К проблеме обоснования судейского усмотрения в судебном решении (М.А. Никонов, "Закон", N 3, март 2013 г.)

К проблеме обоснования судейского усмотрения в судебном решении

Статья посвящена рассмотрению проблемных вопросов, касающихся мотивировки судебных актов, ее качества, взаимосвязи с интеллектуально-психическим процессом принятия решения по делу и осуществлением судейского усмотрения.

Среди множества вопросов, возникших в постсоветской отечественной юридической науке в связи с обращением российских правоведов к проблематике судейского усмотрения, отдельного внимания заслуживает обоснование осуществления судейского усмотрения в мотивировочной части судебного акта тем или иным образом по конкретному делу в рамках существующего дискреционного пространства.

По нашему мнению, проблема обоснования судейского усмотрения вызвана не только непрочерченностью границ дискреционного пространства (обусловленной open texture*(1) юридического языка), трудоемкостью их нащупывания и выписывания в мотивировочной части судебного акта, но и целым рядом положений более общего характера, связанных с мотивировкой судебных решений. В настоящей статье предполагается обсудить следующие вопросы.

- Решение правоприменительной задачи задом наперед: от готового ответа к обоснованию решения.

- Наивность представлений о том, что судебный акт полностью отражает те мотивы, по которым принято решение.

- Наличие "суррогатов мотивировки".

- Принципиальная возможность обосновать любое решение при наличии пространства для усмотрения.

Как мы видим, обсуждение заявленных положений может привести нас (1) либо к выводу о том, что то или иное осуществление судейского усмотрения судом первой инстанции остается неподконтрольным как вышестоящим инстанциям, так и обществу, а следовательно, такое осуществление беспредельно субъективно, (2) либо к выводу о том, что осуществление усмотрения в принципе контролировать возможно и задача процессуалистов состоит лишь в нахождении пригодного для этого инструментария.

1. Исходным пунктом наших рассуждений будет утверждение судьи Дж. Хатченсона о том, что судьи решают дела на основе догадки, а затем пишут решения, чтобы ее оправдать*(2). То есть закон используется post hoc для обоснования уже принятого (осознанно или неосознанно) решения.

Иными словами, согласно процитированному мнению правоприменитель, как правило, принимает решение (т.е. оценивает доказательства, квалифицирует полученные факты-знания тем или иным образом) и прописывает этот процесс текстуально подобно тому, как решает задачку школьник, заглянувший в конец учебника, - путем подгона под некую предзаданность.

Указанная точка зрения может показаться крамольной для некоторых российских правоведов, исповедующих панлогизм и полагающих, что принятие решения - всего лишь построение силлогизма из двух посылок (посылки права и посылки факта), а судья представляет собой автомат, заполняемый "перфокартами" с однообразно понимаемыми нормативно-правовыми актами и голыми фактами.

На наш взгляд, построение силлогизма (и прописывание его в судебном акте) - значимая часть решения правоприменительной задачи, но акцентирование внимания на ней, однако, серьезно упрощает понимание юридического мышления, поскольку, в частности, уводит в тень обсуждение вопроса о том, что прежде, чем работать с некими операндами в рамках формальной логики, эти операнды надо получить, ведь "операции формальной логики всегда опосредуются процедурами толкования знаковой реальности"*(3). Если о толковании правовых текстов в российской науке писали и до революции, и в советскую эпоху, и в постсоветский период, то о судебном факте как продукте интерпретации следа (в криминалистическом значении этого слова) посредством логики и риторики высказываются немногие отечественные процессуалисты (что, по-видимому, можно объяснить хотя и подугасшим, но тем не менее сохранившимся влиянием концепции объективной истины, базирующейся на упрощенной теории отражения).

Примечание. Именно перевод фактов-явлений в факты-знания и последующая работа с ними как мыслеречедеятельностный процесс является, на наш взгляд, той планетой, куда практически не ступала нога отечественного правоведа, традиционно работающего на площадке комментирования текстов, но не в междисциплинарном пространстве.

В зарубежной юридической литературе, напротив, помимо экспертных мнений судей, владеющих инсайдерской информацией о кухне принятия решений*(4), приводятся результаты полевых исследований*(5) внеправовых факторов decision-making*(6), доказывающих в том числе использование обратной логики при решении правоприменительных задач.

