Проблема статуса уголовно преследуемого лица в стадии возбуждения уголовного дела (А.А. Давлетов, журнал "Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2015 г.)

Проблема статуса уголовно преследуемого лица в стадии возбуждения уголовного дела

А.А. Давлетов,

доктор юридических наук, профессор УрГЮУ

(Екатеринбург)

Журнал "Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2015 г.

После преобразования этапа доследственной проверки сообщений о преступлениях в самостоятельную стадию возбуждения уголовного дела (УПК РСФСР 1960 г.) в законе и науке утвердилось мнение об отсутствии в данной стадии уголовного преследования и соответственно уголовно преследуемого лица. В этом была своя логика: если уголовное дело возбуждается по факту преступления, а наличие преступления впервые признается де-юре в постановлении о возбуждении уголовного дела, то преследование лица за совершенное преступление может начаться лишь по завершении стадии возбуждения уголовного дела. Другими словами, поскольку уголовное преследование начинается со стадии предварительного расследования, то в предшествующей ей стадии возбуждения уголовного дела нет ни подозреваемого, ни обвиняемого.

Такое представление об уголовном преследовании нашло отражение в УПК РФ. Согласно п. 55 ст. 5 Кодекса уголовное преследование - это "процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления".

По смыслу норм УПК РФ в стадии предварительного расследования появляется не только обвиняемый, но и подозреваемый. В соответствии с ч. 1 ст. 46 УПК РФ лицо приобретает статус подозреваемого в одном из четырех случаев. Три из них: возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица, применение к нему до обвинения меры пресечения, уведомление о подозрении - однозначно имеют место по завершении первоначальной стадии уголовного процесса. С четвертым случаем - задержанием подозреваемого - дело обстоит сложнее. Нередко фактическое задержание: поимка, захват лица на месте преступления или непосредственно после его совершения - осуществляется до принятия решения о начале предварительного расследования. Однако благодаря правилу о том, что лишать человека свободы можно только в связи с преступлением, процессуальное задержание (составление протокола задержания в порядке ст. 91, 92 УПК РФ) на практике производится лишь после принятия решения о возбуждении уголовного дела.

При всей своей внешней безупречности данная юридическая конструкция не отражает действительного положения уголовного преследования в досудебной части уголовного процесса.

На этапе доследственной проверки сообщения о преступлении возникает ряд ситуаций, в которых человек оказывается в состоянии подозреваемого в совершении преступления. Кроме отмеченного фактического задержания на месте преступления, это явка лица с повинной, указание фамилии правонарушителя в заявлении пострадавшего, указание очевидцев происшедшего на известное лицо как совершившее преступление, получение оперативно-розыскной информации о причастности лица к совершению преступления и др. Человек попадает под подозрение органов уголовного преследования, и против него осуществляется деятельность изобличительного характера: задержание, получение объяснений по поводу возникших подозрений, истребование у лица материалов, получение у него образцов для сравнительного исследования и т.д.

Являются ли эти действия уголовным преследованием лица, в отношении которого проводится проверка сообщения о преступлении? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к ч. 2 ст. 48 Конституции РФ, согласно которой каждый задержанный имеет право на получение квалифицированной юридической помощи адвоката (защитника) с момента задержания. Смысл данного положения разъяснил Конституционный Суд РФ в Постановлении от 27 июня 2000 г. N 11-П по делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.И. Маслова. Суд указал: "...Право на получение юридической помощи адвоката гарантируется каждому лицу, независимо от его формального процессуального статуса, в том числе от признания задержанным и подозреваемым, если управомоченными органами власти в отношении этого лица предприняты меры, которыми реально ограничиваются свобода и личная неприкосновенность, а также какие-либо иные действия, существенно ограничивающие свободу и личную неприкосновенность". Далее Суд отметил, что "факт уголовного преследования и, следовательно, направленная против конкретного лица обвинительная деятельность могут подтверждаться актом о возбуждении в отношении данного лица уголовного дела, проведением против него следственных действий (обыска, опознания, допроса и др.) и иными мерами, предпринимаемыми в целях его изобличения или свидетельствующими о наличии подозрений против него".

