Уголовное право и культурно-историческая психология: точки соприкосновения
О.Н. Бибик,
кандидат юридических наук, доцент Омского
государственного университета им. Ф.М. Достоевского
(Омск)
Журнал "Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2015 г.
При исследовании правовых явлений акцент традиционно делается на применении формально-логического метода. Между тем большинство категорий права появились в рамках доктринальной конвенции, которая легко может перестроиться, например, в связи с изменением представлений участников данной конвенции, буквы закона. Так, с принятием нового нормативного правового акта немалая часть сочинений может утратить актуальность. Задача любой отрасли науки - поиск закономерностей, не зависящих от субъективного восприятия исследователя. Следование формуле "Два юриста - три мнения", которая некоторыми расценивается как руководство к действию, отнюдь не способствует обнаружению этих закономерностей.
В конце XIX - начале XX в. исследователи, осознав ограниченность формально-логического метода, попытались восполнить его недостатки, в том числе посредством применения социологического, исторического, антропологического подходов. В советском правоведении получил широкое распространение метод диалектического материализма.
По нашему мнению, основные усилия правоведов должны быть ориентированы на изучение поведения человека. Как справедливо отмечает В.С. Автономов, именно поведение человека - предмет исследования гуманитарной науки, любой ее составляющей*(1). В связи с этим одним из возможных путей развития юридической науки является применение результатов, полученных в рамках культурно-исторической психологии. Указанное направление, разработанное Л.С. Выготским и его последователями, дает возможность не только составить полноценное представление о роли культуры в жизни человека, но и обосновать ряд ключевых закономерностей, которые должны учитываться, в частности, при уголовно-правовом регулировании общественных отношений*(2).
Культура в значительной степени обусловливает мышление и поведение человека, что подтверждают многочисленные исследования в области психологии. Так, по мнению К. Левина, "мировоззрение, ценности и отношения растущего человека сильно зависят от культуры, в которой он воспитывался..."*(3). Образно оценивая роль культуры, У. Ким пишет: "Наша физиология подобна аппаратным средствам компьютера, а культура аналогична программному обеспечению"*(4). Специалист в сфере кросс-культурной психологии Д. Мацумото отмечает: "Хотя все люди рождаются с одинаковой анатомической структурой, существуют различия и сходства в ее функциональных и физиологических взаимосвязях. И эти сходства и различия, если они существуют, обусловлены именно культурой"*(5).
Схематически процесс опосредования мышления человека, его поведения артефактами культуры*(6) выглядит так*(7):
Х
/\
/ \
/ \
/ \
/ \
А ---------- В
Культурная форма поведения, осуществляемая с помощью высшей психической функции, предполагает не простое отношение между стимулом (А) и реакцией (В), а его опосредование знаком (Х). Первый стимул рассматривается как "стимул-объект", а знак - как "стимул-средство". Знак считается искусственным стимулом, функциональным определяющим целым, фокусом всего процесса. При этом он сравнивается с орудием трудовой деятельности, выбор которого диктует строй трудовой операции*(8). Знак служит средством контакта с окружающими людьми, средством воздействия индивида на самого себя (автостимуляции), "порождая таким образом новую, более высокую форму поведения"*(9). Знаки реализуются в речи, поэтому она играет значительную роль в социализации индивида*(10). Именно опосредованность поведения человека стимулами-средствами (знаками, символами) - его символическая составляющая - коренным образом отличает его от поведения животного, лишенного указанной символичности. Такое поведение Л.С. Выготский именовал культурно организованным*(11).
В культурологии в рамках функционализма также выделяется опосредующее инструментальное действие, предполагающее, что люди достигают своих целей, используя артефакты культуры, обусловливающие побуждение и его удовлетворение*(12). Б. Малиновский писал: "Символ есть условный стимул, связанный с поведенческой реакцией лишь процессом обусловливания, опосредования стимулом"*(13). В социологии были сделаны аналогичные выводы. Например, Т. Парсонс рассматривал культуру как совокупность знаков и символов, как средство коммуникации, объект, определяющий отношения между людьми*(14). П.А. Сорокин отмечал роль символа как посредника в психических процессах*(15). Таким образом, можно утверждать, что предложенный Л.С. Выготским подход поддерживается в науке.
В культурно-исторической психологии выделяют три группы артефактов: 1) первичные, непосредственно используемые в производстве (топоры, дубинки, иглы, слова, письменные принадлежности и т.п.); 2) вторичные, включающие результаты использования первичных артефактов (предписания, обычаи, нормы, конституции); 3) третичные, воображаемые*(16).
Очевидно, что культурно-историческая концепция Л.С. Выготского может успешно использоваться в юриспруденции, поскольку правовые нормы есть обычный вид норм, знаков, опосредующих реакцию индивида на стимулы. Человек не только совершает какие-то рефлекторные, инстинктивные действия, как животные, не только реагирует непосредственно на какую-либо ситуацию, но и опосредует свое поведение, реакцию культурными артефактами - нормами права. В этом смысле представляется правильным утверждение о том, что юридические нормы имеют знаковую природу, поскольку обусловливают правовую коммуникацию*(17). Верно также, что право есть психосоциокультурная коммуникативная система*(18). В целом право входит в семиотическую сферу.