В частности, C. Guthrie, J.J. Rachlinski, A.J. Wistrich*(7) (а также ряд других авторов*(8)) успешно эмпирически проверили давнюю гипотезу о том, что судьи в большой степени полагаются на свои интуитивные способности (пред-понимание)*(9) при разрешении дел, хотя в последующем могут их и рационализовать.

Примечание. Таким образом, следует обратиться к вопросу: куда же заглядывает в процессе доказывания судья, не имея решебника с ответами, или, несколько переформулировав, какова природа пред-понимания и за счет чего оно формируется?

Не имея возможности развернуть в ограниченных рамках настоящей статьи полноценное исследование на данную тему, мы лишь упомянем о существующей в юридической науке группировке возможных ответов на поставленный вопрос в два блока - социологический и психологический*(10). В первом речь идет о силе традиций, культурных матриц, воздействии практик, пробуждаемых конструкциями социоправового института, его узлами, связями, системами поощрений и взысканий, образующими "функциональные места", предрасполагающие к определенной мыслеречедеятельности. Во втором акцент смещен на личностные характеристики судьи (качество его юридического мышления, преломление в нем эстетик права*(11) и диспозитива доказывания*(12)). Даже не углубляясь в детали каждого направления, нам представляется, что верной будет формула, объединяющая оба подхода: "решение = стимулы воздействия на судью + индивидуальность судьи"*(13).

Заметим, что мы не отрицаем роль закона при принятии решения, однако не склонны ее преувеличивать, поскольку закон не является текстом, закрытым для толкований, и существует возможность (как минимум) в так называемых серых делах прописать мотивировочную часть, обосновывающую решение в пользу любой из сторон.

Обратившись к отечественным судебным актам, можно убедиться, что экстралегальные мотивы не отражаются в мотивировке*(14).

Дело в том, что для мотивировочных частей решений, вынесенных судьями романо-германской правовой семьи, нехарактерны "отступления, проявления возмущения или восторга, "легкомысленные рассуждения", признаки нерешительности и сомнений, напыщенные слова о состоянии законности, глаголы, наводящие на мысль о субъективности судей; выражение сочувствия не одобряется. Интерес, лежащий в основе этих правил и практик, кажется, направлен на поддержание имиджа судьи как специалиста, который механически применяет действующее законодательство к реальной ситуации, а не как социального инженера, который принимает решения и устанавливает общие правила поведения"*(15).

Иными словами, в континентальной традиции значение субъективного фактора личности судьи и его мнения о социальном, политическом, экономическом контексте дела при принятии решения максимально возможным образом затушевывается в решении (хотя, разумеется, субъективизм от этого никуда не исчезает) с помощью целого ряда стилистических приемов. К. Цвайгерт и Х. Кетц объясняют это тем, что подобного рода судебными решениями "уважающему авторитет власти подданному хотят продемонстрировать величие закона и по этой причине скрыть, что судья не мог принять решение на основе мыслительных, точно выверенных логических операций, а действовал, исходя из материалов рассматриваемого дела, и в сомнениях искал решения конкретных проблем методом проб и ошибок, мучительно взвешивая все за и против"*(16).

Но даже в англо-американской традиции, где судьи позволяют себе в мотивировочных частях лирические отступления и суждения на общие темы, обращение к несущим на себе более явный авторский отпечаток судебным актам не намного приоткрывает нам завесу, скрывающую всю механику принятия судебного решения.

По-видимому, прав оказывается судья Р. Познер, который считает наивной веру в то, что возможно "понять природу процесса принятия судебного решения через риторику его мотивировочной части"*(17).

В то же время некоторые скромные выводы об экстралегальных факторах (разумеется, не претендующие на полноту описания процесса decision-making) можно все-таки получать посредством анализа мотивировочных частей судебных актов. Мы рискнем привести пример, иллюстрирующий, по нашему мнению, зависимость мотивировки от таких факторов, как принятое решение по делу, зафиксированное в резолютивной части, институциональная компетенция кассационной инстанции и самость судьи. Дело, используемое нами в качестве примера, примечательно тем, что оно было первоначально рассмотрено в суде первой инстанции, где деяние было квалифицировано по ч. 1 ст. 105 УК РФ; в последующем при обжаловании в суде кассационной инстанции приговор был отменен с направлением на новое судебное рассмотрение в суд, постановивший приговор, где деяние вновь было квалифицировано по ч. 1 ст. 105 УК РФ*(18), и лишь затем суд кассационной инстанции при последующем обжаловании самостоятельно произвел переквалификацию на ч. 4 ст. 111 УК РФ*(19).

