Привлечение к партийной ответственности в системе политико-правовых отношений СССР (1919-1952 гг.) (Т.Н. Никонорова, журнал "Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2015 г.)

Привлечение к партийной ответственности в системе политико-правовых отношений СССР (1919-1952 гг.)

Т.Н. Никонорова,

аспирант Российского государственного гуманитарного

университета, помощник юридического департамента

"John Deere Agricultural Holdings, Inc"

(Москва)

Журнал "Российский юридический журнал", N 4, июль-август 2015 г.

Юридическая ответственность - основной механизм поддержания правопорядка, пресечения противоправных деяний, наиболее серьезная по своим последствиям, значению и социальному восприятию форма ответственности субъекта перед обществом и государством. Партийная ответственность не может обеспечиваться государственным принуждением и не обладает свойствами публично-правового регулятора. Однако когда государственная власть осуществляется партией, партийная ответственность если и не замещает полностью юридическую ответственность, то приобретает некоторые ее характеристики, оказывает серьезное влияние на правовую систему. Без уяснения механизмов партийной ответственности мы не сможем понять принципы функционирования советской государственно-правовой модели.

Партийная ответственность неразрывно связана с партийными нормами. Коммунистическая партия действовала согласно внутренним нормативным актам, среди которых центральное место занимал ее Устав. Он содержал диспозицию должного поведения членов партии, устанавливал правила работы партийных органов и структур, а также определял те девиативные деяния, за которые наступала партийная ответственность.

В Уставе партии, принятом VIII Всероссийской партийной конференцией (1919 г.), существовал специальный раздел - "О партийной дисциплине". В нем указывалось, что наказанию подлежит "неисполнение постановлений высших организаций" (п. 51)*(1). Отметим, что к "высшим организациям" относились не только партийные, но и государственные органы. Тем самым Устав допускал привлечение к партийной ответственности за нарушение как партийных, так и советских нормативных актов и распоряжений. Согласно Уставу партийная ответственность предусматривалась и за "другие проступки, признаваемые преступными общественным мнением партии"*(2). Это расплывчатое определение позволяло привлекать к партийной ответственности практически за любое действие или бездействие, что было удобно в условиях формирующейся тогда тоталитарной модели управления. Данные формулировки сохранились и в последующих редакциях Устава*(3).

Партийные нормы содержались в решениях партийных съездов, пленумов, постановлениях ЦК ВКП(б) и иных органов партии. Не следует забывать, что все советские нормативные документы, как минимум, согласовывались с партийными инстанциями, многие принимались совместно с ними, например совместные постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б). Отсутствие четкого разграничения предметов регулирования между партийными и советскими нормотворческими органами предопределило ситуацию, когда институт партийной ответственности стал универсальным инструментом борьбы с разнообразными девиативными практиками.

Партийная ответственность наступала в случаях:

1) несоблюдения предписаний партийных и советских нормативных документов;

2) нарушения партийной дисциплины, норм партийной этики и морали, совершения идеологических и политических проступков.

Согласно Уставу ВКП(б) применялись такие виды наказаний, как постановка на вид, выговор, публичное порицание, временное отстранение от ответственной партийной и советской работы, исключение из партии, исключение из партии с сообщением о проступке административным и судебным властям*(4).

Партийное взыскание фиксировалось в учетной карточке коммуниста, что в дальнейшем служило препятствием для карьерного роста, а при последующем партийном расследовании могло сыграть ключевую роль в назначении более строго наказания.

Устав определял, что вопрос об исключении кого-либо из партии должен решаться общим собранием той организации, членом которой данное лицо являлось. Однако уже с первых лет советской власти стали формироваться специальные партийные органы, уполномоченные проводить партийное расследование и привлекать к партийной ответственности. Так, в 1920 г. были созданы Центральная контрольная комиссия (ЦКК) и областные, губернские и окружные контрольные комиссии (КК). В ЦКК работал штат партийных следователей и партколлегия, на заседаниях которой рассматривались наиболее значимые партийные проступки. Основная же масса проступков проходила через региональные КК.

В 1934 г. на XVII съезде партии ЦКК преобразовали в Комиссию партийного контроля (КПК) при ЦК ВКП(б). На бюро и партколлегии КПК разбирались проступки высокопоставленных номенклатурных работников. Решения КПК утверждались ЦК ВКП(б).

На местах учреждались партийные коллегии КПК, занимавшиеся делами о нарушениях партдисциплины, партэтики (в частности, они проводили "чистки" партийных рядов от неблагонадежных элементов) и жалобами на решения "первичек"*(5). В 1939 г. коллегии ликвидировали, а их функции передали областным, краевым, республиканским партийным комитетам*(6). С 1943 г. при обкомах для рассмотрения персональных дел начали создаваться партколлегии (КПК напрямую они не подчинялись).

