оно обнаружит вредное направление, и для содействия и ускорения его, если направление будет признано благотворным"*(1).

Современное реформирование гражданского законодательства ставит перед наукой ряд задач, связанных с необходимостью доктринального анализа его положений в аспекте системности правового регулирования. Введение легальных изменений отдельными законами значительно повышает вероятность возникновения "осложнений", вызванных противоречиями (несогласованностью) внутри новых правовых норм (институтов), а также их "столкновений" с другими правовыми нормами (институтами). Системность законодательства является фактором, определяющим эффективность правового регулирования, поэтому именно в настоящий момент обеспечение содержательной согласованности вводимых (новых) норм между собой, а также последних с существующими нормами приобретает первостепенное значение.

Курс государства на создание благоприятного климата для предпринимательства требует усиления роли права в направлении создания условий для наиболее полного осуществления гражданских прав субъектами предпринимательской деятельности. Полагаем, что совершенствование правового регулирования отношений с участием предпринимателей должно двигаться в межотраслевом направлении. Именно такой подход позволит вывести правореализационный механизм в указанной области на новый уровень. Вместе с тем и в рамках частноправового регулирования как составной части данного комплексного нормативного массива имеются значительные резервы усиления системности регламентации.

Рассмотрим данную проблему через призму изменений, внесенных Федеральным законом от 8 марта 2015 г. N 42-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации" (далее - ФЗ от 8 марта 2015 г. N 42-ФЗ)*(2) и касающихся гражданско-правовых обязательств в предпринимательской сфере. Общие положения о гражданско-правовых обязательствах отличаются значительной стабильностью (длительное время они существуют практически в неизменном виде), однако современные потребности развития гражданского оборота вызвали к жизни необходимость дальнейшего совершенствования и данных отношений.

Считаем необходимым предварительно высказать ряд соображений общетеоретического характера. Принятие ГК РФ, как известно, явилось неким логическим завершением определенного этапа дискуссии по вопросу о системе современного российского гражданского права и законодательства. Законодатель отверг идею о необходимости разработки специального хозяйственного (предпринимательского, торгового) кодекса, т.е. закрепил единство гражданско-правовой законодательной системы. Указанный подход является традиционным для российской законотворческой практики и отражает мировую тенденцию к унификации гражданского и торгового права. Объективно существующая специфика предпринимательских отношений была учтена путем включения в ГК РФ значительного числа норм и институтов о предпринимательской деятельности. Такое существенное структурное обновление российского гражданского законодательства в то время явилось свидетельством приближения его к мировым стандартам гражданско-правового регулирования рыночных отношений. Вместе с тем вопрос о соотношении единства и дифференциации в гражданско-правовом регулировании полностью не был снят.