Таким образом, Конституционный Суд РФ признал уголовным преследованием любые действия правоохранительных органов, направленные непосредственно против лица, в отношении которого возникло подозрение или обвинение, с целью его изобличения в совершении преступления.

Несмотря на то что в 2000 г. Конституционный Суд РФ уточнил суть уголовного преследования, в УПК РФ, принятом позже, сохранился советский подход к подозреваемому как уголовно преследуемому лицу, приобретающему свой правовой статус лишь после возбуждения уголовного дела. Более того, первоначальный этап уголовного судопроизводства остался вне действия ст. 48 Конституции РФ, поскольку в УПК РФ нет ни одной нормы, предусматривающей участие адвоката в этой стадии.

В результате адвокаты-защитники стали "пробиваться" к задержанному в стадии возбуждения уголовного дела, ссылаясь на прямое действие ст. 48 Конституции РФ, тогда как работники правоохранительных органов всеми силами препятствовали адвокатам на том основании, что по УПК РФ лицо приобретает право на защитника лишь после его признания подозреваемым в соответствии с положениями ст. 46 Кодекса. "Дотошные" адвокаты в качестве дополнительного довода правомерности своего участия в стадии возбуждения уголовного дела приводили норму п. 3 ч. 3 ст. 49 УПК РФ о допуске защитника "с момента фактического задержания лица, подозреваемого в совершении преступления". При этом использовалось закрепленное в п. 15 ст. 5 УПК РФ определение момента фактического задержания как момента "фактического лишения свободы передвижения лица, подозреваемого в совершении преступления".

Следователи приводили контраргументы. Во-первых, в ст. 49 УПК РФ речь идет об участии защитника в уголовном деле, а оно еще не возбуждено. Во-вторых, и в п. 15 ст. 5, и в п. 3 ч. 3 ст. 49 УПК РФ говорится о процессуальном задержании, произведенном в порядке ст. 91, 92 Кодекса, тогда как фактическое задержание человека "на улице" УПК РФ не регламентирует.

Адвокаты привлекали в свою пользу еще одну норму - п. 5 ч. 3 ст. 49 УПК РФ, согласно которому защитник допускается к участию в деле "с момента начала осуществления иных мер процессуального принуждения или иных процессуальных действий, затрагивающих права и свободы лица, подозреваемого в совершении преступления". Данный довод отвергался следователями по тем же основаниям: уголовное дело еще не возбуждено, лицо не приобрело статуса подозреваемого, поэтому его права и свободы не могут ограничиваться.

Вот в таком положении два десятилетия после принятия Конституции РФ находилось уголовно преследуемое лицо на первом этапе досудебного производства. С одной стороны, Конституция РФ и Конституционный Суд РФ прямо закрепили право любого лица на адвокатскую помощь в любой правовой ситуации, а с другой - УПК РФ по существу закрыл пути реализации этого права в стадии возбуждения уголовного дела. Думается, это были осмысленные действия законодателя, предоставлявшего органам уголовного преследования заметное преимущество перед защитой на этапе доследственной проверки сообщений о преступлениях.

Положение качественно изменилось после внесения в УПК РФ дополнений от 4 марта 2013 г. Прежде всего в новой ч. 1.1 ст. 144 Кодекса впервые получило закрепление право каждого лица, участвующего в стадии возбуждения уголовного дела, пользоваться услугами адвоката. Этой нормы было бы вполне достаточно для приведения УПК РФ в соответствие с требованиями ст. 48 Конституции РФ, поскольку любой участник стадии возбуждения уголовного дела, независимо от процессуального статуса, приобрел право на адвокатскую помощь. Но законодатель пошел дальше, дополнив ч. 3 ст. 49 УПК РФ пунктом 6, согласно которому защитник допускается к участию в уголовном деле "с момента осуществления процессуальных действий, затрагивающих права и свободы лица, в отношении которого производится проверка сообщения о преступлении в порядке, предусмотренном ст. 144 настоящего Кодекса". Вероятнее всего, авторы этого нововведения не предвидели правовых последствий данной нормы, иначе они либо вообще не включили бы ее в закон, ограничившись упомянутой ч. 1.1 ст. 144 УПК РФ, либо сформулировали бы право уголовно преследуемого лица на защиту в стадии возбуждения уголовного дела по-другому.