Читая мотивировочные части обоих кассационных определений, можно заметить, что если первый судья, держащий курс на отмену решения, сделал акцент на не проанализированных судом первой инстанции противоречиях в свидетельских показаниях*(20) (т.е. фактически залакировал указание на неправильно решенный, по его мнению, вопрос о квалификации фактов процессуальными придирками ввиду того, что кассационная инстанция в силу ранее действовавшей ч. 2 ст. 386 УПК РФ была не вправе давать четкие указания суду первой инстанции, предрешающие его решение, а сама в силу практики, складывающейся под воздействием существовавшей до 1 января 2013 г. "кентаврической" (кассация с элементами апелляции) инстанционной архитектуры, нечасто прибегала к переоценке фактов), то второй судья, решивший, несмотря на существовавшую практику, самостоятельно произвести переоценку фактов и, соответственно, изменить квалификацию, прямо указал на факты, свидетельствующие об отсутствии умысла на убийство (наличие патронов с непробитым капсюлем и их доступность стрелявшему для продолжения стрельбы, оставление места преступления после проверки состояния потерпевшего, что свидетельствует о наличии возможности убить лицо, которой преступник сознательно не воспользовался, а значит, не имел умысла на убийство)*(21).

Примечание. Признавая наличие затушевывания в мотивировочных частях судебных решений личностно-авторского отношения, следует сказать о его крайних проявлениях - "суррогатах мотивировки".

2. Суть указанных "суррогатов" можно выразить следующим образом: они создают видимость проведенной работы по исследованию и анализу материалов дела, нормативной базы, но в то же время крайне расплывчато описывают этот процесс.

Так, к "суррогатам мотивировки" можно отнести такие широко известные в юридическом сообществе формулировки, как "нет основания не доверять", "доказательства оценены в своей совокупности в соответствии с требованиями статьи", "суд расценивает доводы обвиняемого как способ защиты с целью уменьшения степени ответственности" и пр. Заметим, что, например, в Германии использование подобных словосочетаний недопустимо (несмотря на требования краткости): "Судебная практика исходит из запрета использования в мотивировочной части пустых, ничего не значащих слов и выражений. При этом суд для целей краткости изложения судебного решения не вправе применять стандартные формулировки при изложении мотивировочной части (курсив наш. - М.Н.)"*(22). Оговоримся, что приведенные выше фразы являются "суррогатами мотивировки" в тех случаях, когда они не сопровождаются подробным анализом доказательственного (или нормативного) материала по существу. В то же время они, на наш взгляд, допустимы, если используются в качестве связывающих, подытоживающих, вводных конструкций, обрамляющих детальный разбор доказательств, а не подменяющих его.

Нельзя не упомянуть и о позиции Европейского суда по правам человека, согласно которой "еще одна роль мотивированного решения состоит в том, что оно доказывает сторонам, что их позиции были выслушаны"*(23) (к слову, и Конституционный Суд РФ в Постановлении от 12.03.2001 N 4-П указал на общеправовой характер принципа audi alteram partem), а немотивированность судебного акта признается фактом нарушения ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод - права на справедливое судебное разбирательство*(24).

"Кроме того, мотивированное решение дает возможность какой-либо стороне обжаловать его, а апелляционной инстанции - возможность пересмотреть его"*(25). Если же анализ доказательств и его описание подменено "суррогатами мотивировки", то становится "трудно спорить с обоснованием, которого нет"*(26).

Примечание. Очевидно, что, когда показателем оценки деятельности судьи является количество отмен его решений, судья заинтересован в гладком решении с обилием "суррогатов мотивировки", за которые апеллятору/кассатору сложно зацепиться и выстроить на них доводы жалобы (представления).

Если же говорить о значении детальной мотивировки для самопроверки судьи в контексте взаимосвязи написания мотивировочной части судебного акта и интеллектуально-психологического принятия решения, то даже западные исследования (доступные автору) не содержат информации, достаточной для однозначных выводов.

С одной стороны, стала общим местом сентенция о том, что в процессе вербализации происходит уточнение смыслов норм и фактов, обращение к таким сторонам дела, которые могли бы быть упущены, и, следовательно, излагая мотивы решения, судья перепроверяет и подавляет порывы своей натуры, наводящие на некий ответ правоприменительной задачи.

С другой стороны, указанная точка зрения требует серьезной корректировки, поскольку во взаимоотношениях между вербализацией и decision-making не всё так однозначно*(27).

