Способы анализа полноты нормативных высказываний в гражданском законодательстве (В.П. Павлов, журнал "Образование и право", N 9-10, сентябрь-октябрь 2015 г.)

Способы анализа полноты нормативных высказываний в гражданском законодательстве

В.П. Павлов,

доктор юридических наук,

профессор кафедры "Предпринимательское и корпоративное право"

ФГОБУ ВО "Финансовый университет

при Правительстве Российской Федерации"

Журнал "Образование и право", N 9-10, сентябрь-октябрь 2015 г., с. 184-192.

Навыки анализа текста нормативных актов занимают одно из центральных мест в подготовке магистров и аспирантов. Для успешной самостоятельной работы студентов с текстами нормативных актов в условиях активного законотворчества в России на всех уровнях управления требуется применение способов формальной оценки полноты нормативных высказываний. Эти способы позволяют, не вникая в содержание предписаний конкретного нормативного акта, оценить полноту и непротиворечивость заложенных в нем положений, ориентируясь только на форму словесного выражения текста. Выявленные при этом ошибки в нормотворчестве стимулируют студента на поиск правильных решений и тем самым прививают навыки системного мышления в сфере цивилистики.

Можно выделить три подхода к формальной оценке нормативных актов по степени их универсальности:

1. Метод целевых функций.

2. Формально-логический.

3. Статистический.

1. Метод целевых функций

Известно, что экономисты при анализе эффективности экономической деятельности используют методы оптимизации разнонаправленных процессов. Для этого вводится понятие цели и целевой функции. Переводя на юридический язык эту терминологию, отметим, что нормативная база каждой страны создается под главную цель, которая закреплена в Основном законе. Помимо этого, каждый нормативный акт следующего по иерархии уровня содержит свою, так называемую отраслевую цель, и в нем закреплены механизмы реализации этой частной цели. Эти механизмы экономисты обозначают как целевые функции. Поэтому задача оптимизации законодательства с целью повышения его эффективности решается путем сопоставления главной цели правовой системы с частными целями и нахождения того диапазона допустимости действия отраслевых законов, в котором их цели и механизмы реализации совместимы с главной целью Основного закона. Если при этом выявляется, что по отдельным отраслевым нормативным актам область такой совместимости отсутствует, требуется корректировка такого законодательства.

В качестве примера несовместимости нормативных актов одного уровня можно привести результаты состоявшегося 19 мая 2015 г. в Государственной Думе РФ круглого стола, где в очередной раз был отклонен проект изменений и пополнений в ГК РФ, касающийся вещных прав. Основной аргумент предпринимательского сообщества сводился к тому, что необходимо подготовить единый проект изменений не только в ГК РФ, но и в Земельный, Лесной, Водный кодексы, законы "О недрах", "Об охране окружающей среды" и вводить эти изменения одновременно с изменениями в ГК РФ для того, чтобы не создавать необоснованных трудностей предпринимателям с несогласованными нормативными материалами. Представители разработчиков проекта изменений и дополнений в ГК РФ вынуждены были согласиться с этой аргументацией [11].

Анализируя нормативный акт, следует в первую очередь обращать внимание на сформулированную в нем основную цель. Очень часто отечественный законодатель не указывает этой цели. Тем не менее это не означает, что закон не преследует определенную цель. Среди причин отсутствия явно сформулированной цели можно назвать попытку скрыть эту цель или подменить ее другой целью, не соответствующей публичным интересам.

В качестве примера несовместимости целей нормативных актов разных иерархических уровней правовой системы можно привести Конституцию РФ и ГК РФ. Главная цель, закрепленная в Конституции РФ, указана в преамбуле: "Обеспечить благополучие и процветание России". Если открыть ныне действующий ГК РФ, то, в отличие от ГК РСФСР 1964 г., где цель была указана в ст. 1, нормы об основной цели этого документа мы не найдем. Вместе с тем, обратившись к ст. 2 ГК РФ, мы увидим то нормативное высказывание, которое трактуется в учебниках как цель предпринимательской деятельности: систематическое извлечение прибыли от самостоятельной предпринимательской деятельности.

