Федеральный закон от 30 декабря 2012 года N 302-ФЗ и вопросы интеллектуальных прав
Статья Э.П. Гаврилова, доктора юридических наук, профессора кафедры гражданского права Национального исследовательского университета Высшая школа экономики (Москва, sirill@mail.ru), анализирует влияние Федерального закона от 30 декабря 2012 года N 302-ФЗ на регулирование интеллектуальных прав.
30 декабря 2012 г. Президент Российской Федерации подписал Федеральный закон "О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации". Этот закон был опубликован в "Российской газете" 11 января 2013 г. Его основные положения вступили в силу 1 марта 2013 г.
Этот закон не содержит специальных норм, регулирующих только интеллектуальные права. Однако, он вносит существенные изменения в ряд общегражданских норм, применяемых, в том числе, в сфере интеллектуальных прав. Поэтому положения этого закона представляют интерес и для специалистов по интеллектуальным правам.
Ниже я остановлюсь на основных вносимых этим законом новеллах, имеющих существенное значение для интеллектуальных прав.
Добросовестность поведения участников гражданского оборота
Новый закон дополняет ст. 1 ГК (озаглавленную "Основные начала гражданского законодательства") двумя пунктами:
"3. При установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно.
4. Никто не вправе извлекать преимущества из своего незаконного или недобросовестного поведения".
Кроме того, внесены важные уточнения в ст. 10 ГК ("Пределы осуществления гражданских прав").
В пункт 1 этой статьи введено понятие "заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав" (другое его название - "злоупотребление правом"). Под это понятие подпадают, в частности: 1) осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу; 2) действия в обход закона с противоправной целью.
При наличии "заведомо недобросовестного осуществления гражданских прав" (то есть "злоупотребления правом") суд "с учетом характера и последствий допущенного злоупотребления отказывает лицу в защите принадлежащего ему права полностью или частично, а также применяет иные меры, предусмотренные законом" (п. 2 ст. 10 ГК).
Очевидно, что под этими "мерами, предусмотренными законом", имеются в виду способы защиты гражданских прав, указанные в ст. 12 ГК, а также в п. 3 ст. 1252 ГК.
Как известно, основным способом защиты гражданских прав является возмещение убытков. Эта мера гражданской ответственности прямо указана в новой норме, введенной в ст. 10 ГК:
"4. Если злоупотребление правом повлекло нарушение прав другого лица, такое лицо вправе требовать возмещения причиненных ему убытков".
Наконец, важной новеллой, введенной в ст. 10 ГК, является долгожданная общая презумпция добросовестности действий участников гражданского оборота, которая, к сожалению, отсутствовала в прежнем гражданском законодательстве:
"5. Добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются".
Понятие "добросовестность" (у Владимира Даля - добрая совесть, праводушие, честность, правдивость, строгая богобоязненность в поступках; у Ожегова - добросовестный - честно выполняющий свои обязательства, обязанности) - известный общий правовой принцип, который впервые появился и применялся еще в российском праве. По латыни "добросовестность" выражается словами bona fides (бона фидес). В английском языке употребляется тот же латинский термин, либо его буквальный перевод - in good faith; without fraud or deceit, то есть честно, без обмана или лживости.
В российском гражданском праве до 1 марта 2013 г. принцип добросовестности в качестве общего гражданского принципа не упоминался, хотя в отдельных случаях понятие "добросовестности" использовалось. Так, например, в той редакции ст. 10 ГК, которая действовала с 1 января 1995 г. по 28 февраля 2013 г., содержался принцип добросовестности участников гражданских правоотношений при осуществлении своих гражданских прав; но этот принцип действовал лишь в тех случаях, когда "закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно", т.е. в очень узкой сфере.
"Добросовестность" упоминается и в ст. 53 ГК:
"Лицо, которое в силу закона или учредительных документов юридического лица выступает от его имени, должно действовать в интересах представляемого им юридического лица добросовестно и разумно".