Преобладающими в гражданском законодательстве РФ являются нормы общего характера, закрепляющие единство гражданского права как отрасли. Специфика отдельных групп имущественных отношений, в том числе предпринимательских, как верно отмечает О.Н. Садиков, была учтена в форме "...особого или дополнительного правового регулирования, выходящего за рамки общих правил гражданского законодательства"*(3). Можно согласиться с выводом М.И. Брагинского о том, что "ГК создал необходимую предпосылку для формирования в необходимых случаях специального, рассчитанного именно на предпринимательскую деятельность режима в рамках общего, действующего в пределах единого гражданского оборота"*(4). Поэтому полагаем, что сегодня совершенно обоснованно говорить о дуализме частного (гражданского) права в современной России на уровне учета специфики предпринимательских отношений, а не в смысле дуализма на уровне отраслей права. Феномен дуализма, как справедливо отмечается в литературе, значительно глубже, чем вопрос о целесообразности сосуществования гражданского и торгового кодексов, поскольку, с одной стороны, наличие двух кодексов возможно и при монистической системе (как в случае с голландскими кодексами 1838 г.), а, с другой, - он может присутствовать и в некодификационной правовой системе в форме включения норм торгового права в специальные законодательные акты (например, в Англии)*(5). В связи с этим в доктрине делается важный методологический вывод о том, что проблема дуализма - "это не столько вопрос о соотношении гражданского и торгового кодексов, сколько проблема соподчиненности и системной принадлежности различных групп норм, регулирующих однородные частноправовые отношения"*(6). О дуализме частного (гражданского) права сегодня вполне обоснованно говорить как о его внутреннем делении, не нарушающем целостность данной отрасли права. Дуализм как внутреннее деление гражданского права, позволяющее учитывать особенности регулирования коммерческих (торговых, предпринимательских, хозяйственных) отношений, - явление исключительно позитивное. В таком значении он не противопоставляется единству гражданского права, а выражает определенную степень дифференциации правового регулирования отдельных групп общественных отношений в рамках единого гражданского права*(7). В литературе, как известно, вопросы о соотношении понятий "предпринимательское право", "торговое право", "коммерческое право", а также о разграничении экономической, хозяйственной, предпринимательской и коммерческой деятельности являются дискуссионными*(8). "Те исследователи проблем правового регулирования экономических отношений, - пишет В.С. Белых, - которые не проводят разграничений между делением права на публичное и частное, с одной стороны, и дуализмом частного права - с другой, допускают смешение разнопорядковых понятий, таких, как "предпринимательское право", "торговое право" ("коммерческое право")"*(9). Памятуя об этом, подчеркнем, что перечисленные отношения поставлены нами в один ряд исключительно для целей определения круга тех экономических отношений, субъектами которых выступают предприниматели, и только в части их частноправового опосредования. Именно в рамках гражданско-правового регулирования они представляют собой самостоятельную группу предпринимательских правоотношений.

Гражданско-правовые обязательства в предпринимательской сфере действительно обладают такими существенными особенностями, которые позволяют говорить об их "качественном" отличии от иных обязательств, несмотря на то, что "количество" этих особенностей не является значительным*(10). Как известно, предпринимательские обязательства характеризуются значительными особенностями. Они имеют специфический субъектный состав, а также базируются на принципиально иных началах, чем прочие гражданско-правовые обязательства. Конкретно это находит выражение в установлении презумпций, противоположных общим; в применении безвиновной (строгой) ответственности; в более широкой трактовке принципа диспозитивности; в дополнительных ограничениях свободы договора; в значительном влиянии на них норм публичных отраслей права; в наличии целого ряда специальных институтов и т.д.

Сегодня явным образом наметилась тенденция к усилению дальнейшего легального "обособления" предпринимательских обязательств. Прежде всего, это касается их субъектного состава. Установление на легальном уровне дифференцированного режима обязательств в зависимости от принадлежности субъекта к рангу предпринимателя с неизбежностью актуализирует вопрос о возможности участия в названных правоотношениях некоммерческих юридических лиц. Ответ на него предполагает необходимость четкого определения круга лиц, которые могут быть носителями прав и обязанностей, возникающих из предпринимательских обязательств.