Ведущие специалисты в области предпринимательского и коммерческого права возмущены такой трактовкой цели предпринимательской деятельности. Они говорят о социальной ответственности бизнеса. Да и сами предприниматели прекрасно понимают, что без удовлетворения актуальных потребностей населения в товарах и услугах, т.е. той деятельности, которая в конечном счете способствует достижению главной конституционной цели - обеспечению благополучия и процветания России, им, предпринимателям, о реальной прибыли от своей деятельности можно сразу забыть. Тем не менее при многочисленности принятых изменений и дополнений в ГК РФ упомянутая норма ст. 2 ГК РФ до сих пор остается без изменений.

Значительно больше примеров того же рода мы находим в ч. 4 ГК РФ, посвященной праву интеллектуальной собственности.

Ни в гл. 69 ГК РФ, посвященной общим положениям о правах на результаты интеллектуальной деятельности, ни в остальных главах, посвященных авторскому и патентному праву, мы не найдем явно сформулированных целей названных институтов.

В результате в рамках института авторского права за короткий промежуток времени - с 1952 г. (дата принятия Всемирной конвенции об авторском праве в редакции 1952 года) по 1967 г. (дата учреждения Всемирной Организации Интеллектуальной Собственности) - цель правового регулирования (общественное развитие) была подменена средством для ее достижения (временная охрана авторских прав). Срок охраны авторских прав увеличился с 25 лет в 1973 г. до 70 лет в 2004 г., а упоминание об общественном развитии исключено из текста нормативных актов. Тем самым была упразднена система гражданско-правовых механизмов реализации права на развитие в части обеспечения равного доступа граждан к культурным ценностям.

В области патентного права отсутствие явно выраженной в ГК РФ цели правового регулирования способствует недобросовестной конкуренции иностранных предпринимателей в России. Действующие в России ТНК осваивают российский рынок не для создания в России высокотехнологичных промышленных предприятий, а для сбыта своей готовой промышленной продукции при недопущении конкуренции со стороны отечественного производителя. Достижению этой цели способствует содержание п. 2 (1) ст. 1358 ГК РФ, согласно которой ввоз на территорию России для целей введения в гражданский оборот предмета, в котором использовано изобретение, считается правомерным использованием изобретения.

Благодаря этой норме, иностранный предприниматель получает российский патент на РИД и вместо того, чтобы организовать в стране патентования современное производство запатентованной продукции с привлечением национальных рабочих кадров, что изначально является общепризнанной в мире целью патентной системы, развертывает высокотехнологичное производство в своей стране, создает там рабочие места, а прибыль от ее реализации на законных основаниях получает в другой стране (в частности, в России).

Возникает вопрос: как в ГК РФ могла появиться норма, которая противоречит признанной во всем мире основной доктрине патентного права, согласно которой "ввоз в предпринимательских целях патентообладателем продукта на территорию страны патентования противоречит социально-экономическим интересам страны патентования и предусматривает целый набор санкций от обязанности выдать принудительную лицензию для организации производства на территории страны патентования, до аннулирования патента"? [8, с. 447; 1, с. 161, 162; 4, с. 131; 6] В странах Западной Европы до образования ЕЭС и в США подобные действия квалифицировались как злоупотребление патентными правами [3]. С принятием в 1883 г. Конвенции по охране промышленной собственности были допущены ограничения на запретительные санкции государства против недобросовестных действий патентообладателя. Статья 5 A-(1) Конвенции устанавливает, что ввоз патентообладателем в страну выдачи патента объектов, изготовленных в той или иной стране Союза, не влечет за собой утраты основанных на нем прав.