Итак, результаты, полученные в рамках культурно-исторической психологии, могут применяться в уголовном праве, в том числе при определении таких базовых категорий, как преступление и наказание. С точки зрения предложенного подхода преступление - это поступок человека, квалифицируемый в качестве противоправного в соответствии с правилами поведения, выработанными в рамках конкретной культуры. Механизм реализации норм уголовного права можно представить так: 1) воздействующий стимул - преступление; 2) стимул-средство, знак - норма уголовного права; 3) реакция - наказание (защита от нападения, пресечение преступления и т.п.).
Символическая составляющая в праве предопределяет возможность регулирования поведения индивида. Но создавая культурную среду и возвышаясь над природой, человек не способен от нее изолироваться. Римское право провозгласило принцип "Lex neminem coget ad impossibilia" ("Закон никого не принуждает делать невозможное"), который и по сей день не утратил актуальности. Природа объективно определяет границы уголовно-правового регулирования, а значит, должна безусловно учитываться при выявлении круга преступных деяний.
Некоторые поступки человека, обусловленные его природными характеристиками, не соответствуют культурно организованному поведению, а потому не поддаются полностью или частично уголовно-правовому регулированию. Приведем примеры.
1. Рефлекторное движение. Это так называемые безусловные рефлексы, под которыми понимаются врожденные видоспецифические реакции организма, возникающие в ответ на специфическое воздействие раздражителя*(19). Рефлексы не опосредуются символами, неподконтрольны разуму и непосредственно вызывают реакцию человека. Такую реакцию мы наблюдаем, например, когда человек отдергивает руку, нечаянно обжегшись о раскаленный предмет. В этом случае механизм его поведения ничем не отличается от механизма поведения других живых существ, обусловленного рефлексами и инстинктами. По данной причине в уголовном праве рефлекторное движение не рассматривается*(20).
2. Необходимая оборона. Это допустимая в обществе наряду с наказанием индивидуальная реакция человека на преступление, которая обусловлена либо инстинктом самосохранения, либо природной связью между потерпевшим и лицом, которое его защищает (например родительский инстинкт).
Уже в древности необходимая оборона рассматривалась как право человека, данное ему от природы. Так, Цицерон, говоря о праве на самооборону, отмечал: "...этот закон... не записанный, но природный, который мы не выучили, восприняли, прочли, но из самой природы взяли, почерпнули, извлекли"*(21). Аналогичной точки зрения придерживались и средневековые авторы, представители школы естественного права, а также классического направления в уголовном праве. Например, Н.С. Таганцев указывал, что право обороны не создается государством, а лишь санкционируется им*(22).
Поскольку правовое регулирование объективно ограничено природными характеристиками человека, постольку уголовное право не должно переходить указанные пределы. В связи с этим абсолютно обосновано в ч. 2.1 ст. 37 УК РФ не признаются превышением пределов необходимой обороны действия обороняющегося лица, если оно вследствие неожиданности посягательства не имело возможности объективно оценить степень и характер опасности нападения. В подобной ситуации закон не может предъявлять человеку какие-либо требования, если они невыполнимы с точки зрения природных качеств индивида.
Что касается вопроса о правомерности спасения своей жизни за счет жизни другого человека (например, если люди борются за средства спасения при кораблекрушении), то такое поведение абсолютно допустимо, ибо невозможно обязать человека отдать свою жизнь, чтобы защитить чужую. Это вошло бы в противоречие с его природой. Данное мнение уже высказывалось в научной литературе*(23). Л. Фулер обоснованно отметил, что в экстремальных условиях лица, которым угрожает смертельная опасность, пребывают не "в состоянии гражданского общества", а "в естественном состоянии"*(24). Укажем также, что в зарубежном уголовном праве обстоятельством, исключающим уголовную ответственность, в некоторых случаях считается состояние сильного страха (п. 6 ст. 20 УК Испании)*(25).
На основании изложенного можно сделать вывод, что преступным нельзя назвать поведение, основанное на природных механизмах регулирования, где реакция на стимул не предполагает ее символического осмысления, не оставляет возможности для культурно организованного поведения. В остальных случаях по усмотрению законодателя соответствующие обстоятельства могут рассматриваться как смягчающие уголовную ответственность или исключающие таковую.
С социологической точки зрения преступление есть прежде всего нарушение правил поведения, установленных в обществе. Действительно, именно общество наполняет указанные правила содержанием, но формулируются они посредством символов - артефактов культуры. Руководствуясь ими, общество определяет круг преступных деяний. В противном случае мы не смогли бы различить, например, незаконное лишение свободы и задержание преступника, убийство обычного человека и уничтожение солдата противника на войне. Лишенное культурной оценки поведение превратилось бы в физиологический акт*(26). Поэтому справедлив вывод: дело не в содержании поведения*(27), дело в знаке, при помощи которого мы воспринимаем ситуацию. Уголовное право (шире - культура) преломляет через себя некое событие и позволяет дать ему оценку, правильно отреагировать на стимул.