Понятие "недобросовестности" содержится также в ст. 157 ГК ("Сделки, совершенные под условием").
Само это понятие раскрывается, однако, только в Разделе II ГК, который, как известно, озаглавлен "Право собственности и другие вещные права" и не имеет никакой связи с Разделом VII ГК, относящимся к интеллектуальным правам.
В Разделе II ГК понятия "добросовестности" и "недобросовестности" упоминаются в ст. 220 (переработка вещи) и в ст. 234 (приобретательная давность), но раскрываются эти понятия лишь в ст. 302 и 303 ГК:
"Добросовестный приобретатель" - это лицо, которое не знало и не могло знать, что то лицо, у которого было приобретено имущество, не имело права его отчуждать (ст. 302 ГК), а "недобросовестный владелец имущества" это лицо, которое знало или должно было знать, что его владение незаконно (ст. 303 ГК).
Понятие "добросовестности" в Разделе III ГК не упоминается. Что касается Раздела IV ГК, то "добросовестность" упоминается здесь в нескольких статьях (602, 662), но нормы этого Раздела не применимы к интеллектуальным правам. Исключение составляют главы 59 и 60 Раздела IV ГК, которые, конечно, применимы к интеллектуальным правам, но в них понятие "добросовестности" не применяется. Наконец, в самом Разделе VII ГК, посвященном интеллектуальным правам, "недобросовестность" упоминается только один раз в сочетании "недобросовестная конкуренция" (п. 2 ст. 1512 ГК).
Итак, с 1 марта 2013 г. принцип "добросовестности" должен применяться в любых гражданских правоотношениях, касающихся интеллектуальных прав.
Но для применения этого принципа его надо уяснить. Для этого следует обратиться к теоретическим трудам по гражданскому праву. За основу дальнейшего теоретического анализа мною взята одна монография К.И. Скловского.
В этой книге содержится "Предметный указатель", пользуясь которым можно узнать, что понятие "добросовестность" затрагивается более чем на 30-ти страницах этой книги. Постараюсь кратко осветить существо понятия "добросовестности" в гражданском праве.
Доктринального определения "добросовестности" мною не было найдено. Полагаю, что "добросовестность" это основательная уверенность, убежденность правообладателя в том, что определенное гражданское право ему принадлежит, что он вправе его осуществлять и защищать.
При этом действует "презумпция добросовестности": никто не предполагается действующим недобросовестно, пока не будет доказано иное.
Сама "добросовестность" не является субъективным гражданским правом.
"Презумпция добросовестности" применяется как в сфере абсолютных гражданских прав (в том числе, в сфере права владения), так и в сфере оборота, обязательственных прав; ее содержание в обеих этих сферах - сходное, но не идентичное.
"Добросовестность" не является [юридическим] фактом, это - лишь одна из сторон такого факта.
"Добросовестность" корректирует, подправляет строго формальные правовые нормы. Исправляя правовые формальности, "добросовестность" - благо, но, вместе с тем, она несет в себе опасность увеличения произвола - как судебного, так и административного.
Таким образом, сущность "добросовестности" состоит в том, что правообладатель должен быть уверен в том, что он владеет определенным правом. При этом такая уверенность (убежденность) должна существовать у него в тот момент, когда он приобретает, осуществляет или защищает какое-либо гражданское право.
Эта уверенность (убежденность) должна основываться на том, что данное лицо не знает, не должно было знать и не могло знать о том, что его право не существует, либо существует, но в меньшем объеме.
Именно так отныне (с 1 марта 2013 г.) должны применяться понятия "добросовестности" и "презумпции добросовестности" в сфере интеллектуальных прав, а также в сфере обязательственных прав, касающихся использования интеллектуальных прав. Напомним, что заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав отныне считается злоупотреблением правом и влечет применение к нарушителю мер защиты и мер ответственности, либо к тому, что суд отказывает истцу в защите его прав.