Для того чтобы подчеркнуть именно ограничительную функцию данной нормы в п. 2 данной статьи разъясняется:

"(2) Каждая страна Союза имеет право принять законодательные меры, предусматривающие выдачу принудительных лицензий, для предотвращения злоупотреблений, которые могут возникнуть в результате осуществления исключительного права, предоставляемого патентом, например, в случае неиспользования изобретения".

Отечественный же законодатель международную норму ограничительного характера преобразовал в разрешительную в ущерб национальному предпринимателю.

Можно предположить, что данная норма заимствована из законодательства ЕЭС в процессе реализации Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕЭС. Конвенция о европейском патенте для общего рынка, заключенная в Люксембурге в 1975 г., предусматривает возможность организации производства с применением патента в одной из стран Сообщества при условии, что потребности национального рынка другой страны в запатентованной продукции будут удовлетворены путем ввоза. Только в этом случае заинтересованная страна не применяет санкции за неиспользование к патентообладателю (в ст. 46 и ст. 47 Конвенции) [10].

В рамках единого товарного рынка стран ЕЭС подобная норма оправдана тем, что входящие в эту структуру государства, в силу исторически сложившейся специализации промышленности, имеют передовые технологии в ограниченном количестве отраслей. Например, Швейцария в текстильной промышленности и производстве часов, Италия - в лакокрасочной промышленности. Поскольку развитие всех отраслей промышленности на передовом уровне экономически невозможно в рамках этих карликовых, по сравнению с Россией, государств, оптимальным было решение о ввозном патенте на территории каждого из государств, входящих в ЕЭС. Российский законодатель в условиях, когда страна не является членом ЕЭС, некритично воспринял эту норму и тем самым создал условия для нарушения основного принципа патентного права на своей территории. Вот как определили свою позицию по этому вопросу разработчики в пояснительной записке к проекту раздела V части III ГК РФ от 06.01.1999 г., в котором планировалось разместить раздел о праве интеллектуальной собственности: "В проекте учтены положения международных договоров, в которых РФ намеревается участвовать. Положения таких международных договоров подлежат включению в наше законодательство, даже если они представляются неправильными и невыгодными" [2, с. 3]. Понятно, что этот проект был отклонен Главным правовым управлением при Президенте РФ.

Однако, несмотря на то, что Конвенция о европейском патенте до сих пор не вступила в действие в ЕЭС (она не ратифицирована минимально необходимым числом стран-участников), норма об использовании патента путем ввоза готовой продукции на территорию России вошла в часть 4 ГК РФ.

2. Формально-логический подход

Формально-логический подход является традиционным для юриста.

Он включает в себя три основных правила:

- правило определения понятий;

- правило деления понятий;

- требование однозначности понятий.

Каждый студент на первом году обучения специальности проходит курс формальной логики (логика для юриста). Но, как показывает практика анализа действующих нормативных актов, эти знания прочно забываются после выпускных экзаменов.

Правило определения понятий сводится к тому, что любое вновь вводимое понятие должно раскрываться в определении через ближайший к нему род и видовые отличия определяемого в границах этого рода.

В качестве примера нарушения правила определения понятий рассмотрим содержание ст. 209 ГК РФ. Несмотря на то что раздел II ГК РФ озаглавлен "Право собственности и другие вещные права", в главе 13 ГК РФ "Общие положения" отсутствует определение понятия права собственности; вместо этого законодатель в п. 1 ст. 209 ГК РФ пытается сразу же раскрыть содержание права собственности. При этом он отошел от правила формулировки обозначенного содержания через ближайший род и видовые отличия. Законодатель применил прием, заменяющий определение, - дал описание не определяемого, а собственника путем перечисления перечня прав на действия с имуществом, принадлежащим собственнику. Однако такой прием допустим только в том случае, когда возможно наиболее точно и полно указать признаки определяемого (известно, что если в качестве ответа приведены не связанные с вопросом суждения, то их расценивают как ответы не по существу вопроса. По мнению А.А. Старченко, "появление таких ответов... либо результат заблуждения, когда отвечающий не уловил смысла вопроса, но все же пытается как-то отвечать на него, либо сознательное стремление уйти от невыгодного ответа" [с. 53, 113]).