В связи с этим считаем целесообразным остановиться на проблеме регламентации осуществления некоммерческими организациями приносящей доход деятельности. Как известно, ГК не содержит определения предпринимателя, а говорит только о лицах, осуществляющих предпринимательскую деятельность. К таким лицам относятся коммерческие организации (поскольку они создаются с целью извлечения прибыли) и индивидуальные предприниматели. Согласно прежней редакции п. 3 ст. 50 ГК РФ субъектами предпринимательской деятельности могли выступать и некоммерческие организации. В соответствии с изменениями, внесенными в данный пункт Федеральным законом от 5 мая 2014 г. N 99-ФЗ "О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации" (далее - ФЗ от 5 мая 2014 г. N 99-ФЗ)*(11), некоммерческие организации могут осуществлять приносящую доход деятельность, если это предусмотрено их уставами, лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых они созданы, и если это соответствует таким целям. Таким образом, законодатель в отношении указанных юридических лиц ввел специальный вид деятельности, который по своему правовому режиму, очевидно, должен отличаться от предпринимательской, иначе его установление не имело бы смысла. Отметим, что конструкция "приносящая доход деятельность" не является новой для ГК РФ, поскольку до внесения названных изменений она употреблялась в ст. 298 ГК применительно к учреждениям. В связи с этим возникают два вопроса: каким правилам такая деятельность должна подчиняться (т.е. распространяются ли на нее нормы, устанавливающие особенности предпринимательских отношений и, в первую очередь, обязательств) и приобретают ли некоммерческие организации статус предпринимателя в случае осуществления этой деятельности? В новой редакции ст. 50 ГК указывается, что некоммерческая организация для осуществления приносящей доход деятельности (за исключением казенного и частного учреждений) должна иметь достаточное для ее осуществления имущество рыночной стоимостью не менее минимального размера уставного капитала, предусмотренного для обществ с ограниченной ответственностью (п. 1 ст. 66.2 ГК). Такой подход к регулированию косвенно подтверждает стремление законодателя в какой-то мере "приравнять" правовой режим приносящей доход деятельности к режиму предпринимательской деятельности. Однако проблема остается, поскольку нормирование первого вида деятельности страдает неопределенностью, "не вписывается" в существующую логику ГК, что может повлечь серьезные трудности в процессе осуществления субъектами своих гражданских прав. Интересно отметить, что законодатель предоставил автономным некоммерческим организациям право заниматься предпринимательской деятельностью (путем создания для ее осуществления хозяйственных обществ или участия в них) (п. 5 ст. 123.24 ГК РФ). На основе анализа формулировки п. 5 ст. 123.24 ГК РФ и с учетом его нормативного единства с п. 4 ст. 50 ГК РФ можно сделать вывод о том, что в исключение из общего правила указанные некоммерческие организации могут заниматься как предпринимательской, так и приносящей доход деятельностью. Трудно объяснить, чем обусловлена такая правовая регламентация. Более того, по своему содержанию п. 5 ст. 123.24 ГК РФ является внутренне противоречивым. С одной стороны, он предоставляет право заниматься предпринимательской деятельностью самому некоммерческому юридическому лицу, а, с другой - закрепляет положение о том, что такая деятельность осуществляется другими субъектами - хозяйственными обществами. Между тем право заниматься предпринимательской деятельностью означает не что иное, как право самостоятельного ее осуществления. Исходя же из содержания п. 5 ст. 123.24 ГК РФ создание автономными некоммерческими организациями хозяйственных обществ и участие в них являются предпринимательской деятельностью. Однако это противоречит положениям ст. 2 ГК, в которой под такой деятельностью понимаются только пользование имуществом, продажа товаров, выполнение работ или оказание услуг, осуществляемые лицами, зарегистрированными в соответствующем качестве.

Считаем, что в ГК необходимо внести норму о том, что на приносящую доход деятельность некоммерческих организаций распространяются правила ГК, устанавливающие порядок осуществления предпринимательской деятельности, за исключениями, в нем установленными. Сегодня эта идея нашла фрагментарное воплощение в новой редакции п. 1 ст. 426 ГК РФ, где речь идет о лице, осуществляющем предпринимательскую или иную приносящую доход деятельность, как о стороне публичного договора, производящей продажу товаров, выполняющей работы либо оказывающей услуги. Но в ГК, как известно, имеются договоры, не являющиеся публичными, одной или обеими сторонами которых выступают лица, осуществляющие предпринимательскую деятельность. При отсутствии общей нормы, определяющей режим приносящей доход деятельности, юридические лица, осуществляющие такую деятельность, субъектами предпринимательских договоров формально не являются. Изложенное позволяет утверждать, что несогласованность правового регулирования в решении вопроса о субъектах предпринимательских обязательств является серьезным препятствием в реализации участниками гражданского оборота их субъективных прав.

Исследуемая проблема не ограничивается только рамками "субъектного" состава конкретных договоров, она значительно шире, поскольку предпринимательские обязательства имеют целый ряд принципиальных легальных особенностей, которые в совокупности, как отмечалось, создают их особый режим.