Заглавие ст. 49 УПК РФ - "Защитник" - несет в себе особый смысл. В уголовном процессе понятия "защита", "защитник" употребляются в узком, отраслевом значении применительно лишь к одному субъекту - уголовно преследуемому лицу (подозреваемому, обвиняемому). Наделение участника, в отношении которого проводится проверка сообщения о преступлении, правом на защитника означает, что этот человек подвергается уголовному преследованию и потому нуждается в защите. Тем самым законодатель косвенно признал, что в стадии возбуждения уголовного дела осуществляется уголовное преследование и соответственно имеется уголовно преследуемое лицо. Однако сказав "А" (указав на защитника), законодатель не сказал "Б" - не "связал" данного участника с уголовным преследованием, точнее с подозрением, поскольку на этапе проверки сообщения о преступлении речь может идти только о подозрении.

Ситуация усугубляется тем, что в ч. 3 ст. 49 УПК РФ уже был п. 5, содержащий по сути ту же формулировку, что и п. 6. И в том и в другом случае говорится о "действиях, затрагивающих права и свободы лица". Разница лишь в наименовании этого лица. В п. 5 оно обозначено как "лицо, подозреваемое в совершении преступления", а в п. 6 - как "лицо, в отношении которого ведется проверка сообщения о преступлении". Был ли смысл во введении в статью нового пункта, если в нем, как и в уже существующем, речь фактически идет об одном и том же?

Представляется, что здесь законодатель допустил очередное упущение, в результате чего и без того непростая ситуация еще больше усложнилась. Теперь нужно разграничивать собственно подозреваемого и субъекта, в отношении которого в стадии возбуждения уголовного дела осуществляется "подозрительная" деятельность, но которого подозреваемым именовать нельзя. При этом у данного участника нет ни своего "процессуального наименования", ни собственного правового статуса (он должен быть в чем-то схож со статусом подозреваемого, в чем-то отличен от него).

Вместе с тем если анализировать ситуацию с конституционных позиций, а также с точки зрения сложившейся практики обеспечения адвокатской помощью каждого, кто в этом нуждается, то в рассмотренном новшестве имеется безусловный позитивный момент. Наконец-то законодатель начал приводить нормы УПК РФ в части возбуждения уголовного дела в соответствие с требованиями ст. 48 Конституции РФ. Пусть это сделано не совсем удачно, но с появлением в УПК РФ п. 6 ч. 3 ст. 49 устранено формальное препятствие к допуску адвоката-защитника к участию в стадии возбуждения уголовного дела.

Дальнейшее закрепление уголовного преследования в стадии возбуждения уголовного дела предполагает в первую очередь определение процессуального наименования уголовно преследуемого лица в данной стадии. Ясно, что с понятием "обвинение" этот субъект не связан, так как он однозначно находится на более раннем отрезке уголовного преследования - подозрении. Однако подозреваемым уголовно преследуемое лицо в стадии возбуждения уголовного дела называть нельзя во избежание путаницы с тем значением термина "подозреваемый", которое употребляется в уголовном процессе в соответствии со ст. 46 УПК РФ. При этом без понятий, имеющих один корень со словом "подозрение", не обойтись, поскольку уголовно преследуемое лицо в стадии возбуждения уголовного дела есть не кто иной, как человек, оказавшийся под подозрением в совершении преступления.

При таких условиях на первый план выступает термин "заподозренный", давно известный уголовно-процессуальной науке. Одним из первых это понятие ввел в научный оборот видный советский ученый А.А. Чувилев. Под заподозренным он подразумевал лицо, уже подозреваемое в совершении преступления, но еще не получившее официального статуса подозреваемого*(1). В дальнейшем об этом понятии писали многие исследователи, в частности И.А. Ретюнских в кандидатской диссертации, подготовленной под моим руководством*(2).