Непосредственно перед принятием Федерального закона от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ, которым понятие злоупотребления правом было распространено и на отношения, регулируемые частью четвертой ГК, в литературе были высказаны некоторые соображения о применении понятий "злоупотребления правом" и "добросовестности" к сфере патентных прав.
Общий пафос и смысл этих статей представляются верными: надо бороться со злоупотреблениями патентными правами, надо не допускать недобросовестного их осуществления и защиты.
Вместе с тем, не могу согласиться с некоторыми пессимистическими высказываниями, содержащимися в этих статьях.
В частности, автор утверждает, что "институт защиты от злоупотребления правом в России плохо согласуется с правовой природой патентных прав", поскольку "природа патента состоит в обеспечении законной монополии".
Полагаю, что это утверждение неверно: "презумпция добросовестности" и, соответственно, понятие "злоупотребление правом" применяются у нас (длительное время и успешно), как раз в основном, по отношению к праву собственности, которое является не менее "монопольным", чем патентное право.
Другой пессимистический вывод А. Залесова, с которым я никак не могу согласиться, касается ответа на вопрос, поставленный самим автором: что делать в том случае, если на стадии выдачи патента заявитель (или патентообладатель - на стадии оспаривания патента) настаивает на узком толковании патентной формулы изобретателя, а при определении факта нарушения патента, напротив, требует, чтобы формула изобретения толковалась широко?
Очевидно, что такие действия А. Залесов считает недобросовестными, подпадающими под понятие "злоупотребления правом", но, как утверждает автор, "никаких значимых судебных решений в отношении злоупотребления патентом, к сожалению, до настоящего времени нет".
Такие действия заявителя (патентообладателя) являются недобросовестными, представляют собой злоупотребление патентным правом - с этим следует полностью согласиться. Однако неверно утверждение А. Залесова, что такие действия не преследуются по суду. Одно из таких ярких дел - Постановление Президиума ВАС РФ от 31 января 2012 г. N 11025/11, известное патентным поверенным из моего доклада, сделанного в РГАИС 12 декабря 2012 г. и описанное в литературе.
В этом споре (истцом в нем выступал патентообладатель ЗАО Научно-производственная компания "Комбиотех", а ответчиком - индийская компания "Serum Institute of India Ltd").Президиум ВАС дал суровую, но справедливую критическую оценку позиции истца, который, отстаивая действительность полученного им патента в Палате по патентным спорам, соглашался с толкованием формулы своего патента, а через несколько лет, возбудив судебный спор о том, что индийская компания якобы нарушает его патент на изобретение, настаивал на широком толковании патентной формулы.
Это - очень интересный пример применения российским судом принципа "добросовестности" в сфере интеллектуальных прав.
До 1 марта 2013 г. применение принципа "добросовестности" в патентном праве в обязательном порядке законодательством не предусматривалось. Но в праве на товарные знаки принцип "добросовестности" должен был применяться в связи с указаниями, вытекающими из подпункта 6 п. 2 ст. 1512 ГК. Однако, и в праве на товарные знаки этот принцип не всегда применялся.
В частности, принцип "добросовестности" не был применен в споре об аннулировании словесного товарного знака N 283283 "Sex and the City", зарегистрированного на имя российского юридического лица "Парлан" для периодических печатных изданий (журналов). Заявка на эту регистрацию была подана в 2003 году, сам товарный знак был зарегистрирован в 2005 году.
В 2009 году американская фирма "Эйч-Би-Оу" возбудила в Роспатенте спор об аннулировании этого товарного знака. Товарный знак был аннулирован Палатой по патентным спорам и Роспатентом; впоследствии Арбитражный суд г. Москвы оставил это решение в силе.
Поскольку первоначально основным мотивом для аннулирования товарного знака было указано якобы имевшее место нарушение владельцем товарного знака авторских прав, принадлежащих американской фирме, российский владелец товарного знака привлек меня, как специалиста по авторскому праву, для защиты своих интересов.