Верным представляется тезис о том, что преступность есть социальный конструкт, ибо вне общества преступления не существует*(28). А поскольку преступность конструируется под воздействием культуры, можно заключить, что она есть также культурный конструкт*(29).
Преступность выступает как исключительно антропологический, искусственный, надприродный феномен*(30). В природе можно также наблюдать, как попираются законы, по которым живет биологический вид. Но данные законы имеют естественное происхождение: их несоблюдение и наказание за это суть проявления инстинктов. В свою очередь, преступление - нарушение норм, созданных искусственно в ходе культурной деятельности.
Деяние характеризуется как преступное именно с точки зрения культуры. Поступки людей являются преступными не сами по себе, но в силу соответствующих психических переживаний. П.А. Сорокин по этому поводу писал: "Там, где нет психики, как, например, во взаимодействии камней, там нет и преступных форм взаимодействия и взаимоотношения. Тот или иной акт может быть преступлением лишь с чьей-нибудь точки зрения, т.е. или индивида, или группы индивидов"*(31). Обоснованно отмечается, что преступления как такового не существует, но есть поступки, "которые в условиях того или иного общества становятся преступлениями"*(32). При этом "запреты уголовного закона не одинаковы у разных народов и даже в разные эпохи у одного и того же народа"*(33).
Именно культурной обусловленностью криминализации деяний можно объяснить неоднородность уголовно-правовых запретов в различных странах. Немало из них установлено под влиянием культурной доминанты, что закономерно находит отражение в уголовном законодательстве. Так, в государствах, на развитие правовых систем которых повлияло христианство, к числу преступлений относятся деяния, несовместимые с религиозными заповедями. Например:
подстрекательство к самоубийству (ст. 223-13 УК Франции); помощь в самоубийстве (§ 240 УК Дании, ст. 22.08 УК штата Техас);
двоебрачие (§ 172 УК ФРГ), многобрачие (ст. 25.01 УК штата Техас, ст. 2301 Примерного УК США, ст. 391 УК Бельгии);
агитация за прерывание беременности (§ 219а УК ФРГ), прерывание беременности (ст. 350, 351 УК Бельгии, ст. 2303 Примерного УК США, ст. 85 УК Аргентины), производство аборта самой беременной (ст. 88 УК Аргентины)*(34).
Культурной доминантой можно объяснить и случаи наказания за колдовство*(35), которое, по сути, плод воображения. Так, в Саудовской Аравии решением суда Медины от 9 ноября 2009 г. к смертной казни через повешение был приговорен ведущий ливанского телевидения за то, что в эфире давал общие жизненные советы и "делал прогнозы". По законам шариата такое поведение считается колдовством. Правоохранительные органы Саудовской Аравии квалифицировали как преступные также ввоз в Королевство "колдовских книг", "использование сверхъестественных сил" для решения семейных проблем и для того, чтобы "побуждать других людей влюбляться"*(36).
С учетом изложенного в российском и зарубежном уголовном праве целесообразно выделять так называемые культурно мотивированные преступления*(37). Они совершаются в силу сознательного игнорирования уголовного закона либо ввиду его незнания*(38).
Как было отмечено, уголовное наказание, изучаемое через призму культурно-исторической психологии, - это реакция на совершенное преступление*(39). Э. Ферри, рассматривая уголовное наказание как оборонительную реакцию на преступление, обоснованно отмечал, что на раннем, догосударственном этапе развития данная реакция была индивидуальной - исходила от самого потерпевшего. На смену ей пришла коллективная реакция, которая стала осуществляться государством, получив наименование уголовного наказания*(40). Н. Кристи пишет: "Подход к наказанию преступников определяется культурой нации. В этом вопросе нельзя полагаться на инстинкты"*(41). Итак, наказание необходимо трактовать как культурно обусловленную коллективную реакцию на преступление*(42).
Наказание опосредуется всей совокупностью культурных артефактов, выступающих в роли символов, в связи с чем следует отметить символический характер наказания. По словам Х. Гирстена, "...наказание - символический акт, который по сути своей не может быть равнозначным преступлению и не имеет отношения к ущербу, нанесенному жертве. Наказание - это исключительно знак того, что обществу был нанесен вред, который необходимо как-то компенсировать"*(43). Оно учитывает "не только ущерб, понесенный жертвой, но главным образом отношение, существующее между преступником и преступлением, оценку его ответственности, которая определяет ответную реакцию общества"*(44).
Символизм наказания подтверждается многочисленными примерами. Так, на заре цивилизации наказание применялось не только к людям, но и к животным и даже неодушевленным предметам (колоколу, предмету, причинившему смерть и пр.)*(45). В частности, животные убивались, а неодушевленные предметы выдворялись за пределы страны*(46). В этом случае, очевидно, наказание не имело целью обеспечение безопасности общества или принуждение к соблюдению принятых в нем правил поведения, а лишь выявляло отношение человека к произошедшему событию, ставшему стимулом для применения указанных мер*(47).