Во-первых, вызывает большое сомнение способность правоприменителя отрефлексировать весь свой собственный background (в котором таятся истоки пред-понимания - сложнейшей призмы, volens nolens преломляющей и сообщения о фактах, и текст нормативно-правовых актов), а следовательно, нет и возможности подавить или перепроверить предпонимание при помощи текста.

Таким образом, возможно и то, что пред-понимание будет отрихтовано (в большей или меньшей степени) при написании текста мотивировочной части, и то, что пред-понимание подчинит себе написание мотивировки, которая в итоге будет выстраиваться под него, движимая им, а не направляться на его опровержение. Можно сказать, что в последней ситуации пред-понимание оказывается просто выведено за зону критики, а автор, создавая текст, рискует еще больше укрепиться в своем мнении и склонен не рационализовать и рихтовать свое наинтуиченное решение, а, напротив, ошибочно убедить себя в его правильности посредством письменного текста судебного акта.

Не делая глобальных выводов на этот счет ввиду недостаточности исследований в данной области, осторожно предположим, что post hoc - рационализация пред-понимания посредством текста возможна, но (а) до некоего предела и (б) в различной степени, определяемой целым рядом факторов: культурой юридического мышления, развитостью рефлексии, применяемым языковым инструментарием...

В связи с последним хотелось бы обратить внимание на возможность использования двух стилей в написании мотивировочных частей судебных актов:

1) когда аргументы сторон просто приводятся, подсчитываются в мотивировочной части, затем используется набор дежурных фраз вроде "совокупностью приведенных доказательств установлено, что...", а затем следует вывод;

2) когда аргументы сторон проходят обработку, соотносятся друг с другом и с контраргументами, при этом изложение строится по принципу "тезис - антитезис" и сопровождается указанием на то, почему, по мнению судьи, тезис "опрокидывает" антитезис (или наоборот).

Профессор Ch. M. Oldfather отмечает, что написание мотивировки в первом стиле не влияет на подавление или перепроверку пред-понимания и решение остается наинтуиченным. Второй же стиль считается более эффективным для подавления и/или перепроверки пред-понимания*(28).

Во-вторых, у правоприменителя существует соблазн вербализовать то направление, которое просто легче переносится на бумагу, вместо того чтобы пытаться ухватить за хвост порывы пред-понимания с целью их рефлексии и перепроверки посредством текста мотивировки*(29). Иными словами, на процесс принятия решения влияет фактор сложности написания решения. Поясним данный тезис на примере уголовного судопроизводства. В российской ситуации написание оправдательного приговора сложнее, поскольку, согласно данным Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге, "каждый третий обжалованный оправдательный приговор отменяется в кассации (обвинительные отменяются в 1 случае из 15). Каждый пятый - в апелляции (обвинительные - 1 из 10)"*(30). При таком положении дел (когда оправдательным приговорам уделяется повышенное внимание*(31)) для судьи первой инстанции снижение рисков отмены такого решения может быть произведено только, пожалуй, за счет филигранного прописывания мотивировочной части судебного акта.

Примечание. Таким образом, использование "суррогатов мотивировки", несмотря на его порицание ЕСПЧ и КС РФ, с одной стороны, оказывается более удобным с точки зрения рисков обжалования, но, с другой стороны, не позволяет правоприменителю подвергнуть "проверке текстом" свое пред-понимание в большей степени (по сравнению с использованием детальной мотивировки).

С учетом сказанного среду, в которой происходит вынесение судебного акта, следует делать более благоприятной для изложения детальной мотивировки, для чего необходимо следующее.

1. Более четкая регламентация мотивировки (как на уровне процессуальных кодексов, так и на уровне решений высших судов).

2. Выработка негативной реакции вышестоящих судов на "суррогаты мотивировки", ибо это как раз тот случай, когда, казалось бы, формальные придирки существенно сказываются на отправлении правосудия. Так, например, при отмене приговора, мотивировочная часть которого содержит перечисление доказательств, сопровождающееся лишь указанием на противоречие одних из них другим (вместо упомянутого выше анализа, выстроенного по принципу "тезис - антитезис"), суд вышестоящей инстанции может использовать следующую формулировку: "суд первой инстанции в приговоре не раскрыл, в чем, по его мнению, состоит противоречивость доказательств". Данное обстоятельство препятствует проверке судебной коллегией правильности этого вывода суда, а следовательно, имеет место нарушение ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

3. В то же время у суда вышестоящей инстанции должно быть уважение к усмотрению судьи первой инстанции при его детальной мотивированности*(32). В случае если суд вышестоящей инстанции решает передоказать установленные судом первой инстанции факты или иным образом истолковать применимые нормы права, его мотивировка должна превосходить по детальности мотивировку суда первой инстанции.