На "подсудность" дел влияло то, к какой номенклатуре относилось лицо, привлекаемое к партийной ответственности. В КПК, например, разбирались дела номенклатурных работников ЦК ВКП(б), а также лиц, входивших в номенклатурные списки обкомов, крайкомов, республиканских ЦК и иных "нижестоящих" комитетов.

Партийные контролеры не без гордости отмечали, что "практика контрольной комиссии выработала особый тип, особую форму судопроизводства, суда партийного, товарищеского"*(7). Действительно, принятая сначала в ЦКК, а затем в КПК и партколлегиях процедура партийного расследования определялась, скорее, наработанной практикой, нежели нормативными документами. В частности, опубликованное в 1934 г. Положение о КПК устанавливало структуру этого органа и почти не содержало процессуальных норм.

На практике партийное "судопроизводство" заимствовало некоторые черты советского уголовного процесса: выезд партийного следователя (контролера) на место "преступления", допрос свидетелей, очные ставки. Однако само заседание проходило в закрытом порядке, без стороны защиты, а иногда и заочно - в отсутствие обвиняемого. Вначале партийный следователь зачитывал результаты проведенного расследования, потом опрашивали свидетелей, товарищей, знающих обвиняемого. Вопрос о привлечении к ответственности решался голосованием членов соответствующего контрольного органа или бюро парткома (данный порядок мы реконструировали по воспоминаниям партийных функционеров*(8)).

Согласно отчету КПК за 1939-1951 гг. только из территориальных парторганизаций исключили 1 млн. 827 тыс. 350 человек*(9). По своим социальным последствиям крайняя мера партийной ответственности была приближена к юридической ответственности. Партийная ответственность обеспечивалась силой государственного принуждения. Как только коммунист лишался партбилета, его в большинстве случаев сразу же увольняли с работы, исключали из университета, могли выселить из квартиры*(10). Он становился социальным изгоем.

"Для рядовых членов партии пребывание в партии или исключение из партии - вопрос жизни и смерти"*(11). Фраза И.В. Сталина для многих обретала реальный смысл. Исключение из партии зачастую непосредственно предшествовало аресту, а институт партийной ответственности был пусковым механизмом репрессивной машины. Резолютивная часть решений об исключении из партии могла содержать предписания: "Материалы передать в Прокуратуру СССР для привлечения к ответственности", "Передать дело следственным органам".

Нам не удалось найти какую-либо статистику самоубийств, связанных с исключением из партии. Однако можно предположить, что подобные явления были нередки. Так, 14 июня 1936 г. непосредственно в здании КПК слушалось дело М. Березовского, подозреваемого в сокрытии своего кулацкого происхождения. После того как члены партколлегии задали ему несколько вопросов об имущественном положении отца, он, не начав объяснения, "бросил портфель, с криком выбежал из комнаты и выбросился из окна"*(12). Вот насколько сильным был страх лишиться партийного билета. Аналогичный случай произошел 29 января 1937 г. в здании Высших курсов советского строительства при ВЦИК, где обнаружили повешенной слушательницу курсов молодую коммунистку Фаину Шоцкую, днем ранее исключенную из партии за "троцкистские высказывания"*(13). Правда, на решение о наложении партийного взыскания, в том числе на исключение из партии, можно было подать апелляцию сначала в бюро обкома, крайкома или ЦК компартии республики, а затем и в партколлегию КПК при ЦК ВКП(б). Каждый год через партколлегию проходило несколько тысяч таких апелляций, четверть которых удовлетворялась*(14) (при незначительности проступка, положительной характеристике с места работы и ходатайстве партийного комитета).

Анализ сохранившихся протоколов Бюро КПК за 1934-1952 гг.*(15) позволяет выделить несколько ключевых характеристик партийной пенализационной политики.

При наложении взысканий партийные органы руководствовались политической целесообразностью. Нередко исключения из партии проводились в рамках репрессивных кампаний и служили инструментом расправы. Имели место откровенные фальсификации, когда "основанием для исключения из партии арестованного являлось сообщение КГБ о факте ареста, а основанием для обвинения во вражеской деятельности арестованного было постановление КПК об исключении его из партии как врага народа"*(16).

Даже за незначительные идеологические девиации наказывали не менее строго, чем за серьезное злоупотребление должностными полномочиями. Например, постановлением Бюро КПК от 13 ноября 1952 г. сотрудника МИД СССР Щ. исключили из партии только за то, что во время первомайских торжеств, глядя на праздничное оформление здания МИД, он заметил: "Такими же мигающими красными огоньками украшают французские дома терпимости"*(17). Другого сотрудника МИД СССР Х. постановлением бюро КПК от 29 декабря 1951 г. исключили из партии за "неоднократное злоупотребление должностным положением": контрабандный ввоз из зарубежных командировок "всякого барахла", незаконное получение гонорара в 9 тыс. руб., перепродажу через комиссионный магазин служебных костюмов, воровство угля из котельной МИД, приобретение двух телевизоров "нечестным путем"*(18).