Еще одним примером, подтверждающим символический характер наказания, является штраф. По мнению ученых, первоначально его применяли не для того, чтобы причинить имущественный убыток виновному и тем самым возместить ущерб потерпевшему, а для того, чтобы искупить честь дома и рода, что было эквивалентом кровной мести*(48). Таким образом, можно предположить, что штраф заменил кровную месть, поскольку рассматривался как символическое искупление причиненных виновным последствий.
Символическое значение имели телесные, членовредительские наказания (отрубание руки, пальца, кастрация и т.п.). Воздействие на тело виновного служило назиданием, выражалось в виде так называемых показательных, т.е. наводящих на размышления, наказаний*(49) . В законах Хаммурапи можно найти примеры таких символических членовредительских наказаний. Так, за отречение от приемных родителей следовало отрезание языка (ст. 192), за подмену кормилицей умершего ребенка живым - отрезание груди (ст. 194), за нанесение сыном побоев отцу - отрезание рук (ст. 195). Символичным являлось также наказание по принципу талиона: за повреждение глаза, перелом кости, выбивание зуба свободному человеку полагалось причинение виновному тождественного повреждения (ст. 196-197, 200)*(50).
Глубоко символичными считались позорящие наказания*(51). Преступника делали посмешищем в глазах толпы (например, проводили по улицам в шутовской одежде, возили на осле, публично давали пощечину, выставляли у позорного столба с наложением железного ошейника и т.п.)*(52). При Петре I было введено наказание, именуемое шельмованием, при котором над преступником совершался позорный обряд: табличка с его именем прибивалась к виселице, над преступником переламывалась шпага, после чего он объявлялся извергом, вором или шельмой и исключался из общества честных людей*(53).
Применение санкций к уже умершему человеку также представляется следствием символического характера уголовного наказания. Так, Артикул воинский 1716 г. предписывал "тело самоубийцы, волоча по улицам, погребать в бесчестном месте"*(54), что олицетворяло отношение общества к самоубийству. Знаковым было и наказание умершего, обвиняемого в государственных преступлениях (например казнь трупа боярина Ивана Милославского*(55)). Аналогичным символическим действием обладало наказание умершего по французскому праву XVII в., когда "наказание выполнялось символически - или над трупом, или над изображением"*(56). В средневековом английском уголовном праве предусматривалась казнь за "великую измену", которая включала сожжение сердца, печени, легких, других внутренностей виновного, ибо именно из них "такие извращенные мысли воспоследовали"*(57).
Сегодня нам кажется абсурдом казнь умершего человека, равно как и наказание животного, неодушевленных предметов. Вместе с тем все не так однозначно. Сколько раз мы под влиянием эмоций разбивали предметы, попавшие под "горячую руку", сколько раз наблюдали, как кто-то другой с досады бьет сломавшуюся технику. В сущности, тот же механизм характерен для наказаний, которые в известной степени являются символическим воплощением наших эмоций, помогают найти выход накопившейся в нас психической энергии*(58). Это одна из важнейших черт наказания, которая в науке практически не исследовалась.
Указанную проблему пытался решить Э. Дюркгейм, который отмечал, что вред, приносимый преступлением обществу, уничтожается наказанием*(59). П. Фоконне развил эту мысль: преступление как таковое не может быть устранено или погашено, поэтому нужен некий его заменитель. Преступление должно быть замещено символом, который подвергается акту уничтожения*(60). Отношения между означающим и означаемым характеризуются передачей эмоций, т.е. "знак занимает место означаемого и стимулирует соответствующие эмоции"*(61). В конечном счете наказание воплощает в себе символическое уничтожение преступления. Объект наказания становится символической заменой вызванных совершенным преступлением коллективных чувств, которые переносятся с производимого преступлением непоправимого вреда на объект вменения (камни, детей, душевнобольных)*(62).
Описанный механизм "уничтожения преступления" вполне укладывается в современные представления о психических аспектах деятельности человека. В психологии допустимо означивание психофизиологических процессов (частоты пульса, скорости кровотока и т.п.), которое позволяет управлять этими процессами, - метод биологической обратной связи*(63). Как полагает А.Г. Асмолов, "личность через преобразование внешнего мира может получить власть не только над окружающей действительностью, но и над проявлениями собственных индивидных свойств"*(64).
Попытки "уничтожить" проступок путем применения наказания свойственны не только уголовному праву, но и, например, педагогике. Но если в отношении педагогических наказаний человек научился в достаточной степени контролировать свои эмоции, то в отношении уголовных наказаний все не так благополучно. Это можно объяснить лишь тяжестью ущерба, причиняемого преступлением обществу, что вызывает в сознании людей сильные эмоции и переживания*(65). Символизм наказаний открывает нам разворачивающуюся в сознании субъекта, ответственного за их выбор, психологическую картину: борьба эмоций, страстей, чувств, затем воплощающихся в акте насилия человека над человеком.