4. Отход от практики оценки деятельности судьи по количеству отмен его решений в сторону более гибких систем, успешно применяемых в других странах*(33).

5. Прямое закрепление в процессуальных кодексах разрешения на приобщение проектов решений сторон процесса к материалам дела, что, с одной стороны, будет стимулировать суммирование сторонами аргументации и контраргументации, представленной в судебном заседании (а значит, и более детальный их анализ), а с другой - позволит судье проводить сравнение позиций, опредмеченных в сравнительно небольшом документе, а не в рассредоточенных по всему делу (порой достигающему нескольких десятков, а то и сотен томов) протоколах, приобщенных сторонами документах, текстах речей в прениях и т.п.

6. Снижение нагрузки на суды первой инстанции, в частности за счет развития альтернатив уголовному преследованию*(34) и досудебной медиации.

* * *

Указанные выше проблемные моменты (обратная логика, скрытость автора за нейтральными формулировками, наличие "суррогатов мотивировки" и т.д.) особенно остро ощущаются в делах дискреционных, оценочных, делах "50/50", поскольку именно на мотивировке держится легитимация осуществления судейского усмотрения как выбора наиболее справедливого варианта решения правоприменительной задачи, а следовательно, и доверие к суду, его уважение. По-видимому, можно сделать вывод о том, что при желании судья может оправдать то или иное осуществление усмотрения post hoc в мотивировочной части (тем более что единственно верного правового решения в дискреционных делах, повторим мы вслед за Г. Хартом, не существует). Главным же остается честность перед самим собой и самопроверка, которая в той или иной степени возможна только при тщательной мотивировке, убеждающей своей филигранностью не только самого судью, но и стороны, и общество, и суд вышестоящей инстанции.

М.А. Никонов,

аспирант Нижегородской правовой академии

"Закон", N 3, март 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Термин Г. Харта (подробнее см.: Харт Г. Понятие права. СПб., 2007. С. 131).

*(2) Цит. по: Legal realism at Yale: 1927-1960 by L. Kalman. Review by J.W. Singer // California Law Review. Vol. 76. N 2. P. 471.

*(3) Михайлов А.М. Генезис континентальной юридической догматики. М., 2012. С. 59.

*(4) Судья J. Frank говорит, что "судебные суждения, несомненно, в большинстве случаев производятся "задом наперед" из заключений, предварительно сформулированных" (см.: Frank J. Law and modern mind. London, 1949. P. 101). Ему вторит судья J. Kent, признающий, что сначала он становился "знатоком факта", и лишь потом приискивал правовое обоснование. "Я почти всегда находил принципы, подходящие для моего взгляда на решение дела", - пишет он (цит. по: Leiter B. American legal realism // The Blackwell Guide to the Philosophy of Law and Legal Theory / ed. by M. Golding, W.A. Edmundson. 2005. P. 53).

*(5) Краткий обзор исследований внеправовых факторов см., напр., здесь: www.yorku.ca/fodden/hwong/hwong_chapter02.pdf.

*(6) Принятие решений (англ.).

*(7) См.: Guthrie C., Rachlinski J.J., Wistrich A.J. Blinking on the bench: how judges decide cases // Cornell law rewiev. 2007. Vol. 93. N 1. P. 1-43.

*(8) См., напр.: Eisenberg T. Differing Perceptions of Attorney Fees in Bankruptcy Cases, 72 Wash. U. L.Q. 979, 982-987 (1994); Viscusi W.K. How Do Judges Think About Risk? //1 Amer. L. & Econ. Rev. 26,29 (1999).

*(9) Важно отметить: речь идет не о том, что решение принимается наугад, по прихоти и т.д. Речь идет об экстралегальных факторах, обладающих большей или меньшей латентностью, хотя и лежащих вне норм законодательства, но тем не менее влияющих на процесс принятия решения по делу.

*(10) См., напр.: Leiter B. Op. cit. P. 54-56.

*(11) См.: Шлаг П. Эстетики американского права // Российский ежегодник теории права. N 3. 2010. С. 112-180.