Отсутствие нормативного определения понятия "собственник" и неоднозначность категории "имущество" (согласно ст. 128, 214 ГК РФ, к имуществу отнесены и вещи и имущественные права и собственность) послужили основой для многочисленных домыслов и предположений в юридической литературе:

- по умолчанию нормы п. 1 ст. 209 ГК РФ отождествляют собственника и лицо, наделенное правом собственности;

- большинство цивилистов сходится во мнении, что совокупность названных в п. 1 ст. 209 ГК РФ трех правомочий не исчерпывает содержания права собственности (например, Е.А. Суханов полагает, что сама по себе "триада" правомочий еще недостаточна для характеристики прав собственника [9, с. 511]). В качестве подтверждения такого умозаключения приводится ссылка на п. 2 ст. 209 ГК РФ, согласно которой собственник может передавать другим лицам права владения, пользования и распоряжения имуществом, оставаясь при этом собственником. Иными словами, лицо, у которого на основе его волеизъявления осталось меньше трех правомочий, определяющих статус собственника, все равно признается собственником.

Такой подход является прямым нарушением правила соразмерности в определении понятия: объем определяемого понятия (в нашем случае собственник) должен быть равен объему определяющего (совокупность трех правомочий). Вместо этого предлагается считать оставшуюся часть за целое.

Данная законодателем формулировка означает только одно: указанные в п. 1 ст. 209 ГК РФ признаки собственника несущественны. Существенного признака, с потерей которого право собственности прекращается, законодатель не привел. Составители проекта изменений и дополнений в ГК РФ дополнили признаки собственника еще одним - "наиболее полное господство над вещью". Нераскрытость данного признака в современном нормативном акте с учетом спорности его применимости в обществах, преодолевших рабовладельческий этап своего развития, также вызывает много вопросов у цивилистов [7].

Нарушение правила деления понятий

Дословно воспроизводя в п. 1 ст. 212 ГК РФ содержание п. 2 ст. 8 Конституции РФ, законодатель повторил допущенную в ней ошибку. В нарушение правила деления понятий, понятие "собственность" разделено на формы одновременно по двум основаниям - по виду субъектов и по характеру интереса, который преследует собственник. Косвенным образом на эту ошибку указывает Е.А. Суханов, говоря о том, что содержание п. 2 ст. 212 ГК РФ исключает появление иных форм собственности, кроме частной и публичной [9, с. 507]. На первом месте в п. 1 ст. 212 ГК РФ указана частная форма собственности. Согласно правилу дихотомического деления понятий ей должна противостоять "не частная", т.е. публичная форма собственности. Указанными двумя формами охватывается весь диапазон возможных форм собственности при делении по названному основанию. Государственная и муниципальная формы собственности являются разновидностью публичной, поэтому правильной будет следующая формулировка п. 1 ст. 212 ГК РФ:

"Субъекты права собственности

1. В Российской Федерации признаются частная и публичная формы собственности. К частной форме собственности относится собственность российских и иностранных граждан, лиц без гражданства и иностранных юридических лиц. К публичной форме собственности относится государственная и муниципальная собственность".

Иные формы собственности возникают при последовательном делении правоотношения собственности по оставшимся двум основаниям: объекту и предмету. Поэтому в данной статье им нет места.