Значение символов для человека закономерно возрастает в ходе культурного развития. Подкрепленные соответствующей системой ценностей, они способствуют регулированию общественных отношений при переходе от природного к культурно обусловленному поведению. В психологии подтверждается, что системная дифференциация опыта, которая наблюдается по мере накопления субъективного опыта и эволюции культуры, может быть рассмотрена как "движение от эмоций к сознанию", от низкодифференцированных систем - к новым, более дифференцированным. При этом, как заметил Л.С. Выготский, эмоции суть не биологически бесполезные формы приспособления, а потому нельзя утверждать, что "чувства - это слепая кишка человека"*(66).
Человек научается контролировать эмоции в ходе сознательной деятельности. Именно это, на наш взгляд, обусловило изменение символики уголовного права и, как следствие, его постепенную гуманизацию. В сущности, как отрубание головы, так и небольшой денежный штраф могут олицетворять "уничтожение" одного и того же преступления - вопрос в нашей способности контролировать эмоции. Данный аспект уголовных наказаний тесно связан с идеей возмездия (взаимности, эквивалентности, справедливости). Требуется разработать символическую область, обращение к которой позволит обеспечить контроль за эмоциями с помощью определенных действий, которые заменят собой наказание (например концепция восстановительного правосудия). С одной стороны, эмоции повышают чувствительность организма, который более тонко реагирует на свое взаимодействие со средой*(67). С другой стороны, когда эмоции превалируют, мало надежд на то, что принятое решение будет рациональным.
Именно преобладание эмоций мы наблюдаем в уголовной политике, когда обсуждается реакция общества на очередное резонансное преступление, что вполне закономерно. Например, в Литве в 2013 г. рассматривался вопрос о возврате смертной казни; поводом стало жестокое преступление, совершенное в отношении 17-летней школьницы: потерпевшую сначала изнасиловали, затем заперли в багажнике автомобиля и сожгли заживо*(68). В Пакистане 16 декабря 2014 г. был совершен террористический акт, в результате которого погибли более 140 человек (большинство - школьники), после чего руководство страны приняло решение отменить мораторий на смертную казнь*(69). Кровавые злодеяния вызывают сильные эмоции, которые могут заглушить голос разума. Вместе с тем культурное развитие требует от нас совершенствования поведения посредством выработки символов, которые позволят регулировать жизнь в обществе.
Итак, обоснованным и весьма продуктивным представляется применение в правоведении разработанной психологами культурно-исторической концепции. Соответствующие межотраслевые исследования позволят составить более полное и объективное представление о специфике регулирования общественных отношений в уголовно-правовой сфере.
Список литературы
Caughey J.L. The Anthropologist as Expert Witness: the Case of a Murder in Maine // Multicultural Jurisprudence: Comparative Perspectives on the Cultural Defense / ed. by M.-C. Foblets, A.D. Renteln. Oxford; Portland, 2009.
Gephard W. Recht als Kultur. Zur kultursoziologischen Analyse des Rechts. Frankfurt am Mam, 2006.
Karayanni M. Adjudicating Culture // Osgoode Hall Law Journal. 2009. Vol. 47. N 2.
Po ziauraus moksleives nuzudymo - siulymas ugrazinti mirties bausme Skaitykite daugiau // URL: http://www.delfi.lt/news/daily/lithuania/po-ziauraus-moksleives-nuzudymo- siulymas-sugrazinti-mirties-bausme.d?id=62416711.
Renteln A.D. Raising Cultural Defenses // Cultural Issues in Criminal Defense. ed. / ed. by L.F. Ramirez. Huntington; N.Y., 2007.
Van Broeck J. Cultural Defence and Culturally Motivated Crimes (Cultural Offences) // European Journal of Crime, Criminal Law and Criminal Justice. 2001. Vol. 9. N 1.
Автономов В.С. Модель человека в экономической науке. СПб., 1998.
Александров Ю.И., Александрова Н.Л. Субъективный опыт, культура и социальные представления. М., 2009.
Асмолов А.Г. Психология личности: культурно-историческое понимание развития человека. 3-е изд., испр. и доп. М., 2007.
Беляев Н.А. Уголовно-правовая политика и пути ее реализации. Л., 1986.
Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1998.
Бибик О.Н. Преступления, обусловленные особенностями культуры, в российском и зарубежном уголовном праве. М., 2014.
Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб., 1999.
В Литве предложили законопроект о возврате смертной казни // URL: http://www.km.ru/world/2013/09/24/deti/721303-v-litve-predlozhili-zakonop roekt-o-vozvrate-smertnoi-kazni.
В Пакистане отменят мораторий на смертную казнь // URL: http://lenta.ru/news/2014/12/17/death_penalty.
Волков И.М. Законы Вавилонского царя Хаммураби. М., 1914.
Выготский Л.С. Педагогическая психология. М., 2005.
Выготский Л.С. Психология. М., 2000.
Гилинский Я.И. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других "отклонений". М., 2004.
Гревцов Ю.И. Социология: курс лекций. СПб., 2003.
Грязин И.Н. Текст права (опыт методологического анализа конкурирующих теорий). Таллинн, 1983.
Данилова Н.Н., Крылова А.Л. Физиология высшей нервной деятельности. Ростов н/Д, 2005.
Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1991.