Ответственность была не только личной, она могла последовать за "ненадлежащее" поведение родственников, за негативную оценку частной жизни гражданина. В 1939-1951 гг., например, за "неправильное поведение в быту" (пьянство, супружеские измены, пристрастие к заграничным вещам и пр.) и совершение религиозных обрядов обкомы, крайкомы, ЦК компартий союзных республик исключили из партии 69 154 человек*(19).

Нерешенной оставалась проблема разграничения партийной и юридической (главным образом, уголовной) ответственности, а также очередности их наступления.

С 1920-х гг. установился особый порядок рассмотрения уголовных дел, заведенных на членов партии, который, в частности, предполагал предварительное испрашивание у уполномоченных партийных органов разрешения на проведение следственных действий.

В отчете ЦКК XIII съезду партии (1924 г.) говорилось: "Шестьдесят К[онтрольных] К[омиссий] (из 96) систематически рассматривали дела коммунистов до решения суда. Некоторые КК брали на себя ответственность за прекращение дел коммунистов в суде. В результате такой работы КК последние загружались уголовными делами, не говоря уже о том, что у беспартийных могло получиться представление о безнаказанности коммунистов"*(20).

Однако ситуация не изменилась и через десять лет. В 1934 г. член КПК Е.М. Ярославский напомнил, что нужно "самым суровым образом различать дела, которые необходимо разбирать в партийном порядке, и дела, которые должны быть разбираемы в государственном порядке, незачем иметь такое положение, когда партколлегии подменяли партийным судом наш советский суд"*(21).

В 1936 г. III Пленум КПК констатировал, что "партийным взысканием нередко подменяется ответственность члена партии перед советским законом за совершенный им проступок"*(22). Об этом в своем выступлении говорил председатель КПК Н.И. Ежов: "Мы знаем сотни случаев, когда жулик и проходимец отделывался партийным взысканием за совершенное им уголовное преступление, за которое любой беспартийный был бы сурово осужден в судебном порядке"*(23).

Однако благие намерения устранить столь порочную практику остались неосуществленными: партийный контроль продолжал подменять следственные органы. Более того, если в 1924 г. от Контрольной комиссии требовалось только в особых случаях исключать коммунистов из партии до решения суда, то в более поздний период досудебное исключение коммуниста из ВКП(б) стало общим правилом. Как указал заместитель председателя КПК М.Ф. Шкирятов на совещании с секретарями партколлегий при обкомах, крайкомах и ЦК союзных республик 19 июня 1950 г., "дело коммуниста нужно разбирать независимо от судебного дела. Поступило дело, не нужно дожидаться, когда кончится дело в суде. Нельзя также и ждать решения суда и затем уже исключать. Ведь зачастую судебные органы не совсем правильно решают"*(24).

Такой порядок предварительного разбора уголовно наказуемых деяний привел к тому, что, во-первых, наложение партийного взыскания делало вину доказанной еще до суда, во-вторых, КПК и иные структуры ВКП(б), уполномоченные проводить партийное расследование, могли произвольно "фильтровать" дела, подлежащие передаче в судебно-следственные органы.

Показательно, что 40% всех рассмотренных КПК проступков относились к делам о злоупотреблениях, растратах и хищениях*(25). Почти половина из них заканчивалась выговорами без передачи материалов следственным органам. При наложении санкции на растратчиков в резолютивную часть постановления включалось обязательство внести в доход государства определенную сумму, например: "Обязать П. внести в течение года в госбюджет 15 тыс. руб. в возмещение незаконно израсходованных им государственных средств"*(26). Этим "инцидент" исчерпывался. Отчасти причиной тому было нежелание афишировать должностные злоупотребления номенклатурных работников, навредить авторитету партии.

Таким образом, институт партийной ответственности устанавливался преимущественно неписаными правилами и реализовывался специальными квазисудебными партийными органами и структурами. Партийная ответственность наступала не только за нарушение партийной дисциплины, но и за правонарушения уголовного характера. Данный институт позволял, с одной стороны, держать в узде советско-партийную бюрократию, внушать "превентивный" страх, расправляться с неугодными коммунистами, запуская при необходимости репрессивный механизм, когда в результате партийной ответственности санкции и "процессуально-обеспечительные меры" реализовывались государственными органами; с другой стороны, он усиливал ощущение личной ответственности коммунистов перед партией. Ведь только она, а не советские судебно-следственные органы, могла определять виновность членов партии и меру их ответственности. Так создавалась "корпоративная" система ценностей, нивелировались верховенство закона и принцип осуществления правосудия только судом.