*(12) См.: Александров А.С. Диспозитив доказывания и аргументация в уголовном судопроизводстве // Российский ежегодник теории права. 2008. N 1. С. 473-497.

*(13) Цит. по: Leiter B. Op. cit. P. 54.

*(14) Любой интересующийся может обнаружить подтверждение данного вывода, обратившись к судебным актам, размещенным в базах судебных решений, содержащихся в СПС.

*(15) Wells M. French and American Judicial Opinions//wwws.wfu.edu/~palmitar/Courses/ComparativeLaw/CourseReadings/We lls-FrenchOpinions.htm.

*(16) Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: в 2 т. Т. I. М., 2000. С. 395.

*(17) Цит. по: Drobak J.N., North D.S. Understanding Judicial Decision-Making: The Importance of Constraints on Non- Rational Deliberations // http://economix.fr/pdf/seminaires/lien/ DrobakNorthUnderstandingJudicialDecision.pdf. P. 146.

*(18) См.: кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Владимирского областного суда от 12.02.2009 по делу N 22-291/2009 // Архив Владимирского областного суда.

*(19) См.: кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Владимирского областного суда от 19.08.2009 по делу N 22-2130/2009 // Там же.

*(20) См.: кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Владимирского областного суда от 12.02.2009 по делу N 22-291/2009 // Там же.

*(21) См.: кассационное определение судебной коллегии по уголовным делам Владимирского областного суда от 19.08.2009 по делу N 22-2130/2009 // Там же.

*(22) Рожкова М.А., Фогель В.А., Шмидт С.Г. Содержание судебного решения по российскому и германскому праву // Вестник ВАС РФ. 2009. N 2. С. 92.

*(23) Пункт 83 постановления ЕСПЧ от 11.01.2007 по делу Kuznetsov and others v. Russia, жалоба N 184/02.

*(24) См. также: постановление ЕСПЧ от 16.12.1992 по делу Hadjianastassion v. Greece, жалоба N 12945/87.

*(25) Пункт 83 постановления ЕСПЧ от 11.01.2007 по делу Kuznetsov and others v. Russia, жалоба N 184/02.

*(26) Султанов А.Р. Европейские правовые стандарты, уроки истории и правоприменительная практика. М., 2012. С. 93.

*(27) Оговоримся, что речь не идет о случаях, когда смысл нормы права однозначен (или, говоря словами Г. Харта, он находится в "зоне ядра"). В такой ситуации опытный судья может легко принять решение, основанное на позициях сторон и сложившихся стандартах. Поясним: образно говоря, норма права содержит пласты смыслов, залегающие на различной глубине. В делах подобного рода верхние пласты уже разработаны, практика по ним устоялась и пространства для усмотрения в них практически нет. Что же касается фактической стороны таких дел, то она доказывается прямыми доказательствами, позволяющими замкнуть логическую цепочку. Как следствие - правоприменительная задача решается по образцу, процесс написания судебного акта сводится к заполнению шаблона и, разумеется, никак не сказывается на процессе принятия типового решения.

*(28) См.: Oldfather Ch. M. Writing, Cognition, and the Nature of the Judicial Function // http://scholarship.law.marquette.edu/facpub/92. P. 1316-1317.

*(29) Op. cit. P. 1322.

*(30) Как обеспечить независимость судей в России: аналитическая записка / В. Волков, Э. Панеях, М. Поздняков и др. СПб., 2012. С. 20. //www.enforce.spb.ru/images/analit_zapiski/pm_1207Judge_independence_web. pdf.

*(31) См., напр.: Трошев А. Как судьи арестовывают и оправдывают: советское наследие в уголовном судопроизводстве // Как судьи принимают решения: эмпирические исследования права /под ред. В.В. Волкова. М., 2012. С. 40-52.

*(32) О взаимоотношениях первой и вышестоящих инстанций по некоторым дискреционным вопросам см. наше мнение: Никонов М.А. Дискреционные полномочия апелляционной инстанции в уголовном судопроизводстве // Традиции и новации в системе современного российского права: материалы Международной научно-практической конференции молодых ученых (МГЮА). М., 2012. С. 551-552.

*(33) См., напр.: Соломон П. Подотчетность судей в посткоммунистических государствах: от бюрократической к профессиональной подотчетности // Право и правоприменение в России: междисциплинарные исследования / под ред. В.В. Волкова. М., 2011. С. 150-177.

*(34) Подробнее см.: Головко Л.В. Альтернативы уголовному преследованию. СПб., 2002.