Есаков Г.А. Mens rea в уголовном праве США: историко-правовое исследование. СПБ., 2003.
Ефимов Е. Естественнонаучная теория преступления. М., 1914.
Зинченко В.П. Культурно-историческая психология: опыт амплификации // Вопр. психологии. 1993. N 4.
Канторович Я.А. Процессы против животных в Средние века. М., 2011.
Капинус О.С., Додонов В.Н. Уголовная ответственность за колдовство в зарубежных странах // Капинус О.С. Современное уголовное право в России и за рубежом: некоторые проблемы ответственности: сб. ст. М., 2008.
Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. М., 1997.
Кристи Н. Удобное количество преступлений. СПб., 2006.
Курс советского уголовного права (Часть Общая). Л., 1968. Т. 1.
Курс советского уголовного права: в 6 т. Часть общая. Т. 2: Преступление. М., 1970.
Латкин В.Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX вв.). М., 2004.
Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб., 2000.
Ливанца приговорили к смерти в Саудовской Аравии за телепредсказания // URL: http://lenta.ru/news/2009/11/25/death.
Малиновский Б. Научная теория культуры. М., 2005.
Мацумото Д. Человек, культура, психология. Удивительные загадки, исследования и открытия. СПб., 2008.
Мещеряков Б.Г., Зинченко В.П. Л.С. Выготский и современная культурно-историческая психология (Критический анализ книги М. Коула) // Вопр. психологии. 2000. N 2.
Новейший философский словарь / сост. А.А. Грицанов. Минск, 1998.
Парсонс Т. О социальных системах. М., 2002.
Платон. Законы. М., 1999.
Поздняков Э.А. Философия преступления. М., 2001.
Поляков А.В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: курс лекций. СПб., 2004.
Примерный Уголовный кодекс США // URL: http://law.edu.ru/norm/norm.asp?normID=1250258.
Психология и культура / под ред. Д. Мацумото. СПб., 2003.
Рулан Н. Историческое введение в право. М., 2005.
Рулан Н. Юридическая антропология. М., 1999.
Сорокин П.А. Преступление и кара, подвиг и награда: социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали. М., 2006.
Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Тула, 2001. Т. 1, 2.
Уголовное право зарубежных государств. Общая часть / под ред. И.Д. Козочкина. М., 2003.
Уголовное право зарубежных государств. Особенная часть / под ред. И.Д. Козочкина. М., 2004.
Уголовный кодекс Аргентины // URL: http://law.edu.ru/norm/norm.asp?normID=1241563.
Уголовный кодекс Испании 1995 г // URL: http://noticias.juridicas.com/base_datos/Penal/ lo10-1995.l1t1.html; URL: http://law.edu.ru/norm/norm.asp?normID=1247923&subID=100111282,100111283, 100111298,100111306,100111323#text.
Уголовный кодекс Федеративной Республики Германии. СПб., 2003.
Уголовный кодекс Франции. СПб., 2002.
Уголовный кодекс штата Техас. СПб., 2006.
Ферри Э. Уголовная социология. М., 2005.
Филиппов А. Рец. на кн.: Вернер Гепхарт. Право как культура. К культур-социологическому анализу права. Франкфурт-на-Майне, 2006 // Социологическое обозрение. 2007. Т. 6. N 1.
Флетчер Дж., Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права. М., 1998.
Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М.; Городец, 2000.
Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / пер. с фр. В. Наумова; под ред. И. Борисовой. М., 1999.
Честнов И.Л., Разуваев Н.В., Харитонов Л.А., Чернооков А.Э. Социальная антропология права современного общества / под ред. И.Л. Честнова. СПб., 2006.
-------------------------------------------------------------------------
*(1) Автономов В.С. Модель человека в экономической науке. СПб., 1998. С. 8.
*(2) О культурно-исторической психологии см., например: Зинченко В.П. Культурно-историческая психология: опыт амплификации // Вопр. психологии. 1993. N 4. С. 5-19; Мещеряков Б.Г., Зинченко В.П. Л.С. Выготский и современная культурно-историческая психология (Критический анализ книги М. Коула) // Там же. 2000. N 2. С. 102-117; Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. М., 1997.
*(3) Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб., 2000. С. 264.
*(4) Цит. по: Психология и культура / под ред. Д. Мацумото. СПб., 2003. С. 110.
*(5) Мацумото Д. Человек, культура, психология. Удивительные загадки, исследования и открытия. СПб., 2008. С. 181.
*(6) Коул М. Указ. соч. С. 155.
*(7) Выготский Л.С. Педагогическая психология. М., 2005. С. 562-563.
*(8) Выготский Л.С. Психология. М., 2000. С. 590-592, 595-596.
*(9) Там же. С. 614.
*(10) Выготский Л.С. Педагогическая психология. С. 513-515.
*(11) Там же. С. 540, 560-561.
*(12) Малиновский Б. Научная теория культуры. М., 2005. С. 116-119.
*(13) Там же. С. 130.
*(14) Парсонс Т. О социальных системах. М., 2002. С. 76-77.
*(15) Сорокин П.А. Преступление и кара, подвиг и награда: социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали. М., 2006. С. 107.