Само оспаривание товарного знака заслуживает особого рассмотрения.
Американская фирма является владельцем прав на художественный фильм и сериал телефильмов под общим названием "Sex and the City". На русский язык это название переводится как "Секс в большом городе". Русскоязычные версии этих фильмов распространялись в России на кассетах, были показаны по телеканалам в 2001-2003 годах. В 2003 и 2004 годах по этому американскому сериалу в России была издана книга "Секс в большом городе". Один дециметровый телеканал (не входящий в число общеобязательных) периодически показывает отдельные серии этого фильма, указывая при этом, что фильм можно смотреть детям с 16-ти лет, хотя, я убежден, что это - типичный фильм для взрослых (18+).
Американская фирма вначале в качестве основного мотива для аннулирования этого товарного знака указывала, что она является владельцем авторских прав не только на фильм "Sex and the City", но и на само название фильма, и что само это название охраняется авторским правом в Америке и, в соответствии со Всемирной конвенцией об авторском праве и с Бернской конвенцией по охране литературных и художественных произведений, также и в России.
Владелец российского товарного знака возражал против этого. Хотя, как известно, в соответствии с п. 7 ст. 1259 ГК РФ авторские права распространяются на часть произведения, в том числе - на название произведения, это имеет место лишь в том случае, когда часть или название произведения по своему характеру таковы, что они могут быть признаны самостоятельным результатом творческого труда автора, то есть являются оригинальными, уникальными, неповторимыми при параллельном творчестве. Российское гражданское право, как показывает практика, не признает охраняемыми названия произведений, состоящие из двух слов ("Петербургские тайны", "Дядя Федор" и др.), а в данном случае речь идет как раз о названии, состоящем из двух смысловых слов: "Sex" (Секс) и "City" (Большой город). Кроме того, было обнаружено, что книга, озаглавленная "Sex and the City", была издана в Великобритании еще до появления американского фильма с тем же названием, причем авторские права на эту книгу и авторские права на американский фильм не зависят друг от друга.
Палата по патентным спорам, приняв во внимание возражения владельца российского товарного знака, отклонила требования американской фирмы об аннулировании товарного знака как нарушающего ее авторские права.
Но американская фирма выдвинула одновременно и второй довод, касающийся аннулирования товарного знака: товарный знак, дескать, вводит в заблуждение потребителя относительно товара и его изготовителя (ныне это п. 3 ст. 1483 ГК РФ). Существо этого довода можно свести к следующему: покупатель российского журнала "Sex and the City", увидев в продаже номер этого журнала, обязательно вспомнит о существовании ("классного") американского фильма "Секс в большом городе", будет думать, что данный журнал издается той же американской фирмой и купит номер этого журнала. Только после этого покупатель обнаружит, что журнал не имеет никакого отношения к американскому фильму, поймет, что его ввели в заблуждение, будет разочарован, но - "поезд уже ушел", поскольку он уже купил номер этого журнала. Следовательно, издатель журнала должен прекратить вводить российского читателя в заблуждение: обладатель прав на американский фильм, пытаясь аннулировать российский товарный знак, стремится восстановить справедливость, - принцип "добросовестности" должен восторжествовать!
И принцип "добросовестности" восторжествовал: Роспатент аннулировал указанный товарный знак.
Но оказывается, на момент аннулирования товарного знака для журналов "Sex and the City", принадлежавшего российской организации, в Роспатенте (а точнее - в ФИПСе) имелась заявка на товарный знак "Sex and the City" для журналов, загодя поданная американской фирмой Эйч-Би-Оу. А потому, после аннулирования товарного знака, принадлежавшего российской организации, сразу же появился товарный знак, принадлежащий американской фирме. Тем самым, прибегнув к конструкции "введение в заблуждение", защиты "добросовестности", американская фирма добилась обеспечения своих собственных коммерческих интересов - регистрации на свое имя товарного знака, действующего на территории России.