В связи с этим вновь обратимся к положениям ФЗ от 8 марта 2015 г. N 42-ФЗ и проиллюстрируем сказанное на примере новой легальной интерпретации содержания принципа недопустимости одностороннего отказа от исполнения обязательства. Заметим, что в ст. 310 ГК РФ под названным принципом понимается как собственно односторонний отказ от исполнения обязательства, так и одностороннее изменение его условий. Новая редакция указанной статьи предусматривает несколько вариантов применения данного принципа в зависимости от субъектного состава обязательства, а именно:

общее правило (которое не изменилось) состоит в том, что односторонний отказ от исполнения обязательства и одностороннее изменение его условий не допускаются. При этом, если ранее исключения из этого правила могли быть предусмотрены только законом, то теперь - и иными правовыми актами;

применительно к обязательству, связанному с осуществлением всеми его сторонами предпринимательской деятельности, такой отказ допускается в случаях, предусмотренных Кодексом, другими законами, иными правовыми актами или договором. Как видим, по такому обязательству право на односторонний отказ может быть установлено и договором;

относительно обязательства, связанного с осуществлением не всеми его сторонами предпринимательской деятельности, право на такой отказ может быть предоставлено договором лишь стороне, не осуществляющей предпринимательскую деятельность, за исключением случаев, когда законом или иным правовым актом предусмотрена возможность предоставления договором такого права другой стороне. Если же вновь обратиться к правовому положению некоммерческих организаций, то возникает вопрос о порядке применения к ним данных положений в случае их участия в предпринимательских договорах в связи с осуществлением ими деятельности, приносящей доход.

Интересное положение закреплено в п. 3 ст. 310 ГК, впервые установившем, что в предпринимательских обязательствах указанное право может быть обусловлено по соглашению сторон необходимостью выплаты определенной денежной суммы другой стороне обязательства. Таким образом, здесь речь идет о совершенно новом правовом "феномене" - о платности права на односторонний отказ от исполнения обязательства или одностороннее изменение его условий, который свидетельствует об усилении направленности предпринимательской деятельности на извлечение выгоды.

Одна из особенностей указанных обязательств выражается в положениях о досрочном исполнении обязательств. В отличие от общего правила, предусматривающего, что должник вправе исполнить обязательство до срока (если не предусмотрено иное), досрочное исполнение обязательств, связанных с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности, допускается только в случаях, когда такая возможность предусмотрена соответствующими актами или условиями обязательства либо вытекает из обычаев или существа обязательства (ст. 315 ГК). Следовательно, для предпринимателей право на досрочное исполнение обязательств возникает и может быть осуществлено исключительно в "дозволительном" порядке.

В ГК также введена новая ст. 317.1 (Проценты по денежному обязательству), в которой устанавливаются дополнительные особенности денежных обязательств в предпринимательской сфере. В соответствии с п. 1 данной статьи кредитор по денежному обязательству, сторонами которого являются коммерческие организации, имеет право на получение с должника процентов на сумму долга за период пользования денежными средствами. Причем условие обязательства, предусматривающее начисление процентов на проценты, является ничтожным, за исключением условий обязательств, возникающих из договоров банковского вклада или из договоров, связанных с осуществлением сторонами предпринимательской деятельности (п. 2 ст. 317.1 ГК). Как следует из приведенных формулировок, первое обязательство (денежное обязательство, сторонами которого являются коммерческие организации) является родовым понятием по отношению ко второму обязательству (обязательству, возникающему из договоров, связанных с осуществлением сторонами предпринимательской деятельности). Как видим, вводится дифференцированный режим указанных обязательств в точки зрения размера начисляемых процентов на сумму долга. Приведенные правила следует отличать от положений ст. 395 ГК, в которых речь идет об ответственности за пользование чужими денежными средствами.