Признание существования статуса заподозренного означает, что на этапе подозрения уголовно преследуемое лицо выступает в двух качествах: заподозренного (во всей стадии возбуждения уголовного дела и части предварительного расследования до признания подозреваемым) и подозреваемого (в стадии предварительного расследования в одном из четырех случаев, предусмотренных ч. 1 ст. 46 УПК РФ).

Определившись с наименованием уголовно преследуемого лица в стадии возбуждения уголовного дела, проанализируем, в какой момент и каким образом лицо должно наделяться статусом заподозренного.

В ст. 49 УПК РФ дважды упомянуто, что защитник может участвовать в уголовном деле с момента начала осуществления процессуальных действий, затрагивающих права и свободы некоторых лиц. Это положение в целом соответствует позиции Конституционного Суда РФ, изложенной в постановлении N 11-П. Однако данная норма не совсем подходит для применения, поскольку в представлении следователя (дознавателя) ограничение прав и свобод личности - это прежде всего применение к ней мер процессуального принуждения, но они в стадии возбуждения уголовного дела недопустимы. Единственная ситуация, не оставляющая сомнений в том, что в ней ограничиваются права и свободы личности, - задержание лица по подозрению в совершении преступления. В иных случаях (при явке лица с повинной, получении от лица объяснений по поводу имеющейся против него информации, проведении следственных действий, дозволенных в стадии возбуждения уголовного дела) очевидного ограничения прав и свобод личности нет, однако в поведении следователя (дознавателя), производящего проверку сообщения о преступлении, его словах, вопросах неприкрыто выражается подозрение. Человек, в отношении которого проводятся эти действия, ощущает себя заподозренным в преступлении, но официально таковым не признается. Это противоречит главной обязанности государства - признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина (ст. 2 Конституции РФ).

Нельзя забывать, что публичное уголовное преследование осуществляется следователем (дознавателем) от имени государства и потому облекается в официальную форму. Классическим образцом этого выступает постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого - процессуальный документ, предназначенный для того, чтобы наделять уголовно преследуемое лицо статусом обвиняемого. Благодаря данному акту орган предварительного расследования выдвигает против лица четко выраженное обвинение, а лицо приобретает ясное представление о своем процессуальном положении, а главное - о своих правах и обязанностях.

В этом суть не только обвинения, но и подозрения, так как и то и другое является публичным уголовным преследованием. Обвинение - это "утверждение о совершении определенным лицом деяния, запрещенного уголовным законом, выдвинутое в порядке, установленном настоящим Кодексом" (п. 22 ст. 5 УПК РФ), а подозрение - то же утверждение, но о причастности лица к совершению преступления.

Законодатель в советское время отошел от такого подхода, закрепив в качестве легитимной формы выдвижения подозрения не специальное постановление о признании лица подозреваемым, а протокол задержания и постановление о применении меры пресечения (ст. 52 УПК РСФСР). Позже к ним добавилось постановление о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица. Сегодня, как и тогда, законодатель полагает, что эти акты сами по себе ясно выражают факт уголовного преследования и поэтому нет необходимости в дополнительной формулировке тезиса подозрения. Тем самым процессуальные решения, имеющие собственные цели (задержать, подвергнуть мере пресечения, возбудить уголовное дело), приобретают еще одну цель - наделить лицо статусом подозреваемого. Если в советский период такой подход был объясним и оправдан, то в настоящее время это анахронизм, прямо нарушающий права, свободы и законные интересы личности. В сложной и крайне важной юридической ситуации человек вначале подвергается существенному ограничению своих прав и свобод, а затем мимоходом узнает, что стал подозреваемым в совершении преступления.

Такая конструкция противоречит логике правовой деятельности, согласно которой меры государственного принуждения должны применяться к лицу, уже обладающему определенным юридическим статусом. Не случайно в УПК РФ речь идет о задержании подозреваемого (ст. 91), применении меры пресечения к подозреваемому (ст. 100), т.е. об ограничении прав и свобод лица, статус которого четко обозначен. Отсюда следует, что лицо становится подозреваемым не потому, что задерживается, а наоборот - задерживается потому, что подозревается. В противном случае "телега оказывается впереди лошади". К сожалению, именно это чаще всего происходит при признании лица подозреваемым.