Список литературы

Абелин С., Борисов Б. Беседы с молодыми коммунистами об Уставе ВКП(б) // Партийная жизнь. 1946. N 2.

Авторханов А.Г. Мемуары. Франкфурт, 1983.

Бажанов Б.Г. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. СПб., 1992.

О рассмотрении в обкомах, крайкомах, ЦК компартий союзных республик решений райкомов, горкомов партии об исключении из рядов ВКП(б) и апелляций исключенных на эти решения: постановление ЦК ВКП(б) от 15 июня 1939 г. // Партийное строительство. 1939. N 12.

Отчет о деятельности Московской Контрольной Комиссии РКП с 20 июня 1921 г по 1 марта 1922 г. М., 1922.

Отчет Центральной контрольной комиссии РКП(б) XIII съезду партии. Май 1923 - май 1924. М., 1924.

Положения о Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), о Комиссии советского контроля при СНК Союза ССР. Л., 1934.

Последняя "антипартийная" группа: стенограф. отчет июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС // Исторический архив. 1993. N 6.

Постановления III Пленума Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) 7-10 марта 1936 г. М., 1936.

Российский государственный архив новейшей истории. Ф. 6. Оп. 6. Д. 1. Л. 5, 13, 17; Д. 24. Л. 7-8; Д. 56. Л. 35.

Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 589. Оп. 4. Д. 15. Л. 112-115; Д. 20-95; Оп. 5. Д. 3-261; Д. 139. Л. 129; Д. 212. Л. 10; Д. 222. Л. 79; Ф. 671. Оп. 1. Д. 84. Л. 241; Д. 87. Л. 123; Д. 95. Л. 23. Устав ВКП(б). М., 1944.

Устав Российской Коммунистической партии (большевиков). М., 1920. Ягодкин И.А. Страницы жизни: воспоминания заместителя председателя КПК при ЦК ВКП(б) // Центральный московский архив-музей личных собраний (ЦМАМЛС). Ф. 173. Сд. Оп. Д. 10, 11, 12.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Устав Российской Коммунистической партии (большевиков). М., 1920. С. 12.

*(2) Устав Российской Коммунистической партии (большевиков). М., 1920. С. 12.

*(3) Устав ВКП(б). М., 1944. C. 28.

*(4) Устав Российской Коммунистической партии (большевиков). М., 1920. С. 12.

*(5) Положения о Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), о Комиссии советского контроля при СНК Союза ССР. Л., 1934. С. 8-9.

*(6) О рассмотрении в обкомах, крайкомах, ЦК компартий союзных республик решений райкомов, горкомов партии об исключении из рядов ВКП(б) и апелляций исключенных на эти решения: постановление ЦК ВКП(б) от 15 июня 1939 г. // Партийное строительство. 1939. N 12. С. 63.

*(7) Отчет о деятельности Московской Контрольной Комиссии РКП с 20 июня 1921 г. по 1 марта 1922 г. М., 1922. С. 5.

*(8) Авторханов А.Г. Мемуары. Франкфурт, 1983; Бажанов Б.Г. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. СПб., 1992; Ягодкин И.А. Страницы жизни: воспоминания заместителя председателя КПК при ЦК ВКП(б) // Центральный московский архив-музей личных собраний (ЦМАМЛС). Ф. 173. Сд. Оп. Д. 10, 11, 12.

*(9) Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 6. Оп. 6. Д. 24. Л. 7-8.

*(10) Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 589. Оп. 4. Д. 15. Л. 112-115.

*(11) Абелин С., Борисов Б. Беседы с молодыми коммунистами об Уставе ВКП(б) // Партийная жизнь. 1946. N 2. С. 58.

*(12) РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 84. Л. 241.

*(13) Там же. Д. 87. Л. 123.

*(14) РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 1. Л. 17.

*(15) РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 4. Д. 20-95; Оп. 5. Д. 3-261.

*(16) Последняя "антипартийная" группа: стенограф. отчет июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС // Исторический архив. 1993. N 6. С. 12.

*(17) РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 212. Л. 10.

*(18) Там же. Д. 222. Л. 79.

*(19) РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 1. Л. 13.

*(20) Отчет Центральной контрольной комиссии РКП(б) XIII съезду партии. Май 1923 - май 1924. М., 1924. С. 221.

*(21) РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 4. Д. 15. Л. 115.

*(22) Постановления III Пленума Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) 7-10 марта 1936 г. М., 1936. С. 21.

*(23) РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 95. Л. 23.

*(24) РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 56. Л. 35.

*(25) РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 1. Л. 5.

*(26) РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 5. Д. 139. Л. 129.