*(16) Коул М. Указ. соч. С. 145.
*(17) Честнов И.Л., Разуваев Н.В., Харитонов Л.А., Чернооков А.Э. Социальная антропология права современного общества / под ред. И.Л. Честнова. СПб., 2006. С. 66.
*(18) Поляков А.В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: курс лекций. СПб., 2004. С. 273.
*(19) Данилова Н.Н., Крылова А.Л. Физиология высшей нервной деятельности. Ростов н/Д, 2005. С. 21.
*(20) Курс советского уголовного права: в 6 т. Часть общая. Т. 2: Преступление. М., 1970. С. 145. В англо-американском праве в подобных случаях применяется термин "автоматизм". При этом лицо не привлекается к уголовной ответственности (Renteln A.D. Raising Cultural Defenses // Cultural Issues in Criminal Defense. ed. / ed. by L.F. Ramirez. Huntington; N.Y., 2007. P. 429-430).
*(21) Цит. по: Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая. Тула, 2001. Т. 1. С. 417.
*(22) Там же. С. 417-419; Курс советского уголовного права. Часть общая. Т. 2: Преступление. С. 352.
*(23) Флетчер Дж., Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права. М., 1998. С. 327-328.
*(24) Цит. по: Уголовное право зарубежных государств. Общая часть / под ред. И.Д. Козочкина. М., 2003. С. 171.
*(25) Уголовный кодекс Испании 1995 г. // URL: http://noticiasjuridicas.com/base_datos/Penal/lo10-1995.l1t1.html; URL: http://law.edu.ru/norm/norm.asp?normID=1247923&subID=100111282,100111283, 100111298,100111306,100111323#text.
*(26) Подробнее см.: Сорокин П.А. Указ. соч. С. 112.
*(27) Там же. С. 112-122; Гревцов Ю.И. Социология: курс лекций. СПб., 2003. С. 356-357.
*(28) Гилинский Я.И. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других "отклонений". М., 2004. С. 25, 192; Поздняков Э.А. Философия преступления. М., 2001. С. 11. В гуманитарной науке понятие "конструкт" используется в качестве искусственного образования со служебными функциями, не предполагающего обязательного установления онтологического статуса, т.е. не требующего указания на конкретный денотат (Новейший философский словарь / сост. А.А. Грицанов. Минск, 1998. С. 372).
*(29) Caughey J.L. The Anthropologist as Expert Witness: the Case of a Murder in Maine // Multicultural Jurisprudence: Comparative Perspectives on the Cultural Defense / ed. by M.-C. Foblets, A.D. Renteln. Oxford; Portland, 2009. P. 323.
*(30) Вместе с тем сторонники антропологической школы уголовного права, в частности Ч. Ломброзо, пытались обосновать возможность совершения преступлений животными и даже растениями (Ефимов Е. Естественнонаучная теория преступления. М., 1914. С. 77).
*(31) Сорокин П.А. Указ. соч. С. 153-154.
*(32) Кристи Н. Удобное количество преступлений. СПб., 2006. С. 15.
*(33) Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М.; Городец, 2000. С. 41.
*(34) Уголовный кодекс Франции. СПб., 2002. С. 218; Уголовный кодекс Федеративной Республики Германии. СПб., 2003. С. 323-324, 344, 374-375; Уголовный кодекс штата Техас. СПб., 2006. С. 178, 204-205, 207-209; Уголовное право зарубежных государств. Особенная часть / под ред. И.Д. Козочкина. М., 2004. С. 28; Примерный Уголовный кодекс США // URL: http://law.edu.ru/norm/norm.asp?normID=1250258; Уголовный кодекс Аргентины // URL: http://law.edu.ru/norm/norm.asp?normID=1241563.
*(35) Капинус О.С., Додонов В.Н. Уголовная ответственность за колдовство в зарубежных странах // Капинус О.С. Современное уголовное право в России и за рубежом: некоторые проблемы ответственности: сб. ст. М., 2008. С. 136-187.
*(36) Ливанца приговорили к смерти в Саудовской Аравии за телепредсказания // URL: http://lenta.ru/news/2009/11/25/death.
*(37) См., например: Karayanni M. Adjudicating Culture // Osgoode Hall Law Journal. 2009. Vol. 47. N 2. P. 372; Van Broeck J. Cultural Defence and Culturally Motivated Crimes (Cultural Offences) // European Journal of Crime, Criminal Law and Criminal Justice. 2001. Vol. 9. N 1. P. 2.
*(38) Подробнее см.: Бибик О.Н. Преступления, обусловленные особенностями культуры, в российском и зарубежном уголовном праве. М., 2014.
*(39) Беляев Н.А. Уголовно-правовая политика и пути ее реализации. Л., 1986. С. 15.
*(40) Ферри Э. Уголовная социология. М., 2005. С. 359-361.
*(41) Кристи Н. Указ. соч. С. 121.
*(42) Э. Дюркгейм одним из первых отметил, что наказание есть реакция общества на совершенное преступление (Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1991. С. 71).