Альтруистическая конструкция защиты интересов бедного российского потребителя, которого якобы вводят в заблуждение, оказалась только "дымовой завесой": действительный интерес американской фирмы состоял в регистрации этого товарного знака на свое имя.
Порочность практики аннулирования товарного знака, принадлежащего одному правообладателю, по причине "введения в заблуждение", с одновременной регистрацией этого же товарного знака на имя другого лица с допущением того, что принадлежность товарного знака этому другому лицу не будет "вводить в заблуждение", представляет собой извращение принципа "введения в заблуждение", являющегося абсолютным основанием для отказа в регистрации товарного знака. Такая практика приводит к тому, что используемые обозначения товаров, не зарегистрированные в качестве товарных знаков и не ставшие общеизвестными, получают - в противоречие с законом - преимущества при их последующей регистрации в качестве товарных знаков. Получается, что российская система регистрации товарных знаков, базирующаяся на принципе "первой регистрации" (first to file), превращается в систему охраны товарных знаков по принципу "первого использования" (first to use). Кстати, последняя система применяется в США.
Принцип "добросовестности" должен был быть применен в деле, касающемся товарного знака "Sex and the City": поскольку регистрация и использование товарного знака в России на имя российской организации не затрагивает никаких законных правовых интересов американской фирмы, не является актом недобросовестной конкуренции, претензии американской фирмы подлежали отклонению как нарушающие принцип "добросовестности".
Вообще, принцип "добросовестности" применяется только в такой ситуации, когда есть спор о нарушении права, спор о праве. А в данном случае такого спора не было.
Государственная регистрация прав на имущество
Другой важнейшей новеллой рассматриваемого федерального закона от 30 декабря 2012 г. является дополнение ГК статьей 8-1 "Государственная регистрация прав на имущество".
Прежний текст ГК содержит общие правила государственной регистрации прав на недвижимое имущество (ст. 131 ГК) и указывает на возможность установления государственной регистрации движимого имущества (ст. 130 ГК). Кроме того, ст. 1232 ГК содержит общие указания о возможности введения государственной регистрации отдельных прав, относящихся к сфере интеллектуальных прав. Конкретизирована статья 1232 ГК в статьях 1262, 1353, 1393, 1402, 1414, 1452, 1473, 1480, 1503, 1511, 1518 и 1529 ГК.
Вместе с тем, прежний текст ГК не содержал общих правил, относящихся к государственной регистрации как прав на недвижимость, так и прав на движимые имущества. Введение норм, включенных в статью 8-1 ГК, восполняет этот пробел.
Статья 8-1 ГК содержит большое число положений, имеющих прямое отношение к государственной регистрации патентных прав, прав на товарные знаки и на некоторые иные объекты интеллектуальных прав. Все эти положения являются общими, поскольку они могут быть заменены другими содержащимися в ГК нормами, относящимися к отдельным случаям государственной регистрации.
Нормы ст. 8-1 относятся только к тем случаям, когда государственная регистрация является по закону обязательной. Поэтому, строго говоря, "добровольная" государственная регистрация компьютерных программ, баз данных и топологий интегральных микросхем, предусмотренная в части четвертой ГК, не вписывается в эту статью. Может быть, следует такую факультативную государственную регистрацию заменить возможностью облечь такие юридические факты и сделки в нотариальную форму?
Очень важны указанные в ст. 8-1 ГК принципы, на основе которых осуществляется государственная регистрация: принцип проверки законности оснований регистрации, принцип публичности и принцип достоверности государственного реестра (п. 1 ст. 8-1).
Новые нормы содержат некоторые неясности, касающиеся определения лица, которое может требовать государственной регистрации.
Последний абзац п. 3 ст. 8-1 ГК устанавливает, что "запись в реестр вносится при наличии заявлений об этом всех лиц, совершивших сделку". Вместе с тем, здесь же указывается, что "если сделка совершена в нотариальной форме, запись в реестр вносится по заявлению любой стороны сделки, в том числе, через нотариуса". Очевидно, что на основе этой последней нормы любая сторона сделки может требовать осуществления государственной регистрации и без получения согласия другой стороны сделки.