Значительно расширена по содержанию и ст. 313 ГК (Исполнение обязательства третьим лицом). По общему правилу, кредитор обязан принять исполнение, предложенное за должника третьим лицом, если исполнение обязательства возложено должником на указанное третье лицо. Однако в ГК установлены отдельные основания возникновения такой обязанности и в случае, если должник не возлагал исполнение обязательства на третье лицо. Остановимся на впервые закрепленном в ГК РФ случае, когда должником допущена просрочка исполнения денежного обязательства. Идея установления такого основания была высказана еще в Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации, в которой предлагалось дополнить ГК диспозитивным правилом о том, что в предпринимательских отношениях третье лицо, имеющее соответствующий законный интерес, в случае просрочки исполнения обязательства может за свой счет удовлетворить денежное требование кредитора без согласия должника. Подчеркнем, что авторы данного документа исходили из того, что для кредитора не имеет принципиального значения, кто именно исполнит обязательство по уплате денежных средств - сам должник или третье лицо. При всей внешней схожести установленного в ГК РФ правила с изложенным в Концепции оно существенным образом от него отличается, поскольку в новой редакции ст. 313 ГК нет указания на предпринимательские отношения и интерес третьего лица. Таким образом, возможность исполнения обязательства третьим лицом ничем не обусловлена, кроме как просрочкой исполнения денежного обязательства. При этом в соответствии со ст. 387 ГК к третьему лицу переходят права кредитора по обязательству. Представляется, что указанное правовое регулирование следует распространить только на обязательства с участием предпринимателей, поскольку их применение по отношению к обязательственным правоотношениям, субъектами которых выступают граждане, может привести к ущемлению прав последних. Это обусловлено высокой степенью вероятности так называемой "скупки" долгов лицами, ставящими цель получения доходов за счет граждан, в том числе и путем оказания на них впоследствии различного рода давления.

Сказанное свидетельствует об устойчивой легальной тенденции к созданию целостного режима предпринимательских обязательств. Вместе с тем имеющие место отступления от принципа системности гражданского законодательства являются препятствием в достижении такой цели правового регулирования, как создание условий для наиболее полного осуществления субъектами своих гражданских прав.

Библиографический список

1. Белых В.С. Правовое регулирование предпринимательской деятельности в России: монография. М.: Проспект, 2009.

2. Брагинский М.И. О месте гражданского права в системе "право публичное - право частное" // Проблемы современного гражданского права: сборник статей. М.: Городец, 2000.

3. Право стран Латинской Америки: кодификация материального и процессуального гражданского права / под ред. В.В. Безбаха, В.Ф. Поньки. М.: РУДН, 2013.

4. Рузанова В.Д. Вопросы совершенствования гражданско-правового регулирования предпринимательских обязательств // Современные проблемы частноправового регулирования: теория и практика: материалы Международной заочной научно-практической конференции. Часть 2. Уфа: РИЦ БашГУ, 2010.

5. Рузанова В.Д. Концепция "коммерциализации" российского гражданского права как теоретическая основа совершенствования правового регулирования предпринимательских отношений // Российская юридическая доктрина в XXI веке: проблемы и пути их решения: Научно-практическая конференция (3-4 октября 2001 г.) / под ред. А.И. Демидова. Саратов: СГАП, 2001.

6. Рузанова В.Д. Особенности гражданско-правового статуса субъектов предпринимательских обязательств в ГК РФ и Концепции развития гражданского законодательства // Законы России: опыт, анализ, практика. 2012. N 2.

7. Рузанова В.Д. Особенности предпринимательских договорных обязательств // Договор в российском гражданском праве: значение, содержание, классификация и толкование: материалы Всероссийского межвузовского "круглого стола" 28-29 октября 2002 г. Самара, 2002.

8. Рузанова В.Д. Проблема дуализма современного гражданского права России в свете динамики российской правовой традиции // Научные труды. Российская академия юридических наук. Вып. 4: в 3 т. Т. 1. М.: Юрист, 2004.

9. Рузанова В.Д. Проблемы дуализма российского гражданского права // Российская юридическая доктрина в XXI веке: проблемы и пути их решения": научно-практическая конференция (3-4 октября 2001 г.) / под ред. А.И. Демидова. Саратов, СГАП, 2001.