*(43) Цит. по: Кристи Н. Указ. соч. С. 120-121. По мнению Э. Дюркгейма, страдание от наказания - знак, который свидетельствует, что "коллективные чувства все еще коллективны, что единение умов в одной и той же вере сохраняется - таким образом оно возмещает зло, нанесенное преступлением обществу" (Дюркгейм Э. Указ. соч. С. 107).
*(44) Рулан Н. Юридическая антропология. М., 1999. С. 179-180.
*(45) Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Т. 1. С. 308; Канторович Я.А. Процессы против животных в Средние века. М., 2011; Курс советского уголовного права (Часть Общая). Л., 1968. Т. 1. С. 395.
*(46) Платон. Законы. М., 1999. С. 873-874.
*(47) Э. Дюркгейм отмечал, что "наказание состоит в реакции, внушенной страстью" (Дюркгейм Э. Указ. соч. С. 86).
*(48) Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1998. С. 66-67.
*(49) Рулан Н. Историческое введение в право. М., 2005. С. 34.
*(50) Волков И.М. Законы Вавилонского царя Хаммураби. М., 1914. С. 22-48.
*(51) Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 156-157.
*(52) Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Т. 2. С. 348.
*(53) Там же. С. 196; Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 156.
*(54) Латкин В.Н. Учебник истории русского права периода империи (XVIII и XIX вв.). М., 2004. С. 419.
*(55) Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Т. 2. С. 469.
*(56) Там же. С. 468.
*(57) Есаков Г.А. Mens rea в уголовном праве США: историко-правовое исследование. СПБ., 2003. С. 80-81.
*(58) При исследовании механизма разрядки психического напряжения было доказано, что ответная реакция необязательно связана с действиями против источника провокации (Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб., 1999. С. 300).
*(59) Дюркгейм Э. Указ. соч. С. 408.
*(60) Цит. по: Gephard W. Recht als Kultur. Zur kultursoziologischen Analyse des Rechts. Frankfurt am Main, 2006. S. 132. Об указанной функции символов см. также: Грязин И.Н. Текст права (опыт методологического анализа конкурирующих теорий). Таллин, 1983. С. 29.
*(61) Цит. по: Gephard W. Op. cit. S. 133.
*(62) Gephard W. Op. cit. S. 136. См. также: Филиппов А. Рец. на кн.: Вернер Гепхарт. Право как культура. К культур-социологическому анализу права. Франкфурт-на-Майне, 2006 // Социологическое обозрение. 2007. Т. 6. N 1. С. 67.
*(63) Асмолов А.Г. Психология личности: культурно-историческое понимание развития человека. 3-е изд., испр. и доп. М., 2007. С. 233-234.
*(64) Там же. С. 235.
*(65) М. Фуко справедливо заметил: "Зверство есть та часть преступления, которую наказание возвращает в форме публичной пытки." (Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / пер. с фр. В. Наумова; под ред. И. Борисовой. М., 1999. С. 83).
*(66) Выготский Л.С. Психология. С. 159. См. также: Александров Ю.И., Александрова Н.Л. Субъективный опыт, культура и социальные представления. М., 2009. С. 23-28.
*(67) О роли эмоций см.: Выготский Л.С. Психология. С. 158-160.
*(68) С предложением о возврате к смертной казни выступил депутат Сейма Литвы, который отметил, что общество с учетом криминогенной ситуации в стране чувствует себя небезопасно (URL: http://www.km.ru/world/2013/09/24/deti/721303-v-litve-predlozhili-zakonop roekt-o-vozvrate-smertnoi-kazni; URL: http://www.delfi.lt/news/daily/lithuania/po-ziauraus-moksleives-nuzudymo- siulymas-sugrazinti-mirtiesbausme.d?id=62416711).
*(69) В Пакистане отменят мораторий на смертную казнь // URL: http://lenta.ru/news/2014/12/17/death_penalty.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Бибик О.Н. Уголовное право и культурно-историческая психология: точки соприкосновения
Bibik O.N. Criminal law and cultural-historical psychology: the common ground
Рассматривается возможность применения в уголовном праве культурно-исторической концепции Л.С. Выготского. Особое внимание уделяется толкованию сквозь призму культурно-исторической психологии таких базовых для уголовного права понятий, как преступление и наказание. Автор отмечает, что квалификация поступка как противоправного обусловлена культурной доминантой, и подчеркивает символический характер преступления.
The issues of application of the Vygotsky'fs cultural-historical concept in criminal law are considered. The author interprets basic concepts of criminal law, such as crime and punishment, by using the means of cultural-historical psychology. According to him, regarding a human act as crime depends on a cultural dominant, and any crime actually has a symbolic significance.
Ключевые слова: культурно-историческая психология, Л.С. Выготский, культурная обусловленность, преступление, наказание, стимул, знак (символ), реакция
Key words: cultural-historical psychology, L.S. Vygotsky, cultural conditionality of crime and punishment, stimulus, symbol, reaction
Уголовное право и культурно-историческая психология: точки соприкосновения
Автор
О.Н. Бибик - кандидат юридических наук, доцент Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского (Омск)
"Российский юридический журнал", 2015, N 4