Нарушение требования однозначности понятий

В качестве примера многозначности терминологии можно привести содержание ст. 214 и 215 ГК РФ. В пункте 1 ст. 214 и в п. 1 ст. 215 ГК РФ законодатель отождествляет понятия "собственность" и "имущество", указывая на то, что собственность является имуществом. Однако в п. 4 ст. 214 и в п. 3 ст. 215 ГК РФ законодатель использует другую формулировку - "имущество находится в собственности", тем самым разделяя эти два понятия на самостоятельные. В пункте 1 ст. 1225 ГК РФ результат интеллектуальной деятельности отождествлен с интеллектуальной собственностью.

Такие погрешности, как правило, свидетельствует о низком уровне доктринальной проработки понятийного аппарата на концептуальном уровне, что ведет к смешению различных правовых категорий и ненужным коллизиям в практике юриста.

3. Статистический подход

Применяется для устранения неполноты словесного выражения нормы. Так, в ст. 454 ГК РФ "Договор купли-продажи" говорится, что по договору купли-продажи одна сторона (продавец) обязуется передать вещь (товар) в собственность другой стороне (покупателю), а покупатель обязуется принять этот товар и уплатить за него определенную денежную сумму (цену). Мы обнаруживаем, что в симметричной сделке, в результате которой происходит лишь перемещение товара от одного лица к другому без создания новых благ, обязанности продавца и покупателя в количественном выражении разнятся. Указанный изъян нормы породил ненужную дискуссию о том, являются ли действия продавца по получению оговоренной денежной суммы от покупателя его обязанностью или правом. Ведь правовые последствия решения этого вопроса будут различными.

Выводы

1. Практика проведения занятий с аспирантами и магистрантами показывает настоятельную необходимость введения в подготовку юристов на стадии бакалавриата дисциплины "Теория систем и системный подход к изучению правовых явлений". Без знания основ теории систем управления будущий юрист окажется беспомощным в море противоречивых нормативных актов.

2. Одновременно необходимо углублять математическую подготовку студентов в специальных разделах, посвященных комбинаторике, для того, чтобы они были способны давать оценку нормативного акта путем сравнения количества заложенных в нем правоотношений и количества, требуемого для полноты регулирования данной группы отношений.

3. Требуется углубленная языковая подготовка юристов не только по иностранному, но и по русскому языку. Опыт показывает, что студенты слабо ориентированы в этимологии, вследствие этого у них затруднено восприятие контекста нормативных высказываний.

Список литературы

[1] Богатых Е.А., Левченко В.И. Патентное право капиталистических и развивающихся государств. М.: Юрид. лит., 1978.

[2] Гражданский кодекс России. Часть третья. Проект. Наследственное право. Международное частное право: Текст. Вводный комментарий. Исследовательский центр частного права. М.: Статут, 2001.

[3] Закон Испании N 1789 от 26 июля 1928 г. "О промышленной собственности", ст. 90, 96 // Патентное законодательство зарубежных стран в 2-х т. Т. 1; Переводы / Сост. Н.К. Финкель. М.: Прогресс, 1987.

[4] Изобретательское право / Под ред. Н.В. Миронова. М.: Юрид. лит., 1986.

[5] Кириллов В.И., Старченко А.А. Логика: Учебник для юридических вузов. Изд. 5-е. перераб. и доп. М.: Юристъ, 1999. 256 с.

[6] Патентное законодательство зарубежных стран: Сб. нормативных актов в двух томах / Под ред. А. Куликова. М.: Прогресс, 1987.

[7] Райхер В.К. Абсолютные и относительные права (к проблеме деления хозяйственных прав) // http://www.pravo.vuzlib.net/book_z1141_page_6.html.

[8] Розенберг П. Основы патентного права США / Пер. с англ. / Под ред. В.П. Мозолина. М.: Прогресс, 1979.

[9] Российское гражданское право: Учебник в 2 т. Т. 1: Общая часть. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права / Отв. ред. Е.А. Суханов. М.: Статут, 2010.

[10] Convention for the European Patent for the common market (Community Patent Convention) www.ipr-helpdesk.org5/9/2003.

[11] http://www.duma.gov.ru/news/ 273/1096783/.