Ситуацию окончательно запутывает первая фраза п. 4 ст. 8-1 ГК: "Если право на имущество возникает, изменяется или прекращается вследствие наступления обстоятельств, указанных в законе, запись о возникновении, изменении или прекращении этого права вносится в реестр по заявлению лица, для которого наступают такие правовые последствия". Данная норма также предусматривает возможность осуществления государственной регистрации по заявлению только одной стороны сделки.
В пункте 5 ст. 8-1 установлена обязанность регистрирующего органа проверить полномочия лица, обратившегося с заявлением о госрегистрации, законность оснований регистрации, а также иные соответствующие обстоятельства и документы.
Пункт 6 ст. 8-1 ГК содержит общую презумпцию достоверности данных, внесенных в государственный реестр. При этом "зарегистрированное право может быть оспорено только в судебном порядке".
Однако, в следующих двух случаях, указанных в п. 7 ст. 8-1, действие презумпции достоверности сведений, содержащихся в государственном реестре, приостанавливается.
Первый случай: "в отношении зарегистрированного права в государственный реестр может быть внесена отметка о возражении лица, соответствующее право которого было зарегистрировано ранее".
Если такая отметка внесена в государственный реестр, то лицо, по заявлению которого сделана эта отметка, обязано в течение трех месяцев оспорить зарегистрированное право в суде. Если же оно этого не сделало, то отметка о возражении аннулируется, и презумпция достоверности реестра восстанавливается.
Данные нормы вызывают несколько вопросов.
Первый вопрос: может ли орган, ведущий государственный реестр, отказаться внести такую отметку, а если да - то в каких случаях? Полагаю, что такой отказ возможен, но основания отказа должны быть четко определены.
Второй вопрос: о каком "соответствующем праве", противоречащем зарегистрированному праву, идет речь? О праве, зарегистрированном в том же государственном реестре, или также и о праве, зарегистрированном в другом государственном реестре? Например, можно ли внести в Государственный реестр изобретений РФ отметку о праве, имеющемся в Государственном реестре полезных моделей РФ? Полагаю, что на этот вопрос следует ответить положительно.
Второй случай: лицо, оспаривающее в суде зарегистрированное право, вправе требовать внесения в реестр отметки о наличии судебного спора в отношении этого права. Представляется, что орган, ведущий государственный реестр, обязан сделать такую отметку.
Норма, содержащаяся в п. 8 ст. 8-1 ГК, гласит, что "отказ в государственной регистрации прав на имущество либо уклонение соответствующего органа от регистрации могут быть оспорены в суде".
Следует полагать, что под эту норму подпадают и отказы внесения в государственный реестр отметок, предусмотренных в п. 7 ст. 8-1 ГК.
Использование имени или псевдонима гражданина в гражданском обороте
В соответствии со ст. 150 ГК имя гражданина относится к числу нематериальных благ, которые являются неотчуждаемыми и не передаваемыми другим лицам иным способом. К числу таких нематериальных благ относится, очевидно, и псевдоним - вымышленное имя гражданина. Псевдоним упоминается в ст. 19, а также, - применительно к авторским правам гражданина, - в ст. 1265 ГК.
Федеральный закон от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ вносит существенные изменения в эти, казалось бы, бесспорные, априорные положения.
Эти изменения состоят в том, что п. 4 ст. 19 ГК, посвященной имени гражданина, дополняется новым абзацем следующего содержания:
"Имя физического лица или его псевдоним могут быть использованы с согласия этого лица другими лицами в их творческой, предпринимательской или иной экономической деятельности способами, исключающими введение в заблуждение третьих лиц относительно тождества граждан, а также исключающими злоупотребление правом в иных формах".
Существо этой нормы сводится к тому, что право гражданина на имя, а также право гражданина на псевдоним становятся правами, участвующими в гражданском обороте, что само по себе является революцией.