10. Рузанова В.Д. Современный подход к пониманию дуализма частного права: постановка проблемы // Современные проблемы публично-правового и частноправового регулирования: теория и практика: материалы Международной научно-практической конференции, посвященной памяти доктора юридических наук, профессора Орданского Марка Семеновича. Часть III. Уфа: РИО БашГУ, 2005.

11. Садиков О.Н. О системе норм Гражданского кодекса // Журнал российского права. 1998. N 1.

12. Шершеневич Г.Ф. Задачи и методы гражданского правоведения. Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1898.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Шершеневич Г.Ф. Задачи и методы гражданского правоведения. Казань: Типо-литография Императорского Университета, 1898. С. 7.

*(2) СЗ РФ. 2015. N 10. Ст. 1412.

*(3) Садиков О.Н. О системе норм Гражданского кодекса // Журнал российского права. 1998. N 1. С. 16.

*(4) Брагинский М.И. О месте гражданского права в системе "право публичное - право частное" // Проблемы современного гражданского права: сборник статей. М.: Городец, 2000. С. 73.

*(5) См.: Право стран Латинской Америки: кодификация материального и процессуального гражданского права / под ред. В.В. Безбаха, В.Ф. Поньки. М.: РУДН, 2013. С. 18-19.

*(6) См.: Там же. С. 19.

*(7) Отметим, что аналогичная мысль в 2013 г. была высказана авторами монографии: Право стран Латинской Америки: кодификация материального и процессуального гражданского права. С. 57. Однако нами данная идея была выдвинута и обоснована в более ранний период (см.: Рузанова В.Д. Проблемы дуализма российского гражданского права // Российская юридическая доктрина в XXI веке: проблемы и пути их решения: научно-практическая конференция (3-4 октября 2001 г.) / под ред. А.И. Демидова. Саратов, СГАП, 2001. С. 192-194; Она же. Проблема дуализма современного гражданского права России в свете динамики российской правовой традиции // Научные труды. Российская академия юридических наук. Вып. 4: в 3 т. Т. 1. М.: Юрист, 2004. С. 968-972; Она же. Современный подход к пониманию дуализма частного права: постановка проблемы // Современные проблемы публично-правового и частноправового регулирования: теория и практика: материалы Международной научно-практической конференции, посвященной памяти доктора юридических наук, профессора Орданского Марка Семеновича. Часть III. Уфа: РИО БашГУ, 2005. С. 97-101 и др.).

*(8) Обзор точек зрения по данному вопросу см.: Белых В.С. Правовое регулирование предпринимательской деятельности в России: монография. М.: Проспект, 2009. С. 31-35.

*(9) См.: Там же. С. 19-20.

*(10) Высказываемая нами неоднократно идея о необходимости усиления "предпринимательской" составляющей ГК РФ, в том числе в направлении более детального урегулирования обязательств в предпринимательской сфере, а также соответствующие теоретические разработки в этой области нашли отражение (начиная с 2002 г.) во множестве публикаций (см., например: Рузанова В.Д. Концепция "коммерциализации" российского гражданского права как теоретическая основа совершенствования правового регулирования предпринимательских отношений // Российская юридическая доктрина в XXI веке: проблемы и пути их решения: Научно-практическая конференция (3-4 октября 2001 г.) / под ред. А.И. Демидова. Саратов: СГАП, 2001. С. 192-194; Она же. Особенности предпринимательских договорных обязательств // Договор в российском гражданском праве: значение, содержание, классификация и толкование: материалы Всероссийского межвузовского "круглого стола" 28-29 октября 2002 г. Самара, 2002. С. 140-144; Она же. Вопросы совершенствования гражданско-правового регулирования предпринимательских обязательств // Современные проблемы частноправового регулирования: теория и практика: материалы Международной заочной научно-практической конференции. Часть 2. Уфа: РИЦ БашГУ, 2010. С. 114-118; Она же. Особенности гражданско-правового статуса субъектов предпринимательских обязательств в ГК РФ и Концепции развития гражданского законодательства // Законы России: опыт, анализ, практика. 2012. N 2. С. 50-54 и др.

*(11) СЗ РФ. 2014. N 19. Ст. 2304.