По-иному выстраивается схема уголовного преследования, если лицу вручается уведомление о подозрении. Закрепив данный акт в УПК РФ в 2007 г., законодатель наиболее близко подошел к идее выдвижения тезиса подозрения посредством отдельного унифицированного процессуального документа. По существу уведомление о подозрении - это аналог постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого, поскольку оба акта предназначены для наделения человека статусом уголовно преследуемого лица путем формулировки и предъявления ему официального утверждения органа предварительного следствия или дознания о его причастности к совершению расследуемого преступления (подозрение) или о совершении последнего (обвинение).

Достаточно использовать уведомление о подозрении в стадии возбуждения уголовного дела, а в стадии предварительного расследования выносить постановление о признании лица подозреваемым, и все встанет на свои места: уведомление о подозрении выступит универсальной формой признания лица заподозренным, а постановление - подозреваемым.

Можно возразить, что такая конструкция излишне формализует и утяжеляет уголовно-процессуальную деятельность, поскольку уголовное преследование одного и того же лица требует вынесения сначала уведомления о подозрении, затем постановления о признании лица подозреваемым, а в итоге - постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого. Но что лучше: вынести очередной процессуальный документ, благодаря которому лицу придается определенный юридический статус и оно наделяется ясными правами и обязанностями, либо оставить человека в правовой "пустоте" с неизбежным ограничением его прав, свобод и законных интересов?

Выдвижение официального тезиса подозрения отвечает интересам обеих сторон правоотношения. Личность, оказавшаяся под подозрением, своевременно приобретает надлежащий правовой статус, а следователь (дознаватель) располагает свободой выбора тактики своих действий, самостоятельно определяя момент вовлечения лица, подозреваемого в совершении преступления, в уголовно-процессуальную деятельность.

Кроме того, многие участники судопроизводства в УПК РФ часто лишь упоминаются, а их статус не раскрывается. Это, например, заявитель, лицо, дающее объяснение, залогодатель, поручитель и др. Отсутствие специальных норм, регламентирующих их правомочия, можно объяснить второстепенной ролью данных лиц в уголовно-процессуальной деятельности. Однако в конкретных процессуальных ситуациях с их участием неизбежно возникают проблемы и конфликты, количество которых было бы заметно меньше в случае закрепления в Кодексе правомочий этих субъектов.

Уголовно преследуемое лицо - центральная фигура в уголовном процессе, и потому одним упоминанием заподозренного как участника уголовного судопроизводства ограничиваться нельзя. Необходима максимально полная регламентация его прав и обязанностей. Положение облегчается наличием в УПК РФ ст. 46, содержащей подробный перечень правомочий подозреваемого. Все они в равной мере относятся и к заподозренному. Если озаглавить эту статью "Лицо, подозреваемое в совершении преступления" и вести в ней речь о двух статусах: заподозренного и подозреваемого, разграничив их, то проблема нормативного закрепления процессуального положения заподозренного в основном будет решена.

Список литературы

Карнеева Л.М. Привлечение к уголовной ответственности. Законность и обоснованность. М., 1971.

Клепов М.Н. Теория и практика становления процессуального статуса подозреваемого в российском уголовном судопроизводстве: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2002.

Коновалов Е.Ф. Розыскная деятельность следователя. М., 1973.

Образцов В.А. Выявление и изобличение преступника. М., 1997.

Ретюнских И.А. Процессуальные проблемы задержания лица по подозрению в совершении преступления: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001.

Чувилев А.А. Институт подозреваемого в советском уголовном процессе: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1968.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Чувилев А.А. Институт подозреваемого в советском уголовном процессе: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1968.

*(2) Ретюнских И.А. Процессуальные проблемы задержания лица по подозрению в совершении преступления: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001; см. также: Карнеева Л.М. Привлечение к уголовной ответственности. Законность и обоснованность. М., 1971. С. 61; Коновалов Е.Ф. Розыскная деятельность следователя. М., 1973. С. 6; Образцов В.А. Выявление и изобличение преступника. М., 1997. С. 144; Клепов М.Н. Теория и практика становления процессуального статуса подозреваемого в российском уголовном судопроизводстве: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2002 и др.