Упоминаемое в этой новой норме "согласие" гражданина на то, чтобы его имя или псевдоним использовались другим лицом, очевидно, является двусторонней сделкой, т.е. договором. Этот договор может быть либо возмездным, либо безвозмездным. Презумпция возмездности любого гражданского договора содержится в п. 3 ст. 423 ГК.
Предметом такого договора будет являться право использования имени или псевдонима гражданина другими лицами.
Если такой договор касается использования имени, то очевидно, что гражданин, предоставляющий право использования своего имени, не может быть сам полностью лишен принадлежащего ему права выступать в гражданском обороте под своим именем. Однако, очевидно, что договор может налагать на него определенные ограничения в отношении использования своего имени.
По моему мнению, договор, касающийся использования псевдонима, может не только ограничить гражданина в праве использования своего псевдонима, но и вовсе лишить его этого права.
Очень трудно понять намерение законодателя, который указал, что согласие гражданина может относиться к праву использования имени или псевдонима "в творческой, предпринимательской или иной экономической деятельности". Словосочетание "экономическая деятельность", чуждое гражданскому праву, заимствовано из Арбитражного процессуального кодекса РФ, где оно применяется для того, чтобы оправдать отделение арбитражного процессуального права от гражданского процессуального права: в ст. 1 АПК РФ указывается, что арбитражными судами в Российской Федерации осуществляется "правосудие в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности".
По сути дела речь здесь идет о тех же гражданских отношениях - имущественных отношениях, основанных на равенстве участников.
Очень трудно представить себе случаи использования чужого имени в "творческой деятельности", которая, в принципе, гражданским правом не может регулироваться. Следует полагать, что согласие на использование чужого имени или псевдонима будет касаться имущественных и личных неимущественных отношений, упоминаемых в пункте 1 ст. 2 ГК.
Не совсем понятным является содержащаяся в рассматриваемой новелле оговорка о том, что использование другими лицами чужого имени или псевдонима должно "исключать введение в заблуждение третьих лиц относительно тождества граждан": ведь для того, чтобы исключить такое введение в заблуждение необходимо точно идентифицировать гражданина, предоставляющего свое имя для использования, а в отношении псевдонима - "раскрыть" псевдоним. Но в этом случае имя и псевдоним, отделенные от самого гражданина, теряют свою ценность.
Данная новелла, без сомнения, связана с общим вопросом о превращении имени и псевдонима гражданина в средство индивидуализации.
На практике имя и псевдоним гражданина (часто - артиста-исполнителя) регистрируется как товарный знак и становится, таким образом, оборотоспособным, отрывается от личности, становится имущественным правом. Вопрос о таком использовании имени и псевдонима гражданина действующим законодательством совершенно не урегулирован. Этот вопрос лишь "затронут" ("обозначен") в п. 9 ст. 1483 ГК, причем лишь применительно к товарным знакам. Между тем, этот вопрос имеет большое значение и для фирменных наименований, коммерческих обозначений, названий некоммерческих организаций, а также для наименований индивидуальных предпринимателей. Механизм такого превращения следует незамедлительно определить законом.
Несмотря на неясности, касающиеся сферы действия и применения этой новеллы, сама по себе она представляется очень важной, особенно для интеллектуальных прав.
Таковы основные новые нормы, введенные в ГК Федеральным законом от 30 декабря 2012 г. N 302-ФЗ, которые затрагивают сферу интеллектуальных прав.
Э.П. Гаврилов,
доктор юридических наук,
профессор кафедры гражданского права
Национального исследовательского университета
Высшая школа экономики
"Патенты и лицензии", N 4, апрель 2013 г.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Федеральный закон от 30 декабря 2012 года N 302-ФЗ и вопросы интеллектуальных прав
Автор
Э.П. Гаврилов - доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского права Национального исследовательского университета Высшая школа экономики
"Патенты и лицензии. Интеллектуальные права", 2013, N 4